Страница:
Когда Джастин исполнилось тридцать, она было собралась пройти курс психотерапии, но решила, что это займет слишком много времени, а пользы от него, судя по ее подругам, немного. Она даже подумывала, не выйти ли ей замуж за более-менее подходящего человека, а потом быстро развестись, чтобы пройти обычный ритуал. Тогда бы никто уже не задавался вопросом, который она постоянно читала в глазах окружающих: почему она не выходит замуж? Но от этого ее удержали гордость и здравый смысл, и еще то, что она и без развода чувствовала себя полноценной личностью. Пусть люди думают о ней все, что угодно, – ей наплевать. Да, конечно, у ее матери было довольно однобокое представление о мужчинах, но, понаблюдав за перипетиями любовной жизни своих манекенщиц, Джастин пришла к выводу, что на мужчин полагаться нельзя, что мать права и выражение «хороший мужчина» – это просто нонсенс.
Несколько месяцев назад, когда мама поняла, что жить ей осталось недолго, она позвонила Джастин домой и сказала ей, что ее отец – Жак Некер.
– Почему ты решила рассказать мне об этом сейчас? Мне уже, слава богу, тридцать четыре года, – сказала Джастин, которую это и удивило, и рассердило. – Мне не нужен отец, которого я не знаю. Ты что, забыла, я выросла без него. И зачем ты так долго ждала, мама, целых двадцать лет, если все равно собиралась мне об этом рассказать?
– Я не собиралась ничего тебе рассказывать, дорогая. Тебе знать и не надо было, а он этого не заслужил. Я понятия не имела, что с ним, пока он не преуспел и о нем не стали писать повсюду. Когда он женился, я ждала, что у него появятся дети. Шли годы, и я узнала, что детей у него нет. Теперь, когда мой конец близок, я по-другому смотрю на вещи и понимаю, сколького я из-за него лишилась. Он забрал у меня мою жизнь, Джастин, а я, девочка, не верю, что нас ждет что-либо после смерти. Поэтому я решила отомстить ему. Только это меня хоть немного утешит.
– Как отомстить, что ты, мама?
– Альбомы с фотографиями, – ответила мать, презрительно рассмеявшись.
– С фотографиями? С какими… с моими?
– Да. Начиная с той, которую сделали, как только ты родилась. Фотографии, на которых я тебя купаю, еще совсем крошку, твой первый день рождения, ты в детском саду, в школе, в детских спектаклях, лучшие снимки, сделанные, когда ты была моделью… Все альбомы теперь у него. Мне они больше не понадобятся.
– Почему?!
– Пусть он поймет, чего лишился в жизни. Пусть пострадает… С моими страданиями это не сравнить, но все же… Мне этого будет достаточно. Разве непонятно?
– Но что… Что он сделает? – спросила она, пораженная жестокостью, звучавшей в голосе матери
– Дорогая Джастин, а что он может сделать? Он не может ни обидеть тебя, ни помочь тебе. Ты, как и я, не зависишь от мужчин. Но я могу представить себе, что он будет чувствовать, и мне этого достаточно, чтобы умереть спокойно. – Мать долго молчала, измученная разговором. Уже позже, когда Джастин приехала к матери, чтобы провести с ней последние дни, она увидела на ее губах улыбку победительницы. Ее поддерживала мысль, что она все-таки нашла способ отомстить Некеру. После этой беседы Хелена Лоринг замкнулась в себе, с Джастин почти не разговаривала, ни улыбка эта таилась в уголках ее губ почти до самой смерти, которая наступила через несколько дней.
Письма от Некера стали приходить спустя неделю после смерти матери. Джастин долго думала, что делать, а потом решила просто отсылать их назад нераспечатанными. Так она чтила память покойной, так и только так она могла отблагодарить ее за то, что мать отдала ей лучшие годы жизни, которую разрушил Жак Некер.
Она наконец расслабилась, дом баюкал ее, успокаивал. Куда бы она здесь ни взглянула, везде она видела результаты тяжелого десятилетнего труда. Дом она купила три года назад, когда цены на недвижимость в Нью-Йорке немного упали, и ни секунды об этом не жалела, даже выписывая каждый месяц огромный счет по закладным. «Удивительно приятно, – думала Джастин, прихлебывая чай, – иметь свой собственный дом, который стоит здесь уже сто лет, в котором жили многие поколения людей».
Правда, после ста лет эксплуатации дом был в таком состоянии, что нуждался, как выразился агент по продаже недвижимости, «в заботе и внимании». Будь он в отличном или хотя бы в хорошем состоянии, Джастин не могла бы позволить себе купить четырехэтажный дом в районе 60-х улиц. «Забота и внимание, черт подери!» – думала Джастин, продолжая любоваться мраморной каминной доской. Если бы ее бедный домик был человеком, его немедленно следовало бы положить в больницу, а потом отправить месяца на три в санаторий.
Крыша была в порядке, об этом она позаботилась сразу, как переехала, но все остальное было приблизительно в том же состоянии, в каком было при покупке. Она сделала только косметический ремонт, переклеила обои и расставила свои любимые викторианские безделушки так, чтобы необходимость капитального ремонта не бросалась в глаза.
На аукционах и в антикварных лавках Джастин всегда привлекали вещи немодные, потрепанные, часто сломанные – потертые коврики и подушки, зеркала с потемневшей от времени амальгамой, мебель с облезлой позолотой, то есть все то, что торговцы называли, пожимая плечами, «траченым».
Возможно, это была защитная реакция на весеннюю свежесть и безупречность девушек, которых она видела каждый день, а может – на безликие современные интерьеры, в которых не было даже намека на ностальгию по прошлому, но стоило Джастин увидеть стул или лампу, которым нужно было пристанище, и она тут же брала их под свою опеку.
Но всему есть предел. Даже Джастин в конце концов оказалась загнанной в угол дышащим на ладан отоплением, еженедельно протекающими трубами и кухней с ванной, настолько старомодными, что домработницы задерживались у Джастин всего на несколько месяцев, хотя их просили только убираться и оставлять какой-нибудь ужин в холодильнике. «А этого не скроешь никакими викторианскими безделушками», – мрачно думала Джастин, ожидая прихода строительного подрядчика с отличными рекомендациями.
Ну откуда она знает, что он ее не оберет до нитки? Интересно, почему про подрядчиков это известно заранее? Чем они заслужили столь устойчивую репутацию? Если когда-нибудь Джастин и жалела о том, что не замужем, так это сейчас. Переговоры с подрядчиком должны ложиться на плечи мужчины, а не женщины, хотя бы до тех пор, пока не появятся на свете первые подрядчики-женщины. «Для этого, и только для этого нужен муж», – думала она.
Тут раздался звонок в дверь, и она пошла открывать. Хотя бы пунктуален, но он таким и должен быть, это же лучший способ произвести благоприятное впечатление, получить работу и начать дырявить стены и полы во всех комнатах, а потом исчезнуть, не отвечая на телефонные звонки и оставив ее с таким кошмаром, за который уже ни один другой подрядчик не возьмется. Да, эти штучки ей известны, но она тоже кое-что приготовила, напомнила себе Джастин, открывая дверь.
– Мисс Лоринг? Я – Эйден Хендерсон, – сказал мужчина, неожиданно радушно улыбнувшись. «Очень умно, – подумала Джастин, пожимая ему руку. – Человек несведущий даже может поначалу принять его за порядочного».
Джастин отличалась умением оценивать людей с первого взгляда, она интуитивно чувствовала человека, только мельком на него посмотрев, и научилась при ближайшем знакомстве уже уточнять для себя детали.
Эйден Хендерсон казался человеком честным, надежным, сведущим. «А каким ему еще казаться? – подумала она подозрительно. – Как еще маскироваться подрядчику? Честный вид – это оттого, что у него открытый взгляд, голубые глаза, симпатичный сломанный нос, хорошей формы голова и еще много чего. Он приятен на вид, но не чересчур красив, что было бы подозрительно. Он высокого роста, что, увы, внушает доверие – по статистике, чем выше кандидат, тем больше у него шансов победить на выборах; крепкого сложения, у него очки в роговой оправе – а, вот откуда впечатление надежности. Очки – это отличная деталь», – холодно отметила она, готовая поспорить, что со зрением у него все в порядке.
Хуже всего то, что и одет он был со вкусом – как бы человек физического труда (а у подрядчиков труд физический?), но имеющий некоторое образование. В меру поношенная спортивная куртка, приличный твидовый пиджак, расстегнутая у ворота темно-синяя рубашка – этот Эйден Хендерсон не такой уж простак. Наверное, он работал над своим имиджем долгие годы.
– Я в восторге от вашего дома, – сказал он, когда она вешала его куртку на вешалку.
– Как вы можете что-нибудь говорить, не осмотрев его? – спросила Джастин настороженно.
– Им можно восхищаться, и не осматривая его внутри, – рассмеялся он. – Снаружи он отлично сохранился. Много ли в округе осталось таких домов?
– Наверное, тысячи, – бросила она через плечо, ведя его в гостиную. – Или десятки тысяч.
– Вовсе нет. Обычно люди сносят наружную лестницу на первый этаж и делают вход прямо с улицы.
– Правда? Что ж, рада за них. Хотите чаю? – спросила она как можно суше.
– Это было бы здорово, спасибо, – ответил Хендерсон, идя за ней на кухню. – Боже мой!
– Да, – сказала Джастин, не сдержав улыбки. – У многих ли сохранилась та плита, которую установили сто лет назад?
– И даже тот же самый чайник.
– Нравится? – спросила она.
– Ужасно! Это что-то потрясающее – словно путешествуешь во времени. Рей Брэдбери наоборот. Можно? – спросил он, усаживаясь за кухонный стол.
Джастин ждала, когда закипит чайник, и краем глаза наблюдала за подрядчиком. Для Армани слишком американец, профессионально классифицировала она, для Ральфа Лорена резковат, для Кальвина Кляйна, безусловно, крупноват, Тимберленд любит авантюризм. Может, «Мэн»? Нет, там надо что-нибудь экстравагантное. Для чего бы он подошел? «Мальборо» – наверное. «Докерс»? Пожалуй. «Господи, ну он же не модель, – напомнила она себе, заваривая чай, – он подрядчик, хитрый, вероломный и изворотливый».
– Вы давно владеете этим домом? – спросил Эйден Хендерсон, кладя в чай сахар.
– Четыре года, – ответила Джастин, садясь за стол.
– А какие работы вы собираетесь произвести?
– Чем меньше, тем лучше. Я бы вообще тут ничего не трогала, но мне сказали, что кое-чем просто необходимо заняться.
– Вашему мужу тоже нравится все викторианское?
– К счастью, мне не надо советоваться с мужем по вопросам интерьера. Или чего-нибудь еще. Скажите, мистер Хендерсон, а одежду вам выбирает жена? – спросила она неожиданно для себя самой.
– Нет. Она ушла в лучший мир.
– Ох, простите… я не знала…
– Она не умерла, – поспешно добавил он. – Она ушла к парню, который все шьет себе на заказ. «Сулка». И «Данхилл», кажется.
– Понятно.
– Такова жизнь, – бодро сказал он. – Хорошо, что детей не было. У вас есть дети?
– Конечно, нет.
– Я не обидел вас своим вопросом?
– Теоретически – нет, но, поскольку я только что сказала, что не замужем, то, наверное, да.
– Я понял, что вы замужем. Про вас иначе и не скажешь. Если, конечно, вы не лесбиянка.
– Вышло так, что нет, но что это за вопрос? Вам что, нужна такого рода информация о людях, которые собираются нанять вас на работу?
– Мисс Лоринг, подрядчику надо рассказывать все. Иначе как он поймет, что именно вам нужно?
– Мне нужны тепло в доме и горячая вода, – ответила Джастин, не сдержав улыбки.
– Это я вам обещаю, – уверил он ее. – С этого надо начинать. Но вы, возможно, поймете, что хотите чего-нибудь еще.
– Ага! Теперь вы начнете уговаривать меня переделывать то, что я вовсе не собираюсь переделывать.
– Ни за что. Можем остановиться на отоплении и горячей воде, – серьезно сказал Эйден Хендерсон. – Я беру десять процентов за то, что договариваюсь об объеме работ, нанимаю хороших исполнителей и слежу за тем, что они делают. Работы у меня достаточно, и сюда я пришел по просьбе ваших друзей, которые считают, что вам нужен подрядчик. «Срочно нужен», – так они сказали. «Она в отчаянном положении, Эйден, пожалуйста, постарайтесь ей помочь».
– Где вы учились? – спросила вдруг Джастин, лишь бы не говорить о том, как необходимы ей его услуги.
– В университете Колорадо. Я из Денвера.
– Футбол? – саркастически хмыкнула она. Ковбой, поэтому и выглядит таким стопроцентным американцем.
– Нет. Легкая атлетика и бокс. И, естественно, лыжи.
– Разумеется. Как это я сразу не догадалась, что вы не могли не заниматься лыжным спортом.
– Какая сложная фраза. А что вы, собственно, хотели этим сказать?
– Наверное, я просто завидую людям, которые могут позволить себе кататься туда-сюда по горам, вызывая при этом всеобщее восхищение. Я начала работать с семнадцати лет.
– И чем вы занимались?
– Была манекенщицей.
– Я так и подумал. Честно говоря, ваша фотография висела у меня над кроватью, когда я был студентом.
– Если вы знали, то зачем же спрашивали?
– Это было… дайте сосчитать, сейчас мне тридцать шесть, значит – шестнадцать лет назад. Вы были потрясающим ребенком. Но сейчас вы настолько красивее, что может показаться, что вы просто другой человек.
– Только отопление и горячая вода, ничего больше!
– Все еще думаете, что я собираюсь вас раскручивать? Послушайте, – сказал Эйден серьезно, – давайте я найду вам другого подрядчика, а мы начнем все сначала.
– Что начнем?
– Мне кажется, что вы поняли.
– Серьезно? – спросила Джастин с иронией.
– Совершенно серьезно. – Он снял очки и внимательно на нее посмотрел. – Абсолютно серьезно.
– Нет, – ответила Джастин. «Я же стараюсь быть благоразумной, – думала она, – и руководствоваться только здравым смыслом, какое к этому имеет отношение его шрам над бровью и еще один, чуть побольше, – на подбородке, из-за которых он кажется таким симпатичным, таким надежным человеком, ну прямо Харрисон Форд». Спортивные травмы? Следы боксерских боев? Автомобильная катастрофа? И тут Джастин с ужасом поняла, что ей безумно хочется об этом узнать.
– Нет? Что – нет? – спросил Эйден, смущенный ее прямым ответом.
– Мне не нужен другой подрядчик. Считайте, что вы наняты.
– Отлично. А теперь я могу пригласить вас поужинать?
– Это совершенно другое дело.
– И каков будет ответ?
– С удовольствием принимаю приглашение. – Первое впечатление всегда верное, напомнила себе Джастин, делая страшное умственное усилие, и вообще не правильно, не по-американски относиться к человеку с предубеждением только потому, что он – представитель сомнительной профессии. Это все равно что не участвовать в голосовании потому, что не доверяешь политикам. В корзине могут попасться и хорошие яблоки.
– Завтра?
– А почему не сегодня? Я умираю с голоду. И микроволновая печь у меня сломалась, – соврала Джастин.
– Нельзя пользоваться микроволновой печью в такой кухне. Пробки вылетят.
– Значит, плохо мое дело, да?
– Это плохо только для Ист-Сайда. Итальянская кухня? Тайская? Мексиканская?
– А вы едите… мясо? – спросила Джастин. Ей почему-то захотелось оставить его здесь, на кухне, в ее доме.
– Конечно. И мартини пью.
– Кажется, мне необходим бифштекс. Я немного… ослабла.
«Кокетничаешь, – сурово сказала себе Джастин, – кокетничаешь, как старая полковая лошадь». Она стала кокетничать, как только его увидела, хотя он, естественно, об этом и не подозревал. И ей не было стыдно ни капельки.
– Я тоже. Но это – приятная слабость.
Джастин смотрела на его руки, пытаясь все-таки опомниться. Но руки у Эйдена были большие и мягкие, надежные. У него замечательные пальцы. Ей захотелось взять его руки в свои. Джастин взяла со стола очки Эйдена и посмотрела в них, но ничего разглядеть не могла – все расплывалось. Значит, настоящие. Она положила очки обратно и вдруг подумала, какой у него беззащитный вид. Беззащитный, добрый, несет с собой тепло и горячую воду… Кто осудит ее за то, что она его наняла?
– Бифштекс я могу приготовить прямо здесь, – предложила она, сообщая о том, что пришло ей в голову несколько секунд назад. – Конфорки пока что работают, а бифштексы у меня есть. В буфете – бутылка джина. А еще – вермут и даже… – Она судорожно пыталась придумать что-нибудь еще.
– Даже?
– Даже маринованные луковки для коктейля. Могу сделать «Гибсон». У меня прирожденный талант к коктейлям.
– За «Гибсон» я все отдам.
– Значит, решено? – спросила Джастин с видом гостеприимной хозяйки. Эйдену Хендерсону предстояло попробовать единственное блюдо, которое она умела готовить. А детали контракта они обговорят позже.
6
Несколько месяцев назад, когда мама поняла, что жить ей осталось недолго, она позвонила Джастин домой и сказала ей, что ее отец – Жак Некер.
– Почему ты решила рассказать мне об этом сейчас? Мне уже, слава богу, тридцать четыре года, – сказала Джастин, которую это и удивило, и рассердило. – Мне не нужен отец, которого я не знаю. Ты что, забыла, я выросла без него. И зачем ты так долго ждала, мама, целых двадцать лет, если все равно собиралась мне об этом рассказать?
– Я не собиралась ничего тебе рассказывать, дорогая. Тебе знать и не надо было, а он этого не заслужил. Я понятия не имела, что с ним, пока он не преуспел и о нем не стали писать повсюду. Когда он женился, я ждала, что у него появятся дети. Шли годы, и я узнала, что детей у него нет. Теперь, когда мой конец близок, я по-другому смотрю на вещи и понимаю, сколького я из-за него лишилась. Он забрал у меня мою жизнь, Джастин, а я, девочка, не верю, что нас ждет что-либо после смерти. Поэтому я решила отомстить ему. Только это меня хоть немного утешит.
– Как отомстить, что ты, мама?
– Альбомы с фотографиями, – ответила мать, презрительно рассмеявшись.
– С фотографиями? С какими… с моими?
– Да. Начиная с той, которую сделали, как только ты родилась. Фотографии, на которых я тебя купаю, еще совсем крошку, твой первый день рождения, ты в детском саду, в школе, в детских спектаклях, лучшие снимки, сделанные, когда ты была моделью… Все альбомы теперь у него. Мне они больше не понадобятся.
– Почему?!
– Пусть он поймет, чего лишился в жизни. Пусть пострадает… С моими страданиями это не сравнить, но все же… Мне этого будет достаточно. Разве непонятно?
– Но что… Что он сделает? – спросила она, пораженная жестокостью, звучавшей в голосе матери
– Дорогая Джастин, а что он может сделать? Он не может ни обидеть тебя, ни помочь тебе. Ты, как и я, не зависишь от мужчин. Но я могу представить себе, что он будет чувствовать, и мне этого достаточно, чтобы умереть спокойно. – Мать долго молчала, измученная разговором. Уже позже, когда Джастин приехала к матери, чтобы провести с ней последние дни, она увидела на ее губах улыбку победительницы. Ее поддерживала мысль, что она все-таки нашла способ отомстить Некеру. После этой беседы Хелена Лоринг замкнулась в себе, с Джастин почти не разговаривала, ни улыбка эта таилась в уголках ее губ почти до самой смерти, которая наступила через несколько дней.
Письма от Некера стали приходить спустя неделю после смерти матери. Джастин долго думала, что делать, а потом решила просто отсылать их назад нераспечатанными. Так она чтила память покойной, так и только так она могла отблагодарить ее за то, что мать отдала ей лучшие годы жизни, которую разрушил Жак Некер.
* * *
Сидя у камина в гостиной, Джастин подумала о том, что редко она так рада бывала очутиться дома. Ничего необычного в агентстве не произошло, и ни к чему ей было так выходить из себя.Она наконец расслабилась, дом баюкал ее, успокаивал. Куда бы она здесь ни взглянула, везде она видела результаты тяжелого десятилетнего труда. Дом она купила три года назад, когда цены на недвижимость в Нью-Йорке немного упали, и ни секунды об этом не жалела, даже выписывая каждый месяц огромный счет по закладным. «Удивительно приятно, – думала Джастин, прихлебывая чай, – иметь свой собственный дом, который стоит здесь уже сто лет, в котором жили многие поколения людей».
Правда, после ста лет эксплуатации дом был в таком состоянии, что нуждался, как выразился агент по продаже недвижимости, «в заботе и внимании». Будь он в отличном или хотя бы в хорошем состоянии, Джастин не могла бы позволить себе купить четырехэтажный дом в районе 60-х улиц. «Забота и внимание, черт подери!» – думала Джастин, продолжая любоваться мраморной каминной доской. Если бы ее бедный домик был человеком, его немедленно следовало бы положить в больницу, а потом отправить месяца на три в санаторий.
Крыша была в порядке, об этом она позаботилась сразу, как переехала, но все остальное было приблизительно в том же состоянии, в каком было при покупке. Она сделала только косметический ремонт, переклеила обои и расставила свои любимые викторианские безделушки так, чтобы необходимость капитального ремонта не бросалась в глаза.
На аукционах и в антикварных лавках Джастин всегда привлекали вещи немодные, потрепанные, часто сломанные – потертые коврики и подушки, зеркала с потемневшей от времени амальгамой, мебель с облезлой позолотой, то есть все то, что торговцы называли, пожимая плечами, «траченым».
Возможно, это была защитная реакция на весеннюю свежесть и безупречность девушек, которых она видела каждый день, а может – на безликие современные интерьеры, в которых не было даже намека на ностальгию по прошлому, но стоило Джастин увидеть стул или лампу, которым нужно было пристанище, и она тут же брала их под свою опеку.
Но всему есть предел. Даже Джастин в конце концов оказалась загнанной в угол дышащим на ладан отоплением, еженедельно протекающими трубами и кухней с ванной, настолько старомодными, что домработницы задерживались у Джастин всего на несколько месяцев, хотя их просили только убираться и оставлять какой-нибудь ужин в холодильнике. «А этого не скроешь никакими викторианскими безделушками», – мрачно думала Джастин, ожидая прихода строительного подрядчика с отличными рекомендациями.
Ну откуда она знает, что он ее не оберет до нитки? Интересно, почему про подрядчиков это известно заранее? Чем они заслужили столь устойчивую репутацию? Если когда-нибудь Джастин и жалела о том, что не замужем, так это сейчас. Переговоры с подрядчиком должны ложиться на плечи мужчины, а не женщины, хотя бы до тех пор, пока не появятся на свете первые подрядчики-женщины. «Для этого, и только для этого нужен муж», – думала она.
Тут раздался звонок в дверь, и она пошла открывать. Хотя бы пунктуален, но он таким и должен быть, это же лучший способ произвести благоприятное впечатление, получить работу и начать дырявить стены и полы во всех комнатах, а потом исчезнуть, не отвечая на телефонные звонки и оставив ее с таким кошмаром, за который уже ни один другой подрядчик не возьмется. Да, эти штучки ей известны, но она тоже кое-что приготовила, напомнила себе Джастин, открывая дверь.
– Мисс Лоринг? Я – Эйден Хендерсон, – сказал мужчина, неожиданно радушно улыбнувшись. «Очень умно, – подумала Джастин, пожимая ему руку. – Человек несведущий даже может поначалу принять его за порядочного».
Джастин отличалась умением оценивать людей с первого взгляда, она интуитивно чувствовала человека, только мельком на него посмотрев, и научилась при ближайшем знакомстве уже уточнять для себя детали.
Эйден Хендерсон казался человеком честным, надежным, сведущим. «А каким ему еще казаться? – подумала она подозрительно. – Как еще маскироваться подрядчику? Честный вид – это оттого, что у него открытый взгляд, голубые глаза, симпатичный сломанный нос, хорошей формы голова и еще много чего. Он приятен на вид, но не чересчур красив, что было бы подозрительно. Он высокого роста, что, увы, внушает доверие – по статистике, чем выше кандидат, тем больше у него шансов победить на выборах; крепкого сложения, у него очки в роговой оправе – а, вот откуда впечатление надежности. Очки – это отличная деталь», – холодно отметила она, готовая поспорить, что со зрением у него все в порядке.
Хуже всего то, что и одет он был со вкусом – как бы человек физического труда (а у подрядчиков труд физический?), но имеющий некоторое образование. В меру поношенная спортивная куртка, приличный твидовый пиджак, расстегнутая у ворота темно-синяя рубашка – этот Эйден Хендерсон не такой уж простак. Наверное, он работал над своим имиджем долгие годы.
– Я в восторге от вашего дома, – сказал он, когда она вешала его куртку на вешалку.
– Как вы можете что-нибудь говорить, не осмотрев его? – спросила Джастин настороженно.
– Им можно восхищаться, и не осматривая его внутри, – рассмеялся он. – Снаружи он отлично сохранился. Много ли в округе осталось таких домов?
– Наверное, тысячи, – бросила она через плечо, ведя его в гостиную. – Или десятки тысяч.
– Вовсе нет. Обычно люди сносят наружную лестницу на первый этаж и делают вход прямо с улицы.
– Правда? Что ж, рада за них. Хотите чаю? – спросила она как можно суше.
– Это было бы здорово, спасибо, – ответил Хендерсон, идя за ней на кухню. – Боже мой!
– Да, – сказала Джастин, не сдержав улыбки. – У многих ли сохранилась та плита, которую установили сто лет назад?
– И даже тот же самый чайник.
– Нравится? – спросила она.
– Ужасно! Это что-то потрясающее – словно путешествуешь во времени. Рей Брэдбери наоборот. Можно? – спросил он, усаживаясь за кухонный стол.
Джастин ждала, когда закипит чайник, и краем глаза наблюдала за подрядчиком. Для Армани слишком американец, профессионально классифицировала она, для Ральфа Лорена резковат, для Кальвина Кляйна, безусловно, крупноват, Тимберленд любит авантюризм. Может, «Мэн»? Нет, там надо что-нибудь экстравагантное. Для чего бы он подошел? «Мальборо» – наверное. «Докерс»? Пожалуй. «Господи, ну он же не модель, – напомнила она себе, заваривая чай, – он подрядчик, хитрый, вероломный и изворотливый».
– Вы давно владеете этим домом? – спросил Эйден Хендерсон, кладя в чай сахар.
– Четыре года, – ответила Джастин, садясь за стол.
– А какие работы вы собираетесь произвести?
– Чем меньше, тем лучше. Я бы вообще тут ничего не трогала, но мне сказали, что кое-чем просто необходимо заняться.
– Вашему мужу тоже нравится все викторианское?
– К счастью, мне не надо советоваться с мужем по вопросам интерьера. Или чего-нибудь еще. Скажите, мистер Хендерсон, а одежду вам выбирает жена? – спросила она неожиданно для себя самой.
– Нет. Она ушла в лучший мир.
– Ох, простите… я не знала…
– Она не умерла, – поспешно добавил он. – Она ушла к парню, который все шьет себе на заказ. «Сулка». И «Данхилл», кажется.
– Понятно.
– Такова жизнь, – бодро сказал он. – Хорошо, что детей не было. У вас есть дети?
– Конечно, нет.
– Я не обидел вас своим вопросом?
– Теоретически – нет, но, поскольку я только что сказала, что не замужем, то, наверное, да.
– Я понял, что вы замужем. Про вас иначе и не скажешь. Если, конечно, вы не лесбиянка.
– Вышло так, что нет, но что это за вопрос? Вам что, нужна такого рода информация о людях, которые собираются нанять вас на работу?
– Мисс Лоринг, подрядчику надо рассказывать все. Иначе как он поймет, что именно вам нужно?
– Мне нужны тепло в доме и горячая вода, – ответила Джастин, не сдержав улыбки.
– Это я вам обещаю, – уверил он ее. – С этого надо начинать. Но вы, возможно, поймете, что хотите чего-нибудь еще.
– Ага! Теперь вы начнете уговаривать меня переделывать то, что я вовсе не собираюсь переделывать.
– Ни за что. Можем остановиться на отоплении и горячей воде, – серьезно сказал Эйден Хендерсон. – Я беру десять процентов за то, что договариваюсь об объеме работ, нанимаю хороших исполнителей и слежу за тем, что они делают. Работы у меня достаточно, и сюда я пришел по просьбе ваших друзей, которые считают, что вам нужен подрядчик. «Срочно нужен», – так они сказали. «Она в отчаянном положении, Эйден, пожалуйста, постарайтесь ей помочь».
– Где вы учились? – спросила вдруг Джастин, лишь бы не говорить о том, как необходимы ей его услуги.
– В университете Колорадо. Я из Денвера.
– Футбол? – саркастически хмыкнула она. Ковбой, поэтому и выглядит таким стопроцентным американцем.
– Нет. Легкая атлетика и бокс. И, естественно, лыжи.
– Разумеется. Как это я сразу не догадалась, что вы не могли не заниматься лыжным спортом.
– Какая сложная фраза. А что вы, собственно, хотели этим сказать?
– Наверное, я просто завидую людям, которые могут позволить себе кататься туда-сюда по горам, вызывая при этом всеобщее восхищение. Я начала работать с семнадцати лет.
– И чем вы занимались?
– Была манекенщицей.
– Я так и подумал. Честно говоря, ваша фотография висела у меня над кроватью, когда я был студентом.
– Если вы знали, то зачем же спрашивали?
– Это было… дайте сосчитать, сейчас мне тридцать шесть, значит – шестнадцать лет назад. Вы были потрясающим ребенком. Но сейчас вы настолько красивее, что может показаться, что вы просто другой человек.
– Только отопление и горячая вода, ничего больше!
– Все еще думаете, что я собираюсь вас раскручивать? Послушайте, – сказал Эйден серьезно, – давайте я найду вам другого подрядчика, а мы начнем все сначала.
– Что начнем?
– Мне кажется, что вы поняли.
– Серьезно? – спросила Джастин с иронией.
– Совершенно серьезно. – Он снял очки и внимательно на нее посмотрел. – Абсолютно серьезно.
– Нет, – ответила Джастин. «Я же стараюсь быть благоразумной, – думала она, – и руководствоваться только здравым смыслом, какое к этому имеет отношение его шрам над бровью и еще один, чуть побольше, – на подбородке, из-за которых он кажется таким симпатичным, таким надежным человеком, ну прямо Харрисон Форд». Спортивные травмы? Следы боксерских боев? Автомобильная катастрофа? И тут Джастин с ужасом поняла, что ей безумно хочется об этом узнать.
– Нет? Что – нет? – спросил Эйден, смущенный ее прямым ответом.
– Мне не нужен другой подрядчик. Считайте, что вы наняты.
– Отлично. А теперь я могу пригласить вас поужинать?
– Это совершенно другое дело.
– И каков будет ответ?
– С удовольствием принимаю приглашение. – Первое впечатление всегда верное, напомнила себе Джастин, делая страшное умственное усилие, и вообще не правильно, не по-американски относиться к человеку с предубеждением только потому, что он – представитель сомнительной профессии. Это все равно что не участвовать в голосовании потому, что не доверяешь политикам. В корзине могут попасться и хорошие яблоки.
– Завтра?
– А почему не сегодня? Я умираю с голоду. И микроволновая печь у меня сломалась, – соврала Джастин.
– Нельзя пользоваться микроволновой печью в такой кухне. Пробки вылетят.
– Значит, плохо мое дело, да?
– Это плохо только для Ист-Сайда. Итальянская кухня? Тайская? Мексиканская?
– А вы едите… мясо? – спросила Джастин. Ей почему-то захотелось оставить его здесь, на кухне, в ее доме.
– Конечно. И мартини пью.
– Кажется, мне необходим бифштекс. Я немного… ослабла.
«Кокетничаешь, – сурово сказала себе Джастин, – кокетничаешь, как старая полковая лошадь». Она стала кокетничать, как только его увидела, хотя он, естественно, об этом и не подозревал. И ей не было стыдно ни капельки.
– Я тоже. Но это – приятная слабость.
Джастин смотрела на его руки, пытаясь все-таки опомниться. Но руки у Эйдена были большие и мягкие, надежные. У него замечательные пальцы. Ей захотелось взять его руки в свои. Джастин взяла со стола очки Эйдена и посмотрела в них, но ничего разглядеть не могла – все расплывалось. Значит, настоящие. Она положила очки обратно и вдруг подумала, какой у него беззащитный вид. Беззащитный, добрый, несет с собой тепло и горячую воду… Кто осудит ее за то, что она его наняла?
– Бифштекс я могу приготовить прямо здесь, – предложила она, сообщая о том, что пришло ей в голову несколько секунд назад. – Конфорки пока что работают, а бифштексы у меня есть. В буфете – бутылка джина. А еще – вермут и даже… – Она судорожно пыталась придумать что-нибудь еще.
– Даже?
– Даже маринованные луковки для коктейля. Могу сделать «Гибсон». У меня прирожденный талант к коктейлям.
– За «Гибсон» я все отдам.
– Значит, решено? – спросила Джастин с видом гостеприимной хозяйки. Эйдену Хендерсону предстояло попробовать единственное блюдо, которое она умела готовить. А детали контракта они обговорят позже.
6
Мы только вошли в вестибюль, который был словно пропитан ароматом сигар и дорогого одеколона, и я сразу же поняла, чем здесь пахнет. «Плаза-Атене» – один из самых роскошных пятизвездочных отелей мира, но притягивает он отнюдь не только состоятельных калек, которые раскатывали в своих инвалидных колясках по всему холлу.
Я совершенно уверена, что год назад, когда я была в Париже и жила за углом, в далеко не столь роскошном «Ла Тремуаль», типы здесь собирались те же. Этакие плейбои-космополиты, явно неженатые, которые сидят в холле, что-то пьют, посылают какие-то факсы, куда-то звонят, а на самом деле поджидают компашки вроде нашей. «Плаза» расположена на авеню Монтень, как раз напротив «Диора», рядом полно других домов моды, так что это отменный наблюдательный пункт – все новенькие манекенщицы непременно оказываются здесь.
– Детки, за мной! – сурово сказала я своим подопечным, и мы отправились на регистрацию. В Париже я бывала – ездила ознакомиться с французскими агентствами, но в роли опекунши выступаю впервые. Тут-то мне и удалось проявить свои недюжинные способности. Даже не поворачивая головы, я поняла, что мы стали событием дня. Оно и понятно: разве можно отвести взгляд от трех высоченных девок в обтягивающих брюках и тяжеленных армейских ботинках – их все манекенщицы носят зимой.
Наконец мы добрались в сопровождении изголодавшихся по чаевым посыльных, тащивших багаж, до третьего этажа, где и располагались наши номера. Я сначала проводила в их апартаменты девушек, а уж потом отправилась к себе. Только Джордан сохраняла невозмутимость, обе другие же резвились, как щенята, – распахивали дверцы шкафов, восхищались букетами цветов, вазами с фруктами, запотевшими бутылками шампанского в ведерках со льдом, щупали расшитые атласные покрывала, а чертов Майк Аарон запечатлевал все это для «Цинга».
Следует признать, ведет он себя безупречно. Работает спокойно и ненавязчиво, и девушки уже не замечают его присутствия. Они забыли, что про них снимают эпический репортаж, и ведут себя так, будто и не существует его постоянно нацеленного на них объектива. А мне хватает волнений и без этого стеклянного глаза, который ловит тебя в самые неподходящие моменты.
– Репортаж совсем не про меня, – заявила я ему еще в аэропорту Кеннеди, – а про девочек. Так что держитесь от меня подальше, Аарон. Терпеть не могу, когда меня фотографируют.
Он взглянул на меня с тем выражением лица, которое, по-видимому, должно указывать на глубокую обиду. «Черт возьми», – думала я, вспоминая, каким он был в школе. Честно говоря, он превратился из стройного, высокого и чертовски хорошенького юноши в еще более красивого мужчину. Темные волосы, темные глаза… лицо из моих девичьих снов… Счастье, что у меня уже выработался иммунитет. Так что я не позволю собой командовать! А то эти «великие» фотографы ведут себя так, словно они здесь цари и боги.
– Макси мне сказала, – возразил Майк, – что Джастин – тоже мой персонаж. Джастин осталась в Нью-Йорке, так что выбора у меня нет, ты за нее, детка. Слушай, а почему ты стесняешься объектива? Стоп! Понял! Это ты из-за носа, да?
Он схватил меня за руки и развернул лицом к свету, после чего стал меня внимательнейшим образом изучать. Я чувствовала себя выставленной на продажу подделкой, только вот подделкой чего? Казалось, он говорил мне всем своим видом: «Не путайся под ногами, здесь я решаю, а не ты».
– Со шнобелем все в порядке, – наконец соизволил успокоить меня он. Я так оскорбилась за свой нос, что даже не успела ничего возразить, а он продолжал как ни в чем не бывало:
– У половины итальянских аристократок точно такие же, – заявил он. А то я не знаю! – Американские женщины ничего не понимают в носах. Я тебе все это объясню, когда у меня выдастся свободная минутка. Может, тебе и стоит сбросить килограмм-другой, детка, но меня лично привлекают женщины с пышными формами. И, кроме того, ты совсем не похожа на этих девочек-моделей. Ты будешь являть собой контраст между моделями и обычными людьми, так что читательницы будут соотносить себя с тобой.
После чего этот наглец одарил меня своей беспроигрышной улыбкой, словно намереваясь поразить меня, простую смертную, чтобы я не успела возмутиться и покорно приняла свою участь – быть Такой же, Как Все. Улыбнись он мне так лет сто назад, когда я была юной идиоткой, я бы рухнула без сознания… Прямо ему в объятия. Я была тогда не из тех, кто упускает представившуюся возможность.
Но теперь я другая – годы пролетели, страсти улеглись.
– Джастин много лет была моделью, Суперигра, – ответила я как можно сдержаннее. – Я – простая служащая, так что правила меняются.
– «Суперигра»? Меня так никто не называл со школы.
– Аарон-Суперигра, гордость школы имени Авраама Линкольна, – хмыкнула я и послала ему одну из своих убийственных улыбочек. – Всегда готовый к победе! Я помню, как вы проиграли «Эразмусу». И все из-за тебя. Ты лично продул. Помнишь последний решающий бросок? Какой был мяч! И не долетел-то всего немного. Не повезло, а, Суперигра? Или нервы сдали?
– Ну ты и стерва!
– Одно очко и проиграли тогда. Поздравляю! Так что оставь-ка мое лицо в покое.
И он таки оставил его в покое. Во всяком случае, улыбку свою на мне больше не испытывал, а если я и попадала в кадр, то не крупным планом. Думаю, ему больше не хотелось слушать мои воспоминания о его спортивной карьере. Даже у отличных игроков бывают черные дни, а в том сезоне он играл, не считая матча с «Эразмусом», фантастически.
Я оставила Майка и Мод с девочками, которые высыпали на балкон и упивались первыми глотками парижского воздуха. Служащий отеля, не отходивший от меня ни на шаг, сопроводил меня в мой номер.
– Господи, что это?
– Мадам д’Анжель распорядилась приготовить это для вас.
Номер был огромный. Необъятных размеров полукруглая гостиная с тремя высоченными парами дверей на балкон, две спальни с громадными гардеробными и роскошными ванными комнатами, да еще сортир для гостей в коридоре у входа.
– Мадам д’Анжель не знала, какая из спален понравится вам больше – с окнами на авеню Монтень или во двор, поэтому она выбрала номер с двумя, – объяснил он. – В той, которая выходит во двор, тише.
– Но откуда цветы? – И я указала на расставленные повсюду вазы.
– Не знаю, мадам, я не читал карточек. – И он пожал плечами, как это умеют делать только французы. – Позвольте прислать вам горничную, мадам?
– Да, конечно, естественно. И еще – валиум и воды со льдом. Большую синюю таблетку, а не маленькую желтую.
– Мадам?
– Нет-нет, это я так. – До меня наконец дошло, что все это предназначалось Джастин. Когда же она послала факс, что не прилетает? И когда об этом узнал Некер? Наверняка не раньше сегодняшнего утра, иначе вокруг меня не было бы сейчас такого количества цветов, что я даже забеспокоилась, не подхвачу ли сенную лихорадку посреди зимы. Ладно, Фрэнки, лови миг удачи, переселят тебя завтра в чулан, и привет.
– Мадам д’Анжель оставила письмо для передачи вам лично в руки, – сказал он, уходя.
"Дорогая Джастин!
Добро пожаловать в Париж! Надеюсь, вы с девочками долетели успешно и уже устраиваетесь. По поручению мсье Некера приглашаю вас и трех дебютанток на неофициальный ужин, который состоится у него дома в восемь вечера. К семи сорока пяти за вами пришлют автомобиль. Если вам что-то понадобится, обратитесь к управляющему. Ему поручено выполнять все ваши поручения.
С нетерпением жду сегодняшнего вечера.
Искренне ваша Габриэль д’Анжель".
Я дважды перечитала записку. Совершенно ясно – это приказ, и ослушаться его нельзя. Какой этот Некер хладнокровный – через Габриэль пригласил Джастин на общий ужин вместо того, чтобы самому попытаться с ней встретиться.
Что же делать? Девочки придут в восторг – приглашение на ужин в первый же вечер в Париже! Право, глупо было бы ожидать, что Некер просто позвонит Джастин по телефону. Пожалуй, вечеринка действительно самый удачный вариант первой встречи.
Итак, поразмышляв, я пришла к выводу, что это самый лучший план. Есть только одно «но» – Джастин нет в Париже. Или, вернее, два – ее нет, а я есть.
Оставив горничную распаковывать чемоданы с новой одеждой, которой я так еще и не видела, я вышла в коридор. Номеров комнат девушек я не запомнила, но надо же найти их и предупредить про ужин. У лифта я заметила Майка, склонившегося над рукой стоявшей ко мне спиной блондинки. «Наш пострел везде поспел», – мрачно подумала я и поспешила пройти мимо.
Я совершенно уверена, что год назад, когда я была в Париже и жила за углом, в далеко не столь роскошном «Ла Тремуаль», типы здесь собирались те же. Этакие плейбои-космополиты, явно неженатые, которые сидят в холле, что-то пьют, посылают какие-то факсы, куда-то звонят, а на самом деле поджидают компашки вроде нашей. «Плаза» расположена на авеню Монтень, как раз напротив «Диора», рядом полно других домов моды, так что это отменный наблюдательный пункт – все новенькие манекенщицы непременно оказываются здесь.
– Детки, за мной! – сурово сказала я своим подопечным, и мы отправились на регистрацию. В Париже я бывала – ездила ознакомиться с французскими агентствами, но в роли опекунши выступаю впервые. Тут-то мне и удалось проявить свои недюжинные способности. Даже не поворачивая головы, я поняла, что мы стали событием дня. Оно и понятно: разве можно отвести взгляд от трех высоченных девок в обтягивающих брюках и тяжеленных армейских ботинках – их все манекенщицы носят зимой.
Наконец мы добрались в сопровождении изголодавшихся по чаевым посыльных, тащивших багаж, до третьего этажа, где и располагались наши номера. Я сначала проводила в их апартаменты девушек, а уж потом отправилась к себе. Только Джордан сохраняла невозмутимость, обе другие же резвились, как щенята, – распахивали дверцы шкафов, восхищались букетами цветов, вазами с фруктами, запотевшими бутылками шампанского в ведерках со льдом, щупали расшитые атласные покрывала, а чертов Майк Аарон запечатлевал все это для «Цинга».
Следует признать, ведет он себя безупречно. Работает спокойно и ненавязчиво, и девушки уже не замечают его присутствия. Они забыли, что про них снимают эпический репортаж, и ведут себя так, будто и не существует его постоянно нацеленного на них объектива. А мне хватает волнений и без этого стеклянного глаза, который ловит тебя в самые неподходящие моменты.
– Репортаж совсем не про меня, – заявила я ему еще в аэропорту Кеннеди, – а про девочек. Так что держитесь от меня подальше, Аарон. Терпеть не могу, когда меня фотографируют.
Он взглянул на меня с тем выражением лица, которое, по-видимому, должно указывать на глубокую обиду. «Черт возьми», – думала я, вспоминая, каким он был в школе. Честно говоря, он превратился из стройного, высокого и чертовски хорошенького юноши в еще более красивого мужчину. Темные волосы, темные глаза… лицо из моих девичьих снов… Счастье, что у меня уже выработался иммунитет. Так что я не позволю собой командовать! А то эти «великие» фотографы ведут себя так, словно они здесь цари и боги.
– Макси мне сказала, – возразил Майк, – что Джастин – тоже мой персонаж. Джастин осталась в Нью-Йорке, так что выбора у меня нет, ты за нее, детка. Слушай, а почему ты стесняешься объектива? Стоп! Понял! Это ты из-за носа, да?
Он схватил меня за руки и развернул лицом к свету, после чего стал меня внимательнейшим образом изучать. Я чувствовала себя выставленной на продажу подделкой, только вот подделкой чего? Казалось, он говорил мне всем своим видом: «Не путайся под ногами, здесь я решаю, а не ты».
– Со шнобелем все в порядке, – наконец соизволил успокоить меня он. Я так оскорбилась за свой нос, что даже не успела ничего возразить, а он продолжал как ни в чем не бывало:
– У половины итальянских аристократок точно такие же, – заявил он. А то я не знаю! – Американские женщины ничего не понимают в носах. Я тебе все это объясню, когда у меня выдастся свободная минутка. Может, тебе и стоит сбросить килограмм-другой, детка, но меня лично привлекают женщины с пышными формами. И, кроме того, ты совсем не похожа на этих девочек-моделей. Ты будешь являть собой контраст между моделями и обычными людьми, так что читательницы будут соотносить себя с тобой.
После чего этот наглец одарил меня своей беспроигрышной улыбкой, словно намереваясь поразить меня, простую смертную, чтобы я не успела возмутиться и покорно приняла свою участь – быть Такой же, Как Все. Улыбнись он мне так лет сто назад, когда я была юной идиоткой, я бы рухнула без сознания… Прямо ему в объятия. Я была тогда не из тех, кто упускает представившуюся возможность.
Но теперь я другая – годы пролетели, страсти улеглись.
– Джастин много лет была моделью, Суперигра, – ответила я как можно сдержаннее. – Я – простая служащая, так что правила меняются.
– «Суперигра»? Меня так никто не называл со школы.
– Аарон-Суперигра, гордость школы имени Авраама Линкольна, – хмыкнула я и послала ему одну из своих убийственных улыбочек. – Всегда готовый к победе! Я помню, как вы проиграли «Эразмусу». И все из-за тебя. Ты лично продул. Помнишь последний решающий бросок? Какой был мяч! И не долетел-то всего немного. Не повезло, а, Суперигра? Или нервы сдали?
– Ну ты и стерва!
– Одно очко и проиграли тогда. Поздравляю! Так что оставь-ка мое лицо в покое.
И он таки оставил его в покое. Во всяком случае, улыбку свою на мне больше не испытывал, а если я и попадала в кадр, то не крупным планом. Думаю, ему больше не хотелось слушать мои воспоминания о его спортивной карьере. Даже у отличных игроков бывают черные дни, а в том сезоне он играл, не считая матча с «Эразмусом», фантастически.
Я оставила Майка и Мод с девочками, которые высыпали на балкон и упивались первыми глотками парижского воздуха. Служащий отеля, не отходивший от меня ни на шаг, сопроводил меня в мой номер.
– Господи, что это?
– Мадам д’Анжель распорядилась приготовить это для вас.
Номер был огромный. Необъятных размеров полукруглая гостиная с тремя высоченными парами дверей на балкон, две спальни с громадными гардеробными и роскошными ванными комнатами, да еще сортир для гостей в коридоре у входа.
– Мадам д’Анжель не знала, какая из спален понравится вам больше – с окнами на авеню Монтень или во двор, поэтому она выбрала номер с двумя, – объяснил он. – В той, которая выходит во двор, тише.
– Но откуда цветы? – И я указала на расставленные повсюду вазы.
– Не знаю, мадам, я не читал карточек. – И он пожал плечами, как это умеют делать только французы. – Позвольте прислать вам горничную, мадам?
– Да, конечно, естественно. И еще – валиум и воды со льдом. Большую синюю таблетку, а не маленькую желтую.
– Мадам?
– Нет-нет, это я так. – До меня наконец дошло, что все это предназначалось Джастин. Когда же она послала факс, что не прилетает? И когда об этом узнал Некер? Наверняка не раньше сегодняшнего утра, иначе вокруг меня не было бы сейчас такого количества цветов, что я даже забеспокоилась, не подхвачу ли сенную лихорадку посреди зимы. Ладно, Фрэнки, лови миг удачи, переселят тебя завтра в чулан, и привет.
– Мадам д’Анжель оставила письмо для передачи вам лично в руки, – сказал он, уходя.
"Дорогая Джастин!
Добро пожаловать в Париж! Надеюсь, вы с девочками долетели успешно и уже устраиваетесь. По поручению мсье Некера приглашаю вас и трех дебютанток на неофициальный ужин, который состоится у него дома в восемь вечера. К семи сорока пяти за вами пришлют автомобиль. Если вам что-то понадобится, обратитесь к управляющему. Ему поручено выполнять все ваши поручения.
С нетерпением жду сегодняшнего вечера.
Искренне ваша Габриэль д’Анжель".
Я дважды перечитала записку. Совершенно ясно – это приказ, и ослушаться его нельзя. Какой этот Некер хладнокровный – через Габриэль пригласил Джастин на общий ужин вместо того, чтобы самому попытаться с ней встретиться.
Что же делать? Девочки придут в восторг – приглашение на ужин в первый же вечер в Париже! Право, глупо было бы ожидать, что Некер просто позвонит Джастин по телефону. Пожалуй, вечеринка действительно самый удачный вариант первой встречи.
Итак, поразмышляв, я пришла к выводу, что это самый лучший план. Есть только одно «но» – Джастин нет в Париже. Или, вернее, два – ее нет, а я есть.
Оставив горничную распаковывать чемоданы с новой одеждой, которой я так еще и не видела, я вышла в коридор. Номеров комнат девушек я не запомнила, но надо же найти их и предупредить про ужин. У лифта я заметила Майка, склонившегося над рукой стоявшей ко мне спиной блондинки. «Наш пострел везде поспел», – мрачно подумала я и поспешила пройти мимо.