Крилл Кэтрин. Леди Алекс

   Но самое худшее наступило, когда владельцы гостиницы, бывшие заключенные, теперь выпущенные на свободу, чтобы заняться «честным» трудом, стали опаивать женщин ромом, изнасиловали двух из них, а потом отобрали у остальных те немногие вещи, которые у них еще оставались. Если бы не ее бдительность и отказ от выпивки, Алекс, как она теперь с содроганием вспоминала, вполне могла оказаться в числе узниц, подвергнувшихся насилию. Однако для нее, к счастью, все ограничилось угрозами и оскорблениями, а потом наконец с большим опозданием появился приставленный к барже полицейский.
   Было чудом, что ей каким-то образом до сих пор удавалось не нарываться на серьезные неприятности. Слабый, прерывистый вздох слетел с ее губ. До сих пор. Неприметно взглянув из-под ресниц на Джонатана, она увидела, что он все еще сохраняет на лице мрачную маску неприступности. Он выглядел одновременно и благородным, как джентльмен, и грубым, как простолюдин, будто принадлежал к двум разным мирам.
   А точнее — к сотворенному им самим миру.
   «Кто же этот человек, который теперь держит ее судьбу в своих руках?» — спрашивала она себя в замешательстве, все еще негодуя по поводу того, как грубо он с ней обошелся. Она приняла его предложение работать у него, поскольку полагала — как теперь оказалось, рассчитывать на это было глупо, — что он сможет помочь ей. Нечто замеченное ею в его глазах вынудило ее довериться ему. Он увел ее с фабрики, это правда. Но какой ценой?
   До боли прикусив нижнюю губу, она ерзала на жесткой деревянной скамье, выражая сердитое неудовольствие причиняемыми неудобствами и стараясь держаться подальше от обманчиво бесстрастного Джонатана. Они по-прежнему сохраняли молчание, прерываемое лишь мягким поскрипыванием рессор фургона и странной симфонией леса.
   Алекс раздумывала, не удастся ли ей соскользнуть вниз с фургона и убежать. Но она понимала, насколько глупа была эта мысль. Даже если бы ей и удалось скрыться от своего нового «опекуна», то куда она смогла бы направиться после этого? У нее не было ни пищи, ни денег, и она не имела ни малейшего представления, в каком направлении находится Сидней. «Для побега надо дождаться более подходящего момента», — заключила она наконец, сопроводив свое решение еще одним глубоким тревожным вздохом. Только сохраняя здравый смысл и соблюдая осторожность, не поддаваясь легкомысленным порывам, она могла надеяться вернуться в Англию.
 
   Англия. Внезапная острая боль пронзила ее сердце. Закрыв на мгновение глаза, она почувствовала, что мысленно возвращается к самому началу своих тяжелых испытаний. В тот давнишний день в Лондоне ей довелось узнать, какой жестокой и своенравной бывает судьба…
 
   Если не считать пережитой ею трагедии землетрясения, жизнь ее была бы поистине безмятежна. После смерти родителей примерно в течение пятнадцати лет она жила у своих тети и дяди. Ей незачем было даже мечтать о том, чтобы их заменил кто-то другой, способный любить ее больше, чем они, или предоставить ей еще большую свободу. Лишенные радости иметь собственных детей, они перенесли все свое внимание на нее: дали ей превосходное образование, достойные принцессы наряды и, что самое главное, предоставили неслыханную свободу действовать самостоятельно. Вполне естественно, что они испытывали гордость и восхищение, когда она заняла подобающее место в лондонском высшем обществе. Даже после того как она провела пять лет в бесплодных попытках найти себе подходящую пару для замужества, они никогда не пытались принудить ее выбрать мужа из многочисленного круга обожателей.
   Она, конечно, очень любила своего дядю. Лорд Генри Кэвендиш был уважаемым пэром — членом палаты лордов, за советом к которому часто обращались другие парламентарии и даже сам король! Он очень откровенно высказывал свои взгляды, которые оказались воинствующе консервативными, и это создало вокруг него значительно более широкий круг недоброжелателей, чем он того заслуживал. Алекс и ее тетушка Беатрис не без оснований опасались, что лорд Кэвендиш может поплатиться за свои убеждения, но они даже не могли предположить, что жертвой этой мести окажется одна из них.
   Произошло, однако, именно то, к чему они не были готовы, и тем более ужасными оказались для Алекс последствия этого чудовищного замысла. Один из противников ее дяди — злодей так и не раскрыл ей своего имени — ждал того момента, когда чета Кэвендишей на пару дней покинет Лондон, а затем использовал предоставившуюся возможность, для того чтобы осуществить свой дьявольски коварный план. Алекс была похищена наемными головорезами у самого порога своего дома, перевезена в карете через весь город, а потом брошена в дурной славы Ньюгейтскую тюрьму.
   Она отчаянно пыталась убедить тюремщиков в своей невиновности, рассказывала о своем высоком положении в обществе, но все было напрасно. В конце концов она узнала потрясшую ее новость. Оказывается, ее судьба целиком зависела от прихоти тайного врага их семейства. Он задумал провести несчастную девушку по всем кругам земного ада и лишь затем, в целях мщения, известить лорда Кэвендиша о ее злоключениях.
   Итак, сделать ничего было нельзя. Никто ей не поверил.
   Последующие события развивались с потрясающей быстротой. В течение суток ее обвинили в воровстве, осудили на основе данных против нее ложных показаний и приговорили к смертной казни. Однако в последний момент циничный, едва ли способный на милосердие мировой судья, видимо, сжалившись над растерянной, отчаявшейся девушкой, решил заменить повешение ссылкой в Австралию — в Новый Южный Уэльс.
   Алекс слышала о том, что преступников приговаривают к ссылке в далекие британские колонии, но этот вопрос редко обсуждался в кругах высшего общества, в которых она вращалась. На деле оказалось, что социальных различий между заключенными не было. Все они были только проститутки, убийцы, карманные воры, и ко всем ним относились одинаково, как если бы они перестали быть людьми вообще.
   Ее доставили на борт арестантского судна и поместили в одну из подпалубных камер, в которых содержалось более двухсот женщин. Корабль отплыл из Портсмутской гавани ранним весенним утром, которое, казалось, издевалось над изгнанниками, явившись им во всем блеске своей безмятежной, сияющей солнцем красоты.
   Переход через океан оказался и продолжительным, и опасным. Перенесенные штормы и многомесячное заключение дали о себе знать. Множество ссыльных умерли, еще больше занемогли. Много жертв оказалось на совести щеголявших друг перед другом жестокостью членов команды.
   Ей удалось избежать каких-то особых неприятностей только благодаря вмешательству капитана. На этого справедливого пожилого человека, у которого тоже были дочери, произвели впечатление утонченность и интеллигентность Алекс. Ей предоставили привилегии помогать судовому врачу, который, равно как и капитан, хотя и отнесся скептически к ее не внушающему доверия рассказу, тем не менее обещал по возвращении в Англию установить контакт с ее дядей. Она была уверена, что, если бы не доброта, проявленная к ней врачом, и не выполнение порученных им обязанностей, она потеряла бы рассудок.
   Когда судно наконец бросило якорь в заливе Ботани, Алекс вознамерилась, сойдя на берег, ходатайствовать в свою защиту перед самим губернатором. Ее надежды, однако, рухнули, когда капитан с сожалением сообщил ей, что согласно особым инструкциям ее без каких-либо задержек следует переправить в Параматту. Ей оставалось лишь предположить, что это было результатом предварительной договоренности между неизвестным ей мучителем и властями в Лондоне. Другие женщины, которые имели деньги или могли доказать наличие собственности, получили по прибытии в Австралию пропуска и могли искать работу по собственному выбору. Менее удачливые из них стали служанками или женами, если на это соглашались обе стороны, армейских офицеров или бывших заключенных, которых отнесли к разряду «благородного элемента». Наконец беременные, закоренелые грешницы, больные, калеки или просто слишком старые направлялись на фабрику в Параматту…
 
   Ей было все еще трудно докопаться до глубины событий минувших восьми месяцев, а теперь в ее жизни произошел еще один, совершенно необычный (и к тому же внушающий тревогу) поворот. Она все дальше и дальше углублялась в пустынную местность с таинственным зеленоглазым незнакомцем, которому она фактически будет принадлежать все последующие семь лет. Он может оказаться бандитом, развратником, наконец, просто хладнокровным убийцей. Кто узнает, да и кого обеспокоит, если вдруг на ее долю выпадут несказанные ужасы, пока она будет в его власти?
   Ее лоб пересекла морщина, выдававшая тревогу и беспокойство. Она уже готова была пожалеть себя, но тут же спохватилась. Жестокие уроки последних месяцев не прошли даром. Нет никакого смысла позволять своему воображению погружаться в дикий поток фантазии. Испытывая злость и нетерпение, она смахнула со щеки единственную появившуюся на ней слезу. Алекс всегда презирала плаксивых женщин. Слезы — признак слабости.
   Бог свидетель, что и сейчас храбрость ее не оставила.
   — Мы уже почти приехали, — вскоре сообщил Джонатан.
   Отметив ее героические усилия не обнаруживать свои эмоции, он внезапно испытал нечто похожее на приступ вины, но сразу же вслед за этим почувствовал раздражение. Джонатан вовсе не привык принимать вину на себя. «Да пошли вы все к черту! Я не допустил никакой ошибки», — подумал он.
   — Как далеко ваша плантация от Сиднея? — спросила Алекс, придав своему голосу подчеркнутое равнодушие.
   — Намного дальше, чем вы могли бы даже подумать… о возможности самой преодолеть это расстояние, — твердо ответил он, блеснув глазами. Похоже, он разгадал ее умысел.
   — Справедливость в конце концов восторжествует, капитан Хэзэрд, — с нескрываемой враждебностью проговорила Алекс, бросив на него осуждающий взгляд. — А когда это произойдет, можете быть уверены, вы пожалеете, что, имея уши, оставались глухим!
   — Мне следует воспринять это как угрозу, леди Алекс? — Джонатан скривил рот в усмешке, но глаза его так и засверкали от тайного удовольствия. Рыжеволосая лиса отлично подходила для мелодраматических ролей! Но все-таки она была недостаточно опытна, чтобы он мог позабыть, где нашел ее.
   — Да, сэр! Можете воспринимать это как хотите… — Она на полуслове замолчала, когда фургон внезапно накренился на одну сторону, толкнув ее на Джонатана. Залившись ярким румянцем, Алекс отпрянула в сторону, точно обжегшись, и, пряча пылающее лицо, вновь попыталась прикрыть свое смущение гневом. — Клянусь всем святым, что вы еще пожалеете о том дне, когда увидели меня!
   — Вот здесь вы можете оказаться правы, — проворчал он.
   Вновь воцарилось отчужденное молчание. Лошади, почуяв близкий конец пути, ускорили свой бег. Проехать оставалось совсем немного. К тому моменту, когда фургон выехал из тени деревьев и оказался на вершине холма, солнце уже было почти в самом зените. Воздух, согретый его жаркими лучами и напоенный смешанным запахом горелой древесины и пота животных, а также удушающим ароматом субтропических растений, казался неподвижным. Издали приглушенно донеслись слабые, но вполне различимые звуки человеческих голосов.
   — Бори, — кивнул в сторону поселка Джонатан.
   Алекс посмотрела в указанную им сторону, и глаза ее расширились. Плантация открылась перед ней загадочным, сказочным королевством. Такую картину она никак не ожидала увидеть.
   Впереди расстилались до самого горизонта зеленые плодородные поля, которые перемежались хорошо ухоженными пастбищами с мирно пасущимися на них овцами, коровами, быками и лошадьми, сбившимися в табуны на предназначенных им участках долины.
   Длинный ряд небольших, уютных коттеджей тянулся вдоль узкой тропинки, пролегавшей в тени высоких, раскачивающихся пальм, а на небольшом расстоянии от поселка виднелись два массивных, выбеленных известкой овина и конюшня под низкой крышей. Повсюду сновали рабочие — мужчины и женщины, внешний вид которых отнюдь не свидетельствовал о дурном обращении с ними. На лужайке, поблизости от домов, смеясь и возясь друг с другом, играли несколько малых ребятишек. Повсюду в изобилии цвели декоративные растения, чье великолепие служило убедительным свидетельством благополучного состояния поместья.
   Замерев от удивления, Алекс разглядывала открывшуюся ей панораму, которую живописно венчала главная постройка усадьбы. Хотя она и была лишь двухэтажной, ее никак нельзя было принять за обыкновенный фермерский дом. Выкрашенная в белый цвет, с синими ставнями на окнах, суживающимися колоннами и с верандой, огибающей весь нижний этаж, она завершалась высокой покатой черепичной крышей, что придавало зданию характерный облик американской архитектуры времен колониальной эпохи. Ухоженная ограда из стриженого кустарника поднималась на высоту фундамента, а несколько высоких раскидистых деревьев прикрывали здание от солнечных лучей. В целом дом производил приятное впечатление своей простотой и элегантным очарованием.
   Алекс поневоле задумалась, как только мог возникнуть такой райский уголок в этой Богом забытой стране. От всего увиденного у нее даже закружилась голова.
   — Добро пожаловать к себе домой, — сказал Джонатан. В его голосе прозвучала откровенная гордость.
   Она пришла в замешательство, когда он мягко повернул к себе ее голову и она вновь встретила его пристальный взгляд. Казалось, что он был способен видеть гораздо больше, чем ей хотелось бы. Проглотив неожиданно застрявший в горле ком, она импульсивно попыталась скрыть свое замешательство вызовом, брошенным Джонатану.
   — Это не мой дом, и он никогда не будет моим.
   — Никогда не говорите «никогда», — предостерег он ее с видом умудренного опытом человека, но глаза его при этом улыбались. — Если только вы не готовы довести дело до такой развязки.
   — Я готова сделать все, чтобы отвоевать свою свободу! — решительно заявила она.
   — Вы уверены? — насмешливо спросил он, открыто рассматривая ее лицо. Сопротивляясь внезапно возникшему порыву выяснить, действительно ли ее губы так сладки и мягки, какими они кажутся, он заставил себя перевести взгляд на открывшуюся перед ними дорогу и направил фургон вниз с холма.

Глава 3

   — О прекрасная святая Бригитта, неужели это ты прибыла к нам собственной персоной? — громко бормотал Финн Малдун, с изумлением вглядываясь в приближающийся фургон. Он внимательно наблюдал за ним с веранды, где подбоченившись стоял.
   Выражение лица его хозяина не предвещало ничего хорошего. Но когда Финн взглянул на женщину, глаза его сперва превратились в узкие щелочки, а потом приняли форму блюдца. Его нижняя челюсть буквально отвисла.
   — Рыжеволосая! — с трудом выдохнул он, истово осеняя себя да в придачу и ангелоподобную юную красотку крестным знамением. Но никакого смысла это не имело. Никакого!
   Через несколько мгновений Джонатан остановил упряжку прямо перед домом. Привычно закрепив тормоза, он подвязал вожжи и только тогда спрыгнул на землю. Заметив оцепенение, в которое впал Малдун, Джонатан бросил на него сердитый взгляд.
   — Это наша новая экономка, — стараясь сохранять спокойствие, сообщил Джонатан. — Мисс Синклер.
   Алекс взглянула на него с удивлением. Впервые за все время он удостоил ее чести назвать по фамилии. У нее, однако, не было времени оценить эту, пусть даже несколько снисходительную, учтивость, ибо навстречу, торопясь поприветствовать прибывших, быстро спускался по лестнице старый ирландец.
   — От всей души приветствую вас, мисс Синклер, — сказал он, и его морщинистое, обветренное лицо расплылось в широкой улыбке. — Меня зовут Финн Малдун, и я счастлив познакомиться с вами. — Он приблизился к ней, чтобы помочь ей сойти на землю, и она почувствовала, что не может остаться безразличной к искоркам доброты, которыми светились его блекло-голубые глаза.
   Ее губы сложились хотя и в слабую, но все же улыбку.
   — Благодарю вас, мистер Малдун. — Она позволила ему подхватить ее и помочь спуститься вниз. Он оказался неожиданно сильным, несмотря на свой почтенный возраст. Она задумалась, был ли и он ссыльным.
   — Мы уже много дней ждем приезда новой экономки, — сказал ей Финн, пока она грациозно отряхивала свои юбки. — Наш капитан всегда держит свое слово. Я надеюсь, он уже предупредил вас, что сегодня вечером у нас будет славный ужин?
   — Ужин? — в замешательстве повторила она, сделав глубокий вдох. Немного покраснев, она призналась: — Я… я боюсь, что не умею готовить. — Она тревожно посмотрела на Джонатана, который подошел к ним с другой стороны фургона. Ее взгляд быстро померк под его напряженным, пронизывающим взором.
   — Вы сказали, что не умеете готовить? — обратился к ней Малдун, и в его голосе прозвучало недоверие. Сердце у него екнуло, когда она, отвечая ему, в знак подтверждения молча наклонила голову.
   — Она быстро научится, — пообещал Джонатан, приблизившись к ней. Выругавшись про себя, он попытался сообразить, что за новую шутку она разыгрывает. — Тилли сумеет научить ее.
   — Да, капитан, — сказал ирландец и потом повернулся к Алекс с видом, выражающим и доброжелательность, и разочарование. — Вы и убирать не умеете?
   — Нет.
   — Не хотите ли вы мне сказать, девушка, что вас никогда в жизни не обучали женской работе? — спросил он с сомнением.
   — Нет, мистер Малдун, меня этому не обучали! — Прежде чем ответить старику, она бросила на Джонатана быстрый, многозначительный, обороняющийся взгляд. — На самом деле я — леди Александра Синклер! Я предупреждала капитана Хэзэрда, что я не служанка, но он не захотел прислушаться к моим словам!
   — А сейчас он прислушался? — проворчал Малдун, Лукавая усмешка опять пробежала по его губам, а глаза засветились озорством, когда он взглянул на застывшее лицо своего хозяина. — Итак, что мы имеем? Добрый котелок рыбы. Экономку, которая совсем не экономка. Служанку, которая не служанка… и ссыльную леди, принадлежавшую к знатному роду. Успеем ли мы к ужину, капитан? Что вы думаете?
   — А у вас есть чем сейчас заняться? — огрызнулся Джонатан.
   — Да, капитан, дела у меня найдутся. — И, прежде чем медленно удалиться, он заговорщицки подмигнул Алекс. — Я пойду скажу Тилли, что она нужна на кухне.
   Алекс ошеломленно смотрела вслед сухопарому старому ирландцу. У нее создалось впечатление, что между двумя мужчинами сложились любопытные отношения. Во всяком случае, они не были типичными для хозяина и слуги.
   — Я покажу вам ваши комнаты, — сказал Джонатан Алекс. Он взял ее за руку и повел в сторону парадной лестницы.
   — Мои комнаты? — повторила она его слова, а потом, поняв их смысл, побледнела. — Вы предполагаете, что я буду спать под одной крышей с вами?
   — Конечно.
   — Это абсолютно исключено! — Она высвободила свою руку и набросилась на него в приступе справедливого негодования. — Я могу быть порой наивной по пустякам, капитан Хэзэрд, но я совсем не дитя, когда дело обстоит серьезно! Да, действительно, у меня открылись наконец глаза! Я требую…
   — Ваше положение не позволяет вам выдвигать требования, — предупредил он угрожающе низким и ровным тоном. Его глаза засветились яростным, холодным светом. — Если бы я предполагал, леди Алекс, заполучить вас к себе в постель, то ваши девственные протесты отнюдь не остановили бы меня.
   Откровенная прямота его слов заставила ее побагроветь.
   — Вы не имеете права разговаривать со мной таким образом!
   — У меня есть на это полное право. — Его рот скривился в глумливой улыбке. — И знайте, — добавил он, — что ваши изысканные манеры отнюдь не ввели меня в заблуждение. Вы можете сколько угодно заявлять о своей невинности, но я мало сомневаюсь в том, что вы такой нетронутый цветок, каким хотели бы казаться.
   Ошеломленная Алекс, задохнувшись от возмущения и потеряв дар речи, несколько секунд могла только смотреть на него и лишь потом с трудом перевела дух. Она едва помнила себя от нанесенного ей оскорбления. Не задумываясь над разумностью или возможными последствиями своего шага, она подняла руку, чтобы ударить Джонатана по лицу, такому дерзкому и красивому и оттого еще более ненавистному ей в этот момент.
   Но капитан молниеносно отреагировал на ее движение. Он перехватил руку Алекс прежде, чем та успела выполнить свое намерение Она вскрикнула, почувствовав, что его пальцы, подобно тискам, впились в ее запястье, и оказалась не в силах сопротивляться, когда он неожиданно сильно прижал ее к себе. Другой рукой он обхватил ее за талию.
   — Поосторожнее, моя леди, или может оказаться так, что я пройдусь своей ладонью по вашему заду, — предупредил он ее спокойным голосом, понизив его чуть ли не до шепота. Его зеленые глаза безжалостно впились в бездонную синеву ее взгляда.
   Алекс была не в силах отвернуться. Оказавшись прижатой к его дышащему мужской силой телу, ощущая твердость его крепких мускулов, она испытывала все большее головокружение, рожденное и тревогой, и гневом, и еще чем-то, назвать что она не решалась.
   А потом он отпустил ее так внезапно, что могло показаться, будто близость ее тела испепелила его. От неожиданности она откинулась назад, и, чтобы удержаться на ногах и не упасть, ей пришлось ухватиться за его плечи. Ее щеки вновь запылали, но она отказалась уступить его наглости. Взгляд, которым Алекс одарила Джонатана, мог бы менее решительного мужчину превратить в ничто.
   — Если вы еще когда-нибудь осмелитесь прикоснуться ко мне, капитан Хэзэрд, то я увижу вас на виселице!
   — Лучше увидеть веревки конец, чем свадебный венец, — тихо пробормотал он, удивляясь, почему ему на ум пришла именно эта присказка. Джонатан нахмурился и, резко дернув, развязал свой шейный платок.
   — Что вы сказали? — требовательно спросила Алекс. Ее ярость десятикратно усилилась, как только она заметила, что его глаза потемнели.
   — Я делаю свое дело. И вы должны делать свое дело. — Он снова схватил ее за руку и, несмотря на бешеное сопротивление, потащил в дом. — Вы можете либо сопровождать меня добровольно, мисс Синклер, — поставил он ее перед выбором, — либо я вас доставлю куда следует на своем плече.
   Его угроза произвела нужное впечатление, охладив ее пыл. Она не сомневалась, что он без колебаний готов унизить ее, таща на себе, словно поклажу.
   Интерьер дома оказался таким же очаровательным, как и вид снаружи. Правда, она едва успела это заметить, бросив на внутреннее убранство лишь беглый взгляд. Джонатан немедленно повлек ее за собой по широкой винтовой лестнице на второй этаж, стремительно прошагал по устланной коврами лестничной площадке и устремился к находящейся в дальнем конце коридора комнате. Открыв дверь, он втащил Алекс внутрь и наконец выпустил ее руку.
   — Здесь вы и расположитесь, — сказал он, оглядев просторную, залитую солнечным светом спальную комнату. — Я скажу миссис Ховарт, чтобы она разъяснила вам ваши обязанности.
   — В Англии комнаты слуг, — посчитала Алекс необходимым информировать его, — располагаются под лестницами. — Она, морщась, растирала свою руку, и глаза ее были полны ненависти.
   — Мы не в Англии. — Он посмотрел на ее грубое шерстяное платье с явным неодобрением. — Вам нужна новая одежда.
   — Я не приму вашей благотворительности!
   — Вы примете и будете этому радоваться. Но не считайте это благотворительностью. Вы заработаете на все это точно так же, как зарабатывают все остальные. — Он повернулся, чтобы выйти из комнаты, но на пути к двери остановился, желая дать ей еще один совет: — Не забывайте то, что я вам говорил. Пытаться бежать отсюда бесполезно. Смиритесь со своей судьбой. Если вы так поступите, то это будет лучше для всех нас.
   — Моя судьба, как вы это называете, не что иное, как грубая судебная ошибка, и я не буду достойна имени Синклер, если не попытаюсь исправить ее!
   К счастью, уже в следующий момент ей удалось овладеть собой, и она обратилась к Джонатану более сдержанно, лишь голос ее слегка дрожал. — Самое меньшее, что вы можете сделать для меня, — сказала Алекс, — это разрешить мне сообщить своему дяде, где я нахожусь. Ведь это, конечно же, никому не может причинить вреда.
   — Согласен, — разрешил он, но губы его тронула ироничная улыбка. — А у вас действительно есть дядя?
   — Конечно!
   Ее сине-зеленые глаза снова вспыхнули огнем, и она застыла в позе гордого вызова, который был ему уже знаком и которым он восхищался вопреки тому раздражению, которое она в нем вызывала.
   — Лорд Генри Кэвендиш, — продолжила Алекс, — одновременно является моим юридическим опекуном. Он очень богатый и влиятельный человек. Именно это и стало причиной того, что кому-то понадобилось бросить меня в тюрьму. Можете не сомневаться, мой дядя сделает все от него зависящее, чтобы разыскать меня и наказать виновных за…