Чего стоит, скажем, биография конструктора судов на подводных крыльях Алексеева! Горьковчанин, молодой инженер судостроительного завода «Красное Сормово», пришедший в коллектив в 1941 году, он начал первые проработки главной идеи своей жизни ещё во время войны, причём – по прямой инициативе руководства завода. А уже на рубеже 40—50-х годов по Волге мчался первый советский «Метеор»! Это был действительно полёт в будущее над волнами самой главной и самой славной реки в Русской Вселенной! А первое в мире крылатое судно было воплощённым в сталь и стекло символом Советской России, сменившим знаменитый гоголевский образ Руси – «тройку-птицу»…
   Или – история выдающегося русского советского математика Леонида Семёновича Понтрягина, академика, Героя Социалистического Труда, в 14 лет потерявшего зрение в результате несчастного случая и уже в 28 лет – в 1935 году ставшего профессором МГУ!..
   Или…
   Впрочем, я, кажется, увлёкся. Тем более что, начиная разговор о России после 1917 года, надо кое в чем объясниться, имея в виду, прежде всего, как раз начальную эпоху в истории Советской России…
   27 марта 2009 года Станислав Говорухин в газете, которая под аббревиатурой «МК» пытается скрыть ненавистное нынешней власти (а пожалуй что – и самой редакции) название «Московский комсомолец», опубликовал статью с заголовком «И так жить нельзя»… В типично интеллигентской (то есть – изначально гнилой) манере «обличая» нынешнее положение вещей, Говорухин – один из тех, кто немало усилий приложил для того, чтобы мы потеряли наш Советский Союз, – сегодня заявляет, что «Россия из кризиса никогда не выберется…».
   Что ж, Россия, а точнее – «Россияния» говорухиных, михалко́вых-миха́лковых, путиных и медведевых не только не способна выбраться из надуманных и реальных кризисов. Она способна лишь погибнуть уже потому, что совершенно не способна (потому что не желает!) развиваться на принципах Добра. Она сама пресекает нить русской истории и в перспективе низводит Россию до уровня то ли захолустного штата США, то ли атомной полупустыни после «цивилизованной» ядерной «зачистки» «русского вопроса».
   Возможно и такое.
   А вот Россия Советская…
   Она, преобразовав себя, через пять лет после своего возникновения, в СССР, стала естественным развитием России вечной. С образованием СССР русская история не пресеклась, не началась «с чистого листа», а продолжилась и стала развиваться невиданными ранее темпами, в невиданных ранее объёмах и с невиданными по своей мощи результатами.
   Это не сразу было всеми в новой России осознано – Владимир Маяковский призывал сбросить Пушкина «с парохода истории». Но тот же Маяковский менее чем через десять лет после этого призыва написал исполненное любви к Пушкину стихотворение «Юбилейное», где признавался: «Я люблю вас, но живого, а не мумию». А через двадцать лет после Октября столетний юбилей гибели Пушкина впервые в истории России отмечался в государственном масштабе – как дата, связанная не столько со смертью поэта, сколько с его бессмертием.
   В старой России, несмотря ни на что, Добро всегда имело прочную и мощную базу. И потому в СССР – как естественном носителе Добра – стало быстро возникать много такого хорошего и удивительного, чего старая Россия не то что никогда не видела, но и мечтать о том не могла! Однако истоки СССР при этом уходили в даль тысячелетий.
   Впрочем, об этом уже сказано ранее, хотя и кратко, но – достаточно. Поэтому лучше оценим – тоже, к сожалению, кратко, – много ли правды в утверждениях относительно того, что проклятые-де большевики обманули простодушный русский народ несбыточными обещаниями райской жизни с молочными реками в кисельных берегах и обманом захватили власть в России.
   Поняв, много ли в таких обвинениях против большевиков правды, мы сможем понять и то, справедлив ли вывод антисоветчиков о якобы случайности и ошибочности Великой Октябрьской социалистической революции.
 
   В 1992 ГОДУ издательская группа «Прогресс» – «Прогресс-Академия» немалым по нынешним временам тиражом в 50 000 экземпляров выпустила в свет книгу «История советского (с маленькой буквы. – С.К.) государства. 1900—1991», написанную, как было сказано в издательской аннотации, «известным французским историком, специалистом по русско-советским исследованиям» Никола Вертом. Подчёркиваю ещё раз, что в русском названии слово «советское» применительно к понятию «государство» было дано не с большой, заглавной, а со строчной, маленькой, буквы. И это было, думаю, не случайным. Французское название выглядело иначе: «HISTOIRE DE LUNION SOVIETIQUE. 1900—1991» («История Советского Союза»), и вот уж тут слова «Советский» и «Союз» пришлось бы печатать с заглавных букв. Но для нынешних внутренних ненавистников СССР, ранее в большинстве своём подвизавшихся на «идеологическом фронте» ЦК КПСС, в советской истории с большой буквы не пишется ничто!
   Во Франции книга Никола Верта с 1990 года стала университетским учебником, в 1991 году вышло её второе издание, затем последовали перевод на итальянский, английский и…
   И – русский.
   И сразу же книга Верта была рекомендована Комитетом по высшей школе Министерства науки России в качестве учебного пособия. Сам Верт в обращении к российскому читателю сообщал, что он написал свою книгу «прежде всего для нескольких тысяч французских студентов-историков». В нарождающейся же «Россиянии» Ельцина его опус сразу же был ориентирован на минимум полсотни тысяч студентов, а с учётом рекомендации Министерства науки – и вообще на несколько сотен тысяч молодых умов.
   Каким же был главный вывод французского «историка», якобы «с волнением и даже некоторыми опасениями» представившего свою книгу «на суд российского читателя»?
   А вот таким (я привожу заключительные строки книги):
   «1991 год имеет шансы войти в историю как завершение начатого в 1917 году эксперимента, приведшего к образованию Союза Советских Социалистических Республик. Нежизнеспособность системы, которая в течение семи десятилетий в форме СССР была фактической наследницей бывшей царской империи, породила больше проблем, чем оказалась в состоянии решить…»
   Вот и всё, что смог написать француз о стране, историю которой он якобы изучил настолько, что имеет смелость преподавать её другим.
   Н-да…
   Если в таком выводе что-то и может быть для нас ценным, то это признание системной преемственности Советской России по отношению к тысячелетней России. Причём не могу не заметить – хотя бы вскользь, что говорить о системной преемственности «Россиянии» по отношению к СССР не приходится. А отсюда вытекает непреложный вывод о том, что ельциноидная «Россияния» никак не может считаться системной преемницей тысячелетней России.
   Да и может ли быть иначе, если для Ельцина, Путина, Медведева и их «ратей» стольный русский град Киев является столицей «иностранного государства»?!
   Впрочем, я опять увлёкся, а нам надо спуститься по шкале времени в русский 1917 год.
   Уже произошла Февральская революция.
   Уже была расстреляна мирная Июльская демонстрация в Петрограде.
   Уже приехал нелегально в Петроград и скрывался на конспиративных квартирах Ленин…
   На 22 октября (4 ноября по новому стилю) 1917 года в Петрограде был назначен казачий «крестный ход» – демонстрация казаков, которая задумывалась как смотр антибольшевистских сил.
   21 октября представители казачьих полков были приглашены Петроградским Советом в Смольный на совещание полковых комитетов. На совещании казаки заявили, что не пойдут против рабочих и солдат, и в ночь на 22 октября Временное правительство вынуждено было отменить «крестный ход» – вместо демонстрации силы власти он грозил стать демонстрацией её бессилия.
   А 24 октября 1917 года (6 ноября по новому стилю) Ленин с очередной конспиративной квартиры пишет письмо членам ЦК:
   «Товарищи!
   Я пишу эти строки вечером 24-го, положение донельзя критическое. Яснее ясного, что теперь, уже поистине, промедление в восстании смерти подобно.
   Изо всех сил убеждаю товарищей, что теперь всё висит на волоске, что на очереди стоят вопросы, которые не совещаниями решаются, не съездами (хотя бы даже съездами Советов), а исключительно народами, массой, борьбой вооружённых масс…
   <…>
   История не простит революционерам, которые могли победить сегодня (и наверняка победят сегодня), рискуя терять много завтра, рискуя потерять всё.
   Взяв власть сегодня, мы берём её не против Советов, а для них.
   <…>
   Правительство колеблется. Надо добить его во что бы то ни стало!
   Промедление в выступлении смерти подобно».
   В тот же день поздно вечером Ленин нелегально прибыл в Смольный и взял руководство восстанием непосредственно в свои руки. И в ночь с 6 на 7 ноября по новому стилю «социалистическая революция, о необходимости которой всё время говорили большевики, совершилась». Именно взятыми в кавычки словами Ленин сообщил об этом делегатам II съезда Советов и всему миру.
   А что, если бы Ленин до Смольного не дошёл? Что – не было бы Октября?
   А вот посмотрим!
   Ещё до того, как большевики взяли власть, в конце сентября 1917 года, Ленин, находясь в Выборге, начал писать работу «Удержат ли большевики государственную власть?». Он закончил её 1(14) октября, и в октябре же 1917 года она была опубликована в № 1—2 журнала «Просвещение». И как писал сам Ленин в предисловии ко второму изданию 1918 года: «Революция 25 октября перевела вопрос, поставленный в этой брошюре, из области теории в область практики».
   Не всё в ленинской работе выдержало испытание реальной историей. Так, расчёты Ленина на мировую революцию, которая придёт на помощь русской революции, не оправдались. Но в главном Ленин не ошибся – большевики не только взяли власть, но и удержали её.
   Почему?
   В своей работе Ленин писал:
   «После июльских дней (когда была расстреляна Июльская демонстрация большевиков. – С.К.) мне довелось благодаря особенно заботливому вниманию, которым меня почтило правительство Керенского, уйти в подполье. Прятал нашего брата, конечно, рабочий. В далёком рабочем предместье Питера, в маленькой рабочей квартире подают обед. Хозяйка приносит хлеб. Хозяин говорит: «Смотри-ка, какой прекрасный хлеб. «Они» не смеют теперь небось давать дурного хлеба»…
   Меня поразила эта классовая оценка июльских дней. Моя мысль вращалась около политического значения события, взвешивала роль его в общем ходе событий, разбирала, из какой ситуации проистёк этот зигзаг истории и какую ситуацию он создаст, как мы должны изменить наши лозунги и наш партийный аппарат… О хлебе я, человек, не видевший нужды, не думал…
   А представитель угнетённого класса, хотя из хорошо оплачиваемых и вполне интеллигентных рабочих, берёт прямо быка за рога, с той удивительной простотой и прямотой, с той твёрдой решительностью, с той поразительной ясностью взгляда, до которой нашему брату интеллигенту, как до звезды небесной, далеко. Весь мир делится на два лагеря: «мы», трудящиеся, и «они», эксплуататоры. Ни тени смущения по поводу происшедшего: одно из сражений в долгой борьбе труда с капиталом. Лес рубят – щепки летят.
   «Какая мучительная вещь, эта «исключительно сложная обстановка» революции» – так думает и чувствует буржуазный интеллигент.
   «Мы «их» нажали, «они» не смеют охальничать, как прежде. Нажмём еще – сбросим совсем» – так думает и чувствует рабочий».
   Эта цитата длинна, но она показывает, что, даже если бы Ленин не дошёл до Смольного, рабочие всё равно «нажали» бы и поставили во главе страны только того, кто готов был возглавить этот «нажим».
   То же можно сказать и о крестьянах… Ленин писал в сентябре 1917 года:
   «Довели в крестьянской стране дело до того, что всюду разливается широкой рекой крестьянское восстание! Подумайте только: в демократической республике с 80 процентами населения из крестьян довели их до крестьянского восстания…»
   Спору нет, из всего большевистского руководства Ленин был наиболее решителен и последователен, наиболее подготовлен к обеспечению успеха социалистической революции. Но сама такая революция к концу 1917 года была в России неизбежной, потому что лишь она спасала Россию, потому что Февральская буржуазно-демократическая революция не оправдала надежд народа.
   Февраль подготовили не силы Добра, и он не строился на принципах Добра. Линия Февраля вела страну к катастрофе, к краху! Поэтому большевики без Ленина, возможно, и упустили бы власть в Октябре, реакция на время в России, возможно, и победила бы, но – не более, чем на недолгое время. Возможно, власть получило бы Учредительное собрание. Но если бы это Собрание не оправдало надежд народа – а оно их не оправдало бы, то всё равно продолжались бы волнения рабочих (всё более вооружённых рабочих!), продолжались бы крестьянские восстания, питаемые уходящими с фронта «окопниками», опоясанными пулемётными лентами и с винтовками в руках…
   И катастрофа нарастала бы, а результатом всё равно оказалась бы победоносная социальная революция – только произошла бы она в ещё более разорённой стране. И лишь Гражданской войны могло бы уже не быть, потому что народная масса – если бы агония старой России затянулась – поверила бы большевикам более быстро, более решительно и безоговорочно.
   Разве что иностранная интервенция была бы по-прежнему возможна, но во главе с партией масс – партией большевиков российская масса разбила бы и интервентов.
   Наконец, Ленин к тому времени уже обессмертил себя в том смысле, что его дело неизбежно продолжалось бы и без него. Были созданные Лениным партия, её руководящее ядро, методология борьбы. Слова Маяковского: «Мы говорим «Ленин», подразумеваем «партия»…» – были не фразой, а констатацией факта.
   То есть как ни крути, а силы Зла в России уже не прошли бы – слишком велики были тогда уже силы Добра, впервые получившие в России реальный шанс на победу!
 
   МАРКС называл революции локомотивами истории, но точнее говорить о понёсших лошадях, вырывающихся из-под контроля и несущих человечество с бешеной скоростью. Да, вперёд… Но вряд ли этот способ преодоления исторического пространства можно считать оптимальным. Однако у всех революций есть ведь и объективные предпосылки. Если не ошибаюсь, Сильвен Марешаль предлагал чувствительным людям, проливающим потоки слёз над ужасами революции, пролить хотя бы несколько слезинок над ужасами, её породившими. Ведь массы выходят на улицы и идут навстречу опасностям тогда, когда не обеспечиваются или попираются какие-то ОЧЕНЬ существенные, абсолютно неотъемлемые их права, и прежде всего – право на жизнь.
   При этом те, кто честно знает и излагает историю двух революций 1917 года, не может не признавать, что главная тогдашняя «заслуга» в революционизировании России принадлежит не большевикам, а «кадетам», конституционалистам-демократам. Именно эта партия крупной буржуазии и «элитной» интеллигенции, «партия профессоров», своей политикой в предвоенные и военные годы целенаправленно вела к подрыву самодержавия, уже не устраивавшего правящую верхушку, и особенно ту её часть, которая приобретала все более космополитический, то есть вненациональный характер.
   Замечу, что для России космополитизм во все времена был синонимом не просто вненациональных сил, но – сил активно антинациональных. Поэтому неудивительно, что кадеты тесно взаимодействовали с вдохновлявшими их агентами всемирной «золотой элиты» типа английского посла Бьюкенена или американского сенатора Элиху Рута. Последний – бывший государственный секретарь – приехал в Петроград в начале июня 1917 года во главе особой миссии и полтора месяца накачивал Керенского и КО с целью продолжения Россией войны как средства окончательного нашего закабаления западным капиталом.
   Немалый вклад в возникновение кризиса внесла «творческая» и либеральная «интеллигенция».
   Это кадеты, имея в руках рычаги власти, организовывали перебои в снабжении городов; зимой в одночасье вывели из строя по всей железнодорожной сети России тысячу паровозов (в морозы не была слита вода из системы паровой конденсации) и т.д. Позднее, в конце 80-х годов, точно так же горбачёвцы и их западные наставники «организовали» в СССР пустые прилавки, талоны на колбасу, одновременно вагонами сваливая эту колбасу в овраги, и т.д.
   Между прочим, как раз кадет, товарищ министра путей сообщения Ломоносов загнал царский поезд в тупик на станции с символическим, явно заранее выбранным названием «Дно» и блокировал продвижение императора из Ставки к столице. Там, в Дне (или «на Дне»?), Николай и подписал акт отречения.
   Кадеты умело создавали неразбериху и разруху в экономике, а целью их было обрушение царизма и установление буржуазной республики или конституционной монархии по типу английской. Не приводя здесь соответствующих аргументов и подтверждающих цитат (в моих прошлых книгах их имеется в достатке), просто скажу, что вся эта кадетская «перестройка» свелась бы к тому, что Россия превратилась бы в полуколонию Запада уже к началу 20-х годов. Ведь одни краткосрочные внешние долги царской России в результате изнурительной и ненужной России войны составляли три годовых довоенных бюджета!
   Так или иначе, кадеты совершили Февральскую революцию и низложили царя. Не матрос Железняк, а ярые монархисты Владимир Шульгин и Владимир Родзянко писали текст отречения последнего российского императора.
   Однако кадеты успешно низложили царя лишь потому, что сама структурная перестройка Российского государства была необходима и обусловлена коренными интересами России. При всём при том заниматься строительством новой России в интересах народов России буржуазные либералы не собирались. И наиболее активная и развитая часть народной массы перед Октябрём осознавала это всё отчётливее. Соответственно, в течение 1917 года лишь одна политическая партия не теряла голоса избирателей, а набирала их.
   И это была партия большевиков.
   Выборы в Учредительное собрание прошли через неделю после Октября. И сразу после того, как стали известны результаты по Петрограду (6 мест из 12 получили большевики), Ленин дал интервью корреспонденту «Associated Press» Гуннару Ярросу, где подчеркивал, что это означает победу в общенациональном масштабе.
   Ленин был прав! Там, где большевики имели возможность гласно объяснить народу, в чём их цель, они почти сразу получали широкую поддержку масс. Почему большевикам отдала голоса половина избирателей в столице, где у буржуазии, у высшего чиновничества, монархистов, либеральной интеллигенции и т.д. были, безусловно, прочные позиции? Да потому, что только большевики не боялись говорить народу правду.
   А правда была тогда в том, что России надо было выбирать не между либеральной «свободой» и мифическими «молочными реками», которые якобы обещал народу Ленин (ничего подобного никогда и никому не обещавший), а между полным разрушением общества и диктатурой в интересах трудящихся.
   И вот об этом Ленин говорил громко, внятно и публично. Чуть позднее я познакомлю читателя с его классической работой «Грозящая катастрофа и как с ней бороться». А сейчас приведу выдержки из его статьи «Один из коренных вопросов революции», опубликованной в газете «Рабочий путь» (очередное название то и дело закрывавшейся властями «Правды) № 10 от 14 (27) сентября 1917 года.
   Ленин писал тогда:
   «Весь вопрос теперь в том, научилась ли чему-нибудь мелкобуржуазная демократия (то есть Временное правительство. – С.К.) за эти великие полгода, необыкновенно богатые содержанием, или нет. Если нет, то революция погибла, и только победоносное восстание пролетариата сможет спасти её. Если да, то надо начать с немедленного создания устойчивой, не колеблющейся власти…
   <…>
   Власть Советов одна только может быть устойчивой, опирающейся на большинство народа… Пока не создано такой власти, неизбежны нерешительность, неустойчивость, колебания, бесконечные «кризисы власти», безысходная комедия министерской чехарды, взрывы и справа и слева.
   <…>
   Дело вовсе не в том, чтобы изобретать «новые реформы», чтобы задаваться «планами» каких-то всеобъемлющих преобразований… В действительности же положение в России таково, что <…> неслыханная и самая грозная опасность разрухи и голода сами собой подсказали выход, сами собою <…> наметили <…> неотложные реформы и преобразования: хлебная монополия, контроль над производством и распределением, ограничение выпуска бумажных денег, правильный обмен хлеба на товары и т.д.».
   Где здесь «молочные реки»?
   Ленин раз за разом говорил о том, что у России есть три выхода: 1) сползание в хаос; 2) военная диктатура корниловцев в интересах правящей кучки; 3) диктатура пролетариев и беднейших крестьян, способная сломить сопротивление капиталистов и проявить, говоря словами Ленина, «действительно величественную смелость и решительность власти».
 
   В той же статье «Один из коренных вопросов революции» Ленин цитировал видного эсера И.А. Прилежаева, который в эсеровской газете «Дело Народа» «оплакивал», – как писал Ленин, «уход Пешехонова (одного из руководителей партии «народных социалистов» («энесов») и министра продовольствия Временного правительства. – С.К.) и крах твёрдых цен, крах хлебной монополии».
   Прилежаев сокрушался:
   «Смелости и решительности – вот чего не хватало нашим правительствам всех составов (имелись в виду разные составы Временного правительства. – С.К.)… Революционная демократия не должна ждать, она должна сама проявить инициативу и планомерно вмешаться в экономический хаос… Если где, так именно здесь нужны твёрдый курс и решительная власть».
   Ленин этот плач «слуги народа» прокомментировал так:
   «Вот что правда, то правда. Золотые слова. Автор не подумал только, что вопрос о твёрдом курсе, о смелости и решительности не есть личный вопрос, а есть вопрос о том классе, который способен проявить смелость и решительность. Единственный такой класс – пролетариат. Смелость и решительность власти, твёрдый курс её, – не что иное, как диктатура пролетариата и беднейших крестьян. И. Прилежаев, сам того не сознавая, вздыхает по этой диктатуре…»
   И где же здесь, спрашиваю ещё раз, «молочные реки»? Где «кисельные берега»? В случае прихода к власти Ленин обещал России не «царство свободы», а предельно жёсткую, твёрдую власть, которая национализирует банки, установит в стране рабочий контроль за экономикой и распределением, подавит спекуляцию, отменит помещичью собственность на землю, полностью сменит прогнивший чиновничий аппарат…
   Какое там «царство свободы»! Перед Октябрём Россия была накануне полного развала общества. Без твёрдой власти страна в считаные месяцы превратилась бы в одно «всерасейское» Гуляй-поле, по которому для начала прогулялись бы не один «батька» Махно со своими «хлопцами», а сотни разного рода «батек» и «атаманов»…
   А потом?
   А потом уж, когда российская государственность рухнула бы необратимо, в Россию были бы введены «международные силы ООН» с белозубыми и черномазыми «миротвор…»...
   Впрочем, пардон! Это уже из другой «оперы»! Это России ещё предстоит, если обитатели Русской Вселенной так ничему и не научатся и будут по-прежнему верить тем, кому уже давно верить нельзя.
   «Миротворцы ООН» – это не исключённая перспектива для нынешней России. А в ту, «гуляйпольскую» , – не управляемую большевиками – Россию после разрыва в ней всех значимых общественных связей были бы попросту введены интервенционистские полицейские силы Антанты. И в той России не нашлось бы сил организовать противодействие интервенции, со всеми, как говорится, вытекающими из этого последствиями. Для иллюстрации сказанного приведу всё же одну показательную цитату, которую предлагал вниманию читателей своих книг уже не раз – цитата того стоит.
   4 января 1920 года один из лидеров кадетской партии профессор П.Н. Милюков писал из Лондона в Россию графине Паниной:
   «Теперь выдвигается (на Западе. – С.К.) в более грубой и откровенной форме идея эксплуатации России как колонии (выделение Милюкова. – С.К.) ради её богатств и необходимости для Европы сырых материалов…»
   От комментариев воздержусь – параллели и так напрашиваются сами собой. Не так ли?
   Отвернуть Россию от таких перспектив могли лишь Ленин и партия Ленина. Вот ещё одна, тоже уже не раз приводившаяся мной ранее, убийственная для антикоммунистов и антисоветчиков цитата:
   «…Инспирируемое сэром Генрихом Детердингом (международный «нефтяной» король, лишившийся в Баку немалого количества нефтяных скважин. – С.К.) или же следуя просто старой программе Дизраэли-Биконсфильда (британский лорд из евреев, самый деятельный ненавистник России во второй половине XIX века. – С.К.), британское министерство иностранных дел обнаружило дерзкое намерение нанести России смертельный удар…
   Вершители европейских судеб <…> надеялись одним ударом убить <…> возможность возрождения сильной России <…> С <…> другой стороны – на страже русских интересов стоял не кто иной, как… Ленин, который в своих постоянных выступлениях не щадил сил, чтобы протестовать против раздела бывшей Российской империи».