Коваль Юрий Иосифович. Промах гражданина Лошакова

Юрий Коваль


Промах гражданина Лошакова

Часть первая. Место преступления

Глава первая. Заместитель председателя

   Гражданин Лошаков бежал босиком по голому снегу.
   Он направлялся в город Курск. В чистом поле, кроме снега, не было ни души. На левую пятку гражданин Лошаков натянул беспалую варежку, а правую укутал носовым платком и подвязал верёвочкой. От частых подпрыгиваний верёвочка развязывалась, и тогда приходилось останавливаться, приседая и подвязывая, и гражданин шёпотом ругал верёвочку.
   Впереди заметались контуры Курска.
   – Я – заместитель председателя! – вскричал Лошаков, врываясь в милицию.
   Дежурный милиционер Загорулько равнодушно осмотрел гражданина сверху донизу. Верх его совершенно не интересовал, потому что и вправду был пустяковым. Ну что там особенного было наверху? Ничего заместительского, ничего председательского. Какая-то всклокоченная голова, синий нос, покатые плечи. Низ выглядел повеселее: всё-таки платок, всё-таки верёвочка и варежка, надетая не на своё место.
   – Я – заместитель председателя! – настойчиво повторял Лошаков и, заметив, что слова до дежурного не доходят, сократил вскрикивания: – Я – зампред! Я – зампред!

Глава вторая. Человек и собака

   В те же дни и годы и примерно в тот же час в город Карманов входил человек в кожаном пальто. Возле его сапога продвигалась невысокого роста собака.
   – Мало, Матрос, мало, – говорил человек невысокой собаке. – Мало что тут изменилось. В мире происходит чёрт знает что, а в Карманове всё одно и то же. Впрочем, ты давай нюхай внимательно. Нет ли чего нового?
   Низкорослая рыжая собака Матрос внимательно нюхала, размышляя:
   «А на кой нам пёс это новое? Нас и старое устраивает. А то понаделают повсюду нового, не знаешь, куда и нос засунуть».
   Матрос по натуре был настоящим поклонником старого, особенно если в этом старом возникает что-то новое, ну вроде запаха свежих вчерашних щей в старой собачьей конуре.
   Жители города Карманова – кармановцы и кармановки – осматривали человека с собакой, прикидывая, где они могли его видеть. Один специалист по кожаным пальто, которого звали Сыроежка, отметил в своём блокноте появление на улице нового изделия из кожи.
   Возле магазина «Наручные и карманные часы» человек в кожаном пальто остановился. Он долго рассматривал часы, выставленные в витрине.
   – Нету, Матрос, нету, – сказал человек собаке. – Ничего подобного нету.
   С этими словами он вынул из кармана собственные часы, щёлкнул крышкой, и тут же раздалась мелодия:

 
Я люблю тебя, жизнь,
И надеюсь, что это взаимно.

 

   – Славный бимбар, – послышалось за его спиной.
   Сыроежка заглядывал сбоку, намётанным оком оценивая всё сразу: пальто, часы, человека и собаку.
   Но больше его всё-таки интересовало пальто.
   – Это хром? – спросил он, царапая ногтем рукав.
   – Это сталь, – ответил человек с часами.

Глава третья. Утро гражданина Лошакова

   А утро в тот день выдалось великолепное. Доброе морозное утро: солнце и снега хруст.
   «Двух баранов и четырёх гусей, – думал утром гражданин Лошаков. – Воскресенье, день базарный. Продам гусей – Сидора, Никифора, Савву и Иннокентия и двух баранов, не имеющих имени. Гусака Зобатыча пока приберегу».
   Лошаков надел сапоги и тулуп, кинув связанных баранов в сани, запряг кобылу Секунду и через часок был уже в чистом поле, километрах в пяти от родной деревни Болдиново.
   Гражданин Лошаков был действительно заместителем председателя колхоза «Великие Лучи» и вёз продавать колхозные принадлежности – гусей и баранов. Он надеялся выручить крупную сумму денег и купить для колхоза что-нибудь нужное и мощное, скажем, духовой оркестр. «Кларнетистом назначим Мишку Дудкина, флейтистом – счетовода, а сам, как зампред, буду играть на геликоне – всё-таки размер и густота звука. А председатель пускай в барабан стучит».
   Секунда бежала, снежок хрустел, сани скользили, гуси взгагатывали в мешках, а сам Лошаков щекотал баранов и думал о своей будущей игре на геликоне. Он даже надувал щёки, заранее прицениваясь, как выдуть из геликона ноту.
   – А ну-ка стой, мужик! – услышал вдруг он.
   – Тпрру… – сказал Лошаков, выбираясь из мечтаний и щекотания баранов.
   Секунда стала.
   Лошаков глянул вправо и увидел дуло нагана, глянул влево и заметил ещё одно дуло, неприятное – большое и чёрное. Это было дуло обреза.
   «Неужели бандиты?» – подумал Лошаков.
   – Вылазь из саней! – сказали неизвестные, которые готовились пристрелить его на месте.
   – Вы что, товарищи? – спрашивал Лошаков, вылезая.
   – Скидай шубу и сапоги! Скинул?
   – Скинул, скинул… скидываю…
   – А теперь скажи спасибо, что живым оставили.
   – Спасибо, – сказал Лошаков.
   – Ноо-о-о, дохлятинка!
   Гражданин Лошаков остался стоять на снегу босиком и сквозь глупые слёзы следил, как два незнакомых разбойника уезжают на его санях, увоз безымянных баранов, не говоря уже о шубе, сапогах и гусаках.
   «Хорошо хоть Зобатыча дома оставил», – думал Лошаков, поджидая, пока грабители отъедут подальше, и примериваясь бежать в город Курск.

Глава четвёртая. Промах гражданина Лошакова

   – И тогда я побежал в город Курск, – рассказывал Лошаков дежурному милиционеру Загорулько, притопывая босиком перед жёлтыми перилами.
   – В Курск? – переспросил дежурный. – Вы пробежали мимо. Промахнулись.
   – Как это так?
   – Уж не знаю как. Очевидно, Курска вы не заметили. А это город Карманов.
   – Какой ещё Карманов? Никакого Карманова на свете нет.
   Дежурный засмеялся, и в самый разгар его смеха в милицию вошёл человек в кожаном пальто, а за ним и собака, которая сразу же спряталась под лавку.
   – Послушайте, товарищ!!! – воскликнул Загорулько, обращаясь к вошедшему и не замечая собаки. – Вы только послушайте. Этот потерпевший уверяет, что города Карманова на свете нет! Каково?
   Человек в кожаном пальто деловито улыбнулся.
   – Он ещё скажет, что и города Картошина на свете нет!
   Эта шутка до того насмешила дежурного, что он нырнул от смеха под прилавок, вытирая слёзы.
   – Промахнулся мимо Курска, – хохотал он, кивая на Лошакова. – А теперь говорит, что Карманова на свете нет! Вот так потерпевший!
   Когда дежурный отхохотался и протёр слезу, он увидел, что человека в кожаном уже нет перед ним и только босиком топчется по-прежнему гражданин Лошаков, а из-под лавки высовывается наружу неприглядный собачий хвост.

Глава пятая. Оперативное совещание

   – Как хотите, а я больше этого не потерплю! – говорил капитан Болдырев, расхаживая по кабинету. – Они уже не то что выросли! Они – распространились! Рас-про-стра-нились! Немедленно удалить!
   – Товарищ капитан! – оправдывался старшина Тараканов, сидя на огромном сундуке, который имел пятерное дно и был взят недавно как вещественное доказательство. – Товарищ капитан, войдите в моё положение.
   – Не войду, – жёстко отрезал капитан. – Немедленно сбрить. Прямо сейчас, на моих глазах.
   Капитан открыл стол, вынул из ящика опасную бритву, мыльный крем и помазок, которые, кстати сказать, скрывались в своё время на третьем этаже сундучного дна.
   Старшина Тараканов потрогал печальным пальцем свои роскошные рыжие усы. Кажется, на этот раз защитить их не удавалось.
   – Но есть ещё доводы в пользу усов, – повторял он однообразно, отодвигаясь от бритвы, которую ему подсовывал капитан.
   И капитан подсунул бы эту бритву, и пришлось бы старшине проститься со своим любимым телесным украшением, если б не скрипнула дверь и не заглянул без стука в кабинет человек в кожаном пальто.
   – Вам кого, товарищ? – раздражённо спросил капитан. – Здесь оперативное совещание. Закройте дверь.
   – Нет, нет! – вскричал старшина. – Совещание уже кончилось. Заходите!
   – А я говорю: закройте дверь!
   Товарищ в кожаном некоторое время слушал эти препирательства и наконец сказал:
   – Приехал подключаться.
   – Что такое? – не понял капитан, вглядываясь в посетителя. – Подключаться? Позвольте, это не вы проходили по делу о краже мешка картошки?
   – А также по делу о хищении телёнка гражданки Курицыной, – подтвердил вошедший, – а также по делу об убийстве инкассатора картошинского банка, а также…
   – Василь Феофилыч! – взревел капитан. – Неужто?
   Старшина Тараканов, бледнея, поднялся с сундука и раскрыл объятия:
   – Вася!
   Тут капитан, старшина и человек в кожаном слились воедино в дружеском порыве, и когда милиционер Загорулько, возмущённый хвостом под лавкой, влетел в кабинет, он увидел картину, очень похожую на скульптуру «Все мы трое – одно».
   И тут настало время окончательно сообщить читателю, что человек в кожаном пальто был самый настоящий Вася Куролесов.
   – Подключаюсь, – говорил он, выходя из объятий кармановской милиции, – хочу подключиться!

Глава шестая. Преступная чёрная точка

   И ведь было к чему подключаться.
   Оперативная машина «газон», фырча и ворча бензиновым животом, мчалась на место преступления. Машина была выкрашена в зелёный цвет и имела на борту надпись «Изыскательская». Но это было только с одной стороны. С другой она была покрашена в синий и надпись имела «Сантехника».
   Шофёр Басилов жал на педали, рядом с ним трясся капитан. Гражданин Лошаков, к которому очень подходило слово «потерпевший», мучительно вздрагивал на заднем сиденье рядом с Васей и Таракановым. Потрясённый бандитским ограблением, он был ещё дополнительно ошеломлён тем, что попал в город Карманов.
   «Как же это я промахнулся мимо Курска?» – мучительно раздумывал он.
   – Вот оно! – закричал Лошаков. – Вот оно, место преступления!
   Машина остановилась, и место преступления чуть-чуть отодвинулось, не давая колёсам себя.
   В чистом поле, в чистом снежном поле лежало, как известно, место преступления. Ничтожной одинокою точкой под бесцветным небом. И ничего особенного в этом месте, конечно, не было. Только босые следы Лошакова, которые направлялись в город, как они думали, Курск, и следы санных полозьев, которые двигались в другую сторону.
   – В город Картошин, – сказал старшина. – В Картошин поехали на рынок баранов продавать.
   Машину развернули и поехали по следам санных полозьев в город Картошин, а место преступления осталось лежать в чистом поле под серым небом. Когда-нибудь послезавтра пойдёт снег, занесёт следы босых ног, растают к весне снега, вырастут на месте преступления клевер и ромашка девичья, и никто уже не узнает, что над ромашкою когда-то с гражданина Лошакова сняли сапоги.
   «Вот так и ходи по земле, – размышлял Вася, – кто знает, простая ли это земля? А не место ли это прошлого преступления?»
   Вася глядел на белые поля, на дальние деревни и видел там, вдали за снегами, колокольню, а под ней какую-то чёрную точку. И поля, и деревни, и колокольня, и особенно эта чёрная точка казались ему связанными с различными преступлениями.
   – Точка, – сказал он, поднимая палец, – возможно, преступная.
   – Что ещё за точка? – заворчал капитан. – Где бинокль?
   Бинокль вытащили из-под сиденья, стёрли с него, так сказать, машинное масло и направили окуляры на точку, возможно, преступную.
   – Санная подвода, – сказал капитан и передал бинокль потерпевшему. – Гляньте, не ваша ли?
   Потерпевший долго пристраивал бинокль к носу, крутил его и вертел.
   – Не пойму, моя ли кобыла? Хвост вроде тот, а баранов не видно.
   До деревни Спасское, чью колокольню заприметил Вася, оставалось два километра, когда двусторонняя машина стала настигать санную подводу.
   – Моя кобыла Секунда, моя! – тревожно шептал потерпевший. – И тулуп вон тот справа мой!
   – Ложись! – приказал ему капитан, и потерпевшего затолкали на дно машины, где давно уже дремал Матрос.
   Потерпевший съёжился рядом, что-то шепча про баранов.
   Заприметив машину, санная подвода съехала с дороги. Ясно были видны два человека в санях. Один держал руку в соломе, которая прикрывала обрез, другой прятался за бараном.
   – Сейчас стрелять начнут, – сказал шофёр Басилов, и старшина клацнул пистолетом.
   «Вот тебе и подключился, – думал Вася. – Сейчас так ляпнут пулею в лоб – сразу отключишься… Эх, оружия у меня нет! Что делать? Остаётся одно – гипноз. Буду их гипнотизировать!»
   И тут Вася предельно напряг свою переносицу, впился глазами в санную подводу, и его огромный гипноз устремился к бандитам.
   Волны гипноза потянулись над снежным полем, поплыли медленно, опутали санную подводу невидимой нитью, и немедленно заснули в санях два гусака, зевнул баран…
   – Слушай мою команду! – сказал капитан.

Глава седьмая. Варвары

   – Кажись, погоня… Зря мы этого лопоухого живым оставили – настучал.
   – Да нет, это не погоня. Это какой-нибудь председатель колхоза едет на скотный двор.
   – А я говорю: погоня! Главное – стреляй первым. Как только машина встанет – сразу по стёклам!
   – Съедем с дороги в сторону… в сторону! Тпрру, дохлятинка!
   «Газон» настигал. Ржавый снег летел из-под его бензинового брюха. Секунда прянула влево, и сани врезались в снег. «Газон» с рёвом промчался мимо. Он ворчал и ворчал, удаляясь.
   – «Сантехника», а ты говорил – погоня.
   – Пронесло… – вздохнул Обрез, переводя дыхание. – Тьфу, чёрт, не пойму, что это в воздухе, нитки какие-то?!
   – Паутина, что ли? – сказал и Наган, обтирая нос и лоб.
   – Откуда зимой паутина?
   Так и не разобравшись, откуда взялась паутина, и, конечно, не догадываясь, что это следы Васиного гипноза, они снова выбрались на дорогу и поехали к деревне Спасское. Миновали первые баньки и сараи, занесённые снегом. В деревне гоготали гусаки, из мешков сдержанно им отвечали. Было воскресенье, из-за сарая доносилась песня:

 
Сладку ягоду ели вместе,
Горьку ягоду я одна.

 

   На дорогу вывалились три мужика в валенках и полушубках. Они шатались и горланили про сладку ягоду. Один шапку где-то потерял, размахивал руками, оступался и падал, его кое-как подымали. Под ногами пьяных крутилась собачонка. Она повизгивала и лаяла, недовольная хозяином.
   – Во ведь пьяный, – сказал Обрез, – как новогодняя ёлочка.
   – Да они все как ёлочки.
   И вправду, рожи у мужиков сияли и сизели, носы краснели, глаза горели.
   – Эй, с дороги, варвары! – крикнул Обрез, привставая в санях.
   – Милый… дай кобылу поцелую! – крикнул варвар без шапки и чуть не упал под лошадь. – Кобыл, а кобыл! Иди сюда!
   И он вправду схватил кобылу под узду, чмокнул в нос.
   – С дороги! С дороги! – кричал Обрез. Пьяные расступились, а рыжая собачонка вдруг вскочила в сани и вцепилась в барана. Безымянный баран заблеял.
   – Ты что это, а? Барана трогать! – закричал Наган, стараясь отодрать собаку от барана.
   – Нет, я всё-таки тебя поцелую! – услышал он в левом ухе и почувствовал, как его охватили ласковые милицейские руки, а собственные его руки оказались скрученными в один миг.
   – Тпрру… приехали! – послышалось и в правом ухе, и Наган увидел, как обнимают варвары Обреза-напарника, а один из них, с длинными рыжими усами, тычет в нос Обрезу наган!
   В город Карманов все отправились уже на двусторонней машине.
   Гражданин Лошаков плёлся следом за машиной на своей Секунде. Обрез всё старался высунуться из окна и плюнуть в потерпевшего.
   – Прекратите! – строго одёргивал его старшина. – Это некультурно.

Глава восьмая. Стрелять только в лоб и по делу

   Да, так уж сложилось дело. Обогнав бандитов, капитан Болдырев спрятал машину в деревне, за сараями. У какой-то бабки раздобыли валенки, у какого-то дедка – рваный полушубок, переоделись и вышли на дорогу встречать бандитов. Тут надо заметить, что всю операцию капитан продумал быстро и точно, но никак не ожидал, что старшина Тараканов затянет вдруг «Сладку ягоду» и станет целовать кобылу.
   – И Матрос, конечно, меня удивил, – сказал капитан, когда они снова собрались в кабинете. – С чего он кинулся на барана? Это в план вроде бы не входило.
   – Да нет, он кинулся на того, с наганом, – сказал Вася, – а по дороге баран его отвлёк. А вот вы, товарищ капитан, здорово придумали, я готовился брать их прямо в поле.
   – Да ведь глупо: стрельба, жертвы. Проще было обогнать их и подождать в деревне.
   – А я-то уж и гипноз приготовил. И уже начал, да вы мимо проехали.
   – Какой гипноз?
   – Свой собственный. У меня в голове гипноз очень сильный. Кого хошь могу загипнотизировать. На маму Евлампьевну, бывало, гляну, а она уж и на печку лезет. Трактористы тоже засыпают все подряд. Так и спят вповалку, пока не разбужу. Но в таком деле, как сегодня, гипноза, конечно, мало. Наган нужен. Вы бы мне уж выдали наган, товарищ капитан. Да вы не беспокойтесь, я зря стрелять не стану. Я так размышляю: если уж стрелять – только в лоб и по делу.
   – Кому же это ты будешь в лоб-то стрелять?
   – Ну, не знаю, кому надо. По делу.
   – Ты ведь в милиции не работаешь. В штат к нам не зачислен, какой же тут наган?
   – Да я мучаюсь, – вздохнул Вася. – Я ведь в колхозе тоже нужен, механизаторов не хватает.
   – У Васьки всё ж таки специальность, – поддержал Тараканов. – Его надо понять. Но и в милиции, конечно, преимущества, проходишь всюду без очереди.
   – Ладно, хватит болтовни! – сказал капитан. – Хочешь у нас работать – приходи и оформляйся. Не хочешь – гипнотизируй трактористов. Подключать тебя к серьёзным операциям я больше не буду. Не имею права.
   – Да как же, товарищ капитан? У меня же отпуск! Меня председатель отпустил, я всю технику отремонтировал. Весь отпуск буду с вами.
   – Не знаю никакого отпуска, – сказал капитан, отвернувшись к несгораемому сейфу. – Только идиот проводит отпуск в отделении милиции. Поезжайте в Сочи, гражданин. Или – в Сычи.
   И тут Вася окончательно обиделся, что его назвали «гражданином», хотя в этом слове нет, конечно, ничего плохого – только хорошее.

Часть вторая. Папиросы пятого класса

Глава первая. Секретный пост

   У лесной дороги, что вела из города Карманова в город Картошин, в густом кабаньем ельнике лежал капитан. По другую сторону дороги, в барсучьем сосняке, таился Тараканов.
   Всё это называлось – секретный пост.
   «Что нам известно? – вспоминал капитан, глядя на дорогу. – А ничего нам неизвестно. Но только известно, что какие-то типы нападают в лесу на прохожих, отбирают колбасу и деньги. Колбасу тут же и съедают, а огрызки и шкурки на месте бросают».
   По огрызкам капитан вычислил место для секретного поста. Его это сильно раздражало, потому что любому неприятно работать с огрызками. Правда, кроме огрызков, найден был и обрывок бумаги, на котором сохранились печатные буквы: «Пап…осы …я… к…аса».
   Капитан даже вздрогнул от возмущения, когда вспомнил, какую расшифровку, не долго думая, предложил Тараканов: «Папа и осы взяли кассу»!
   – Какой ещё папа? – сердился капитан. – Откуда осы?
   – Чего плохого в «папе»? – спорил Тараканов. – А осы – это банда.
   После дешифровки удалось установить, что это был обрывок от пачки папирос «Беломор», на которой, оказывается, и написано: «папиросы пятого класса».
   – Ну, не знаю, – сказал на это Тараканов. – Я в пятом классе «Астру» курил.
   Все эти воспоминания сердили капитана, но, пожалуй, более всего волновало, что опять на шею ему навязался Куролесов. Позавчера приехал из деревни Сычи – дескать, окончательно решил вступить в ряды милиции – и тут же упросил взять его с собою в засаду. Якобы он давно не сиживал ни в каких засадах и с детства мечтает в них посидеть.
   «Мягкотелый у меня характер! – досадовал капитан. – Зачем я снова подключил его? Зачем?»
   Конечно, капитан Болдырев сам на себя наговаривал. Характер у него был твёрдый, а Васю Куролесова он просто очень любил и знал, что на него можно положиться. Во многих делах именно Куролесов выручал капитана.
   Сейчас Вася лежал в березничке и дремал, рядом с ним спал и Матрос. Так они спали и дремали, пока не послышался в лесу какой-то треск.
   «Тараканов, что ль, усами трещит?» – подумал Вася, но тут же усомнился в возможности треска усов, прислушался.
   Из глубины леса к дороге пробирались люди. На дорогу они не стали выходить, а улеглись в кустах. Как потом подсчитали, они лежали от Васи в шести метрах.
   – Васьк, – услышал вдруг Вася, – Васьк!
   Куролесов уже было приоткрыл рот, чтоб гаркнуть «А?», но в последний момент удержался и приложил палец к носу Матроса.
   – Васьк, – послышалось снова, – а сколько их идёт?
   – Воруйнога и две вороны, – отвечал в кустах голос какого-то другого Васьки.
   «Сколько же Васек на белом свете! – подумал Куролесов. – Никогда не пересчитать. Бывают Васьки хорошие, а бывают и плохие. Вот, скажем, я? Какой я есть такой Васька? Уж, пожалуй, не хуже этого, что в кустах лежит. Голос-то у меня понежнее будет. А у этого – насморк. Смешно: два Васьки в одних кустах лежат».
   – Васьк, – послышалось снова. – А чего они несут?
   – Узлы, Фомич, узлы.
   – А чего у них в узлах-то? – допытывался надоедливый Фомич. – Хорошо бы колбаса. Я уж очень колбасу люблю.
   – Ну ты, Фомич, неправ, буженина лучше.
   – Мы уж сразу здесь, на месте, перекусим, а то Харьковский Пахан всё отнимет. Ему припасы нужны, уходить хочет вместе с Зинкой.
   – Куда?
   – В Глушково, наверно, к Хрипуну, там спокойней… тише, тише, доставай дуру.
   В кустах послышался какой-то чёрный лязг, и Куролесов понял, что это лязг нагана, когда взводят курок.

Глава вторая. Ридикюльчик

   По лесной дороге шли три человека: две бабы в чёрных платках, сильно и вправду смахивающие на ворон. С ними стучал костылём и размахивал авоськами одноногий инвалид, которого назвал Васька «Воруйногою». Все они тащили узлы и рюкзаки, разные сумки. Как видно, в Карманове они славно потрудились, походили по магазинам, потолкались в очередях и теперь возвращались домой, в деревню.
   – Ты чего несёшь в узле-то, Натолий Фёдорыч? – спрашивала одна ворона Райка у Воруйноги. – Колбасу, что ли?
   – Ага, Райка, колбасу варёную. Я её уж очень люблю. А ты чего несёшь?
   – И я варёную. Потом баранки, пряники. Я это всё тоже очень люблю.
   Другая ворона, Симка, в разговор не встревала, но тоже несла в узле баранки и колбасу варёную и, похоже, тоже всё это любила. Ещё она несла, прошу заметить, сумку, в которой была бутылка постного масла. Эту сумку ворона Симка для чего-то называла «ридикюльчик». В ней, кроме постного масла и пряников, лежал остаток в двадцать рублей.
   Так, любя колбасу варёную и баранки, они шли через лес и забот не знали.
   Как вдруг заботы дали о себе знать.
   Из кабаньих еловых кустов на дорогу выскочили два человека, один с наганом, а другой с дубинкою в руках.
   – Стой! Руки вверх!
   – Ой, батюшки-радетели! – заголосила ворона Райка.
   – Не ори! – прикрикнул на неё Фомич и показал дубинку. – Чего в узлах? Колбаса?
   – Колбаса, варёная, – испуганно пояснила Райка.
   – А у тебя чего в портфеле? – сказал Фомич, щупая «ридикюльчик».
   – Чего? – мрачно отвечала Симка. – Чего надо!
   – А ну открой портфель, спекулянтка! Скорее открывай, а то сейчас пулю в лоб получишь.
   И Васька с насморком погрозился наганом.
   – Да на, смотри, грабитель, шелудивый пёс! Смотри!
   И ворона Симка вынула бутылку постного масла, и Фомич сунул свой нос в «ридикюльчик». Он живо выхватил оттуда облитой пряник, сунул его в рот и принялся жевать, продолжая рыться в «ридикюльчике». Пряник был облеплен какими-то нитками и крошками. Фомичу приходилось отплёвываться: – Тьфу-тьфу…

Глава третья. Бутылка постного масла

   Куролесов по-прежнему таился в траве.
   – Появишься в крайнем случае, – сказал ему капитан.
   – А какой же случай будет крайним? – спросил тогда Вася.
   – Сам соображай.
   И вот теперь Вася лежал и соображал, какой сейчас происходит случай? Вроде бы два негодяя отнимают колбасу у честных тружеников – явный крайний случай. Ну а вдруг потом будет ещё и другой случай, ещё крайнее?! Очень может быть. Если так уж твёрдо рассуждать, то за всяким крайним случаем обязательно лежит другой, ещё крайнее, и к нему обязательно надо готовиться, а то, если первый крайний случай тебя не возьмёт, следующий доконает.
   Вася ясно видел, как ворона Симка открыла свой «ридикюльчик», как Фомич сунул туда нос, как зажевал пряник. Этот случай пока ещё не был крайним, жевание пряника – дело житейское.
   – Ого! – сказал Фомич. – Тут и денежки имеются! Двадцатки! – И он вынул двадцатку из «ридикюльчика» и сунул в карман.
   В этот самый момент послышался железный голос, который прозвучал в специальный звукоусилитель-мегафон-двадцать четыре:
   – Это что за безобразие???
   Слово «безобразие» в исполнении усилителя прозвучало особенно страшно – «безо-зобо-бара-зи-рази-азия»!
   На дороге возник капитан Болдырев в полной милицейской форме с большим и тугим револьвером в руке.
   – Вооружённый грабёж?! – грозно сказал он, строго ступая по дороге. – Бросай оружие! Вы окружены!
   – Руки вверх! Бросай оружие! – закричал и Тараканов, выбираясь на дорогу из сосняка.