Страница:
По тронному залу нервно прохаживался человек, зябко кутаясь в серый плащ. Лицо его было мрачно. Сделав три или четыре круга, он зашел за трон, присел, засветил короткий огарок свечи и открыл маленький тайник.
Внезапно распахнулась входная дверь, и в зал стремительно вбежал кругленький коротышка.
— Есть! — раздался его ликующий возглас.
— Что есть? — недовольно переспросил, не поднимая глаз, человек в сером.
— Его больше нету.
— Чего нету? Того, что есть? Ты толком объяснить можешь?
— Есть новость, что богатыря Саньки больше в Берендеевом царстве нету.
— Остынь.
— Да провалиться мне на этом месте. Его, говорят, Кащей к себе забрал.
Из-за трона высунулась голова. Она задумчиво посмотрела на толстяка, затем недовольно дернулась.
— Слушай, Хряк, я вообще не понимаю, почему Берендей так долго держал тебя своим советником. От твоих советов одни убытки. Ваш Кащей — еще тот фрукт, и от него вся кого подвоха ожидать можно. Даже если сказанное тобой чистая правда, то все равно ничего не меняется; на новую войну у нас сил нет.
— А кто говорит про войну? — всплеснул руками бывший царедворец. — Все намного проще: у Василисы горе — жених сбежал, и мы ей взамен другого подадим.
Голова снова задумалась, затем скрылась. Послышался скрип запираемого замка, и вот уже человек в сером плаще уселся на трон. Свеча осветила его лицо — это был Магистр Серого Ордена.
После неудачной попытки скинуть с трона Берендея остатки «серого» воинства бежали в тридевятое царство. Главная резиденция Ордена находилась далеко за морем-окияном, но почти в каждом царстве-государстве имелись тайные убежища, где при необходимости монахи могли укрыться. По большей части это были заброшенные замки, хозяева которых пропали при таинственных обстоятельствах. Случайные прохожие, отважившиеся там заночевать, также бесследно исчезали. Самые отчаянные смельчаки, приближаясь к замку, начинали ощущать безотчетный страх и спешили повернуть обратно, а местные жители тем более не совались в эти гиблые места. Все это позволяло Магистру чувствовать себя в полной безопасности.
— Хитер, — ласково улыбаясь, протянул он. — А что? Может, эта твоя хитрость даже и пройдет.
— Девки — они глупые, — хихикнул Хряк. — Им главное — замуж выскочить и чтоб жених был покрасивше.
— Такой, как ты, — не удержался от колкости Магистр.
— Не, не я, — ответил Хряк, сделав вид, что не заметил сарказма. — Мы Василисе живописный портрет пошлем, якобы от нашего заморского принца. А дальше я это дело возьму на себя.
— Ты, часом, не забыл, что царевна — волшебница? Не боишься, что она тебе этот портрет на голову наденет, на отрубленную?
— Вопрос, конечно, непростой и с наскока его не решить, но игра стоит свеч. Поэтому тут нужно хорошенько помозговать, придумать нечто такое, что сможет в одночасье Василису волшебной силы лишить. А за свою голову я спокоен, для такого случая у меня один мальчонка есть. Он, как пес, меня во всем слушается. И язык за зубами крепко держать умеет. Вот его и пошлем.
Магистр неожиданно заволновался и даже вскочил:
— Нет, такое серьезное дело какому-то там мальчонке поручать нельзя. Жених должен быть представительным, с хорошей родословной, голубых кровей.
Хряк подозрительно посмотрел на монаха:
— Тебе, сколько я знаю, жениться нельзя.
— Почему нельзя? Для пользы дела можно.
— Э, постой, постой, а царство кому? — всполошился Хряк.
— Тебе, конечно. Посадником будешь. У меня и своих дел полно, — равнодушно ответил Магистр, а сам подумал: «Ты мне только царевну приведи, а уж дальше я с тобой раз берусь».
— Тогда договорились, — оскалился в мрачной улыбке Хряк и быстренько сложил в кармане кукиш. Он ни на капельку не верил Магистру, однако, хорошо понимая, что при первом же удобном случае монах постарается от него избавиться, без его помощи обойтись не мог, и поэтому до поры до времени был согласен на любые условия, выжидая своего часа: «Ничего, ты лишь помоги Василису охомутать, а там я тебе такой магический круг устрою, вол ком взвоешь».
— Ну что ж, попробуем, — заключил Магистр. — Кстати, у меня появилась одна идея, как лучше обделать это дельце. И еще: мы завтра отсюда уходим к себе в монастырь. Местные жители что-то начали подозревать, а нам это ни к чему. Поживешь пока один. За свою жизнь можешь не беспокоиться; замок считается проклятым, и ни один нормальный человек сюда не сунется.
Хряк согласно кивнул; по крайней мере не нужно все время находиться в напряжении, ожидая от «друзей» удара ножом в спину.
К тому же вчера он встретил в лесу двухголового Змея, сумевшего удрать из Берендеева царства раньше, чем до него добрались дружинники Липуни. Получив убежище, двухголовый будет ему должен и для начала поможет украсть Василису, так как теперь в царстве Берендея невозможно отыскать потаенного места, чтобы незаметно начертить магический круг. Местные лесные волшебники вмиг его обнаружат.
Серые, скользкие тучи висели над головой; дождь кончился, но все вокруг находилось в том мрачном, оцепенелом состоянии, когда не было никакого желания даже шевелиться.
По лесной тропинке, глубоко задумавшись, медленно шла Василиса — дочка царя Берендея. Она только что побывала у Бабы-Яги, пытаясь узнать у нее хоть что-нибудь о богатыре Саньке, спасшем от нашествия Серого Ордена их царство и неожиданно исчезнувшем в самый разгар празднества.
Старая колдунья ничем помочь не смогла, и теперь Василиса возвращалась во дворец. Настроение у нее было еще хуже, чем погода, и поэтому, услышав впереди веселое пение, она поморщилась и попыталась свернуть с тропинки, Да не успела; прямо перед ней появился молодой парнишка с большим коробом за плечами.
— Здравствуй, красавица, — приветствовал ее коробейник. — Куда путь держишь? А что это ты такая печальная? Грустные мысли девушку некрасивой делают. Вот взгляни на себя в зеркальце — совсем плоха.
Василиса еще больше нахмурилась, однако сдержалась и решила не отвечать, а просто пройти мимо, надеясь, что тот отстанет.
Не тут-то было: молодец оказался настырным малым и, забежав вперед, продолжал нахваливать свой товар:
— Возьми себе на память колечко бирюзовое, или ожерелье, или платок шелковый вышитый.
Царевна окончательно рассердилась и хотела предупредить, что ей ничего не нужно, а если он будет и дальше приставать, то рискует превратиться в какое-нибудь животное, но паренек внезапно подскочил к ней, протянул вперед руку и воткнул в волосы маленький гребешок.
Василиса почувствовала резкую боль, голова у нее закружилась. Когда она пришла в себя, то поняла, что сидит на земле, никакого коробейника рядом и в помине нет. Странное равнодушие охватило царевну. Она с недоумением осмотрелась вокруг, пытаясь понять, как и для чего она сюда попала. Вспомнила про Бабу-Ягу, Саньку, и все это показалось ей совершенно мелким, ненужным. Царевна встала и медленным неуверенным шагом пошла к городу.
Она почти подошла к воротам, как ее окликнули. У самой крепостной стены на маленьком коврике сидел седобородый старик, одетый в яркий, расшитый золотыми и серебряными нитями шелковый халат. На голове его красовался большой белый тюрбан.
«Купец. Заморский, — подумала Василиса. — Хотя вряд ли, никаких товаров рядом не видать. Скорее всего очередной обманщик, а впрочем, какая разница?»
— Постой, луноликая, посмотри сюда! — воскликнул старик и протянул ей живописный портрет. — Это принц тридевятого царства. От тебя без ума; ни есть, ни пить, ни спать не может. На глазах чахнет. Меня прислал тебя сосватать, а не то совсем, взаправду, помереть обещал. И будем мы тогда, сиротиночки, слезы горькие лить да думать, что нам с добром нашим делать. А у нас его навалом. Чес-слово: как навалили, так оно и лежит, добро это.
— И то правда, давно пора замуж. Какая разница: этот принц, тот принц, все едино, — кивнула красавица. — Пошли, батюшке тебя представлю.
Старик неожиданно засуетился:
— А вот это без надобности. Ты сама ему скажи, а я тебя тут подожду. Выйдешь, и мы вместе отправимся в тридевятое царство. — И он сунул ей в руки портрет. — Отцу покажи, чтобы не осерчал понапрасну. Да смотри не забудь на словах передать, что принц молодой, красивый и богатый.
Царевна равнодушно согласилась:
— Ну жди, если хочешь, — и вошла в городские ворота.
Санька поднялся с пола:
— Не к добру сон.
Он решительно надел колечко на палец, закрыл глаза и громко проговорил:
— Хочу оказаться в царстве Берендея, а еще лучше — рядом с Василисой.
Однако на этот раз не произошло ничего необычного; никаких рывков или толчков, никакой потери памяти, даже не закружилась голова. Звуки — и те не изменились; криков соседей, правда, не было слышно, но вот вода с пропускающего на кухне крана все так же капала и действовала на нервы.
«Не сработало, наверно, плохо сосредоточился, — подумал Санька и резко передернул плечами, ему почему-то стало холодно. — Ладно, сделаем маленький перерыв. Для начала поставим чайничек».
Он открыл глаза, собираясь пойти на кухню перекусить, и замер: вместо комнаты он очутился в каком-то глубоком колодце. Этакий каменный мешок. Ни дверей, ни окон, ничего; лишь одно вкопанное посередине длинное, заостренное бревно, пикой уходящее вверх. Стены, выложенные из плотно подогнанных камней, не имели ни малейших трещин, и вскарабкаться по ним вверх было невозможно. Эту «приятную» обстановку дополняли несколько скелетов, валявшихся на полу в самых живописных позах. Сырой, затхлый воздух. Гробовую тишину нарушали только звуки капающей воды, но на испорченный кран это не походило.
— Вот так номер, — пробормотал парнишка, усаживаясь на пол. — Называется, приехали. Станция конечная, всем на выход. А где указатель?
Он разжал пальцы; колечко было на месте, и это успокаивало. Теперь предстояло выяснить, где это он.
— Так, первым делом нужно выбраться отсюда на свободу. Как там кот-то говорил? «Если очень захотеть»? Ладушки. Лучше всего выйти в лес, а там видно будет.
Санька отступил на шаг назад, а затем решительно двинулся вперед. Упругая волна на миг сжала его и тут же отпустила; яркий свет ослепил паренька. А когда он снова смог видеть, то обомлел от неожиданности.
Он понял, что попал совсем не туда, куда намеревался, вместо весело шумящих от ветра деревьев перед ним появилась маленькая комнатушка, посреди которой за простым, грубо сколоченным столом сидели два человека. Одетые в короткие рубахи из неокрашенного сукна и такие же штаны, они походили бы на работников или слуг, если бы не свирепые лица да груда оружия, сваленная в углу. Возможно, это были солдаты, но в безлюдном месте их легко было принять за разбойников. Перед ними стояла большая, наполовину пустая миска с жареной рыбой, тарелка с нарезанным крупными кусками черным хлебом и большой глиняный кувшин. Внезапное мистическое появление незнакомого человека повергло их в глубокий шок. Окаменев от ужаса, они стояли, вытаращив глаза, с поднятыми кружками в руках. Они уже успели выпить, и один замер с надкусанным куском, а у второго изо рта торчал рыбий хвостик.
— Всем привет, — промямлил Санька, растерянно оглядываясь. — Приятно подавиться. Прошу прощения, я тут случайно. Маленькое недоразумение. Шел, знаете ли, мимо, а попал почему-то к вам. Направление малость перепутал; со всяким случиться может. Так что откланиваюсь, до свидания.
Истошный вопль оглушил парнишку.
— Нечистая! — ожил и завизжал один из истуканов. — Сгинь, пропади!
— Да я тут вообще, ничего… — начал Санька, но дверь распахнулась, и в комнату ворвался… человек в серой рясе.
— Батюшки, монах! Серый Орден! — ахнул Санька. — Каким ветром меня сюда-то занесло? Скорее уносить отсюда ноги, пока голова цела.
Он начал медленно пятиться назад и попытался снова заскочить в стену. Но не тут-то было. От волнения он никак не мог сосредоточиться на своем желании.
В отчаянии он ринулся к выходу, пытаясь вырваться из этой западни, но потрясенно остановился: на него уставилась встревоженная физиономия Хряка, самого большого в этом мире Санькина врага.
Увидев богатыря, живого и невредимого, советник поначалу в ужасе отпрянул назад, но быстро пришел в себя и, завопив истошным голосом:
— Взять его! Связать его! — метнулся назад и захлопнул дверь.
— Угу, счас! — кивнул Санька и опрокинул стол, придавив двоих. Третий оказался проворнее и успел отскочить в сторону. Богатырь не стал с ним возиться, и пока тот силился вытащить нож, просто запустил ему в голову огромным кувшином. Кувшин разлетелся на сотню кусочков, и последний противник повалился в лужу вина.
Не раздумывая, Санька подался в противоположную сторону и, проскочив стену, заметался по замку, по каким-то длинным, запутанным коридорам. Он перепрыгивал через ящики, бревна и еще бог знает что и уже слышал у себя за спиной хриплое дыхание и сопение своих преследователей. Наконец вырвался во двор и очутился в самой гуще врагов. Повсюду мелькали факелы, сверкали мечи, скрипели ворота, перекрывая решеткой выход. Монахи кинулись к богатырю с твердым намерением убить его на этот раз.
В последнее мгновение Санька прыгнул в крепостную стену. Проскочив сквозь нее, он очутился на вымощенной булыжником дороге, и тут начало твориться уже совсем нечто странное: окружающий мир исказился, начал расплываться и выкручиваться. Замелькали калейдоскопом фантастические, ни на что не похожие леса, поля, подземные туннели, снова леса, реки. Ветер свистел в ушах, серый туман скрывал окружающие предметы. Все казалось нереальным.
«А может, у меня крыша поехала?» — мелькнула в голове у Саньки мысль, но додумать ее он не успел, а со всего маху врезался во что-то твердое. В глазах у него потемнело, и он рухнул наземь.
Санька лежал на земле и постепенно приходил в себя, собирая по одной свои мысли, разлетевшиеся при ударе. Было так больно и муторно, что не хотелось ни шевелиться, ни даже открывать глаза. Голова раскалывалась, но проверять, цела она или нет, не хватало смелости.
«Ну почему я такой невезучий, — грустно размышлял парнишка. — Все люди как люди — или заклинание какое скажут, или волшебной палочкой махнут, и все, никаких проблем, что хотят, то и получают. У меня же сплошные неприятности — что в первый раз, что сейчас. Того гляди головы лишишься. С колечком что-то произошло: я просил его к Василисе доставить, а появился Хряк. Может, оно испортилось и советника с царевной перепутало? В таком случае где я сейчас нахожусь?»
Санька медленно приоткрыл глаза и обалдел. Прямо перед его носом, выгибаясь петлей, деловито ползла жирная гусеница. Все бы ничего, но ползла она… по воздуху.
— Легкое сотрясение мозга, вызывающее кратковременные галлюцинации, — пробормотал Санька и наморщил лоб, пытаясь сконцентрироваться.
Это ему удалось, но легче не стало: теперь ему показалось, что гусеница ползла по острию копья, нацеленному прямо на него.
От этого видения у Саньки испортилось настроение. Получалось, что он действительно спятил, раз ему чудится невесть что. Он снова прикрыл глаза и начал внушать себе, что все нормально, все хорошо. А то, что он видит, вовсе и не бзик, а… а обычное продолжение сна.
Ну конечно же, он снова незаметно для себя уснул. Это была замечательная мысль. Одним махом она объясняла, что и замок, и подземелье, и даже Хряк, а уж тем более этот глупый червяк с лапками явились ему во сне. Сон, конечно, неважнецкий, но пару минут еще можно полежать, а затем уже и просыпаться.
Паренек попытался перевернуться на другую сторону.
Не тут-то было; в бок сильно кольнуло. Санька взвизгнул и подскочил. Все его умные рассуждения сдуло одним махом. Да и то, какой это может быть сон, если прямо перед ним на огромном коне возвышался здоровенный, толстый стражник с широко раскрытыми от удивления глазами и с явным намерением проделать в нем, Саньке, дырку.
— Ты откуда такой взялся? Тебя тут только что не было. Из норы вылез, что ли?
— О, большой привет товарищам по оружию, — улыбаясь, начал Санька, но закончить не успел, так как повис в воздухе.
Толстяк недолго думая подцепил его копьем за шиворот.
— Отпустите немедленно! — завопил парнишка, болтая ногами. — Свой я, свой.
— Свой, говоришь, а одежонка на тебе странная, не наша.
— Да это я еще не переоделся. А если мне не верите, то спросите у кого хотите. Меня здесь каждая собака знает.
— Ах, не успел свое обличье поменять? Вот тут-то ты и попался, голубчик. Меня не проведешь; я знаю, кто ты такой, — один из тех злыдней, что всякие гадости нам делают. Думал, здесь нет никого? Хотел тайком к нам проскочить? И наверняка с нечистой силой знаешься. То-то ты словно из под земли появился. Тут без бесовских заклинаний никакие обошлось.
Стражник обернулся назад и закричал во все горло:
— Эй, давайте все сюда. Я пса-чернокнижника поймал.
Невдалеке раздался топот копыт, и к ним подскакала большая группа вооруженных всадников. Они с интересом принялись рассматривать Саньку, который вертелся на копье, словно волчок.
— Вот полюбуйтесь, — подвернул усы толстяк. — Я не зря сюда шел, я как чувствовал, что около этого дерева ждать надо. Стою, и вдруг: бах, трах, тарарах, дым, искры, и появляется вот эта темная личность. Я, братцы, сразу смекнул; колдун это, не иначе. Он вылез и давай на меня свои чары наводить. Но вы же знаете, меня на голое колдовство не возьмешь. Я его на копье, и вот поглядите, как его корежит, повисеть не может спокойно. Первый признак, что с нечистой силой связан. Вон люди говорят: Василису, голубку нашу, злые чародеи околдовали. А вдруг и этот висельник с теми злодеями заодно? А что нам царь-батюшка приказал? Всяку подозрительную личность хватать и к нему вести, а за то будет награда большая. Потому не мешает проверить. Счас его свезу к царю, там разберутся, что это за птица. Ну и раз награду обещали, так не отказываться же.
— А ты не привираешь? — засомневались подъехавшие дружинники.
— Еще как, — в отчаянии снова завертелся Санька. — Врет как сивый мерин. Да вы сами посудите, какой я колдун. Я Санька, богатырь. Я всех вас не так давно от большой беды спас.
Дружный хохот переполошил сидящих невдалеке на деревьях ворон.
— Ой врать-то. Скажет же такое. Нас спасать не надо, ты попробуй себя спаси.
Толстяк нахмурился:
— Ах ты наглец. Стоило нашему непобедимому богатырю отправиться в чужедальние края, чтобы еще один подвиг совершить, как сразу объявилась какая-то пузатая мелочь и к чужой славе примазаться пытается. Тоже мне Богатырь Комарович. Висишь, так виси и не попискивай, а то как бы ненароком не прихлопнуть.
— Сам смотри не прихлопнись, пивной бочонок, — огрызнулся в ответ Санька и с такой силой дернулся, что хотя и порвал рубашку, но с копья сорвался.
— Держи, сбежит награда, — завопил стражник, подпрыгивая в седле.
Толстого богатыря звали Митюхой. Был он ленив, трусоват и большой враль. Любил хорошенько поесть, особенно на дармовщинку. Но больше всего ему нравилось, сидя в каком-нибудь трактирчике, хвастаться своими вымышленными подвигами, не забывая подливать в свою чарку чужое вино. В дружине его не любили, рассказам не верили, но терпели, так как он мог при надобности одним ударом вышибить самую крепкую дверь.
Вот и теперь, поглядев на Митюхин трофей, дружинники решили, что пленник на колдуна явно не тянет, и с интересом наблюдали за происходящим.
Сообразив, что убивать его пока никто не собирается, Санька перевел дух и осмотрелся по сторонам, прикидывая, как ему отсюда поскорее улизнуть.
В принципе он не возражал, если его отведут к Берендею, — всем сразу станет ясно, кто он такой. Но беспокоила одна мысль: просто так вооруженный отряд по лесу рыскать не станет. Значит, возможна стычка. Начнут стрелять. Одна случайная стрела, и все, к царю он уже не попадет — кому нужны неизвестные свежие покойники. Однако если даже все и обойдется, оставался толстяк. Дружинники были настроены мирно и больше развлекались; зато толстопузый так просто не отстанет — по роже видно, что уже подсчитывает в уме свой барыш. А может, еще какая дурь ему в голову ударит: привидится колдовство — убьет не задумываясь. Эх, жалко, нет здесь Липуни.
Что ж, толстяк так толстяк. Однако до тех пор, пока он сидит на коне верхом, справиться с ним невозможно. Хорошо еще, что коняга имел кроткий нрав и с самым равнодушным видом жевал траву, не обращая никакого внимания на паренька, который укрывался за его мордой.
Наконец Санька решился, отпрыгнул в сторону и, уперев руки в боки, закричал:
— Эй ты, пузырь надутый. На коне, с мечом, против пешего да безоружного всякий дурак воевать сможет. А ты по пробуй на кулачках, один на один. Или кишка тонка — боишься, что вздую?
От такого наглого заявления изумленный Митюха раскрыл рот, а затем принялся громко хохотать:
— Да ты хоть знаешь, кого на кулачный бой вызываешь? Поздоровее тебя богатыри от моих ударов бездыханно падали, а таких, как ты, сопляков я за раз с десяток повалить могу.
Он соскочил с коня, отложил в сторону оружие, снял кольчугу и шлем, выпятил живот и, презрительно сплюнув процедил:
— Можешь помолиться, пока слова помнишь, а то по уху получишь и сразу все на свете, даже как папка с мамкой звали, позабудешь Только покороче, свинячий хвостик.
— Сам ты свинячий хвостик, — огрызнулся Санька. После стольких лет тренировок по рукопашному бою он не воспринимал всерьез стоящего перед ним противника, собираясь завалить его после двух, максимум трех ударов. Парнишка даже не стал пытаться обмануть соперника, а просто пошел вперед. Это было большим нахальством с его стороны, о чем он очень скоро пожалел.
Митюха широко расставил ноги, поплевал на ладони и так засветил Саньке в грудь кулаком, что тот отлетел назад шагов на пять. Санька вскочил, помотал головой и, подумав, что он просто сам нарвался на удар, снова кинулся на толстяка, но получил в лоб и покатился по земле. Он лежал и со злостью смотрел на противника: так сильно ему давно не попадало; все ребра болели, к тому же начал заплывать подбитый глаз. А тот стоял, поглаживая себя по животу, и посмеивался в усы.
Стоявшие рядом дружинники, весело переговариваясь, наблюдали за боем и, как ни странно, переживали за паренька.
«Так дело не пойдет», — подумал Санька. Он встал, закрыл глаза, несколько раз глубоко вдохнул, стараясь успокоиться. Противник оказался серьезней, чем он предполагал, и нужно было срочно менять тактику, а для начала постараться вывести толстяка из себя, рассердить, заставить нервничать.
— Ты, квашня толстопузая, матрас в штаны заправь, — крикнул он толстяку.
— Что? — заревел толстяк. — Это кто квашня?
— В лужу посмотри, увидишь, бочонок пусторылый.
Такого оскорбления Митюха вынести не смог. Глаза у него налились кровью, и он, словно разъяренный бык, кинулся на парнишку с одной только мыслью — растоптать, наказать, унизить обидчика. Задать этому выскочке такого жару, чтобы он валялся в ногах и молил о прощении.
Санька этого только и ожидал. Сообразив, что бить противника по корпусу совершенно бессмысленно, он нанес ему несколько слабеньких, но быстрых и точных ударов по лицу и отскочил в сторону.
Богатыри засвистели, насмехаясь над толстяком.
Тот, взревев от обиды, попытался заехать Саньке в челюсть, но промахнулся и тотчас получил в ответ сильнейший удар по уху. Митюха на мгновение замер, выпучив глаза и хватая, словно рыба, раскрытым ртом воздух. Санька, воспользовавшись этим замешательством, подскочил к толстяку и, словно издеваясь, звонко щелкнул его по носу;
Митюха совершенно обезумел. Он широко размахнулся и ударил, вложив в этот удар всю свою силу, намереваясь убить паренька. Гори она ясным пламенем, эта царская награда.
Санька уклонился и, перехватив руку, перекинул толстяка через себя. Тот, проделав в воздухе огромную дугу, с размаху шлепнулся на траву и, раскинув руки, неподвижно замер. Наступила тишина.
«Чего это он? Это же земля, а не асфальт. Может, толстопузый придуривается?» — недоуменно подумал парнишка, осторожно подошел поближе, присмотрелся и тихо ахнул: голова толстяка лежала на плоском камне, совершенно незаметном в высокой траве.
Ситуация осложнялась. Дружинники, почувствовав неладное, начали тревожно переглядываться.
Санька, поняв, что пора уносить ноги, иначе до Берендея он точно не доберется, повернулся к богатырям, развел в стороны руки и придал лицу недоумевающее выражение:
— Слабак, и как таких в дружину берут? А туда же, «прихлопну». Хлопалка еще не выросла.
Он медленно повернулся назад, а затем резко рванул и припустил во весь дух к лесу, благо до ближайших деревьев было рукой подать.
Дружинники, очнувшись, с криками «Хватай колдуна!» ринулись вдогонку.
На этот раз удача была на стороне паренька. Передний всадник уже почти достал его копьем, но в пылу погони не заметил толстый сук, напоролся на него и, вылетев из седла, со всего маху шмякнулся на землю. Остальные едва успели резко затормозить перед деревьями.
Санька продолжал улепетывать и бежал до тех пор, пока далеко позади не затихли вопли и ругань преследователей.
Старая, худющая лошадь медленно тащила по дороге такую же старую разбитую телегу. Скрип стоял неимоверный, но это совершенно не мешало вознице, накинув на голову рваный армяк, мирно спать. Мужик возвращался с базара и по случаю удачной продажи поросенка заглянул в придорожный трактир. Теперь он тихо похрапывал, всецело положившись на свою лошадку, которая издавна, который год подряд, возила хозяина в город и обратно и так изучила дорогу, что тоже дремала на ходу. Поэтому никто — ни лошадь, ни тем более мужик — не заметил выглядывающих из кустов двух настороженных глаз.
Внезапно распахнулась входная дверь, и в зал стремительно вбежал кругленький коротышка.
— Есть! — раздался его ликующий возглас.
— Что есть? — недовольно переспросил, не поднимая глаз, человек в сером.
— Его больше нету.
— Чего нету? Того, что есть? Ты толком объяснить можешь?
— Есть новость, что богатыря Саньки больше в Берендеевом царстве нету.
— Остынь.
— Да провалиться мне на этом месте. Его, говорят, Кащей к себе забрал.
Из-за трона высунулась голова. Она задумчиво посмотрела на толстяка, затем недовольно дернулась.
— Слушай, Хряк, я вообще не понимаю, почему Берендей так долго держал тебя своим советником. От твоих советов одни убытки. Ваш Кащей — еще тот фрукт, и от него вся кого подвоха ожидать можно. Даже если сказанное тобой чистая правда, то все равно ничего не меняется; на новую войну у нас сил нет.
— А кто говорит про войну? — всплеснул руками бывший царедворец. — Все намного проще: у Василисы горе — жених сбежал, и мы ей взамен другого подадим.
Голова снова задумалась, затем скрылась. Послышался скрип запираемого замка, и вот уже человек в сером плаще уселся на трон. Свеча осветила его лицо — это был Магистр Серого Ордена.
После неудачной попытки скинуть с трона Берендея остатки «серого» воинства бежали в тридевятое царство. Главная резиденция Ордена находилась далеко за морем-окияном, но почти в каждом царстве-государстве имелись тайные убежища, где при необходимости монахи могли укрыться. По большей части это были заброшенные замки, хозяева которых пропали при таинственных обстоятельствах. Случайные прохожие, отважившиеся там заночевать, также бесследно исчезали. Самые отчаянные смельчаки, приближаясь к замку, начинали ощущать безотчетный страх и спешили повернуть обратно, а местные жители тем более не совались в эти гиблые места. Все это позволяло Магистру чувствовать себя в полной безопасности.
— Хитер, — ласково улыбаясь, протянул он. — А что? Может, эта твоя хитрость даже и пройдет.
— Девки — они глупые, — хихикнул Хряк. — Им главное — замуж выскочить и чтоб жених был покрасивше.
— Такой, как ты, — не удержался от колкости Магистр.
— Не, не я, — ответил Хряк, сделав вид, что не заметил сарказма. — Мы Василисе живописный портрет пошлем, якобы от нашего заморского принца. А дальше я это дело возьму на себя.
— Ты, часом, не забыл, что царевна — волшебница? Не боишься, что она тебе этот портрет на голову наденет, на отрубленную?
— Вопрос, конечно, непростой и с наскока его не решить, но игра стоит свеч. Поэтому тут нужно хорошенько помозговать, придумать нечто такое, что сможет в одночасье Василису волшебной силы лишить. А за свою голову я спокоен, для такого случая у меня один мальчонка есть. Он, как пес, меня во всем слушается. И язык за зубами крепко держать умеет. Вот его и пошлем.
Магистр неожиданно заволновался и даже вскочил:
— Нет, такое серьезное дело какому-то там мальчонке поручать нельзя. Жених должен быть представительным, с хорошей родословной, голубых кровей.
Хряк подозрительно посмотрел на монаха:
— Тебе, сколько я знаю, жениться нельзя.
— Почему нельзя? Для пользы дела можно.
— Э, постой, постой, а царство кому? — всполошился Хряк.
— Тебе, конечно. Посадником будешь. У меня и своих дел полно, — равнодушно ответил Магистр, а сам подумал: «Ты мне только царевну приведи, а уж дальше я с тобой раз берусь».
— Тогда договорились, — оскалился в мрачной улыбке Хряк и быстренько сложил в кармане кукиш. Он ни на капельку не верил Магистру, однако, хорошо понимая, что при первом же удобном случае монах постарается от него избавиться, без его помощи обойтись не мог, и поэтому до поры до времени был согласен на любые условия, выжидая своего часа: «Ничего, ты лишь помоги Василису охомутать, а там я тебе такой магический круг устрою, вол ком взвоешь».
— Ну что ж, попробуем, — заключил Магистр. — Кстати, у меня появилась одна идея, как лучше обделать это дельце. И еще: мы завтра отсюда уходим к себе в монастырь. Местные жители что-то начали подозревать, а нам это ни к чему. Поживешь пока один. За свою жизнь можешь не беспокоиться; замок считается проклятым, и ни один нормальный человек сюда не сунется.
Хряк согласно кивнул; по крайней мере не нужно все время находиться в напряжении, ожидая от «друзей» удара ножом в спину.
К тому же вчера он встретил в лесу двухголового Змея, сумевшего удрать из Берендеева царства раньше, чем до него добрались дружинники Липуни. Получив убежище, двухголовый будет ему должен и для начала поможет украсть Василису, так как теперь в царстве Берендея невозможно отыскать потаенного места, чтобы незаметно начертить магический круг. Местные лесные волшебники вмиг его обнаружат.
Серые, скользкие тучи висели над головой; дождь кончился, но все вокруг находилось в том мрачном, оцепенелом состоянии, когда не было никакого желания даже шевелиться.
По лесной тропинке, глубоко задумавшись, медленно шла Василиса — дочка царя Берендея. Она только что побывала у Бабы-Яги, пытаясь узнать у нее хоть что-нибудь о богатыре Саньке, спасшем от нашествия Серого Ордена их царство и неожиданно исчезнувшем в самый разгар празднества.
Старая колдунья ничем помочь не смогла, и теперь Василиса возвращалась во дворец. Настроение у нее было еще хуже, чем погода, и поэтому, услышав впереди веселое пение, она поморщилась и попыталась свернуть с тропинки, Да не успела; прямо перед ней появился молодой парнишка с большим коробом за плечами.
— Здравствуй, красавица, — приветствовал ее коробейник. — Куда путь держишь? А что это ты такая печальная? Грустные мысли девушку некрасивой делают. Вот взгляни на себя в зеркальце — совсем плоха.
Василиса еще больше нахмурилась, однако сдержалась и решила не отвечать, а просто пройти мимо, надеясь, что тот отстанет.
Не тут-то было: молодец оказался настырным малым и, забежав вперед, продолжал нахваливать свой товар:
— Возьми себе на память колечко бирюзовое, или ожерелье, или платок шелковый вышитый.
Царевна окончательно рассердилась и хотела предупредить, что ей ничего не нужно, а если он будет и дальше приставать, то рискует превратиться в какое-нибудь животное, но паренек внезапно подскочил к ней, протянул вперед руку и воткнул в волосы маленький гребешок.
Василиса почувствовала резкую боль, голова у нее закружилась. Когда она пришла в себя, то поняла, что сидит на земле, никакого коробейника рядом и в помине нет. Странное равнодушие охватило царевну. Она с недоумением осмотрелась вокруг, пытаясь понять, как и для чего она сюда попала. Вспомнила про Бабу-Ягу, Саньку, и все это показалось ей совершенно мелким, ненужным. Царевна встала и медленным неуверенным шагом пошла к городу.
Она почти подошла к воротам, как ее окликнули. У самой крепостной стены на маленьком коврике сидел седобородый старик, одетый в яркий, расшитый золотыми и серебряными нитями шелковый халат. На голове его красовался большой белый тюрбан.
«Купец. Заморский, — подумала Василиса. — Хотя вряд ли, никаких товаров рядом не видать. Скорее всего очередной обманщик, а впрочем, какая разница?»
— Постой, луноликая, посмотри сюда! — воскликнул старик и протянул ей живописный портрет. — Это принц тридевятого царства. От тебя без ума; ни есть, ни пить, ни спать не может. На глазах чахнет. Меня прислал тебя сосватать, а не то совсем, взаправду, помереть обещал. И будем мы тогда, сиротиночки, слезы горькие лить да думать, что нам с добром нашим делать. А у нас его навалом. Чес-слово: как навалили, так оно и лежит, добро это.
— И то правда, давно пора замуж. Какая разница: этот принц, тот принц, все едино, — кивнула красавица. — Пошли, батюшке тебя представлю.
Старик неожиданно засуетился:
— А вот это без надобности. Ты сама ему скажи, а я тебя тут подожду. Выйдешь, и мы вместе отправимся в тридевятое царство. — И он сунул ей в руки портрет. — Отцу покажи, чтобы не осерчал понапрасну. Да смотри не забудь на словах передать, что принц молодой, красивый и богатый.
Царевна равнодушно согласилась:
— Ну жди, если хочешь, — и вошла в городские ворота.
Санька поднялся с пола:
— Не к добру сон.
Он решительно надел колечко на палец, закрыл глаза и громко проговорил:
— Хочу оказаться в царстве Берендея, а еще лучше — рядом с Василисой.
Однако на этот раз не произошло ничего необычного; никаких рывков или толчков, никакой потери памяти, даже не закружилась голова. Звуки — и те не изменились; криков соседей, правда, не было слышно, но вот вода с пропускающего на кухне крана все так же капала и действовала на нервы.
«Не сработало, наверно, плохо сосредоточился, — подумал Санька и резко передернул плечами, ему почему-то стало холодно. — Ладно, сделаем маленький перерыв. Для начала поставим чайничек».
Он открыл глаза, собираясь пойти на кухню перекусить, и замер: вместо комнаты он очутился в каком-то глубоком колодце. Этакий каменный мешок. Ни дверей, ни окон, ничего; лишь одно вкопанное посередине длинное, заостренное бревно, пикой уходящее вверх. Стены, выложенные из плотно подогнанных камней, не имели ни малейших трещин, и вскарабкаться по ним вверх было невозможно. Эту «приятную» обстановку дополняли несколько скелетов, валявшихся на полу в самых живописных позах. Сырой, затхлый воздух. Гробовую тишину нарушали только звуки капающей воды, но на испорченный кран это не походило.
— Вот так номер, — пробормотал парнишка, усаживаясь на пол. — Называется, приехали. Станция конечная, всем на выход. А где указатель?
Он разжал пальцы; колечко было на месте, и это успокаивало. Теперь предстояло выяснить, где это он.
— Так, первым делом нужно выбраться отсюда на свободу. Как там кот-то говорил? «Если очень захотеть»? Ладушки. Лучше всего выйти в лес, а там видно будет.
Санька отступил на шаг назад, а затем решительно двинулся вперед. Упругая волна на миг сжала его и тут же отпустила; яркий свет ослепил паренька. А когда он снова смог видеть, то обомлел от неожиданности.
Он понял, что попал совсем не туда, куда намеревался, вместо весело шумящих от ветра деревьев перед ним появилась маленькая комнатушка, посреди которой за простым, грубо сколоченным столом сидели два человека. Одетые в короткие рубахи из неокрашенного сукна и такие же штаны, они походили бы на работников или слуг, если бы не свирепые лица да груда оружия, сваленная в углу. Возможно, это были солдаты, но в безлюдном месте их легко было принять за разбойников. Перед ними стояла большая, наполовину пустая миска с жареной рыбой, тарелка с нарезанным крупными кусками черным хлебом и большой глиняный кувшин. Внезапное мистическое появление незнакомого человека повергло их в глубокий шок. Окаменев от ужаса, они стояли, вытаращив глаза, с поднятыми кружками в руках. Они уже успели выпить, и один замер с надкусанным куском, а у второго изо рта торчал рыбий хвостик.
— Всем привет, — промямлил Санька, растерянно оглядываясь. — Приятно подавиться. Прошу прощения, я тут случайно. Маленькое недоразумение. Шел, знаете ли, мимо, а попал почему-то к вам. Направление малость перепутал; со всяким случиться может. Так что откланиваюсь, до свидания.
Истошный вопль оглушил парнишку.
— Нечистая! — ожил и завизжал один из истуканов. — Сгинь, пропади!
— Да я тут вообще, ничего… — начал Санька, но дверь распахнулась, и в комнату ворвался… человек в серой рясе.
— Батюшки, монах! Серый Орден! — ахнул Санька. — Каким ветром меня сюда-то занесло? Скорее уносить отсюда ноги, пока голова цела.
Он начал медленно пятиться назад и попытался снова заскочить в стену. Но не тут-то было. От волнения он никак не мог сосредоточиться на своем желании.
В отчаянии он ринулся к выходу, пытаясь вырваться из этой западни, но потрясенно остановился: на него уставилась встревоженная физиономия Хряка, самого большого в этом мире Санькина врага.
Увидев богатыря, живого и невредимого, советник поначалу в ужасе отпрянул назад, но быстро пришел в себя и, завопив истошным голосом:
— Взять его! Связать его! — метнулся назад и захлопнул дверь.
— Угу, счас! — кивнул Санька и опрокинул стол, придавив двоих. Третий оказался проворнее и успел отскочить в сторону. Богатырь не стал с ним возиться, и пока тот силился вытащить нож, просто запустил ему в голову огромным кувшином. Кувшин разлетелся на сотню кусочков, и последний противник повалился в лужу вина.
Не раздумывая, Санька подался в противоположную сторону и, проскочив стену, заметался по замку, по каким-то длинным, запутанным коридорам. Он перепрыгивал через ящики, бревна и еще бог знает что и уже слышал у себя за спиной хриплое дыхание и сопение своих преследователей. Наконец вырвался во двор и очутился в самой гуще врагов. Повсюду мелькали факелы, сверкали мечи, скрипели ворота, перекрывая решеткой выход. Монахи кинулись к богатырю с твердым намерением убить его на этот раз.
В последнее мгновение Санька прыгнул в крепостную стену. Проскочив сквозь нее, он очутился на вымощенной булыжником дороге, и тут начало твориться уже совсем нечто странное: окружающий мир исказился, начал расплываться и выкручиваться. Замелькали калейдоскопом фантастические, ни на что не похожие леса, поля, подземные туннели, снова леса, реки. Ветер свистел в ушах, серый туман скрывал окружающие предметы. Все казалось нереальным.
«А может, у меня крыша поехала?» — мелькнула в голове у Саньки мысль, но додумать ее он не успел, а со всего маху врезался во что-то твердое. В глазах у него потемнело, и он рухнул наземь.
Санька лежал на земле и постепенно приходил в себя, собирая по одной свои мысли, разлетевшиеся при ударе. Было так больно и муторно, что не хотелось ни шевелиться, ни даже открывать глаза. Голова раскалывалась, но проверять, цела она или нет, не хватало смелости.
«Ну почему я такой невезучий, — грустно размышлял парнишка. — Все люди как люди — или заклинание какое скажут, или волшебной палочкой махнут, и все, никаких проблем, что хотят, то и получают. У меня же сплошные неприятности — что в первый раз, что сейчас. Того гляди головы лишишься. С колечком что-то произошло: я просил его к Василисе доставить, а появился Хряк. Может, оно испортилось и советника с царевной перепутало? В таком случае где я сейчас нахожусь?»
Санька медленно приоткрыл глаза и обалдел. Прямо перед его носом, выгибаясь петлей, деловито ползла жирная гусеница. Все бы ничего, но ползла она… по воздуху.
— Легкое сотрясение мозга, вызывающее кратковременные галлюцинации, — пробормотал Санька и наморщил лоб, пытаясь сконцентрироваться.
Это ему удалось, но легче не стало: теперь ему показалось, что гусеница ползла по острию копья, нацеленному прямо на него.
От этого видения у Саньки испортилось настроение. Получалось, что он действительно спятил, раз ему чудится невесть что. Он снова прикрыл глаза и начал внушать себе, что все нормально, все хорошо. А то, что он видит, вовсе и не бзик, а… а обычное продолжение сна.
Ну конечно же, он снова незаметно для себя уснул. Это была замечательная мысль. Одним махом она объясняла, что и замок, и подземелье, и даже Хряк, а уж тем более этот глупый червяк с лапками явились ему во сне. Сон, конечно, неважнецкий, но пару минут еще можно полежать, а затем уже и просыпаться.
Паренек попытался перевернуться на другую сторону.
Не тут-то было; в бок сильно кольнуло. Санька взвизгнул и подскочил. Все его умные рассуждения сдуло одним махом. Да и то, какой это может быть сон, если прямо перед ним на огромном коне возвышался здоровенный, толстый стражник с широко раскрытыми от удивления глазами и с явным намерением проделать в нем, Саньке, дырку.
— Ты откуда такой взялся? Тебя тут только что не было. Из норы вылез, что ли?
— О, большой привет товарищам по оружию, — улыбаясь, начал Санька, но закончить не успел, так как повис в воздухе.
Толстяк недолго думая подцепил его копьем за шиворот.
— Отпустите немедленно! — завопил парнишка, болтая ногами. — Свой я, свой.
— Свой, говоришь, а одежонка на тебе странная, не наша.
— Да это я еще не переоделся. А если мне не верите, то спросите у кого хотите. Меня здесь каждая собака знает.
— Ах, не успел свое обличье поменять? Вот тут-то ты и попался, голубчик. Меня не проведешь; я знаю, кто ты такой, — один из тех злыдней, что всякие гадости нам делают. Думал, здесь нет никого? Хотел тайком к нам проскочить? И наверняка с нечистой силой знаешься. То-то ты словно из под земли появился. Тут без бесовских заклинаний никакие обошлось.
Стражник обернулся назад и закричал во все горло:
— Эй, давайте все сюда. Я пса-чернокнижника поймал.
Невдалеке раздался топот копыт, и к ним подскакала большая группа вооруженных всадников. Они с интересом принялись рассматривать Саньку, который вертелся на копье, словно волчок.
— Вот полюбуйтесь, — подвернул усы толстяк. — Я не зря сюда шел, я как чувствовал, что около этого дерева ждать надо. Стою, и вдруг: бах, трах, тарарах, дым, искры, и появляется вот эта темная личность. Я, братцы, сразу смекнул; колдун это, не иначе. Он вылез и давай на меня свои чары наводить. Но вы же знаете, меня на голое колдовство не возьмешь. Я его на копье, и вот поглядите, как его корежит, повисеть не может спокойно. Первый признак, что с нечистой силой связан. Вон люди говорят: Василису, голубку нашу, злые чародеи околдовали. А вдруг и этот висельник с теми злодеями заодно? А что нам царь-батюшка приказал? Всяку подозрительную личность хватать и к нему вести, а за то будет награда большая. Потому не мешает проверить. Счас его свезу к царю, там разберутся, что это за птица. Ну и раз награду обещали, так не отказываться же.
— А ты не привираешь? — засомневались подъехавшие дружинники.
— Еще как, — в отчаянии снова завертелся Санька. — Врет как сивый мерин. Да вы сами посудите, какой я колдун. Я Санька, богатырь. Я всех вас не так давно от большой беды спас.
Дружный хохот переполошил сидящих невдалеке на деревьях ворон.
— Ой врать-то. Скажет же такое. Нас спасать не надо, ты попробуй себя спаси.
Толстяк нахмурился:
— Ах ты наглец. Стоило нашему непобедимому богатырю отправиться в чужедальние края, чтобы еще один подвиг совершить, как сразу объявилась какая-то пузатая мелочь и к чужой славе примазаться пытается. Тоже мне Богатырь Комарович. Висишь, так виси и не попискивай, а то как бы ненароком не прихлопнуть.
— Сам смотри не прихлопнись, пивной бочонок, — огрызнулся в ответ Санька и с такой силой дернулся, что хотя и порвал рубашку, но с копья сорвался.
— Держи, сбежит награда, — завопил стражник, подпрыгивая в седле.
Толстого богатыря звали Митюхой. Был он ленив, трусоват и большой враль. Любил хорошенько поесть, особенно на дармовщинку. Но больше всего ему нравилось, сидя в каком-нибудь трактирчике, хвастаться своими вымышленными подвигами, не забывая подливать в свою чарку чужое вино. В дружине его не любили, рассказам не верили, но терпели, так как он мог при надобности одним ударом вышибить самую крепкую дверь.
Вот и теперь, поглядев на Митюхин трофей, дружинники решили, что пленник на колдуна явно не тянет, и с интересом наблюдали за происходящим.
Сообразив, что убивать его пока никто не собирается, Санька перевел дух и осмотрелся по сторонам, прикидывая, как ему отсюда поскорее улизнуть.
В принципе он не возражал, если его отведут к Берендею, — всем сразу станет ясно, кто он такой. Но беспокоила одна мысль: просто так вооруженный отряд по лесу рыскать не станет. Значит, возможна стычка. Начнут стрелять. Одна случайная стрела, и все, к царю он уже не попадет — кому нужны неизвестные свежие покойники. Однако если даже все и обойдется, оставался толстяк. Дружинники были настроены мирно и больше развлекались; зато толстопузый так просто не отстанет — по роже видно, что уже подсчитывает в уме свой барыш. А может, еще какая дурь ему в голову ударит: привидится колдовство — убьет не задумываясь. Эх, жалко, нет здесь Липуни.
Что ж, толстяк так толстяк. Однако до тех пор, пока он сидит на коне верхом, справиться с ним невозможно. Хорошо еще, что коняга имел кроткий нрав и с самым равнодушным видом жевал траву, не обращая никакого внимания на паренька, который укрывался за его мордой.
Наконец Санька решился, отпрыгнул в сторону и, уперев руки в боки, закричал:
— Эй ты, пузырь надутый. На коне, с мечом, против пешего да безоружного всякий дурак воевать сможет. А ты по пробуй на кулачках, один на один. Или кишка тонка — боишься, что вздую?
От такого наглого заявления изумленный Митюха раскрыл рот, а затем принялся громко хохотать:
— Да ты хоть знаешь, кого на кулачный бой вызываешь? Поздоровее тебя богатыри от моих ударов бездыханно падали, а таких, как ты, сопляков я за раз с десяток повалить могу.
Он соскочил с коня, отложил в сторону оружие, снял кольчугу и шлем, выпятил живот и, презрительно сплюнув процедил:
— Можешь помолиться, пока слова помнишь, а то по уху получишь и сразу все на свете, даже как папка с мамкой звали, позабудешь Только покороче, свинячий хвостик.
— Сам ты свинячий хвостик, — огрызнулся Санька. После стольких лет тренировок по рукопашному бою он не воспринимал всерьез стоящего перед ним противника, собираясь завалить его после двух, максимум трех ударов. Парнишка даже не стал пытаться обмануть соперника, а просто пошел вперед. Это было большим нахальством с его стороны, о чем он очень скоро пожалел.
Митюха широко расставил ноги, поплевал на ладони и так засветил Саньке в грудь кулаком, что тот отлетел назад шагов на пять. Санька вскочил, помотал головой и, подумав, что он просто сам нарвался на удар, снова кинулся на толстяка, но получил в лоб и покатился по земле. Он лежал и со злостью смотрел на противника: так сильно ему давно не попадало; все ребра болели, к тому же начал заплывать подбитый глаз. А тот стоял, поглаживая себя по животу, и посмеивался в усы.
Стоявшие рядом дружинники, весело переговариваясь, наблюдали за боем и, как ни странно, переживали за паренька.
«Так дело не пойдет», — подумал Санька. Он встал, закрыл глаза, несколько раз глубоко вдохнул, стараясь успокоиться. Противник оказался серьезней, чем он предполагал, и нужно было срочно менять тактику, а для начала постараться вывести толстяка из себя, рассердить, заставить нервничать.
— Ты, квашня толстопузая, матрас в штаны заправь, — крикнул он толстяку.
— Что? — заревел толстяк. — Это кто квашня?
— В лужу посмотри, увидишь, бочонок пусторылый.
Такого оскорбления Митюха вынести не смог. Глаза у него налились кровью, и он, словно разъяренный бык, кинулся на парнишку с одной только мыслью — растоптать, наказать, унизить обидчика. Задать этому выскочке такого жару, чтобы он валялся в ногах и молил о прощении.
Санька этого только и ожидал. Сообразив, что бить противника по корпусу совершенно бессмысленно, он нанес ему несколько слабеньких, но быстрых и точных ударов по лицу и отскочил в сторону.
Богатыри засвистели, насмехаясь над толстяком.
Тот, взревев от обиды, попытался заехать Саньке в челюсть, но промахнулся и тотчас получил в ответ сильнейший удар по уху. Митюха на мгновение замер, выпучив глаза и хватая, словно рыба, раскрытым ртом воздух. Санька, воспользовавшись этим замешательством, подскочил к толстяку и, словно издеваясь, звонко щелкнул его по носу;
Митюха совершенно обезумел. Он широко размахнулся и ударил, вложив в этот удар всю свою силу, намереваясь убить паренька. Гори она ясным пламенем, эта царская награда.
Санька уклонился и, перехватив руку, перекинул толстяка через себя. Тот, проделав в воздухе огромную дугу, с размаху шлепнулся на траву и, раскинув руки, неподвижно замер. Наступила тишина.
«Чего это он? Это же земля, а не асфальт. Может, толстопузый придуривается?» — недоуменно подумал парнишка, осторожно подошел поближе, присмотрелся и тихо ахнул: голова толстяка лежала на плоском камне, совершенно незаметном в высокой траве.
Ситуация осложнялась. Дружинники, почувствовав неладное, начали тревожно переглядываться.
Санька, поняв, что пора уносить ноги, иначе до Берендея он точно не доберется, повернулся к богатырям, развел в стороны руки и придал лицу недоумевающее выражение:
— Слабак, и как таких в дружину берут? А туда же, «прихлопну». Хлопалка еще не выросла.
Он медленно повернулся назад, а затем резко рванул и припустил во весь дух к лесу, благо до ближайших деревьев было рукой подать.
Дружинники, очнувшись, с криками «Хватай колдуна!» ринулись вдогонку.
На этот раз удача была на стороне паренька. Передний всадник уже почти достал его копьем, но в пылу погони не заметил толстый сук, напоролся на него и, вылетев из седла, со всего маху шмякнулся на землю. Остальные едва успели резко затормозить перед деревьями.
Санька продолжал улепетывать и бежал до тех пор, пока далеко позади не затихли вопли и ругань преследователей.
Старая, худющая лошадь медленно тащила по дороге такую же старую разбитую телегу. Скрип стоял неимоверный, но это совершенно не мешало вознице, накинув на голову рваный армяк, мирно спать. Мужик возвращался с базара и по случаю удачной продажи поросенка заглянул в придорожный трактир. Теперь он тихо похрапывал, всецело положившись на свою лошадку, которая издавна, который год подряд, возила хозяина в город и обратно и так изучила дорогу, что тоже дремала на ходу. Поэтому никто — ни лошадь, ни тем более мужик — не заметил выглядывающих из кустов двух настороженных глаз.