Крапивин Владислав Петрович. Мальчик со шпагой

   – Вэ-один, – напряженным голосом сказал Серёжа.
   – Может быть, Каховский, ты обратишь на меня внимание? – спросил Тихон Михайлович.
   – Я обратил, – сказал Серёжа. – Вэ-четыре, Алексей Борисович.
   – Может, ты хотя бы поздороваешься? – спросил директор.
   – Здравствуйте… Мимо, Алексей Борисович. Вэ-шесть…
   – Вляпал, – с сожалением сказал Алексей Борисович. – В подводную лодку. Ловко у тебя получается.
   – У меня способ. Нащупывание огнем…
   – Гражданин, я, кажется, разговариваю с мальчиком, – с достоинством произнес товарищ Совков. – Я просил бы не мешать.
   Алексей Борисович поднял на него добрые свои зеленоватые глаза.
   – Разве я мешаю? Бог с вами. Мне показалось, что мальчик сам… э-э… не очень охотно общается с вами.
   – Этот мальчик сбежал из лагеря! – возмущенно известил директор. – Вам это известно?
   Услышав слово "сбежал", Серёжа шевельнул плечом, но промолчал.
   – Мне Серёжа изложил, так сказать, ситуацию, – откликнулся Алексей Борисович. – В общих чертах. Правда, не совсем так, как вы. Он сказал, что не сбежал, а ушел из лагеря. В соответствии с вашим распоряжением. Кажется, вы не сошлись во взглядах на тайну переписки? Кстати, охраняемую законом.
   – При чем здесь закон? Вы что, угрожаете мне?
   – Ну, что вы, товарищ начальник лагеря! – с мягким упреком воскликнул Алексей Борисович. – Ну чем я вам угрожаю, посудите сами? Разве я похож на человека, который может угрожать?
   – Тогда почему вы вмешиваетесь? Собственно, кто вы такой?
   – Да я и не вмешиваюсь. Я, простите, отвечаю на ваши вопросы. Кто я такой? Серёжин попутчик, вместе ждем, когда поезд придет… А вообще-то, Тихон Михайлович, я думал, что вы меня не забыли еще. Мы с вами как-то разбирали один сложный вопрос с выгрузкой овощей из вагонов. Помните? По правде говоря, я не думал, что после этой истории вы займете пост начальника пионерского лагеря. Тем более что дети чем-то отличаются от овощей.
   Серёжа заметил краем глаза, что во время этой речи Тихон Михайлович начал часто мигать и лицо у него порозовело. И кислым голосом директор сказал:
   – А, это вы… товарищ корреспондент. Я должен был догадаться. У вас удивительная способность возникать, где не надо.
   – Ну, видите ли, тут у нас точки зрения очень разные. Когда вы считаете, что не надо, я как раз думаю, что надо.
   Тихон Михайлович тяжело задышал и стал ощупывать карманы, словно искал сигареты.
   "А ведь он чего-то боится", – с удовольствием подумал Серёжа.
   – Да вы не волнуйтесь, товарищ Совков, – усмехнулся Алексей Борисович. – С Серёжей-то я случайно познакомился. Я в этих краях по другому письму. Понимаете, какой-то гражданин – не то Сапогов, не то Сачков – написал про председателя здешнего колхоза. Будто председатель этот – сущий жулик. Недлинное письмо, но… выразительное. Кстати, написано на такой же бумаге, как Серёжино. Хорошая бумага. Где вы ее для лагеря раздобыли, Тихон Михайлович?
   Совков отступил на два шага и вздернул подбородок.
   – Я вас попросил бы… Кто вам дал право делать намеки и клеить на меня ярлыки? Я не писал накаких писем. У меня с председателем отличные отношения.
   – Ну и прекрасно! Тем более что не подтвердилось письмецо.
   – Я не понимаю, зачем вы мне про все это рассказываете.
   – Да просто так. Делюсь своими заботами. Думал, вам интересно. Учитывая вашу любовь к чужим письмам…
   – Я попросил бы не вести таких разговоров при детях.
   – Прошу прощения. Но ведь "дети"… – он взглянул на Серёжу, – про это все равно знают.
   – Давайте закончим разговор, – сказал Совков со сдержанной обидой. – Я выполняю свои обязанности. Ребенок самовольно покинул лагерь, и я должен увезти его назад. Почему вы мне препятствуете?
   – Я? Препятствую? – Алексей Борисович даже отодвинулся от Серёжи. – Помилуйте, каким образом я препятствую? Ну увозите, пожалуйста. – Он поймал растерянный Серёжин взгляд и в ответ улыбнулся глазами. – Только, Тихон Михайлович… я не понимаю, как вы это сделаете. Уговоры, мне кажется, не помогут. А применять более решительные способы вы, наверно, не станете. Тем более что человек – не теленок, на веревке не утащишь…
   – Я не собираюсь применять никаких способов, – заявил Совков, поглядывая на дремлющего Нока. – Я просто приглашу на помощь милиционера.
   – Ну, Тихон Михайлович, – с укоризной сказал Алексей Борисович. – Вы путаете. Это не тот лагерь, куда приводят с милицией. Кроме того, я точно знаю, что в радиусе шести километров нет ни одного милиционера, ибо участковый, товарищ Павлов, находится сейчас в Дмитровке.
   Начальник лагеря перестал обращать внимание на Алексея Борисовича. Он всем корпусом повернулся к Серёже, слегка наклонился и стал говорить настойчиво и в то же время добродушно:
   – Ну вот что, Каховский. Надо заканчивать эту историю, ты и сам понимаешь. Давай, дорогой товарищ, забудем все эти грустные события, сядем в машину – и в лагерь. Нас дела ждут.
   – Извините, Тихон Михайлович, я не поеду. Я же сказал, – негромко, но твердо проговорил Серёжа. Он не смотрел на Совкова. Разглядывал бумажку с нарисованной эскадрой и с нетерпеливой досадой думал: "Когда он наконец уберется?"
   – Видали его! – уже без всякого добродушия воскликнул Совков. – Он "сказал"! Фигура! Ты думаешь, что ты лучше всех? За что ты всех нас возненавидел?
   – Кого? – удивился Серёжа.
   – Весь лагерь!
   – Я никого не возненавидел. Просто мне в лагере не нравится!
   – Не нравится сейчас – потом понравится.
   – Нет, – тихо сказал Серёжа. – Все равно хорошо уже не будет… Да еще собака. Где она там будет жить?
   – При чем тут собака? Я приехал не за собакой, а за тобой. Я не могу забирать в лагерь всех бродячих псов.
   – Он не бродячий, а мой. Я его бросить все равно не смог бы. Раз он мой, я за него отвечаю.
   – А я отвечаю за тебя! Понимаешь? За тебя! И я не имею права отпустить тебя из лагеря.
   Серёжа досадливо пожал плечами.
   – Вы меня не отпускаете. Я сам уезжаю.
   – Вот именно – сам! Самовольно! Ты думаешь, это тебе так сойдет? Не думай, голубчик. Мы и родителям сообщим, и в школу. Про все твои фокусы. И как собаку натравливал на Станислава Андреевича! За такие дела знаешь что?.. В колонию!
   – Я не натравливал! Он меня схватил, а Нок зарычал!
   – Эти сказки ты потом будешь рассказывать. Не здесь и не мне. Станислав Андреевич врать не будет, собака бросилась за ним вслед.
   – Прошу прощения, – вмешался Алексей Борисович, – но ваш Станислав Андреевич несколько… преувеличивает, так сказать. Я как раз подходил к станции и был свидетелем этой сцены. Собака вела себя вполне интеллигентно… в отличие от Станислава Андреевича.
   Совков резко повернулся к нему.
   – Я не понимаю, чего вы хотите? Чтобы я отпустил его одного домой? Интересно, что вы сделали бы на моем месте?
   – На вашем месте, – с жесткой усмешкой сказал Алексей Борисович, – я бы помнил, что никто не имеет права читать чужие письма. Помнил бы также, что у детей тоже есть чувство собственного достоинства, которое никому не позволено оскорблять, да еще публично. И что каждый человек имеет право порвать отношения с тем, кто его оскорбил… Возможно, это не следует говорить "при детях". Возможно, это непедагогично. Прошу извинить… А посоветовать вам я мог бы вот что: раз мальчик категорически отказался жить в лагере, надо назначить ему провожатого – пусть доставят его домой. Странно, что это вам не пришло в голову.
   – Если каждый мальчишка начнет бегать из лагеря, у меня людей для провожанья не хватит. У меня вожатые, а не провожатые.
   – Ну, если у вас начнут бегать все мальчишки, значит, в лагере что-то не так… А о провожатом для Серёжи не беспокойтесь, я эту роль могу на себя взять, раз уж так получилось.
   – Я не понимаю, зачем вам нужно в конце концов, чтобы он не возвращался в лагерь. Чего вы хотите?
   – Да ничего я не хочу, – опять усмехнулся Алексей Борисович. – Просто думал вам услугу оказать, проводить мальчика.
   – Знаю я ваши услуги. Они, извините, медвежьи… Каховский, я последний раз спрашиваю, ты поедешь в лагерь?
   Серёжа вздохнул и молча покачал головой.
   – Ну, прекрасно. Так и запишем. А про вас, товарищ корреспондент, я напишу в редакцию. О вашем поведении. Имейте в виду.
   – Буду иметь в виду. Только подписывайтесь разборчиво…
   Совков круто повернулся и зашагал к машине, широко размахивая руками. Нок поднял уши и смотрел ему вслед.
   Хлопнула дверца машины. "Газик" подпрыгнул и запылил по шоссе.
   Серёжа с облегчением сказал:
   – Кажется, все.
   – Будем надеяться… Хотя должен сказать, что Тихон Михайлович Совков – человек упрямый.
   – Вы его знаете, да?
   – Встречались. Не всегда он был начальником лагеря.
   – Вот вы сказали… про овощи. Неужели он был жулик? Он овощи воровал, да?
   Алексей Борисович засмеялся.
   – Да нет, Серёжа, не придумывай. Ничего он не воровал. Все это гораздо сложнее… Хитрил он, чтобы лишнюю премию получить, а из-за этого дело страдало. Вагоны простаивали, график срывался. Да ну его… Ты что приуныл?
   – Я не приуныл. Все в порядке.
   – Тогда продолжим? Бой еще не закончен.
   – Не закончен, – вздохнул Серёжа.

8

   Подошло наконец время поезда. На станции появились еще три пассажира: старичок с белой бородой и пухом вокруг блестящей лысины, румяная старушка с корзиной, в которой кто-то крякал и шевелился, и девочка – крошечная, но резвая – в красном с белыми горошинами платочке.
   – Как из сказки, – сказал Серёжа. – Дед, бабка и внучка Маша.
   Из-за леса выскочил зеленый поезд. На крыльце показался старик дежурный в красной фуражке и со свернутыми флажками – красным и желтым.
   – Дождались, – сказал Алексей Борисович и поднялся со скамейки.
   Поезд зашипел и остановился.
   Двери открылись только в двух вагонах. Видно, сходить на этой станции никто не собирался, а для посадки пяти пассажиров достаточно было и двух дверей. Так, наверно, решили проводники.
   Дед, бабка и внучка засеменили к ближнему вагону.
   – Пойдемте в другой, – торопливо сказал Серёжа. – А то они сейчас вход закупорят, и мы не успеем.
   Он подхватил чемоданчик, потянул за поводок Нока и вприпрыжку двинулся вдоль вагонов. Алексей Борисович обогнал его и широко зашагал впереди. Он первый вскочил на подножку и крикнул:
   – Давай Нока!
   Протянул руку, чтобы ухватить ошейник.
   Позади возникла юная проводница с круглым неприступным лицом.
   – Гражданин, вы куда с собакой?
   Алексей Борисович оглянулся.
   – Как куда? В вагон, разумеется.
   – В вагон нельзя. Вы что, маленький? Правил не знаете?
   – У нас билет есть! – крикнул снизу Серёжа.
   – Билет ни при чем. Намордника-то нет!
   – Да что вы, девушка, – вкрадчиво – сказал Алексей Борисович. – Ну зачем ему намордник? Это же еще совсем щенок.
   – А нас не касается, щенок это или нет. Намордники для всех обязательны… Гражданин, кому я сказала! Не смейте втаскивать собаку, я не пущу.
   – Ну, что нам делать-то? – взмолился Алексей Борисович. – Не бросать же пса! Сердце-то у вас есть?
   – Сердце здесь тоже ни при чем. Если контролер по вагонам пойдет, ему до моего сердца дела не будет. Я из-за вас премии лишусь.
   – Да пока контролер пойдет, мы какой-нибудь намордник сообразим!
   – Вот сначала сообразите, а потом садитесь в поезд… Сойдите с подножки, гражданин. Слышите, отправление дали? Или оставьте собаку.
   Алексей Борисович взглянул на Серёжу.
   – Нет, – шепотом сказал Серёжа и обхватил Нока за шею.
   Алексей Борисович чертыхнулся и спрыгнул на землю. Проводница старательно закрыла дверь. Вагон лязгнул и пошел, наращивая скорость.
   – Фу-ты, как глупо вышло. Юная бюрократка… И не придерешься ведь, инструкцию соблюдает, – сказал вслед вагону Алексей Борисович.
   Серёже было очень стыдно. Ну как он не сообразил, что нужен намордник! И Алексей Борисович из-за него остался…
   – Вам надо было ехать, – проговорил Серёжа. – Я виноват, вот и сидел бы здесь. А теперь вы из-за меня застряли.
   – Ну, брат, что за чепуху ты говоришь, – недовольно произнес Алексей Борисович.
   Серёжа виновато помолчал и спросил:
   – А что теперь делать?
   – Ну, что делать… Сначала намордник. Потом еще раз сыграем в морской бой. Через полтора часа, насколько я помню, должен еще поезд быть… Только вот есть хочется. А? Что за станция, даже завалящий бутерброд купить негде. Прямо хоть ремень жевать начинай. У тебя кожаный?
   Серёжа улыбнулся все еще виновато.
   – Кожаный. Только его жевать нельзя. Из чего тогда намордник делать?
   – А может быть, от моего аппарата возьмем ремешок для намордника? У меня в портфеле фотоаппарат. Жалко, конечно, но… с тебя же штаны свалятся, если ты ремень снимешь.
   – Нет, что вы, не надо от аппарата! – даже испугался Серёжа. – Да пусть они свалятся, у меня другие есть. А эти я под мышкой понесу, раз они в чемодан не влазят.
   – Попробуем в мой портфель затолкать, – решил Алексей Борисович.
   Они вернулись к скамейке. Алексей Борисович забрал у Серёжи ремень, моток проволоки и ножик. Он сказал, что никогда в жизни не делал намордников и хочет попробовать. Подозвал Нока и стал обмерять ему морду. Нок мотал головой и дергал ушами. Попробовал даже улизнуть, но Алексей Борисович ухватил его за ошейник.
   – Стой спокойно ты, беспризорник… Никакой культуры в тебе, никакого воспитания. Вот нацепим намордник, сразу почувствуешь, что такое дисциплина.
   Серёжа переоделся, вместо брюк надел синие шорты от пионерской формы, а заодно сменил рубашку, которую помял и перемазал, когда возился с Ноком. В коротких штанах и белой футболке он сделался тоньше и словно повыше ростом. И стал похож немного на того мальчика с жеребенком. Особенно когда подошел к Ноку и взял его за шею. Правда, Нок совсем не был похож на изящного жеребенка.
   – Отпусти его, пусть побегает, – сказал Алексей Борисович. – Может быть, он себе что-нибудь съестное отыщет.
   Серёжа отпустил. Нок отошел, но искать ничего не стал, а сел и с укоризной поглядел на Серёжу: "Эх ты, хозяин. Взял, а не кормишь".
   Подошел старичок в красной фуражке, дежурный по станции. Спросил с интересом:
   – Что это вы, граждане пассажиры, не уехали? Понравилось, видать, у нас?
   – Да вот так получилось. Из-за этого пассажира. – Алексей Борисович кивнул на Нока.
   Тот сидел в трех шагах и чесался с такой силой, что от него разлетался ветер.
   – Не пустили без намордника, – объяснил Серёжа.
   – Правило такое существует, – сказал старичок сочувственно. – А вообще-то как повезет. На кого, значит, наткнешься. Когда пустят, а когда нет… А сейчас, я думаю, для вас, граждане, самый правильный выход – это шагать до тракта да ловить попутку до города. Ежели только вы, конечно, ночевать не расположены.
   – Это почему же ночевать? – встревожился Алексей Борисович. – А поезд?
   – А какой же поезд, милый ты мой? Сегодня поездов в ту сторону больше не будет.
   – Как же не будет? А в шестнадцать двадцать девять? Я же на прошлой неделе ездил на нем.
   – Э-э, вон ты про что! Ты это в субботу или в воскресенье ездил. Это точно. Есть такой поезд по выходным дням. Дополнительный, значит, чтобы дачников возить. А сегодня нету.
   – Ну, дела-а… – сказал Алексей Борисович, жалобно глядя на Серёжу. – Все, брат, одно к одному.
   – Все из-за меня, – убитым голосом произнес Серёжа.
   – Нет, Сергей, ты эти речи брось, – тут же воспрянул Алексей Борисович. – Что ты, в самом деле, сразу нос опускаешь… Давай думать. Значит, так: на шоссе нам идти не стоит. Мало надежды. Грузовики нас не возьмут, их за это автоинспекция греет. А в легковую машину нас, такую компанию, тоже никто не пустит.
   – Может быть, пешком? – робко предложил Серёжа.
   – Шестьдесят-то верст! Да на голодное брюхо… Нет, брат, это не та романтика.
   – Это верно, – вставил слово дежурный. – Пешком – это не тот фасон. Так что самое вам хорошее дело – сходить в поселок, в столовую, да остаться ночевать. Ежели негде, то я могу вас у себя устроить, раз уж так случилось. Глядите, в общем… – Он вздохнул и побрёл к домику.
   – Спасибо, – сказали ему вслед Серёжа и Алексей Борисович.
   Затем Алексей Борисович решительно встал.
   – Ночевать нам, Сергей, не годится. Мне вечером надо быть дома. Да и тебе не стоит зря болтаться здесь… Есть один способ. Хватай чемодан, и пошли. Только быстренько!
   Он затолкал в карман почти готовый намордник Нока, взял портфель и куртку и, не говоря больше ни слова, зашагал куда-то через кусты, через канаву, прямо в поле.
   – Нок, за мной! – крикнул Серёжа. Схватил свой чемоданчик и бросился догонять Алексея Борисовича.

9

   Они шагали гуськом по тропинке, которая то и дело терялась в траве. Позади, рассеянно вертя головой, семенил Нок. Под носом у него пролетали желтые бабочки, и Нок щелкал пастью.
   Алексей Борисович шел впереди. Он оборачивался и объяснял на ходу:
   – На реке, километрах в полутора отсюда, стоит на приколе баржа. К ней иногда катера швартуются. Если какой-нибудь мимо пойдет – посигналим. Может, повезет нам. Катер, конечно, не экспресс, но в сумерках до города, возможно, доберемся… Ну а если не повезет – что ж, будем считать, что у нас еще одно приключение.
   Слово – удивительная вещь. Если скажешь "неудача", кисло на душе делается. А если скажешь "приключение", то сразу веселее. Серёжа догнал Алексея Борисовича и зашагал рядом – не по тропинке, а прямо сквозь траву.
   Травы цвели. Высоко, иногда у самых Серёжиных плеч, качались длинные розово-лиловые свечки иван-чая. Желтел в путанице листьев львиный зев-смешные цветки, похожие на щенячьи мордочки. Чиркали по Серёжиным локтям головки мелких белых соцветий, у которых мало кто знает названия.
   Путешественники незаметно перевалили плоский пригорок, и когда Серёжа оглянулся, то уже не увидел станции. Только башенка с петухом торчала среди травы.
   Иногда открывались лужайки с темно-красными головками клевера. Над клевером неподвижными мохнатыми шариками висели шмели. Неторопливо пролетела очень крупная коричневая бабочка "павлиний глаз".
   Нок не выдержал, гавкнул и бросился в погоню.
   – Несолидно он себя ведет, – с улыбкой сказал Алексей Борисович.
   А Серёжа с беспокойством следил за Ноком: не слопал бы пес в самом деле такую симпатичную бабочку.
   Не слопал, не догнал. И, виновато моргая, вернулся к хозяину.
   – Будешь пиратничать – намордник наденем, – пообещал Серёжа.
   Нок дурашливо фыркнул и замотал головой. К морде прилипли травинки.
   – Смотрите, Алексей Борисович, он траву ел! Говорят, если собака траву ест, значит, дождь будет.
   – Да нет, едва ли. Это он просто с голоду. Я и сам готов подорожник жевать. А дождя не должно быть, небо вон какое хорошее.
   В небе замерли желтовато-белые груды облаков, которые никогда не закрывают солнца и не грозят ненастьем. Ветра совсем не было. В прогретом воздухе стоял густой запах луга. Солнце припекало плечи.
   – Придем к реке – искупаться можно будет, – мечтательно сказал Серёжа.
   Реку еще не было видно. Она лежала вровень с низкими берегами. Темные полоски прибрежных кустов и высокие травы закрывали воду. Лишь изредка пробивался вдали сквозь зелень синевато-стеклянный блеск.
   Но вот кусты приблизились, расступились. Сразу же распахнулась перед путешественниками голубая вода с отраженными облаками. Нок бросился к песчаной полоске, ступил в воду передними лапами и принялся лакать с таким усердием, что внутри у него забулькало.
   – Алексей Борисович, я окунусь, можно? – заторопился Серёжа. – Мы с Ноком. На минуточку.
   – Подожди-ка, дружище, – быстро сказал Алексей Борисович. Он смотрел вдоль берега. – Постой-ка. Нам, кажется, повезло больше, чем я ожидал. Пошли. Ты видишь?
   В сотне метров от них стояла на отмели баржа, а к ней приткнулся бортом крупный катер с белой рубкой и тонкой мачтой.
   – Поднажмем, – сказал Алексей Борисович, и они "поднажали".
   Нок припустил за ними – по самой кромке воды с плеском и брызгами.
   – Точно, – отдуваясь, произнес Алексей Борисович, когда различимы стали белые буквы на корме – "Азимут". Ну, как здорово, честное слово!
   По тонкой сходне они поднялись на баржу. Здесь пахло отсыревшей деревянной обшивкой бортов, сухими досками палубы и дегтем. Нок медленно переступал и повизгивал: нагретые доски обжигали лапы.
   – Не ходи босиком, – мельком сказал Алексей Борисович.
   Нок обиделся и ушел в тень высокого кормового люка.
   Катер был ниже баржи. Алексей Борисович перегнулся через борт и позвал:
   – Эй, на крейсере!
   Из рубки выбрался широколицый веснушчатый парень. И заулыбался.
   – Володя! – воскликнул Алексей Борисович. – Ну как я рад! Здравствуй… Серёжа, это капитан Володя. Он прошлой весной снял меня с необитаемого острова, на котором я оказался из-за происков местных браконьеров. Я там почти сутки добросовестно играл роль Робинзона.
   – Да вы и сейчас, мне кажется, товарищ Иванов, вроде Робинзона, – смеясь, проговорил Володя. – Хоть на что могу спорить, что до города транспорт ищете. Только не один вы сейчас Робинзон, а с Пятницей. Ага?
   – Угадал. Насчет транспорта. А насчет Пятницы – это ты зря. Мы с Сергеем равноправные попутчики.
   – Да я не к тому… Я про Пятницу вспомнил, потому что сегодня день-то как раз пятница.
   – Ну-ну, вы опять путаете, мой капитан. Сегодня четверг.
   – Вот уж тут-то я, товарищ Иванов, не путаю, – заупрямился Володя. – Я здесь стою как раз потому, что пятница. Витька, это наш новый моторист, взял на пятницу билеты в цирк на семь вечера, а к семи нам не успеть. Мы на базу, в Решетниково, запчасти отвозили, да там нас проманежили. Вот он и побежал звонить в город, девушке своей, чтобы не волновалась. Тут рядом водоразборная станция, а на ней телефон есть…
   – Ч-черт, – сказал Алексей Борисович. – Как же это я? Неужели пятница? Сергей, что же ты молчал?
   – Ну, Алексей Борисович, вы же не спрашивали, какой сегодня день. А разве обязательно надо, чтобы четверг?
   – Да в том-то и дело. Я же в студенческом отряде корреспонденцию заказал, чтобы ребята написали про свою работу. Завтра они должны ее в редакцию привезти. Договорились, что обязательно завтра. А редакция в субботу не работает… Ах, братцы, старая перечница я стал. Склероз.
   – Да что вы, товарищ Иванов, – снисходительно утешил Володя. – Склероза у вас нет. Это у вас, извините уж, просто характер такой. Помните, когда я вас с острова снимал, вы там свою сумку оставили. Пришлось назад поворачивать… А я вам вот что посоветую. Вы сходите сейчас на водоразборку да звякните по телефону в колхоз, объясните, как и что.
   – А вы подождете?
   – А чего ждать? Это же рядом, шагов триста. Идите вниз по берегу, там деревянный дом да кирпичная будка. Увидите… А, вон Витька идет! Вить, работает телефон?
   – Работает, – буркнул хмурый долговязый Витька. – Лучше бы не работал. Она мне знаешь каких вещей наговорила…
   – Ну ничего. Может, еще успеем. Хотя бы на второе отделение. Только вот товарищ корреспондент сходит в колхоз позвонит, и мы сразу врубим на всю катушку.
   – Я бегом, – заторопился Алексей Борисович.
   – Да вы не спешите, товарищ, – скучным голосом сказал Витька – Мне лично, по крайней мере, спешить некуда. Раз уж она сказала, чтоб на глаза не показывался, это, значит, на три дня, не меньше.
   – Да-а… – сочувственно протянул Алексей Борисович. – Ну, я все-таки поспешу. Ты, Серёжа, подожди, я мигом. Кажется, кончаются наши приключения… Э, Сергей, да что с тобой?
   А Серёжа стоял с опущенными руками и всем своим видом словно говорил:
   "Ну что же делать, если я такой никудышный, неудачливый, несчастный и бестолковый?"
   – Что случилось, Серёжа?
   – Брюки-то я забыл, – шепотом сказал он. – Остались на скамейке. На спинке висят. И куртка.
   – Тьфу ты… Да ладно, Сергей. Неужели они тебе так уж нужны? Куртка старая, а штаны… Велики ведь они тебе. И порваны к тому же. Разве что клеймо интересное…
   – Да не клеймо… Там же письмо в кармане осталось. Найдет кто-нибудь, читать будет.
   – Досадно. Ну а, в общем-то, что в нем особенного, в этом письме? Пусть читают.
   – А еще там в кармане карточка. Мамина, – совсем тихо сказал Серёжа.
   – М-да…
   И больше Алексей Борисович ничего не сказал. А что скажешь?
   Серёжа тоже молчал. Он ясно представил, как чужие любопытные пальцы выворачивают карманы, вытряхивают медяки, нащупывают и разворачивают письмо… А потом достают записную книжку, шелестят листками. Падает на скамейку снимок. Ведь никто же не знает, что это его, Серёжина, мама. Это для него мама, а для других – просто незнакомая, чужая женщина. И бросят ненужную карточку в траву…
   Серёжа наклонился над бортом баржи.
   – Товарищ капитан, – звенящим голосом сказал он Володе. – Я очень быстро сбегаю. Можно, а? Я бегом. Тут же недалеко!
   – Да что случилось-то? Товарищ Иванов? – забеспокоился Володя. – Чего это парнишка расстроился?
   – Имущество кой-какое забыли на станции, – виновато объяснил Алексей Борисович. – Ну, не везет как по заказу.
   – Да пусть малец сбегает, – сказал моторист Витька. – Это же дело-то пустяковое: туда и обратно километра три, не больше. За полчаса обернется. А нам теперь и подождать можно, чего уж…
   – Подождем, – решил Володя.
   – Жми, Сергей, – сказал Алексей Борисович. – Собаку возьмешь?