Крапивин Владислав Петрович. Полосатый жираф Алик, Лужайки, где пляшут скворечники, Бабушкин внук и его братья

мыне простим - ни себе, ни друг другу.
   Да и при чем тут «простим - не простим»! Вообще - как мы без Кирилки-то?
   Мы начали торопливо доставать кораблики из рюкзачных карманов. Лишь бы успеть! И услыхали, как зашумел и стих мотор.
   У обочины стоял автомобиль. Белый фургон с красным крестом! Вот счастье!
   От фургона шагала к нам решительная грузная тетя в белом халате, в белой шапочке и с саквояжем.
   - Ну-ка, что тут у вас?… Та-ак, догулялись, красавчики. Несите мальчика в машину! Быстро!
   Доня и я послушались, приподняли Кирилку за плечи и под коленки. Но Голован спросил:
   - Куда вы его?
   - В больницу, конечно!
   - В какую? - робко сказала Аленка.
   - В какую, в какую! В ближнюю! В пяти километрах город Клёнов. Ступайте туда следом за машиной, там спросите больницу номер один. В ней и будет ваш приятель… Ну, шевелитесь!
   - Она врет! - вдруг сказал Локки. - Нету вблизи города. Ц-никакого!
   - Что-о?! Ты как разговариваешь со старшими, малявка голозадая!
   - Сама ц-такая! - заявил Локки. А рядом с ним встал Минька.
   - Да, она врет! Не отдавайте Кирилку!
   Толстое теткино лицо перекосилось… Нет, не перекосилось, а как бы раздвоилось.
   Однажды со знакомой девочкой из кружка (я о ней уже упоминал) мы в темной комнате печатали снимки с нашего клубного праздника. Один раз мы нечаянно сдвинули фотобумагу под кадром с гостями-зрителями, и проявилось двойное изображение. Среди гостей, впереди всех, сидела полная женщина. Кажется, инспекторша какая-то. И вот ее двойное лицо… оно просто перепугало меня! Нос разъехался, одна улыбка - на горле, а во второй улыбке, в зубах, - блестящий круглый глаз. Было в этом что-то как из сказки о вампирах. И девочка тоже сказала: «Какая жуть!» Я скомкал и бросил в урну мокрую фотокарточку.
   …И вот сейчас, у этой тетки, лицо так же расползлось. И проступил сквозь него то ли череп, то ли… даже не знаю что. Но я знал другое: никакой она не врач! Я догадался, кто это…
   Но еще раньше догадалась Веранда. Она села. Быстро, но ласково притянула к себе Кирилку, положила его голову на колени.
   - Немедленно отдай мальчика! - взбеленилась тетка. - Он не твой!
   - А чей? Твой, что ли? Евсей Фёдорыч! - заголосила эта фальшивая врачиха. - Идите сюда! Надо забрать больного!
   Из кабины выбрался квадратный дядька в форменной фуражке и черной фуфайке. Видимо, шофер. Тяжело зашагал к нам, растопырив руки. Но мы встали у него на пути. Плечом к плечу. Даже коричневый малыш Локки с тощей, как у цыпленка, ребристой грудью. Даже смирная конопатая Аленка. А Коптилка схватил за шею жирафа Алика замахнулся им, как палицей. Это остановило шофера Евсея Федорыча. Он затоптался кирзовыми сапогами. Неуверенно сказал:
   - Хулиганы…
   - Мальчик умрет! - злорадно заявила тетка. - Это я вам га-ран-тирую!
   - Фиг тебе, ведьма могильная, - сквозь зубы сказала Веранда. Она приподняла Кирилкину голову и… запела колыбельную:
   Над землей заря алеет,
   Время звезды рассыпать.
   Мальчик вовсе не болеет,
   Мальчик просто хочет спать.
   Раньше мы не слыхали ни разу, как она поет. И теперь… не знаю, хорошо ли она пела. По-моему, негромко. Но все замерли. И мы, и тетка с шофером.
   Слышишь, сказка сочиняется?
   Это для тебя она.
   Видишь, в небе улыбается
   Очень круглая луна…
   И мы увидели луну. Над березами, по ту сторону тракта. Было еще светло, макушки деревьев золотились в вечерних лучах, но большая розовая луна виднелась отчетливо. Она и правда улыбалась. Вы скажете - подумаешь, луна! Но для нас-то она была впервые!
   До той поры мы видели над Дорогой много всяких ночных светил: и сказочные рогатые месяцы (даже с носом и глазами), и большие планеты с кольцами, как у Сатурна; и шаровые скопления серебряных звезд, и белые луны с циферблатами и стрелками; и висящие в темной высоте желтые окна… А это была настоящая луна, с земного неба! Родная такая…
   Тетка тоже оглянулась на луну. И ее, тетку, передернуло, она стала усыхать. Съежилась и трусцой побежала к машине. Шофер - за ней. Вскочили в фургон. Он взвыл, затрясся, выплюнул синий дым и укатил.
   Мы постояли еще секунд пять или десять. Глазами попрощались с луной. Может, навсегда. Потому что сейчас улетим. И Голован опять сказал:
   - Готовим корабль! Быстро!
   А Веранда тихо отозвалась из травы. - Не надо. Уже всё…
   Что «всё»?! Мир дохнул на меня кладбищем. Зажать уши и провалиться в Ничто!
   - Всё уже, - устало повторила Веранда. - Он спит. Кончилась болезнь, лоб холодный.
   Я понял, что сейчас зареву. Ну и… если не можешь удержаться, что делать? Быстро ушел за березы. Потом глянул сквозь мокрые ресницы: рядом всхлипывает Минька. А неподалеку стоял Коптилка, что-то шептал Алику и гладил его полосатую шею. Наверно, просил прощенья…
 

3

   Наутро Кирилка был совсем здоров. Он даже требовал, чтобы мы разрешили ему нести рюкзак. Но это уж «дудки вам, молодой человек», как сказала Веранда.
   Дорога была все та же - мощеный тракт с травянистыми кюветами и высокими березами по сторонам.
   Сквозь березы брызгало горячими огоньками солнце. Каждому - в правую щеку.
   Мы шли по обочине. Никто нас не догонял, никто не встречался. Потом влево от тракта отошел за березы, в луга, проселок. Вдали виднелись крыши, трубы, высокий ветряк и башня ретранслятора.
   И Веранда сказала - просто, будто мы из недальнего турпохода идём:
   - Ну ладно, ребята, я сворачиваю. Вон там поселок мой, Сопёлкино…
   - Как?… Какое Сопёлкино? - выговорил Голован. А мы, остальные, открыли рты.
   - Ну, какое… Мое. Кто-то же должен вернуться первым. Так вышло, что я…
   - Постой! А башмаки? - вспомнил Кирилка.
   - А чего башмаки? Вот… - она дернула ногой. На ступнях была ржавая труха. У нас, кстати, тоже.
   - Но ведь есть еще по две пары в рюкзаках! - Это опять Кирилка. Он, кажется, никак не хотел расставаться с Верандой.
   Она скинула рюкзак и вытряхнула из него всё в кювет. Да никакое не «всё» - там опять же была одна ржавчина.
   - Алена, возьми сумку. Будешь теперь походный врач… И Аленка молча взяла сумку.
   - Ну, пока, - сказала сразу всем Веранда. Длинная, в обвисшем платье с полинялым цветастым узором. Обвела нас синими глазами. - Не сердитесь на меня, ладно?
   Мы стояли как замороженные. Неужели она правда сейчас уйдет?
   А она повернулась и пошла по проселку. И остановилась. Шагнула к нам опять.
   - Коптилка… Валера… Я хочу перед тобой извиниться.
   - За что? - сипло удивился он.
   - Там, на планетках, я несколько раз… украдывала… брала без спросу твоего Алика. Это нехорошо, я знаю. Но очень хотелось поиграть. Ты не сердись…
   - Я… не… - выдохнул Коптилка.
   Веранда неловко махнула над плечом ладошкой и опять пошла от нас.
   Коптилка стремительно догнал ее.
   - Вот… На! - и сунул ей в руки жирафа.
   - Да ты что!
   - Бери, я говорю!… Потому что… Ну, бери, вот и все! Я кому сказал!… - Он даже топнул ногой, с которой посыпались остатки ржавчины.
   - Бери! Бери! - закричали мы наперебой.
   И Веранда взяла Алика. Прижала к груди. Улыбалась и смотрела на нас. А мы - на нее. Потом пространство сдвинулось, проселок и Веранду закрыли кусты. Мощеный тракт превратился в асфальтовое шоссе. Вместо берез - бетонные заборы и кучи мусора.
   Мы снова не удивились, только грустно стало. Вот и сделалось нас меньше на одного. Коптилка стоял совсем понурый. Я подумал: «Наверно, ему все-таки очень жаль Алика». Он будто услыхал мою мысль. Глянул из-за плеча, встряхнулся:- А может, я найду другого Алика! Нашего кота!
   Мы сели на валявшуюся у края асфальта бетонную балку. Надо было надевать новые башмаки - для продолжения пути.
   Но в наших рюкзаках тоже оказалась чешуйчатая ржавчина. И мы побросали рюкзаки.
   А что дальше?
   - Мы так не договаривались, чтобы топать босиком. Я отвык, - пробурчал Коптилка. Потом оглянулся. - Ой, да кажется, уже недалеко топать-то… И вдруг закричал: - Алик! Алик!
   Через дорогу шел серо-полосатый тощий кот с одним ухом.
   Коптилка бросился за котом. Тот не обрадовался встрече, кинулся прочь. Коптилка за ним. А мы за ними обоими! И выскочили на свалку, где возвышались мусорные кучи.
   Там Коптилка наконец поймал одноухого Алика. Упал на него животом, подхватил на руки.
   И тогда между куч возникли двое. В сером камуфляже и беретах. С дубинками у пояса.
   - Ты чего мучаешь животное, шмакодявка! А ну стой!
   Коптилке чего бояться-то? Встал бы да объяснил: никого я не мучаю, поймал сбежавшего из дома кота Алика. Но прежний страх перед такими вот, с дубинками, не выжгла из Коптилки даже долгая астероидная жизнь. И он кинулся прочь!
   - Стой, паскуда!
   Коптилка перескочил через ржавую проволоку, она горбилась над землей черными изгибами. Один конец ее был примотан к торчащей балке.
   Кирилка и я сообразили одинаково. Прыгнули к другому концу! Дернули, натянули проволоку перед мужиками в беретах!
   Грохот, вопли, ругань! А Коптилка с котом Аликом на руках убегал все дальше, дальше, скрылся за трансформаторной будкой.
   Дай Бог ему удачи…
   Мы торопливо отступили на асфальт. Свалка и бетонные заборы исчезли. Шоссе сделалось прямым, как стальная лента. По сторонам стояли аккуратные подстриженные клены.
   Мы пошли не по асфальту, а по тропинке рядом с кленами. Все равно Дорога… Или уже не Дорога? Ведь мы износили все железные башмаки.
   - Локки, надень свою накидку, - велел Голован. - Здесь цивилизация.
   Локки сказал, что это «ц-дурацкая циви-вилизация», но послушался.
   - Люди, подождите. Надо посоветоваться, - вдруг остановил нас Доня. Он был теперь не в прежней потрепанной одежде, а почему-то в полосатой пижаме. Она была ему мала, смешно торчали худые щиколотки.
   - Люди, - повторил Доня. - Возникла непредсказуемая ситуация… Хотя, возможно, и предсказуемая, но… Мы как-то неожиданно отрываемся друг от друга. Да, видимо, мы пришли. Пора… Но давайте тогда хотя бы попрощаемся заранее. Неизвестно, кто следующий. И увидимся ли потом…
   Все было неизвестно. И грустно. И непонятно. И, конечно, следовало на всякий случай попрощаться.
   Но не удалось. С визгом застопорила на обочине серебристая «Лада». Выскочила из машины очень красивая, очень взволнованная женщина.
   - Доник! Ты с ума сошел! Посмотри на папу, у него больное сердце!
   У открытой дверцы стоял мужчина. Не старый, но лысый. Суетливо протирал платком очки.
   - Папа, ты только не нервничай, - быстро сказал Доня. - Ситуация под контролем.
   - Хорош контроль! - Женщина вцепилась в Донино плечо. - Мы думали, ты уже взрослый мальчик, а ты… Сбежать из больницы! Поставить на голову весь персонал!
   - Потому что я здоров!
   - Врачи лучше знают, кто здоров, а кто нет! Тебе необходим реабилитационный период!… Дети, где вы его нашли?!
   - Можно сказать, случайно, - уклончиво отозвался Голован.
   - Спасибо вам большое! Ардональд, в машину!
   Не успел бедный Доня опомниться, как оказался в кабине. Дверца - хлоп! Машина - ф-р-р… И не стало с нами Дони Маккейчика.
   Потом шагали мы вдоль асфальта часа два. Ужасно хотелось есть. Минька догнал каких-то туристов, выпросил у них батон. Наврал, что возвращаемся из похода и не рассчитали запас продуктов, съели, мол, вчера последние. Один батон на шестерых - это слону дробина. Ну, подкрепились слегка и потопали снова. И каждый думал: что случится дальше? Как? С кем?
   «Грустно будет шагать одному, когда все остальные уйдут», - думал я. И тосковал заранее. Потому что был уверен: последним останусь я.
   Но все получилось не так.
   Асфальт превратился в белую кремнистую дорогу, а друзья мои исчезли.
   - Беги к автобусу! Скорее!
   И я побежал к автобусу, который ярко желтел впереди под горячим солнцем. Я мчался и уже тоскливо знал, что будет сейчас.
   И засвистело. И - тьма…
 

4

   Потом все говорили, что мне повезло необъяснимо. Мина взорвалась в нескольких метрах, но все осколки - через голову. Только шарахнуло взрывной волной. Так шарахнуло, что я со всякими контузиями и сотрясениями провалялся два месяца. Сперва в южном госпитале, потом в нашей городской больнице.
   В школу пошел только в октябре.
   Конечно, на больничных койках мне казалось, что все случившееся - сон и бред. После такого взрыва чего только не покажется!
   Но тогда откуда взялась песня, которая то и дело всплывала в памяти?
   Над землей заря алеет,
   Время звезды рассыпать.
   Мальчик вовсе не болеет,
   Мальчик просто хочет спать…
   Разве бывает, что песня сочиняется в голове сама собой?
   Было или не было?
   Не осталось никаких доказательств. Там, на обочине Дороги, мы легкомысленно бросили рюкзаки и забыли вынуть из их карманов кораблики - подарок Рыкко.
   Но оказалось, есть вещи, которые не теряются.
   Девочка, с которой я давно еще подружился в кружке, принесла мне в больницу книгу «Фрегаты, бриги, шхуны». Об устройстве парусных судов. Я листал ее, разглядывал чертежи и рисунки, вспоминал золотой и черный клипера (были они или приснились?), и на одеяло мне упал из книги кораблик. Плоский, вырезанный из бумаги. Темно-синий с одной стороны, серо-желтый - с другой.
   Я не спал целую ночь, а наутро позвонил из больничного вестибюля девочке:
   - Слушай, это ты вложила в книгу закладку-кораблик?
   - Нет, я даже не видела такую…
   - Тогда откуда она?!
   - Рындик, да что ты так разволновался? Книга же библиотечная, кто угодно мог положить закладку.
   Но я уже знал, кто…
   А потом была поставлена последняя точка. Меня навестил Минька Порох!
   Ушли последние сомнения. Ведь Миньку-то до моей поездки в станицу Краснотуманскую я совершенно не знал! И он меня…
   Минькина левая рука была в гипсе.
   Мы сели в больничном вестибюле на скамью, и я сразу спросил:
   - Всё помнишь?
   Он похлопал белыми ресницами и тихонько сказал:
   - Конечно… Только тебе, наверно, про это нельзя, ты еще больной…
   Можно или нельзя - какая разница? Все равно никуда не денешься от того, что было. Да и зачем?
   - Минька, только давай никому ни слова про это.
   - Ладно. Я и так…
   Оказалось, он живет недалеко от нас и учится в соседней школе. Вот странно. Там, на астероидах, мы столько болтали обо всем, но не сообразили, что на Земле были соседями…
   Впрочем, хватало и других странностей. Наша школа находилась не в Техническом переулке, а на углу Партизанской и Смоленской. Клуб, где наш судостроительный кружок, назывался почему-то не «Парус», а «Бригантина». И в комнатах у нас были не привычные голубые, а серо-желтые обои. Возможно, после взрыва у меня кое-что перепуталось в голове… Ну и наплевать! Главное, что Минька был рядом!
   Оказалось, что в первых числах сентября Миньку на Касловском шоссе сбила легковая машина. Но не насмерть. Две недели он ходил с загипсованной рукой. А студентку, которая выгнала его с урока, после того случая чуть не исключили из института. Когда меня выписали, мы с Минькой сделались неразлучными. Девочка даже порой сердилась на меня:
   - Что ты все время с этим младенцем? Он же всего в третьем классе!
   Я смеялся и говорил, что у нас крепкая боевая дружба, которая закалилась в летних приключениях.
   - Какие приключения? Расскажи! Ну, Рындик…
   Я смеялся опять и с ходу придумывал всякие происшествия, которые будто бы случались с нами в летние каникулы… Потом Минька записался в наш кружок, и мы стали дружить втроем. Но, разумеется, при девочке вспоминать астероиды мы с Минькой не могли. Вспоминали, когда было нас двое.
   У Миньки тоже был кораблик Рыкко. Минька нашел его прямо в своем дневнике.
   Случалось, мы даже грустили по астероидным временам, по пространствам. Но дома, конечно, было в тысячу раз лучше.
   Мы часто гадали: что стало с нашими друзьями? Особенно с теми, кто покинул Дорогу после нас. Минька-то ушел с нее сразу же следом за мной. Увидел заросли «Венериного башмачка», свернул на пустырь, пересек его, прыгнул на шоссе…
   Странно. Это было, когда я уже долго лежал в больнице. А с Дороги мы ушли почти вместе. Как перепутывается время в пространствах…
   Где теперь Аленка, Кирилка? В какие времена и страны занесло снова Локки?
   Он, малыш, очень хотел обратно. Когда мы еще на Дороге говорили об этом, Коптилка довольно безжалостно спросил:
   - А если тебя там… опять?
   - Ну и ц-што… Зато маму увижу.
   И вот чудо! Именно про Локки мы узнали все подробно.
 

5

   Это случилось уже зимой, в каникулы.
   Мы с Минькой катались на лыжах с бугров, на том самом пустыре между Касловским шоссе и Корнеевским тупиком. Начинали уже синеть сумерки, и рядом с нами никого не осталось.
   Мы съехали с бугра в ложбину. Синева сумерек задрожала, раздался стеклянный звон, и перед нами повис… Ну, не знаю, как назвать такой летательный аппарат. Квадратная площадка с пестрым балдахином на золотых фигурных столбиках, с фонариками вдоль навеса, с узорчатыми перилами, с размалеванными скульптурами пернатых чудищ по углам. Пасти этих чудищ извергали искрящийся дым.
   Площадка повисела и плюхнулась в ломкие сухие сорняки, торчащие из снега. А мы плюхнулись перед ней - от удивления.
   Минька пришел в себя первым. Вскочил и завопил:
   - Локки!!
   С освещенных фонариками ступеней спускался кто-то маленький в расшитом хитоне до пят, в головном уборе вроде украшенной перьями короны.
   Минька подскочил к пришельцу, они обнялись, корона упала. Тогда я тоже узнал Локки.
   История Локки была удивительна. Он остался на Дороге последним. Как исчезли Голован, Кирилка и Аленка, он даже не помнил толком, так быстро это случилось. Локки до ночи шел один. Мимо проносились машины с яркими фарами, пахло бензином и нагретой травой. Локки лег в кустах у обочины, поплакал от одиночества и уснул.
   А проснулся у края Большого Каменного Пути, который соединял его город с другими городами страны Цтаанатаиннакоа-ката.
   Локки встал и пошел домой. На груди его припух контур красного квадрата - след от жертвенного ножа.
   Когда Локки вошел в город, слух побежал впереди воскресшего мальчишки. Люди валились ниц перед маленьким Цтинотакачтилокки-цдана, вернувшимся с небес, из царства Великих Пернатых Владык, которые поручили мальчику вновь сойти на земную твердь, чтобы он вывел к свету народ, погрязший в пучине греха. Отец, братья и сестры и даже мама тоже повалились перед ним, но Локки поднял маму и прижался к ней.
   Локки, хотя и малыш, сообразил, что к чему. Он не стал отрицать своего тесного знакомства с Пернатыми Владыками. Народ потребовал, чтобы Цтинотакачтилокки-цдана был объявлен Верховным Правителем страны. Жрецам куда деваться? Они через полгорода, от Главной Пирамиды до жилища мальчика и его семьи, ползли на коленях и долго умоляли его принять высочайшую должность.
   Локки поломался и принял.
   Прежде всего он строжайше и на все будущие века запретил человеческие жертвы. Именем Пернатых Владык. Главного жреца, который усомнился в полномочиях Верховного Правителя, Локки отправил в ссылку на дикий, заросший тростником островок посреди озера Татикатапупа. Там жреца скушали крокодилы. («Но я не виноват, ц-честное слово! Он сам зазевался!»)
   Печальная судьба жреца была истолкована как проявление небесной воли, и авторитет юного Правителя укрепился.
   Локки объявил, что отныне всякую войну (если уж без нее нельзя обойтись) его страна будет начинать только после честного объявления. И предложил правителям соседних государств поступать так же. Те почесали в затылках и обещали подумать…
   - А вообще-то ц-паршивое дело быть Верховным Правителем, - признался Локки. - Просто наказание… Советников тьма, а проку от них, как шерсти от черепахи. Как увидят - падают на брюхо и лижут пол. А за спиной делают гадости. И жулье такое… Папаша и старший брат связались с ними, плетут заговоры…
   И Локки признался, что скорее всего он плюнет на свое Верховное Правление, заберет маму, сестренок и братишек и сбежит вниз по реке Паратакана. Там в джунглях живут не очень развитые, но славные и мирные племена. Никого не режут, ни на кого не нападают, выращивают себе всякие фрукты-бананы и сочиняют песни-легенды. А по ночам веселятся у костров.
   - И у них там, говорят, много некусачих собак. Я очень скучаю по той косматой и серой. Так бы и обнял опять…
   Я тоже скучал по собаке, по рыжей дворняге…
   Минька спросил:
   - А откуда у тебя эта летающая штука?
   - Отыскал в подвалах у жрецов. Давным-давно прилетали какие-то дядьки с далекой планеты, оставили. Ну, я и отобрал ее у служителей Главной Пирамиды. Именем Пернатых Владык…
   На «летающей штуке» можно было перемещаться с громадной скоростью не только в пространствах, но и через Время. Когда Локки понял это, он первым делом кинулся искать друзей. Перед визитом к нам Локки уже побывал у Кирилки. С Кирилкой все было в порядке. История с заложниками кончилась без крови, пули в Кирилку не попали. Он жил с мамой и папой и воспитывал маленькую сестренку. Одно тревожно - он то и дело спорил с учителями и завучем, боролся за справедливость в школе. Дело совершенно безнадежное - это понимал даже пришелец из далекой страны маленький Цтинотакачтилокки-цдана. Не пришлось бы Кирпичику тоже удирать в какие-нибудь джунгли - туда, где нет завучей и крикливых учительниц…
   Потом Локки сказал, что ему пора.
   - Как-нибудь опять прилечу. Только не очень скоро. Эта телега жрет столько энергии! Сейчас я домой, на заправку…
   Он быстренько обнял нас, вскочил на платформу, и она взмыла в синеву. Растворилась.
   Вот чертенок…
   Мы с Минькой потом несколько дней ругали себя и друг друга, что не успели спросить Кирилкин адрес. А как Локки-то его отыскал? Наверно, с помощью магии древних жрецов…
 

6

   В конце февраля мы увидели передачу о зимнем детском фестивале. Там выступал танцевальный ансамбль «Пострелята». В основном мальчишки. Но главным солистом у них была конопатая девчонка. Ух и плясала, ух и кружилась!
   Конечно, мы с Минькой сразу узнали Аленку. Да и диктор сказал: «Солистка Алена Травина». Только из какого города ансамбль, мы не расслышали.
   Сразу же мы с Минькой написали в Центральное телевидение: просим сообщить, откуда ансамбль «Пострелята» с Аленой Травиной. Но ответа не было. Видимо, на ЦТ приходит очень много писем, там не успевают всем отвечать. Мы ждали, ждали. А еще надеялись: вдруг повторят передачу.
   Передачу не повторили, зато наступило лето.
   В конце июня ко мне пришел полосатый жираф Алик. Ночью.
   Ночь была светлая, в открытое окошко бросала отблески желтая заря. Если сидеть на подоконнике, можно даже читать без электричества. Ну, я и почитал немного «Одиссею капитана Блада». Потом лег.
   И раздался тихий стук.
   В полусумерках я разглядел Алика. Это он стучал деревянными копытцами. Вышел из-за книжного шкафа и пошел к моей постели.
   Вы же знаете - во сне человека не удивляют никакие странности. И я не удивился, только почему-то слегка опечалился. Алик подошел и положил голову мне на грудь.
   - Здравствуй, - прошептал я. - А где Веранда? То есть Вероника…
   Алик молчал. Он ведь не умел говорить своим нарисованным ртом. В глазах-пуговках отражалась заря, и похоже было, что это блестят слезинки.
   - Ты что, Алик? Что-нибудь случилось?
   Полоски на его шее казались черными. Он по-кошачьи потерся головкой о мою грудь. И снова - стук-стук-стук - ушел за шкаф.
   Я полежал с полминуты. Сердце стукало, как копытца Алика. Я вскочил, заглянул за шкаф. Пошарил. Никого там, конечно, не было.
   Целый день потом я вспоминал этот сон. Сон ли? И почему так тревожно и грустно?
   В девять вечера в «Новостях» передали, что какие-то экстремисты совершили еще один террористический акт. В дальнем городе Иерусалиме. На главном рынке. Взорвали там бомбу. Много раненых, в том числе и несколько русских туристов, которые так некстати оказались на этом базаре. А одна русская девочка погибла. Вероника Донцова, четырнадцати лет…
   «Да нет же! - закричал я себе. - Это просто совпадение!»
   Конечно, имя Вероника не самое распространенное, и фамилия Донцова - не Петрова или Сидорова. Но все же Вероник Донцовых немало на свете.
   Да и как могла Веранда оказаться в Иерусалиме? Вроде бы семейство ее в поселке Сопёлкино, со скандальным отчимом, не из тех, кто путешествует по заграницам.
   Но тут показали фотографию…
   - … Ты куда?! - закричала мама. - Скоро ночь на дворе!
   - Я ненадолго!
   Я ненадолго. Может быть, это и правда будет недолго по земным понятиям. А может быть…
   Я выскочил на улицу. Никакой ночи, конечно, еще не было. Солнце зайдет лишь через час. А пока оно блестело в мокрых после недавнего дождика тополях. Листья тополей пахли так здорово! По-земному.
   Господи, что не живется на этой планете людям? Отчего этот мир такой вздыбленный, то и дело давится злостью?
   Минька бежал мне навстречу. В старом, истрепанном своем желто-зеленом костюме, похожем на бразильскую футбольную форму. Минька заметно вырос, костюмчик его стал куцым.
   - Слышал? - выдохнул он.
   - Да.
   - Ты думаешь, она теперь там?
   А что я еще мог думать?
   - Наверно… А где еще? Дорога-то туда знакомая…
   - Тогда что? Прямо сейчас? - тихо спросил Минька.
   - А чего тянуть? Клипер с тобой?
   Минька вытащил из кармана плоский бумажный кораблик. У меня в кармане джинсов был такой же.
   Меня вдруг взяла такая злость на Веранду! На эту швабру с вечно сырыми глазами!