Крилл Кэтрин. Леди Алекс

   — Это не имело бы смысла.
   — Вы весьма заблуждаетесь! — воскликнула она. Теперь слезы ручьями полились из ее глаз, и, прежде чем обратиться к Джонатану, она бросила быстрый взгляд на Алекс. — Пожалуйста, я… должна переговорить с вами наедине. Я приехала из такой дали, Ион. Самое меньшее, что вы можете сделать, это выслушать меня.
   Джонатан выругался про себя. Ему так не хотелось уступать ее просьбе. Больше всего он хотел отправить ее прочь. Но он подумал, что независимо от ее прошлых поступков она все же не заслуживает такого жестокого обращения.
   — Пойдемте в дом, — сказал он спокойно.
   Алекс почувствовала, как сжалось у нее сердце. Она отстранилась, когда Джонатан попытался снова взять ее за руку и повести с собой.
   — Что касается меня, то я останусь здесь, — заявила она низким дрожащим голосом.
   — Александра, я…
   — Вы и миссис Уилкокс хотите побеседовать наедине. Разве не так? — Ее глаза с упреком посмотрели на него.
   — Я вам объясню все позже, — пообещал он.
   — В этом нужды не будет, — заметила она. Ее гневный бирюзовый взгляд уперся в Гвендолин. — С вашего позволения, миссис Уилкокс, я дам указание, чтобы вас с удобством устроили в одну из наших комнат для гостей.
   — Благодарю, — с холодной небрежностью пробормотала та, даже не удостоив Алекс взгляда. Она наскоро осушила глаза невесомым кружевным платочком и развязала ленты своей шляпки из шелковой тафты.
   Алекс безмолвно смотрела, как Джонатан повернулся, взял саквояж и сопроводил их неожиданную гостью через двор в дом. Вскоре они вдвоем исчезли из виду.
   Размышляя, почему новость о том, что ее муж был некогда помолвлен с другой женщиной, так расстроила ее, Алекс нахмурилась и попыталась не обращать внимания на возникшую у нее в груди колющую боль.
   — Мы так отчаянно любили друг друга…
   Алекс вспомнила слова Гвендолин, и они прозвучали для нее насмешкой, вызвав в ней целую бурю чувств.
   «Мужчина, подобный Джонатану Хэзэрду, должен был знать великое множество женщин», — так рассуждала Алекс, глубоко и прерывисто дыша. Он же сам признался ей, что вел далеко не святую жизнь. Она могла легко представить, какой тянется за ним шлейф сердец, разбитых им во время его многочисленных поездок.
   Но Гвендолин Уилкокс была отнюдь не плодом ее воображения. Нет, нет! Эта похожая на статуэтку молодая вдова была уж слишком реальна. И она пересекла половину земного шара, чтобы повидаться с Джонатаном.
   Для какой цели?..
   В небе прокатился раскат грома. При приближении бури между деревьями стал завывать ветер. Придерживая юбки, Алекс нерешительно взглянула в сторону дома. Она не хотела вновь попасть под ливень. Оказавшись перед выбором — искать ли убежище в амбаре или вернуться на веранду, она предпочла второе. Но поступив так, она должна была слышать каждое слово, долетавшее до нее через открытое окно…
 
   Джонатан стоял перед камином. Гвендолин сидела на диване, расправив вокруг себя свои бархатные юбки и расстегнув жакет для верховой езды, под которым виднелась белая блузка для игры в хоккей на траве.
   — Может быть, вы хотя бы предложите мне освежиться, Ион? Дорога к вам оказалась такой долгой и утомительной. Не могу понять, как вам удается выдерживать такую адскую жару. — Она сняла жакет и отбросила его в сторону, а потом подняла руку, чтобы удостовериться, в порядке ли ее модный шиньон.
   Подойдя к стоящему у двери серванту, Джонатан налил стакан воды и подал его Гвендолин. Обычно он выступал более гостеприимным хозяином, но ему отнюдь не хотелось привечать эту посетительницу Бори.
   — Когда вы приехали в Австралию? — спросил он.
   — Три дня назад. — Перед тем как приступить к дальнейшим разъяснениям она жадно выпила воду. — Я хотела тут же направиться к вам, но была совершенно вымотана после путешествия через океан.
   — Скажите мне правду, Гвендолин, зачем вам надо было приезжать? — Вернувшись к камину, Джонатан настойчиво смотрел на нее ничего не выражающим взглядом. — Неужели вы надеетесь заставить меня поверить, что приехали лишь ради прошлого?
   — Я сказала вам, что должна была повидать вас! Пять лет я ждала, пять долгих лет, не получив от вас ни слова…
   — Вы забыли, что вышли замуж? Я сомневаюсь, что ваш муж разрешил бы вам переписываться с бывшим любовником.
   — Вы что, все еще сердитесь на меня? — спросила она тоном избалованного ребенка. — Ради всего святого, Ион! Я дорого заплатила за свои ошибки. Моя жизнь с Генри была невыносимой.
   — Вам следовало бы это понять заблаговременно.
   — Но как я могла догадаться, что он окажется таким подлым эгоистом? Ведь я была так молода и одинока. Я, конечно, любила вас, но я… я запуталась. Я боялась, что вы никогда не вернетесь с войны, а Генри соблазнил меня своими заверениями в преданности. Если бы вы только не уехали!
   — Вы могли бы подождать, Гвендолин, — заметил он. И вновь у него на губах заиграла слабая насмешливая улыбка. — Другие женщины ждали.
   — Я отличалась от них, — горячо возразила она. — Вы же знали, какой уязвимой я была, как легко на меня можно было повлиять. По своей натуре я всегда была очень страстной. — Она вновь поднесла платок к носу и заплакала. — О, Ион! Как вы можете быть таким жестоким? После всего того, что мы значили друг для друга?..
   — Но какое это имеет значение сейчас? Что миновало, то миновало. — Его красивое лицо было непроницаемо, и в его взоре не было ни капли тепла, когда он ей сказал: — Если вы проделали весь этот путь, чтобы попросить извинения, то вы уже добились своей цели и можете заказывать обратный билет на родину.
   — Да, я действительно приехала, чтобы просить вас простить меня. — Она резко поднялась и быстро пересекла комнату, чтобы положить свою вымаливающую прощения ладонь на его руку. Когда она посмотрела ему в глаза, ее взор был мягким и соблазняющим. — Но была и еще одна причина, о которой вы, должно быть, уже догадались. Я, Ион, никогда не переставала любить вас. И я не могу поверить, что вы больше ничего ко мне не испытываете.
   — Вы забыли, что у меня есть жена? — бросил он ей встречный вопрос, и в глубоком тембре его голоса прозвучало удивление.
   — Ах да! Эта ваша краснеющая от смущения особа, — презрительно бросила она. — Я могу поспорить, что эта рыжая лисичка чем-то заманила вас в брак. — Круто повернувшись, она подошла к серванту. На этот раз она налила себе бренди и залпом проглотила яркую, огненно-янтарного цвета жидкость. Когда она вновь повернулась к Джонатану, то он увидел, что ее лицо покрылось краской гнева. — Она не та женщина, которая нужна подобному вам мужчине. А я — именно такая, и вы это знаете. Вы не могли забыть часы, которые мы провели друг у друга в объятиях, моя самая дорогая любовь. Вы не могли забыть, как нам едва удавалось скрывать свою страсть. Конечно же, вы должны помнить, как я украдкой убегала из дома, чтобы встретиться с вами, как я…
   К этому времени Алекс уже услышала более чем достаточно. Она поняла, что Джонатан делил с Гвендолин то же самое, что он делил с ней, и это довело ее до белого каления. Она испытывала чудовищную смесь боли и ревности. Одно дело — интересоваться прошлым своего мужа, и совсем другое — удовлетворить свое любопытство с такой ужасной, приводящей в смятение ясностью.
   Лицо Алекс стало белым как мел. Испытывая сердечную, боль, она поспешно спустилась по ступенькам и пересекла двор. Она бесцельно углубилась в поле, совершенно забыв, что в любую минуту может разразиться буря.
 
   Когда Алекс ушла, спор в комнате становился с каждым своим витком все более откровенным.
   — Можете ли вы положа руку на сердце сказать, что больше не желаете меня? — спросила Гвендолин, вновь приблизившись к нему. Она положила руки ему на плечи, но этим добилась лишь того, что он крепко схватил ее запястья и заставил опустить руки вниз.
   — Да, могу. А счастливые воспоминания, о которых вы говорите, уже давно поблекли.
   — Нет! — Яростно опровергая его слова, она затрясла головой так, что ее пышные груди заколыхались под облегающей их блузкой. — Вы клялись, что будете любить меня вечно.
   — Это была ошибка с моей стороны, — охотно согласился Джонатан. Он скрестил руки у себя на груди и властным, жестким взглядом вынудил ее опустить глаза. — Ну а что ваш покойный муж, столь зловредный мистер Уилкокс? Вы говорили, что он умер всего лишь год назад. Не нужно обладать мозгом ученого, чтобы подсчитать, что вы горевали не так уж долго. Ведь, судя по всему, вы должны были поднять паруса уже через несколько коротких месяцев после его кончины.
   — Почему я должна считать себя лицемеркой? Он был по отношению ко мне непростительно жесток!
   — Во всяком случае, так утверждаете вы.
   — Ваша мать подтвердит справедливость моих слов. Она была всегда готова с симпатией выслушать меня. Я останусь вечно ей благодарна за ее доброту.
   Гвендолин снова вздохнула, и ее глаза засияли светом, который, как она надеялась, был захватывающе лучезарным.
   — Она мне показывала ваши письма, Ион. Я впитывала каждое их слово. Вот тогда-то я и решила, что должна ехать.
   — У моей матушки всегда было очень доброе сердце. — Он улыбнулся сам себе и заметил: — Только очень странно, что в своих письмах она ни разу не упомянула о вас.
   Он вспомнил, что его сестра писала ему о Гвендолин, но это было много лет назад. Тогда она посчитала своим долгом сообщить ему, что замужество Гвендолин обернулось широко обсуждаемой катастрофой. Ходили слухи о непристойном поведении и ее, и ее мужа, о скандальных суммах, расходуемых на наряды, званые приемы и мебель, о яростных ссорах супругов. Хотя все эти новости и не доставляли ему удовольствия — к тому времени он уже давно пережил и сердечную боль, и чувство мести, — его это совсем не удивляло.
   — Полагаю, что она хотела избавить вас от новой боли, — вздохнула Гвендолин и вернулась на диван. — А потом, когда Генри умер, я просила ее не сообщать вам об этом. Мне кажется, я всегда знала, что приеду в Австралию, найду вас и мы наконец опять будем вместе. — Она снова повернулась к нему лицом, и из глаз ее хлынул новый поток слез. — Прошу вас, Ион! Поймите, я уже достаточно настрадалась. Конечно, вы не можете сомневаться в искренности моего желания исправить ошибки юности. Особенно теперь, когда я столько выстрадала, чтобы разыскать вас.
   — Уже слишком поздно, Гвендолин. — В его голосе не было ни страдания, ни печали. Одна лишь жалость. — Мне жаль, что ваша жизнь оказалась не такой, к какой вы стремились. Но возврата к прошлому быть не может. Вы могли бы избежать трудностей и расходов на поездку, если бы…
   — Вы хотите меня наказать? — вскинулась она. — Честно говоря, я не могу винить вас за это, так как знаю, что причинила вам боль. Именно из-за меня вы оказались вынуждены провести целых пять лет вдали от дома. Но разве вы не понимаете? Это лишь доказывает, насколько глубоки и неотвратимы ваши чувства ко мне. Ведь не было и нет никакой другой причины, которая заставила вас оказаться так далеко от всего, что вам дорого, и поселиться в этой страшной, Богом забытой стране.
   — Сначала действительно именно вы были причиной, которая удерживала меня здесь, — признался он. — Но это было только на первых порах. А потом случилось так, что я теперь считаю эту «страшную, Богом забытую страну» своим домом.
   — Вы не можете так думать! Возвращайтесь со мной в Балтимор. — Она опять подбежала к нему, чтобы обнять его за плечи с явной целью как-то умаслить его. — Вы не принадлежите этой стране. Вы, черт побери, американец.
   — Вот об этом мне все время напоминает моя супруга. — Отстранившись от Гвендолин, он подошел к окну. Его глаза холодно сверкнули, когда он спросил ее: — Для вас имеет какое-то значение, что сейчас я женат? Черт побери, Гвендолин! Неужели вы настолько потеряли всякий стыд?
   Воздух сотряс оглушительный раскат грома. Он нахмурился, и его мысли вернулись к Алекс.
   — Когда я ехала к вам, у меня не было никакого стыда. Да и вообще у меня никогда его не было! Вы все еще любите меня, Ион. Я знаю это! Поскольку вы обвенчаны всего несколько дней назад, будет нетрудно расторгнуть ваш смехотворный брак…
   — Хватит! — положил он конец ее разглагольствованиям. Когда он повернул к ней голову, она увидела, что выражение его лица стало угрожающе суровым.
   — Неужели вы думаете, что мой приезд сюда именно в этот момент — случайность? — спросила она, испугавшись того, что прочла в его глазах, но все еще не желая отказаться от своего плана, предприняв всего лишь одну-единственную попытку его осуществления.
   — Для меня ваш приезд просто составляет неудобство. И ничего больше. — Небо внезапно осветила вспышка молнии. Озабоченность тем, где же Алекс, наконец помогла прекратить эту тягостную беседу. — Вы можете оставаться в Бори до тех пор, пока я организую вашу обратную поездку в Америку. — Он направился к двери.
   — Я так легко не признаю свое поражение, — без обиняков визгливо прокричала она ему вслед. — Я не уеду из Австралии, если вы не поедете со мной.
   Джонатан тихо выругался, но не замедлил шагов. Когда он сбегал вниз по лестнице и пересекал двор, ему на лицо упали первые капли дождя. В поисках Алекс он сначала бросился в конюшню, а затем в оба амбара. Никаких признаков ее присутствия там он не обнаружил.
   Его беспокойство усиливалось по мере нарастания урагана. Когда он достиг земельных участков, его глаза тревожно потемнели. Рабочие и члены их семей уже спрятались в укрытия от надвигающейся яростной летней бури. Небо потемнело, и в нем закипели тучи. Воздух был наэлектризован разрядами.
   — Капитан!
   Он быстро повернул голову и увидел спешившего к нему Финна Малдуна. Ирландец выглядел необычайно озабоченным.
   — Вы видели Александру? — спросил Джонатан более тромким, чем обычно, голосом, чтобы перекричать вой ветра, гонящего по полю листья и пыль.
   — Да, капитан, видел, — подтвердил Малдун кивком головы. Он указал в ту сторону, где невдалеке от них мычали и бесцельно метались обезумевшие коровы и быки. — Бедная девочка шла вдоль восточного пастбища. Я пытался убедить ее, что сейчас неподходящее время для прогулок. Но она ничего не хотела слышать. Вы бы лучше…
   — Идите домой и оставайтесь там с леди, — коротко приказал Джонатан. Он уже отправился дальше искать Алекс.
   — С леди, капитан? — спросил в замешательстве Финн.
   — Делайте то, что я вам говорю! — К этому времени дождь резко усилился, и его бурные потоки скрывали почти все окружающие предметы. Джонатан шел вдоль изгороди, тянущейся в восточном направлении. Его охватили ужасные предчувствия, когда он подумал о всех опасностях, которые могла встретить на своем пути Алекс. Она могла слишком далеко зайти в чащу и заблудиться. Ее могло поразить разрядом молний, которые продолжали расчерчивать своими вспышками темноту неба. Ее могло даже снести потоками воды, если она, к несчастью, попыталась пересечь реку вброд.
   Он вновь выругался и ускорил шаг, молча молясь за безопасность Алекс. А также обещая себе дать хорошую взбучку своей строптивой, своенравной жене, как только доберется до нее. Мысль о том, что с ней может что-нибудь приключиться, казалась ему невыносимой. Черт побери, никогда в жизни он не предполагал, что может так безоглядно и бесповоротно полюбить…
 
   Не зная, что Джонатан идет по ее следу, Алекс кое-как добрела до изгороди и крепко ухватилась за ее верхнюю перекладину. Промокшие муслиновые юбки запутались у нее в ногах, не давая сделать ни шагу, а хлеставший в лицо дождь мешал ей видеть окружающее. Она уже сожалела, что вспыльчивость завела ее так далеко, хотя сердце ее все еще сжималось от ненароком сделанного ею открытия.
   Ощущая себя более несчастной, чем это было в прошлый раз, когда она попала в самое пекло грозы, Алекс подняла руку, чтобы защитить глаза от низвергающихся с неба потоков воды и лучше разглядеть путь обратно. Ни главного дома, ни других построек за стеной дождя уже не было видно. Она повернулась и безнадежно посмотрела в противоположную сторону. Подавив рыдания, она продолжала свой путь, крепко держась за перекладину изгороди, которая и поддерживала ее, и не давала сбиться с пути.
   Алекс почувствовала облегчение, когда внезапно увидела перед собой небольшой, крытый жестью домик. Она вспомнила, что как-то интересовалась им у Малдуна и тот рассказал ей, что домик выстроил для себя Джонатан, когда два года назад приехал в эту пустыню.
   Подобрав намокшие юбки, она наклонила голову вперед, навстречу ярости бури, и пошла в направлении хижины. Дверь, к счастью, оказалась незапертой. Она вошла внутрь и притворила ее. Потом остановилась, тяжело дыша и стараясь привыкнуть к темноте. Слабый свет проникал в домик через узкое незашторенное окно. Но и он позволил ей разглядеть, что единственная комната была лишена какой-либо мебели, за исключением грубо сколоченного стола и стульев, а также стоявшего в углу старого морского сундука.
   Алекс отбросила с лица прилипшие к нему золотисто-каштановые локоны и, присмотревшись, обнаружила в глубине комнаты каменный камин. Она была приятно удивлена, увидев сложенную рядом с ним поленницу дров. Бросившись вперед, Алекс упала коленями на пыльный пол, положила несколько расколотых поленьев в камин, а потом стала искать спички.
   Ее глаза победоносно засверкали, когда она увидела ящик для трута и, не теряя времени, высекла искру из кремня и куска стали. Она разожгла огонь, осторожно дуя на щепки для растопки, которые подложила под пирамиду из поленьев. Ее усилия скоро увенчались успехом. Разгоревшееся пламя стало вытеснять из комнаты холодный воздух. Тогда она встала на ноги и облегченно вздохнула.
   Мурашки пробежали у нее по спине. Ее взгляд вернулся к морскому сундуку. Она тут же подошла к нему и заглянула внутрь. Быстро перебрав его содержимое, она обнаружила в нем старую одежду, навигационные карты и три переплетенных в кожу тома, напоминающих капитанские журналы.
   Алекс сняла свою промокшую одежду и вместо нее натянула рубашку. Та была слишком велика для нее и пропахла плесенью, но зато была совершенно сухая. Разложив для просушки свое платье и нижнее белье на столе, Алекс перетащила стул к камину, уселась и протянула руки к огню.
   Она горестно сдвинула брови, когда перед ее мысленным взором непрошено возник образ Джонатана. Сразу же за ним последовала Гвендолин.
   «Вы не можете забыть те часы, которые мы провели в объятиях друг друга…»
   Почему открытие Алекс этой случившейся так давно любви причинило ей такую боль? Боже мой, почему?
   Но Джонатан был сейчас с Гвендолин. Вдова, вероятно, произносит красивые слова о своей неувядающей любви и преданности. Соблазнится ли он на то, чтобы возобновить интимные отношения, которые некогда были между ним и его бывшей невестой? Неужели может случиться, что он так быстро забудет клятву, данную им при их бракосочетании? В ее глазах, затуманившихся слезами, отразился яркий мерцающий танец огня. Выражение беспредельного отчаяния появилось на ее лице.
   Внезапно дверь открылась, пробудив ее от мучительных мыслей. У нее перехватило дыхание, и она вскочила на ноги.
   — Джонатан!
   — Черт побери, Александра! Что, вы полностью лишились разума? — гневно спросил он, сверля ее глазами. Он вошел в хижину и захлопнул за собой дверь. — Я уверен, что даже в Англии предупреждают об опасностях удара молнии во время бури!
   — Там предупреждают также и о других вещах, — сказала она в ответ, сердито и непокорно кивнув головой. А затем с горьким сарказмом, прозвучавшим в ее голосе, спросила: — Значит, вы предоставили своей возлюбленной полагаться на ее собственные силы? По правде говоря, я поражена, как вам удалось оторваться от нее, чтобы обеспокоиться моим благополучием?
   — Это было нетрудно, — огрызнулся он. — К тому же Гвендолин не моя возлюбленная. — Он вел яростное, хотя и не проступавшее наружу сражение со своим нравом. — Почему, черт побери, вы не вернулись домой, как только начался дождь?
   — Да потому, что я не хотела вторгаться в вашу счастливую встречу. — Она вновь отвернулась в сторону камина и сморгнула с ресниц вновь набежавшие слезы.
   Джонатан гневно смотрел на нее. Его ярость немного приутихла, когда он наконец заметил, во что она была одета. Выцветшая синяя хлопчатобумажная рубашка была ей ниже колен. Она выглядела точно ребенок, надевший одежду своего старшего брата. Правда, ее фигура ничем не напоминала ребенка. Ткань облегала выпуклости ее грудей и округлости бедер, а стройные ноги вообще не были ничем прикрыты.
   — Мы с Гвендолин знаем друг друга с детского возраста, — стал он рассказывать куда более спокойным голосом. — И приехала она сюда в качестве неожиданного и непрошеного гостя.
   — Но вам было приятно ее увидеть. Ведь это правда?
   — Я был удивлен, и никаких других чувств у меня не возникло.
   — Я вам не верю! — Ей очень не хотелось признаться, что она подслушала их разговор. Однако Алекс не могла отказаться от сложившегося у нее впечатления, что Джонатан слишком уж мягко реагировал на льстивые ужимки Гвендолин. Пристально вглядываясь в его лицо в мерцающем свете огня, она высказала предположение: — Я полагаю, вам очень польстило, когда вы узнали, что ее сердце и душа все еще принадлежат вам?
   — Значит, вы слышали? — резко спросил он. Его подозрения укрепились, когда чувство вины заставило ее покраснеть до ушей. — Черт побери, женщина! Вы должны доверять мне!
   — Как я могу доверять мужчине, прошлое которого остается для меня тайной? Вы мне никогда не рассказывали ни о вашей помолвке с очаровательной миссис Уилкокс, ни о том, что она вынудила вас покинуть Америку.
   — Я не считал это таким уж важным. — Он подошел ближе, и его промокшие под дождем сапоги и одежда оставляли лужи на деревянном полу. — Я всегда предпочитаю не оглядываться на прошлое.
   — Я слишком хорошо это знаю, — парировала она возмущенным тоном, когда Джонатан остановился в нескольких дюймах от нее. — В самом деле, вы до сих пор отказываетесь выслушать что-либо обо мне.
   — Это совершенно другое дело.
   — Как так?
   Он не дал немедленного ответа на ее вопрос. Его напряженный изумрудный взгляд проник в сверкающую бирюзу ее глаз. Казалось, он борется с чем-то, сидящим в глубине его души. Когда он наконец заговорил, его голос был полон глубокой муки.
   — Потому что я боюсь правды.
   Алекс потрясенно молчала. Она пристально смотрела на него и не произносила ни слова. Она еще ни разу не видела Джонатана таким.
   — Я уже давно забыл о Гвендолин, — сказал он Алекс, решительно возвращая разговор к тому, с чего он начался.
   — Как вы могли забыть женщину, которая должна была стать вашей женой? — стала спорить с ним она, а голова ее пошла кругом. — Вы некогда любили ее… вы должны были любить. Ради всего святого, признайтесь, что вы были с ней в интимных отношениях. — Она нетерпеливо тряхнула головой, ибо слезы снова стали застилать ее глаза.
   — Да, я думал, что люблю ее. И я не отрицаю, что нас объединяла взаимная страсть, хотя я лишь однажды позволил своему желанию вырваться на свободу. Мы были помолвлены. Но это было много лет назад.
   Он на мгновение умолк, но когда он продолжил объяснение, у него было сумрачное выражение лица.
   — Шла война, и я, подобно многим другим молодым людям, месяцами не бывал дома. Я был одинок, тосковал по дому и не всегда был уверен, что мне доведется увидеть следующий день. И все же я не пытался воспользоваться преимуществами, которые давала мне Гвендолин. Она предлагала мне свою любовь, точно так же — мне стало это известно позже, — как и другому мужчине до меня. Как она сама призналась, она обладала чрезвычайно страстной натурой. В конце концов она сделала мне большое одолжение, выйдя замуж за другого. Я позже разобрался во всем.
   — Но почему она тогда сейчас здесь? Ведь она, конечно же, проделала весь этот путь не для того, чтобы облегчить свою совесть вашим прощением.
   — Двигающие ею мотивы всегда было трудно понять, — произнес он с ироничной улыбкой.
   — Но не в данном случае, — возразила Алекс, покачав головой и приложив руку к сердцу, поскольку вновь испытала всю силу боли. — Она приехала для того, чтобы придать новую жизнь тому, что было некогда между вами, несмотря на то что вы обвенчаны с другой. Коли вы хоть чуть-чуть задумываетесь о том, чтобы помочь ей в осуществлении этого подлого плана, то я хотела бы вас предупредить, что…
   — Для вашей ревности, Александра, никаких оснований нет. — В глубине души он, конечно, был рад реакции Алекс, поскольку она лишь подтвердила справедливость того, во что он всегда верил, а именно, что она питает к нему такие же глубокие чувства, как и он к ней. Джонатан был уверен, что она любит его, и, возможно, как он отмечал более чем просто с удовлетворением, с этой точки зрения появление Гвендолин не было в конце концов таким уж несвоевременным.
   — Ревную? Я… я не ревную, — пробормотала Алекс. Ее глаза сначала округлились, а потом зажглись возмущением. Вспышка злости окрасила ее щеки румянцем. Она скрестила на груди руки и испытала сильнейшее желание ударить его. — Вы помните, что я не хотела никакого брака?
   — Да, помню. Но сейчас вы не считаете свои супружеские обязанности такими уж тягостными, — уточнил он, совершенно не раскаиваясь в сказанном. Теперь в его взгляде сияло такое явное и грешное удовольствие, что это еще более разъярило Алекс.