Страница:
-- Госпопи, запах-то! Ты что, не проветриваешь совсем?
-- Обыкновенно, псиной,-- ухмыльнулся он. Однако форточку на кухне открыл.
Но Татьяна не услышала. С рассеянным видом она села на табурет, сжав узкие, уже загорелые кисти рук между колен. Глухов вдруг подумал, что хотя они с женой прожили в браке почти семнадцать лет, он все же плохо знает ее. Даже не уверен, любит ли она его. Обычно, уступив настояниям, она скучно и монотонно справляла явно постылую ей супружескуж обязанность и нередко прерывала в самом разгаре, начав вдруг с увлечеувлечением рассказывать, кто и что ей сегодня сказал при встрече, или что ей необходимо купить к завтрашней замечательной кулебяке. Глухов даже фыркнул при этих воспоминаниях. Татьяна шевельнулась на табурете.
-- Я боюсь, Ваня,-- слабый голосом повторила она.
-- Уже слышал. Дальше что?
-- Ты... ничего не скрываешь от меня?
-- Не понял. Что именно?
-- Не знаю.-- На некоторое время она замкнулась. И вдруг ее словно прорвало.-- Почему они требуют от нас какие-то деньги? Кто они? И сумма... это какая-то фантастика! Откуда у нас такие деньги? Почему именно у нас?
-- Погоди. Мы, кажется, достаточно на эту тему говорили. Что тебя не устраивает?
-- Не знаю. Я ничего не знаю! -- Она уже плакала.-- Но это не шутка... Не розыгрыш, как ты утверждал!
-- Черт возьми, ты сама только что сказала -- это абсурд, фантастика требовать от нас такую сумму. Надо быть придурком...
-- Почему ты отправил нас в Крым?
-- Я? Вас?
-- Ты испугался, что они исполнят угрозы. Поэтому решил нас с Дашей спрятать у родственника.
-- Все с ног на голову! Вспомни, дорогая, напрягись. Подошло время твоего отпуска, так? Ты сама не раз этот разговор начинала -- куда бы съездить, хоть ненадолго, отвлечься. Я и предложил. Мне лично было все равно. Но раз уж ты всерьез весь этот розыгрыш восприняла, мы с тобой решили: вы едете к моему двоюродному брату в Крым. Тем более, что Дарья там вообще ни разу не была. Кстати, как он? Чем занимается?
-- Работает,-- машинально отвечала Татьяна.
-- Хм... надо думать.
-- Говорит, шабашку нашел, выгодную. Очень довольный.
-- Что именно?
-- Виллу какому-то тузу строит. С бассемном. Он даже свозил нас на стройку, показывал.
-- Вас-то зачем?
Жена не услышала вопрос. Вздохнула.
-- Это не розыгрыш. Они... напали на меня.
Глухов поперхнулся и едва не выпустил из рук чамку с остатками кофе. В голове словно лопнула противопехотная мина. Спустя некоторое время хрипло спросил:
-- Как это произошло? Где?
-- Дикий пляж, помнишь? Сразу за волнорезом, вправо. А дальше бухточка с тенью. Скалы близко подходят. На пляже было многолюдно, мы отправились туда,-- Татьяна произносила слова медленно, едва слышным голосом. Голова ее была опущена, и на юбку, на руки падали крупные слезы.
-- Кто мы?
-- Сева, племянник. Он на год старше Дарьи, длинный. Оба, как пришли, сразу в воду, купаться. Когда я переоделась, они уже заплыли с Дарьей, метров триста от берега. Море блестит, кое-как разглядела две точки. Даже голосов не слышно...
@BLL=
...Татьяна тоже забрела в воду и минуты две-три с наслаждением плескалась, пока не задела рукой медузу, к которым так и не смогла привыкнуть. Выбравшись на берег, расстелила циновку и взялась читать детектив, начатый еще в поезде. Горячее солнце, легкий, ласковый бриз с моря заставили ее смежить глаза, поэтому когда услышала чужие шаги, было уже поздно. Она откинула волосы и хотела повернуть голову, но кто-то грубо наступил ногой прямо ей на шею и вдавил лицом в песок. Кричать она не могла, но почувствовала, что купальника на ней уже нет, его разрезали ножом и сорвали. Она забилась, словно выброшенная на берег рыбина. Еще немного и ей удалось бы освободиться, но в этот момент ее схватили за волосы, рванули вверх и с такой силой снова вдавили лицом в песок, что она потеряла сознание и обмякла...
До Глухова слова жены доходили сквозь красноватый, пульсирующий туман. Он словно получил удар в челюсть. Несмотря на слезы, Татьяна заметила его состояние.
-- Наверное, мне не надо было рассказывать тебе. Но я боюсь, что в следующий раз на моем месте окажется Дарья.
Глухов по-прежнему молчал, сцепив зубн. Наконец, дар речи начал к нему возвращаться. Хриплым, лающим голосом спросил:
-- Зачем вас туда понесло?
-- Ва-ань, откуда же мы... Ты сам сказал, это все розыгрыш. И потом, Крым все-таки.
-- Дура! -- рявкнул Глухов.-- У тебя одно на уме. Забрались в безлюдное место... Голая по сути! Твои две тряпки, величиной с конверт, не в счет. А тут местные подонки... подбирают таких. Тьфу!
На глазах у жены блестели слезы. Она довозилась с застежкой на боку и поднялась с табурета. Цветастая, тонкая юбка скользнула с бедер в ноги. Глухов невольно сглотнул слюну. Коротконогая, развратная Зинаида по сравнению с его Татьяной выглядела жалкой дворняжкой.
Татьяна повернулась к нему правым боком и спустила трусики. На смуглою ягодице сбоку красовался тампон, перехваченный крест-накрест кусками лейкопластыри. Кожа вокруг заметно воспалилась.
-- Что это?
-- Они ткнули ножом, когда уходили.
-- Сколько их было?
-- Двое, я думаю.
-- Они переговаривались?
-- Не знаю... нет. Все молча. Только в самом конце я услышала, кто-то сказал: "Уходим". Одно слово.
-- И ничего не видела?
Татьяна молча покачала головой, поправила на себе юбку.
-- Они не местные. Они знали, кто я. И знали тебя.
-- Меня? -- Глухов дернул плечом.-- Ну-ка, поясни.
-- Ваня, ты, действительно, не понимаешь? Или прикидываешься? -- Татьяна смотрела на него с упреком, и он видел, что глаза у нее опять наливаются слезами.
-- Отставить слезы! В чем дело, ну?
Слезы хлынули из глаз рекой. Глухов бросился успокаивать. Наконец, она сумела проговорить:
-- У тебя шрам, старый. На том же месте. Они, эти двое, твои знакомые... они знали про шрам. Они нарочно меня ткнули ножом, чтобы ты не думал, что это случайность.
-- Возможно, ты права,-- сдержанно согласился Глухов.-Хотя таких знакомых у моей задницы прибавляется. После каждого банного дня.
-- Вань, может, в милицию все-таки? Написать заявление?
Глухов с досадой поморщился.
-- Записку читала? Помнишь содержание?
Татьяна слабо кивнула.
-- Ты пойми, у легавых свой бардак, дальше некуда. Там сволочь одна осталась и придурки. Как обычно, заволокитят дело и бросят. Вдобавок весь город будет знать, что тебя изнасиловали в Массандре.-- Он взглянул на жену, и гордо перехватил колючий спазм. Она казалась соверщенно раздавленной свалившейся бедой, и вина за ее жалкую беспомощность лежала на нем. Он порывисто склонился и поцеловал ее в мокрую от слез щеку.-- Не бойся. На этот раз я, действительно, вас спрячу. Ни одна собака не сыщет.
-- А потом?
-- Потом стану разбираться. Сам. Мужики помогут.
Она молча к нему прижалась. Глухов понял, что она почти согласна.
-- Ты день-два отдохни с дороги. Я за это время договорюсь.
-- Вань, из ведра вынеси. Воняет же.-- Она отправилась в спальню, так и не притронувшись к кофе.-- Я пойду переодеться.
-- Сейчас вынесу,-- Глухов приподнял крышку, чтобы убедиться, но ведро было пустым. В этот момент в спальне раздался отчаянный вскрик. Глухову показалось вначале, будто крик донесся с улицы, и он не сразу разобрал, что это голос жены. Метнулся в спальню...
Татьяна с перекошенным от ужаса лицом, бледная, появилась в дверях и мимо него, не глядя, двинулась в ванную, то ли в туалет. Запах вони ударил Глухову в нос, едва он переступил порог. Услышал, как жену в туалете выворачивает наизнанку. Недоумевающим взглядом он обшарил комнату и -- невольно отступил. На кровати лежала отрубленная человеческая голова. На него в упор глядели пустые окровавленные глазницы...
Глава 2.
Алексей проснулся разом, как от толчка, и сел. Бледный рассвет наполнял комнату, лишая предметы теней. Через форточку сильно сквозило, вздувая парусом шторы. Он нехотя выбрался из постели и босиком прошлепал в прихожую к дребезжащему телефону.
-- Валяев. Слушаю.
-- Леша, выгляни в окно,-- раздался в трубке насмешливый голос Махнева.-- Посмотри, дорогой, что там внизу? Возле подъезда?
-- Карета, надо полагать?
-- Приятно, ей богу, иметь дело с умным человеком. В общем, повязывай галстук и срочно на место происшествия.
В трубке раздались короткие гудки.
Алексей проглотил вчерашний кофе и сошел вниз. Едва хлопнула за ним дверь подъезда, из-за угла вынырнул, кренясь набок, прокурорский "УАЗ" и с визгом осадил у самых ступеней. Алексей отметил про себя, что хотя прокурора Хлыбова давно нет в живых, хлыбовский нахрапистый стиль, даже его манера вождения прочно вошли в обиход работников здешней прокуратуры. Определенно, был в этом человеке некий божественный замысел.
В салоне, кроме водителя, сидел эксперт-криминалист Дьяконов с обиженным на всех и вся видом. Машина рванулась с места и на вираже обоих пассажиров бросило друг на друга.
-- Что случилось, Вадим Абрамыч?
-- Понятия не имею,-- Дьяконов втянул коротко остриженную голову в плечи.-- Говорит, сурприз!
-- Махнев?
-- Все потешается, забавник хренов.
-- Нормальная позиция.
-- Бог с вами, Алексея Иванович. Это психоз. Способ самозащиты слабого человека. Весьма уязвимого. Уверяю вас, долго не протянет, сдаст позицию.
-- Что так?
Дьяконов сокрушенно вздохнул и не ответил.
Машина с асфальта нырнула вправо, в гору. Мелькнула вывеска продовольственного магазина, и они въехали во двор мимо деревянного забора, ограждающего строительную площадку. Из-за кустов с поднятой рукой вышел участковых Суслов. Слегка козырнул.
-- Садись, лейтенант,-- Алексей толкнул переднюю дверцу.-Проинформируешь.
-- Сегодня восемнадцатое? -- начал Суслов.-- Ночью... время можно уточнить, в дежурную часть поступило устное заявление от гражданки Запольских Веры Ильиничны. Заявительница местная, пенсионерка, проживает по улице Красноармейская, дом 3. Это рядом. Из заявления следует, что ее дочь Глухова Татьяна Васильевна в присутствии мужа Глухова Ивана Андреевича обнаружила у себя в квартире отчлененную человеческую голову. Как голова попала в квартиру, гражданка Запольских объяснить не сумела. Сама она ничего не видела, но со слов дочери знает, что ее и мужа Глухова Ивана Андреевича с помощью угроз шантажировали неизвестные лица. Требуют выплатить крупную сумму денег.
-- Сколько?
-- Миллион. Заявление Запольских сделала вопреки воле зятя. Глухов будто бы сказал жене, что отчлененную голову необходимо скрыть. Насколько она знает, опять же со слов дочери, неизвестные лица угрожали им расправой в случае, если они обратятся в милицию.
-- Голова-то чья?
-- Трупа.
Дьяконов фиркнул в своем углу.
-- Это понятно. Личность установлена?
-- Пока нет.
-- К опознанию не предъявляли?
-- Головы тоже нет. Пока.
-- То есть?
-- Гяухов ее закопал.
-- Понятно. Стало быть, он пошел закапывать, а теща вопреки воле зятя отправилась в милицию? С заявлением? -Дьяконов снова фыркнул. Алексей посмотрел на него с укоризной.
-- Глухов сейчас где?
-- Откапывает,-- усмехнулся Суслов.-- Это в районе гаражей СМУ-7. На свалке.
-- Хозяева в квартире есть?
-- Нет. Там наши, Суляев с напарником работают.
-- Пойти взглянуть,-- Алексей выбрался из машины и придержал дверцу.
-- Суляев, говоришь? -- Дьяконов выставил полную ногу, но вылезать не спешил.-- Я тогда на кой нужен там?
Алексей рассмеялся.
-- Ладно, коли так. Но уж на свалку, извини, мы тебя сегодня доставим.
Нога убралась.
-- Остряки долбаны...
Квартира оказалась точной копией той, где проживал Алексей. Значит, дома принадлежали к одной серии. И замки, он сразу обратил внимание, внешне выглядели одинаково. Алексей нашарил в кармане ключ и попытался вставить. Ключ легко входил в замочную скважину, но провернуть его не удалось. Других запоров, кроме цепочки на косаке, не было. Криминалисты подтвердили:
-- Повреждений на замке нет. Дверь открывали ключом.
-- Как насчет лоджии?
-- Лоджия застеклена. На шпингалетах, на стекле, на переплетах толстый слой пыли.
-- Закрыта, что ли?
-- Там вообще свалка. Вернее, склад,-- вмешался Суслов.-Квартира на самом деле принадлежит другому человеку.
-- Выходит, Глуховы -- поднаниматели?
-- Все трое прописаны у тещи, улица Красноармейская, 3.
-- Анатолий Степанович, ключи пусть будут за тобой. Проверь, пожалуйста. В том числе основного квартиросъемщика. Узнай, кто такой Кто из посторонних мог иметь к ключу доступ? Не терялся ли?
-- Проверим.
Обстановка в квартире на миллион явно не тянула. Похоже, Глуховы сидели на чемоданах. Суслов подтвердил догадку: уже два года. Впрочем, ничего удивительного в этом не было. Пол-России, в том числе он, сидят на чемодане. Иногда всю жизнь.
В прихожей, на вешалке, Алексей заметил смотанный поводок с толстым кожаным ошейником, украшенным бляшками. В углу -собачий коврик и миска. Судя по размерам ошейника, собака была крупная. Любопытно, где она находилась в тот момент, когда сюда вошел преступник?
-- Из квартиры что-нибудь пропало?
-- Еще не выяснили.
-- Место работы Глухова?
-- Замдиректора в СПТУ номер 13 по учебно-воспитательною работе.
Алексей сразу вспомнил этого человека. Отставной хрипун в чине то ли майора, то ли капитана -- так, кажется, он определил его для себя. Наверняка, жертва повальной демобилизации. В таком случае сидение на чемоданах и убогость обстановки вполне объяснимы. Но тогда миллион повисает в воздухе.
-- Анатолий Ступанович, ты с нами?
-- Да. Приказано дождаться и проводить.
На уливе почти рассвело. Появились редкие и вялые, как осенние мужи, прохожие. Один из таких, с трехлитровой банкой в авоське, еще полусонный, ковырял в носу и с лицом идиота беззастенчиво пялил глаза на машину. На нем было выцветшее трико, заправленное в пестрые носки, и некогда лакированные штиблеты. Признак мужественности, еще не опавший после утреннего сна, выпирал под тонкой тканью, словно ручка на боковой дверце "УАЗа".
-- А? Каков гусь? -- Дьяконов разглядывал типа с нескрываемым удовольствием.-- Хар-рош! Целая эпоха. Представь, когда он, такой вот, предстанет перед Господом, а? То-то смеху будет.
-- Поехали.
Машина тронулась с места, и "эпоха" с пальцем в носу скрылась за ржавыми кустами акации.
Свалка оказалась за городом, в перелеске, одна из тех стихийных, нижем не узаконенных, которые возникают, как грибы, на окраинах, неподалеку от строящихся объектов. Бытовых отходов здесь было мало. В основном строительный мусор, опил с отходами древесины, кирпичный бой, смятая "мазовская" кабина и прочий разный хлам. "УАЗ" свернул с тракта через широкое поле, изъезженное вдоль и поперек тяжелыми машинами. Весной здесь было что-то посеяно, какая-то кормовая культура. Теперь из-под колес переваливающегося с боку на бок "УАЗа" серыми, грязными клочьями срывалось воронье и носилось в воздухе с многоголосым ором.
-- Анатолий Степанович, съезди за понятыми,-- попросил Алексей, выходя из машины.
К нему подошел старший в опергруппе сержант Скобов, представился. Потом кивнул на Глухова. Тот сидел на опрокинутом ведре ко всем спиной. Курил.
-- Почти час искал. Мне, говорит, она ни к чему. Сами ищите.
-- Обидели дядю? -- осведомился Алексей, оценив позу.
-- Задаю вопрос: где остальное? Ну, туловище? А этот сразу на дыбы. Все, без адвоката не разговариваю. Теперь молчит.
-- Пожалуй, я бы тоже обиделся.
Обогнув кучу деревянных отходов, они подошли к вырытой яме. На дне ее, из земли, перемешанной с опилом, торчали края истертого полиэтиленового пакета. Рядом валилась лопата с укороченным черенком. Обычно такие лопаты возят с собой по бездорожью водители легковых автомашин. По знаку сержанта один из оперативников начал осторожно огребать землю вокруг пакета. Углубившись до середины, взял пакет с двух сторон за края и вытянул наружу. Представшее их глазам зрелище напоминало дурной сон. С большим трудом верилось, что подобное зверство могло быть сотворено человеческими руками.
Судя по помаде на губах, остаткам макияжа и проколотым мочкам ушей, голова принадлежала женщине. Достаточно молодой. Голова была обрита наголо -- грубо, наспех, с многочисленными глубокими порезами и снятыми лоскутами кожи. Брови тоже были выбриты. Оба глазных яблока вырезаны, многочисленные глубокие порезы имелись на лице, надрезы на веках и в углах глаз. В окровавленных зубах была закушена раздавленная сигарета.
Подошел Суслов с понятыми.
-- Будем предъявлять к опознанию?
-- В таком виде? Не думаю. Тут живого места нет.
-- Значит, на экспертизу?
-- Да. Пусть поработают медики. Желательно знать дату смерти. Потом, Анатолий Степанович, вам придется побывать на кладбище. Проверьте, нет ли разрытых могил и обезглавленных женских трупов. Кто был похоронен и когда? Когда разрыли? Если концы сойдутся, три даты нетрудно будет сопоставить.
Алексей заполнил протокол осмотра и дал подписать понятым. Затем подошел к Глухову.
-- Здравствуйте, Иван Андреевич.
Тот слегка повернулся и кивнул, молча. Но, похоже, узнал.
-- За сержанта я должен принести вам извинения...
-- Давайте так,-- перебил Глухов.-- Никто никому ничего не должен. И без подходов. Вы спрашиваете, я отвечаю. Все.
-- А как же адвокат? -- Алексея улыбнулся.
-- Какой адвокат?
-- Сержант сказал, что без адвоката вы разговаривать отказываетесь.
-- Шутит казарма. Знает, что мы не в Европе.
-- Тогда начнем. Но лучше в машине, там удобнее.
В машине Алексей достал из папки бланк протокола, заполнил анкетную часть и предупредил об ответственности за дачу ложных показаний.
-- Иван Андреевич, первый вопрос по существу дела. Почему вы не обратились в милицию, а решили скрыть преступление?
-- Чье преступление? Мое?
-- Ну, зачем же так сразу?
-- Хорошо, давай не сразу. Я, дорогой прокурор, свидетелем убийства не был. Как я мог что-то скрыть?
-- По-вашему,это не убийство?
-- Все повреждения на голове носят посмертный характер. Я на трупы нагляделся, десятерым гаврикам достанет.-- Глухов небрежно кивнул в сторону оперативников.-- Голову отрезали у трупа. Но я при этом, уверяю вас, не присутствовал. Не говоря уже об убийстве.
Он говорил резко, насмешливо и смотрел прямо в глаза. Алексей понял, что разговор предстоит длинный и, возможно, безрезультатный.
-- Мне, Иван Андреевич, почвму-то казалось, мы с вами в этом деле союзники.
-- Хреновые из вас союзнички,-- отрезал Глухов.
-- Это почему?
-- Потому что вы видите во мне преступника. Сержант требует показать, где я закопал туловище. Вы пугаете меня ответственностью за дачу ложных показаний. Обвиняете в том, будто я скрыл факт убийства. С союзниками, дорогой прокурор, так не поступают.
-- Полно ребячиться, Иван Андреевич, за сержанта я перед вами извинился. Об ответственности за дачу ложных показаний мы обязаны предупредить свидетеля, прежде чем допросить. Такая форма, и вы это знаете. Что касается вашей находки, то вы обязаны были об этом заявить. Вы же скрыли, а теперь становитесь в позу. Зачем?
-- Хотите, скажу, какой следующий вопрос вертится у вас на языке? Вот-вот сорвется. Даже удивительно, что вы до сих пор его не задали. Ну, так как?
-- Я слушаю.
-- Вам, уважаемый прокурор, не терпится выяснить, откуда у меня взялись такие деньги. Аж целый миллион! А может, два? Это при моей-то должностенке, да еще в системе образования. Так?.. Наверняка, тут дело не чисто, думаете вы. И нельзя ли этот миллион, а может два, обратить в доход государства. Преступник думает так же. Он желает слупить с меня миллион. Правда, в свою пользу. И тоже пугает. Но в отличие от вас поступает честнее, не хитрит и не набивается в союзники. Он так и говорит: я собираясь тебя ограбить.
Алексей рассмеялся.
-- Ваш ответ, Иван Андреевич, я знаю заранее. Миллиона у вас нет, так?
-- Вот именно. И никогда не было.
-- Дело в том,-- продолжал Алексей,-- что на данном историческом отрезке заработать миллион честным путем невозможно. Нет законодательной базы. Любой миллион, тем более два, оказавшись в частных руках, имеют криминальное происхождение. Спекуляция, бандитизм, наркотики, махинации с валютой и тому подобное. Вы меня понимаете. Стало быть, честный человек с миллионом в кармане -- абсолютным нонсенс. Поэтому на честный ответ с вашей стороны я и не рассчитывал. Особенно в том случае, если бы миллион у вас, действительно, имелся. А то, что вы скажете, и что в конечном счете сказали, я знал без вас.
Некоторое время оба молчали. Было ясно, что черта под дискуссией подведена. Наконец, Глухов сказал:
-- Ладно, прокурор. Хватит воду в ступе толочь. Спрашивай, что надо. И разбегаемся.
-- Вопрос тот же самый. Почему вы не обратились к нам сразу?
-- Вначале не придал значения, да и сейчас... Хотя далеко зашел гад.
-- До этого случая вам угрожали?
-- Обещал пришить всех троих. В случае неуплаты. Или в случае, если надумаю обратиться в милицию.
-- Вас это остановило?
-- Я же сказал: не придавал значения.
-- Преступник сообщался с вами письменно? Или по телефону?
-- Две записки. Вторая там, в пакете. Он ее к голове на гвоздь приколотил.
Алексей выглянул из машины:
-- Вадим Абрамович! Записку нашли?
Через минуту подошел Дьяконов. На руках у него были надеты резиновые перчатки. Подал следователю перемазанную, в подозрительных пятнах четвертушку бумаги. Пояснил.
-- В пакете валялась, на дне.
На четвертушке крупными печатными буквами, веройтно, шариковой ручкой было написано:
ИВАН ЭТО ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ У ТЕБЯ ОСТАЛОСЬ ТРИ ДНИ НА ОЧЕРЕДИ ТВОЙ ДОЧ
Вез знаков препинания и прописных букв, с ошибками. Но неграмотный текст вполне мог оказаться имитацией.
-- Что-то еще?
Дьяконов с сомнением пожал плечами.
-- На срезе шеи налипли частицы какого-то вещества. Надо сделать смыв. И тоже на экспертизу. Кстати,-- он просунул голову в машину к Глухову.-- У вас дома дырокол имеется?
-- Чего нет, того нет.
-- Угу. Кусочки бумаги на шее -- от дырокола.
-- Бумага та же? -- Алексея ткнул пальцем в записку.
-- Трудно сказать. Хотя дырокол, как будто, с изъяном. С индивидуальными признаками, пригодными для идентификации.
Переговорив с Дьяконовым, Алексей снова обернулся к Глухову. Тот молчал, глядя отеутствующими глазами в окно. Ои настолько ушел в свои мысли, что Алексею пришлось дважды повторить свой вопрос.
-- Первая записка?.. Валяется где-то, в столе. Небось, ваши орлы уже нашарили.
-- Конверт сохранился?
-- Лежала в почтовом ящике. Без конверта.
-- Что в записке?
-- Как я должен отдать миллион.-- Глухов усмехнулся.
-- Ну-ка, ну-ка?
-- Я должен повесить в окне, на кухне, красную тряпку. Знак. И ждать дальнейших указаний.
-- А вы повесьте.
-- Поздно, прокурор! Теперь ваши дознаватеди бегают по подъездам и каждого спрашивают: вы тут не видели на днях подозрительного гражданина? Он зашел в девяносто вторую квартиру к Глухову. Под мышкой держал отрезанную голову. Вон... взгляни.
Он кивнул в сторону дороги, через поле. Там, на обочине, собралась кучка лщдей. В одном из них Алексей разглядел понятого, дежурного вахтера из соседних гаражей. Тот что-то говорил и часто тыкал рукой в сторону милицейских машин возле свалки, на одной из которых безмолвно вращалась синяя мигалка.
-- Да, реклама солидная,-- согласился Алексея.
-- И миллион жалко отдавать,-- мрачно съязвил Глухов.
-- Иван Андреевич, поскольку миллиона у вас нет и не было, то шантажировать вас не имеет никакого смысла. Однако вам угрожают, в том числе действием. У вас есть соображений на этот счет? Скажем, друзья-хохмачи? Враги? Или знакомые психи? Обиженная и оскорбленная женщине?
-- Женщина... ха! -- Глухов рассмеялся, хрипло, надреснуто.
-- Напрасно недооцениваете,-- Алексея пожал пдечами.-Недавно допрашивал, из совхоза "Северный" обвиняемая. Пришла баба домой после вечерней дойки. Вхожу, говорит, во двор и слышу -- на сеновале хихикают. У меня, говорит, сердце от злости зашлось, насилу на ногах устояла. Походила по двору, будто ничего не знаю, а потом -- к лестнице на сеновал. Вытащила из угла ржавую борону. И зубьями вверх опрокинула. Сама ушла в магазин. Когда вернулась, во дворе толпа народу собралась. Мужа с одной конторской дамой с зубьев снимают. Он первый впотьмах на борону спрыгнул и закричал. Любовница перепугалась, хотела убежать. И тоже на зубья спрыгнула. Нога насквозь у обоих. Жаль, говорит, соседи помешали, я бы топором посекла их тут же, на бороне.
-- Вы с олигофренами, кажется, имели дело? -- перебил Глухов.
-- Учащийся контингент?
-- Они самые. Единственный способ привести эту публижу в чувство -- поголовная кастрация. Все остальное пустая трата времени.
-- У вас есть основания кого-то подозревать?
-- Два разбойных нападения, не считая мелочей. Это как? Основание?
-- Лично на вас?
-- Главным образом.
-- Значит, на других из вашего коллектива тоже нападали? В двух словах -- об обстоятельствах?
-- Какие там обстоятельства! Первый раз напали возле подъезда. Похоже, поджидали. Человека три или четыре, темно было. Лиц тем более не разглядел. Но просчитались ребятки. Им бы по куску арматуры взять, а они... В общем, не получилось. Я и сам люблю помахаться. Ей богу, даже удовольствие подучил.
-- Понятно, и когда это произошло?
-- Сейчас скажу. Сегодня восемнадцатое? В конце прошлого месяца дело было, двадцать третьего. Ровно неделю спустя -второй случай. Мы с Охорзиным возвращались.
-- Обыкновенно, псиной,-- ухмыльнулся он. Однако форточку на кухне открыл.
Но Татьяна не услышала. С рассеянным видом она села на табурет, сжав узкие, уже загорелые кисти рук между колен. Глухов вдруг подумал, что хотя они с женой прожили в браке почти семнадцать лет, он все же плохо знает ее. Даже не уверен, любит ли она его. Обычно, уступив настояниям, она скучно и монотонно справляла явно постылую ей супружескуж обязанность и нередко прерывала в самом разгаре, начав вдруг с увлечеувлечением рассказывать, кто и что ей сегодня сказал при встрече, или что ей необходимо купить к завтрашней замечательной кулебяке. Глухов даже фыркнул при этих воспоминаниях. Татьяна шевельнулась на табурете.
-- Я боюсь, Ваня,-- слабый голосом повторила она.
-- Уже слышал. Дальше что?
-- Ты... ничего не скрываешь от меня?
-- Не понял. Что именно?
-- Не знаю.-- На некоторое время она замкнулась. И вдруг ее словно прорвало.-- Почему они требуют от нас какие-то деньги? Кто они? И сумма... это какая-то фантастика! Откуда у нас такие деньги? Почему именно у нас?
-- Погоди. Мы, кажется, достаточно на эту тему говорили. Что тебя не устраивает?
-- Не знаю. Я ничего не знаю! -- Она уже плакала.-- Но это не шутка... Не розыгрыш, как ты утверждал!
-- Черт возьми, ты сама только что сказала -- это абсурд, фантастика требовать от нас такую сумму. Надо быть придурком...
-- Почему ты отправил нас в Крым?
-- Я? Вас?
-- Ты испугался, что они исполнят угрозы. Поэтому решил нас с Дашей спрятать у родственника.
-- Все с ног на голову! Вспомни, дорогая, напрягись. Подошло время твоего отпуска, так? Ты сама не раз этот разговор начинала -- куда бы съездить, хоть ненадолго, отвлечься. Я и предложил. Мне лично было все равно. Но раз уж ты всерьез весь этот розыгрыш восприняла, мы с тобой решили: вы едете к моему двоюродному брату в Крым. Тем более, что Дарья там вообще ни разу не была. Кстати, как он? Чем занимается?
-- Работает,-- машинально отвечала Татьяна.
-- Хм... надо думать.
-- Говорит, шабашку нашел, выгодную. Очень довольный.
-- Что именно?
-- Виллу какому-то тузу строит. С бассемном. Он даже свозил нас на стройку, показывал.
-- Вас-то зачем?
Жена не услышала вопрос. Вздохнула.
-- Это не розыгрыш. Они... напали на меня.
Глухов поперхнулся и едва не выпустил из рук чамку с остатками кофе. В голове словно лопнула противопехотная мина. Спустя некоторое время хрипло спросил:
-- Как это произошло? Где?
-- Дикий пляж, помнишь? Сразу за волнорезом, вправо. А дальше бухточка с тенью. Скалы близко подходят. На пляже было многолюдно, мы отправились туда,-- Татьяна произносила слова медленно, едва слышным голосом. Голова ее была опущена, и на юбку, на руки падали крупные слезы.
-- Кто мы?
-- Сева, племянник. Он на год старше Дарьи, длинный. Оба, как пришли, сразу в воду, купаться. Когда я переоделась, они уже заплыли с Дарьей, метров триста от берега. Море блестит, кое-как разглядела две точки. Даже голосов не слышно...
@BLL=
...Татьяна тоже забрела в воду и минуты две-три с наслаждением плескалась, пока не задела рукой медузу, к которым так и не смогла привыкнуть. Выбравшись на берег, расстелила циновку и взялась читать детектив, начатый еще в поезде. Горячее солнце, легкий, ласковый бриз с моря заставили ее смежить глаза, поэтому когда услышала чужие шаги, было уже поздно. Она откинула волосы и хотела повернуть голову, но кто-то грубо наступил ногой прямо ей на шею и вдавил лицом в песок. Кричать она не могла, но почувствовала, что купальника на ней уже нет, его разрезали ножом и сорвали. Она забилась, словно выброшенная на берег рыбина. Еще немного и ей удалось бы освободиться, но в этот момент ее схватили за волосы, рванули вверх и с такой силой снова вдавили лицом в песок, что она потеряла сознание и обмякла...
До Глухова слова жены доходили сквозь красноватый, пульсирующий туман. Он словно получил удар в челюсть. Несмотря на слезы, Татьяна заметила его состояние.
-- Наверное, мне не надо было рассказывать тебе. Но я боюсь, что в следующий раз на моем месте окажется Дарья.
Глухов по-прежнему молчал, сцепив зубн. Наконец, дар речи начал к нему возвращаться. Хриплым, лающим голосом спросил:
-- Зачем вас туда понесло?
-- Ва-ань, откуда же мы... Ты сам сказал, это все розыгрыш. И потом, Крым все-таки.
-- Дура! -- рявкнул Глухов.-- У тебя одно на уме. Забрались в безлюдное место... Голая по сути! Твои две тряпки, величиной с конверт, не в счет. А тут местные подонки... подбирают таких. Тьфу!
На глазах у жены блестели слезы. Она довозилась с застежкой на боку и поднялась с табурета. Цветастая, тонкая юбка скользнула с бедер в ноги. Глухов невольно сглотнул слюну. Коротконогая, развратная Зинаида по сравнению с его Татьяной выглядела жалкой дворняжкой.
Татьяна повернулась к нему правым боком и спустила трусики. На смуглою ягодице сбоку красовался тампон, перехваченный крест-накрест кусками лейкопластыри. Кожа вокруг заметно воспалилась.
-- Что это?
-- Они ткнули ножом, когда уходили.
-- Сколько их было?
-- Двое, я думаю.
-- Они переговаривались?
-- Не знаю... нет. Все молча. Только в самом конце я услышала, кто-то сказал: "Уходим". Одно слово.
-- И ничего не видела?
Татьяна молча покачала головой, поправила на себе юбку.
-- Они не местные. Они знали, кто я. И знали тебя.
-- Меня? -- Глухов дернул плечом.-- Ну-ка, поясни.
-- Ваня, ты, действительно, не понимаешь? Или прикидываешься? -- Татьяна смотрела на него с упреком, и он видел, что глаза у нее опять наливаются слезами.
-- Отставить слезы! В чем дело, ну?
Слезы хлынули из глаз рекой. Глухов бросился успокаивать. Наконец, она сумела проговорить:
-- У тебя шрам, старый. На том же месте. Они, эти двое, твои знакомые... они знали про шрам. Они нарочно меня ткнули ножом, чтобы ты не думал, что это случайность.
-- Возможно, ты права,-- сдержанно согласился Глухов.-Хотя таких знакомых у моей задницы прибавляется. После каждого банного дня.
-- Вань, может, в милицию все-таки? Написать заявление?
Глухов с досадой поморщился.
-- Записку читала? Помнишь содержание?
Татьяна слабо кивнула.
-- Ты пойми, у легавых свой бардак, дальше некуда. Там сволочь одна осталась и придурки. Как обычно, заволокитят дело и бросят. Вдобавок весь город будет знать, что тебя изнасиловали в Массандре.-- Он взглянул на жену, и гордо перехватил колючий спазм. Она казалась соверщенно раздавленной свалившейся бедой, и вина за ее жалкую беспомощность лежала на нем. Он порывисто склонился и поцеловал ее в мокрую от слез щеку.-- Не бойся. На этот раз я, действительно, вас спрячу. Ни одна собака не сыщет.
-- А потом?
-- Потом стану разбираться. Сам. Мужики помогут.
Она молча к нему прижалась. Глухов понял, что она почти согласна.
-- Ты день-два отдохни с дороги. Я за это время договорюсь.
-- Вань, из ведра вынеси. Воняет же.-- Она отправилась в спальню, так и не притронувшись к кофе.-- Я пойду переодеться.
-- Сейчас вынесу,-- Глухов приподнял крышку, чтобы убедиться, но ведро было пустым. В этот момент в спальне раздался отчаянный вскрик. Глухову показалось вначале, будто крик донесся с улицы, и он не сразу разобрал, что это голос жены. Метнулся в спальню...
Татьяна с перекошенным от ужаса лицом, бледная, появилась в дверях и мимо него, не глядя, двинулась в ванную, то ли в туалет. Запах вони ударил Глухову в нос, едва он переступил порог. Услышал, как жену в туалете выворачивает наизнанку. Недоумевающим взглядом он обшарил комнату и -- невольно отступил. На кровати лежала отрубленная человеческая голова. На него в упор глядели пустые окровавленные глазницы...
Глава 2.
Алексей проснулся разом, как от толчка, и сел. Бледный рассвет наполнял комнату, лишая предметы теней. Через форточку сильно сквозило, вздувая парусом шторы. Он нехотя выбрался из постели и босиком прошлепал в прихожую к дребезжащему телефону.
-- Валяев. Слушаю.
-- Леша, выгляни в окно,-- раздался в трубке насмешливый голос Махнева.-- Посмотри, дорогой, что там внизу? Возле подъезда?
-- Карета, надо полагать?
-- Приятно, ей богу, иметь дело с умным человеком. В общем, повязывай галстук и срочно на место происшествия.
В трубке раздались короткие гудки.
Алексей проглотил вчерашний кофе и сошел вниз. Едва хлопнула за ним дверь подъезда, из-за угла вынырнул, кренясь набок, прокурорский "УАЗ" и с визгом осадил у самых ступеней. Алексей отметил про себя, что хотя прокурора Хлыбова давно нет в живых, хлыбовский нахрапистый стиль, даже его манера вождения прочно вошли в обиход работников здешней прокуратуры. Определенно, был в этом человеке некий божественный замысел.
В салоне, кроме водителя, сидел эксперт-криминалист Дьяконов с обиженным на всех и вся видом. Машина рванулась с места и на вираже обоих пассажиров бросило друг на друга.
-- Что случилось, Вадим Абрамыч?
-- Понятия не имею,-- Дьяконов втянул коротко остриженную голову в плечи.-- Говорит, сурприз!
-- Махнев?
-- Все потешается, забавник хренов.
-- Нормальная позиция.
-- Бог с вами, Алексея Иванович. Это психоз. Способ самозащиты слабого человека. Весьма уязвимого. Уверяю вас, долго не протянет, сдаст позицию.
-- Что так?
Дьяконов сокрушенно вздохнул и не ответил.
Машина с асфальта нырнула вправо, в гору. Мелькнула вывеска продовольственного магазина, и они въехали во двор мимо деревянного забора, ограждающего строительную площадку. Из-за кустов с поднятой рукой вышел участковых Суслов. Слегка козырнул.
-- Садись, лейтенант,-- Алексей толкнул переднюю дверцу.-Проинформируешь.
-- Сегодня восемнадцатое? -- начал Суслов.-- Ночью... время можно уточнить, в дежурную часть поступило устное заявление от гражданки Запольских Веры Ильиничны. Заявительница местная, пенсионерка, проживает по улице Красноармейская, дом 3. Это рядом. Из заявления следует, что ее дочь Глухова Татьяна Васильевна в присутствии мужа Глухова Ивана Андреевича обнаружила у себя в квартире отчлененную человеческую голову. Как голова попала в квартиру, гражданка Запольских объяснить не сумела. Сама она ничего не видела, но со слов дочери знает, что ее и мужа Глухова Ивана Андреевича с помощью угроз шантажировали неизвестные лица. Требуют выплатить крупную сумму денег.
-- Сколько?
-- Миллион. Заявление Запольских сделала вопреки воле зятя. Глухов будто бы сказал жене, что отчлененную голову необходимо скрыть. Насколько она знает, опять же со слов дочери, неизвестные лица угрожали им расправой в случае, если они обратятся в милицию.
-- Голова-то чья?
-- Трупа.
Дьяконов фиркнул в своем углу.
-- Это понятно. Личность установлена?
-- Пока нет.
-- К опознанию не предъявляли?
-- Головы тоже нет. Пока.
-- То есть?
-- Гяухов ее закопал.
-- Понятно. Стало быть, он пошел закапывать, а теща вопреки воле зятя отправилась в милицию? С заявлением? -Дьяконов снова фыркнул. Алексей посмотрел на него с укоризной.
-- Глухов сейчас где?
-- Откапывает,-- усмехнулся Суслов.-- Это в районе гаражей СМУ-7. На свалке.
-- Хозяева в квартире есть?
-- Нет. Там наши, Суляев с напарником работают.
-- Пойти взглянуть,-- Алексей выбрался из машины и придержал дверцу.
-- Суляев, говоришь? -- Дьяконов выставил полную ногу, но вылезать не спешил.-- Я тогда на кой нужен там?
Алексей рассмеялся.
-- Ладно, коли так. Но уж на свалку, извини, мы тебя сегодня доставим.
Нога убралась.
-- Остряки долбаны...
Квартира оказалась точной копией той, где проживал Алексей. Значит, дома принадлежали к одной серии. И замки, он сразу обратил внимание, внешне выглядели одинаково. Алексей нашарил в кармане ключ и попытался вставить. Ключ легко входил в замочную скважину, но провернуть его не удалось. Других запоров, кроме цепочки на косаке, не было. Криминалисты подтвердили:
-- Повреждений на замке нет. Дверь открывали ключом.
-- Как насчет лоджии?
-- Лоджия застеклена. На шпингалетах, на стекле, на переплетах толстый слой пыли.
-- Закрыта, что ли?
-- Там вообще свалка. Вернее, склад,-- вмешался Суслов.-Квартира на самом деле принадлежит другому человеку.
-- Выходит, Глуховы -- поднаниматели?
-- Все трое прописаны у тещи, улица Красноармейская, 3.
-- Анатолий Степанович, ключи пусть будут за тобой. Проверь, пожалуйста. В том числе основного квартиросъемщика. Узнай, кто такой Кто из посторонних мог иметь к ключу доступ? Не терялся ли?
-- Проверим.
Обстановка в квартире на миллион явно не тянула. Похоже, Глуховы сидели на чемоданах. Суслов подтвердил догадку: уже два года. Впрочем, ничего удивительного в этом не было. Пол-России, в том числе он, сидят на чемодане. Иногда всю жизнь.
В прихожей, на вешалке, Алексей заметил смотанный поводок с толстым кожаным ошейником, украшенным бляшками. В углу -собачий коврик и миска. Судя по размерам ошейника, собака была крупная. Любопытно, где она находилась в тот момент, когда сюда вошел преступник?
-- Из квартиры что-нибудь пропало?
-- Еще не выяснили.
-- Место работы Глухова?
-- Замдиректора в СПТУ номер 13 по учебно-воспитательною работе.
Алексей сразу вспомнил этого человека. Отставной хрипун в чине то ли майора, то ли капитана -- так, кажется, он определил его для себя. Наверняка, жертва повальной демобилизации. В таком случае сидение на чемоданах и убогость обстановки вполне объяснимы. Но тогда миллион повисает в воздухе.
-- Анатолий Ступанович, ты с нами?
-- Да. Приказано дождаться и проводить.
На уливе почти рассвело. Появились редкие и вялые, как осенние мужи, прохожие. Один из таких, с трехлитровой банкой в авоське, еще полусонный, ковырял в носу и с лицом идиота беззастенчиво пялил глаза на машину. На нем было выцветшее трико, заправленное в пестрые носки, и некогда лакированные штиблеты. Признак мужественности, еще не опавший после утреннего сна, выпирал под тонкой тканью, словно ручка на боковой дверце "УАЗа".
-- А? Каков гусь? -- Дьяконов разглядывал типа с нескрываемым удовольствием.-- Хар-рош! Целая эпоха. Представь, когда он, такой вот, предстанет перед Господом, а? То-то смеху будет.
-- Поехали.
Машина тронулась с места, и "эпоха" с пальцем в носу скрылась за ржавыми кустами акации.
Свалка оказалась за городом, в перелеске, одна из тех стихийных, нижем не узаконенных, которые возникают, как грибы, на окраинах, неподалеку от строящихся объектов. Бытовых отходов здесь было мало. В основном строительный мусор, опил с отходами древесины, кирпичный бой, смятая "мазовская" кабина и прочий разный хлам. "УАЗ" свернул с тракта через широкое поле, изъезженное вдоль и поперек тяжелыми машинами. Весной здесь было что-то посеяно, какая-то кормовая культура. Теперь из-под колес переваливающегося с боку на бок "УАЗа" серыми, грязными клочьями срывалось воронье и носилось в воздухе с многоголосым ором.
-- Анатолий Степанович, съезди за понятыми,-- попросил Алексей, выходя из машины.
К нему подошел старший в опергруппе сержант Скобов, представился. Потом кивнул на Глухова. Тот сидел на опрокинутом ведре ко всем спиной. Курил.
-- Почти час искал. Мне, говорит, она ни к чему. Сами ищите.
-- Обидели дядю? -- осведомился Алексей, оценив позу.
-- Задаю вопрос: где остальное? Ну, туловище? А этот сразу на дыбы. Все, без адвоката не разговариваю. Теперь молчит.
-- Пожалуй, я бы тоже обиделся.
Обогнув кучу деревянных отходов, они подошли к вырытой яме. На дне ее, из земли, перемешанной с опилом, торчали края истертого полиэтиленового пакета. Рядом валилась лопата с укороченным черенком. Обычно такие лопаты возят с собой по бездорожью водители легковых автомашин. По знаку сержанта один из оперативников начал осторожно огребать землю вокруг пакета. Углубившись до середины, взял пакет с двух сторон за края и вытянул наружу. Представшее их глазам зрелище напоминало дурной сон. С большим трудом верилось, что подобное зверство могло быть сотворено человеческими руками.
Судя по помаде на губах, остаткам макияжа и проколотым мочкам ушей, голова принадлежала женщине. Достаточно молодой. Голова была обрита наголо -- грубо, наспех, с многочисленными глубокими порезами и снятыми лоскутами кожи. Брови тоже были выбриты. Оба глазных яблока вырезаны, многочисленные глубокие порезы имелись на лице, надрезы на веках и в углах глаз. В окровавленных зубах была закушена раздавленная сигарета.
Подошел Суслов с понятыми.
-- Будем предъявлять к опознанию?
-- В таком виде? Не думаю. Тут живого места нет.
-- Значит, на экспертизу?
-- Да. Пусть поработают медики. Желательно знать дату смерти. Потом, Анатолий Степанович, вам придется побывать на кладбище. Проверьте, нет ли разрытых могил и обезглавленных женских трупов. Кто был похоронен и когда? Когда разрыли? Если концы сойдутся, три даты нетрудно будет сопоставить.
Алексей заполнил протокол осмотра и дал подписать понятым. Затем подошел к Глухову.
-- Здравствуйте, Иван Андреевич.
Тот слегка повернулся и кивнул, молча. Но, похоже, узнал.
-- За сержанта я должен принести вам извинения...
-- Давайте так,-- перебил Глухов.-- Никто никому ничего не должен. И без подходов. Вы спрашиваете, я отвечаю. Все.
-- А как же адвокат? -- Алексея улыбнулся.
-- Какой адвокат?
-- Сержант сказал, что без адвоката вы разговаривать отказываетесь.
-- Шутит казарма. Знает, что мы не в Европе.
-- Тогда начнем. Но лучше в машине, там удобнее.
В машине Алексей достал из папки бланк протокола, заполнил анкетную часть и предупредил об ответственности за дачу ложных показаний.
-- Иван Андреевич, первый вопрос по существу дела. Почему вы не обратились в милицию, а решили скрыть преступление?
-- Чье преступление? Мое?
-- Ну, зачем же так сразу?
-- Хорошо, давай не сразу. Я, дорогой прокурор, свидетелем убийства не был. Как я мог что-то скрыть?
-- По-вашему,это не убийство?
-- Все повреждения на голове носят посмертный характер. Я на трупы нагляделся, десятерым гаврикам достанет.-- Глухов небрежно кивнул в сторону оперативников.-- Голову отрезали у трупа. Но я при этом, уверяю вас, не присутствовал. Не говоря уже об убийстве.
Он говорил резко, насмешливо и смотрел прямо в глаза. Алексей понял, что разговор предстоит длинный и, возможно, безрезультатный.
-- Мне, Иван Андреевич, почвму-то казалось, мы с вами в этом деле союзники.
-- Хреновые из вас союзнички,-- отрезал Глухов.
-- Это почему?
-- Потому что вы видите во мне преступника. Сержант требует показать, где я закопал туловище. Вы пугаете меня ответственностью за дачу ложных показаний. Обвиняете в том, будто я скрыл факт убийства. С союзниками, дорогой прокурор, так не поступают.
-- Полно ребячиться, Иван Андреевич, за сержанта я перед вами извинился. Об ответственности за дачу ложных показаний мы обязаны предупредить свидетеля, прежде чем допросить. Такая форма, и вы это знаете. Что касается вашей находки, то вы обязаны были об этом заявить. Вы же скрыли, а теперь становитесь в позу. Зачем?
-- Хотите, скажу, какой следующий вопрос вертится у вас на языке? Вот-вот сорвется. Даже удивительно, что вы до сих пор его не задали. Ну, так как?
-- Я слушаю.
-- Вам, уважаемый прокурор, не терпится выяснить, откуда у меня взялись такие деньги. Аж целый миллион! А может, два? Это при моей-то должностенке, да еще в системе образования. Так?.. Наверняка, тут дело не чисто, думаете вы. И нельзя ли этот миллион, а может два, обратить в доход государства. Преступник думает так же. Он желает слупить с меня миллион. Правда, в свою пользу. И тоже пугает. Но в отличие от вас поступает честнее, не хитрит и не набивается в союзники. Он так и говорит: я собираясь тебя ограбить.
Алексей рассмеялся.
-- Ваш ответ, Иван Андреевич, я знаю заранее. Миллиона у вас нет, так?
-- Вот именно. И никогда не было.
-- Дело в том,-- продолжал Алексей,-- что на данном историческом отрезке заработать миллион честным путем невозможно. Нет законодательной базы. Любой миллион, тем более два, оказавшись в частных руках, имеют криминальное происхождение. Спекуляция, бандитизм, наркотики, махинации с валютой и тому подобное. Вы меня понимаете. Стало быть, честный человек с миллионом в кармане -- абсолютным нонсенс. Поэтому на честный ответ с вашей стороны я и не рассчитывал. Особенно в том случае, если бы миллион у вас, действительно, имелся. А то, что вы скажете, и что в конечном счете сказали, я знал без вас.
Некоторое время оба молчали. Было ясно, что черта под дискуссией подведена. Наконец, Глухов сказал:
-- Ладно, прокурор. Хватит воду в ступе толочь. Спрашивай, что надо. И разбегаемся.
-- Вопрос тот же самый. Почему вы не обратились к нам сразу?
-- Вначале не придал значения, да и сейчас... Хотя далеко зашел гад.
-- До этого случая вам угрожали?
-- Обещал пришить всех троих. В случае неуплаты. Или в случае, если надумаю обратиться в милицию.
-- Вас это остановило?
-- Я же сказал: не придавал значения.
-- Преступник сообщался с вами письменно? Или по телефону?
-- Две записки. Вторая там, в пакете. Он ее к голове на гвоздь приколотил.
Алексей выглянул из машины:
-- Вадим Абрамович! Записку нашли?
Через минуту подошел Дьяконов. На руках у него были надеты резиновые перчатки. Подал следователю перемазанную, в подозрительных пятнах четвертушку бумаги. Пояснил.
-- В пакете валялась, на дне.
На четвертушке крупными печатными буквами, веройтно, шариковой ручкой было написано:
ИВАН ЭТО ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ У ТЕБЯ ОСТАЛОСЬ ТРИ ДНИ НА ОЧЕРЕДИ ТВОЙ ДОЧ
Вез знаков препинания и прописных букв, с ошибками. Но неграмотный текст вполне мог оказаться имитацией.
-- Что-то еще?
Дьяконов с сомнением пожал плечами.
-- На срезе шеи налипли частицы какого-то вещества. Надо сделать смыв. И тоже на экспертизу. Кстати,-- он просунул голову в машину к Глухову.-- У вас дома дырокол имеется?
-- Чего нет, того нет.
-- Угу. Кусочки бумаги на шее -- от дырокола.
-- Бумага та же? -- Алексея ткнул пальцем в записку.
-- Трудно сказать. Хотя дырокол, как будто, с изъяном. С индивидуальными признаками, пригодными для идентификации.
Переговорив с Дьяконовым, Алексей снова обернулся к Глухову. Тот молчал, глядя отеутствующими глазами в окно. Ои настолько ушел в свои мысли, что Алексею пришлось дважды повторить свой вопрос.
-- Первая записка?.. Валяется где-то, в столе. Небось, ваши орлы уже нашарили.
-- Конверт сохранился?
-- Лежала в почтовом ящике. Без конверта.
-- Что в записке?
-- Как я должен отдать миллион.-- Глухов усмехнулся.
-- Ну-ка, ну-ка?
-- Я должен повесить в окне, на кухне, красную тряпку. Знак. И ждать дальнейших указаний.
-- А вы повесьте.
-- Поздно, прокурор! Теперь ваши дознаватеди бегают по подъездам и каждого спрашивают: вы тут не видели на днях подозрительного гражданина? Он зашел в девяносто вторую квартиру к Глухову. Под мышкой держал отрезанную голову. Вон... взгляни.
Он кивнул в сторону дороги, через поле. Там, на обочине, собралась кучка лщдей. В одном из них Алексей разглядел понятого, дежурного вахтера из соседних гаражей. Тот что-то говорил и часто тыкал рукой в сторону милицейских машин возле свалки, на одной из которых безмолвно вращалась синяя мигалка.
-- Да, реклама солидная,-- согласился Алексея.
-- И миллион жалко отдавать,-- мрачно съязвил Глухов.
-- Иван Андреевич, поскольку миллиона у вас нет и не было, то шантажировать вас не имеет никакого смысла. Однако вам угрожают, в том числе действием. У вас есть соображений на этот счет? Скажем, друзья-хохмачи? Враги? Или знакомые психи? Обиженная и оскорбленная женщине?
-- Женщина... ха! -- Глухов рассмеялся, хрипло, надреснуто.
-- Напрасно недооцениваете,-- Алексея пожал пдечами.-Недавно допрашивал, из совхоза "Северный" обвиняемая. Пришла баба домой после вечерней дойки. Вхожу, говорит, во двор и слышу -- на сеновале хихикают. У меня, говорит, сердце от злости зашлось, насилу на ногах устояла. Походила по двору, будто ничего не знаю, а потом -- к лестнице на сеновал. Вытащила из угла ржавую борону. И зубьями вверх опрокинула. Сама ушла в магазин. Когда вернулась, во дворе толпа народу собралась. Мужа с одной конторской дамой с зубьев снимают. Он первый впотьмах на борону спрыгнул и закричал. Любовница перепугалась, хотела убежать. И тоже на зубья спрыгнула. Нога насквозь у обоих. Жаль, говорит, соседи помешали, я бы топором посекла их тут же, на бороне.
-- Вы с олигофренами, кажется, имели дело? -- перебил Глухов.
-- Учащийся контингент?
-- Они самые. Единственный способ привести эту публижу в чувство -- поголовная кастрация. Все остальное пустая трата времени.
-- У вас есть основания кого-то подозревать?
-- Два разбойных нападения, не считая мелочей. Это как? Основание?
-- Лично на вас?
-- Главным образом.
-- Значит, на других из вашего коллектива тоже нападали? В двух словах -- об обстоятельствах?
-- Какие там обстоятельства! Первый раз напали возле подъезда. Похоже, поджидали. Человека три или четыре, темно было. Лиц тем более не разглядел. Но просчитались ребятки. Им бы по куску арматуры взять, а они... В общем, не получилось. Я и сам люблю помахаться. Ей богу, даже удовольствие подучил.
-- Понятно, и когда это произошло?
-- Сейчас скажу. Сегодня восемнадцатое? В конце прошлого месяца дело было, двадцать третьего. Ровно неделю спустя -второй случай. Мы с Охорзиным возвращались.