Страница:
— Коронер полностью оправдал ее, — сказала Таппенс.
— Естественно. Но я на ее месте, ей-богу, не рискнул бы выстрелить.
— Она тоже, наверно, не рискнула бы, если бы хоть немного умела стрелять, — отозвалась Таппенс. — Но она не представляла себе, как трудно попасть в цель при таких условиях, и это помогло ей.
— Совсем как в Библии, — сказал Томми. — Давид и Голиаф.
— Ой! — вскрикнула Таппенс.
— Что-нибудь случилось, старушка?
— Нет. Просто, когда ты это сказал, у меня в голове мелькнула какая-то мысль. А теперь она исчезла.
— Не велика беда, — съязвил Томми.
— Напрасно иронизируешь. Такое бывает с каждым. Нет, погоди, что же это было?.. Кажется, что-то связанное с Соломоном.
— Кедры? Храм? Куча жен и наложниц?
— Помолчи! — оборвала его Таппенс, зажимая уши руками. — Так мне и вовсе не вспомнить.
— Евреи? Колена израильские? — Подбодрил ее Томми.
Таппенс только покачала головой. Помолчав минуту-другую, она сказала:
— Интересно, кого все-таки напомнила мне эта женщина?
— Покойная Ванда Полонская?
— Да. В первый же раз, когда я увидела ее, мне почудилось в этом лице что-то знакомое.
— Ты думаешь, что где-то уже встречалась с ней?
— Нет. Я уверена, что мы не встречались.
— У миссис Перенны н Шейлы совершенно другой тип.
— Нет, они тут ни при чем, Томми. Кстати, об этих двух особах. Я тут долго думала… Все ломают голову над запиской — ну, над той, которую миссис Спрот нашла у себя в номере на полу, когда пропала Бетти.
— Да?
— Все эти россказни, будто в нее завернули камень и бросили его в окно, — сущий вздор. Просто кто-то подложил ее в комнату, чтобы она сразу попалась на глаза миссис Спрот. И, по-моему, подложила миссис Перенна.
— Значит, она, Карл и Ванда Полонская были в сговоре?
— Да. Ты заметил, что миссис Перенна вошла в самый критический момент? Именно она вынесла окончательное решение — не звонить в полицию. Она взяла все в свои руки.
— Значит, ты все еще считаешь, что М. — это, видимо, она?
— А ты нет?
— Пожалуй, — неуверенно протянул Томми.
— У тебя есть другая версия, Томми?
— Есть, но только ужасно фантастическая.
— Выкладывай.
— Пока не стоит. У меня нет никаких доказательств. Ровным счетом никаких. Но если я не ошибаюсь, мы имеем дело же с М., а с Н.
«Блетчли? — думал Томми. — На вид вроде бы все в порядке. В чем его можно упрекнуть? Типичный англичанин, слишком даже типичный, и к тому же сам хотел позвонить в полицию. Да, но возможно и другое: он прекрасно знал, что мать ребенка ни за что не согласится. Записка с угрозами дала ему полную уверенность в этом, и он мог позволить себе защищать противоположную точку зрения…»
Эти размышления вновь подвели Томми к неотвязному и мучительному вопросу, на который он все еще не находил ответа.
Зачем было похищать Бетти Спрот?
У ворот «Сан-Суси» стояла машина с надписью «Полиция», однако Таппенс, поглощенная своими мыслями, не обратила на нее внимания. Она свернула в аллею, вошла в холл и сразу поднялась к себе, но на пороге остановилась как вкопанная: у окна, повернувшись к ней лицом, стояла высокая девушка.
— Боже мой! — воскликнула Таппенс. — Вы, Шейла?
Девушка подошла к ней, Таппенс отчетливо видела каждую черточку ее бледного трагического лица и сверкающие голубые глаза.
— Я так рада, что вы пришли. Я ждала вас, — сказала Шейла.
— Что случилось?
— Карла арестовали, — ответила девушка ровным голосом.
— О господи! — охнула Таппенс, чувствуя, что сейчас она отнюдь не на высоте положения. Спокойный голос Шейлы ни на минуту не обманул Таппенс: она отлично понимала, что кроется за этим спокойствием. Сообщники они или нет, но девушка любит Карла фон Дайнима, У Таппенс защемило сердце: как жаль это юное создание с таким трагическим лицом!
— Что мне делать? — спросила Шейла.
— Бедная девочка! — беспомощно отозвалась Таппенс.
— Его забрали. Я больше его не увижу, — сказала Шейла голосом, прозвучавшим, как надгробное рыдание, и застонала: — Что мне делать? Что мне делать?
Ноги у нее подкосились, она упала на колени около кровати и горько зарыдала.
Таппенс ласково провела рукой по черным волосам девушки.
— Может быть… Может быть, здесь ошибка, — нерешительно промолвила она. — Вполне вероятно, его просто интернируют. В конце концов, он — подданный вражеского государства.
— Полицейские говорят другое. Сейчас они обыскивают его номер.
— Ну, если там ничего не найдут… — начала было Таппенс.
— Конечно, ничего не найдут. Что там может быть?
— Не знаю. По-моему, вам виднее.
— Мне?
Презрительное изумление Шейлы было таким неподдельным, что все подозрения Таппенс мгновенно рассеялись. Девушка не может быть сообщницей Карла, она ничего не знала ж не знает.
— Если он невиновен… — опять начала Таппенс.
— Какое это имеет значение? — перебила ее Шейла. — Полиции ничего не стоит состряпать любое дело.
— Глупости, дитя мое! — оборвала ее Таппенс. — Так не бывает.
Шейла посмотрела на собеседницу долгим недоверчивым взглядом. Потом сказала:
— Хорошо. Раз вы так считаете, я верю вам.
Таппенс стало неловко.
— Вы слишком доверчивы, Шейла, — бросила она. — Возможно, вы поступили неосмотрительно, доверяясь Карлу.
— Значит, вы тоже против него? Я думала, он вам нравится. Он сам тоже так думал.
До чего же трогательны эти юнцы! Они верят, что все к ним расположены. А ведь это правда — Карл ей нравился.
— Послушайте, Шейла, — устало сказала Таппенс. — Нравится человек или не нравится — это одно, а факты — другое. Наша страна ведет войну с Германией. Есть много способов служить своему отечеству. Один из них состоит в том, чтобы добывать сведения… за линией фронта. Для такой работы нужна смелость: если вы попадетесь… — голос ее дрогнул, — вам конец.
— Значит, по-вашему, Карл… — начала Шейла.
— Служит своей родине именно таким способом… Но ведь и это не исключено, верно?
— Нет, исключено, — отрезала Шейла и направилась к двери: — Ясно. Сожалею, что обратилась к вам за помощью.
— Но что же я могу сделать для вас, милая девочка?
— У вас есть связи. Ваши сыновья в армии и флоте, и вы не раз говорили, что они знакомы с влиятельными людьми. Я надеялась, что вы попросите их сделать… хоть что-нибудь сделать.
Таппенс подумала о своих мифических отпрысках — Дугласе, Раймонде и Сириле.
— Боюсь, они ничем вам не помогут, — ответила она.
— Значит, надеяться нам не на что. Карла возьмут и посадят в тюрьму, а потом на рассвете поставят к стенке и расстреляют. И на этом все кончится, — с высоко поднятой головой пылко произнесла Шейла и вышла, захлопнув дверь.
«Ох уж эти ирландцы, будь они прокляты! — думала Таппенс, обуреваемая самыми противоречивыми чувствами. Откуда у них эта ужасная способность все поворачивать так, что голова у тебя начинает кругом идти? Если Карл фон Дайним шпион, он заслуживает расстрела. На этом я должна стоять, а не поддаваться девчонке, как бы она ни обольщала меня своим ирландским голосом, доказывая, что на моих глазах трагически гибнет герой и мученик!»
И в то же время Таппенс хотелось, ах, как хотелось, чтобы Карл оказался невиновен.
Но как на это надеяться, зная то, что знает она?
Рыбак, сидевший в конце Старой пристани, забросил удочку и начал неторопливо сматывать леску.
— Боюсь, что дело ясное, — сказал он.
— Честно признаюсь, жаль, — отозвался Томми. — Он… В общем, он славный парень.
— Так оно и бывает, друг мой. Работать за линию фронта идут не трусы, не тыловые крысы, а смелые люди. Мы это знаем на собственном опыте. Но вина его доказана — ничего не попишешь.
— Значит, никаких сомнений?
— Никаких. Среди его записей с химическими формулами обнаружен список сотрудников завода, подозреваемых в пронацистских настроениях, — ой собирался их прощупать. Найдены также план диверсионных актов и рецептура удобрений, которые, если бы их пустили в дело, уничтожили бы посевы на большой площади. А это как раз по части нашего мистера Карла.
Проклиная в душе Таппенс, которая взяла с него слово заговорить об этом, Томми неохотно пробормотал:
— А не могло получиться так, что ему просто подсунули всю эту чертовщину?
Губы мистера Гранта искривила демоническая улыбка.
— Понятно! Это идея вашей жены?
— M-м, как вам сказать? В общем, да.
— Что ж, он интересный парень, — снисходительно заметил Грант и продолжал: — Нет, если говорить серьезно, такая возможность практически исключена. У него, кстати, был и запас чернил для тайнописи, а это уже веская улика. И не похоже, чтобы чернила были ему подброшены. Они не стояли у него на умывальнике в пузырьке с надписью: «Принимать по мере надобности». Нет, он их чертовски ловко запрятал. С таким приемом мы столкнулись лишь однажды — тогда это были жилетные пуговицы. Их пропитывают симпатической жидкостью, а затем, когда возникает необходимость, бросают в воду, и чернила готовы. Карл фон Дайним пользовался не пуговицами, а шнурками от ботинок. Ловко придумано!
— Погодите, погодите!..
В голове Томми промелькнула какая-то мысль. Туманное, расплывчатое воспоминание…
Таппенс оказалась куда сообразительнее. Не успел он пересказать ей свой разговор с Грантом, как она сразу же все поняла.
— Шнурки от ботинок? Томми, да ведь это же все объясняет!
— Что — все?
— История с Бетти, идиот! Разве ты не помнишь, какую странную вещь она сделала однажды у меня в комнате? Вытащила шнурки из ботинок и засунула в стакан с водой. Я еще удивилась тогда, как она до этого додумалась. Теперь я понимаю: она видела, как то же самое проделывал Карл, и начала подражать ему. Он рисковал слишком многим — девочка могла невольно выдать его; вот он и сговорился с той женщиной, что она похитит Бетти.
— Итак, с этим ясно, — сказал Томми.
— Да. Хорошо, когда все становится на свое место — можно сделать еще шаг вперед.
Наступили тяжелые времена. К изумлению и отчаянью ошеломленных французов, их правительство неожиданно капитулировало. Неясно было, что станет с французским флотом. Берега Франции оказались в руках немцев, и над Англией нависла реальная угроза вторжения.
— Карл фон Дайним был лишь звеном в цепи, — сказал Томми. — А начинается она с миссис Перенны.
— Да, и нам нужны улики против нее. А добыть их нелегко.
— Конечно. Если она — мозг всей организации, то постарается не оставлять никаких следов.
— Значит, ты предполагаешь, что М. — это миссис Перенна?
Томми кивнул.
— Ты в самом деле считаешь, что девушка ни в чем не замешана? — помолчав, спросил он.
— Совершенно в этом уверена.
— Ну что ж, тебе виднее, — вздохнул Томми. — Но если это так, ей будет несладко. Сперва человек, которого она любит, потом — мать… Немного же останется у нее в жизни!
— Что поделаешь.
— Конечно. А что, если мы не правы и М. или Н. — кто-то совсем другой?
— Опять та же песня? — холодно оборвала его Таппенс. — Тебе не кажется, что ты принимаешь желаемое за действительное?
— Что ты хочешь этим сказать?
— Что ты слишком носишься с Шейлой Перенной.
— Ты мелешь вздор, Таппенс.
— Это не вздор, Томми. Она вскружила тебе голову.
— Ничего подобного, — рассердился Томми. — Просто у меня свои соображения.
— Выкладывай — какие?
— Пока еще помолчу. Посмотрим, кто из нас прав.
— Ну, а я считаю, что нам пора вплотную заняться миссис Перенной — выяснить, где она бывает, с кем встречается, словом, все. Должно же быть какое-то связующее звено. Скажи-ка Алберту, чтобы он взялся за нее — и сегодня же.
— Сделай это сама. Я занят.
— Чем?
— Играю в гольф, — ответил Томми.
— Естественно. Но я на ее месте, ей-богу, не рискнул бы выстрелить.
— Она тоже, наверно, не рискнула бы, если бы хоть немного умела стрелять, — отозвалась Таппенс. — Но она не представляла себе, как трудно попасть в цель при таких условиях, и это помогло ей.
— Совсем как в Библии, — сказал Томми. — Давид и Голиаф.
— Ой! — вскрикнула Таппенс.
— Что-нибудь случилось, старушка?
— Нет. Просто, когда ты это сказал, у меня в голове мелькнула какая-то мысль. А теперь она исчезла.
— Не велика беда, — съязвил Томми.
— Напрасно иронизируешь. Такое бывает с каждым. Нет, погоди, что же это было?.. Кажется, что-то связанное с Соломоном.
— Кедры? Храм? Куча жен и наложниц?
— Помолчи! — оборвала его Таппенс, зажимая уши руками. — Так мне и вовсе не вспомнить.
— Евреи? Колена израильские? — Подбодрил ее Томми.
Таппенс только покачала головой. Помолчав минуту-другую, она сказала:
— Интересно, кого все-таки напомнила мне эта женщина?
— Покойная Ванда Полонская?
— Да. В первый же раз, когда я увидела ее, мне почудилось в этом лице что-то знакомое.
— Ты думаешь, что где-то уже встречалась с ней?
— Нет. Я уверена, что мы не встречались.
— У миссис Перенны н Шейлы совершенно другой тип.
— Нет, они тут ни при чем, Томми. Кстати, об этих двух особах. Я тут долго думала… Все ломают голову над запиской — ну, над той, которую миссис Спрот нашла у себя в номере на полу, когда пропала Бетти.
— Да?
— Все эти россказни, будто в нее завернули камень и бросили его в окно, — сущий вздор. Просто кто-то подложил ее в комнату, чтобы она сразу попалась на глаза миссис Спрот. И, по-моему, подложила миссис Перенна.
— Значит, она, Карл и Ванда Полонская были в сговоре?
— Да. Ты заметил, что миссис Перенна вошла в самый критический момент? Именно она вынесла окончательное решение — не звонить в полицию. Она взяла все в свои руки.
— Значит, ты все еще считаешь, что М. — это, видимо, она?
— А ты нет?
— Пожалуй, — неуверенно протянул Томми.
— У тебя есть другая версия, Томми?
— Есть, но только ужасно фантастическая.
— Выкладывай.
— Пока не стоит. У меня нет никаких доказательств. Ровным счетом никаких. Но если я не ошибаюсь, мы имеем дело же с М., а с Н.
«Блетчли? — думал Томми. — На вид вроде бы все в порядке. В чем его можно упрекнуть? Типичный англичанин, слишком даже типичный, и к тому же сам хотел позвонить в полицию. Да, но возможно и другое: он прекрасно знал, что мать ребенка ни за что не согласится. Записка с угрозами дала ему полную уверенность в этом, и он мог позволить себе защищать противоположную точку зрения…»
Эти размышления вновь подвели Томми к неотвязному и мучительному вопросу, на который он все еще не находил ответа.
Зачем было похищать Бетти Спрот?
У ворот «Сан-Суси» стояла машина с надписью «Полиция», однако Таппенс, поглощенная своими мыслями, не обратила на нее внимания. Она свернула в аллею, вошла в холл и сразу поднялась к себе, но на пороге остановилась как вкопанная: у окна, повернувшись к ней лицом, стояла высокая девушка.
— Боже мой! — воскликнула Таппенс. — Вы, Шейла?
Девушка подошла к ней, Таппенс отчетливо видела каждую черточку ее бледного трагического лица и сверкающие голубые глаза.
— Я так рада, что вы пришли. Я ждала вас, — сказала Шейла.
— Что случилось?
— Карла арестовали, — ответила девушка ровным голосом.
— О господи! — охнула Таппенс, чувствуя, что сейчас она отнюдь не на высоте положения. Спокойный голос Шейлы ни на минуту не обманул Таппенс: она отлично понимала, что кроется за этим спокойствием. Сообщники они или нет, но девушка любит Карла фон Дайнима, У Таппенс защемило сердце: как жаль это юное создание с таким трагическим лицом!
— Что мне делать? — спросила Шейла.
— Бедная девочка! — беспомощно отозвалась Таппенс.
— Его забрали. Я больше его не увижу, — сказала Шейла голосом, прозвучавшим, как надгробное рыдание, и застонала: — Что мне делать? Что мне делать?
Ноги у нее подкосились, она упала на колени около кровати и горько зарыдала.
Таппенс ласково провела рукой по черным волосам девушки.
— Может быть… Может быть, здесь ошибка, — нерешительно промолвила она. — Вполне вероятно, его просто интернируют. В конце концов, он — подданный вражеского государства.
— Полицейские говорят другое. Сейчас они обыскивают его номер.
— Ну, если там ничего не найдут… — начала было Таппенс.
— Конечно, ничего не найдут. Что там может быть?
— Не знаю. По-моему, вам виднее.
— Мне?
Презрительное изумление Шейлы было таким неподдельным, что все подозрения Таппенс мгновенно рассеялись. Девушка не может быть сообщницей Карла, она ничего не знала ж не знает.
— Если он невиновен… — опять начала Таппенс.
— Какое это имеет значение? — перебила ее Шейла. — Полиции ничего не стоит состряпать любое дело.
— Глупости, дитя мое! — оборвала ее Таппенс. — Так не бывает.
Шейла посмотрела на собеседницу долгим недоверчивым взглядом. Потом сказала:
— Хорошо. Раз вы так считаете, я верю вам.
Таппенс стало неловко.
— Вы слишком доверчивы, Шейла, — бросила она. — Возможно, вы поступили неосмотрительно, доверяясь Карлу.
— Значит, вы тоже против него? Я думала, он вам нравится. Он сам тоже так думал.
До чего же трогательны эти юнцы! Они верят, что все к ним расположены. А ведь это правда — Карл ей нравился.
— Послушайте, Шейла, — устало сказала Таппенс. — Нравится человек или не нравится — это одно, а факты — другое. Наша страна ведет войну с Германией. Есть много способов служить своему отечеству. Один из них состоит в том, чтобы добывать сведения… за линией фронта. Для такой работы нужна смелость: если вы попадетесь… — голос ее дрогнул, — вам конец.
— Значит, по-вашему, Карл… — начала Шейла.
— Служит своей родине именно таким способом… Но ведь и это не исключено, верно?
— Нет, исключено, — отрезала Шейла и направилась к двери: — Ясно. Сожалею, что обратилась к вам за помощью.
— Но что же я могу сделать для вас, милая девочка?
— У вас есть связи. Ваши сыновья в армии и флоте, и вы не раз говорили, что они знакомы с влиятельными людьми. Я надеялась, что вы попросите их сделать… хоть что-нибудь сделать.
Таппенс подумала о своих мифических отпрысках — Дугласе, Раймонде и Сириле.
— Боюсь, они ничем вам не помогут, — ответила она.
— Значит, надеяться нам не на что. Карла возьмут и посадят в тюрьму, а потом на рассвете поставят к стенке и расстреляют. И на этом все кончится, — с высоко поднятой головой пылко произнесла Шейла и вышла, захлопнув дверь.
«Ох уж эти ирландцы, будь они прокляты! — думала Таппенс, обуреваемая самыми противоречивыми чувствами. Откуда у них эта ужасная способность все поворачивать так, что голова у тебя начинает кругом идти? Если Карл фон Дайним шпион, он заслуживает расстрела. На этом я должна стоять, а не поддаваться девчонке, как бы она ни обольщала меня своим ирландским голосом, доказывая, что на моих глазах трагически гибнет герой и мученик!»
И в то же время Таппенс хотелось, ах, как хотелось, чтобы Карл оказался невиновен.
Но как на это надеяться, зная то, что знает она?
Рыбак, сидевший в конце Старой пристани, забросил удочку и начал неторопливо сматывать леску.
— Боюсь, что дело ясное, — сказал он.
— Честно признаюсь, жаль, — отозвался Томми. — Он… В общем, он славный парень.
— Так оно и бывает, друг мой. Работать за линию фронта идут не трусы, не тыловые крысы, а смелые люди. Мы это знаем на собственном опыте. Но вина его доказана — ничего не попишешь.
— Значит, никаких сомнений?
— Никаких. Среди его записей с химическими формулами обнаружен список сотрудников завода, подозреваемых в пронацистских настроениях, — ой собирался их прощупать. Найдены также план диверсионных актов и рецептура удобрений, которые, если бы их пустили в дело, уничтожили бы посевы на большой площади. А это как раз по части нашего мистера Карла.
Проклиная в душе Таппенс, которая взяла с него слово заговорить об этом, Томми неохотно пробормотал:
— А не могло получиться так, что ему просто подсунули всю эту чертовщину?
Губы мистера Гранта искривила демоническая улыбка.
— Понятно! Это идея вашей жены?
— M-м, как вам сказать? В общем, да.
— Что ж, он интересный парень, — снисходительно заметил Грант и продолжал: — Нет, если говорить серьезно, такая возможность практически исключена. У него, кстати, был и запас чернил для тайнописи, а это уже веская улика. И не похоже, чтобы чернила были ему подброшены. Они не стояли у него на умывальнике в пузырьке с надписью: «Принимать по мере надобности». Нет, он их чертовски ловко запрятал. С таким приемом мы столкнулись лишь однажды — тогда это были жилетные пуговицы. Их пропитывают симпатической жидкостью, а затем, когда возникает необходимость, бросают в воду, и чернила готовы. Карл фон Дайним пользовался не пуговицами, а шнурками от ботинок. Ловко придумано!
— Погодите, погодите!..
В голове Томми промелькнула какая-то мысль. Туманное, расплывчатое воспоминание…
Таппенс оказалась куда сообразительнее. Не успел он пересказать ей свой разговор с Грантом, как она сразу же все поняла.
— Шнурки от ботинок? Томми, да ведь это же все объясняет!
— Что — все?
— История с Бетти, идиот! Разве ты не помнишь, какую странную вещь она сделала однажды у меня в комнате? Вытащила шнурки из ботинок и засунула в стакан с водой. Я еще удивилась тогда, как она до этого додумалась. Теперь я понимаю: она видела, как то же самое проделывал Карл, и начала подражать ему. Он рисковал слишком многим — девочка могла невольно выдать его; вот он и сговорился с той женщиной, что она похитит Бетти.
— Итак, с этим ясно, — сказал Томми.
— Да. Хорошо, когда все становится на свое место — можно сделать еще шаг вперед.
Наступили тяжелые времена. К изумлению и отчаянью ошеломленных французов, их правительство неожиданно капитулировало. Неясно было, что станет с французским флотом. Берега Франции оказались в руках немцев, и над Англией нависла реальная угроза вторжения.
— Карл фон Дайним был лишь звеном в цепи, — сказал Томми. — А начинается она с миссис Перенны.
— Да, и нам нужны улики против нее. А добыть их нелегко.
— Конечно. Если она — мозг всей организации, то постарается не оставлять никаких следов.
— Значит, ты предполагаешь, что М. — это миссис Перенна?
Томми кивнул.
— Ты в самом деле считаешь, что девушка ни в чем не замешана? — помолчав, спросил он.
— Совершенно в этом уверена.
— Ну что ж, тебе виднее, — вздохнул Томми. — Но если это так, ей будет несладко. Сперва человек, которого она любит, потом — мать… Немного же останется у нее в жизни!
— Что поделаешь.
— Конечно. А что, если мы не правы и М. или Н. — кто-то совсем другой?
— Опять та же песня? — холодно оборвала его Таппенс. — Тебе не кажется, что ты принимаешь желаемое за действительное?
— Что ты хочешь этим сказать?
— Что ты слишком носишься с Шейлой Перенной.
— Ты мелешь вздор, Таппенс.
— Это не вздор, Томми. Она вскружила тебе голову.
— Ничего подобного, — рассердился Томми. — Просто у меня свои соображения.
— Выкладывай — какие?
— Пока еще помолчу. Посмотрим, кто из нас прав.
— Ну, а я считаю, что нам пора вплотную заняться миссис Перенной — выяснить, где она бывает, с кем встречается, словом, все. Должно же быть какое-то связующее звено. Скажи-ка Алберту, чтобы он взялся за нее — и сегодня же.
— Сделай это сама. Я занят.
— Чем?
— Играю в гольф, — ответил Томми.
Глава девятая
— Как в добрые старые времена, правда, мэм? — сказал Алберт.
Он сиял от счастья. Даже теперь, перевалив далеко за тридцать и слегка располнев, Алберт остался в душе тем же романтичным мальчишкой, который работал вместе с Таппенс и Томми в давние, полные приключений дни.
— Помните нашу первую встречу? — спросил он. — Я еще тогда начищал медные ручки в шикарном отеле. Эх, и скотина был тамошний швейцар! Только и знал, что придираться ко мне. А потом появились вы и насказали мне всякой всячины про какую-то преступницу по прозвищу Шустрая Рита. Впрочем, кое-что в этой истории оказалось правдой. И с того дня я без оглядки пошел за вами, верно? Да, много всего мы пережили, пока не осели, так сказать, на месте.
Алберт перевел дух, и, воспользовавшись этим, Таппенс по естественной ассоциации осведомилась о здоровье миссис Алберт.
— Ну, с моей хозяйкой все в порядке. Пишет только, что никак не привыкнет к Уэльсу…
— Не знаю, Алберт, — перебила его Таппенс, — вправе ли мы втягивать вас в это дело.
— Глупости, мэм! — загорячился Алберт. — Разве я сам не просился на фронт? Но на призывном пункте все такие важные — со мной даже разговаривать не стали. Ждите, мол, пока призовут ваш возраст. А я — мужчина в расцвете сил, и у меня в голове одно — как бы этим, простите за выражение, сволочам немцам ребра посчитать. Газеты пишут, что нам угрожает пятая колонна. Я, конечно, не знаю, куда делись остальные четыре, но пятая так пятая… Словом, я готов любым способом помогать вам. Приказывайте.
— Тогда слушайте, что надо сделать.
Закончив партию в гольф, Томми принял предложение Хейдока и отправился к нему обедать. В «Приюте контрабандистов», как всегда, царил образцовый порядок. Высокий, средних лет слуга, прислуживавший за столом, выполнял свои обязанности с такой профессиональной ловкостью, какую обычно встретишь лишь в первоклассных лондонских ресторанах. Томми не преминул отметить этот факт, как только слуга вышел из столовой.
— Да, с Апилдором мне повезло.
— Где вы его откопали?
— Сам пришел, по объявлению. Рекомендации представил отличные, на вид был не чета тем, кто приходил наниматься до него, да и жалованье запросил довольно скромное. Я тут же его и нанял.
На веранде, за кофе, Томми словно невзначай осведомился:
— О чем это вы собирались рассказать мне в клубе? Кажется, что-то забавное насчет Блетчли?
— Да, да, вспоминаю… Послушайте, Медоуз, а почему он так вас интересует? Вам известно о нем что-нибудь дурное?
— Что вы! Конечно нет, — поспешно заверил Томми, которому оставалось теперь только сидеть и наблюдать. Рыба клюнула на приманку. Мысль капитана заработала в подсказанном ему направлении.
— Он всегда казался мне до идиотизма типичным англичанином, — сказал Хейдок.
— Вот именно.
— Ага! Понимаю. Вы хотите сказать, что он чересчур уж типичен, — задумчиво продолжал капитан. — Теперь, хорошенько поразмыслив, должен признаться, что не встречал никого, кто знал бы Блетчли до его появления здесь, — к нему никто не приезжает.
— Вот как? — отозвался Томми.
— А ну, выкладывайте, что вы о нем слышали, — потребовал Хейдок.
— Ничего, ровным счетом ничего.
— Да бросьте вы осторожничать со мной, Медоуз! До меня доходят самые разные слухи. Все они стекаются ко мне, понятно? У меня на шпионов нюх, это знает каждый. Ну, так что собирались сказать? Что Блетчли не то, чем кажется?
— Это только предположения.
— Кто же он, по-вашему? Гунн? Чепуха! Он такой же англичанин, как мы с вами.
— О, я уверен, что на этот счет у Блетчли все в порядке.
— Еще бы!.. Хотя постойте! Мне рассказывали о нем одну странную историю. Но тогда я не придал ей значения… Ого! Что это? Вы заметили? На море сверкнул огонь. Где мой бинокль?
Капитан ринулся в дом, выскочил оттуда с биноклем, осмотрел горизонт и принялся описывать систему сигнализации, которую использует враг, дли того чтобы поддерживать связь с различными точками английского побережья, хотя его утверждения явно расходились с фактами. Затем набросал мрачную картину успешного вторжения немцев, которое произойдет в самое ближайшее время.
— У нас во всем полный хаос, все разлажено. Впрочем, вы сами это знаете не хуже, чем я, Медоуз, — вы ведь состоите в корпусе добровольной гражданской обороны. Когда во главе стоит такой человек, как старик Эндрюс…
Знакомая песня! Больное место капитана Хейдока. Он убежден, что командование должно быть передано ему, и твердо решил при первой же возможности выжить полковника Эндрюса с его должности.
Слуга уже подал виски и ликеры, а Хейдок все еще разглагольствовал:
— …А нас по-прежнему, как черви, подтачивают шпионы. Они повсюду. Та же картина, что в прошлую войну, — парикмахеры, лакеи.
«Лакей? — думал Томми, откинувшись в кресле и глядя на профиль Апплдора, сновавшего вокруг стола. — Этому парню скорее подошло бы другое имя — не Апплдор, а Фриц… Почему бы и нет? Правда, он безукоризненно говорит по-английски, но разве мало немцев владеет нашим языком? Они научились ему за долгие годы службы в английских ресторанах. Физически они тоже сильно смахивают на англичан: блондины, глаза голубые, форма черепа… Нет, форма черепа их и выдает. Кстати, где это я недавно видел точно такую же голову?»
И, повинуясь внезапному импульсу, Томми произнес вслух несколько слов, как бы развивавших очередную мысль Хейдока.
— Мы все носимся с этими проклятыми анкетами, — гремел капитан. — А какой от них толк, Медоуз? Набор дурацких вопросов…
— Знаю, знаю, — отозвался Томми. — Например: «Ваша фамилия?» Ответ — Н. или М.
Раздался звон и треск бьющейся посуды. Апплдор, идеально вышколенный слуга, оступился, и струйка мятного ликера брызнула на руку и манжету Томми.
— Простите, сэр, — пробормотал слуга.
— Идиот! Увалень проклятый! Где у вас глаза, черт побери? — взорвался Хейдок, и его красное лицо совсем побагровело от ярости. Апплдор рассыпался в извинениях. Томми стало неловко за слугу, как вдруг, словно чудом, гнев капитана испарился, и к Хейдоку вернулись его всегдашние радушие и сердечность.
— Идемте, помоетесь. Мятный ликер — чертовски липкая штука.
Томми последовал за хозяином в дом и вскоре очутился в роскошной ванной, оснащенной целой кучей всяких технических новинок. Он принялся отмывать липкие сладкие пятна, а капитан, оставшийся в соседней комнате, тем временем беседовал с ним. Томми выпрямился и повернулся, чтобы вытереть руки. В то же мгновение мыло, положенное им на раковину, соскользнуло на пол. Томми, не заметив этого, нечаянно наступил на кусок ногой.
В следующую секунду он уже выделывал немыслимое балетное антраша на блестящем линолеуме. Он прокатился по всей комнате, нелепо размахивая руками, и наконец схватился одной за правый кран ванны, а другой больно стукнулся о настенный шкафчик. Не случись катастрофы с мылом, такой сложный пируэт никогда не удался бы Томми. Нога его с размаху ударилась о нижнюю панель ванны и проехала по ней. То, что последовало за этим, показалось Томми цирковым фокусом. Повернувшись на невидимой оси, ванна отошла от стены, и перед Томми открылась полутемная ниша, где стоял предмет, назначение которого угадывалось с первого взгляда. Это был радиопередатчик.
Голос капитана умолк. Хейдок внезапно появился на пороге, и в мозгу Томми все мгновенно стало на свои места. Как он был слеп! Это веселое, пышущее здоровьем лицо добродушного англичанина — только маска. Как он до сих пор не разглядел под ней истинного Хейдока — надменного, вспыльчивого офицера-пруссака? Но, слава богу, происшествие в столовой открыло ему глаза. Оно напомнило ему другой такой же случай: он видел когда-то, как прусский вояка с подлинно юнкерской грубостью отчитывал солдата. Точно так же обрушился сегодня и капитан Хейдок на своего провинившегося и растерянного подчиненного.
Все прояснилось, прояснилось, как по волшебству. Сначала противник засылает сюда Гана, который с помощью иностранных рабочих оборудует виллу и, в соответствии с заранее намеченным планом, делает все, чтобы навлечь на себя подозрения и тем самым перейти к следующему этапу операции — к разоблачению его как немецкого агента, осуществляемому бравым английским моряком Хейдоком. А затем тот — и выглядит это вполне естественно — приобретает «Приют контрабандистов» и принимается изводить всех своих знакомых рассказами о том, как досталась ему вилла. И вот уже Н. осел в указанном ему месте; морские коммуникации у него обеспечены, передатчик надежно замаскирован, штаб его располагается под рукой, в «Сан-Суси», и сам он готов претворить в жизнь немецкий план.
Все эти мысли пронеслись в мозгу Томми с быстротой молнии. Он сознавал, слишком хорошо сознавал, что ему грозит, не может не грозить смертельная опасность. Выход один — прикинуться доверчивым английским тугодумом. Он повернулся к Хейдоку и расхохотался, надеясь в душе, что смех его звучит достаточно естественно.
— Ей-богу, у вас в доме всюду сюрпризы! Что это за штука? Еще одна выдумка Гана? В прошлый раз вы мне ее не показали.
Хейдок молча стоял в дверях, загораживая Томми дорогу. Все его крупное тело напряглось.
«Противник мне не по силам, — подумал Томми. — А тут еще этот проклятый слуга!»
Хейдок по-прежнему высился на пороге, как каменная глыба. Затем внезапно расслабил мышцы и рассмеялся.
— Чертовски занятно получилось у вас, Медоуз! Вы прокатились по полу, как балетный танцор. Такое бывает раз на тысячу. Вытирайте руки и пойдем в комнату.
Томми вышел из ванной и последовал за ним. Он держался настороже, каждый мускул его был напряжен. Теперь, когда он сделал такое открытие, ему нужно любой ценой выбраться из этого дома. Но проведет ли он Хейдока?
Голос капитана звучал достаточно естественно. Небрежно, словно невзначай (так ли?), обняв Томми за плечи, моряк провел его в гостиную, повернулся и притворил за собой дверь.
— Послушайте, старина, мне надо вам кое-что сказать, — начал он искренним, дружелюбным, но чуточку смущенным тоном и жестом предложил Томми сесть, — Досадно, конечно, что так вышло, чертовски досадно. Мне остается одно — доверить вам свою тайну. Только смотрите, Медоуз, — держать язык за зубами, понятно?
Томми изобразил на лице жадное любопытство.
Хейдок сел и доверительно придвинул свой стул к собеседнику.
— Понимаете, Медоуз, дело обстоит так. Об этом никто не знает, но я из Секретной службы. Отдел М. И. 42Б. Икс. Слышали о таком?
Томми покачал головой и прикинулся еще более заинтересованным.
— Так вот, это совершенно секретно. Мы работаем, так сказать, на внутреннем кольце связи — передаем отсюда кое-какую, информацию. Но если это выплывет, будет беда, понятно?
— Еще бы! — воскликнул Медоуз. — Как интересно! Можете не сомневаться, я буду молчать.
— И правильно сделаете — это жизненно необходимо. Повторяю, все это совершенно секретно.
— Вполне вас понимаю. Но до чего же увлекательная у вас работа! Право, увлекательная! Мне так хочется порасспросить вас о ней. Но, наверно, это не полагается?
— Да, не стоит. Вы же понимаете, что значит «совершенно секретно»?
— Конечно, конечно! Извините, пожалуйста, что так получилось. Поразительный случай! — ответил Томми и подумал про себя: «Ей-богу, он мне не поверил. Не может он вообразить, что я приму его россказни за чистую монету!»
Нет, это совершенно невероятно. Впрочем, тщеславие многих губило.
Капитан Хейдок — умница, крупная личность. А кто такой этот жалкий Медоуз? Всего лишь туповатый британец, образец той породы людей, которые верят всему чему угодно. Дай бог, чтобы Хейдок подольше пребывал в этом убеждении!..
Томми продолжал болтать, всячески выказывая интерес и любопытство. Он понимает, что вопросов задавать нельзя, но… Насколько он может судить, у капитана Хейдока очень опасная работа. Приходилось ли капитану работать в самой Германии? Хейдок отвечал искренне и охотно. Сейчас он больше, чем когда-либо, казался подлинным британским моряком — прусский офицер бесследно исчез. Но теперь Томми глядел на него новыми глазами и только диву давался, как мог он так заблуждаться. Ни в форме черепа, ни в линии рта — ничего британского. Наконец мистер Медоуз поднялся. Наступил миг последнего испытания. Сойдет или нет?
— Право, мне пора — час уже поздний. Еще раз извините и будьте уверены — ни одна живая душа не услышит от меня ни слова.
Не прерывая приятной беседы, мистер Медоуз, довольный и возбужденный, направился к двери. Вот он уж в холле… Теперь к выходу…
Сквозь другую, приоткрытую дверь справа он видит Апплдора, Слуга расставляет посуду на подносе — утром он должен подать завтрак хозяину. (Эти дурни выпустят-таки его!)
Мужчины постояли у входа. Поболтали, уговорились — в субботу опять играем в гольф.
На дороге раздались голоса — с прогулки на мыс возвращались двое мужчин, немного знакомых Томми и Хейдоку. Томми окликнул их. Они остановились. Все четверо постояли у ворот, обменялись несколькими словами. Затем Томми сердечно простился с хозяином и в обществе обоих мужчин зашагал по дороге.
Ушел! Идиот Хейдок клюнул на удочку!
Томми услышал, как капитан подошел к дому, проследовал в холл, захлопнул за собой дверь. Чуть не крича от радости, Томми бодро спустился по холму бок о бок со своими новыми знакомыми. Само провидение в последнюю минуту послало их сюда.
У ворот «Сан-Суси» Томми распрощался со спутниками, вошел в сад и, негромко насвистывая, направился по аллее к дому. Но едва он поравнялся с росшими в темном уголке кустами рододендронов, как на голову ему обрушилось что-то тяжелое. Он упал ничком и провалился в темную бездну.
Он сиял от счастья. Даже теперь, перевалив далеко за тридцать и слегка располнев, Алберт остался в душе тем же романтичным мальчишкой, который работал вместе с Таппенс и Томми в давние, полные приключений дни.
— Помните нашу первую встречу? — спросил он. — Я еще тогда начищал медные ручки в шикарном отеле. Эх, и скотина был тамошний швейцар! Только и знал, что придираться ко мне. А потом появились вы и насказали мне всякой всячины про какую-то преступницу по прозвищу Шустрая Рита. Впрочем, кое-что в этой истории оказалось правдой. И с того дня я без оглядки пошел за вами, верно? Да, много всего мы пережили, пока не осели, так сказать, на месте.
Алберт перевел дух, и, воспользовавшись этим, Таппенс по естественной ассоциации осведомилась о здоровье миссис Алберт.
— Ну, с моей хозяйкой все в порядке. Пишет только, что никак не привыкнет к Уэльсу…
— Не знаю, Алберт, — перебила его Таппенс, — вправе ли мы втягивать вас в это дело.
— Глупости, мэм! — загорячился Алберт. — Разве я сам не просился на фронт? Но на призывном пункте все такие важные — со мной даже разговаривать не стали. Ждите, мол, пока призовут ваш возраст. А я — мужчина в расцвете сил, и у меня в голове одно — как бы этим, простите за выражение, сволочам немцам ребра посчитать. Газеты пишут, что нам угрожает пятая колонна. Я, конечно, не знаю, куда делись остальные четыре, но пятая так пятая… Словом, я готов любым способом помогать вам. Приказывайте.
— Тогда слушайте, что надо сделать.
Закончив партию в гольф, Томми принял предложение Хейдока и отправился к нему обедать. В «Приюте контрабандистов», как всегда, царил образцовый порядок. Высокий, средних лет слуга, прислуживавший за столом, выполнял свои обязанности с такой профессиональной ловкостью, какую обычно встретишь лишь в первоклассных лондонских ресторанах. Томми не преминул отметить этот факт, как только слуга вышел из столовой.
— Да, с Апилдором мне повезло.
— Где вы его откопали?
— Сам пришел, по объявлению. Рекомендации представил отличные, на вид был не чета тем, кто приходил наниматься до него, да и жалованье запросил довольно скромное. Я тут же его и нанял.
На веранде, за кофе, Томми словно невзначай осведомился:
— О чем это вы собирались рассказать мне в клубе? Кажется, что-то забавное насчет Блетчли?
— Да, да, вспоминаю… Послушайте, Медоуз, а почему он так вас интересует? Вам известно о нем что-нибудь дурное?
— Что вы! Конечно нет, — поспешно заверил Томми, которому оставалось теперь только сидеть и наблюдать. Рыба клюнула на приманку. Мысль капитана заработала в подсказанном ему направлении.
— Он всегда казался мне до идиотизма типичным англичанином, — сказал Хейдок.
— Вот именно.
— Ага! Понимаю. Вы хотите сказать, что он чересчур уж типичен, — задумчиво продолжал капитан. — Теперь, хорошенько поразмыслив, должен признаться, что не встречал никого, кто знал бы Блетчли до его появления здесь, — к нему никто не приезжает.
— Вот как? — отозвался Томми.
— А ну, выкладывайте, что вы о нем слышали, — потребовал Хейдок.
— Ничего, ровным счетом ничего.
— Да бросьте вы осторожничать со мной, Медоуз! До меня доходят самые разные слухи. Все они стекаются ко мне, понятно? У меня на шпионов нюх, это знает каждый. Ну, так что собирались сказать? Что Блетчли не то, чем кажется?
— Это только предположения.
— Кто же он, по-вашему? Гунн? Чепуха! Он такой же англичанин, как мы с вами.
— О, я уверен, что на этот счет у Блетчли все в порядке.
— Еще бы!.. Хотя постойте! Мне рассказывали о нем одну странную историю. Но тогда я не придал ей значения… Ого! Что это? Вы заметили? На море сверкнул огонь. Где мой бинокль?
Капитан ринулся в дом, выскочил оттуда с биноклем, осмотрел горизонт и принялся описывать систему сигнализации, которую использует враг, дли того чтобы поддерживать связь с различными точками английского побережья, хотя его утверждения явно расходились с фактами. Затем набросал мрачную картину успешного вторжения немцев, которое произойдет в самое ближайшее время.
— У нас во всем полный хаос, все разлажено. Впрочем, вы сами это знаете не хуже, чем я, Медоуз, — вы ведь состоите в корпусе добровольной гражданской обороны. Когда во главе стоит такой человек, как старик Эндрюс…
Знакомая песня! Больное место капитана Хейдока. Он убежден, что командование должно быть передано ему, и твердо решил при первой же возможности выжить полковника Эндрюса с его должности.
Слуга уже подал виски и ликеры, а Хейдок все еще разглагольствовал:
— …А нас по-прежнему, как черви, подтачивают шпионы. Они повсюду. Та же картина, что в прошлую войну, — парикмахеры, лакеи.
«Лакей? — думал Томми, откинувшись в кресле и глядя на профиль Апплдора, сновавшего вокруг стола. — Этому парню скорее подошло бы другое имя — не Апплдор, а Фриц… Почему бы и нет? Правда, он безукоризненно говорит по-английски, но разве мало немцев владеет нашим языком? Они научились ему за долгие годы службы в английских ресторанах. Физически они тоже сильно смахивают на англичан: блондины, глаза голубые, форма черепа… Нет, форма черепа их и выдает. Кстати, где это я недавно видел точно такую же голову?»
И, повинуясь внезапному импульсу, Томми произнес вслух несколько слов, как бы развивавших очередную мысль Хейдока.
— Мы все носимся с этими проклятыми анкетами, — гремел капитан. — А какой от них толк, Медоуз? Набор дурацких вопросов…
— Знаю, знаю, — отозвался Томми. — Например: «Ваша фамилия?» Ответ — Н. или М.
Раздался звон и треск бьющейся посуды. Апплдор, идеально вышколенный слуга, оступился, и струйка мятного ликера брызнула на руку и манжету Томми.
— Простите, сэр, — пробормотал слуга.
— Идиот! Увалень проклятый! Где у вас глаза, черт побери? — взорвался Хейдок, и его красное лицо совсем побагровело от ярости. Апплдор рассыпался в извинениях. Томми стало неловко за слугу, как вдруг, словно чудом, гнев капитана испарился, и к Хейдоку вернулись его всегдашние радушие и сердечность.
— Идемте, помоетесь. Мятный ликер — чертовски липкая штука.
Томми последовал за хозяином в дом и вскоре очутился в роскошной ванной, оснащенной целой кучей всяких технических новинок. Он принялся отмывать липкие сладкие пятна, а капитан, оставшийся в соседней комнате, тем временем беседовал с ним. Томми выпрямился и повернулся, чтобы вытереть руки. В то же мгновение мыло, положенное им на раковину, соскользнуло на пол. Томми, не заметив этого, нечаянно наступил на кусок ногой.
В следующую секунду он уже выделывал немыслимое балетное антраша на блестящем линолеуме. Он прокатился по всей комнате, нелепо размахивая руками, и наконец схватился одной за правый кран ванны, а другой больно стукнулся о настенный шкафчик. Не случись катастрофы с мылом, такой сложный пируэт никогда не удался бы Томми. Нога его с размаху ударилась о нижнюю панель ванны и проехала по ней. То, что последовало за этим, показалось Томми цирковым фокусом. Повернувшись на невидимой оси, ванна отошла от стены, и перед Томми открылась полутемная ниша, где стоял предмет, назначение которого угадывалось с первого взгляда. Это был радиопередатчик.
Голос капитана умолк. Хейдок внезапно появился на пороге, и в мозгу Томми все мгновенно стало на свои места. Как он был слеп! Это веселое, пышущее здоровьем лицо добродушного англичанина — только маска. Как он до сих пор не разглядел под ней истинного Хейдока — надменного, вспыльчивого офицера-пруссака? Но, слава богу, происшествие в столовой открыло ему глаза. Оно напомнило ему другой такой же случай: он видел когда-то, как прусский вояка с подлинно юнкерской грубостью отчитывал солдата. Точно так же обрушился сегодня и капитан Хейдок на своего провинившегося и растерянного подчиненного.
Все прояснилось, прояснилось, как по волшебству. Сначала противник засылает сюда Гана, который с помощью иностранных рабочих оборудует виллу и, в соответствии с заранее намеченным планом, делает все, чтобы навлечь на себя подозрения и тем самым перейти к следующему этапу операции — к разоблачению его как немецкого агента, осуществляемому бравым английским моряком Хейдоком. А затем тот — и выглядит это вполне естественно — приобретает «Приют контрабандистов» и принимается изводить всех своих знакомых рассказами о том, как досталась ему вилла. И вот уже Н. осел в указанном ему месте; морские коммуникации у него обеспечены, передатчик надежно замаскирован, штаб его располагается под рукой, в «Сан-Суси», и сам он готов претворить в жизнь немецкий план.
Все эти мысли пронеслись в мозгу Томми с быстротой молнии. Он сознавал, слишком хорошо сознавал, что ему грозит, не может не грозить смертельная опасность. Выход один — прикинуться доверчивым английским тугодумом. Он повернулся к Хейдоку и расхохотался, надеясь в душе, что смех его звучит достаточно естественно.
— Ей-богу, у вас в доме всюду сюрпризы! Что это за штука? Еще одна выдумка Гана? В прошлый раз вы мне ее не показали.
Хейдок молча стоял в дверях, загораживая Томми дорогу. Все его крупное тело напряглось.
«Противник мне не по силам, — подумал Томми. — А тут еще этот проклятый слуга!»
Хейдок по-прежнему высился на пороге, как каменная глыба. Затем внезапно расслабил мышцы и рассмеялся.
— Чертовски занятно получилось у вас, Медоуз! Вы прокатились по полу, как балетный танцор. Такое бывает раз на тысячу. Вытирайте руки и пойдем в комнату.
Томми вышел из ванной и последовал за ним. Он держался настороже, каждый мускул его был напряжен. Теперь, когда он сделал такое открытие, ему нужно любой ценой выбраться из этого дома. Но проведет ли он Хейдока?
Голос капитана звучал достаточно естественно. Небрежно, словно невзначай (так ли?), обняв Томми за плечи, моряк провел его в гостиную, повернулся и притворил за собой дверь.
— Послушайте, старина, мне надо вам кое-что сказать, — начал он искренним, дружелюбным, но чуточку смущенным тоном и жестом предложил Томми сесть, — Досадно, конечно, что так вышло, чертовски досадно. Мне остается одно — доверить вам свою тайну. Только смотрите, Медоуз, — держать язык за зубами, понятно?
Томми изобразил на лице жадное любопытство.
Хейдок сел и доверительно придвинул свой стул к собеседнику.
— Понимаете, Медоуз, дело обстоит так. Об этом никто не знает, но я из Секретной службы. Отдел М. И. 42Б. Икс. Слышали о таком?
Томми покачал головой и прикинулся еще более заинтересованным.
— Так вот, это совершенно секретно. Мы работаем, так сказать, на внутреннем кольце связи — передаем отсюда кое-какую, информацию. Но если это выплывет, будет беда, понятно?
— Еще бы! — воскликнул Медоуз. — Как интересно! Можете не сомневаться, я буду молчать.
— И правильно сделаете — это жизненно необходимо. Повторяю, все это совершенно секретно.
— Вполне вас понимаю. Но до чего же увлекательная у вас работа! Право, увлекательная! Мне так хочется порасспросить вас о ней. Но, наверно, это не полагается?
— Да, не стоит. Вы же понимаете, что значит «совершенно секретно»?
— Конечно, конечно! Извините, пожалуйста, что так получилось. Поразительный случай! — ответил Томми и подумал про себя: «Ей-богу, он мне не поверил. Не может он вообразить, что я приму его россказни за чистую монету!»
Нет, это совершенно невероятно. Впрочем, тщеславие многих губило.
Капитан Хейдок — умница, крупная личность. А кто такой этот жалкий Медоуз? Всего лишь туповатый британец, образец той породы людей, которые верят всему чему угодно. Дай бог, чтобы Хейдок подольше пребывал в этом убеждении!..
Томми продолжал болтать, всячески выказывая интерес и любопытство. Он понимает, что вопросов задавать нельзя, но… Насколько он может судить, у капитана Хейдока очень опасная работа. Приходилось ли капитану работать в самой Германии? Хейдок отвечал искренне и охотно. Сейчас он больше, чем когда-либо, казался подлинным британским моряком — прусский офицер бесследно исчез. Но теперь Томми глядел на него новыми глазами и только диву давался, как мог он так заблуждаться. Ни в форме черепа, ни в линии рта — ничего британского. Наконец мистер Медоуз поднялся. Наступил миг последнего испытания. Сойдет или нет?
— Право, мне пора — час уже поздний. Еще раз извините и будьте уверены — ни одна живая душа не услышит от меня ни слова.
Не прерывая приятной беседы, мистер Медоуз, довольный и возбужденный, направился к двери. Вот он уж в холле… Теперь к выходу…
Сквозь другую, приоткрытую дверь справа он видит Апплдора, Слуга расставляет посуду на подносе — утром он должен подать завтрак хозяину. (Эти дурни выпустят-таки его!)
Мужчины постояли у входа. Поболтали, уговорились — в субботу опять играем в гольф.
На дороге раздались голоса — с прогулки на мыс возвращались двое мужчин, немного знакомых Томми и Хейдоку. Томми окликнул их. Они остановились. Все четверо постояли у ворот, обменялись несколькими словами. Затем Томми сердечно простился с хозяином и в обществе обоих мужчин зашагал по дороге.
Ушел! Идиот Хейдок клюнул на удочку!
Томми услышал, как капитан подошел к дому, проследовал в холл, захлопнул за собой дверь. Чуть не крича от радости, Томми бодро спустился по холму бок о бок со своими новыми знакомыми. Само провидение в последнюю минуту послало их сюда.
У ворот «Сан-Суси» Томми распрощался со спутниками, вошел в сад и, негромко насвистывая, направился по аллее к дому. Но едва он поравнялся с росшими в темном уголке кустами рододендронов, как на голову ему обрушилось что-то тяжелое. Он упал ничком и провалился в темную бездну.