– Почему!? Почему он там!?
Ударом хлыста ожгла торжествующая усмешка, и еще через мгновение Адоня оказалась в нескольких шагах от беснующейся под деревом стаи.
Ее властный голос заставил зверей разом обернуться к ней. Вожак вымахнул навстречу, встал, твердо уперев в землю широко расставленные ноги, низко к земле пригнул голову. Шерсть на загривке вздыбилась, он оскалил клыки и угрожающе заворчал.
Стая была хорошо знакома Адоне, несколько раз они встречались в чаще, и волки признавали ее первенство, уходили с дороги. С вожаком – сильным, умным, независимым зверем у них были уважительные отношения. Но сейчас… Так вот куда отлетел выбитый кинжал, вот куда ударил!..
– Вон! – с презрением бросила Адоня, в упор глядя в холодное пламя отнюдь не звериных глаз. О, как знаком был этот холодный, лютый свет!
– Пошел вон! – гневно повторила Адоня.
Волк глухо заворчал, морда вздрагивала в оскале. Зверь стал вместилищем магической силы Чародея, не вожак вел сегодня свою стаю.
– Убирайся к себе, Эстебан, здесь я тебе больше ничего не позволю.
Волк неловко попятился – шаг, второй… Повернулся и медленно затрусил в темноту. Стая потянулась за ним. Адоня бросилась к дереву, всмотрелась в переплетение ветвей.
– О, нет! – простонала она, рассмотрев безвольно свешивающуюся окровавленную руку.
* * *
* * *
* * *
Ударом хлыста ожгла торжествующая усмешка, и еще через мгновение Адоня оказалась в нескольких шагах от беснующейся под деревом стаи.
Ее властный голос заставил зверей разом обернуться к ней. Вожак вымахнул навстречу, встал, твердо уперев в землю широко расставленные ноги, низко к земле пригнул голову. Шерсть на загривке вздыбилась, он оскалил клыки и угрожающе заворчал.
Стая была хорошо знакома Адоне, несколько раз они встречались в чаще, и волки признавали ее первенство, уходили с дороги. С вожаком – сильным, умным, независимым зверем у них были уважительные отношения. Но сейчас… Так вот куда отлетел выбитый кинжал, вот куда ударил!..
– Вон! – с презрением бросила Адоня, в упор глядя в холодное пламя отнюдь не звериных глаз. О, как знаком был этот холодный, лютый свет!
– Пошел вон! – гневно повторила Адоня.
Волк глухо заворчал, морда вздрагивала в оскале. Зверь стал вместилищем магической силы Чародея, не вожак вел сегодня свою стаю.
– Убирайся к себе, Эстебан, здесь я тебе больше ничего не позволю.
Волк неловко попятился – шаг, второй… Повернулся и медленно затрусил в темноту. Стая потянулась за ним. Адоня бросилась к дереву, всмотрелась в переплетение ветвей.
– О, нет! – простонала она, рассмотрев безвольно свешивающуюся окровавленную руку.
* * *
Лиента пришел в себя, открыл глаза и прямо перед собой, близко увидел неровную каменную стену. Повернул голову, и сейчас же нахлынула боль, запульсировала в каждой клеточке тела. Обнесло дурнотой, и он поспешил зажмуриться, чтобы прервать тошнотворное кружение вокруг себя.
…Что-то прохладное прикоснулось к коже, пылающей болью, к губам, принесло облегчение. Он снова медленно открыл глаза и в мягком свете свечи увидел склонившуюся над ним Адоню. Некоторое время он смотрел на нее молча, потом, так и не промолвив ни слова, отвернулся к стене.
К этому времени Адоня знала все, что произошло с Лиентой после ее ухода из замка. Видимо, Эстебан решил воспользоваться тем, что она, погруженная в горечь, обиду и скорбь, на время оставит Лиенту без защиты. Хотел ли он гибели Лиента, или был в планах Эстебана какой-то подлый нюанс, но он старательно формировал смертельно опасные ситуации. И все это время защита, выстроенная Адоней, была противодействием черному Эстебану, вносила свои поправки в его планы. Адоня теперь и сама не смогла бы разграничить действия черного мага и противодействие ему. Эстебан лишил Лиенту его коня? Или наоборот, скакун стал опасен для хозяина, и его прогнали? Эстебан сделал свертку пространства и привел Лиенту в непроходимую топь, в которой он должен был бесследно сгинуть. Но у Лиенты был проводник, и жуткий путь через болото закончился вблизи пещер. А болота?.. Пойди, найди их теперь!
Наверно, в какой-то момент Эстебан понял, что Лиента закрыт от него и пришел в ярость. В этом разгадка, почему Адоне с такой легкостью удалось сломать его сопротивление и подчинить своей силе – она застала черного Чародея во время волшбы, и что еще важнее – разгневанного, а гнев и разум несовместны. Отдавшись во власть страстей, человек перестает принадлежать себе, становится слабым. Вот и Эстебан не успел овладеть собой, чтобы сконцентрироваться для отпора. В гневе он забыл об осторожности, раскрылся. Адоня усмехнулась. Изворотливости его надо отдать должное – он нашел и воспользовался единственным, возможным для него шансом. Бой могла прекратить только она сама, и он понял, что прервет она его только ради Лиенты.
Адоня с состраданием смотрела на Лиенту – он снова оказался подобным легкой лодке, брошенной в пасть штормовых шквалов. Из задумчивости ее вывело шипение огня в очаге – в котелке ключом бурлила темная густая жидкость, пена выплескивалась через край, в огонь.
Смачивая белые тряпицы, бережно прикладывала их к страшным рваным ранам, до утренней зорьки склонялась над Лиентой, – что знала, что умела все отдавала ему. Врачевала то словами заветными, то целебной энергией бережных рук. Три сбора за ночь приготовила, несчетно тряпицы на ранах меняла. Когда устало разогнула спину, снаружи, над лесом уже разгоралась утренняя зорька. Адоня улыбнулась, довольная результатом своих стараний – сегодня, пожалуй, она заслужила доброе слово от Лиенты.
Он открыл глаза, когда наверху давно уже был день. Впрочем, в пещере это никак нельзя было определить. Взгляд Лиенты скользил по серым стенам, по неровному каменному своду. Пространство пещеры наполнялось приятным теплом от очага, горевшего в углублении стены наподобие камина. От него же расходился ровный свет, неожиданно сильный, высвечивая все уголки. Лиента увидел пучки сухих трав, цветы на столе, – видимо, от них в пещере стоял тонкий аромат цветущего солнечного луга. Он не заметил, откуда появилась девушка, она улыбнулась, быстро подошла к нему, ласково проговорила:
– Наконец-то вы пришли в себя!
Помолчав, он спросил:
– Это твое жилье?
– Да, здесь я живу, господин барон. Здесь не так роскошно, как у вас в замке, но если честно, мне здесь нравится гораздо больше.
Лиента ничего не ответил, и Адоня с той же ясной улыбкой проговорила:
– Сейчас я вас напою замечательным бульоном! Уверена, что вы умираете с голоду, господин барон.
– В твоем бульоне варились лягушки с крысами?
– О, господин Яссон, – укоризненно сказала Адоня, – вы так скоро начали демонстрировать вздорность и раздражение. Лучше посмотрите, какой малины я сейчас набрала для вас. Попробуйте! Вы убедитесь, что не пробовали ничего вкуснее!
Она поставила перед ним решето, наполненное янтарными и рубиновыми ягодами – сквозь тонкую кожицу готов был брызнуть спелый сок. Лиента с пренебрежением взглянул на них, но снисходительно сказал:
– Хотя бы одно их достоинство несомненно – в них нет твоих отвратительных снадобий.
Адоня внимательно посмотрела на него.
– Барон Гондвик, вы непременно хотите ссориться со мной?
– Мне – ссориться с тобой? В своем ли ты уме?
– Господин барон, – изумленно проговорила Адоня, – неужели вы не испытываете ни малейшей признательности, за то, что остались живы благодаря мне?
– Благодарить тебя!? – воскликнул Лиента. – За что прикажешь мне быть тебе благодарным? Может быть за то, что своими ведьмацкими промыслами заставила меня заплутать в собственных владениях, хотя я знаю их, как свои пять пальцев!? За то ли, что привела меня в те жуткие топи и напустила волков? Довольно с тебе и того, как ты веселилась, когда я барахтался в болотах. Не сомневаюсь, ты все время была где-то неподалеку, чтобы объявиться в нужный момент: "Я спасла! Не желаете ли отблагодарить?" Мерзкое порождение ада! Слава Всевышнему, я вижу тебя насквозь и мне ясен истинный смысл твоих слов и поступков! Тебе стала тесна твоя шкура? Жаждешь силы и власти? Для этого только-то и нужно – завладеть моим именем и состоянием, не так ли? Но клянусь – ты можешь убить меня, но никогда не будешь носить славной фамилии Гондвиков! – обессиленный речью и гневом, бледный он откинулся навзничь, прерывисто проговорил: – Ты ликуешь… думаешь, достигла, чего хотела… Едва я вышвырнул тебя из замка, как ты заполучила меня… в свое логово… Теперь я в полной твоей власти… Но только тело… Ты можешь и дальше заставить его страдать… Но мой разум… он – мой. Тебе не удастся… свести меня с ума…
Адоня стояла перед ним с выражением боли на лице.
– Бедный… бедный… – прошептала она. На глазах ее заблестели слезы, но она улыбнулась, сказала мягко: – Клянусь вам, господин барон, ни словом, ни делом, ни помышлением даже я не пожелаю вам зла. Знаю, вы не слышите того, что я пытаюсь сказать вам, все слова поворачиваются к вам какой-то изнанкой смысла. В далеких землях я слышала сказку… Недобрый человек изготовил зеркало, которое искажало все, что в нем отражалось. Однажды оно разбилось, и крохотные осколки его разлетелись по свету. Горе, если такой осколок вонзится человеку в глаза – белое тогда видится черным, а черное – белым. Еще страшнее, если он попадет в сердце – он убивает любовь. Ах, если бы это была только сказка.
– Договаривай.
– Вас сделали слепым и глухим. Вы не можете увидеть истинного врага.
– Так у меня еще и истинный враг есть?
– Да, господин барон.
– И ты его, конечно, знаешь!
– Да, господин барон.
– Ну, назови!
Какой вызов прозвучал в его голосе!
– Нет, мой господин. Имени вы не услышите. Я, действительно, знаю, кто ваш враг. Это от вас он прячет свое лицо. От меня он тоже таил его в первую нашу встречу – вы знаете, когда это было. Но уже на другой день я услышала его имя от человека, ставшего мне другом – Консэль назвал его, за что и заплатил жизнью. И в тот же день я снова встретилась с вашим злым гением. Он искал этой встречи, чтобы предложить сделку – "Отдай мне Гондвика", – сказал он. В то раз он еще прятал от меня лицо, но я назвала имя, услышанное от Консэля, и не ошиблась. Не ждите, сейчас я его не назову – в глубине души вы знаете его. Это ваше собственное знание, я вам его не подсказала. Но вы готовы обрушить на меня свой гнев, как только я произнесу вслух известное вам. Зачем вам истина, если вы заранее готовы ее отвергнуть?
– О твоем коварстве я наслышан. Как умело плетешь ты сети лжи! Да, разумеется, тебе будет куда как легче, если я останусь в одиночестве, и не на кого будет опереться. С Консэлем ты долго не тянула, теперь пришла очередь более тонкого оружия – клеветы?
– Нет, мой господин, вы не услышите дурного ни о ком из дорогих вам людей – я не хочу причинять вам боль. О предательстве узнавать слишком больно, а вам сейчас и без того страданий хватает. К счастью, вокруг вас достаточно людей, по-настоящему вам преданных, и их у вас никто не отнимет. Но одного вы отринете сами, того, кто завесил черными шторами ваш разум. Теперь же прекратим этот никчемный спор.
– Разумеется, тебе не терпится перейти к делу. Как ты нетерпелива сегодня. Дождись ночи – разве не легче завладеть волей жертвы, когда ее разум спит? Тем более, теперь тебе не надо пробираться в мои покои, как в ту ночь.
– Но как раз она была не самой плохой, разве нет?
– Ты знаешь! – в ярости рванулся он к ней, но сил хватило только приподняться на локтях. Лицо побелело от боли и гнева. – Ты все знаешь! Кому и знать про мои ночи, как ни тебе! Ты даже не желаешь больше скрывать! Я запрещаю применять ко мне твои дьявольские штучки!
– Ложитесь немедленно, если не хотите, чтобы раны опять открылись, – она положила руки ему на плечи и решительно заставила опуститься на постель. – Я не стану вам ничем вредить, даю слово.
– Слово! – пробормотал Лиента, тяжело дыша. – Да много ли оно стоит?
– Ну, уж в этом вы только на деле убедитесь. А ночей не бойтесь – будете спать, как младенец, поверьте.
– Тебе ли не знать…
– Ах, Яссон Гондвик… – Адоня покачала головой. – Что ж, мне остается только взывать к вашему разуму. Волей или неволей, нам придется некоторое время пробыть рядом, я не хочу каждый час, каждую минуту ощущать вас в состоянии войны со мной. Давайте заключим перемирие на время вашего нездоровья. Поверьте, что сейчас мы едины хотя бы в одном желании – о скорейшем вашем выздоровлении.
– Я совсем не уверен, что ты этого хочешь, – непримиримо проговорил Лиента.
– Будьте же последовательны – не далее пяти минут назад вы утверждали, что я теперь играю роль вашей спасительницы. Значит, я обязана вас спасти. Поэтому сейчас вы можете без опаски принимать от меня помощь. Но сколько ненужных слов! Прекратим это. Вы слишком слабы и держитесь лишь на одной своей гордыне. Вот ваш бульон, а потом непременно спать.
– Не нужно мне никакого бульона… Из твоих рук я ничего не приму. Я не желаю… оставаться в твоем логове. Но не в твоих интересах дать мне умереть от голода, и ты найдешь способ доставить меня в замок… я уверен…
Адоня обернулась резко, гневно проговорила:
– Не к лицу барону Гондвику вести себя подобно капризному, вздорному юнцу! Вы будете безропотно выполнять все, что я велю.
– Как ты смеешь?!
– Довольно! – Адоня повысила голос. – Здесь я хозяйка и ваши заносчивые окрики вам мало помогут. Попробуйте еще разок уверить меня, что от меня вам только плохо, и я на денек предоставлю вас самому себе. Не думаю, что вы сможете резвиться так же, как сейчас, и пускать в распыл силы, которые я в вас по капельке собирала.
Лиента усмехнулся.
– И что предпримет… моя благодетельница… если я откажусь выполнять… ее требования?
Адоня вдруг почувствовала всепоглощающую, огромную нежность к лежащему перед ней израненному, в окровавленных повязках мужчине. Как посмела она даже на мгновение забыть, что это – Лиента. И он искренне уверен, что она – олицетворение зла, заклятый враг его и даже будучи слабым, как ребенок, продолжает отстаивать себя. Лиента – невольный участник странной войны, самый страдающий из троих, потому что абсолютно беззащитен. Как позволила она себе забыть об этом и доставить ему лишние страдания!?
Адоня ласково тронула руку Лиенты.
– Простите меня, господин Яссон. Разумеется, я не сделаю с вами ничего ужасного, я ведь уже об этом сказала. Но и противиться мне я не позволю, иначе как мне поставить вас на ноги, а тем более – как же выйти замуж за вас? – она засмеялась и покачала головой. – Я могу, например, ввести вас в состояние полусна. Кстати, вы с удовольствием это примите, потому что слишком слабы и больше всего хотите покоя. Но я этого делать не хочу. Обуздайте на короткое время свои чувства, согласитесь на временный мир, хотя бы на видимость его.
Говоря так, Адоня сняла с очага котелок, прихватив его чистой тряпицей. Перелила содержимое в глиняную кружку, подошла к Лиенте, заглянула в глаза.
– Время пойти на взаимные уступки, – с виноватой улыбкой проговорила она.
Лиента молча отвернулся к стене.
Он почувствовал на щеке ее ладонь. Она осторожно, но решительно повернула к себе его лицо. Взгляд его был полон ярости, но… гневные слова застряли в горле – обоими ладонями она держала кружку. Но одновременно он отчетливо чувствовал ее ладонь на своей щеке! Она была сухая, чуть прохладная, от нее даже пахло малиной… Лиента почувствовал, как по спине скользнул холодок, он безотчетно дернулся, резким движением провел по лицу – жуткое наваждение исчезло.
– Испугались? – по-доброму улыбнулась Адоня. – Непонятное всегда пугает. А это даже не ведовство. Ближе к гипнозу, только немножко по-другому. Я послала вам мысль, желание свое. Если бы я его высказала, вы восприняли бы мою мысль разумом и воспротивились бы, как всему, исходящему от меня. Но я ее не высказала, и она ушла глубже, мимо сознание. Мысль разумная, не во вред, и там, глубоко внутри, вы со мной согласились. А дальше вы сами, господин барон, ваше подсознание, оформило это в какой-то образ, в ощущение. И нет здесь магии – одно только умение донести свою мысль. И не думайте, что эти демонстрации доставляют мне удовольствие. Пожалуйста, довольно.
Она подсунула руку ему под плечи, ловко приподняла и присела в изголовье постели так, что голова Лиенты легла ей на плечо. Он было напрягся, но ее ладонь легла ему на грудь.
– Чш-ш-ш, смиритесь, мой гордый пленник. Отыщите в своем положении приятные стороны и наслаждайтесь ими.
– Неужели есть и приятные? – усмехнулся Лиента.
– Разумеется. Возможность ни о чем не тревожиться, позволить другим делать это за вас. Позволить ухаживать за вами, жалеть и сострадать. Наконец, наслаждаться покоем, которого вам так не хватало в последние месяцы.
И Лиента смирился: безропотно выполнял требования Адони, покорно выпивал горькие настои и отвары, молча терпел перевязки. Он вообще молчал почти все время, а если приходилось отвечать на вопросы Адони, то ограничивался ответами короткими и односложными. Стараниями Адони дела его шли на поправку, раны затягивались быстро, что называется – на глазах. Куда труднее было исцелить его душу, пропитанную ядом черного чародейства: Лиента по-прежнему был с ней сух, ни разу взгляд его не потеплел, ответная улыбка не коснулась губ – он ни на гран не верил ей, в ее доброту и бескорыстие. Но Адоня видела и благие изменения – Лиента стал гораздо спокойнее, терпимее, глаза его уже не вспыхивали раздражением от каждого пустяка. И главное – страх ушел. Лиента обретал уверенность в себе, а значит, освобождался от влияния Эстебана.
Но в этом был и минус – почувствовав уверенность в своих силах, Лиента захотел освободиться от тягостной для него Адониной опеки.
В то утро он впервые заговорил по собственной инициативе. Коротко сказал в пространство:
– Сегодня я возвращаюсь в замок.
– Что ж, – помедлив, проговорила Адоня, – раны достаточно зажили для верховой езды. Хотя, состояние ваше несколько ухудшится после поездки, но теперь это уже не страшно. И все же, если бы вы дали мне еще дня три – вы уехали бы абсолютно здоровым и полным сил. Я ведь не очень вам досаждаю. Согласитесь, вам у меня было не очень плохо, а если совсем честно – лучше, чем в замке, спокойнее.
– Может, мне здесь и поселиться? – сухо поинтересовался Лиента.
– Нет, свое жилье я вам уступать не собираюсь, господин барон. Но окрепнете вы здесь гораздо быстрее.
– Я должен повторить то, с чего начал?
– Нет, воля ваша, онг Гондвик. После завтрака я пойду в деревню и приведу коней.
– Коней? На скольких же я поеду?
– На одном. Второй для меня.
– Разве я сказал – мы поедем?
– Простите, господин барон, а разве я собираюсь вас об этом спрашивать?
Лиента посмотрел удивленно, хмыкнул:
– Ты не глупа, значит, – не от глупости дерзишь. Силу свою чувствуешь?
Адоня вздохнула.
– Да как же я одного вас отпущу? Вам только кажется, что вы здоровы. Дорога не близкая и… как знать, не заведет ли она снова в болото.
– Про это только ты знать можешь, – зло блеснули глаза Лиенты.
Неторопливая езда и частый отдых по настоянию Адони значительно удлинили время пути. Вечерело, когда они въехали в ворота замка, устроив своим появлением радостную суматоху. (Адоня нашла способ сообщить матушке Лигите, что барон Яссон жив и скоро вернется домой, после чего в замке улеглась паника, вызванная возвращением Азгарда одного, без всадника).
Лиента устало спешился, коротко взглянул на Адоню.
– До завтрашнего утра можешь считать себя моей гостьей.
– Благодарю вас, господин барон. Это великодушно.
Он молча отвернулся от нее.
…Что-то прохладное прикоснулось к коже, пылающей болью, к губам, принесло облегчение. Он снова медленно открыл глаза и в мягком свете свечи увидел склонившуюся над ним Адоню. Некоторое время он смотрел на нее молча, потом, так и не промолвив ни слова, отвернулся к стене.
К этому времени Адоня знала все, что произошло с Лиентой после ее ухода из замка. Видимо, Эстебан решил воспользоваться тем, что она, погруженная в горечь, обиду и скорбь, на время оставит Лиенту без защиты. Хотел ли он гибели Лиента, или был в планах Эстебана какой-то подлый нюанс, но он старательно формировал смертельно опасные ситуации. И все это время защита, выстроенная Адоней, была противодействием черному Эстебану, вносила свои поправки в его планы. Адоня теперь и сама не смогла бы разграничить действия черного мага и противодействие ему. Эстебан лишил Лиенту его коня? Или наоборот, скакун стал опасен для хозяина, и его прогнали? Эстебан сделал свертку пространства и привел Лиенту в непроходимую топь, в которой он должен был бесследно сгинуть. Но у Лиенты был проводник, и жуткий путь через болото закончился вблизи пещер. А болота?.. Пойди, найди их теперь!
Наверно, в какой-то момент Эстебан понял, что Лиента закрыт от него и пришел в ярость. В этом разгадка, почему Адоне с такой легкостью удалось сломать его сопротивление и подчинить своей силе – она застала черного Чародея во время волшбы, и что еще важнее – разгневанного, а гнев и разум несовместны. Отдавшись во власть страстей, человек перестает принадлежать себе, становится слабым. Вот и Эстебан не успел овладеть собой, чтобы сконцентрироваться для отпора. В гневе он забыл об осторожности, раскрылся. Адоня усмехнулась. Изворотливости его надо отдать должное – он нашел и воспользовался единственным, возможным для него шансом. Бой могла прекратить только она сама, и он понял, что прервет она его только ради Лиенты.
Адоня с состраданием смотрела на Лиенту – он снова оказался подобным легкой лодке, брошенной в пасть штормовых шквалов. Из задумчивости ее вывело шипение огня в очаге – в котелке ключом бурлила темная густая жидкость, пена выплескивалась через край, в огонь.
Смачивая белые тряпицы, бережно прикладывала их к страшным рваным ранам, до утренней зорьки склонялась над Лиентой, – что знала, что умела все отдавала ему. Врачевала то словами заветными, то целебной энергией бережных рук. Три сбора за ночь приготовила, несчетно тряпицы на ранах меняла. Когда устало разогнула спину, снаружи, над лесом уже разгоралась утренняя зорька. Адоня улыбнулась, довольная результатом своих стараний – сегодня, пожалуй, она заслужила доброе слово от Лиенты.
Он открыл глаза, когда наверху давно уже был день. Впрочем, в пещере это никак нельзя было определить. Взгляд Лиенты скользил по серым стенам, по неровному каменному своду. Пространство пещеры наполнялось приятным теплом от очага, горевшего в углублении стены наподобие камина. От него же расходился ровный свет, неожиданно сильный, высвечивая все уголки. Лиента увидел пучки сухих трав, цветы на столе, – видимо, от них в пещере стоял тонкий аромат цветущего солнечного луга. Он не заметил, откуда появилась девушка, она улыбнулась, быстро подошла к нему, ласково проговорила:
– Наконец-то вы пришли в себя!
Помолчав, он спросил:
– Это твое жилье?
– Да, здесь я живу, господин барон. Здесь не так роскошно, как у вас в замке, но если честно, мне здесь нравится гораздо больше.
Лиента ничего не ответил, и Адоня с той же ясной улыбкой проговорила:
– Сейчас я вас напою замечательным бульоном! Уверена, что вы умираете с голоду, господин барон.
– В твоем бульоне варились лягушки с крысами?
– О, господин Яссон, – укоризненно сказала Адоня, – вы так скоро начали демонстрировать вздорность и раздражение. Лучше посмотрите, какой малины я сейчас набрала для вас. Попробуйте! Вы убедитесь, что не пробовали ничего вкуснее!
Она поставила перед ним решето, наполненное янтарными и рубиновыми ягодами – сквозь тонкую кожицу готов был брызнуть спелый сок. Лиента с пренебрежением взглянул на них, но снисходительно сказал:
– Хотя бы одно их достоинство несомненно – в них нет твоих отвратительных снадобий.
Адоня внимательно посмотрела на него.
– Барон Гондвик, вы непременно хотите ссориться со мной?
– Мне – ссориться с тобой? В своем ли ты уме?
– Господин барон, – изумленно проговорила Адоня, – неужели вы не испытываете ни малейшей признательности, за то, что остались живы благодаря мне?
– Благодарить тебя!? – воскликнул Лиента. – За что прикажешь мне быть тебе благодарным? Может быть за то, что своими ведьмацкими промыслами заставила меня заплутать в собственных владениях, хотя я знаю их, как свои пять пальцев!? За то ли, что привела меня в те жуткие топи и напустила волков? Довольно с тебе и того, как ты веселилась, когда я барахтался в болотах. Не сомневаюсь, ты все время была где-то неподалеку, чтобы объявиться в нужный момент: "Я спасла! Не желаете ли отблагодарить?" Мерзкое порождение ада! Слава Всевышнему, я вижу тебя насквозь и мне ясен истинный смысл твоих слов и поступков! Тебе стала тесна твоя шкура? Жаждешь силы и власти? Для этого только-то и нужно – завладеть моим именем и состоянием, не так ли? Но клянусь – ты можешь убить меня, но никогда не будешь носить славной фамилии Гондвиков! – обессиленный речью и гневом, бледный он откинулся навзничь, прерывисто проговорил: – Ты ликуешь… думаешь, достигла, чего хотела… Едва я вышвырнул тебя из замка, как ты заполучила меня… в свое логово… Теперь я в полной твоей власти… Но только тело… Ты можешь и дальше заставить его страдать… Но мой разум… он – мой. Тебе не удастся… свести меня с ума…
Адоня стояла перед ним с выражением боли на лице.
– Бедный… бедный… – прошептала она. На глазах ее заблестели слезы, но она улыбнулась, сказала мягко: – Клянусь вам, господин барон, ни словом, ни делом, ни помышлением даже я не пожелаю вам зла. Знаю, вы не слышите того, что я пытаюсь сказать вам, все слова поворачиваются к вам какой-то изнанкой смысла. В далеких землях я слышала сказку… Недобрый человек изготовил зеркало, которое искажало все, что в нем отражалось. Однажды оно разбилось, и крохотные осколки его разлетелись по свету. Горе, если такой осколок вонзится человеку в глаза – белое тогда видится черным, а черное – белым. Еще страшнее, если он попадет в сердце – он убивает любовь. Ах, если бы это была только сказка.
– Договаривай.
– Вас сделали слепым и глухим. Вы не можете увидеть истинного врага.
– Так у меня еще и истинный враг есть?
– Да, господин барон.
– И ты его, конечно, знаешь!
– Да, господин барон.
– Ну, назови!
Какой вызов прозвучал в его голосе!
– Нет, мой господин. Имени вы не услышите. Я, действительно, знаю, кто ваш враг. Это от вас он прячет свое лицо. От меня он тоже таил его в первую нашу встречу – вы знаете, когда это было. Но уже на другой день я услышала его имя от человека, ставшего мне другом – Консэль назвал его, за что и заплатил жизнью. И в тот же день я снова встретилась с вашим злым гением. Он искал этой встречи, чтобы предложить сделку – "Отдай мне Гондвика", – сказал он. В то раз он еще прятал от меня лицо, но я назвала имя, услышанное от Консэля, и не ошиблась. Не ждите, сейчас я его не назову – в глубине души вы знаете его. Это ваше собственное знание, я вам его не подсказала. Но вы готовы обрушить на меня свой гнев, как только я произнесу вслух известное вам. Зачем вам истина, если вы заранее готовы ее отвергнуть?
– О твоем коварстве я наслышан. Как умело плетешь ты сети лжи! Да, разумеется, тебе будет куда как легче, если я останусь в одиночестве, и не на кого будет опереться. С Консэлем ты долго не тянула, теперь пришла очередь более тонкого оружия – клеветы?
– Нет, мой господин, вы не услышите дурного ни о ком из дорогих вам людей – я не хочу причинять вам боль. О предательстве узнавать слишком больно, а вам сейчас и без того страданий хватает. К счастью, вокруг вас достаточно людей, по-настоящему вам преданных, и их у вас никто не отнимет. Но одного вы отринете сами, того, кто завесил черными шторами ваш разум. Теперь же прекратим этот никчемный спор.
– Разумеется, тебе не терпится перейти к делу. Как ты нетерпелива сегодня. Дождись ночи – разве не легче завладеть волей жертвы, когда ее разум спит? Тем более, теперь тебе не надо пробираться в мои покои, как в ту ночь.
– Но как раз она была не самой плохой, разве нет?
– Ты знаешь! – в ярости рванулся он к ней, но сил хватило только приподняться на локтях. Лицо побелело от боли и гнева. – Ты все знаешь! Кому и знать про мои ночи, как ни тебе! Ты даже не желаешь больше скрывать! Я запрещаю применять ко мне твои дьявольские штучки!
– Ложитесь немедленно, если не хотите, чтобы раны опять открылись, – она положила руки ему на плечи и решительно заставила опуститься на постель. – Я не стану вам ничем вредить, даю слово.
– Слово! – пробормотал Лиента, тяжело дыша. – Да много ли оно стоит?
– Ну, уж в этом вы только на деле убедитесь. А ночей не бойтесь – будете спать, как младенец, поверьте.
– Тебе ли не знать…
– Ах, Яссон Гондвик… – Адоня покачала головой. – Что ж, мне остается только взывать к вашему разуму. Волей или неволей, нам придется некоторое время пробыть рядом, я не хочу каждый час, каждую минуту ощущать вас в состоянии войны со мной. Давайте заключим перемирие на время вашего нездоровья. Поверьте, что сейчас мы едины хотя бы в одном желании – о скорейшем вашем выздоровлении.
– Я совсем не уверен, что ты этого хочешь, – непримиримо проговорил Лиента.
– Будьте же последовательны – не далее пяти минут назад вы утверждали, что я теперь играю роль вашей спасительницы. Значит, я обязана вас спасти. Поэтому сейчас вы можете без опаски принимать от меня помощь. Но сколько ненужных слов! Прекратим это. Вы слишком слабы и держитесь лишь на одной своей гордыне. Вот ваш бульон, а потом непременно спать.
– Не нужно мне никакого бульона… Из твоих рук я ничего не приму. Я не желаю… оставаться в твоем логове. Но не в твоих интересах дать мне умереть от голода, и ты найдешь способ доставить меня в замок… я уверен…
Адоня обернулась резко, гневно проговорила:
– Не к лицу барону Гондвику вести себя подобно капризному, вздорному юнцу! Вы будете безропотно выполнять все, что я велю.
– Как ты смеешь?!
– Довольно! – Адоня повысила голос. – Здесь я хозяйка и ваши заносчивые окрики вам мало помогут. Попробуйте еще разок уверить меня, что от меня вам только плохо, и я на денек предоставлю вас самому себе. Не думаю, что вы сможете резвиться так же, как сейчас, и пускать в распыл силы, которые я в вас по капельке собирала.
Лиента усмехнулся.
– И что предпримет… моя благодетельница… если я откажусь выполнять… ее требования?
Адоня вдруг почувствовала всепоглощающую, огромную нежность к лежащему перед ней израненному, в окровавленных повязках мужчине. Как посмела она даже на мгновение забыть, что это – Лиента. И он искренне уверен, что она – олицетворение зла, заклятый враг его и даже будучи слабым, как ребенок, продолжает отстаивать себя. Лиента – невольный участник странной войны, самый страдающий из троих, потому что абсолютно беззащитен. Как позволила она себе забыть об этом и доставить ему лишние страдания!?
Адоня ласково тронула руку Лиенты.
– Простите меня, господин Яссон. Разумеется, я не сделаю с вами ничего ужасного, я ведь уже об этом сказала. Но и противиться мне я не позволю, иначе как мне поставить вас на ноги, а тем более – как же выйти замуж за вас? – она засмеялась и покачала головой. – Я могу, например, ввести вас в состояние полусна. Кстати, вы с удовольствием это примите, потому что слишком слабы и больше всего хотите покоя. Но я этого делать не хочу. Обуздайте на короткое время свои чувства, согласитесь на временный мир, хотя бы на видимость его.
Говоря так, Адоня сняла с очага котелок, прихватив его чистой тряпицей. Перелила содержимое в глиняную кружку, подошла к Лиенте, заглянула в глаза.
– Время пойти на взаимные уступки, – с виноватой улыбкой проговорила она.
Лиента молча отвернулся к стене.
Он почувствовал на щеке ее ладонь. Она осторожно, но решительно повернула к себе его лицо. Взгляд его был полон ярости, но… гневные слова застряли в горле – обоими ладонями она держала кружку. Но одновременно он отчетливо чувствовал ее ладонь на своей щеке! Она была сухая, чуть прохладная, от нее даже пахло малиной… Лиента почувствовал, как по спине скользнул холодок, он безотчетно дернулся, резким движением провел по лицу – жуткое наваждение исчезло.
– Испугались? – по-доброму улыбнулась Адоня. – Непонятное всегда пугает. А это даже не ведовство. Ближе к гипнозу, только немножко по-другому. Я послала вам мысль, желание свое. Если бы я его высказала, вы восприняли бы мою мысль разумом и воспротивились бы, как всему, исходящему от меня. Но я ее не высказала, и она ушла глубже, мимо сознание. Мысль разумная, не во вред, и там, глубоко внутри, вы со мной согласились. А дальше вы сами, господин барон, ваше подсознание, оформило это в какой-то образ, в ощущение. И нет здесь магии – одно только умение донести свою мысль. И не думайте, что эти демонстрации доставляют мне удовольствие. Пожалуйста, довольно.
Она подсунула руку ему под плечи, ловко приподняла и присела в изголовье постели так, что голова Лиенты легла ей на плечо. Он было напрягся, но ее ладонь легла ему на грудь.
– Чш-ш-ш, смиритесь, мой гордый пленник. Отыщите в своем положении приятные стороны и наслаждайтесь ими.
– Неужели есть и приятные? – усмехнулся Лиента.
– Разумеется. Возможность ни о чем не тревожиться, позволить другим делать это за вас. Позволить ухаживать за вами, жалеть и сострадать. Наконец, наслаждаться покоем, которого вам так не хватало в последние месяцы.
И Лиента смирился: безропотно выполнял требования Адони, покорно выпивал горькие настои и отвары, молча терпел перевязки. Он вообще молчал почти все время, а если приходилось отвечать на вопросы Адони, то ограничивался ответами короткими и односложными. Стараниями Адони дела его шли на поправку, раны затягивались быстро, что называется – на глазах. Куда труднее было исцелить его душу, пропитанную ядом черного чародейства: Лиента по-прежнему был с ней сух, ни разу взгляд его не потеплел, ответная улыбка не коснулась губ – он ни на гран не верил ей, в ее доброту и бескорыстие. Но Адоня видела и благие изменения – Лиента стал гораздо спокойнее, терпимее, глаза его уже не вспыхивали раздражением от каждого пустяка. И главное – страх ушел. Лиента обретал уверенность в себе, а значит, освобождался от влияния Эстебана.
Но в этом был и минус – почувствовав уверенность в своих силах, Лиента захотел освободиться от тягостной для него Адониной опеки.
В то утро он впервые заговорил по собственной инициативе. Коротко сказал в пространство:
– Сегодня я возвращаюсь в замок.
– Что ж, – помедлив, проговорила Адоня, – раны достаточно зажили для верховой езды. Хотя, состояние ваше несколько ухудшится после поездки, но теперь это уже не страшно. И все же, если бы вы дали мне еще дня три – вы уехали бы абсолютно здоровым и полным сил. Я ведь не очень вам досаждаю. Согласитесь, вам у меня было не очень плохо, а если совсем честно – лучше, чем в замке, спокойнее.
– Может, мне здесь и поселиться? – сухо поинтересовался Лиента.
– Нет, свое жилье я вам уступать не собираюсь, господин барон. Но окрепнете вы здесь гораздо быстрее.
– Я должен повторить то, с чего начал?
– Нет, воля ваша, онг Гондвик. После завтрака я пойду в деревню и приведу коней.
– Коней? На скольких же я поеду?
– На одном. Второй для меня.
– Разве я сказал – мы поедем?
– Простите, господин барон, а разве я собираюсь вас об этом спрашивать?
Лиента посмотрел удивленно, хмыкнул:
– Ты не глупа, значит, – не от глупости дерзишь. Силу свою чувствуешь?
Адоня вздохнула.
– Да как же я одного вас отпущу? Вам только кажется, что вы здоровы. Дорога не близкая и… как знать, не заведет ли она снова в болото.
– Про это только ты знать можешь, – зло блеснули глаза Лиенты.
Неторопливая езда и частый отдых по настоянию Адони значительно удлинили время пути. Вечерело, когда они въехали в ворота замка, устроив своим появлением радостную суматоху. (Адоня нашла способ сообщить матушке Лигите, что барон Яссон жив и скоро вернется домой, после чего в замке улеглась паника, вызванная возвращением Азгарда одного, без всадника).
Лиента устало спешился, коротко взглянул на Адоню.
– До завтрашнего утра можешь считать себя моей гостьей.
– Благодарю вас, господин барон. Это великодушно.
Он молча отвернулся от нее.
* * *
Густые фиолетовые сумерки покоем окутали замок, дневные хлопоты затихали. Погруженная в свои мысли, Адоня вошла на верхнюю, застекленную галерею.
– Приятная встреча, – неожиданный насмешливый голос заставил ее вздрогнуть.
Обернувшись, она рассмотрела в густой тени Лиенту. Он сидел у стены на маленьком мягком диване.
– Господин барон? Простите, я не увидела вас… иначе не нарушила бы вашего уединения.
– Зачем ты сюда пришла?
– Я ходила на могилу Консэля… А потом не захотелось возвращаться в маленькую комнатку, хотела посмотреть на вечернюю зорю.
– Зачем ходила на могилу старика? Может, прощения у него просила? – усмехнулся Лиента.
Адоня прислонилась головой к переплету рамы.
– Я виновата в его смерти, но иначе, чем вы думаете, барон Яссон. Консэль, действительно, стал мне единственным другом здесь.
– Если быть твоим другом столь рискованно, я предпочитаю оставаться врагом.
– А он предпочел рискнуть… хотя я его предупреждала, я знала, что с ним могут расправиться… За дружбу со мной. И еще за то, что любил вас больше собственной жизни.
– Зачем ты лицемеришь, вот сейчас? – в голосе Лиенты не было раздражения, усталость скорее. – Или это столь глубоко сидит в тебе, что стало образом жизни? Я еще могу понять, когда в основе корысть, но сейчас… Громоздишь ложь на ложь, она стала сутью тебя и всего, что вокруг тебя… Я собирался сообщить завтра…
– Слушаю господин барон.
– Завтра ты навсегда уедешь отсюда. Я не хочу, чтобы мы еще когда-нибудь встретились. Рустер проводит тебя на Энтули. Это не близко, но, надеюсь, путь не покажется слишком утомительным.
Адоне показалось, что по галерее потянуло сквозняком, она обхватила плечи.
– Будьте великодушны, ответьте на мой вопрос, онг Гондвик. Это намерение появилось после того, как мы приехали в замок?
– Какое это имеет значение?
– До замка оно было бы вашим, а здесь – чужое, которое вы выдаете за свое. Итак, мой господин, вы решили прекратить наше перемирие?
Лиента усмехнулся.
– Эти несколько дней позволили мне больше узнать тебя. Поэтому я не хочу дать тебе возможность первой напасть. Я ведь не обладаю твоими талантами, чем мне ответить? Ты говорила: "Смиритесь, барон." Теперь я говорю – смирись.
Адоня с сарказмом проговорила:
– Вы бесконечно добры, онг Гондвик. Благодарить меня столь щедро! Поистине безгранично великодушие и справедливость Яссона Гондвика!
– Не забывайся! В твоей насмешке – угроза? Поверь, мне не хочется прибегать к жестоким мерам. Вероятно, я рискую, предоставляя в твое распоряжение целую ночь… Но если ты дашь мне слово…
– Слово!? Неужели теперь вам достаточно моего слова? Да, я обещаю, что ваше… великодушие ни для кого не обернется злом. Яссон Гондвик! Онг Гондвик! Вы абсолютно уверены, что как только спровадите меня в островную тюрьму Энтули, на вас снизойдет покой? Да совсем вы в этом не уверены, вы по-прежнему будете жить в страхе. Плохой совет вы получили. А хотите, я дам вам совет? Прикажите сложить во дворе замка кучу хвороста и окажите мне последнюю честь – лично проводите на ту кучу. Вот наивернейший способ, тем более, что вы мечтали о нем. Интересно, что вас удерживает? Ведь не совесть – с нею вы легко договоритесь – разве человеческие законы порядочности применимы к нечеловеку – к ведовке? Ваш советчик давно играет со мной без всяких правил. Вероятно, боги все же хранят вас от этой ошибки, – ведь не во мне зло, не я тот Черный Человек. Без меня вы останетесь с ним один на один. Ах, господин барон, что ж вы так покорны? Разве не чувствуете душой, что это неправильно, не по доброму? Отчего же соглашаетесь? Ведь знаете – вы способны дать отпор тому черному негодяю из ваших кошмаров, и я пришла в этом помочь. Разве он не бежал от нас в ту ночь, когда я пришла к вам? – Адоня горько вздохнула. – Покойной ночи, господин барон, спите спокойно. А не облегчить ли в последний раз боль ваших ран? Может, это они не дают вам уснуть после тяжелого дня? Или все же беспокоит совесть? Не терзайтесь, мой друг. Право, не стоит того невежественная ведовка. Разве достанет у нее ума оценить ваше благородство?
Адоня повернулась и вышла из галереи.
– Приятная встреча, – неожиданный насмешливый голос заставил ее вздрогнуть.
Обернувшись, она рассмотрела в густой тени Лиенту. Он сидел у стены на маленьком мягком диване.
– Господин барон? Простите, я не увидела вас… иначе не нарушила бы вашего уединения.
– Зачем ты сюда пришла?
– Я ходила на могилу Консэля… А потом не захотелось возвращаться в маленькую комнатку, хотела посмотреть на вечернюю зорю.
– Зачем ходила на могилу старика? Может, прощения у него просила? – усмехнулся Лиента.
Адоня прислонилась головой к переплету рамы.
– Я виновата в его смерти, но иначе, чем вы думаете, барон Яссон. Консэль, действительно, стал мне единственным другом здесь.
– Если быть твоим другом столь рискованно, я предпочитаю оставаться врагом.
– А он предпочел рискнуть… хотя я его предупреждала, я знала, что с ним могут расправиться… За дружбу со мной. И еще за то, что любил вас больше собственной жизни.
– Зачем ты лицемеришь, вот сейчас? – в голосе Лиенты не было раздражения, усталость скорее. – Или это столь глубоко сидит в тебе, что стало образом жизни? Я еще могу понять, когда в основе корысть, но сейчас… Громоздишь ложь на ложь, она стала сутью тебя и всего, что вокруг тебя… Я собирался сообщить завтра…
– Слушаю господин барон.
– Завтра ты навсегда уедешь отсюда. Я не хочу, чтобы мы еще когда-нибудь встретились. Рустер проводит тебя на Энтули. Это не близко, но, надеюсь, путь не покажется слишком утомительным.
Адоне показалось, что по галерее потянуло сквозняком, она обхватила плечи.
– Будьте великодушны, ответьте на мой вопрос, онг Гондвик. Это намерение появилось после того, как мы приехали в замок?
– Какое это имеет значение?
– До замка оно было бы вашим, а здесь – чужое, которое вы выдаете за свое. Итак, мой господин, вы решили прекратить наше перемирие?
Лиента усмехнулся.
– Эти несколько дней позволили мне больше узнать тебя. Поэтому я не хочу дать тебе возможность первой напасть. Я ведь не обладаю твоими талантами, чем мне ответить? Ты говорила: "Смиритесь, барон." Теперь я говорю – смирись.
Адоня с сарказмом проговорила:
– Вы бесконечно добры, онг Гондвик. Благодарить меня столь щедро! Поистине безгранично великодушие и справедливость Яссона Гондвика!
– Не забывайся! В твоей насмешке – угроза? Поверь, мне не хочется прибегать к жестоким мерам. Вероятно, я рискую, предоставляя в твое распоряжение целую ночь… Но если ты дашь мне слово…
– Слово!? Неужели теперь вам достаточно моего слова? Да, я обещаю, что ваше… великодушие ни для кого не обернется злом. Яссон Гондвик! Онг Гондвик! Вы абсолютно уверены, что как только спровадите меня в островную тюрьму Энтули, на вас снизойдет покой? Да совсем вы в этом не уверены, вы по-прежнему будете жить в страхе. Плохой совет вы получили. А хотите, я дам вам совет? Прикажите сложить во дворе замка кучу хвороста и окажите мне последнюю честь – лично проводите на ту кучу. Вот наивернейший способ, тем более, что вы мечтали о нем. Интересно, что вас удерживает? Ведь не совесть – с нею вы легко договоритесь – разве человеческие законы порядочности применимы к нечеловеку – к ведовке? Ваш советчик давно играет со мной без всяких правил. Вероятно, боги все же хранят вас от этой ошибки, – ведь не во мне зло, не я тот Черный Человек. Без меня вы останетесь с ним один на один. Ах, господин барон, что ж вы так покорны? Разве не чувствуете душой, что это неправильно, не по доброму? Отчего же соглашаетесь? Ведь знаете – вы способны дать отпор тому черному негодяю из ваших кошмаров, и я пришла в этом помочь. Разве он не бежал от нас в ту ночь, когда я пришла к вам? – Адоня горько вздохнула. – Покойной ночи, господин барон, спите спокойно. А не облегчить ли в последний раз боль ваших ран? Может, это они не дают вам уснуть после тяжелого дня? Или все же беспокоит совесть? Не терзайтесь, мой друг. Право, не стоит того невежественная ведовка. Разве достанет у нее ума оценить ваше благородство?
Адоня повернулась и вышла из галереи.
* * *
Замок остался за спиной – темный, мрачный, погруженный в крепкий предрассветный сон. Адоня не торопилась – ей надо было обрести покой и равновесие в себе самой. Решение Лиенты было подобно тому подлому удару, который пытался провести в бою Эстебан. На сей раз он достиг цели – ранил больно. Адоня так надеялась, что Лиента возвращается в замок другим, более самостоятельным и независимым.
Она ехала то легкой рысью, то шагом, то сходила в холодные росные травы и вела лошадь в поводу. Она будила дремлющие полосы тумана, тревожила седые от росы луга.
В полдень, когда солнце встало над головой, Адоня остановилась в маленькой рощице, обнаружив на краю ее, в черемуховом бочаге, бойкий родничок. Адоня отпустила лошадь, села в тень развесистого дерева.
Неужели личина приросла к Лиенте столь крепко, что отдирать ее надо с болью, с кровью? Надо очень захотеть избавиться от нее, но Лиента не хочет, не чувствует ее, не видит опасности. Как показать ему черную сущность Эстебана? Ведь он только уверится в ее попытке оклеветать друга. Эстебан умен, предусмотрителен, но не мог он абсолютно все предусмотреть, где-то есть слабое звено, из-за которого распадется вся цепь. На отчаяние она права не имеет. Разве оружие выбито из рук? Это только жестокий, рассчитанный удар, от которого надо прийти в себя.
Адоня вздохнула. Прилетел легкий ветерок, будто ласковыми ладошками огладил лицо – не грусти! Она закрыла глаза, и показалось, что вместо корявых складок изрезанного временем дерева, плечи утонули в чем-то нежно-податливом, мягком и теплом. Лепетала дремотно листва над головой…
Адоня увидела Лиенту. Вороной стлался над высокими травами, черной стрелой пронзал рощи и перелески. Он понял, наконец! – обрадовалась во сне Адоня, вздохнула счастливо и открыла глаза.
Перед ней стоял Лиента. "Так не сон!?" – встрепенулось сердце Адони, и она радостно улыбнулась ему.
Носок ботфорта ткнулся ей в ногу.
– Вставай! Я хочу драться с тобой!
Услышать эти слова Адоня была не готова.
– Господин барон! – растерянно воскликнула она. – Неужели вы решили ссылку заменить казнью? Так разгневал вас мой побег?
– Побег?! Лживая, подлая тварь! Да, я решил тебя убить, нет другого способа прекратить твои мерзкие злодеяния!
– Но я же не обещала вам смиренно принять заключение на острове!
– Бедная, невинная овечка убегая, мимоходом режет волков!
– Не понимаю… Вы еще в чем-то меня обвиняете?
– В том, что путь свой выстилаешь смертями! – Лиента выхватил оба меча и один швырнул Адоне. – Защищай свою гнусную жизнь, коль высоко ее ценишь!
Она ехала то легкой рысью, то шагом, то сходила в холодные росные травы и вела лошадь в поводу. Она будила дремлющие полосы тумана, тревожила седые от росы луга.
В полдень, когда солнце встало над головой, Адоня остановилась в маленькой рощице, обнаружив на краю ее, в черемуховом бочаге, бойкий родничок. Адоня отпустила лошадь, села в тень развесистого дерева.
Неужели личина приросла к Лиенте столь крепко, что отдирать ее надо с болью, с кровью? Надо очень захотеть избавиться от нее, но Лиента не хочет, не чувствует ее, не видит опасности. Как показать ему черную сущность Эстебана? Ведь он только уверится в ее попытке оклеветать друга. Эстебан умен, предусмотрителен, но не мог он абсолютно все предусмотреть, где-то есть слабое звено, из-за которого распадется вся цепь. На отчаяние она права не имеет. Разве оружие выбито из рук? Это только жестокий, рассчитанный удар, от которого надо прийти в себя.
Адоня вздохнула. Прилетел легкий ветерок, будто ласковыми ладошками огладил лицо – не грусти! Она закрыла глаза, и показалось, что вместо корявых складок изрезанного временем дерева, плечи утонули в чем-то нежно-податливом, мягком и теплом. Лепетала дремотно листва над головой…
Адоня увидела Лиенту. Вороной стлался над высокими травами, черной стрелой пронзал рощи и перелески. Он понял, наконец! – обрадовалась во сне Адоня, вздохнула счастливо и открыла глаза.
Перед ней стоял Лиента. "Так не сон!?" – встрепенулось сердце Адони, и она радостно улыбнулась ему.
Носок ботфорта ткнулся ей в ногу.
– Вставай! Я хочу драться с тобой!
Услышать эти слова Адоня была не готова.
– Господин барон! – растерянно воскликнула она. – Неужели вы решили ссылку заменить казнью? Так разгневал вас мой побег?
– Побег?! Лживая, подлая тварь! Да, я решил тебя убить, нет другого способа прекратить твои мерзкие злодеяния!
– Но я же не обещала вам смиренно принять заключение на острове!
– Бедная, невинная овечка убегая, мимоходом режет волков!
– Не понимаю… Вы еще в чем-то меня обвиняете?
– В том, что путь свой выстилаешь смертями! – Лиента выхватил оба меча и один швырнул Адоне. – Защищай свою гнусную жизнь, коль высоко ее ценишь!