К тому же в столе у старшины Тараканова лежала секретная бумага со странным названием «ориентировка». В этой бумаге было написано, что на свете появился мошенник с черными усами, который продает пса за поросят. И вот теперь старшина Тараканов глядел на Васю, радостно понимая, что он этого мошенника поймал.
   — Так ли все было, как рассказывает гражданин Курочкин?
   — Все было наоборот.
   — Знаешь что, — сказал старшина, ослепляя Васю кокардой,
   — ты лучше чистосердечно признайся, положа руку на сердце.
   — Да я чистосердечно, — ответил Вася, кладя руку на сердце. — Это сам Курочкин был с усами. У меня-то они не растут.
   — А это что? — спросил Тараканов, указывая Васе под нос.
   — Это не усы, — напугался Вася, — это от шубы отстрижено!
   Вася подергал за усы, и они отвалились.
   — Так-так, — насмешливо сказал старшина. — А в мешочке у вас что?
   — Матрос, — пришибленно ответил Вася.
   — Ну-ка поглядим, что за матрос.
   Присев на корточки, старшина развязал веревку.
   Матрос вылез из мешка. Он встряхнулся как следует, окутавшись на миг облаком пыли.
   — Ишь ты! — сказал старшина и ткнул Матроса пальцем. — В мешок залез!
   Матрос огрызнулся — и палец милицейский налился кровью.
   И тут Матрос получил такого пинка, что у него из глаз искры посыпались. Разбрызгивая эти искры и завывая, он вылетел в дверь и как рыжее лохматое колесо укатился куда-то в сторону железнодорожного депо.


Глава двенадцатая. «Взгляни, взгляни в глаза мои суровые…»


   Дело пошло быстрее быстрого.
   У Васи отобрали усы и мешок, сунули это все в несгораемый шкаф и замкнули секретным ключом. Потом строго взяли за плечо и отвели в какую-то мрачную комнату.
   — Посидишь, — сказали и заложили дверь засовом.
   Вот как повернулось дело. Никак не думал Вася, когда приклеивал усы, что это его погубит. Никак не думал, что зря сажает Матроса в мешок. Печальный стоял теперь Вася посреди комнаты, узенькой, как шкаф-гардероб.
   На деревянной лавке, которая тянулась вдоль стены, сидел человек с лицом неспелого цвета и что-то мычал. Вася не сразу понял, что человек поет, но постепенно стал различать слова:
   Взгляни, взгляни в глаза мои суровые, Взгляни, быть может, в последний раз…
   Вася поглядел в глаза певцу, но ничего особо сурового в них не увидел — так, серая муть, голубая чепуха.
   — Ты кто такой? — спросил вдруг певец тяжелым голосом.
   — А ты? — насторожился Вася.
   — Чего? Кто я такой? Да если я скажу, ты умрешь от страха! Меня вся Тарасовка знает! Понял? Туши свет!
   — А меня все Сычи знают.
   — Туши свет! Меня Рашпиль знает! Я знаешь кто?
   — Кто?
   Тут человек, которого знала вся Тарасовка, наклонился к Васе и сказал таинственно:
   — Я — Батон! Слыхал?
   — Слыхал, — сказал Вася, хотя ничего подобного он раньше не слышал.
   — То-то! — грозно сказал Батон. — Туши свет!
   — А я знаешь кто?
   — Кто?
   — Я — Вася Куролесов! Слыхал?
   — Слыхал, — неожиданно сказал Батон и протянул руку: — Здорово!
   Вася подал руку, и тут же Батон сжал ее с оглушительной силой. Вася поднатужился и тоже крепко сжал батонскую руку. Тот еще напрягся, и Вася поднадавил. Они жали руки с такой силой, что окажись там, внутри рукопожатия, медный шарик, он бы, конечно, расплющился.
   От напряжения рыхлое лицо Батона налилось кровью. Он был и вправду похож на большой белый батон, одетый в брюки. Живот его был кругл, а голова маленькая, как и полагается батону.
   — Тебя за что взяли? — спросил он, отъединяя свою руку от Васиной.
   — За поросят.
   — Я тоже, помню, как-то на телятах погорел. А сейчас сижу по глупости: одному пинджаку рога посшибал.
   — За что же! — спросил Вася.
   — Он мне на ногу наступил.
   Вася невольно поглядел на эту ногу и увидел, что нога очень крупная, в ржавых ботинках на микропоре. Подробно осмотрев ногу, стал Вася оглядывать комнату. Скучной оказалась комната: стены ее окрашены были коричневой краской, а высоко под потолком вполнакала горела маленькая электрическая лампочка. Она немного помигала и потухла. И тогда Вася понял, что на улице уже вечер, целый день прошел и принес одни неприятности.
   Стало совсем темно. Через узкое окошко не видно было ничего, чуть-чуть в нем серело, и слышен был какой-то невнятный шум и гудок далекой электрички.
   «Погиб я, — думал Вася, ложась на лавку, — теперь никак не докажешь, что я не вор. Матрос в мешке — вот что меня доконало. Эх, грустные дела».
   Вася представил, как будет плакать мама Евлампьевна, выйдя его провожать в дальнюю сибирскую дорогу, станет махать платочком и совать ему в руки узелок с ватрушками. Тихо-тихо, чтобы не услышал Батон, стал Вася плакать, и сквозь слезы замычал он песню:
   Взгляни, взгляни в глаза мои суровые, Взгляни, быть может, в последний раз…



ЧАСТЬ ВТОРАЯ. «ВОДОПРОВОДЧИКИ»




Глава первая. Нос уточкой


   Утро в Карманове долго не наступало.
   Так бывает в небольших подмосковных городах — долго не наступает утро. Над Москвой уже солнечное зарево, уже пожарная сокольническая каланча позлащена восходом, а в Карманове еще темнота, темнота — ночь.
   Вася проснулся затемно и долго слушал, как сопит Батон. В предутреннем сне тот громко высвистывал носом, и кажется, любимую мелодию: «Взгляни, взгляни в глаза мои суровые…»
   Рассвело.
   И скоро зашевелилась входная дверь, заныли железные петли — дверь приоткрылась, будто зевнула. В щель выставились сонные усы старшины Тараканова.
   — Куролесов, выходи.
   Васю снова привели в дежурную комнату. Там, у окна, прислонясь к несгораемому шкафу, стоял какой-то человек в сером костюме.
   По привычке Вася поискал на его лице усы, но не нашел. Зато нашел нос, кривой и крылатый, широкие медные щеки и прищуренные глаза цвета маренго.
   Человек в сером костюме навел на Васю свои глаза и спросил:
   — Этот самый?
   — Так точно, — ответил старшина, кивая на Васю. — Под носом — искусственные усы, в мешке — пес.
   Серый костюм внимательно пригляделся и вдруг подмигнул Васе: что, мол, попался?
   — Так точно, — толковал старшина. — Товарищ Болдырев, этот самый и есть мошенник. Усы под носом, пес в мешке.
   «Вот это фамилия! — подумал Вася. — Болдырев! Как будто самовар в воду упал. Наверно, начальник!»
   — Не может быть, чтоб этот самый, — сказал между тем Болдырев, внимательно глядя на Васю.
   — Да как же, товарищ капитан?.. Усы-то под носом!
   — Уж не знаю как, — ответил капитан Болдырев. — Приметы не совпадают. Мошенник, которого мы ищем, пожилой, а этот слишком уж молод. Ну-ка, парень, рассказывай, зачем ты усы прилепил?
   — Для маскировки. Он лепит, и я буду лепить!
   — Рассказывай по порядку, — серьезно сказал капитан.
   Все время, пока Вася рассказывал, капитан хмыкал и пронзительно глядел на старшину.
   — М-да, — сказал он. — Что-то вы, товарищ старшина, напутали. Расскажите, какой из себя Курочкин.
   — Невысокого роста, пожилой, — отвечал старшина Тараканов и вдруг побледнел. — Нос уточкой.
   — Какой нос?
   — Уточкой, — повторил старшина, бледнея все больше.
   — Ну вот, — сказал капитан Болдырев. — И нос уточкой. Приметы сходятся, а усы он сбрил. Этот Курочкин и есть тот самый человек, которого мы ищем.
   — Да как же?.. Он же паспорт показал, живет в Перловке, сторож картофельного склада.
   — Паспорт поддельный, — строго сказал капитан. — А картофельного склада в Перловке сроду не было.


Глава вторая. Телеграмма


   Да, вот какие получились дела. И в голову не пришло старшине Тараканову, что Курочкин и есть тот самый мошенник, а Вася — простой человек.
   — Да, — сказал капитан Болдырев, глядя на старшину нестерпимым взглядом, — вон какие получились дела.
   Старшина открыл секретным ключом несгораемый шкаф, вынул оттуда мешок и усы и протянул Васе:
   — Возьмите, гражданин.
   — Что за мешок? — спросил капитан.
   — Ихний мешок, — ответил совсем расстроенный старшина. Усы его поникли, как спортивные флаги под дождем.
   — Это не мой мешок. Это мешок вашего Курочкина. А вот усы мои.
   — Интересно, — сказал капитан и потряс мешок. Всякая труха посыпалась оттуда. Тут же капитан — чик-чик! — свернул труху в кулечек и сунул в нагрудный карман.
   «Рассматривать, наверно, потом будет, — подумал Вася, — под микроскопом».
   — Вы понюхайте мешок, — сказал он капитану.
   — А что? Пахнет?
   — Еще как!
   — Верно, — сказал Болдырев, понюхав. — Запах есть. Только не пойму, чем пахнет. Не укроп ли?
   Старшина Тараканов тоже протянул к мешку нос и несколько раз понюхал.
   — Запах есть, — сказал он, — только тонкий запах. Я его не пойму. Это, наверно, мимозы.
   — Ничего тонкого, — сказал Вася. — Запах меда.
   — Мед? — удивился Болдырев. Он снова взял мешок в руки и принялся пристально нюхать.
   — И еще я в нем пчелу нашел, а другая была у пса в ухе. По этим приметам можно найти Курочкина.
   — Во парень! — удивился Тараканов. — И носом чует, и головой работает.
   — Молодец, — подтвердил капитан Болдырев. — Ты, я вижу, сообразительный.
   — Маленько мерекаю, — ответил Вася с достоинством.
   В этот момент дверь в дежурную комнату распахнулась, и вошел рядовой милиционер по фамилии Фрезер.
   — Товарищ старшина! — сказал он. — Вам срочная телеграмма.
   Тараканов разорвал бланк и прочел телеграмму.


Глава третья. Допрос Матроса


   «Устал как собака, — думал Вася, выходя из милиции, — и не выспался».
   В милицейском палисаднике было пусто. Только одинокий кармановский гусь бродил среди луж.
   Поглядев на гуся, Вася так зевнул, что у него все в глазах перевернулось, а когда все снова установилось, гусь уже мчался, гогоча, по лужам, а вслед за ним — рыжая рычащая фигура с обрывком веревки на шее.
   Загнав гуся под милицейский мотоцикл, фигура эта направилась к Васе и улеглась у его ног, хлопая хвостом по одуванчикам.
   — Привет! Кого я вижу!
   Матрос повалился на бок, и Васе пришлось почесать ему живот. Он почесывал его, разглядывая обрывок веревки.
   — Блохи? — послышалось за спиною. Капитан Болдырев вышел на крыльцо и разглядывал Матроса.
   — Да нет, — сказал Вася, — собаки любят, когда им брюхо чешут.
   — Да? — удивился капитан. Он хмыкнул, присел на корточки и тоже стал почесывать Матроса.
   — Да, — подтвердил Вася. — А я вот ни за что не дал бы себе брюхо чесать.
   Матрос совсем, видно, обалдел от счастья, оттого, что его чешут сразу два человека. Старшина Тараканов строго смотрел на все это в окно.
   — Видите веревку? — спросил Вася капитана. — Я ее на Матроса не цеплял. Видно, Курочкин снова его приманил, когда я в милиции сидел, и посадил на веревку. А Матрос ее перегрыз и ко мне вернулся. Кому же приятно свинью изображать?
   — М-да… — сказал Болдырев. — Значит, Матрос порвал с преступным миром. Решил начать новую жизнь. А все-таки надо бы его судить да еще и посадить годика на три.
   — Ну нет, — сказал Вася. — Матрос — честный пес. Это Курочкин виноват.
   — А зачем он хрюкал? Собака лаять должна. Наверно, он тренированный.
   — Да не хрюкал он, — сказал Вася. — Он молчал и вроде скулил, а мне казалось — похрюкивает.
   — Лаять надо было! — строго сказал капитан.
   — Его мешок оглоушивает, — пояснил Вася. — Сунешь его в мешок — он и замолкает.
   — Ну, может быть, и так, — добродушно сказал капитан, — а все же надо бы попробовать.
   — Чего попробовать? — не понял Вася.
   — Попробовать… не наведет ли он нас на след. Курочкинский.


Глава четвертая. Матрос наводит на след


   Первым делом Вася дал Матросу понюхать мешок:
   — Ищи, Матрос, ищи! Где Курочкин?
   Матрос виновато заскулил, ожидая, видно, что ему снова будут чесать живот. Но ему подсунули мешок.
   — На, Матрос, на! Нюхай мешок! — приставал к нему Вася.
   Матрос сопел и из уважения к Васе нюхал мешок.
   — Э-э, — сказал капитан, — так дело не пойдет. Чего ему зря нюхать мешок? Он в нем сидел, нанюхался.
   — Пчелы! — вспомнил тогда Вася. — Пчелы, Матрос! Вжу, вжу, вжу…
   Вася жужжал, шевелил по-пчелиному пальцами и чуть ли не летал над Матросом. Тот не знал, куда деваться: то подпрыгивал на месте, то начинал брехать.
   — Чепуха, — сказал капитан Болдырев, — ничего не получится. Дворняга и есть дворняга.
   Он подошел к Матросу и вдруг топнул ногой и крикнул:
   — Домой!
   От неожиданности Матрос прижал уши.
   — Домой! — повторил Болдырев. Он сверкнул глазами и снова топнул с такой силой, что земля затрещала.
   — Домой! Домой! — подхватил Вася.
   Он тоже затопал ботинками и попытался сверкнуть глазами. Получилось это у него так мощно, как у капитана, но Матросу, видно, все-таки не понравилось, что на него сверкают и топают. На всякий случай он побежал куда-то, все время оглядываясь. Вася и Болдырев побежали за ним.
   Матрос сворачивал с одной улицы на другую, пробегал проходными дворами, и вскоре они оказались на окраине города Карманова, в редком сосновом лесу. Здесь стояли дачи за голубыми и серыми заборами.
   Матрос остановился у забора, сбитого из разнокалиберных досок и штакетин. Кое-где его подлатали ржавой жестью — специально, чтоб не было за ним ничего видно.
   Матрос сел у калитки, поджидая Васю и Болдырева.
   — Чего уселся? — крикнул Вася, подбегая.
   Матрос заскулил и лег на землю.
   — Домой!
   И тут Матрос, видно, совсем обиделся. Он чихнул и, поджав хвост, юркнул в дырку под забором.
   — Так, — сказал Болдырев. — Надо поглядеть, что там делается.
   Он приоткрыл калитку, и тут же раздался звонкий и злобный лай. Очутившись за забором, Матрос преобразился. Как рыжий горячий дьявол, он налетел на капитана и вцепился в ботинок.
   — Молчи! — сказал Болдырев, дернув ногой.
   Матрос отлетел в сторону и плюхнулся в клубнику.
   — Смотрите-ка, — сказал Вася, схватив капитана за рукав, — ульи.
   Между яблонями, на взрыхленной земле, стояло пять ульев, выкрашенных зеленой краской.
   — Ну что ж, сказал Болдырев. — Похоже, он привел нас куда надо.
   По тропинке, мимо сарая, мимо поленницы дров, капитан пошел к дому, который виден был за кустами смородины. Вася шагал за ним. Он старался шагать смело и уверенно, но шажки получались мелкие, куриные.
   Поднявшись на крыльцо, Болдырев стукнул в дверь.
   — Кто там? — сразу послышалось за дверью.
   И в этот самый момент Васе захотелось отличиться. Прежде чем капитан успел открыть рот, Вася брякнул вдруг басом:
   — Водопроводчики!
   Болдырев так глянул на Васю, что у него сердце остановилось.
   — А чего вам надо? — слышалось между тем за дверью.
   — Водопровод хотим починить, — робко сказал Вася и совсем стушевался.
   — А у меня нету водопровода, — сказал голос за дверью. — У меня — колодец.
   — Ну давай колодец починим, — раздражаясь, сказал капитан.
   — А чего его чинить! Он и так качает.
   Говорить вроде было больше нечего. Болдырев снова вонзил свой взор в Васю, подержал его немножко в Васиной душе, а потом вынул.
   — Ладно, — сказал он, — откройте. Мы из милиции.
   — Из милиции?
   — Ага.
   — Тогда покажите документ.
   — Как же мы его покажем? Дверь-то закрыта.
   — Ничего-ничего, показывайте. Я в щелочку увижу.
   — Вот дьявол! — рассердился Болдырев. Он достал из кармана красную книжечку и развернул ее. — Ну что? — спросил он. — Видно, что ли?
   — Немножко левее, — сказали за дверью.
   Болдырев передвинул книжечку левее, и тут же над головой его раздался гром, дверная доска расщепилась, с пороховым огнем вылетела на улицу пуля и, взвизгнув, улетела по направлению к Москве.


Глава пятая. Руки вверх!


   Пуля только еще пробивала дверь, только еще высовывала наружу свою медную змеиную головку, а Болдырев и Вася уже махнули с крыльца. Вася грянул на землю и укатился за цветочную клумбу, а Болдырев врос в стену дома, прижался к ней так крепко, будто его приколотили гвоздями.
   Он вытащил из кармана черный пистолет, похожий на записную книжку.
   Услышав выстрел, Матрос подпрыгнул на месте, повис на миг в воздухе, а опустившись на землю, бросился бежать с такой скоростью, будто хотел догнать пулю.
   Добежав до ближайшего пруда, он плюхнулся в грязную воду, безумным стилем баттерфляй переплыл на другой берег и навеки затаился в крапиве.
   — Эй, водопроводчики! — послышалось за дверью.
   Вася и Болдырев молчали, окаменев.
   — Эй! Водопроводчики! Что ж молчите?
   — А чего ты стреляешься? — ответил Вася.
   — Ха-ха! — сказал человек за дверью. — Водопровод починять небось не станете…
   — С тобой починишь, — сказал Вася, оглядываясь на Болдырева, который потихонечку подвигался к углу дома. Вася понял, что Болдырев хочет зайти с тыла, ударить через окно.
   — А почему я вас в щелочку не вижу? — спросил неизвестный. — Что, вы спрятались, что ли?
   — Мы на землю залегли, — сказал Вася. — Боимся.
   — Вы уж лучше так и лежите, а то я всех перестреляю.
   — Ладно, — сказал Вася, — полежим пока. Земля не очень сырая. В самый раз картошку сажать.
   Болдырев уже скрылся за углом, и человек за дверью замолчал, затаился — видно, придумывал что-то. Может быть, заметил Болдырева?
   Проползла минута. И тут раздался треск, звон разбитого стекла, и откуда-то из глубины дома долетел до Васи крик:
   — Руки вверх!
   Дверь вздрогнула, заскрипела, кто-то бухнул в нее изнутри. Запели несмазанные петли, и на крыльцо выскочил человек с пистолетом в руках.
   Вася зажмурился.


Глава шестая. Три богатыря


   На крыльце стоял капитан Болдырев.
   А дом был пуст.
   То есть, конечно, в нем была печка, были стол, стул, шкаф, тумбочка. На столе стояла сковородка, в которой имелись остатки жареного мяса, а на стенке висела маленькая картинка «Три богатыря».
   Все это было. Не было только человека. Того, что стрелял. Исчез.
   Когда капитан разбил окно и крикнул: «Руки вверх!», дом был уже пуст.
   Болдырев обошел весь дом неслышным милицейским шагом, заглянул в шкаф и под кровать.
   Вася шел за ним, каждую минуту ожидая пулю в лоб. Но пули не было, и человека, который только что стрелял, не было.
   — Ушел, — сказал Болдырев. — А как ушел? Окна закрыты. Постой! Что это над печкой?
   Над печкой, прямо в потолке, виден был люк, который вел, очевидно, на чердак.
   По приставленной к печке лесенке Болдырев дотянулся до люка.
   — Эй? — крикнул он. — Вылезай!
   Никто не ответил, и тогда Болдырев потихоньку полез наверх. Вот в люк ушла его голова, вот уже только ботинки капитанские торчат под потолком. Вася остался в комнате один.
   Бух-бух!.. — что-то тяжело загромыхало над головой. Болдырев ходил по чердаку, и шаги его глухо отдавались в потолке. Но вот и они затихли.
   Васе стало совсем неприятно.
   «Проклятый Курочкин! — думал он. — В какую историю меня втравил! Чуть пулю в лоб не схлопотал, а теперь вот сижу неизвестно где. Того гляди, сейчас кто-нибудь ножом ахнет. Вылезет из погреба какой-нибудь косматый! Болдыреву на чердаке небось хорошо. Чего он там сидит? Слезал бы! А то сейчас войдет кто-нибудь».
   Совсем тихо стало, а в комнате не было даже и часов-ходиков, чтоб оживить тишину.
   Вася присел на краешек стула и тревожно стал разглядывать картину «Три богатыря».
   Пристально смотрел с картины Илья Муромец, поставив над глазами ладонь козырьком.
   «Что ты делаешь в чужом доме, Вася? — спрашивал вроде Илья. — Зачем влез ты в эту историю?»
   «Глупо, Вася, глупо», — говорил будто бы и Добрыня, равнодушно взглядывая в окно, где виднелись яблони и ульи между ними.
   Алеша Попович глядел печально. Единственный из троицы, он, кажется, Васю жалел.
   Скрип-скрип… — заскрипело что-то на улице. Это запели ступеньки, и у Васи охладело сердце.
   На крыльце послышались шаги.


Глава седьмая. Йод из Тарасовки


   Медленно-медленно приоткрылась дверь, и тут же сердце Васино ахнуло и полетело куда-то в глубокий колодец. Вася — хлоп-хлоп! — прихлопнул его ладонью, пытался удержать на месте, но не сумел.
   Дверь распахнулась пошире, и стал виден человек в сером костюме, а Вася уже и сообразить не мог, кто это.
   — Жив? — спросил капитан, прикрывая дверь.
   Вася молчал. Он все еще соображал, как же это так: улез на чердак, а вошел в дом с улицы?
   — Видишь, какие дела, — сказал Болдырев. — Через люк над печкой неизвестный попал на чердак, а к чердаку с той стороны дома приставлена лестница. По ней он и ушел.
   — Куда ушел?
   — Откуда я знаю! — сказал Болдырев и махнул рукой.
   И вот когда Болдырев махнул рукой, Вася наконец успокоился, сердце его шмыгнуло на свое законное место, точь-в-точь кошка, которая вбегает в дом с мороза и первым делом — на печку.
   — Что же будем делать? — бодро уже спросил Вася.
   — А! — сердито сказал Болдырев. — Упустили! Теперь его не найдешь! А тебя кто просил влезать со своими «водопроводчиками»? Кто?
   — Не знаю.
   — «Водопровод хотим починить»! — передразнил Болдырев. — Если еще раз сделаешь что-нибудь без разрешения, пиши пропало!
   — Пишу, — сказал Вася, моргнув.
   Капитан прошелся по комнате, заглянул зачем-то еще раз под кровать. Потом взял с подоконника пепельницу, сделанную в виде фиолетовой рыбки, и стал рассматривать окурки-бычки, которые лежали в ней.
   Вынув из кармана целлофановый пакетик, капитан аккуратно сложил туда окурки.
   С удивлением смотрел Вася на такие действия.
   Капитан тем временем открыл тумбочку, стоящую у кровати. В тумбочке тоже не нашлось ничего особенного. Болдырев вынул мыло, повертел его в руках — «Детское», потом достал бритву. Бритва как бритва — безопасная. За бритвой показался из тумбочки маленький пузырек темно-коричневого стекла.
   Болдырев принялся рассматривать этот пузырек, крутя его в пальцах.
   — Как думаешь, — спросил он, — что это?
   — Йод, — сказал Вася. — Каким раны мажут.
   — Откуда он?
   — Из тумбочки.
   — Прочти этикетку.
   На этикетке было написано: «Тарасовская аптека. Настойка йода».
   — Ну и что? — спросил Вася.
   — Ничего, — ответил Болдырев. — Йод из Тарасовки.
   — Ну и что?
   — «Что да что»! — рассердился Болдырев, засовывая пузырек в карман. — Запомни, и все! Может пригодиться.
   — Да зачем нам йод? Пуля-то мимо пролетела.
   Болдырев открыл рот и, видимо, хотел сказать что-то сердитое, но вдруг закрыл рот и приложил к губам палец:
   — Т-ш-ш-ш…
   На крыльце послышались шаги.


Глава восьмая. Рашпиль


   Ступеньки перестали скрипеть — человек на крыльце остановился.
   — Ох, — сказал он, отдуваясь.
   Потом донеслось звяканье ключей и бормотание:
   — Хлеба взял, соли взял, бутылку взял. Надо было бы воблы взять, да где ж ее возьмешь?
   Он замолчал и все звенел ключами, никак, видимо, не находил подходящего.
   — Что это? — послышалось вдруг на крыльце, и в дырке от пули что-то зашебаршилось.
   В нее всунулся заскорузлый палец, и Васе захотелось схватить его, но палец, покрутившись, ушел обратно.
   — Воры! — закричал человек на крыльце. — Дырку просверлили!
   Дверь распахнулась, и в комнату влетел человек. Он выскочил на середину комнаты, размахивая сумкой-авоськой, тяжело сопя, и тут же у Васи над ухом грянуло:
   — Р-Р-РУКИ ВВЕР-Р-РХ!
   Вася даже не понял, что это крикнул Болдырев, таким страшным показался капитанский голос. Он рявкнул с силою пароходной сирены. От этого ужасного и неожиданного звука человек выронил авоську, ахнула об пол бутылка, а руки вошедшего вздернулись вверх так резко, будто бы он хотел подтянуться на турнике.
   Болдырев подошел к нему сзади и, похлопав его по карманам, вытащил ключи и пачку папирос «Беломор».
   Не опуская рук, вошедший обернулся. И лицо-то его оказалось знакомым — рябое, изъеденное оспой.
   «Стекло! — вспомнил Вася. — Двойное, бэмское!»
   — Рашпиль! — сказал Болдырев. — Старый знакомый!
   Стекольщик, по прозвищу «Рашпиль», опустил руки. Глаза его были глубоко упрятаны под бровями и глядели оттуда, как мыши из подвала.
   — Смотри, Вася, — говорил Болдырев, — ведь это Рашпиль, старый вор, который сидел в тюрьме триста или четыреста раз.
   — Два, — глухо проворчал стекольщик, а потом ткнул в Васю пальцем: — Эта морда мне тоже знакомая.
   — Что ты здесь делаешь, Рашпиль?
   — Как что, гражданин начальник? Домой пришел.
   — Это твой дом?
   — А чей же? И дом, и сад, и ульи — все мое. Наследство от родителя, Иван Петровича. Помер родитель. Добрый был.
   — Жаль родителя, жаль Иван Петровича, сказал капитан. — Значит, теперь дом твой. А кто же стрелял?
   — Да мне откуда знать, гражданин начальник? Я в магазине был. Пришел — дырка.
   — Интересно получается, — сказал Болдырев. — Дом твой, а кто был в доме, ты не знаешь. Я бы на твоем месте подумал.
   — Чего мне думать? — ответил Рашпиль. — Пускай лошадь думает, у ней башка большая.
   — Ну, если не хочешь думать, тогда пошли.
   — Куда?
   — Куда надо.
   Тут Рашпиль спрятал глаза под бровями, и теперь стало казаться, что у него вообще нету глаз, как, например, у репы.