Кристи Агата. Хикори-дикори

   – И попала в бюро забытых вещей на Бейкер-стрит.
   – Но почему вы решили обратиться туда, месье Пуаро?
   – О, до этого несложно было додуматься. Кто-то взял туфельку из вашей комнаты. Зачем? Естественно, не для того, чтобы носить или продать. В доме наверняка обыщут каждый закоулок, а значит, похитителю нужно спрятать ее где-нибудь в другом месте или уничтожить. Но уничтожить туфлю не так-то просто. Легче всего завернуть ее в бумагу и оставить в часы пик в автобусе или в электричке, скажем, положить под сиденье. Такая догадка сразу пришла мне в голову и впоследствии подтвердилась. А раз она подтвердилась, то, значит, мои подозрения оказались небеспочвенными: туфля была украдена, дабы… как выразился один английский поэт, «досадить, потому что это обидно».
   Послышался короткий смешок Валери:
   – Ну, теперь тебе, Нигель, не отпереться. Попался, моя радость?
   Нигель сказал, самодовольно ухмыляясь:
   – Если башмак тебе впору – носи его!
   – Чепуха! – возразила Салли. – Нигель не брал мою туфлю.
   – Конечно, не брал! – сердито выкрикнула Патрисия. – Как может даже в голову такое прийти?
   – Может или не может – не знаю, – сказал Нигель. – Но я тут ни при чем… впрочем, то же скажут про себя и все остальные.
   Казалось, Пуаро ждал этих слов, как актер ждет нужной реплики. Он задумчиво взглянул на зардевшегося Лена Бейтсона, потом перевел испытующий взгляд на других студентов:
   – Мое положение весьма щекотливо. Я в вашем доме гость. Миссис Хаббард пригласила меня провести приятный вечер, только и всего. И конечно, я пришел, дабы вернуть мадемуазель ее прелестные туфельки. Что же касается прочих дел… – Он помолчал. – Месье Бейтсон, если не ошибаюсь, хотел узнать мое мнение о… м-м… ваших проблемах. Но думаю, с моей стороны было бы бестактно вмешиваться в ваши дела… если, конечно, вы сами меня не попросите.
   Мистер Акибомбо решительно закивал курчавой черной головой.
   – Это очень, очень правильно, – сказал он. – Настоящая демократия – это когда вопрос ставится на голосование.
   Салли Финч раздраженно повысила голос:
   – Ерунда! Мы не на собрании. Давайте не будем канителиться и послушаем, что нам посоветует месье Пуаро.
   – Совершенно с тобой согласен, – поддакнул Нигель.
   Пуаро кивнул.
   – Прекрасно, – сказал он. – Раз вы все спрашиваете моего совета, я скажу: на мой взгляд, миссис Хаббард или миссис Николетис следует немедленно обратиться в полицию. Нельзя терять ни минуты!

Глава 5

   Подобного заявления, безусловно, никто не ожидал. Оно даже не вызвало протеста и комментариев, просто в комнате вдруг воцарилась гробовая тишина.
   Воспользовавшись всеобщим замешательством, миссис Хаббард торопливо пожелала студентам спокойной ночи и увела Пуаро к себе.
   Она зажгла свет, закрыла дверь и усадила Пуаро в кресло возле камина. Ее доброе лицо было напряженным и озабоченным. Она предложила гостю сигарету, но Пуаро вежливо отказался, объяснив, что предпочитает курить свои. Он протянул ей пачку, но она рассеянно проронила, что не курит.
   Миссис Хаббард села напротив гостя и после легкой заминки произнесла:
   – Наверное, вы правы, месье Пуаро. Мы должны были вызвать полицию, особенно после истории с конспектами. Но вряд ли вам стоило так… прямо говорить об этом.
   – Вы думаете? – спросил Пуаро, закуривая маленькую сигаретку и провожая взглядом колечки дыма. – По-вашему, я должен был покривить душой?
   – Как вам сказать… Я, конечно, ценю честность и прямоту, но в данном случае не следовало действовать открыто, можно было потихоньку пригласить сюда полицейского и побеседовать с ним конфиденциально. Ведь теперь человек, натворивший столько глупостей, предупрежден об опасности.
   – Наверное, да.
   – Не наверное, а наверняка, – довольно резко возразила миссис Хаббард. – И сомневаться тут нечего. Даже если это кто-то из прислуги или из студентов, не присутствовавших сегодня на лекции, все равно до них дойдут слухи. Так всегда бывает.
   – Вы правы, именно так всегда и бывает.
   – И потом, вы не подумали о миссис Николетис. Бог знает, как она к этому отнесется. Ее реакцию невозможно предугадать.
   – Что ж, будет любопытно посмотреть на ее реакцию.
   – И конечно, без ее согласия мы не можем обращаться в полицию… Ой, кто это?
   Раздался резкий, властный стук в дверь. Не успела миссис Хаббард раздраженно крикнуть: «Войдите!» – как в дверь опять постучали, и на пороге вырос суровый Колин Макнаб с трубкой в зубах.
   Вытащив трубку изо рта и прикрыв за собой дверь, он сказал:
   – Извините, но мне очень нужно поговорить с вами, месье Пуаро.
   – Со мной? – невинно воззрился на него Пуаро.
   – Да-да, с вами, – мрачно подтвердил Колин.
   Он взял стул и уселся напротив Эркюля Пуаро.
   – Вы прочитали нам сегодня любопытную лекцию, – снисходительно начал он. – И я не отрицаю, что вы – человек опытный, так сказать, собаку съевший на этом деле. Однако простите меня, но ваши методы и идеи давно устарели.
   – Колин! Колин! – зардевшись, воскликнула миссис Хаббард. – Вы удивительно бестактны.
   – Я не собираюсь никого обижать, мне просто хочется поговорить откровенно. Ваш кругозор, месье Пуаро, ограничивается лишь «преступлением и наказанием».
   – По-моему, это вполне естественный ход событий, – возразил Пуаро.
   – Вы узко понимаете юриспруденцию… более того, сами ваши законы давно устарели. Сейчас даже юристы не могут не считаться с новыми, современными теориями о мотивах преступления. Нет ничего важнее мотивов, месье Пуаро.
   – Но позвольте, – воскликнул Пуаро, – в таком случае я – сторонник той же концепции, выражаясь вашим современным научным языком!
   – Тогда вы должны разобраться в причинах событий, происходящих у нас, чтобы понять, почему это случилось.
   – Но я по-прежнему разделяю вашу точку зрения. Конечно, мотивы важнее всего.
   – Ведь на все существуют свои причины, и, возможно, человек, совершающий тот или иной неблаговидный поступок, полностью себя оправдывает.
   Тут миссис Хаббард не выдержала и с негодованием воскликнула:
   – Что за чушь!
   – Вы глубоко заблуждаетесь, – слегка повернулся к ней Колин. – Нужно учитывать психологическую подоплеку поступков.
   – Психологическая дребедень! – отрезала миссис Хаббард. – Терпеть не могу эти глупости!
   – Потому что вы ничего не знаете о психологии, – сурово ответствовал Колин и вновь обратился к Пуаро: – Данные проблемы меня чрезвычайно интересуют. Я сейчас стажируюсь на кафедре психологии и психиатрии. Мы анализируем самые сложные, парадоксальные случаи, и уверяю вас, месье Пуаро, что невозможно подходить к преступнику только с мерками первородного греха или сознательного нарушения законов страны. Надо понять, в чем корень зла, если вы действительно хотите наставлять молодых преступников на путь истинный. Таких теорий в ваше время не было, и наверняка вам сложно их принять.
   – Воровство все равно остается воровством, как его ни объясняй, – упрямо сказала миссис Хаббард.
   Колин раздраженно нахмурился. Пуаро терпеливо произнес:
   – Мои взгляды, несомненно, устарели, но я охотно вас выслушаю, мистер Макнаб.
   Колин был приятно удивлен.
   – Это вы хорошо сказали, месье Пуаро. Значит, так: я постараюсь вам объяснить как можно проще.
   – Благодарю, – кротко сказал Пуаро.
   – Удобнее всего начать с туфель, которые вы вернули сегодня Салли Финч. Как вы помните, была украдена одна туфля. Всего одна.
   – Да, и помнится, меня это поразило, – сказал Пуаро.
   Колин Макнаб подался вперед, его красивое, но холодное лицо оживилось.
   – Но истинный смысл происходящего, конечно же, ускользнул от вас! А ведь история с туфелькой – превосходная, наглядная иллюстрация современных теорий. Мы имеем дело с ярко выраженным «комплексом Золушки». Вам, вероятно, знакома сказка о Золушке?
   – Лишь во французском варианте.
   – Золушка, бесплатная поденщица, сидит у очага; ее сестры, разодетые в пух и прах, собираются на бал в королевский дворец. Фея, крестная Золушки, тоже отправляет девушку на бал. Когда часы бьют полночь, ее наряд превращается в лохмотья, и она поспешно убегает из дворца, теряя по дороге башмачок. Стало быть, мы имеем дело с человеком, который мысленно отождествляет себя с Золушкой (разумеется, подсознательно). Тут налицо и фрустрация^[2] и зависть, и комплекс неполноценности. Девушка крадет туфельку. Почему?
   – Девушка?
   – Ну конечно! – укоризненно произнес Колин. – Это и дураку понятно.
   – Ну, знаете, Колин! – воскликнула миссис Хаббард.
   – Пожалуйста, продолжайте, – вежливо сказал Пуаро.
   – Возможно, она и сама толком не знает, почему она это делает, но ее подсознательное желание вполне понятно. Она хочет быть принцессой, хочет, чтобы принц ее заметил и полюбил. Важно и то, что она крадет туфельку у симпатичной девушки, которая как раз собирается на вечеринку. – Трубка Колина давно погасла; он помахивал ею, все больше воодушевляясь. – А теперь рассмотрим некоторые другие события. Девушка, как сорока, крадет безделушки, так или иначе связанные с понятием женской привлекательности: компактную пудру, губную помаду, серьги, браслет, кольцо. Любая из краж имеет двойную подоплеку. Девушка хочет, чтобы ее заметили. И даже наказали – такое желание нередко наблюдается у малолетних преступников. Это не воровство в обычном смысле слова. Такими людьми движет вовсе не жажда обогащения, а нечто иное. Из тех же самых побуждений богатые женщины, бывает, крадут в магазине вещи, которые они вполне могут купить.
   – Глупости! – яростно возмутилась миссис Хаббард. – Просто есть люди без стыда и совести, вот и вся премудрость!
   – Однако среди украденных вещей было бриллиантовое кольцо, – сказал Пуаро, не обращая внимания на миссис Хаббард.
   – Его вернули.
   – Но неужели, мистер Макнаб, вы и стетоскоп причисляете к женским безделушкам?
   – О, история со стетоскопом затрагивает еще более глубокие уровни подсознания. Не очень привлекательные женщины могут сублимироваться, добиваясь успехов в профессиональной деятельности.
   – Понятно, вы не хотите ставить меня в неловкое положение! – Пуаро внезапно подался вперед и похлопал молодого человека по коленке. – А чернила, которыми залили конспекты, а шарф, изрезанный на мелкие кусочки, – вы и к этому относитесь спокойно?
   Куда только девался благодушный, менторский тон Колина!
   – Нет, – сказал он. – Поверьте, я встревожен. Дело серьезное. Девушку нужно лечить, причем срочно. Однако этим должны заниматься врачи, а не полиция. Ведь бедняжка сама не ведает, что творит. Она совершенно запуталась. Если бы я…
   – Значит, вам известно, кто она? – прервал его Пуаро.
   – Скажем, у меня есть основания подозревать кое-кого.
   Пуаро пробормотал, как бы подводя итог рассуждениям:
   – Девушка, не имеющая особого успеха у мужчин. Робкая. Привязчивая. Не очень быстро соображающая. Не удовлетворенная жизнью и одинокая. Девушка…
   В дверь постучали. Пуаро замолк. Стук повторился.
   – Войдите! – крикнула миссис Хаббард.
   Дверь открылась, и в комнату вошла Селия Остин.
   – Ага, – кивнул Пуаро. – Так я и думал: мисс Селия Остин.
   Селия с тоской посмотрела на Колина.
   – Я не знала, что ты здесь, – сказала она прерывающимся голосом. – Я пришла, чтобы…
   Она глубоко вздохнула и кинулась к миссис Хаббард:
   – Пожалуйста, прошу вас, не вызывайте полицию! Это я виновата. Вещи брала я. Не знаю почему. Сама не понимаю. Я не хотела. На меня вдруг что-то нашло. – Она обернулась к Колину: – Теперь ты знаешь, на что я способна… и, наверное, даже видеть меня не захочешь. Я знаю, я – ужасная.
   – Вовсе нет, с чего ты взяла? – сказал Колин. Его бархатный голос был теплым и ласковым. – Ты просто немножко запуталась, вот и все. Это такая болезнь… от искаженного восприятия действительности. Доверься мне, Селия, и я быстро тебя вылечу.
   – Да, Колин? Правда?
   Селия смотрела на него с нескрываемым обожанием. Он отеческим жестом взял ее за руку:
   – Но теперь все будет хорошо, и тебе не придется нервничать. – Он поднялся со стула и жестко посмотрел на миссис Хаббард. – Я надеюсь, – сказал он, – что больше не будет никаких разговоров про полицию. Ничего действительно ценного украдено не было, а все, что Селия взяла, она вернет.
   – Браслет и пудру я вернуть не могу, – встревоженно перебила его Селия. – Я их выбросила в туалет. Но я куплю новые.
   – А стетоскоп? – спросил Пуаро. – Куда вы дели стетоскоп?
   Селия покраснела:
   – Никакого стетоскопа я не брала. Зачем мне старый дурацкий стетоскоп? – Она зарделась еще больше. – И я не заливала чернилами конспекты Элизабет. Я не способна на такую пакость.
   – Но шарфик мисс Хобхауз вы все-таки разрезали на мелкие кусочки, мадемуазель.
   Селия смутилась и запинаясь ответила:
   – Это совсем другое. Я хочу сказать, что Валери на меня не обиделась.
   – А рюкзак?
   – Я его не трогала. Но тот, кто его разрезал, сделал это просто со зла.
   Пуаро взял реестр украденных вещей, который он переписал из блокнота миссис Хаббард.
   – Скажите мне, – произнес он, – и я надеюсь, что теперь-то вы скажете правду: что вы взяли из этого списка?
   Селия взглянула на листок и тут же ответила:
   – Я ничего не знаю про рюкзак, электрические лампочки, борную кислоту и морскую соль, а кольцо я взяла по ошибке. Как только я осознала, что оно дорогое, я его вернула.
   – Понятно.
   – Я не хотела поступать бесчестно. Я просто…
   – Просто – что?
   Взгляд Селии стал затравленным.
   – Не знаю… правда, не знаю… У меня в голове такая каша…
   Колин властно вмешался:
   – Я буду вам очень признателен, если вы оставите Селию в покое. Обещаю, что это больше не повторится. Отныне я полностью отвечаю за Селию.
   – О, Колин, какой ты хороший!
   – Я хочу, чтобы ты побольше рассказала мне о своей жизни, о детстве. Ведь твои отец и мать не очень ладили между собой?
   – Да, это был сплошной кошмар… моя семья…
   – Так я и думал. А…
   Миссис Хаббард резко прервала его, заявив:
   – Хватит, замолчите! Я рада, что вы, Селия, пришли и во всем сознались. Вы причинили нам много беспокойства и неприятностей, и вам должно быть стыдно. Но я верю, что вы не проливали чернила на конспекты Элизабет. Это на вас совершенно не похоже. А теперь уходите оба. Я от вас устала.
   Когда дверь за ними закрылась, миссис Хаббард глубоко вздохнула:
   – Ну, что вы обо всем этом думаете?
   В глазах Пуаро заплясали искорки:
   – По-моему, мы присутствовали при объяснении в любви… на современный лад.
   Миссис Хаббард возмущенно взмахнула рукой:
   – Господь с вами!
   – Другие времена, другие нравы, – пробормотал Пуаро. – В моей юности молодые люди давали почитать девушкам теософские труды и обсуждали «Синюю птицу» Метерлинка. Мы были сентиментальны и романтичны. Теперь же юноши с девушками сходятся на почве комплексов и неустроенной жизни.
   – Полный бред, – сказала миссис Хаббард.
   Пуаро покачал головой:
   – Почему бред? У них тоже есть нравственные устои, но беда в том, что молодые ученые-правдолюбцы типа Колина видят вокруг одни только комплексы и трудное детство своих подопечных и считают их жертвами.
   – Отец Селии умер, когда ей было четыре года, – сказала миссис Хаббард. – Она росла с матерью, женщиной глуповатой, но милой, и детство у нее было вполне нормальным.
   – Но у нее хватит ума не рассказывать этого юному Макнабу. Она будет говорить то, что ему хочется услышать. Она слишком сильно в него влюблена.
   – Неужели вы верите во всю эту чушь, месье Пуаро?
   – Я не верю в то, что у Селии «комплекс Золушки», равно как и в то, что она воровала, не ведая, что творит. На мой взгляд, она крала, желая привлечь внимание честного Колина Макнаба, и вполне в этом преуспела. Если бы она была всего только хорошенькой, но застенчивой, обычной девушкой, он, скорее всего, никогда не обратил бы на нее внимания. По-моему, – сказал Пуаро, – девушка готова горы сдвинуть с места, лишь бы окрутить молодого человека.
   – Никогда бы не подумала, что у нее хватит на это мозгов, – сказала миссис Хаббард.
   Пуаро не ответил. Он сидел нахмурившись, а миссис Хаббард продолжала:
   – Значит, мы с вами попали пальцем в небо. Умоляю, простите меня, месье Пуаро, за то, что я докучала вам такими пустяками! Но, слава богу, все позади.
   – Нет-нет, – покачал головой Пуаро. – Думаю, конец еще не близок. Мы выяснили кое-что, лежавшее на поверхности. Но многое осталось невыясненным, и у меня создается впечатление, что дело серьезное, очень серьезное.
   Миссис Хаббард покраснела:
   – Неужели, месье Пуаро? Вы действительно так думаете?
   – Мне так кажется… Простите, мадам, нельзя ли мне поговорить с мисс Патрисией Лейн? Я хочу посмотреть на кольцо, которое пытались у нее украсть.
   – Конечно, о чем речь! Я сейчас же ее позову. А мне надо поговорить с Леном Бейтсоном.
   Вскоре явилась Патрисия Лейн. Она вопросительно смотрела на Пуаро.
   – Извините, что отрываю вас от дел, мисс Лейн.
   – Ничего, ничего. Я ничем не занималась. Миссис Хаббард сказала, что вы хотели взглянуть на кольцо. – Она сняла с пальца кольцо и протянула его Пуаро. – Бриллиант действительно крупный, но оправа старомодная. Кольцо подарил моей маме отец в честь помолвки.
   Пуаро кивнул, рассматривая кольцо.
   – А она жива, ваша матушка?
   – Нет. Мои родители умерли.
   – Мне очень жаль.
   – Да, они были хорошими людьми, но, увы, я никогда не ощущала с ними особенной близости. Потом я раскаивалась. Маме хотелось иметь веселую, хорошенькую дочку, которая любила бы наряжаться и вести светскую жизнь. Она очень переживала, когда я стала археологом.
   – А вы с детства были очень серьезной?
   – Да, пожалуй. Ведь жизнь так коротка, и надо успеть в ней чего-то добиться.
   Пуаро задумчиво посмотрел на нее.
   Патрисии Лейн было, по его мнению, лет тридцать. Она почти не пользовалась косметикой, лишь слегка, очень аккуратно, подкрашивала губы. Пепельные волосы зачесаны назад, прическа самая что ни на есть простая. Спокойные, милые голубые глаза серьезно смотрят из-за очков.
   «Никакой изюминки, боже мой! – воскликнул про себя Пуаро. – А одежда-то, одежда! Как это говорится: из бабушкиных сундуков! Какое точное выражение!»
   Во взгляде его сквозило неодобрение. Ровный, вежливый голос Патрисии казался ему утомительным. «Эта девушка, конечно, умная и образованная, – подумал он, – но, увы, с каждым годом она будет становиться все большей занудой. А к старости… – На мгновение ему вспомнилась графиня Вера Русакова. Что за роскошная, экзотическая женщина, даже на закате своих лет! А современные девицы… – Впрочем, может, я просто старею, – сказал себе Пуаро. – Даже эта девушка может кому-нибудь казаться истинной Венерой».
   Но только не ему.
   А Патрисия продолжала:
   – Мне действительно неприятно, что Бесс, ну… мисс Джонстон так пострадала. По-моему, зеленые чернила взяли специально, чтобы скомпрометировать Нигеля. Но уверяю вас, месье Пуаро, Нигель никогда не сделал бы ничего подобного!
   – А! – Пуаро взглянул на нее с интересом.
   Она покраснела и оживилась.
   – Нигеля трудно понять, – откровенно сказала она. – Ведь у него было трудное детство.
   – Мой бог, опять та же песня!
   – Простите, что вы сказали?
   – Нет-нет, ничего. Так вы говорили…
   – О Нигеле. С ним нелегко ладить. Он совершенно не признает авторитетов. Он умен, это редкостного ума человек, но порой он ведет себя не очень правильно. Он любит насмешничать. И слишком высокомерен, чтобы оправдываться или выгораживать себя. Даже если его все будут подозревать в том, что он залил чернилами конспекты, он не станет оправдываться, а просто скажет: «Пусть думают, если им хочется». А это страшно глупо.
   – Вы давно его знаете?
   – Нет, примерно год. Мы познакомились во время поездки по замкам Луары. Он заболел гриппом, а потом подхватил воспаление легких, и я его выхаживала. У него очень хрупкое здоровье, и он себя совсем не бережет. Он такой независимый, но в каких-то вопросах – сущий младенец, которому нужна нянька.
   Пуаро вздохнул. Он вдруг страшно устал от любви… Сначала Селия, смотревшая на Колина преданными собачьими глазами. А теперь Патрисия, этакая безгрешная мадонна. Конечно, без любви жить нельзя; молодые люди должны выбирать своих суженых, но он, Пуаро, к счастью, уже далек от этого.
   Он встал.
   – Вы позволите мне, мадемуазель, взять ваше кольцо? Завтра я его обязательно верну.
   – Конечно, возьмите, – чуть удивленно ответила Патрисия.
   – Вы очень любезны. И прошу вас, мадемуазель, будьте осторожны.
   – Осторожна? Но почему?
   – Если бы я знал! – сказал Эркюль Пуаро. Он был по-прежнему встревожен.

Глава 6

   Следующий день миссис Хаббард прожила как в кошмарном сне. Утром, когда она встала, ей показалось, что у нее гора с плеч свалилась. Снедавшие ее сомнения по поводу недавних событий наконец рассеялись. Во всем оказалась виновата глупая девчонка и ее глупые современные взгляды, которых миссис Хаббард просто не выносила. И отныне в доме вновь воцарится порядок.
   Но, спустившись в благодушном настроении к завтраку, миссис Хаббард поняла, что, как и раньше, живет на вулкане. Студенты словно сговорились и вели себя в то утро просто из рук вон плохо, правда, каждый на свой лад.
   Мистер Чандра Лал, узнав о диверсии, учиненной в комнате Элизабет, весь кипел и тараторил без умолку.
   – Притеснение, – шипел он, брызгая слюной, – это явное притеснение со стороны европейцев! Они презирают людей других рас, они полны предрассудков. Случай с Элизабет – типичнейшее проявление расизма.
   – Успокойтесь, мистер Лал, – сухо сказала миссис Хаббард. – Ваши обвинения необоснованны. Никому не известно, кто это сделал и по какой причине.
   – Разве, миссис Хаббард? А я думал, что Селия пришла к вам и покаялась, – удивилась Джин Томлинсон. – Я так обрадовалась, узнав об этом! Мы должны быть к ней милосердны.
   – Фу, как ты набожна, Джин! – сердито воскликнула Валерии Хобхауз.
   – По-моему, так говорить жестоко.