Подпрыгивает наместе.
Ле шинуасонт эн пёпль малэн = дэ Шанкэ аПекэн... Ну, в общем, я тут пою, танцую, аони вокруг стоят, кричат... НелькаБаранова... знаете ее? Ей в прошлом году заслуженную дали. РСФСР, конечно. Онакричит: сумасшедшая, сумасшедшая! А Вася так смешно "браво" орет: браво-брависсимо! Это вы должны понимать, это по-итальянски. А Виктоша, бедненькая, царствие ей небесное...
Крестится, плачет.
Виктошаговорит: тише, тише вы! дайте послушать!
Сновакрестится.
Я вот крещусь, авообще-то какая я верующая? Только название одно. Арсений говорит: ты, говорит, даже смыслалитургии не знаешь. Сам-то у меня Арсений верит, только странно как-то, по-собачьи. У нас собакаесть, для девочки купили, чау-чау. Тошкой звать. Вот онаиной раз сядет около диванаи смотрит. Арсений говорит: вот, говорит, если есть собаки, значит и Бог есть. Потому что откудаж иначе такие глаза? И вообще... Люди, конечно, тоже иногдаумеют смотреть, но что человек -- царь природы -- это мы привыкли, это мы с рождения выдолбили. А насобаку взглянешь и сразу поймешь, что не может Богане быть. Правда, церковь он не признаёт. Особенно нашу, православную. Нету, говорит, в ней гордости. Независимости. А мне, например, в церкви хорошо. Как вспомню Виктошу в гробу, самой тоже так спокойно делается. И тоже хочется лечь, и чтоб пели над тобою, и ладаном чтоб кадили... А Сергей Николаевич сидит в зале, застоликом, молодцы, говорит, прекрасно! А рядом с ним лампа, светакружок, чай в стакане коричневый. Давай, Вера, кричит мне, давай свой монолог! -- ну и я уж выдавалакак могла. Там у нас двое детей насцене было, ну, вы ж знаете пьесу... Дочказавтруппы, апарнишкая уж и не помню чей. В общем, славное было время, и спектакль славный. Даром что Пиранделло. Нет, вы представляете: мы все заходим зазанавеску, включается свет, мы стоим тенями. Директор занавеску срывает, азанею -- ни-ко-го. Пус-то-та! Вы не помните, я открываладверь?
Идет к выходу.
Я боюсь, чтоб меня не заперли. В темной комнате. А из-под двери -- лучик надежды. (Поет.) Синенький скромный платочек = падал с опущенных плеч. = Ты говорила, = что не забыла...
Проверяет дверь, сноващелкает замком.
Вот, значит. Отрывок. А еще я вам прочту стихи. Я их никогдане читаю, но вам, синьор Эдуардо... тьфу, Эдуардо! Синьор Эн-ри-ко! Энрико! Синьор Эдуардо -- это мой муж. То есть, мой муж -- Арсений, аэто мой первый муж. Эдуард Аркадьевич. Эдик. Эдичка. А стихи, между прочим, только это т-с-с... никому!.. стихи, между прочим, сочинилая сама. Они, конечно, плохие, мне и Арсений говорил, что плохие, и Печников, -- зато от чистого сердца. А Цветаеву вашу валютную я вам читать не стану, не дождетесь! Пусть ее вам кто другой читает. Нелькапусть Барановачитает! Или ассистенточка. Которая с Арсением... хы-хы-хы... хо-хо-хо... кофе пила. В Третьяковку ходила. В Третьяковскую галерею. Я думаю, времени они зря не теряли. Итальяночки, я знаю, хорошенькие, темпераментные. Мо-ло-день-ки-е! А что? Полюбил, разлюбил. Сердцу, как говорится, не прикажешь. Был у меня в молодости один... юноша... Так что, будете слушать мои стихи или нет? Только чур -- не перебивать! Не-люб-лю!
Идет к занавеске, глотает коньяк.
Называется "Актриса". Это я не про себя сочинила, атак... вообще. (Читает с выражением.) Дикая бездонность темперамента= затаилась в сухости двух глаз. = Нету ни порядка, ни регламента... (Долгая пауза.) Где же спас?! = Подошла(пауза), взглянулав отражение... (Долгая пауза.) Как люблю я это страстное лицо! (Странно хихикает.) Отпечатки горнего парения = и земные ласки (пауза) под-ле-цов! Да, подлецов! Все -- подлецы! Я никому не верю. Эдичкауезжал -- квартиру под корень вычистил. Даже люстры поснимал. Я возвращаюсь с гастролей, аиз потолкадве проволочки торчат. А под ними -тряпки мои наполу валяются. И ведь я ж чувствую: он наэти мои тряпки Алку с восьмого этажаводил. Не постеснялся. А я потом нахимчистку пол-зарплаты просадила. Противно.
Пауза.
Или в театре у нас этих парочек! Семейных! Ах-ах! Сю-сю-сю! Только нагастроли отъедем -- тут же блядовать начинают. У одного у нашего женародить вот-вот собирается. Он ее своей матери оставил, стерве, асам... А онаведь чувствует! П'жал'ста: мертвый ребеночек. Бугаю-то этому что? Не он ведь рожает! Или Иван, Холмогоров! Насъемки едет, кинозвезда! Тк уж с женою со своею прощается, так трогательно, так мило. Прямо тут картину снимай, не отходя от кассы: "Повесть о верной любви". Ну, думаешь, просто сдохнет к вечеру от разлуки. А в купе у него уже блядь сидит, дожидается. Так есть так. Грязь, грязь, пакость! Музей-усадьба. Арсений, муж, он ведь тоже блядует! Я его не поймалани разу, заруку не схватила, аведь блядует, сучий кот! Потому что я завсю жизнь ни-од-но-го мужикане видела, чтобы не блядовал! Нашел себе какую-нибудь молоденькую. Ассистенточку... Зачем? Зач-чем все это надо? Вот вы мне ответьте: зач-чем? Молчите? То-то же! Крыть-то нечем! А как вы все Виктошу в могилу свели? Не прощу, никогдане прощу! Дачего это я перед вами распинаюсь как дурочка? Я стихи вам читаю? -- вот и слушайте стихи! И нечего мне в душу лезть. Я уж там самакак-нибудь разберусь, я Богу отвечу...
Читает.
Отпечатки горнего паренья = и земные ласки под-ле-цов! = Я измучилась! О, дайте же мне роли! -- это я не про себя! Никогдав жизни не побиралась и не дождетесь! Это вообще! Про Актрису... С большой буквы! Я измучилась! (Многозначительная пауза.) О, дайте же мне роли! = Дайте же мне сильных ощущений! = Я любить могу до дикой боли, = я страдать умею -- без сомнений!
Пауза.
Ну как? Прошлая вашу пробу или не прошла? Сцену я вам сыграла? Сыграла. "Ворону и Лисицу" прочла? Прочла! И еще и поговорили. Только я вам, синьор Энрико, так скажу: глупость все это и ни к чему. (Шепотом.) Меня ведь все равно сниматься к вам не-вы-пус-тят. Муж-то мой, Эдик, знаете... у-е-хал. Через Израиль. У нас ведь только через Израиль выпускают, по другому нельзя. А с Израилем нет дипломатических отношений. Санитарный день. Он мне из Америки вызов прислал, гостевой, с девочкою повидаться. (Открывая страшную тайну.) Девочка-то моя не от Арсения, от этого, от Эдика. Арсений потому и папою не разрешает себя звать. Он, правда, любит ее как родную, но папою звать -ни-ни! Я документы все собрала, амне полгода -- ни ответа, ни привета. Ну и пошлав ОВИР. Очередь там -- до вечера. А публика! Вот бы вам кого в кино вашем снять! Сразу бы Оскаразаработали! В общем, нет, говорят, не выпустим. Никогдамы вас к нему не выпустим. Он, говорят, изменник родины, он через Израиль уехал, ас такими гражданами у нас разговор простой. Мать вот, говорят, умирать у него будет -- авсе равно не выпустим. Ни ее не выпустим, ни его к ней не впустим. Так что даже не надейтесь. И ведь кто говорит? Баба! Моих лет! Симпатичная такая, румяная. И дети, наверное, есть. Капитан Голубчик. Сами-то ведь, говорю, тоже когда-то умирать будете. А онакак заорет: я вам не позволю оскорблять при исполнении! -- и выгнала. Вы мне, говорю, хоть бумажку дайте, что отказываете, аона: вон отсюда, напятнадцать суток захотела, хулиганка! Ты, орет, пьяная! А сколько я там выпила?!. И что я, дура, сразу с ним не поехала? Думала, мол: актриса! Чт, мол, мне, думала, в чужой стране делать, в чужом языке? А какая я актриса? У меня завосемь лет -- ни одной роли. Санитарный день.
Смеется. Идет зазанавеску, допивает коньяк. Бросает пустую бутылку.
В кино меня тоже не снимают. Так. Массовка. Или подружкаподружки героини. Или член бригады коммунистического труда. Была-а, правда, однакартина, которую специально наменя делали. Так она-то ведь наполке. А может, и не наполке уже, может, смыли давно. А что? Очень даже свободно. Как дерьмо с унитаза. Экономия серебра. Санитарный день. Даже странно, что вы узнали обо мне...
Пауза.
А действительно, откудавы про меня знаете? Ну, я понимаю. Те кто помнили меня... Кто мою Жанну смотрели. Сейчас, впрочем, и эти не узнат. А вы-то откуда? Вы ведь не видели меня никогда! Не-ви-де-ли!
Пауза.
А-а-а... Я-а-асно-о... Это он вас уговорил, чтобы меня отсюдавытащить! Эдик! Эдичка! Он по девочке соскучился и вас уговорил! И денег вам дал, наверное. Я ведь знаю: у вас там кого хочешь купить можно. А я-то думаю: откудаэто он про меня узнал? Очки! белый костюм!.. Только просчитались вы с ним, оба! (Хохочет.) Ничего не выйдет у вас! Девочку-то мою все равно не выпустят, если б даже меня вы вдруг и купили. Девочку-то заложницею оставят. А одну меня, как вы думаете, синьор Энрико? -- одну меня станет Эдичкамой покупать? (Демонстрирует себя.) После того, как люстры поснимал? Станет? Дая, может, и самане поеду! Никогдани перед кем не унижалась и настарости лет начинать не собираюсь!
Поднимает бутылку, выкапывает наязык последние капли.
Кончилась? Жа-алко. А мой-то, Арсений, болван, прибежал: ах, ты понравилась самому синьору Энрико! Ах, он собирается тебя снимать! (Кривляется.) Ах, моя страсть к нему! Если б вы только знали мою страсть! Дашли бы вы вместе с ним... Он меня, видите ли, снимать собрался в своем сраном кино! Ах, какая честь, какая радость! Буон джиорно, синьор Энрико! (Раскланивается.) Буон маттино. Буонанотта, каро синьорэ! (В объектив.) Ну, чего? Чего уставился? А хочешь -- я тебе секрет скажу? Х- хочешь?
Нагибается забутылкой, подносит к камере.
Во, видишь, что это такое? Успокаивающее, да? Лекарство?
Пауза.
Коньяк это, ане лекарство! Что, не нравится? А мне -- нравится! Хочу и пью. И ни у кого спрашиваться не буду. А если мне страшно, когдане пью? Если мне повеситься хочется? Такую вот -- будешь снимать? Тогда -- снимай. Я тебе веселенькие съемки устрою.
Хохочет.
Деньги от Эдикаполучил -- вот и снимай. У тебя ж выходадругого нету! А то: ах, дорогой синьор Энрико! ах, я вам сейчас сыграю отрывок! ах, я вам "Ворону и Лисицу" расскажу! Дасрать я хотеланаваш отрывок и навашего Пиранделло! Я, может, Жанну д'Арк играла! Одна, может, без замен, тристадваспектакля! Вся Москва, может, с умасходила! Ростропович цветы закулисы приносил! Я б у вас затакую роль давно бы миллионершею была, ане сто тридцать в месяц получала! И залишней десяткою по массовкам бы не таскалась! Ты думаешь, это моя юбка? Моя?! Дау меня ни одной тряпки приличной нету! Это я у суки, у Нельки Барановой взяла, для записи вашей сраной! Не нужнамне вашаюбка, срать я нанее хотела...
Сдирает юбку, топчет, опускается напол, наюбку, плачет.
А где моя шляпка? Талисман. Г-где ш-шляп-пка?
Шляпкананей, но Веране помнит этого, оглядывается. Пауза.
(Тихо, почти трезво.) Простите меня, синьор Энрико. Вы -- гений. Правда-правда, вы настоящий гений. А я дрянь и алкоголичка. Я -- пустое место. Вы только позовите меня, пальцем только поманите. Я завами башмаки носить буду.
Пауза. Всхлипывает.
У нас ведь с театром очень плохо. Санитарный день. Сергея Николаевичавыгнали к чертовой матери, он в больницу попал. Пятеро главных сменилось, двое из провинции. А он сейчас в академическом бульварные пьески ставит для народных артисток. Пиранделло. А как здорово было двадцать пять лет назад! Вся шваль в углы забилась, будто ее и не было никогда. Мы по ночам репетировали. Молодые драматурги пьесы нам носили. А сейчас кто у вас, наЗападе, кто в психушке, акто -- еще хуже. Но тс-с-с... не будем называть фамилий, синьор Энрико. Арсений мне так говорит: нам, говорит, всегдакажется, что в молодости лучше было -- это, говорит, потому, что мы сами тогдалучше были. И верили, что все из нас получиться может. А сейчас уже видим, что получилось именно. А ты, говорит, делай свое дело и не обращай внимания. Ты, говорит, программу "Сказки Андерсена" готовь. А накой мне сказки этого вашего сраного Андерсена? Он бы мне еще Пиранделло предложил! Я ведь знаю: это чтоб я не пила. Он, видите ли, не выносит, когдая пьяная. Я ему, видите ли, не нравлюсь.
Пауза.
А он мне -- нравится, он меня спросил? Он мне нравится? Он сам, бля, такой чистенький! Такой благородненький! Шепот, легкое дыханье, трели, бля, соловья... Блевать хочется! Не-на-ви-жу! Ты, говорит, посмотри, что ты с девочкою делаешь! А я говорю: ая ничего, я в порядке. Мы с нею как-нибудь сами разберемся. Ты-то, говорю, кудалезешь? Девочка-то не-тво-я!
Хохочет.
Я, может, задевочку наСтрашном Суде отвечу, аты-то тут при чем?
Пауза.
А Виктошенька... Виктошенькапод самый Новый год умерла. Мне Арсений, жмот, сволочь, только двабокалашампанского разрешил, авыпить -- хочется. Новый год все-таки. И вот -- гости ушли, он спать завалился, храпит. А я потихонечку: p-pаз -- в дверь...
Вспоминает про дверь, вскакивает, открывает.
(С облегчением.) Ф-фу... СлаваБогу. Не заперто... Ну, в общем, я: р-раз в дверь, потихонечку, и натакси. Приеду сейчас, думаю, к Виктошеньке, выпьем, поплачем. Захожу -- аонамертвая. Думала: выпьем, аона -- мертвая. Ее хоть и отпевали в церкви, ая так считаю (переходит нашепот) ...я считаю, что она... отравилась. (Громко.) А муж ее, этот сукин сын, этот, бля, нар-родный! Тоже, чистенький! Гипертонический криз, говорит, повышенное мозговое давление. Муд-дак! Он у нее сначаларебеночкаотобрал, апотом: гипертонический криз. Она, дескать, сумасшедшая; не воспитывает, дескать; пьет, мужиков водит! А что ж он, сука, блядун, сам ее бросил? Как у нее роли были, как премия Ленинского Комсомола -- так пожалуйста. А как все кончилось... Я ведь вам честно скажу: просто так пить не начинают. И мужиков водить тоже. Арсений вот говорит: ты посмотри, говорит, сколько талантливых людей непьющих -- и так и сыплет фамилиями. А когдаумер Володя -- пить, говорит, меньше надо! Я ему даже по морде дала. Слово в слово как этот... Мокрта... из Управления Культуры. Тот тоже все: пить меньше надо, пить меньше надо! Я ж его, говнюка, помню, мы ж с ним вместе в ГИТИСе учились, назаочном. Его все Мокротой звали. Прыщавый такой, губы жирные. Контрольные всё передувал. По мастерству тройки у преподавателей выклянчивал. Он и с бабами так унижался. У меня, говорит, полгоданикого не было, я, говорит, по ночам не сплю. Пожалей, говорит, меня, пожалуйста: дай разочек, ну чего тебе стоит? Одно слово -- Мокрота. А сейчас всей культурой в Москве заведует!
Пауза.
Так вы ответьте мне, синьор Энрико! Какое право имели ее бросить? А онавзяладаи отравилась. И прекрасно себя чувствует.
Пауза.
А у меня коньяк кончился. Бутылкапустая, и я -- пус-та-я! Даже и не забеременелас тех пор ни разу. Детей я рожать, конечно, больше не собираюсь, не такая я дура, -- но вот для интересу хотя бы. И -- ни разу. Пус-та-я. Сорвешь занавесочку, атам -- ни-ко-го...
Пауза.
Покане поздно, синьор Эдуардо... тьфу! Эн-ри-ко! Конечно же, Энрико, вы не обижайтесь, пожалуйста! Синьор Энрико! Покане поздно -- откажитесь от меня. Я принесу вам только горе, только несчастье. Я всем приношу только несчастье. Я Арсению говорю: я, говорю, старая, ты ведь все равно меня бросишь! Так бросай лучше сейчас! А то я принесу тебе несчастье. А он отвечает: не ищи, отвечает, виноватых. Бог, говорит, с ними: с твоим главным, с твоим Сергеем Николаевичем, не в них, говорит, дело! Когдав мир приходит художник, ему обязательно должно быть плохо. Это закон природы, трагизм бытия. Это было и будет во все времена, при любом строе! (Кричит.) А мне что, легче, что трагизм бытия?! Мне что, легче, что при любом строе?! Я, может, покоя хочу! Я, может, всю жизнь работала, атеперь хочу по-ко-я!
Плачет. Поднимает бутылку, переворачивает ее.
У вас выпить не найдется? А!.. я забыла... вы там, у себя... В Италии... Ну и хрен с вами. У вас там вокруг итальянточки, ассистенточки. Которых мой Арсений по Третьяковкам водит. Хо-хо-хо! Хы-хы-хы! Ну как? Третьяковкаей нашапонравилась? Третьяковская галерея? Поглянулась?
Пауза.
А ведь Третьяковкаже тогдане работала. Они как раз проводку меняли. У нас же там соседкаслужит, экскурсоводом. Я в экспедицию уезжала, наплощадке ее встретила. Онаговорит: у нас, говорит, санитарный день. Проводку меняют. Три недели гулять, говорит, будем. В счет отпуска. Так как же он мог ее в Третьяковку водить? Если проводку меняли? То-то я и гляжу: ни письма, ни сценария! "Золушка"! Сказки Андерсена! Пиранделло! Вас просто нету ни в какой Италии! Ни ассистенточки вашей, ни вас! Пус-то-та! Ну, где она, вашаИталия? Где? Покажите?! А-а-а... Так-то! Не такая я уж и дурочка, я все-о понимаю. Вы рассчитывали: я забуду, -- ая по-о-омню. Третьяковка-то наремонте была. Ловко я вас начистую воду вывела? А я тут, идиотка, рассыпаюсь перед ним, песенки пою! Нету вас, нету! И белого костюманету, и очков! Вас Арсений выдумал, сучий кот! Поманю ее, дескать, синьором Энрико, она, блядища, губенки раскатает, ая пленочку наэкспертизу, аее -- в дурдом. Материнских прав, дескать, лишу и блядей водить буду. А может, ты еще и девочку мою получить хочешь? Мамочкастарая, так девочку? Во-о-от почему ты не разрешал, чтоб онатебя папою звала! А что? Самый возраст! Одиннадцатый год! Грудки как раз набухают. Мамочку мы в дурдом засадим, адоченьку накроватку, ножки в стороны и -- пошл! (Показывает.)
Пауза. Крестится.
Чур, чур меня! Боже мой, Боже! (Колет руку булавкою.) Ася, Асенька! Какая же я дрянь, дрянь, дрянь! С-сукапоследняя!
Пауза.
Что же это вы со мною сделали?! С-сволочи! Сво-ло-чи!
Бежит к дверям, те не открываются. Колотит в них.
Выпустите меня!
Став спиною, бьет в двери ногами.
Откройте! Откройте! Откройте, я вам говорю! Вы меня еще не знаете! Я кричать буду! (Кричит.) А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!..
Постепенно затихает, вместо криков -- всхлипывания.
Выпустите меня, пожалуйста. Я никому не скажу. Правда-правда: никому. Я боюсь одна. Я не могу, когдазапирают. Мне страшно.
Пауза.
Я в туалет хочу.
Плачет.
Я ведь женщина! Как вам не стыдно?
Постепенно успокаивается.
Ладно. Ни у кого ничего никогдане просила. Выйду сама. Я ведь уже не маленькая. Подумаешь, напугали: двери заперли.
Идет к окну, напевая.
Синенький скромный платочек = падал с опущенных плеч. = Ты говорила, что не забыла...
Открывает шпингалеты, дергает раму. Заокном -- пустота. Веравзбирается наподоконник.
(Громко.) Последний раз спрашиваю: вы откроете или нет?
Пауза.
Пусть тогдавам будет хуже. Так есть так. А пленку я оставляю напамять. Наней ведь все равно не я. Настоящей-то меня давно не существует. Вы все есть, аменя -- не существует. И синьор Энрико, и ассистенточка, и Арсений, и Эдуард Аркадьевич... Эдичка... Эдик. Две проволочки торчат. И Сергей Николаевич есть, и Виктоша... А меня... Девочкапоходит наЭдика. Еврейская девочка. "Р" не выговаривает. "Жаворонок" не идет. Картину смыли. (Изображает смыв унитаза.) Ведь это же (сновадемонстрирует себя) не я. Это же -- санитарный день. А от меня осталось что-нибудь? Где оно осталось? Покажите, где? Шляпкаосталась.
Снимает шляпку, бросает в окно, следит заполетом. Отшатывается.
Нет. Слишком высоко. Четырнадцатый этаж. Или пятнадцатый? Если бы капельку пониже. Хоть (смеется) сантиметров надесять. Мои ноги... они ведь совсем поломаются... жа-алко... кости будут торчать... Суповой набор... Мясо по-суворовски. Надгробные речи пойдут -- как над Виктошенькою... От местного комитета. От Мокроты...
Спрыгивает в комнату.
Не дождетесь. Я лучше по-другому уйду. Кра-си-во. Не доставлю вам удовольствия. Меня Сергей Николаевич научил. Стану зазанавесочку, дерну -- и нет меня. Тю-тю. Пус-то-та. Санитарный день. Вечный санитарный день. А пустоту в темную комнату не запрете! (Напевает.) Ты говорила, что не забыла...
Становится зазанавеску.
Только надо, чтоб тень.
Оглядывается, зажигает настольную лампу, направляет, чтобы назанавеске появилась тень.
Вот сейчас хорошо. От-лич-но! Итак: не-су-ще-ству- ю! Один силуэт в середине полиэтилена.
К этому моменту у зрителей должно создаться впечатление, что Вера, едвадернет занавеску, и впрямь исчезнет. Поэтому, когдаонаостается засорванным полиэтиленом, ее удивленное осматривание себя, ощупывание -- должны показаться естественными..
Стало быть, я все-таки есть? Не получилось? Не дошладо кондиции? Тем грустнее. Тогда... тогда -- отдавайте пленку. А то, видите ли, он с Кокошей и с Тотошей по аллее проходил! Сказки, бля, Андерсена. Ни к чему онавам, поняли? Ни к чему! Выманили у меня обманом: синьор Энрико! ассистенточка! -- вот теперь и отдавайте. Две проволочки у них торчат, аребеночек все равно -мертвенький! Не хочу, чтоб смотрели! Хочу, чтоб свечи, чтоб ладаном! А экспертизы никакой не хочу. Не позволяю! Вэр из найт лайф ин тхиз сити?
Идет к видеомагнитофону, нажимает клавиши, бобины начинают вертеться в обратную сторону с большой скоростью.
Вы меня заперли? Вы обедаете? Вы в Третьяковку пошли? В Третьяковскую галерею? Так есть так! Потому что все мы -- изменники родины. Все! Без исключения! И голыми руками нас не возьмешь! Думаете, один лопух намогиле вырастет? Отнюдь! Ангелы нанебо заберут. В белом костюме, в очках...
Ни остановить, ни извлечь пленку Вере не удается, и онапринимается откручивать гайки-барашки, снимает какую-то панельку, лезет внутрь видеомагнитофона. Сильный электрический удар швыряет ее, кажется, что мертвую, напол. В аппарате что-то срабатывает, щелкают реле, наэкранах появляется изображение: "Буон джиорно, синьор Энрико. Хотя, когдавы будете смотреть эту пленку, у вас вполне могут быть утро или ночь. Такой фразы я, естественно, не нашла, зато вот, навсякий случай: буон маттино, синьор Энрико. Буонанотта, каро синьорэ. Впрочем, буон маттино у вас, кажется, не говорят, абуонаноттаэто пожелание спокойного сна, что несколько, я бы сказала, комично в данной ситуации, так что все равно получается: буон джиорно, синьор Энрико. Буон джиорно, соно мольто лиэтади фарэ ласуаконошенца. Датемпо дезидераво..." и так далее. Вераприподнимает голову -- становится ясно, что онапросто вдребезину пьяна.
Н-ну что? Вз-зяли м-меня голыми руками? Вз-зяли? Богу я отвечу завсе. А с вами р-разговаривать... н-не... ж-желаю...
Засыпает, свернувшись калачиком. Бобины крутятся. Идет изображение.
Занавес.
Москва, 1981 г. БОКС. фольклорная мелодрамав одном действии лица:
Галчуша
Витёк
Прапорщик
место:
тюрьма; бокс: в такие запирают подследственных по пути надопрос или назад: выждать ли очередь, чтоб не столкнулись ли с товарищами по несчастью
время:
тревога
В углу сжалась Галчуша. Дверь резко открывается, пропускает Витькав робе смертникаи наручниках, захлопывается с железным лязгом. Галчушавскрикивает.
Витёк. Тише! Тише ты! Кто такая? Из обслуги? Подследственная?
Галчуша. Подследственная.
Витёк. Во, понял, подарочки делает судьба! Живую бабу перед смертью показывает. И даже, кажется, подержаться дает. (Напевает.) Гы-рянул высытрел, и рухнулся парень...
Галчуша. Не подходи! Заору! Глазавыткну!
Витёк. Кто тебя тут услышит? Шухер-то какой! Сирены! Побег... Хотя отсюдасбежишь, как же! Разве сильно уж кто отчаянный. Начальства, наверное, ждут. Так перетрухали, что в одном, понял, боксе с бабою заперли.
Галчуша. Я сказала: не подходи!
Витёк. Или ты здесь не случайно? Может, у ментов положено смертникам такие подарки делать? Тогдаб условия могли устроить поприличнее: кровать, понял, простыночку.
Галчуша. Не подходи, говорю!
Витёк. А то во, понял, -- диванчик: ни сшить, ни сварить, ни украсть, ни покараулить.
Витёк двигается наГалчушу. Тавскакивает, пытается проскользнуть, чтоб постучать в дверь. Но Витёк сильным, согласованным движением скованных рук отшвыривает Галчушу.
Дане трону я тебя, дура! Не бзди... И вообще -- закованный. (Садится накрай диванчика. Поет.) Парень в кепи и зу-бы золотой... Сколько сидишь?
Галчуша. Восьмой месяц.
Витёк. Это, понял, семечки. А статья какая?
Галчуша. Все равно не поверишь. Через соучастие. Сто вторая.
Витёк. О-го, понял! Не слабо! Очень даже поверю. Своя, значит. И чего орать?
Галчуша. Какая я тебе своя?! говорю ж -- через соучастие. Я саманикого не убивала.
Витёк. Ах, не убива-а-ла! А убивать, значит, нехорошо. Бяки, значит, кто убивает. Редиски. Брезгуешь, значит! Моральный выносишь этот... вердик. В войну убивать, значит, хорошо, героически; расстреливать -- нормально; авот так вот убивать -- плохо, значит. Интересное кино...
Галчуша. А ты что, вот так вот убивал?
Витёк. Я-то? (Улыбается.) Я-то, понял, и так убивал, и эдак, и по-третьему. Только больше уж, наверное, не буду. Исправили. Перевоспитали. K вышке, понял, приговорили. Ой, сирены как воют! Сейчас вот таскали приятную новость сказать: кассация, мол, отклонена. Помилвкато есть. По натуре, другими словами, шлепнут. Без понта. И никуда, выходит, не денешься.
Галчушапристально смотрит наВитька. Пауза.
Слышь, аты не знаешь, как они шлепают?
Галчуша. Вообще-то... вообще-то слыхала. По-разному говорят. Что вот по коридору, например, ведут, ну, как надопрос или там насвиданку. Ведут, ведут, руки заспину, апотом р-раз -- и все. Или намедосмотр, знаешь, вызывают. Разденут, взвесят, под ростомер поставят. Эту крышечку, с ростомера, в макушку тебе упрут, аствол автоматически против затылкаокажется. Ну и тоже -- выстрел и все. А еще вот в камере у нас вчераговорили, будто в душ тебя заводят, помыться...
Витёк. Дакак в камерах травят -- это я и без тебя слышал. А вот наделе-то как?
Пауза.
Галчуша(трогая Витьказаплечо). Чего? Неужто правда? Неужто расстреляют? Такого вот живого? Красивого?
Витёк. Ох и дураже ты, ох и дура! (Раскачивается из стороны в сторону, воет.)
Галчуша(гладя Витькапо голове). Ну ладно, ну чего ты. Ну, замолчи, замолчи, ладно?..
Витёк. Услышат, да? Разведут, да? Ты ж вон, понял, визжала! Не подходи, орала. Глаза, орала, выколю! Тебе ж хорошо должно быть, что разведут...
Галчуша. Ну ладно, ладно, обиделся. Я ж не знала... Я ж не знала, что тебя... Ну иди сюда, иди... (Обнимает Витька.)
Витёк (вырываясь). Пожалеть решила? Такого красивого? Такого несчастного? Дрянь дешевая! Обойдусь как-нибудь! У меня вас столько зажизнь перебывало, что как-нибудь обойдусь!
Ле шинуасонт эн пёпль малэн = дэ Шанкэ аПекэн... Ну, в общем, я тут пою, танцую, аони вокруг стоят, кричат... НелькаБаранова... знаете ее? Ей в прошлом году заслуженную дали. РСФСР, конечно. Онакричит: сумасшедшая, сумасшедшая! А Вася так смешно "браво" орет: браво-брависсимо! Это вы должны понимать, это по-итальянски. А Виктоша, бедненькая, царствие ей небесное...
Крестится, плачет.
Виктошаговорит: тише, тише вы! дайте послушать!
Сновакрестится.
Я вот крещусь, авообще-то какая я верующая? Только название одно. Арсений говорит: ты, говорит, даже смыслалитургии не знаешь. Сам-то у меня Арсений верит, только странно как-то, по-собачьи. У нас собакаесть, для девочки купили, чау-чау. Тошкой звать. Вот онаиной раз сядет около диванаи смотрит. Арсений говорит: вот, говорит, если есть собаки, значит и Бог есть. Потому что откудаж иначе такие глаза? И вообще... Люди, конечно, тоже иногдаумеют смотреть, но что человек -- царь природы -- это мы привыкли, это мы с рождения выдолбили. А насобаку взглянешь и сразу поймешь, что не может Богане быть. Правда, церковь он не признаёт. Особенно нашу, православную. Нету, говорит, в ней гордости. Независимости. А мне, например, в церкви хорошо. Как вспомню Виктошу в гробу, самой тоже так спокойно делается. И тоже хочется лечь, и чтоб пели над тобою, и ладаном чтоб кадили... А Сергей Николаевич сидит в зале, застоликом, молодцы, говорит, прекрасно! А рядом с ним лампа, светакружок, чай в стакане коричневый. Давай, Вера, кричит мне, давай свой монолог! -- ну и я уж выдавалакак могла. Там у нас двое детей насцене было, ну, вы ж знаете пьесу... Дочказавтруппы, апарнишкая уж и не помню чей. В общем, славное было время, и спектакль славный. Даром что Пиранделло. Нет, вы представляете: мы все заходим зазанавеску, включается свет, мы стоим тенями. Директор занавеску срывает, азанею -- ни-ко-го. Пус-то-та! Вы не помните, я открываладверь?
Идет к выходу.
Я боюсь, чтоб меня не заперли. В темной комнате. А из-под двери -- лучик надежды. (Поет.) Синенький скромный платочек = падал с опущенных плеч. = Ты говорила, = что не забыла...
Проверяет дверь, сноващелкает замком.
Вот, значит. Отрывок. А еще я вам прочту стихи. Я их никогдане читаю, но вам, синьор Эдуардо... тьфу, Эдуардо! Синьор Эн-ри-ко! Энрико! Синьор Эдуардо -- это мой муж. То есть, мой муж -- Арсений, аэто мой первый муж. Эдуард Аркадьевич. Эдик. Эдичка. А стихи, между прочим, только это т-с-с... никому!.. стихи, между прочим, сочинилая сама. Они, конечно, плохие, мне и Арсений говорил, что плохие, и Печников, -- зато от чистого сердца. А Цветаеву вашу валютную я вам читать не стану, не дождетесь! Пусть ее вам кто другой читает. Нелькапусть Барановачитает! Или ассистенточка. Которая с Арсением... хы-хы-хы... хо-хо-хо... кофе пила. В Третьяковку ходила. В Третьяковскую галерею. Я думаю, времени они зря не теряли. Итальяночки, я знаю, хорошенькие, темпераментные. Мо-ло-день-ки-е! А что? Полюбил, разлюбил. Сердцу, как говорится, не прикажешь. Был у меня в молодости один... юноша... Так что, будете слушать мои стихи или нет? Только чур -- не перебивать! Не-люб-лю!
Идет к занавеске, глотает коньяк.
Называется "Актриса". Это я не про себя сочинила, атак... вообще. (Читает с выражением.) Дикая бездонность темперамента= затаилась в сухости двух глаз. = Нету ни порядка, ни регламента... (Долгая пауза.) Где же спас?! = Подошла(пауза), взглянулав отражение... (Долгая пауза.) Как люблю я это страстное лицо! (Странно хихикает.) Отпечатки горнего парения = и земные ласки (пауза) под-ле-цов! Да, подлецов! Все -- подлецы! Я никому не верю. Эдичкауезжал -- квартиру под корень вычистил. Даже люстры поснимал. Я возвращаюсь с гастролей, аиз потолкадве проволочки торчат. А под ними -тряпки мои наполу валяются. И ведь я ж чувствую: он наэти мои тряпки Алку с восьмого этажаводил. Не постеснялся. А я потом нахимчистку пол-зарплаты просадила. Противно.
Пауза.
Или в театре у нас этих парочек! Семейных! Ах-ах! Сю-сю-сю! Только нагастроли отъедем -- тут же блядовать начинают. У одного у нашего женародить вот-вот собирается. Он ее своей матери оставил, стерве, асам... А онаведь чувствует! П'жал'ста: мертвый ребеночек. Бугаю-то этому что? Не он ведь рожает! Или Иван, Холмогоров! Насъемки едет, кинозвезда! Тк уж с женою со своею прощается, так трогательно, так мило. Прямо тут картину снимай, не отходя от кассы: "Повесть о верной любви". Ну, думаешь, просто сдохнет к вечеру от разлуки. А в купе у него уже блядь сидит, дожидается. Так есть так. Грязь, грязь, пакость! Музей-усадьба. Арсений, муж, он ведь тоже блядует! Я его не поймалани разу, заруку не схватила, аведь блядует, сучий кот! Потому что я завсю жизнь ни-од-но-го мужикане видела, чтобы не блядовал! Нашел себе какую-нибудь молоденькую. Ассистенточку... Зачем? Зач-чем все это надо? Вот вы мне ответьте: зач-чем? Молчите? То-то же! Крыть-то нечем! А как вы все Виктошу в могилу свели? Не прощу, никогдане прощу! Дачего это я перед вами распинаюсь как дурочка? Я стихи вам читаю? -- вот и слушайте стихи! И нечего мне в душу лезть. Я уж там самакак-нибудь разберусь, я Богу отвечу...
Читает.
Отпечатки горнего паренья = и земные ласки под-ле-цов! = Я измучилась! О, дайте же мне роли! -- это я не про себя! Никогдав жизни не побиралась и не дождетесь! Это вообще! Про Актрису... С большой буквы! Я измучилась! (Многозначительная пауза.) О, дайте же мне роли! = Дайте же мне сильных ощущений! = Я любить могу до дикой боли, = я страдать умею -- без сомнений!
Пауза.
Ну как? Прошлая вашу пробу или не прошла? Сцену я вам сыграла? Сыграла. "Ворону и Лисицу" прочла? Прочла! И еще и поговорили. Только я вам, синьор Энрико, так скажу: глупость все это и ни к чему. (Шепотом.) Меня ведь все равно сниматься к вам не-вы-пус-тят. Муж-то мой, Эдик, знаете... у-е-хал. Через Израиль. У нас ведь только через Израиль выпускают, по другому нельзя. А с Израилем нет дипломатических отношений. Санитарный день. Он мне из Америки вызов прислал, гостевой, с девочкою повидаться. (Открывая страшную тайну.) Девочка-то моя не от Арсения, от этого, от Эдика. Арсений потому и папою не разрешает себя звать. Он, правда, любит ее как родную, но папою звать -ни-ни! Я документы все собрала, амне полгода -- ни ответа, ни привета. Ну и пошлав ОВИР. Очередь там -- до вечера. А публика! Вот бы вам кого в кино вашем снять! Сразу бы Оскаразаработали! В общем, нет, говорят, не выпустим. Никогдамы вас к нему не выпустим. Он, говорят, изменник родины, он через Израиль уехал, ас такими гражданами у нас разговор простой. Мать вот, говорят, умирать у него будет -- авсе равно не выпустим. Ни ее не выпустим, ни его к ней не впустим. Так что даже не надейтесь. И ведь кто говорит? Баба! Моих лет! Симпатичная такая, румяная. И дети, наверное, есть. Капитан Голубчик. Сами-то ведь, говорю, тоже когда-то умирать будете. А онакак заорет: я вам не позволю оскорблять при исполнении! -- и выгнала. Вы мне, говорю, хоть бумажку дайте, что отказываете, аона: вон отсюда, напятнадцать суток захотела, хулиганка! Ты, орет, пьяная! А сколько я там выпила?!. И что я, дура, сразу с ним не поехала? Думала, мол: актриса! Чт, мол, мне, думала, в чужой стране делать, в чужом языке? А какая я актриса? У меня завосемь лет -- ни одной роли. Санитарный день.
Смеется. Идет зазанавеску, допивает коньяк. Бросает пустую бутылку.
В кино меня тоже не снимают. Так. Массовка. Или подружкаподружки героини. Или член бригады коммунистического труда. Была-а, правда, однакартина, которую специально наменя делали. Так она-то ведь наполке. А может, и не наполке уже, может, смыли давно. А что? Очень даже свободно. Как дерьмо с унитаза. Экономия серебра. Санитарный день. Даже странно, что вы узнали обо мне...
Пауза.
А действительно, откудавы про меня знаете? Ну, я понимаю. Те кто помнили меня... Кто мою Жанну смотрели. Сейчас, впрочем, и эти не узнат. А вы-то откуда? Вы ведь не видели меня никогда! Не-ви-де-ли!
Пауза.
А-а-а... Я-а-асно-о... Это он вас уговорил, чтобы меня отсюдавытащить! Эдик! Эдичка! Он по девочке соскучился и вас уговорил! И денег вам дал, наверное. Я ведь знаю: у вас там кого хочешь купить можно. А я-то думаю: откудаэто он про меня узнал? Очки! белый костюм!.. Только просчитались вы с ним, оба! (Хохочет.) Ничего не выйдет у вас! Девочку-то мою все равно не выпустят, если б даже меня вы вдруг и купили. Девочку-то заложницею оставят. А одну меня, как вы думаете, синьор Энрико? -- одну меня станет Эдичкамой покупать? (Демонстрирует себя.) После того, как люстры поснимал? Станет? Дая, может, и самане поеду! Никогдани перед кем не унижалась и настарости лет начинать не собираюсь!
Поднимает бутылку, выкапывает наязык последние капли.
Кончилась? Жа-алко. А мой-то, Арсений, болван, прибежал: ах, ты понравилась самому синьору Энрико! Ах, он собирается тебя снимать! (Кривляется.) Ах, моя страсть к нему! Если б вы только знали мою страсть! Дашли бы вы вместе с ним... Он меня, видите ли, снимать собрался в своем сраном кино! Ах, какая честь, какая радость! Буон джиорно, синьор Энрико! (Раскланивается.) Буон маттино. Буонанотта, каро синьорэ! (В объектив.) Ну, чего? Чего уставился? А хочешь -- я тебе секрет скажу? Х- хочешь?
Нагибается забутылкой, подносит к камере.
Во, видишь, что это такое? Успокаивающее, да? Лекарство?
Пауза.
Коньяк это, ане лекарство! Что, не нравится? А мне -- нравится! Хочу и пью. И ни у кого спрашиваться не буду. А если мне страшно, когдане пью? Если мне повеситься хочется? Такую вот -- будешь снимать? Тогда -- снимай. Я тебе веселенькие съемки устрою.
Хохочет.
Деньги от Эдикаполучил -- вот и снимай. У тебя ж выходадругого нету! А то: ах, дорогой синьор Энрико! ах, я вам сейчас сыграю отрывок! ах, я вам "Ворону и Лисицу" расскажу! Дасрать я хотеланаваш отрывок и навашего Пиранделло! Я, может, Жанну д'Арк играла! Одна, может, без замен, тристадваспектакля! Вся Москва, может, с умасходила! Ростропович цветы закулисы приносил! Я б у вас затакую роль давно бы миллионершею была, ане сто тридцать в месяц получала! И залишней десяткою по массовкам бы не таскалась! Ты думаешь, это моя юбка? Моя?! Дау меня ни одной тряпки приличной нету! Это я у суки, у Нельки Барановой взяла, для записи вашей сраной! Не нужнамне вашаюбка, срать я нанее хотела...
Сдирает юбку, топчет, опускается напол, наюбку, плачет.
А где моя шляпка? Талисман. Г-где ш-шляп-пка?
Шляпкананей, но Веране помнит этого, оглядывается. Пауза.
(Тихо, почти трезво.) Простите меня, синьор Энрико. Вы -- гений. Правда-правда, вы настоящий гений. А я дрянь и алкоголичка. Я -- пустое место. Вы только позовите меня, пальцем только поманите. Я завами башмаки носить буду.
Пауза. Всхлипывает.
У нас ведь с театром очень плохо. Санитарный день. Сергея Николаевичавыгнали к чертовой матери, он в больницу попал. Пятеро главных сменилось, двое из провинции. А он сейчас в академическом бульварные пьески ставит для народных артисток. Пиранделло. А как здорово было двадцать пять лет назад! Вся шваль в углы забилась, будто ее и не было никогда. Мы по ночам репетировали. Молодые драматурги пьесы нам носили. А сейчас кто у вас, наЗападе, кто в психушке, акто -- еще хуже. Но тс-с-с... не будем называть фамилий, синьор Энрико. Арсений мне так говорит: нам, говорит, всегдакажется, что в молодости лучше было -- это, говорит, потому, что мы сами тогдалучше были. И верили, что все из нас получиться может. А сейчас уже видим, что получилось именно. А ты, говорит, делай свое дело и не обращай внимания. Ты, говорит, программу "Сказки Андерсена" готовь. А накой мне сказки этого вашего сраного Андерсена? Он бы мне еще Пиранделло предложил! Я ведь знаю: это чтоб я не пила. Он, видите ли, не выносит, когдая пьяная. Я ему, видите ли, не нравлюсь.
Пауза.
А он мне -- нравится, он меня спросил? Он мне нравится? Он сам, бля, такой чистенький! Такой благородненький! Шепот, легкое дыханье, трели, бля, соловья... Блевать хочется! Не-на-ви-жу! Ты, говорит, посмотри, что ты с девочкою делаешь! А я говорю: ая ничего, я в порядке. Мы с нею как-нибудь сами разберемся. Ты-то, говорю, кудалезешь? Девочка-то не-тво-я!
Хохочет.
Я, может, задевочку наСтрашном Суде отвечу, аты-то тут при чем?
Пауза.
А Виктошенька... Виктошенькапод самый Новый год умерла. Мне Арсений, жмот, сволочь, только двабокалашампанского разрешил, авыпить -- хочется. Новый год все-таки. И вот -- гости ушли, он спать завалился, храпит. А я потихонечку: p-pаз -- в дверь...
Вспоминает про дверь, вскакивает, открывает.
(С облегчением.) Ф-фу... СлаваБогу. Не заперто... Ну, в общем, я: р-раз в дверь, потихонечку, и натакси. Приеду сейчас, думаю, к Виктошеньке, выпьем, поплачем. Захожу -- аонамертвая. Думала: выпьем, аона -- мертвая. Ее хоть и отпевали в церкви, ая так считаю (переходит нашепот) ...я считаю, что она... отравилась. (Громко.) А муж ее, этот сукин сын, этот, бля, нар-родный! Тоже, чистенький! Гипертонический криз, говорит, повышенное мозговое давление. Муд-дак! Он у нее сначаларебеночкаотобрал, апотом: гипертонический криз. Она, дескать, сумасшедшая; не воспитывает, дескать; пьет, мужиков водит! А что ж он, сука, блядун, сам ее бросил? Как у нее роли были, как премия Ленинского Комсомола -- так пожалуйста. А как все кончилось... Я ведь вам честно скажу: просто так пить не начинают. И мужиков водить тоже. Арсений вот говорит: ты посмотри, говорит, сколько талантливых людей непьющих -- и так и сыплет фамилиями. А когдаумер Володя -- пить, говорит, меньше надо! Я ему даже по морде дала. Слово в слово как этот... Мокрта... из Управления Культуры. Тот тоже все: пить меньше надо, пить меньше надо! Я ж его, говнюка, помню, мы ж с ним вместе в ГИТИСе учились, назаочном. Его все Мокротой звали. Прыщавый такой, губы жирные. Контрольные всё передувал. По мастерству тройки у преподавателей выклянчивал. Он и с бабами так унижался. У меня, говорит, полгоданикого не было, я, говорит, по ночам не сплю. Пожалей, говорит, меня, пожалуйста: дай разочек, ну чего тебе стоит? Одно слово -- Мокрота. А сейчас всей культурой в Москве заведует!
Пауза.
Так вы ответьте мне, синьор Энрико! Какое право имели ее бросить? А онавзяладаи отравилась. И прекрасно себя чувствует.
Пауза.
А у меня коньяк кончился. Бутылкапустая, и я -- пус-та-я! Даже и не забеременелас тех пор ни разу. Детей я рожать, конечно, больше не собираюсь, не такая я дура, -- но вот для интересу хотя бы. И -- ни разу. Пус-та-я. Сорвешь занавесочку, атам -- ни-ко-го...
Пауза.
Покане поздно, синьор Эдуардо... тьфу! Эн-ри-ко! Конечно же, Энрико, вы не обижайтесь, пожалуйста! Синьор Энрико! Покане поздно -- откажитесь от меня. Я принесу вам только горе, только несчастье. Я всем приношу только несчастье. Я Арсению говорю: я, говорю, старая, ты ведь все равно меня бросишь! Так бросай лучше сейчас! А то я принесу тебе несчастье. А он отвечает: не ищи, отвечает, виноватых. Бог, говорит, с ними: с твоим главным, с твоим Сергеем Николаевичем, не в них, говорит, дело! Когдав мир приходит художник, ему обязательно должно быть плохо. Это закон природы, трагизм бытия. Это было и будет во все времена, при любом строе! (Кричит.) А мне что, легче, что трагизм бытия?! Мне что, легче, что при любом строе?! Я, может, покоя хочу! Я, может, всю жизнь работала, атеперь хочу по-ко-я!
Плачет. Поднимает бутылку, переворачивает ее.
У вас выпить не найдется? А!.. я забыла... вы там, у себя... В Италии... Ну и хрен с вами. У вас там вокруг итальянточки, ассистенточки. Которых мой Арсений по Третьяковкам водит. Хо-хо-хо! Хы-хы-хы! Ну как? Третьяковкаей нашапонравилась? Третьяковская галерея? Поглянулась?
Пауза.
А ведь Третьяковкаже тогдане работала. Они как раз проводку меняли. У нас же там соседкаслужит, экскурсоводом. Я в экспедицию уезжала, наплощадке ее встретила. Онаговорит: у нас, говорит, санитарный день. Проводку меняют. Три недели гулять, говорит, будем. В счет отпуска. Так как же он мог ее в Третьяковку водить? Если проводку меняли? То-то я и гляжу: ни письма, ни сценария! "Золушка"! Сказки Андерсена! Пиранделло! Вас просто нету ни в какой Италии! Ни ассистенточки вашей, ни вас! Пус-то-та! Ну, где она, вашаИталия? Где? Покажите?! А-а-а... Так-то! Не такая я уж и дурочка, я все-о понимаю. Вы рассчитывали: я забуду, -- ая по-о-омню. Третьяковка-то наремонте была. Ловко я вас начистую воду вывела? А я тут, идиотка, рассыпаюсь перед ним, песенки пою! Нету вас, нету! И белого костюманету, и очков! Вас Арсений выдумал, сучий кот! Поманю ее, дескать, синьором Энрико, она, блядища, губенки раскатает, ая пленочку наэкспертизу, аее -- в дурдом. Материнских прав, дескать, лишу и блядей водить буду. А может, ты еще и девочку мою получить хочешь? Мамочкастарая, так девочку? Во-о-от почему ты не разрешал, чтоб онатебя папою звала! А что? Самый возраст! Одиннадцатый год! Грудки как раз набухают. Мамочку мы в дурдом засадим, адоченьку накроватку, ножки в стороны и -- пошл! (Показывает.)
Пауза. Крестится.
Чур, чур меня! Боже мой, Боже! (Колет руку булавкою.) Ася, Асенька! Какая же я дрянь, дрянь, дрянь! С-сукапоследняя!
Пауза.
Что же это вы со мною сделали?! С-сволочи! Сво-ло-чи!
Бежит к дверям, те не открываются. Колотит в них.
Выпустите меня!
Став спиною, бьет в двери ногами.
Откройте! Откройте! Откройте, я вам говорю! Вы меня еще не знаете! Я кричать буду! (Кричит.) А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!..
Постепенно затихает, вместо криков -- всхлипывания.
Выпустите меня, пожалуйста. Я никому не скажу. Правда-правда: никому. Я боюсь одна. Я не могу, когдазапирают. Мне страшно.
Пауза.
Я в туалет хочу.
Плачет.
Я ведь женщина! Как вам не стыдно?
Постепенно успокаивается.
Ладно. Ни у кого ничего никогдане просила. Выйду сама. Я ведь уже не маленькая. Подумаешь, напугали: двери заперли.
Идет к окну, напевая.
Синенький скромный платочек = падал с опущенных плеч. = Ты говорила, что не забыла...
Открывает шпингалеты, дергает раму. Заокном -- пустота. Веравзбирается наподоконник.
(Громко.) Последний раз спрашиваю: вы откроете или нет?
Пауза.
Пусть тогдавам будет хуже. Так есть так. А пленку я оставляю напамять. Наней ведь все равно не я. Настоящей-то меня давно не существует. Вы все есть, аменя -- не существует. И синьор Энрико, и ассистенточка, и Арсений, и Эдуард Аркадьевич... Эдичка... Эдик. Две проволочки торчат. И Сергей Николаевич есть, и Виктоша... А меня... Девочкапоходит наЭдика. Еврейская девочка. "Р" не выговаривает. "Жаворонок" не идет. Картину смыли. (Изображает смыв унитаза.) Ведь это же (сновадемонстрирует себя) не я. Это же -- санитарный день. А от меня осталось что-нибудь? Где оно осталось? Покажите, где? Шляпкаосталась.
Снимает шляпку, бросает в окно, следит заполетом. Отшатывается.
Нет. Слишком высоко. Четырнадцатый этаж. Или пятнадцатый? Если бы капельку пониже. Хоть (смеется) сантиметров надесять. Мои ноги... они ведь совсем поломаются... жа-алко... кости будут торчать... Суповой набор... Мясо по-суворовски. Надгробные речи пойдут -- как над Виктошенькою... От местного комитета. От Мокроты...
Спрыгивает в комнату.
Не дождетесь. Я лучше по-другому уйду. Кра-си-во. Не доставлю вам удовольствия. Меня Сергей Николаевич научил. Стану зазанавесочку, дерну -- и нет меня. Тю-тю. Пус-то-та. Санитарный день. Вечный санитарный день. А пустоту в темную комнату не запрете! (Напевает.) Ты говорила, что не забыла...
Становится зазанавеску.
Только надо, чтоб тень.
Оглядывается, зажигает настольную лампу, направляет, чтобы назанавеске появилась тень.
Вот сейчас хорошо. От-лич-но! Итак: не-су-ще-ству- ю! Один силуэт в середине полиэтилена.
К этому моменту у зрителей должно создаться впечатление, что Вера, едвадернет занавеску, и впрямь исчезнет. Поэтому, когдаонаостается засорванным полиэтиленом, ее удивленное осматривание себя, ощупывание -- должны показаться естественными..
Стало быть, я все-таки есть? Не получилось? Не дошладо кондиции? Тем грустнее. Тогда... тогда -- отдавайте пленку. А то, видите ли, он с Кокошей и с Тотошей по аллее проходил! Сказки, бля, Андерсена. Ни к чему онавам, поняли? Ни к чему! Выманили у меня обманом: синьор Энрико! ассистенточка! -- вот теперь и отдавайте. Две проволочки у них торчат, аребеночек все равно -мертвенький! Не хочу, чтоб смотрели! Хочу, чтоб свечи, чтоб ладаном! А экспертизы никакой не хочу. Не позволяю! Вэр из найт лайф ин тхиз сити?
Идет к видеомагнитофону, нажимает клавиши, бобины начинают вертеться в обратную сторону с большой скоростью.
Вы меня заперли? Вы обедаете? Вы в Третьяковку пошли? В Третьяковскую галерею? Так есть так! Потому что все мы -- изменники родины. Все! Без исключения! И голыми руками нас не возьмешь! Думаете, один лопух намогиле вырастет? Отнюдь! Ангелы нанебо заберут. В белом костюме, в очках...
Ни остановить, ни извлечь пленку Вере не удается, и онапринимается откручивать гайки-барашки, снимает какую-то панельку, лезет внутрь видеомагнитофона. Сильный электрический удар швыряет ее, кажется, что мертвую, напол. В аппарате что-то срабатывает, щелкают реле, наэкранах появляется изображение: "Буон джиорно, синьор Энрико. Хотя, когдавы будете смотреть эту пленку, у вас вполне могут быть утро или ночь. Такой фразы я, естественно, не нашла, зато вот, навсякий случай: буон маттино, синьор Энрико. Буонанотта, каро синьорэ. Впрочем, буон маттино у вас, кажется, не говорят, абуонаноттаэто пожелание спокойного сна, что несколько, я бы сказала, комично в данной ситуации, так что все равно получается: буон джиорно, синьор Энрико. Буон джиорно, соно мольто лиэтади фарэ ласуаконошенца. Датемпо дезидераво..." и так далее. Вераприподнимает голову -- становится ясно, что онапросто вдребезину пьяна.
Н-ну что? Вз-зяли м-меня голыми руками? Вз-зяли? Богу я отвечу завсе. А с вами р-разговаривать... н-не... ж-желаю...
Засыпает, свернувшись калачиком. Бобины крутятся. Идет изображение.
Занавес.
Москва, 1981 г. БОКС. фольклорная мелодрамав одном действии лица:
Галчуша
Витёк
Прапорщик
место:
тюрьма; бокс: в такие запирают подследственных по пути надопрос или назад: выждать ли очередь, чтоб не столкнулись ли с товарищами по несчастью
время:
тревога
В углу сжалась Галчуша. Дверь резко открывается, пропускает Витькав робе смертникаи наручниках, захлопывается с железным лязгом. Галчушавскрикивает.
Витёк. Тише! Тише ты! Кто такая? Из обслуги? Подследственная?
Галчуша. Подследственная.
Витёк. Во, понял, подарочки делает судьба! Живую бабу перед смертью показывает. И даже, кажется, подержаться дает. (Напевает.) Гы-рянул высытрел, и рухнулся парень...
Галчуша. Не подходи! Заору! Глазавыткну!
Витёк. Кто тебя тут услышит? Шухер-то какой! Сирены! Побег... Хотя отсюдасбежишь, как же! Разве сильно уж кто отчаянный. Начальства, наверное, ждут. Так перетрухали, что в одном, понял, боксе с бабою заперли.
Галчуша. Я сказала: не подходи!
Витёк. Или ты здесь не случайно? Может, у ментов положено смертникам такие подарки делать? Тогдаб условия могли устроить поприличнее: кровать, понял, простыночку.
Галчуша. Не подходи, говорю!
Витёк. А то во, понял, -- диванчик: ни сшить, ни сварить, ни украсть, ни покараулить.
Витёк двигается наГалчушу. Тавскакивает, пытается проскользнуть, чтоб постучать в дверь. Но Витёк сильным, согласованным движением скованных рук отшвыривает Галчушу.
Дане трону я тебя, дура! Не бзди... И вообще -- закованный. (Садится накрай диванчика. Поет.) Парень в кепи и зу-бы золотой... Сколько сидишь?
Галчуша. Восьмой месяц.
Витёк. Это, понял, семечки. А статья какая?
Галчуша. Все равно не поверишь. Через соучастие. Сто вторая.
Витёк. О-го, понял! Не слабо! Очень даже поверю. Своя, значит. И чего орать?
Галчуша. Какая я тебе своя?! говорю ж -- через соучастие. Я саманикого не убивала.
Витёк. Ах, не убива-а-ла! А убивать, значит, нехорошо. Бяки, значит, кто убивает. Редиски. Брезгуешь, значит! Моральный выносишь этот... вердик. В войну убивать, значит, хорошо, героически; расстреливать -- нормально; авот так вот убивать -- плохо, значит. Интересное кино...
Галчуша. А ты что, вот так вот убивал?
Витёк. Я-то? (Улыбается.) Я-то, понял, и так убивал, и эдак, и по-третьему. Только больше уж, наверное, не буду. Исправили. Перевоспитали. K вышке, понял, приговорили. Ой, сирены как воют! Сейчас вот таскали приятную новость сказать: кассация, мол, отклонена. Помилвкато есть. По натуре, другими словами, шлепнут. Без понта. И никуда, выходит, не денешься.
Галчушапристально смотрит наВитька. Пауза.
Слышь, аты не знаешь, как они шлепают?
Галчуша. Вообще-то... вообще-то слыхала. По-разному говорят. Что вот по коридору, например, ведут, ну, как надопрос или там насвиданку. Ведут, ведут, руки заспину, апотом р-раз -- и все. Или намедосмотр, знаешь, вызывают. Разденут, взвесят, под ростомер поставят. Эту крышечку, с ростомера, в макушку тебе упрут, аствол автоматически против затылкаокажется. Ну и тоже -- выстрел и все. А еще вот в камере у нас вчераговорили, будто в душ тебя заводят, помыться...
Витёк. Дакак в камерах травят -- это я и без тебя слышал. А вот наделе-то как?
Пауза.
Галчуша(трогая Витьказаплечо). Чего? Неужто правда? Неужто расстреляют? Такого вот живого? Красивого?
Витёк. Ох и дураже ты, ох и дура! (Раскачивается из стороны в сторону, воет.)
Галчуша(гладя Витькапо голове). Ну ладно, ну чего ты. Ну, замолчи, замолчи, ладно?..
Витёк. Услышат, да? Разведут, да? Ты ж вон, понял, визжала! Не подходи, орала. Глаза, орала, выколю! Тебе ж хорошо должно быть, что разведут...
Галчуша. Ну ладно, ладно, обиделся. Я ж не знала... Я ж не знала, что тебя... Ну иди сюда, иди... (Обнимает Витька.)
Витёк (вырываясь). Пожалеть решила? Такого красивого? Такого несчастного? Дрянь дешевая! Обойдусь как-нибудь! У меня вас столько зажизнь перебывало, что как-нибудь обойдусь!