Страница:
Бабушка говорит:
-- Если они перешли Большую Реку, их уже ничто не остановит. Скоро они
будут здесь.
Наша кузина говорит:
-- Тогда я смогу вернуться домой.
Однажды люди начинают говорить, что армия сдалась, что военные действия
прекращены и война кончилась. На следующий день они говорят, что у власти
новое правительство и война продолжается.
На поездах и машинах в Городок приезжает много иностранных солдат и
солдат нашей армии. Многие ранены. Когда люди начинают расспрашивать наших
солдат, те отвечают, что ничего не знают. Они проходят через Городок и по
дороге, ведущей мимо лагеря, уходят в соседнюю страну.
Люди говорят:
-- Они бегут. С ними все кончено.
Другие возражают:
-- Они временно отступают для перегруппировки. Они остановят неприятеля
здесь и не дадут ему перейти границу.
Бабушка говорит:
-- Посмотрим.
Много людей проходит мимо бабушкиного дома. Они тоже идут в другую
страну. Они говорят, что покидают нашу страну навсегда, потому что здесь
скоро все будет захвачено неприятелем, а неприятель станет мстить. И он
ввергнет нашу страну в рабство.
Некоторые идут пешком, с мешками за спиной, другие толкают велосипеды,
нагруженные разным имуществом, -- например, к раме могут быть привязаны
скрипка, поросенок в клетке, кастрюли... Третьи сидят на телегах, которые
тянут лошади: эти увозят с собой всю свою мебель и другое имущество.
Большинство людей -- жители Городка, но некоторые пришли из других
мест.
Однажды утром денщик и иностранный офицер приходят попрощаться.
Денщик говорит:
-- Все кончено. Но лучше побежденный, чем мертвый.
Он смеется. Офицер заводит граммофон и ставит пластинку. Мы молча
слушаем музыку, сидя на большой кровати. Офицер крепко обнимает нас и
плачет:
-- Я больше никогда не увижу вас!..
Мы говорим:
-- У вас будут свои дети.
-- Я не хочу.
Потом он говорит, указывая на граммофон и пластинки:
-- Оставьте это себе на память обо мне. Но словарь отдайте. Все равно
вам теперь надо будет учить другой язык.
Однажды ночью мы слышим взрывы, ружейные выстрелы и пулеметные и
автоматные очереди. Мы выходим посмотреть, что происходит. Мы видим, что в
лагере пожар. Мы решаем, что пришел неприятель, но на следующее утро в
Городке все тихо; слышна только далекая канонада.
В конце дороги, которая ведет к военной базе, больше нет часового. В
небо поднимается густой тошнотворный дым. Мы решаем пойти посмотреть, что
там горит.
Мы входим в лагерь. Он пуст. Никого нет. Некоторые постройки еще горят.
Запах невыносим, но мы зажимаем нос и идем дальше. Наконец мы подходим к
ограде из колючей проволоки. Мы поднимаемся на сторожевую вышку. Мы видим
широкий плац, на котором возвышаются три высокие черные кучи. Потом мы
замечаем вход на огороженную территорию. Мы спускаемся с вышки и идем туда.
Это высокие, большие железные ворота, которые оставили распахнутыми настежь.
Над воротами на иностранном языке написано: "Транзитный лагерь". Мы входим в
ворота.
Черные кучи, которые мы заметили с вышки, состоят из обугленных тел.
Некоторые сгорели полностью, остались только кости. Некоторые почти совсем
не обгорели. Таких тел очень много. Большие и маленькие. Взрослые и дети.
Наверное, их сначала убили, потом сложили в кучи, облили бензином и
подожгли.
Нас тошнит. Мы убегаем из лагеря. Мы идем домой. Бабушка зовет нас
обедать, но нас снова тошнит.
Бабушка говорит:
-- Небось опять ели какую-нибудь дрянь.
Мы говорим:
-- Да. Зеленые яблоки.
Наша кузина говорит:
-- Они сожгли лагерь. Надо пойти посмотреть. Пока там никого нет.
-- Мы там уже были. Там не на что смотреть -- ничего интересного.
Бабушка хмыкает:
-- Значит, наши храбрецы ничегошеньки не оставили? Все с собой забрали?
Что, совсем ничего, что может пригодиться? Да вы хорошо ли смотрели?
-- Да, бабушка. Очень хорошо. Там ничего нет.
Наша кузина выходит из кухни. Мы идем за ней. Мы спрашиваем:
-- Ты куда?
-- В Городок.
-- Уже? Обычно ты туда только вечером уходишь.
Она улыбается:
-- Да, но я кое-кого жду. Все, хватит вам приставать ко мне!
Наша кузина опять улыбается и бежит в город.
Мы в саду. Перед домом останавливается армейский джип, выходит наша
мама с иностранным офицером. Она бежит через сад к нам. На руках у мамы
маленький ребенок. Мама кричит нам:
-- Скорее, скорее! Быстро в машину -- мы уезжаем! Поторапливайтесь!
Бросайте все, и едем!
Мы спрашиваем:
-- Что это за ребенок?
Она говорит:
-- Это ваша сестра. Поехали! Нельзя терять ни минуты!
Мы спрашиваем:
-- А куда ехать?
-- В другую страну. Перестаньте наконец задавать вопросы! Едем!
Мы говорим:
-- Мы не хотим никуда уезжать. Мы хотим остаться здесь.
Мама говорит:
-- Я должна уехать туда. А вы поедете со мной.
-- Нет, мы останемся здесь.
Из дома выходит бабушка. Она спрашивает маму:
-- Что это ты еще придумала? И что у тебя в руках?
Мама говорит:
-- Я приехала за своими сыновьями. Я пришлю вам денег, мама.
Бабушка говорит:
-- Мне не нужны твои деньги. И мальчишек я тебе не отдам.
Мама просит офицера забрать нас силой. Мы быстро карабкаемся на чердак
по веревке. Офицер пытается схватить нас, но мы ногой толкаем его в лицо.
Офицер ругается, а мы втягиваем наверх веревку.
Бабушка хихикает:
-- Видала? Не хотят они с тобой уезжать.
Мама кричит на нас:
-- Я вам приказываю -- спускайтесь немедленно!
Бабушка говорит:
-- А приказов они никогда не слушаются.
Мама начинает плакать:
-- Идите ко мне, дорогие мои, милые! Я не могу уехать без вас!
Бабушка говорит:
-- Что, иностранцева выблядка тебе мало?
Мы говорим:
-- Нам тут нравится, мам. Езжай. Нам хорошо у бабушки.
Мы слышим канонаду и пулеметные очереди. Офицер обнимает маму за плечи
и ведет к машине. Но мама вырывается от него:
-- Они мои дети! Они мне нужны! Я люблю их!
Бабушка говорит:
-- Они и мне нужны. Я уже старая. А ты себе еще нарожаешь -- я вижу, с
этим у тебя проблем нет!
Мама говорит:
-- Умоляю вас, не держите их!
Бабушка говорит:
-- Да кто их держит? Эй, мальчишки! Ну-ка спускайтесь сейчас же и
поезжайте со своей матерью!
Мы говорим:
-- Мы не хотим ехать. Мы хотим остаться с вами, бабушка.
Офицер обнимает маму и тянет ее к машине, но мама отталкивает его.
Офицер садится в машину и заводит мотор. В тот же самый момент в саду
раздается взрыв. В следующий миг мы видим, что мама лежит на земле. Офицер
подбегает к ней. Бабушка пытается оттащить нас в сторону:
-- Не смотрите! Ступайте в дом!
Офицер выкрикивает ругательство, прыгает в джип и, резко рванув с
места, уезжает.
Мы смотрим на маму. У нее вылезли кишки из живота. Она вся в крови, и
младенец тоже. Мамина голова свисает в воронку от снаряда. Глаза у нее
открыты и все еще полны слез.
Бабушка говорит:
-- Лопаты принесите.
Мы кладем на дно ямы одеяло, кладем на него маму. Она все еще прижимает
к себе девочку. Мы укрываем их вторым одеялом и засыпаем яму.
Когда кузина возвращается из города, она спрашивает:
-- Что-нибудь случилось?
Мы говорим:
-- Да, снаряд у нас в саду взорвался и воронку сделал.
Ночью слышны канонада и взрывы. На рассвете все вдруг стихает. Мы спим
на широкой кровати офицера. Теперь его кровать -- наша, и комната тоже.
Утром мы идем на кухню завтракать. Бабушка стоит у плиты. Кузина
сворачивает свои одеяла.
Она говорит:
-- Я так плохо спала сегодня!
Мы говорим:
-- Спи в саду. Там сейчас тишина и стало тепло.
Она спрашивает:
-- Неужели вам не было страшно ночью?
Мы только молча пожимаем плечами.
Раздается стук в дверь. Входит человек в штатском, с ним двое солдат. У
солдат автоматы, и они одеты в форму, какой мы раньше не видели.
Бабушка говорит что-то на языке, на котором она говорит, когда выпьет.
Солдаты отвечают. Бабушка обнимает их и целует. Потом она говорит еще
что-то.
Штатский спрашивает:
-- Вы говорите на их языке, сударыня?
Бабушка говорит:
-- Это мой родной язык.
Наша кузина спрашивает:
-- Они уже здесь? Когда же они пришли? Мы хотели встречать их с цветами
на ратушной площади...
Штатский спрашивает:
-- Кто это "мы"?
-- Я и мои друзья.
Штатский улыбается:
-- Опоздали. Они ночью в Городок вошли. А я прибыл почти сразу вслед за
ними. Я ищу одну девочку...
Он называет имя, наша кузина говорит:
-- Да, это я. Где мои родители?
Штатский говорит:
-- Не знаю. Мое дело -- находить детей по списку. Мы сначала направим
тебя в распределитель в Большом Городе. А там попытаемся и родителей твоих
отыскать.
Кузина говорит:
-- У меня здесь есть друг. Он тоже в вашем списке?
Она называет имя своего любовника. Штатский листает список:
-- Да. Он уже в военном штабе. Поедете вместе. Собирайся.
Кузина счастлива. Она собирает свои платья и складывает всякую мелочь
на свое большое купальное полотенце.
Штатский обращается к нам:
-- Ну, а вы что? Как вас зовут?
Бабушка говорит:
-- Это мои внуки. Они остаются со мной.
Мы говорим:
-- Да, мы остаемся с бабушкой.
Штатский говорит:
-- Все равно назовите мне ваши имена.
Мы называем ему свои имена. Он сверяется со списком.
-- Да, вас в списке нет. Можете оставить их, сударыня.
Бабушка говорит:
-- Что значит -- могу оставить? Само собой могу!
Наша кузина говорит:
-- Я готова. Поехали.
Штатский говорит:
-- Ты не слишком спешишь, а? Могла бы по крайней мере поблагодарить
хозяйку и попрощаться с мальчиками.
Кузина говорит:
-- С мальчиками? С поганцами, вы хотите сказать.
Она крепко обнимает нас:
-- Целовать вас я не стану, я знаю, что вам телячьи нежности не по
вкусу. Постарайтесь делать поменьше глупостей... Ну, пока!
Она обнимает нас еще крепче и плачет. Штатский поворачивается к
бабушке:
-- Я хотел бы поблагодарить вас, сударыня, за все, что вы сделали для
этой девочки.
Мы все вместе выходим из дома. У калитки стоит джип. Солдаты садятся
вперед, штатский и кузина -- сзади. Бабушка кричит что-то солдатам. Солдаты
хохочут. Джип уезжает. Кузина не оглядывается.
После отъезда кузины мы идем в город посмотреть, что там происходит.
На каждом углу стоят танки. На ратушной площади -- множество
грузовиков, джипов, мотоциклов, простых и с колясками. Всюду множество
иностранных солдат. На рыночной площади, которая не заасфальтирована, они
ставят палатки и полевые кухни.
Когда мы проходим мимо, они улыбаются нам, что-то говорят, но мы пока
не понимаем их речи.
Кроме солдат, на улицах никого нет. Двери домов заперты, окна тоже,
витрины магазинов закрыты решетками или жалюзи.
Мы идем домой и говорим бабушке:
-- В Городке все тихо.
Она хмыкает:
-- Это они отдыхают. Вот погодите, увидите, что вечером будет!
-- А что будет, бабушка?
-- Для начала -- обыски. Они пройдут по всем домам и все обыщут. Ну, и
возьмут себе все, что им понравится. Я одну войну пережила уже, я знаю.
Нам-то бояться незачем -- взять у нас нечего, и я знаю, как с ними говорить.
-- Но что они будут искать, бабушка?
-- Шпионов, оружие, боеприпасы, часы, золото, женщин.
Действительно, во второй половине дня солдаты начинают систематически
обыскивать дома. Если им не отвечают, они дают выстрел в воздух, а затем
ломают дверь.
Многие дома стоят пустыми. Жители ушли насовсем или прячутся в лесу.
Дома без хозяев и магазины солдаты обыскивают так же тщательно.
Вслед за солдатами по брошенным домам и магазинам идут воры. Это в
основном дети, старики и некоторые женщины -- те, кто не боится и беден.
Мы встречаем Заячью Губу. Она тащит охапку платьев и туфель. Она
говорит нам:
-- Поторопитесь, пока что-то еще остается. Я уже три раза сходила в
магазин.
Мы идем в магазин "Книги и канцелярские товары" -- дверь выбита и
здесь. В магазине только несколько детей -- они берут карандаши, цветные
мелки, ластики, точилки и школьные ранцы.
Мы не спеша отбираем то, что нужно нам: многотомную энциклопедию,
карандаши, бумагу.
На улице старик и старуха дерутся из-за копченого окорока. Вокруг них
собралась толпа, люди подзуживают стариков и смеются над ними. Старуха
ногтями царапает лицо старика и наконец убегает, унося окорок.
Мародеры напиваются краденым спиртным допьяна, дерутся, бьют окна и
витрины разграбленных домов и магазинов, крушат посуду и ломают все, что им
не нужно или что они не могут унести.
Солдаты тоже пьют и снова идут по домам -- на этот раз они ищут женщин.
Повсюду слышны выстрелы и крики насилуемых женщин.
На ратушной площади солдат играет на аккордеоне. Другие солдаты поют и
пляшут.
Уже несколько дней мы не видели свою соседку -- она не выходит в сад.
Не видели мы и Заячью Губу. Мы идем посмотреть, что с ними.
Дверь домика распахнута. Мы входим. Хотя на улице ярко светит солнце,
внутри темно, потому что окна очень маленькие.
Когда наши глаза привыкают к темноте, мы видим соседку. Она лежит на
кухонном столе. Ее ноги свисают со стола, а руки она прижимает к глазам. Она
не движется.
Заячья Губа лежит на постели. Она голая. Между ее раздвинутых ног --
целая лужа из крови и спермы. Ее ресницы слиплись -- теперь уже навсегда, а
ее губы растянуты и открывают черные зубы в вечной улыбке: Заячья Губа
мертва.
Соседка говорит нам:
-- Уходите.
Мы подходим к ней и спрашиваем:
-- Так вы не глухая?
-- Нет. И не слепая. Уходите.
Мы говорим:
-- Мы хотим вам помочь.
Она говорит:
-- Мне не нужна помощь. Мне уже ничего не нужно. Уходите.
Мы спрашиваем:
-- Что здесь произошло?
-- Сами не видите?.. Она ведь умерла, да?
-- Да. Это были новые иностранцы?
-- Да. Она сама их зазвала. Она вышла на дорогу и знаками звала их в
дом. Их было двенадцать или пятнадцать. И они ее трахали один за другим, а
она только кричала: "О, хорошо, хорошо! Давайте, давайте, все по очереди!"
Она умерла счастливой -- затраханная насмерть. А я не могу умереть! Я не
знаю, сколько я уже тут лежу без еды и питья. А смерть все не приходит. Она
никогда не приходит, если ты зовешь ее сам. Ей нравится мучить нас. Я зову
ее вот уже много лет -- а она не слышит меня.
Мы спрашиваем:
-- Вы действительно хотите умереть?
-- Чего я могу еще хотеть? Если вы и впрямь хотите мне помочь,
подожгите дом. Я не хочу, чтобы нас нашли -- вот так.
Мы говорим:
-- Но это же будет очень больно.
-- А это уж не ваше дело. Подожгите дом, и все, если, конечно, вы на
это способны.
-- Да, сударыня, мы на это способны. Положитесь на нас.
Мы перерезаем ей горло бритвой, потом идем и сливаем немного бензина из
бака армейского грузовика. Мы поливаем бензином тела и стены дома. Потом мы
поджигаем дом и идем к себе.
Утром бабушка говорит:
-- Дом соседки сгорел. Они обе были внутри -- и она, и ее дочь. Верно,
девчонка оставила что-нибудь на огне -- с дурочки станется.
Мы идем к дому соседки, чтобы забрать кур и кроликов, но другие соседи
уже растащили их ночью.
Уже несколько дней мы видим, как победоносная армия новых иностранцев
-- которую мы теперь называем армией-освободительницей -- идет мимо
бабушкиного дома.
Танки, пушки, бронеавтомобили и грузовики Освободителей день и ночь
идут через границу. Фронт уходит все дальше и дальше в глубь соседней
страны.
В противоположном направлении движется другой поток: идут пленные,
побежденные. Среди них много людей и из нашей страны. Пленные все еще в
форме, но без оружия и без знаков различия. Они бредут, опустив голову, к
станции, где их сажают в вагоны и увозят. Никто не знает, куда и надолго ли
их увозят.
Бабушка говорит, что их везут далеко, в холодные и безлюдные края, где
их заставят работать так тяжело, что никто не вернется. Все они умрут от
холода, непосильного труда, голода и разных болезней.
Через месяц после освобождения нашей страны война заканчивается совсем,
и Освободители занимают нашу страну -- люди говорят, навсегда. Поэтому мы
просим бабушку научить нас их языку. Она говорит:
-- Что я вам, учительница? Как я вас учить-то буду?
Мы говорим:
-- Очень просто, бабушка. Просто говорите с нами весь день на их языке
-- в конце концов мы начнем понимать.
Вскоре мы знаем достаточно, чтобы переводить, когда местные говорят с
Освободителями. Мы пользуемся этим и становимся посредниками при обмене
того, что в избытке у военных: сигареты, шоколад, табак, -- на то, что есть
у жителей: вино, водка и фрукты.
Деньги ничего не стоят, все только меняются.
Девушки спят с солдатами за шелковые чулки, украшения, духи, часы и
прочие вещи, которые солдаты набрали в освобожденных городах.
Бабушка больше не ходит на рынок со своей тележкой. Наоборот -- теперь
к ней приходят хорошо одетые дамы и умоляют продать им курицу или колбасу за
перстень или серьги.
Люди получают продовольственные карточки. С четырех часов утра у мясных
и хлебных лавок выстраиваются длинные очереди. Остальные магазины закрыты --
им нечем торговать.
Не хватает всего.
Но у нас с бабушкой есть все, что нам нужно.
Сколько-то времени спустя у нашей страны снова появляется свое
правительство и своя армия, правда, и правительство и армия находятся под
контролем наших Освободителей. Их флаг висит на всех общественных зданиях.
Повсюду портреты их Вождя. Они учат нас своим песням и танцам; они
показывают в кинотеатрах свои фильмы. В школах введено обязательное изучение
языка наших Освободителей, а все остальные иностранные языки запрещены.
Запрещено критиковать наших Освободителей или наше новое правительство,
запрещены шутки о них. Достаточно доноса, чтобы любого человека бросили в
тюрьму без суда и следствия. Люди -- и мужчины, и женщины -- исчезают без
следа, никто не знает за что, и их семьи больше ничего про них не слышат.
Границу восстановили. Теперь ее невозможно перейти.
Нашу страну окружили колючей проволокой; теперь мы полностью отрезаны
от остального мира.
Осенью все дети опять идут в школу -- кроме нас.
Мы говорим бабушке:
-- Бабушка, мы не хотим идти в школу.
Она говорит:
-- Надеюсь, что так: вы мне дома нужны. К тому же, что вы там еще
можете узнать нового?..
-- Ничего, бабушка, совершенно ничего.
Вскоре мы получаем письмо. Бабушка спрашивает нас:
-- Что тут написано?
-- Тут написано, что вы несете за нас ответственность и что мы обязаны
явиться в школу.
Бабушка говорит:
-- Киньте это в печку. Я неграмотная, вы тоже. Никто из нас это письмо
не прочел.
Мы сжигаем письмо. Через несколько дней приходит еще одно. В нем
сказано, что, если мы не пойдем в школу, бабушка будет наказана по закону.
Мы бросаем в печку и это письмо и говорим бабушке:
-- Бабушка, не забудьте, что один из нас глухой, а другой слепой.
Еще через несколько дней приходит какой-то человек. Он говорит:
-- Я -- инспектор начальных школ. В вашем доме проживает двое детей, по
возрасту подпадающих под закон о всеобщем образовании. Вы получили уже два
письменных предупреждения.
Бабушка говорит:
-- Вы о письмах? Не знаю, не читала. Я неграмотная, и дети тоже.
Один из нас спрашивает:
-- Кто это? Что он говорит?
Другой отвечает:
-- Он спрашивает, умеем ли мы читать. На кого он похож?
-- Он высокий, и лицо у него злое.
Мы начинаем кричать вдвоем:
-- Уходи! Не трогай нас! Не убивай нас! Помогите!..
Мы прячемся под стол. Инспектор спрашивает бабушку:
-- Что это с ними?
Бабушка говорит:
-- Ох, бедняжки всех боятся! Они пережили ужасные вещи в Большом
Городе. К тому же один глухой, а другой слепой. Глухой поэтому рассказывает
слепому, что он видит, а слепой объясняет глухому, что он слышит. А иначе
они ничегошеньки не понимают.
Мы продолжаем кричать под столом:
-- Спасите, спасите! Все рушится! Я не могу выдержать этот грохот! Я
ничего не вижу!..
Бабушка объясняет:
-- Видали? Когда кто-нибудь их пугает, они слышат и видят то, чего нет.
Инспектор кивает:
-- У них галлюцинации. Их надо положить в больницу.
Мы кричим еще громче.
Бабушка говорит:
-- Это еще хуже! В больнице-то все и случилось. Они навещали свою мать
-- она там работала. А тут бомбежка, как раз когда они были в больнице. Они
видели взрывы, убитых и раненых; они и сами были несколько дней без
сознания.
Инспектор говорит:
-- Бедные ребята! А где их родители?
-- То ли померли, то ли пропали. Сгинули. Кто знает, что с ними!
-- Это, должно быть, тяжкая ноша для вас.
-- Что поделаешь. Я -- единственная, кто у них остался.
Перед уходом инспектор пожимает бабушке руку:
-- Вы очень добрая женщина.
Вскоре мы получаем еще одно письмо -- в нем написано, что мы
освобождены от посещения школы в связи с физическими травмами и психическим
состоянием.
БАБУШКА ПРОДАЕТ ВИНОГРАДНИК
К бабушке приходит офицер. Он хочет, чтобы она продала свой
виноградник. Армия хочет построить на его месте казарму для пограничников.
Бабушка говорит:
-- А чем вы мне заплатите? Деньги нынче ничего не стоят.
Офицер говорит:
-- В обмен за вашу землю мы проведем в ваш дом водопровод и
электричество.
Бабушка говорит:
-- Не нужны мне ваши водопровод и электричество. Я всю жизнь без них
прекрасно обходилась.
Офицер говорит:
-- Мы ведь могли бы реквизировать ваш виноградник и ничего вам не
платить. Собственно, мы так и сделаем, если вы откажетесь продать его. Армии
нужен ваш участок. Передать его нам -- ваш патриотический долг.
Бабушка открывает рот, чтобы сказать что-то, но тут вмешиваемся мы:
-- Бабушка, вы уже старая, и вам не так легко работать. Виноградник --
это лишняя работа для вас, а родит он плохо, пользы от него мало. С другой
стороны, стоимость дома существенно возрастет после проведения в него воды и
электричества.
Офицер говорит:
-- Ваши внуки гораздо сообразительнее вас, бабушка.
Бабушка говорит:
-- Еще бы. Что ж, обсуждайте это дело с ними. Пусть они решают.
Офицер говорит:
-- Но мне понадобится ваша подпись.
-- Я подпишу что хотите. Правда, писать я не умею.
Бабушка плачет, встает и говорит нам:
-- Разбирайтесь сами.
Она уходит в виноградник.
Офицер говорит:
-- Бедная старуха. Она любит свой виноградник, да?.. Так что -- мы
договорились?
Мы говорим:
-- Как вы сами только что отметили, этот участок земли представляет
большую ценность в ее глазах -- он весьма дорог ей как память. Безусловно,
армия не станет лишать заработанной честным тяжким трудом собственности
бедную пожилую женщину, которая к тому же является уроженкой страны наших
героических Освободителей.
Офицер говорит:
-- Вот как! Она, значит, по происхождению...
-- Вот именно. Она безупречно говорит на их языке. И мы тоже, кстати. И
если вы намерены злоупотребить...
Офицер быстро говорит:
-- Нет, нет, ничего подобного! Что вы хотите за виноградник?
-- В дополнение к уже оговоренным водопроводу и электричеству нам нужна
ванная.
-- Еще что? И где вы хотите эту вашу ванную?
Мы ведем его в свою комнату и показываем, где надо пристроить ванную:
-- Вот здесь; чтобы дверь выходила в комнату. Семь-восемь квадратных
метров, ванна, раковина, душ, нагревательная колонка, ватерклозет.
Он долго глядит на нас, потом говорит:
-- Ладно, это можно.
Мы добавляем:
-- И кроме того, нам нужен радиоприемник. Купить его невозможно.
Он спрашивает:
-- Но уж это-то все?
-- Да, все.
Он смеется:
-- Ладно, будет у вас и ванная, и радио. Но лучше б я торговался с
вашей бабкой!
Однажды утром бабушка не выходит из комнаты. Мы стучимся к ней, зовем,
но она не отзывается.
Тогда мы ломаем оконную раму и пролезаем внутрь.
Бабушка лежит на кровати. Она неподвижна. Но она дышит, и сердце
бьется. Один из нас остается с ней, второй бежит за доктором.
Доктор осматривает бабушку. Он говорит:
-- У вашей бабушки инсульт -- кровоизлияние в мозг.
-- Она умрет?
-- Сказать наверняка невозможно. Возраст весьма преклонный, но сердце в
порядке. Давайте ей вот эти лекарства, три раза в день. И кто-то должен
будет ухаживать за ней.
Мы говорим:
-- Мы сами будем за ней ухаживать. Что надо делать?
-- Кормить, мыть. Вероятно, она навсегда останется парализована.
Доктор уходит. Мы делаем пюре из овощей и кормим бабушку маленькой
ложкой. Вечером в ее комнате пахнет очень скверно. Мы снимаем одеяло и
видим, что матрас весь измаран испражнениями.
Мы покупаем у крестьянина свежей соломы, покупаем детские клеенчатые
штанишки и пеленки.
Мы раздеваем бабушку, купаем ее, меняем постель. Бабушка такая худая,
что детские штанишки ей впору. Мы меняем ей пеленки несколько раз в день.
Неделю спустя бабушка начинает немного шевелить рукой. А однажды утром
она начинает ругать нас:
-- Сукины дети! Быстро мне курицу жарьте! Откуда, по-вашему, у меня
будут силы, чтоб поправиться, -- с вашей размазни овощной, что ли? И молока
козьего принесите! Надеюсь, вы хоть хозяйство не совсем забросили, пока я
тут лежала?
-- Нет, бабушка, не забросили.
-- А ну, помогите мне встать, бездельники!
-- Бабушка, вам надо лежать, так доктор велел.
-- Доктор, шмоктор! Дурак он, ваш доктор! "Навсегда останется
парализована", сказал тоже! Я вот ему покажу, как я парализована!
Мы помогаем бабушке подняться, ведем в кухню и сажаем за стол. Когда
курица готова, она съедает ее целиком, одна. После еды она говорит:
-- Ну, чего ждете? Сделайте мне крепкую палку! Поторапливайтесь,
лодыри, я хочу сама проверить хозяйство!
Мы бежим в лес, находим подходящее деревце, бегом возвращаемся домой и
под присмотром бабушки вырезаем клюку нужного размера. Бабушка хватает ее и
-- Если они перешли Большую Реку, их уже ничто не остановит. Скоро они
будут здесь.
Наша кузина говорит:
-- Тогда я смогу вернуться домой.
Однажды люди начинают говорить, что армия сдалась, что военные действия
прекращены и война кончилась. На следующий день они говорят, что у власти
новое правительство и война продолжается.
На поездах и машинах в Городок приезжает много иностранных солдат и
солдат нашей армии. Многие ранены. Когда люди начинают расспрашивать наших
солдат, те отвечают, что ничего не знают. Они проходят через Городок и по
дороге, ведущей мимо лагеря, уходят в соседнюю страну.
Люди говорят:
-- Они бегут. С ними все кончено.
Другие возражают:
-- Они временно отступают для перегруппировки. Они остановят неприятеля
здесь и не дадут ему перейти границу.
Бабушка говорит:
-- Посмотрим.
Много людей проходит мимо бабушкиного дома. Они тоже идут в другую
страну. Они говорят, что покидают нашу страну навсегда, потому что здесь
скоро все будет захвачено неприятелем, а неприятель станет мстить. И он
ввергнет нашу страну в рабство.
Некоторые идут пешком, с мешками за спиной, другие толкают велосипеды,
нагруженные разным имуществом, -- например, к раме могут быть привязаны
скрипка, поросенок в клетке, кастрюли... Третьи сидят на телегах, которые
тянут лошади: эти увозят с собой всю свою мебель и другое имущество.
Большинство людей -- жители Городка, но некоторые пришли из других
мест.
Однажды утром денщик и иностранный офицер приходят попрощаться.
Денщик говорит:
-- Все кончено. Но лучше побежденный, чем мертвый.
Он смеется. Офицер заводит граммофон и ставит пластинку. Мы молча
слушаем музыку, сидя на большой кровати. Офицер крепко обнимает нас и
плачет:
-- Я больше никогда не увижу вас!..
Мы говорим:
-- У вас будут свои дети.
-- Я не хочу.
Потом он говорит, указывая на граммофон и пластинки:
-- Оставьте это себе на память обо мне. Но словарь отдайте. Все равно
вам теперь надо будет учить другой язык.
Однажды ночью мы слышим взрывы, ружейные выстрелы и пулеметные и
автоматные очереди. Мы выходим посмотреть, что происходит. Мы видим, что в
лагере пожар. Мы решаем, что пришел неприятель, но на следующее утро в
Городке все тихо; слышна только далекая канонада.
В конце дороги, которая ведет к военной базе, больше нет часового. В
небо поднимается густой тошнотворный дым. Мы решаем пойти посмотреть, что
там горит.
Мы входим в лагерь. Он пуст. Никого нет. Некоторые постройки еще горят.
Запах невыносим, но мы зажимаем нос и идем дальше. Наконец мы подходим к
ограде из колючей проволоки. Мы поднимаемся на сторожевую вышку. Мы видим
широкий плац, на котором возвышаются три высокие черные кучи. Потом мы
замечаем вход на огороженную территорию. Мы спускаемся с вышки и идем туда.
Это высокие, большие железные ворота, которые оставили распахнутыми настежь.
Над воротами на иностранном языке написано: "Транзитный лагерь". Мы входим в
ворота.
Черные кучи, которые мы заметили с вышки, состоят из обугленных тел.
Некоторые сгорели полностью, остались только кости. Некоторые почти совсем
не обгорели. Таких тел очень много. Большие и маленькие. Взрослые и дети.
Наверное, их сначала убили, потом сложили в кучи, облили бензином и
подожгли.
Нас тошнит. Мы убегаем из лагеря. Мы идем домой. Бабушка зовет нас
обедать, но нас снова тошнит.
Бабушка говорит:
-- Небось опять ели какую-нибудь дрянь.
Мы говорим:
-- Да. Зеленые яблоки.
Наша кузина говорит:
-- Они сожгли лагерь. Надо пойти посмотреть. Пока там никого нет.
-- Мы там уже были. Там не на что смотреть -- ничего интересного.
Бабушка хмыкает:
-- Значит, наши храбрецы ничегошеньки не оставили? Все с собой забрали?
Что, совсем ничего, что может пригодиться? Да вы хорошо ли смотрели?
-- Да, бабушка. Очень хорошо. Там ничего нет.
Наша кузина выходит из кухни. Мы идем за ней. Мы спрашиваем:
-- Ты куда?
-- В Городок.
-- Уже? Обычно ты туда только вечером уходишь.
Она улыбается:
-- Да, но я кое-кого жду. Все, хватит вам приставать ко мне!
Наша кузина опять улыбается и бежит в город.
Мы в саду. Перед домом останавливается армейский джип, выходит наша
мама с иностранным офицером. Она бежит через сад к нам. На руках у мамы
маленький ребенок. Мама кричит нам:
-- Скорее, скорее! Быстро в машину -- мы уезжаем! Поторапливайтесь!
Бросайте все, и едем!
Мы спрашиваем:
-- Что это за ребенок?
Она говорит:
-- Это ваша сестра. Поехали! Нельзя терять ни минуты!
Мы спрашиваем:
-- А куда ехать?
-- В другую страну. Перестаньте наконец задавать вопросы! Едем!
Мы говорим:
-- Мы не хотим никуда уезжать. Мы хотим остаться здесь.
Мама говорит:
-- Я должна уехать туда. А вы поедете со мной.
-- Нет, мы останемся здесь.
Из дома выходит бабушка. Она спрашивает маму:
-- Что это ты еще придумала? И что у тебя в руках?
Мама говорит:
-- Я приехала за своими сыновьями. Я пришлю вам денег, мама.
Бабушка говорит:
-- Мне не нужны твои деньги. И мальчишек я тебе не отдам.
Мама просит офицера забрать нас силой. Мы быстро карабкаемся на чердак
по веревке. Офицер пытается схватить нас, но мы ногой толкаем его в лицо.
Офицер ругается, а мы втягиваем наверх веревку.
Бабушка хихикает:
-- Видала? Не хотят они с тобой уезжать.
Мама кричит на нас:
-- Я вам приказываю -- спускайтесь немедленно!
Бабушка говорит:
-- А приказов они никогда не слушаются.
Мама начинает плакать:
-- Идите ко мне, дорогие мои, милые! Я не могу уехать без вас!
Бабушка говорит:
-- Что, иностранцева выблядка тебе мало?
Мы говорим:
-- Нам тут нравится, мам. Езжай. Нам хорошо у бабушки.
Мы слышим канонаду и пулеметные очереди. Офицер обнимает маму за плечи
и ведет к машине. Но мама вырывается от него:
-- Они мои дети! Они мне нужны! Я люблю их!
Бабушка говорит:
-- Они и мне нужны. Я уже старая. А ты себе еще нарожаешь -- я вижу, с
этим у тебя проблем нет!
Мама говорит:
-- Умоляю вас, не держите их!
Бабушка говорит:
-- Да кто их держит? Эй, мальчишки! Ну-ка спускайтесь сейчас же и
поезжайте со своей матерью!
Мы говорим:
-- Мы не хотим ехать. Мы хотим остаться с вами, бабушка.
Офицер обнимает маму и тянет ее к машине, но мама отталкивает его.
Офицер садится в машину и заводит мотор. В тот же самый момент в саду
раздается взрыв. В следующий миг мы видим, что мама лежит на земле. Офицер
подбегает к ней. Бабушка пытается оттащить нас в сторону:
-- Не смотрите! Ступайте в дом!
Офицер выкрикивает ругательство, прыгает в джип и, резко рванув с
места, уезжает.
Мы смотрим на маму. У нее вылезли кишки из живота. Она вся в крови, и
младенец тоже. Мамина голова свисает в воронку от снаряда. Глаза у нее
открыты и все еще полны слез.
Бабушка говорит:
-- Лопаты принесите.
Мы кладем на дно ямы одеяло, кладем на него маму. Она все еще прижимает
к себе девочку. Мы укрываем их вторым одеялом и засыпаем яму.
Когда кузина возвращается из города, она спрашивает:
-- Что-нибудь случилось?
Мы говорим:
-- Да, снаряд у нас в саду взорвался и воронку сделал.
Ночью слышны канонада и взрывы. На рассвете все вдруг стихает. Мы спим
на широкой кровати офицера. Теперь его кровать -- наша, и комната тоже.
Утром мы идем на кухню завтракать. Бабушка стоит у плиты. Кузина
сворачивает свои одеяла.
Она говорит:
-- Я так плохо спала сегодня!
Мы говорим:
-- Спи в саду. Там сейчас тишина и стало тепло.
Она спрашивает:
-- Неужели вам не было страшно ночью?
Мы только молча пожимаем плечами.
Раздается стук в дверь. Входит человек в штатском, с ним двое солдат. У
солдат автоматы, и они одеты в форму, какой мы раньше не видели.
Бабушка говорит что-то на языке, на котором она говорит, когда выпьет.
Солдаты отвечают. Бабушка обнимает их и целует. Потом она говорит еще
что-то.
Штатский спрашивает:
-- Вы говорите на их языке, сударыня?
Бабушка говорит:
-- Это мой родной язык.
Наша кузина спрашивает:
-- Они уже здесь? Когда же они пришли? Мы хотели встречать их с цветами
на ратушной площади...
Штатский спрашивает:
-- Кто это "мы"?
-- Я и мои друзья.
Штатский улыбается:
-- Опоздали. Они ночью в Городок вошли. А я прибыл почти сразу вслед за
ними. Я ищу одну девочку...
Он называет имя, наша кузина говорит:
-- Да, это я. Где мои родители?
Штатский говорит:
-- Не знаю. Мое дело -- находить детей по списку. Мы сначала направим
тебя в распределитель в Большом Городе. А там попытаемся и родителей твоих
отыскать.
Кузина говорит:
-- У меня здесь есть друг. Он тоже в вашем списке?
Она называет имя своего любовника. Штатский листает список:
-- Да. Он уже в военном штабе. Поедете вместе. Собирайся.
Кузина счастлива. Она собирает свои платья и складывает всякую мелочь
на свое большое купальное полотенце.
Штатский обращается к нам:
-- Ну, а вы что? Как вас зовут?
Бабушка говорит:
-- Это мои внуки. Они остаются со мной.
Мы говорим:
-- Да, мы остаемся с бабушкой.
Штатский говорит:
-- Все равно назовите мне ваши имена.
Мы называем ему свои имена. Он сверяется со списком.
-- Да, вас в списке нет. Можете оставить их, сударыня.
Бабушка говорит:
-- Что значит -- могу оставить? Само собой могу!
Наша кузина говорит:
-- Я готова. Поехали.
Штатский говорит:
-- Ты не слишком спешишь, а? Могла бы по крайней мере поблагодарить
хозяйку и попрощаться с мальчиками.
Кузина говорит:
-- С мальчиками? С поганцами, вы хотите сказать.
Она крепко обнимает нас:
-- Целовать вас я не стану, я знаю, что вам телячьи нежности не по
вкусу. Постарайтесь делать поменьше глупостей... Ну, пока!
Она обнимает нас еще крепче и плачет. Штатский поворачивается к
бабушке:
-- Я хотел бы поблагодарить вас, сударыня, за все, что вы сделали для
этой девочки.
Мы все вместе выходим из дома. У калитки стоит джип. Солдаты садятся
вперед, штатский и кузина -- сзади. Бабушка кричит что-то солдатам. Солдаты
хохочут. Джип уезжает. Кузина не оглядывается.
После отъезда кузины мы идем в город посмотреть, что там происходит.
На каждом углу стоят танки. На ратушной площади -- множество
грузовиков, джипов, мотоциклов, простых и с колясками. Всюду множество
иностранных солдат. На рыночной площади, которая не заасфальтирована, они
ставят палатки и полевые кухни.
Когда мы проходим мимо, они улыбаются нам, что-то говорят, но мы пока
не понимаем их речи.
Кроме солдат, на улицах никого нет. Двери домов заперты, окна тоже,
витрины магазинов закрыты решетками или жалюзи.
Мы идем домой и говорим бабушке:
-- В Городке все тихо.
Она хмыкает:
-- Это они отдыхают. Вот погодите, увидите, что вечером будет!
-- А что будет, бабушка?
-- Для начала -- обыски. Они пройдут по всем домам и все обыщут. Ну, и
возьмут себе все, что им понравится. Я одну войну пережила уже, я знаю.
Нам-то бояться незачем -- взять у нас нечего, и я знаю, как с ними говорить.
-- Но что они будут искать, бабушка?
-- Шпионов, оружие, боеприпасы, часы, золото, женщин.
Действительно, во второй половине дня солдаты начинают систематически
обыскивать дома. Если им не отвечают, они дают выстрел в воздух, а затем
ломают дверь.
Многие дома стоят пустыми. Жители ушли насовсем или прячутся в лесу.
Дома без хозяев и магазины солдаты обыскивают так же тщательно.
Вслед за солдатами по брошенным домам и магазинам идут воры. Это в
основном дети, старики и некоторые женщины -- те, кто не боится и беден.
Мы встречаем Заячью Губу. Она тащит охапку платьев и туфель. Она
говорит нам:
-- Поторопитесь, пока что-то еще остается. Я уже три раза сходила в
магазин.
Мы идем в магазин "Книги и канцелярские товары" -- дверь выбита и
здесь. В магазине только несколько детей -- они берут карандаши, цветные
мелки, ластики, точилки и школьные ранцы.
Мы не спеша отбираем то, что нужно нам: многотомную энциклопедию,
карандаши, бумагу.
На улице старик и старуха дерутся из-за копченого окорока. Вокруг них
собралась толпа, люди подзуживают стариков и смеются над ними. Старуха
ногтями царапает лицо старика и наконец убегает, унося окорок.
Мародеры напиваются краденым спиртным допьяна, дерутся, бьют окна и
витрины разграбленных домов и магазинов, крушат посуду и ломают все, что им
не нужно или что они не могут унести.
Солдаты тоже пьют и снова идут по домам -- на этот раз они ищут женщин.
Повсюду слышны выстрелы и крики насилуемых женщин.
На ратушной площади солдат играет на аккордеоне. Другие солдаты поют и
пляшут.
Уже несколько дней мы не видели свою соседку -- она не выходит в сад.
Не видели мы и Заячью Губу. Мы идем посмотреть, что с ними.
Дверь домика распахнута. Мы входим. Хотя на улице ярко светит солнце,
внутри темно, потому что окна очень маленькие.
Когда наши глаза привыкают к темноте, мы видим соседку. Она лежит на
кухонном столе. Ее ноги свисают со стола, а руки она прижимает к глазам. Она
не движется.
Заячья Губа лежит на постели. Она голая. Между ее раздвинутых ног --
целая лужа из крови и спермы. Ее ресницы слиплись -- теперь уже навсегда, а
ее губы растянуты и открывают черные зубы в вечной улыбке: Заячья Губа
мертва.
Соседка говорит нам:
-- Уходите.
Мы подходим к ней и спрашиваем:
-- Так вы не глухая?
-- Нет. И не слепая. Уходите.
Мы говорим:
-- Мы хотим вам помочь.
Она говорит:
-- Мне не нужна помощь. Мне уже ничего не нужно. Уходите.
Мы спрашиваем:
-- Что здесь произошло?
-- Сами не видите?.. Она ведь умерла, да?
-- Да. Это были новые иностранцы?
-- Да. Она сама их зазвала. Она вышла на дорогу и знаками звала их в
дом. Их было двенадцать или пятнадцать. И они ее трахали один за другим, а
она только кричала: "О, хорошо, хорошо! Давайте, давайте, все по очереди!"
Она умерла счастливой -- затраханная насмерть. А я не могу умереть! Я не
знаю, сколько я уже тут лежу без еды и питья. А смерть все не приходит. Она
никогда не приходит, если ты зовешь ее сам. Ей нравится мучить нас. Я зову
ее вот уже много лет -- а она не слышит меня.
Мы спрашиваем:
-- Вы действительно хотите умереть?
-- Чего я могу еще хотеть? Если вы и впрямь хотите мне помочь,
подожгите дом. Я не хочу, чтобы нас нашли -- вот так.
Мы говорим:
-- Но это же будет очень больно.
-- А это уж не ваше дело. Подожгите дом, и все, если, конечно, вы на
это способны.
-- Да, сударыня, мы на это способны. Положитесь на нас.
Мы перерезаем ей горло бритвой, потом идем и сливаем немного бензина из
бака армейского грузовика. Мы поливаем бензином тела и стены дома. Потом мы
поджигаем дом и идем к себе.
Утром бабушка говорит:
-- Дом соседки сгорел. Они обе были внутри -- и она, и ее дочь. Верно,
девчонка оставила что-нибудь на огне -- с дурочки станется.
Мы идем к дому соседки, чтобы забрать кур и кроликов, но другие соседи
уже растащили их ночью.
Уже несколько дней мы видим, как победоносная армия новых иностранцев
-- которую мы теперь называем армией-освободительницей -- идет мимо
бабушкиного дома.
Танки, пушки, бронеавтомобили и грузовики Освободителей день и ночь
идут через границу. Фронт уходит все дальше и дальше в глубь соседней
страны.
В противоположном направлении движется другой поток: идут пленные,
побежденные. Среди них много людей и из нашей страны. Пленные все еще в
форме, но без оружия и без знаков различия. Они бредут, опустив голову, к
станции, где их сажают в вагоны и увозят. Никто не знает, куда и надолго ли
их увозят.
Бабушка говорит, что их везут далеко, в холодные и безлюдные края, где
их заставят работать так тяжело, что никто не вернется. Все они умрут от
холода, непосильного труда, голода и разных болезней.
Через месяц после освобождения нашей страны война заканчивается совсем,
и Освободители занимают нашу страну -- люди говорят, навсегда. Поэтому мы
просим бабушку научить нас их языку. Она говорит:
-- Что я вам, учительница? Как я вас учить-то буду?
Мы говорим:
-- Очень просто, бабушка. Просто говорите с нами весь день на их языке
-- в конце концов мы начнем понимать.
Вскоре мы знаем достаточно, чтобы переводить, когда местные говорят с
Освободителями. Мы пользуемся этим и становимся посредниками при обмене
того, что в избытке у военных: сигареты, шоколад, табак, -- на то, что есть
у жителей: вино, водка и фрукты.
Деньги ничего не стоят, все только меняются.
Девушки спят с солдатами за шелковые чулки, украшения, духи, часы и
прочие вещи, которые солдаты набрали в освобожденных городах.
Бабушка больше не ходит на рынок со своей тележкой. Наоборот -- теперь
к ней приходят хорошо одетые дамы и умоляют продать им курицу или колбасу за
перстень или серьги.
Люди получают продовольственные карточки. С четырех часов утра у мясных
и хлебных лавок выстраиваются длинные очереди. Остальные магазины закрыты --
им нечем торговать.
Не хватает всего.
Но у нас с бабушкой есть все, что нам нужно.
Сколько-то времени спустя у нашей страны снова появляется свое
правительство и своя армия, правда, и правительство и армия находятся под
контролем наших Освободителей. Их флаг висит на всех общественных зданиях.
Повсюду портреты их Вождя. Они учат нас своим песням и танцам; они
показывают в кинотеатрах свои фильмы. В школах введено обязательное изучение
языка наших Освободителей, а все остальные иностранные языки запрещены.
Запрещено критиковать наших Освободителей или наше новое правительство,
запрещены шутки о них. Достаточно доноса, чтобы любого человека бросили в
тюрьму без суда и следствия. Люди -- и мужчины, и женщины -- исчезают без
следа, никто не знает за что, и их семьи больше ничего про них не слышат.
Границу восстановили. Теперь ее невозможно перейти.
Нашу страну окружили колючей проволокой; теперь мы полностью отрезаны
от остального мира.
Осенью все дети опять идут в школу -- кроме нас.
Мы говорим бабушке:
-- Бабушка, мы не хотим идти в школу.
Она говорит:
-- Надеюсь, что так: вы мне дома нужны. К тому же, что вы там еще
можете узнать нового?..
-- Ничего, бабушка, совершенно ничего.
Вскоре мы получаем письмо. Бабушка спрашивает нас:
-- Что тут написано?
-- Тут написано, что вы несете за нас ответственность и что мы обязаны
явиться в школу.
Бабушка говорит:
-- Киньте это в печку. Я неграмотная, вы тоже. Никто из нас это письмо
не прочел.
Мы сжигаем письмо. Через несколько дней приходит еще одно. В нем
сказано, что, если мы не пойдем в школу, бабушка будет наказана по закону.
Мы бросаем в печку и это письмо и говорим бабушке:
-- Бабушка, не забудьте, что один из нас глухой, а другой слепой.
Еще через несколько дней приходит какой-то человек. Он говорит:
-- Я -- инспектор начальных школ. В вашем доме проживает двое детей, по
возрасту подпадающих под закон о всеобщем образовании. Вы получили уже два
письменных предупреждения.
Бабушка говорит:
-- Вы о письмах? Не знаю, не читала. Я неграмотная, и дети тоже.
Один из нас спрашивает:
-- Кто это? Что он говорит?
Другой отвечает:
-- Он спрашивает, умеем ли мы читать. На кого он похож?
-- Он высокий, и лицо у него злое.
Мы начинаем кричать вдвоем:
-- Уходи! Не трогай нас! Не убивай нас! Помогите!..
Мы прячемся под стол. Инспектор спрашивает бабушку:
-- Что это с ними?
Бабушка говорит:
-- Ох, бедняжки всех боятся! Они пережили ужасные вещи в Большом
Городе. К тому же один глухой, а другой слепой. Глухой поэтому рассказывает
слепому, что он видит, а слепой объясняет глухому, что он слышит. А иначе
они ничегошеньки не понимают.
Мы продолжаем кричать под столом:
-- Спасите, спасите! Все рушится! Я не могу выдержать этот грохот! Я
ничего не вижу!..
Бабушка объясняет:
-- Видали? Когда кто-нибудь их пугает, они слышат и видят то, чего нет.
Инспектор кивает:
-- У них галлюцинации. Их надо положить в больницу.
Мы кричим еще громче.
Бабушка говорит:
-- Это еще хуже! В больнице-то все и случилось. Они навещали свою мать
-- она там работала. А тут бомбежка, как раз когда они были в больнице. Они
видели взрывы, убитых и раненых; они и сами были несколько дней без
сознания.
Инспектор говорит:
-- Бедные ребята! А где их родители?
-- То ли померли, то ли пропали. Сгинули. Кто знает, что с ними!
-- Это, должно быть, тяжкая ноша для вас.
-- Что поделаешь. Я -- единственная, кто у них остался.
Перед уходом инспектор пожимает бабушке руку:
-- Вы очень добрая женщина.
Вскоре мы получаем еще одно письмо -- в нем написано, что мы
освобождены от посещения школы в связи с физическими травмами и психическим
состоянием.
БАБУШКА ПРОДАЕТ ВИНОГРАДНИК
К бабушке приходит офицер. Он хочет, чтобы она продала свой
виноградник. Армия хочет построить на его месте казарму для пограничников.
Бабушка говорит:
-- А чем вы мне заплатите? Деньги нынче ничего не стоят.
Офицер говорит:
-- В обмен за вашу землю мы проведем в ваш дом водопровод и
электричество.
Бабушка говорит:
-- Не нужны мне ваши водопровод и электричество. Я всю жизнь без них
прекрасно обходилась.
Офицер говорит:
-- Мы ведь могли бы реквизировать ваш виноградник и ничего вам не
платить. Собственно, мы так и сделаем, если вы откажетесь продать его. Армии
нужен ваш участок. Передать его нам -- ваш патриотический долг.
Бабушка открывает рот, чтобы сказать что-то, но тут вмешиваемся мы:
-- Бабушка, вы уже старая, и вам не так легко работать. Виноградник --
это лишняя работа для вас, а родит он плохо, пользы от него мало. С другой
стороны, стоимость дома существенно возрастет после проведения в него воды и
электричества.
Офицер говорит:
-- Ваши внуки гораздо сообразительнее вас, бабушка.
Бабушка говорит:
-- Еще бы. Что ж, обсуждайте это дело с ними. Пусть они решают.
Офицер говорит:
-- Но мне понадобится ваша подпись.
-- Я подпишу что хотите. Правда, писать я не умею.
Бабушка плачет, встает и говорит нам:
-- Разбирайтесь сами.
Она уходит в виноградник.
Офицер говорит:
-- Бедная старуха. Она любит свой виноградник, да?.. Так что -- мы
договорились?
Мы говорим:
-- Как вы сами только что отметили, этот участок земли представляет
большую ценность в ее глазах -- он весьма дорог ей как память. Безусловно,
армия не станет лишать заработанной честным тяжким трудом собственности
бедную пожилую женщину, которая к тому же является уроженкой страны наших
героических Освободителей.
Офицер говорит:
-- Вот как! Она, значит, по происхождению...
-- Вот именно. Она безупречно говорит на их языке. И мы тоже, кстати. И
если вы намерены злоупотребить...
Офицер быстро говорит:
-- Нет, нет, ничего подобного! Что вы хотите за виноградник?
-- В дополнение к уже оговоренным водопроводу и электричеству нам нужна
ванная.
-- Еще что? И где вы хотите эту вашу ванную?
Мы ведем его в свою комнату и показываем, где надо пристроить ванную:
-- Вот здесь; чтобы дверь выходила в комнату. Семь-восемь квадратных
метров, ванна, раковина, душ, нагревательная колонка, ватерклозет.
Он долго глядит на нас, потом говорит:
-- Ладно, это можно.
Мы добавляем:
-- И кроме того, нам нужен радиоприемник. Купить его невозможно.
Он спрашивает:
-- Но уж это-то все?
-- Да, все.
Он смеется:
-- Ладно, будет у вас и ванная, и радио. Но лучше б я торговался с
вашей бабкой!
Однажды утром бабушка не выходит из комнаты. Мы стучимся к ней, зовем,
но она не отзывается.
Тогда мы ломаем оконную раму и пролезаем внутрь.
Бабушка лежит на кровати. Она неподвижна. Но она дышит, и сердце
бьется. Один из нас остается с ней, второй бежит за доктором.
Доктор осматривает бабушку. Он говорит:
-- У вашей бабушки инсульт -- кровоизлияние в мозг.
-- Она умрет?
-- Сказать наверняка невозможно. Возраст весьма преклонный, но сердце в
порядке. Давайте ей вот эти лекарства, три раза в день. И кто-то должен
будет ухаживать за ней.
Мы говорим:
-- Мы сами будем за ней ухаживать. Что надо делать?
-- Кормить, мыть. Вероятно, она навсегда останется парализована.
Доктор уходит. Мы делаем пюре из овощей и кормим бабушку маленькой
ложкой. Вечером в ее комнате пахнет очень скверно. Мы снимаем одеяло и
видим, что матрас весь измаран испражнениями.
Мы покупаем у крестьянина свежей соломы, покупаем детские клеенчатые
штанишки и пеленки.
Мы раздеваем бабушку, купаем ее, меняем постель. Бабушка такая худая,
что детские штанишки ей впору. Мы меняем ей пеленки несколько раз в день.
Неделю спустя бабушка начинает немного шевелить рукой. А однажды утром
она начинает ругать нас:
-- Сукины дети! Быстро мне курицу жарьте! Откуда, по-вашему, у меня
будут силы, чтоб поправиться, -- с вашей размазни овощной, что ли? И молока
козьего принесите! Надеюсь, вы хоть хозяйство не совсем забросили, пока я
тут лежала?
-- Нет, бабушка, не забросили.
-- А ну, помогите мне встать, бездельники!
-- Бабушка, вам надо лежать, так доктор велел.
-- Доктор, шмоктор! Дурак он, ваш доктор! "Навсегда останется
парализована", сказал тоже! Я вот ему покажу, как я парализована!
Мы помогаем бабушке подняться, ведем в кухню и сажаем за стол. Когда
курица готова, она съедает ее целиком, одна. После еды она говорит:
-- Ну, чего ждете? Сделайте мне крепкую палку! Поторапливайтесь,
лодыри, я хочу сама проверить хозяйство!
Мы бежим в лес, находим подходящее деревце, бегом возвращаемся домой и
под присмотром бабушки вырезаем клюку нужного размера. Бабушка хватает ее и