Страница:
Агата Кристи
Хикори-дикори
Глава 1
Эркюль Пуаро не верил своим глазам: мисс Лемон, первоклассный секретарь, никогда не делала ошибок. Она никогда не болела, не уставала, всегда отличалась бодростью и собранностью. В ней не чувствовалось ни капли женственности. Это был прекрасно отлаженный механизм, идеальный секретарь. Мисс Лемон все на свете знала и все умела. Она и жизнь Эркюля Пуаро сумела наладить так, что все в ней шло гладко и без перебоев. Его девизом вот уже много лет служили слова «Порядок и метод». Благодаря идеальному слуге Джорджу и мисс Лемон, идеальному секретарю, в жизни Пуаро царил полный порядок. Все шло как по маслу, и жаловаться было не на что.
И однако сегодня утром мисс Лемон сделала в самом обыкновенном письме три ошибки и, больше того, ничего не заметила! Это было как гром среди ясного неба.
– Мисс Лемон! – сказал Пуаро.
– Да, месье Пуаро?
– В этом письме три ошибки.
Эркюль Пуаро протянул секретарю злополучное письмо. Он был настолько изумлен, что даже не мог сердиться. Невероятно, совершенно невероятно – но факт!
Мисс Лемон взяла бумажку и пробежала ее глазами. Впервые в жизни Пуаро увидел, как она покраснела: зарделась до кончиков седых жестких волос, и румянец оказался ей совсем не к лицу.
– Боже мой! – воскликнула она. – Как же я умудрилась!.. Хотя… я знаю, в чем дело. Виновата моя сестра.
– Ваша сестра?
Новость за новостью. Пуаро даже в голову не приходило, что у мисс Лемон есть сестра. Равно как отец, мать и прочие родственники. Мисс Лемон была настолько похожа на автомат, что сама мысль о проявлении ею обычных человеческих эмоций казалась нелепой. Окружающие знали, что в свободное от работы время мисс Лемон предается разработке новой картотеки; она собиралась запатентовать это изобретение и таким образом увековечить свое имя.
– Ваша сестра? – недоверчиво переспросил Эркюль Пуаро.
– Да, – решительно подтвердила мисс Лемон. – По-моему, я никогда вам про нее не рассказывала. Она почти всю жизнь прожила в Сингапуре. Ее муж торговал каучуком…
Эркюль Пуаро понимающе закивал. Ему показалось вполне естественным, что сестра мисс Лемон провела большую часть жизни в Сингапуре. Для нее это вполне подходящее место. Сестры таких женщин, как мисс Лемон, частенько выходят замуж за сингапурских бизнесменов, чтобы дать возможность своим родственникам превратиться в роботов, которые верой и правдой служат хозяевам (а в часы досуга занимаются изобретением всяких картотек).
– Понятно, – сказал Пуаро. – Продолжайте.
И мисс Лемон продолжила свой рассказ:
– Четыре года назад она овдовела. Детей у нее нет. Вот я и присмотрела для нее уютную маленькую квартирку за вполне умеренную плату… – (Мисс Лемон, естественно, была по плечу даже эта, практически неразрешимая, задача.) – Сестра моя неплохо обеспечена… правда, деньги сейчас обесценились, но запросы у нее небольшие, и, ведя хозяйство с умом, она вполне может прожить безбедно. – Помолчав, мисс Лемон стала рассказывать дальше: – Но ее тяготило одиночество. Англия ей чужда: у нее тут ни друзей, ни приятелей, да и заняться особо нечем. В общем, примерно полгода назад она сказала мне, что подумывает о работе.
– О работе?
– Ну да, ей предложили место экономки в студенческом пансионате. Хозяйка его, кажется, наполовину гречанка, хотела нанять женщину, чтобы та вела хозяйство и управляла делами. Пансионат находится в старом доходном доме на Хикори-роуд. Вы, наверное, знаете.
Однако Пуаро не слышал о такой улице.
– Некогда это был весьма фешенебельный район, и дома там очень хорошие. Условия сестре создавали прекрасные: она получала спальню, гостиную и маленькую отдельную кухню.
Мисс Лемон опять умолкла.
– Так-так, – ободряюще сказал Пуаро, призывая ее продолжать. Впрочем, пока он не видел в ее рассказе ничего ужасного.
– У меня были сомнения, но сестра меня в конце концов убедила. Она не привыкла сидеть сложа руки, женщина она очень практичная и хозяйственная. Да и потом, она же не собиралась вкладывать туда свои капиталы. Это была работа по найму; денег, правда, больших ей платить не собирались, но она в них и не нуждалась, а работа казалась нетрудной. Ее всегда тянуло к молодежи, она понимала ее проблемы, а прожив столько лет на Востоке, разбиралась в национальной психологии и умела найти подход к иностранцам. Ведь в пансионате живут студенты из самых разных стран; большинство, конечно, англичане, но есть даже негры!
– Вот как! – сказал Эркюль Пуаро.
– Говорят, сейчас добрая половина нянечек в больницах – негритянки, и, насколько я знаю, они гораздо приятнее и внимательнее англичанок, – неуверенно произнесла мисс Лемон. – Но я отвлеклась. Мы обсудили ее план, и сестра устроилась на работу. Нам обеим не было дела до хозяйки. Миссис Николетис – женщина неуравновешенная; порой она бывает обворожительной, а иногда – увы! – совсем наоборот. То из нее денег клещами не вытянешь, а то она их буквально швыряет на ветер. Впрочем, будь она в состоянии сама вести свои дела, ей не понадобилась бы экономка. Сестра же моя не выносит капризов и не терпит, когда на ней срывают зло. Она человек очень сдержанный.
Пуаро кивнул. В этом отношении сестра, вероятно, напоминала саму мисс Лемон, только помягче, конечно, – замужество, сингапурский климат сыграли свою роль, – однако явно столь же здравомыслящая.
– Стало быть, ваша сестра устроилась на работу? – спросил он.
– Да, она переехала на Хикори-роуд где-то полгода назад. Работа ей, в общем-то, нравилась, ей было интересно.
Эркюль Пуаро внимательно слушал, но история по-прежнему выглядела довольно скучно.
– Однако теперь она страшно обеспокоена. Просто места себе не находит.
– Почему?
– Видите ли, месье Пуаро, ей не нравится, что там творится.
– А пансионат мужской или смешанный? – деликатно осведомился Пуаро.
– Ах, что вы, месье Пуаро! Я совсем не это имела в виду. К трудностям такого рода она была готова, это естественно. Но, понимаете, там начали пропадать вещи.
– Пропадать?
– Да. Причем вещи какие-то странные… И все так… ненормально…
– Вы хотите сказать, что их крадут?
– Ну да.
– А полицию вызывали?
– Нет. Пока еще нет. Сестра надеется, что до этого не дойдет. Она так любит своих ребят… по крайней мере, некоторых… и ей хотелось бы уладить все тихо, так сказать, по-семейному.
– Что ж, – задумчиво произнес Пуаро, – я с ней согласен. Но мне непонятно, почему вы-то нервничаете? Из-за сестры, да?
– Не нравится мне это, месье Пуаро. Совсем не нравится. Я не понимаю, что там происходит. Я не могу найти этому сколько-нибудь разумного объяснения, а ведь во всем должна быть своя логика.
Пуаро задумчиво кивнул.
Мисс Лемон всегда страдала отсутствием воображения, но логика у нее была.
– Может, это самое обычное воровство? Вдруг кто-нибудь из студентов страдает клептоманией?
– Сомневаюсь. Я прочитала статью о клептомании в «Британской энциклопедии» и в одной медицинской книге, – ответила мисс Лемон, бывшая на редкость добросовестным человеком, – по-моему, дело не в этом.
Эркюль Пуаро немного помолчал. Конечно, ему не хотелось забивать себе голову проблемами сестры мисс Лемон и копаться в страстях, разгоревшихся в многоязыковом пансионате. Но с другой стороны, его не устраивало, что мисс Лемон будет с ошибками печатать его письма. Поэтому он решил, что если и возьмется за расследование, то лишь для сохранения собственного спокойствия. В действительности же ему не хотелось признаваться, что в последнее время он как-то заскучал и готов был ухватиться за самое тривиальное дело.
– Вы не возражаете, мисс Лемон, – церемонно спросил Эркюль Пуаро, – если мы пригласим сюда завтра вашу сестру… скажем, на чашку чая? Вдруг я смогу ей чем-нибудь помочь?
– Вы так добры, месье Пуаро! Мне, право, даже неловко! Сестра после обеда всегда свободна.
– Значит, договариваемся на завтра.
И Пуаро, не откладывая в долгий ящик, приказал верному Джорджу испечь к завтрашнему дню квадратные пышки, щедро политые маслом, приготовить аккуратные сандвичи и прочие лакомства, без которых не обходится ни одна английская чайная церемония.
И однако сегодня утром мисс Лемон сделала в самом обыкновенном письме три ошибки и, больше того, ничего не заметила! Это было как гром среди ясного неба.
– Мисс Лемон! – сказал Пуаро.
– Да, месье Пуаро?
– В этом письме три ошибки.
Эркюль Пуаро протянул секретарю злополучное письмо. Он был настолько изумлен, что даже не мог сердиться. Невероятно, совершенно невероятно – но факт!
Мисс Лемон взяла бумажку и пробежала ее глазами. Впервые в жизни Пуаро увидел, как она покраснела: зарделась до кончиков седых жестких волос, и румянец оказался ей совсем не к лицу.
– Боже мой! – воскликнула она. – Как же я умудрилась!.. Хотя… я знаю, в чем дело. Виновата моя сестра.
– Ваша сестра?
Новость за новостью. Пуаро даже в голову не приходило, что у мисс Лемон есть сестра. Равно как отец, мать и прочие родственники. Мисс Лемон была настолько похожа на автомат, что сама мысль о проявлении ею обычных человеческих эмоций казалась нелепой. Окружающие знали, что в свободное от работы время мисс Лемон предается разработке новой картотеки; она собиралась запатентовать это изобретение и таким образом увековечить свое имя.
– Ваша сестра? – недоверчиво переспросил Эркюль Пуаро.
– Да, – решительно подтвердила мисс Лемон. – По-моему, я никогда вам про нее не рассказывала. Она почти всю жизнь прожила в Сингапуре. Ее муж торговал каучуком…
Эркюль Пуаро понимающе закивал. Ему показалось вполне естественным, что сестра мисс Лемон провела большую часть жизни в Сингапуре. Для нее это вполне подходящее место. Сестры таких женщин, как мисс Лемон, частенько выходят замуж за сингапурских бизнесменов, чтобы дать возможность своим родственникам превратиться в роботов, которые верой и правдой служат хозяевам (а в часы досуга занимаются изобретением всяких картотек).
– Понятно, – сказал Пуаро. – Продолжайте.
И мисс Лемон продолжила свой рассказ:
– Четыре года назад она овдовела. Детей у нее нет. Вот я и присмотрела для нее уютную маленькую квартирку за вполне умеренную плату… – (Мисс Лемон, естественно, была по плечу даже эта, практически неразрешимая, задача.) – Сестра моя неплохо обеспечена… правда, деньги сейчас обесценились, но запросы у нее небольшие, и, ведя хозяйство с умом, она вполне может прожить безбедно. – Помолчав, мисс Лемон стала рассказывать дальше: – Но ее тяготило одиночество. Англия ей чужда: у нее тут ни друзей, ни приятелей, да и заняться особо нечем. В общем, примерно полгода назад она сказала мне, что подумывает о работе.
– О работе?
– Ну да, ей предложили место экономки в студенческом пансионате. Хозяйка его, кажется, наполовину гречанка, хотела нанять женщину, чтобы та вела хозяйство и управляла делами. Пансионат находится в старом доходном доме на Хикори-роуд. Вы, наверное, знаете.
Однако Пуаро не слышал о такой улице.
– Некогда это был весьма фешенебельный район, и дома там очень хорошие. Условия сестре создавали прекрасные: она получала спальню, гостиную и маленькую отдельную кухню.
Мисс Лемон опять умолкла.
– Так-так, – ободряюще сказал Пуаро, призывая ее продолжать. Впрочем, пока он не видел в ее рассказе ничего ужасного.
– У меня были сомнения, но сестра меня в конце концов убедила. Она не привыкла сидеть сложа руки, женщина она очень практичная и хозяйственная. Да и потом, она же не собиралась вкладывать туда свои капиталы. Это была работа по найму; денег, правда, больших ей платить не собирались, но она в них и не нуждалась, а работа казалась нетрудной. Ее всегда тянуло к молодежи, она понимала ее проблемы, а прожив столько лет на Востоке, разбиралась в национальной психологии и умела найти подход к иностранцам. Ведь в пансионате живут студенты из самых разных стран; большинство, конечно, англичане, но есть даже негры!
– Вот как! – сказал Эркюль Пуаро.
– Говорят, сейчас добрая половина нянечек в больницах – негритянки, и, насколько я знаю, они гораздо приятнее и внимательнее англичанок, – неуверенно произнесла мисс Лемон. – Но я отвлеклась. Мы обсудили ее план, и сестра устроилась на работу. Нам обеим не было дела до хозяйки. Миссис Николетис – женщина неуравновешенная; порой она бывает обворожительной, а иногда – увы! – совсем наоборот. То из нее денег клещами не вытянешь, а то она их буквально швыряет на ветер. Впрочем, будь она в состоянии сама вести свои дела, ей не понадобилась бы экономка. Сестра же моя не выносит капризов и не терпит, когда на ней срывают зло. Она человек очень сдержанный.
Пуаро кивнул. В этом отношении сестра, вероятно, напоминала саму мисс Лемон, только помягче, конечно, – замужество, сингапурский климат сыграли свою роль, – однако явно столь же здравомыслящая.
– Стало быть, ваша сестра устроилась на работу? – спросил он.
– Да, она переехала на Хикори-роуд где-то полгода назад. Работа ей, в общем-то, нравилась, ей было интересно.
Эркюль Пуаро внимательно слушал, но история по-прежнему выглядела довольно скучно.
– Однако теперь она страшно обеспокоена. Просто места себе не находит.
– Почему?
– Видите ли, месье Пуаро, ей не нравится, что там творится.
– А пансионат мужской или смешанный? – деликатно осведомился Пуаро.
– Ах, что вы, месье Пуаро! Я совсем не это имела в виду. К трудностям такого рода она была готова, это естественно. Но, понимаете, там начали пропадать вещи.
– Пропадать?
– Да. Причем вещи какие-то странные… И все так… ненормально…
– Вы хотите сказать, что их крадут?
– Ну да.
– А полицию вызывали?
– Нет. Пока еще нет. Сестра надеется, что до этого не дойдет. Она так любит своих ребят… по крайней мере, некоторых… и ей хотелось бы уладить все тихо, так сказать, по-семейному.
– Что ж, – задумчиво произнес Пуаро, – я с ней согласен. Но мне непонятно, почему вы-то нервничаете? Из-за сестры, да?
– Не нравится мне это, месье Пуаро. Совсем не нравится. Я не понимаю, что там происходит. Я не могу найти этому сколько-нибудь разумного объяснения, а ведь во всем должна быть своя логика.
Пуаро задумчиво кивнул.
Мисс Лемон всегда страдала отсутствием воображения, но логика у нее была.
– Может, это самое обычное воровство? Вдруг кто-нибудь из студентов страдает клептоманией?
– Сомневаюсь. Я прочитала статью о клептомании в «Британской энциклопедии» и в одной медицинской книге, – ответила мисс Лемон, бывшая на редкость добросовестным человеком, – по-моему, дело не в этом.
Эркюль Пуаро немного помолчал. Конечно, ему не хотелось забивать себе голову проблемами сестры мисс Лемон и копаться в страстях, разгоревшихся в многоязыковом пансионате. Но с другой стороны, его не устраивало, что мисс Лемон будет с ошибками печатать его письма. Поэтому он решил, что если и возьмется за расследование, то лишь для сохранения собственного спокойствия. В действительности же ему не хотелось признаваться, что в последнее время он как-то заскучал и готов был ухватиться за самое тривиальное дело.
– Вы не возражаете, мисс Лемон, – церемонно спросил Эркюль Пуаро, – если мы пригласим сюда завтра вашу сестру… скажем, на чашку чая? Вдруг я смогу ей чем-нибудь помочь?
– Вы так добры, месье Пуаро! Мне, право, даже неловко! Сестра после обеда всегда свободна.
– Значит, договариваемся на завтра.
И Пуаро, не откладывая в долгий ящик, приказал верному Джорджу испечь к завтрашнему дню квадратные пышки, щедро политые маслом, приготовить аккуратные сандвичи и прочие лакомства, без которых не обходится ни одна английская чайная церемония.
Глава 2
Сходство между сестрами было поразительное. Правда, миссис Хаббард казалась более женственной, смуглой, пышной, носила не такую строгую прическу, но взгляд у этой круглолицей миловидной дамы был точь-в-точь таким же, каким буравила собеседника сквозь пенсне мисс Лемон.
– Вы очень любезны, месье Пуаро, – сказала миссис Хаббард. – Просто очень. И чай у вас восхитительный. Я, правда, сыта, если не сказать больше, но еще от одного сандвича… но только одного… пожалуй, не откажусь. Чаю? Ну, разве что полчашечки.
– Давайте допьем, – сказал Пуаро, – и приступим к делу.
Он приветливо улыбнулся и покрутил усы, а миссис Хаббард сказала:
– Знаете, а я именно таким вас и представляла по рассказам Фелисити.
Пуаро удивленно раскрыл рот, но, вовремя сообразив, что так зовут суровую мисс Лемон, ответил, что он ничуть не удивлен, мисс Лемон всегда точна в описаниях.
– Конечно, – рассеянно произнесла миссис Хаббард, потянувшись за очередным сандвичем. – Но Фелисити всегда была равнодушна к людям. А я – наоборот. Поэтому я сейчас так и волнуюсь.
– А вы можете объяснить, что вас конкретно волнует?
– Могу. Понимаете, если бы пропадали деньги… по мелочам… я бы не удивлялась. Или, скажем, украшения… это тоже вполне нормально… то есть для меня, конечно, ненормально, но для клептоманов или бесчестных людей вполне допустимо. Однако все не так просто. Я вам сейчас покажу список пропавших вещей, у меня все записано.
Миссис Хаббард открыла сумочку и, достав маленький блокнотик, начала читать:
– Великолепно! – воскликнул он. – Да это просто сказка! – В восторге он перевел взгляд с сурового лица неодобрительно смотревшей на него мисс Лемон на добрую, расстроенную миссис Хаббард. – Я вас поздравляю, – сказал он от всей души.
– Но с чем, месье Пуаро? – удивилась она.
– С прекрасной, уникальной в своем роде головоломкой.
– Не знаю, может быть, вы, месье Пуаро, уловили в этом какой-нибудь смысл, но…
– Нет, это сплошная бессмыслица. Больше всего она напоминает игру, в которую меня втянули мои юные друзья на рождественские праздники. Кажется, она называлась «Три рогатые дамы». Каждый по очереди произносил: «Я ездил в Париж и купил…» – и прибавлял название какой-нибудь вещи. Следующий повторял его слова, добавляя что-то от себя. Выигрывал тот, кто без запинки повторял список, а вещи в нем встречались самые странные и нелепые, к примеру, там был кусок мыла, белый слон, стол с откидной крышкой, определенный вид уток. Вся трудность запоминания состоит в том, что предметы абсолютно не связаны между собой, это просто набор слов. Так же, как в вашем списке. Когда список достигал, скажем, двенадцати наименований, запомнить их в нужном порядке становилось почти невозможно. Проигравший получал бумажный рожок и в дальнейшем должен был говорить: «Я, рогатая дама, ездила в Париж» – и так далее.
Получив три рожка, человек выбывал из игры. Победителем считался тот, кто оставался последним.
– Ручаюсь, что вы-то и вышли победителем, месье Пуаро, – сказала мисс Лемон. Преданная секретарша безгранично верила в способности начальника.
Пуаро просиял:
– Вы угадали. Даже в самом странном наборе слов можно увидеть скрытый смысл, нужно только пофантазировать и попытаться связать воедино разрозненные предметы. Например, сказать себе так: «Этим мылом я мыл большого белого мраморного слона, который стоит на столе с откидной крышкой» – и так далее.
– Наверное, вы могли бы проделать нечто подобное и с моим списком? – В голосе миссис Хаббард звучало уважение.
– Безусловно. Дама в туфле на правую ногу надевает браслет на левую руку. Потом она пудрится, красит губы, идет обедать и роняет кольцо в тарелку с супом. Видите, я вполне могу запомнить ваш список. Однако нас интересует совсем другое. Почему украдены столь разные предметы? Есть ли между ними какая-то связь? Может, вор страдает какой-то манией? Первый этап нашей работы – аналитический. Мы должны тщательно проанализировать список.
Пуаро углубился в чтение, в комнате воцарилась тишина.
Миссис Хаббард впилась в него взглядом, как ребенок, который смотрит на фокусника, ожидая, что из его шляпы появится кролик или, по крайней мере, ворох разноцветных лент. Мисс Лемон же бесстрастно уставилась в одну точку – наверное, предаваясь размышлениям о своей картотеке.
Когда Пуаро наконец нарушил молчание, миссис Хаббард даже вздрогнула.
– Прежде всего мне бросилось в глаза, – сказал Пуаро, – что, как правило, пропадали недорогие вещи, порой сущие пустяки. Исключение составляют лишь стетоскоп и бриллиантовое кольцо. О стетоскопе пока говорить не будем, в данный момент меня интересует кольцо. Вы думаете, оно дорогое?
– Точно не знаю, месье Пуаро. Там был один большой бриллиант и мелкая осыпь сверху и снизу. Насколько я понимаю, кольцо досталось мисс Лейн от матери. Она очень переживала из-за его пропажи, и все мы вздохнули с облегчением, когда оно нашлось в тарелке мисс Хобхауз. Мы решили, что это дурная шутка.
– И вполне возможно, так оно и было. На мой взгляд, кража и возвращение кольца весьма симптоматичны. Ведь из-за пропажи губной помады, компактной пудры или книги никто не будет обращаться в полицию. А из-за дорогого бриллиантового колечка будут. Дело, без сомнения, должно было дойти до полиции, и поэтому кольцо вернули.
– Но зачем же красть, если все равно придется отдавать? – наморщила лоб мисс Лемон.
– Действительно, – сказал Пуаро, – зачем? Однако сейчас мы не будем заострять на этом внимание. Я хочу как-то упорядочить пропавшие вещи, и кольцо в моем списке занимает первое место. Что собой представляет его хозяйка, мисс Лейн?
– Патрисия Лейн? Она очень милая девушка, пишет какой-то диплом… по истории или археологии… не помню.
– Она из богатой семьи?
– О нет. Денег у нее мало, но одевается она очень опрятно. Кольцо, как я говорила, принадлежало ее матери. У нее есть еще пара украшений, но вообще гардероб небогатый, и в последнее время она даже бросила курить. Из экономии.
– Опишите мне ее, пожалуйста.
– Это вполне заурядная девушка, так сказать, ни то ни се. Аккуратная. Спокойная, воспитанная, но в ней нет изюминки. Она просто хорошая, порядочная девушка.
– Кольцо оказалось в тарелке мисс Хобхауз. Что собой представляет эта девушка?
– Валери? Смуглая, темноволосая. Умная, остра на язык. Работает в салоне красоты «Сабрина Фер», вы, наверное, знаете.
– А они дружат?
Миссис Хаббард задумалась.
– Пожалуй, да. Хотя у них мало общего. Впрочем, Патрисия со всеми ладит, однако не пользуется особой популярностью. А у Валери Хобхауз есть и враги, нельзя ведь безнаказанно смеяться над людьми, но есть и поклонники.
– Понятно, – сказал Пуаро.
Значит, Патрисия Лейн – девушка милая, но заурядная, а Валери Хобхауз – яркая личность…
Он подвел итог размышлениям:
– Особенно интересен, на мой взгляд, диапазон пропаж. Есть мелочи, скажем: губная помада, бижутерия, компактная пудра… Сюда же можно отнести и морскую соль, коробку конфет. На них вполне может польститься кокетливая, но бедная девушка. Но зачем ей стетоскоп? Его скорее украл бы мужчина, украл, чтобы продать или заложить в ломбард. Чей это стетоскоп?
– Мистера Бейтсона… Это такой рослый добродушный юноша.
– Он изучает медицину?
– Да.
– А он очень рассердился, узнав о пропаже?
– Он был вне себя от бешенства, месье Пуаро. Он – человек вспыльчивый и в минуты гнева способен наговорить кучу дерзостей, но потом быстро остывает. Он не может относиться спокойно к тому, что крадут его вещи.
– А неужели кто-нибудь может?
– Ну, как сказать… У нас живет мистер Гопал Рама из Индии. Его ничем не проймешь. Он только улыбается, машет рукой и говорит, что материальное не представляет никакой ценности.
– А у него что-нибудь украли?
– Нет.
– Понятно. А кому принадлежали фланелевые брюки?
– Мистеру Макнабу. Они были очень ветхие, и все считали, что пора их выбросить, но мистер Макнаб очень привязан к своим старым вещам и никогда ничего не выбрасывает.
– Ну, вот мы и добрались до второго пункта моей классификации – до вещей, которые, по идее, не представляют для вора никакой ценности: старых фланелевых брюк, электрических лампочек, борной кислоты, морской соли… Да, чуть не забыл поваренную книгу. Конечно, кто-нибудь и на них может польститься, но маловероятно. Кислоту, скорее всего, взяли по ошибке; лампочку, наверное, хотели вкрутить вместо перегоревшей, да позабыли… поваренную книгу могли взять почитать и, так сказать, «заиграли». Брюки могла взять уборщица.
– У нас две уборщицы, и обе – женщины очень честные. Я уверена, что они ничего не возьмут без спросу.
– Не буду спорить. Да, чуть не забыл про выходные туфли, вернее, про одну туфлю из новой пары. Чьи они были?
– Салли Финч. Она из Америки, фулбрайтовская стипендиатка.
– А может, она куда-нибудь ее засунула и забыла? Ума не приложу, зачем кому-то понадобилась одна туфля.
– Нет, мы обыскали весь дом, месье Пуаро. Понимаете, мисс Финч тогда собиралась в гости. Она надела вечерний туалет, и пропажа оказалась для нее настоящей трагедией – ведь других выходных туфель у нее нет.
– Значит, она была огорчена и раздосадована… М-да, возможно, все не так просто… – Помолчав немного, он заговорил вновь: – У нас остались два последних пункта: разрезанный на куски рюкзак и шарф в столь же плачевном состоянии. Это явно сделано из мести, иначе объяснить нельзя. Кому принадлежал рюкзак?
– Рюкзаки есть почти у всех студентов; ребята часто путешествуют автостопом. И у многих рюкзаки одинаковые, из одного и того же магазина, и их трудно различить. Этот рюкзак принадлежал либо Леонарду Бейтсону, либо Колину Макнабу.
– А кто хозяйка шелкового шарфа, который тоже был разрезан на куски?
– Валери Хобхауз. Ей подарили его на Рождество; шарф был красивый, дорогой, изумрудно-зеленого цвета.
– Ага… Валери Хобхауз…
Пуаро закрыл глаза. Перед его мысленным взором проносился настоящий калейдоскоп вещей. Клочья шарфов и рюкзаков, поваренная книга, губная помада, соль для ванны, имена и беглые описания студентов. Нечто бессвязное, бесформенное. Странные происшествия и случайные люди. Но Пуаро прекрасно знал, что какая-то связь между ними существует. Может быть, каждый раз, встряхнув калейдоскоп, он будет получать разные картинки. Но одна из картинок непременно окажется верной… Вопрос в том, с чего начать…
Он открыл глаза:
– Мне надо подумать. Собраться с мыслями.
– Конечно-конечно, месье Пуаро, – закивала миссис Хаббард. – Поверьте, мне так неловко причинять вам беспокойство!
– Никакого беспокойства вы мне не причиняете. Мне самому интересно. Но пока я буду думать, мы должны начать действовать. С чего? Ну, скажем… с туфельки, с вечерней туфельки. Да-да! С нее-то мы и начнем. Мисс Лемон!
– Я вас слушаю, месье Пуаро! – Мисс Лемон тут же оторвалась от размышлений о своей картотеке, еще больше выпрямилась и механически потянулась за блокнотом и ручкой.
– Мисс Лемон постарается раздобыть оставшуюся туфлю. Вы пойдете на Бейкер-стрит, в бюро находок. Когда была потеряна туфля?
Миссис Хаббард подумала и ответила:
– Я точно не помню, месье Пуаро. Месяца два назад. Но я узнаю у самой Салли Финч.
– Хорошо. – Он опять повернулся к мисс Лемон: – Отвечайте уклончиво. Скажите, что вы забыли туфлю в электричке – это больше всего похоже на правду – или в автобусе. Сколько автобусов ходит в районе Хикори-роуд?
– Всего два.
– Хорошо. Если на Бейкер-стрит вам ничего не скажут, обратитесь в Скотленд-Ярд и скажите, что вы оставили ее в такси.
– Не в Скотленд-Ярд, а в бюро Лэмбет, – с деловым видом поправила его мисс Лемон.
Пуаро развел руками: «Вам виднее».
– Но почему вам кажется… – начала миссис Хаббард.
Пуаро не дал ей договорить:
– Давайте подождем, что ответят в бюро находок. Потом мы с вами, миссис Хаббард, решим, как быть дальше. Тогда вы подробно опишете мне ситуацию.
– Но уверяю вас, я вам все рассказала!
– О нет, позвольте с вами не согласиться. Люди в доме живут разные. А любит В, В любит С, а Д и Е, возможно, заклятые враги на почве ревности к А. Именно это меня будет интересовать. Чувства, переживания. Ссоры, конфликты, кто с кем дружит, кто кого ненавидит, всякие человеческие слабости.
– Поверьте, – натянуто произнесла миссис Хаббард, – я ничего такого не знаю. Я в такие дела не вмешиваюсь. Я просто веду хозяйство, обеспечиваю провизией…
– Но вам же небезразличны люди! Вы сами мне об этом говорили. Вы любите молодежь. И на работу пошли не ради денег, а для того, чтобы общаться с людьми. В пансионате есть студенты, которые вам симпатичны, а есть и такие, которые вам не очень нравятся, а может, и вовсе не нравятся. Вы должны рассказать мне об этом, и вы расскажете! Ведь у вас на душе тревожно… причем вовсе не из-за пропавших вещей: вы вполне могли заявить о них в полицию.
– Что вы, миссис Николетис наверняка не захотела бы обращаться в полицию.
Пуаро продолжал, как бы не слыша:
– Но вас беспокоят не вещи, вы боитесь за человека! Да-да, именно за человека, которого считаете виновником или, по крайней мере, соучастником краж. Значит, этот человек вам дорог.
– Вы шутите, месье Пуаро!
– Нисколько, и вы это знаете. Больше того, я считаю вашу тревогу обоснованной. Изрезанный шарф выглядит довольно зловеще. И рюкзак тоже. Все остальное может быть чистым ребячеством, но я в этом не уверен. Совсем не уверен!
– Вы очень любезны, месье Пуаро, – сказала миссис Хаббард. – Просто очень. И чай у вас восхитительный. Я, правда, сыта, если не сказать больше, но еще от одного сандвича… но только одного… пожалуй, не откажусь. Чаю? Ну, разве что полчашечки.
– Давайте допьем, – сказал Пуаро, – и приступим к делу.
Он приветливо улыбнулся и покрутил усы, а миссис Хаббард сказала:
– Знаете, а я именно таким вас и представляла по рассказам Фелисити.
Пуаро удивленно раскрыл рот, но, вовремя сообразив, что так зовут суровую мисс Лемон, ответил, что он ничуть не удивлен, мисс Лемон всегда точна в описаниях.
– Конечно, – рассеянно произнесла миссис Хаббард, потянувшись за очередным сандвичем. – Но Фелисити всегда была равнодушна к людям. А я – наоборот. Поэтому я сейчас так и волнуюсь.
– А вы можете объяснить, что вас конкретно волнует?
– Могу. Понимаете, если бы пропадали деньги… по мелочам… я бы не удивлялась. Или, скажем, украшения… это тоже вполне нормально… то есть для меня, конечно, ненормально, но для клептоманов или бесчестных людей вполне допустимо. Однако все не так просто. Я вам сейчас покажу список пропавших вещей, у меня все записано.
Миссис Хаббард открыла сумочку и, достав маленький блокнотик, начала читать:
– «1. Выходная туфля (из новой пары).Эркюль Пуаро слушал затаив дыхание.
2. Браслет (дешевенький).
3. Кольцо с бриллиантом (впоследствии найдено в тарелке с супом).
4. Компактная пудра.
5. Губная помада.
6. Стетоскоп.
7. Серьги.
8. Зажигалка.
9. Старые фланелевые брюки.
10. Электрические лампочки.
11. Коробка шоколадных конфет.
12. Шелковый шарф (найден разрезанным на куски).
13. Рюкзак (то же самое).
14. Борная кислота (порошок).
15. Морская соль.
16. Поваренная книга».
– Великолепно! – воскликнул он. – Да это просто сказка! – В восторге он перевел взгляд с сурового лица неодобрительно смотревшей на него мисс Лемон на добрую, расстроенную миссис Хаббард. – Я вас поздравляю, – сказал он от всей души.
– Но с чем, месье Пуаро? – удивилась она.
– С прекрасной, уникальной в своем роде головоломкой.
– Не знаю, может быть, вы, месье Пуаро, уловили в этом какой-нибудь смысл, но…
– Нет, это сплошная бессмыслица. Больше всего она напоминает игру, в которую меня втянули мои юные друзья на рождественские праздники. Кажется, она называлась «Три рогатые дамы». Каждый по очереди произносил: «Я ездил в Париж и купил…» – и прибавлял название какой-нибудь вещи. Следующий повторял его слова, добавляя что-то от себя. Выигрывал тот, кто без запинки повторял список, а вещи в нем встречались самые странные и нелепые, к примеру, там был кусок мыла, белый слон, стол с откидной крышкой, определенный вид уток. Вся трудность запоминания состоит в том, что предметы абсолютно не связаны между собой, это просто набор слов. Так же, как в вашем списке. Когда список достигал, скажем, двенадцати наименований, запомнить их в нужном порядке становилось почти невозможно. Проигравший получал бумажный рожок и в дальнейшем должен был говорить: «Я, рогатая дама, ездила в Париж» – и так далее.
Получив три рожка, человек выбывал из игры. Победителем считался тот, кто оставался последним.
– Ручаюсь, что вы-то и вышли победителем, месье Пуаро, – сказала мисс Лемон. Преданная секретарша безгранично верила в способности начальника.
Пуаро просиял:
– Вы угадали. Даже в самом странном наборе слов можно увидеть скрытый смысл, нужно только пофантазировать и попытаться связать воедино разрозненные предметы. Например, сказать себе так: «Этим мылом я мыл большого белого мраморного слона, который стоит на столе с откидной крышкой» – и так далее.
– Наверное, вы могли бы проделать нечто подобное и с моим списком? – В голосе миссис Хаббард звучало уважение.
– Безусловно. Дама в туфле на правую ногу надевает браслет на левую руку. Потом она пудрится, красит губы, идет обедать и роняет кольцо в тарелку с супом. Видите, я вполне могу запомнить ваш список. Однако нас интересует совсем другое. Почему украдены столь разные предметы? Есть ли между ними какая-то связь? Может, вор страдает какой-то манией? Первый этап нашей работы – аналитический. Мы должны тщательно проанализировать список.
Пуаро углубился в чтение, в комнате воцарилась тишина.
Миссис Хаббард впилась в него взглядом, как ребенок, который смотрит на фокусника, ожидая, что из его шляпы появится кролик или, по крайней мере, ворох разноцветных лент. Мисс Лемон же бесстрастно уставилась в одну точку – наверное, предаваясь размышлениям о своей картотеке.
Когда Пуаро наконец нарушил молчание, миссис Хаббард даже вздрогнула.
– Прежде всего мне бросилось в глаза, – сказал Пуаро, – что, как правило, пропадали недорогие вещи, порой сущие пустяки. Исключение составляют лишь стетоскоп и бриллиантовое кольцо. О стетоскопе пока говорить не будем, в данный момент меня интересует кольцо. Вы думаете, оно дорогое?
– Точно не знаю, месье Пуаро. Там был один большой бриллиант и мелкая осыпь сверху и снизу. Насколько я понимаю, кольцо досталось мисс Лейн от матери. Она очень переживала из-за его пропажи, и все мы вздохнули с облегчением, когда оно нашлось в тарелке мисс Хобхауз. Мы решили, что это дурная шутка.
– И вполне возможно, так оно и было. На мой взгляд, кража и возвращение кольца весьма симптоматичны. Ведь из-за пропажи губной помады, компактной пудры или книги никто не будет обращаться в полицию. А из-за дорогого бриллиантового колечка будут. Дело, без сомнения, должно было дойти до полиции, и поэтому кольцо вернули.
– Но зачем же красть, если все равно придется отдавать? – наморщила лоб мисс Лемон.
– Действительно, – сказал Пуаро, – зачем? Однако сейчас мы не будем заострять на этом внимание. Я хочу как-то упорядочить пропавшие вещи, и кольцо в моем списке занимает первое место. Что собой представляет его хозяйка, мисс Лейн?
– Патрисия Лейн? Она очень милая девушка, пишет какой-то диплом… по истории или археологии… не помню.
– Она из богатой семьи?
– О нет. Денег у нее мало, но одевается она очень опрятно. Кольцо, как я говорила, принадлежало ее матери. У нее есть еще пара украшений, но вообще гардероб небогатый, и в последнее время она даже бросила курить. Из экономии.
– Опишите мне ее, пожалуйста.
– Это вполне заурядная девушка, так сказать, ни то ни се. Аккуратная. Спокойная, воспитанная, но в ней нет изюминки. Она просто хорошая, порядочная девушка.
– Кольцо оказалось в тарелке мисс Хобхауз. Что собой представляет эта девушка?
– Валери? Смуглая, темноволосая. Умная, остра на язык. Работает в салоне красоты «Сабрина Фер», вы, наверное, знаете.
– А они дружат?
Миссис Хаббард задумалась.
– Пожалуй, да. Хотя у них мало общего. Впрочем, Патрисия со всеми ладит, однако не пользуется особой популярностью. А у Валери Хобхауз есть и враги, нельзя ведь безнаказанно смеяться над людьми, но есть и поклонники.
– Понятно, – сказал Пуаро.
Значит, Патрисия Лейн – девушка милая, но заурядная, а Валери Хобхауз – яркая личность…
Он подвел итог размышлениям:
– Особенно интересен, на мой взгляд, диапазон пропаж. Есть мелочи, скажем: губная помада, бижутерия, компактная пудра… Сюда же можно отнести и морскую соль, коробку конфет. На них вполне может польститься кокетливая, но бедная девушка. Но зачем ей стетоскоп? Его скорее украл бы мужчина, украл, чтобы продать или заложить в ломбард. Чей это стетоскоп?
– Мистера Бейтсона… Это такой рослый добродушный юноша.
– Он изучает медицину?
– Да.
– А он очень рассердился, узнав о пропаже?
– Он был вне себя от бешенства, месье Пуаро. Он – человек вспыльчивый и в минуты гнева способен наговорить кучу дерзостей, но потом быстро остывает. Он не может относиться спокойно к тому, что крадут его вещи.
– А неужели кто-нибудь может?
– Ну, как сказать… У нас живет мистер Гопал Рама из Индии. Его ничем не проймешь. Он только улыбается, машет рукой и говорит, что материальное не представляет никакой ценности.
– А у него что-нибудь украли?
– Нет.
– Понятно. А кому принадлежали фланелевые брюки?
– Мистеру Макнабу. Они были очень ветхие, и все считали, что пора их выбросить, но мистер Макнаб очень привязан к своим старым вещам и никогда ничего не выбрасывает.
– Ну, вот мы и добрались до второго пункта моей классификации – до вещей, которые, по идее, не представляют для вора никакой ценности: старых фланелевых брюк, электрических лампочек, борной кислоты, морской соли… Да, чуть не забыл поваренную книгу. Конечно, кто-нибудь и на них может польститься, но маловероятно. Кислоту, скорее всего, взяли по ошибке; лампочку, наверное, хотели вкрутить вместо перегоревшей, да позабыли… поваренную книгу могли взять почитать и, так сказать, «заиграли». Брюки могла взять уборщица.
– У нас две уборщицы, и обе – женщины очень честные. Я уверена, что они ничего не возьмут без спросу.
– Не буду спорить. Да, чуть не забыл про выходные туфли, вернее, про одну туфлю из новой пары. Чьи они были?
– Салли Финч. Она из Америки, фулбрайтовская стипендиатка.
– А может, она куда-нибудь ее засунула и забыла? Ума не приложу, зачем кому-то понадобилась одна туфля.
– Нет, мы обыскали весь дом, месье Пуаро. Понимаете, мисс Финч тогда собиралась в гости. Она надела вечерний туалет, и пропажа оказалась для нее настоящей трагедией – ведь других выходных туфель у нее нет.
– Значит, она была огорчена и раздосадована… М-да, возможно, все не так просто… – Помолчав немного, он заговорил вновь: – У нас остались два последних пункта: разрезанный на куски рюкзак и шарф в столь же плачевном состоянии. Это явно сделано из мести, иначе объяснить нельзя. Кому принадлежал рюкзак?
– Рюкзаки есть почти у всех студентов; ребята часто путешествуют автостопом. И у многих рюкзаки одинаковые, из одного и того же магазина, и их трудно различить. Этот рюкзак принадлежал либо Леонарду Бейтсону, либо Колину Макнабу.
– А кто хозяйка шелкового шарфа, который тоже был разрезан на куски?
– Валери Хобхауз. Ей подарили его на Рождество; шарф был красивый, дорогой, изумрудно-зеленого цвета.
– Ага… Валери Хобхауз…
Пуаро закрыл глаза. Перед его мысленным взором проносился настоящий калейдоскоп вещей. Клочья шарфов и рюкзаков, поваренная книга, губная помада, соль для ванны, имена и беглые описания студентов. Нечто бессвязное, бесформенное. Странные происшествия и случайные люди. Но Пуаро прекрасно знал, что какая-то связь между ними существует. Может быть, каждый раз, встряхнув калейдоскоп, он будет получать разные картинки. Но одна из картинок непременно окажется верной… Вопрос в том, с чего начать…
Он открыл глаза:
– Мне надо подумать. Собраться с мыслями.
– Конечно-конечно, месье Пуаро, – закивала миссис Хаббард. – Поверьте, мне так неловко причинять вам беспокойство!
– Никакого беспокойства вы мне не причиняете. Мне самому интересно. Но пока я буду думать, мы должны начать действовать. С чего? Ну, скажем… с туфельки, с вечерней туфельки. Да-да! С нее-то мы и начнем. Мисс Лемон!
– Я вас слушаю, месье Пуаро! – Мисс Лемон тут же оторвалась от размышлений о своей картотеке, еще больше выпрямилась и механически потянулась за блокнотом и ручкой.
– Мисс Лемон постарается раздобыть оставшуюся туфлю. Вы пойдете на Бейкер-стрит, в бюро находок. Когда была потеряна туфля?
Миссис Хаббард подумала и ответила:
– Я точно не помню, месье Пуаро. Месяца два назад. Но я узнаю у самой Салли Финч.
– Хорошо. – Он опять повернулся к мисс Лемон: – Отвечайте уклончиво. Скажите, что вы забыли туфлю в электричке – это больше всего похоже на правду – или в автобусе. Сколько автобусов ходит в районе Хикори-роуд?
– Всего два.
– Хорошо. Если на Бейкер-стрит вам ничего не скажут, обратитесь в Скотленд-Ярд и скажите, что вы оставили ее в такси.
– Не в Скотленд-Ярд, а в бюро Лэмбет, – с деловым видом поправила его мисс Лемон.
Пуаро развел руками: «Вам виднее».
– Но почему вам кажется… – начала миссис Хаббард.
Пуаро не дал ей договорить:
– Давайте подождем, что ответят в бюро находок. Потом мы с вами, миссис Хаббард, решим, как быть дальше. Тогда вы подробно опишете мне ситуацию.
– Но уверяю вас, я вам все рассказала!
– О нет, позвольте с вами не согласиться. Люди в доме живут разные. А любит В, В любит С, а Д и Е, возможно, заклятые враги на почве ревности к А. Именно это меня будет интересовать. Чувства, переживания. Ссоры, конфликты, кто с кем дружит, кто кого ненавидит, всякие человеческие слабости.
– Поверьте, – натянуто произнесла миссис Хаббард, – я ничего такого не знаю. Я в такие дела не вмешиваюсь. Я просто веду хозяйство, обеспечиваю провизией…
– Но вам же небезразличны люди! Вы сами мне об этом говорили. Вы любите молодежь. И на работу пошли не ради денег, а для того, чтобы общаться с людьми. В пансионате есть студенты, которые вам симпатичны, а есть и такие, которые вам не очень нравятся, а может, и вовсе не нравятся. Вы должны рассказать мне об этом, и вы расскажете! Ведь у вас на душе тревожно… причем вовсе не из-за пропавших вещей: вы вполне могли заявить о них в полицию.
– Что вы, миссис Николетис наверняка не захотела бы обращаться в полицию.
Пуаро продолжал, как бы не слыша:
– Но вас беспокоят не вещи, вы боитесь за человека! Да-да, именно за человека, которого считаете виновником или, по крайней мере, соучастником краж. Значит, этот человек вам дорог.
– Вы шутите, месье Пуаро!
– Нисколько, и вы это знаете. Больше того, я считаю вашу тревогу обоснованной. Изрезанный шарф выглядит довольно зловеще. И рюкзак тоже. Все остальное может быть чистым ребячеством, но я в этом не уверен. Совсем не уверен!
Глава 3
Слегка запыхавшись, миссис Хаббард поднялась по лестнице дома номер 26 на Хикори-роуд и только было собралась открыть ключом свою квартиру, как входная дверь распахнулась и по лестнице взлетел рослый огненно-рыжий юноша.
– Привет, ма! – сказал Лен Бейтсон (уж такая у него была манера называть миссис Хаббард). Этот добродушный юноша говорил на кокни[1] и, к счастью, был начисто лишен комплекса неполноценности. – Вы из города? Ходили прошвырнуться?
– Я была приглашена на чай, мистер Бейтсон. Пожалуйста, не задерживайте меня, я спешу.
– Какой замечательный труп я сегодня анатомировал! – сказал Лен. – Просто прелесть.
– До чего же вы гадкий, Лен! Разве можно так говорить? Прелестный труп… Боже мой! Меня даже замутило.
Лен Бейтсон захохотал так, что в холле задрожали стены.
– Селии ни слова, – сказал он. – Я проходил тут мимо аптеки и заглянул к ней. «Зашел, – говорю, – рассказать о покойнике». А она побледнела как полотно, и мне показалось, что она сейчас грохнется в обморок. Как вы думаете, почему, мама Хаббард?
– Ничего удивительного, – произнесла миссис Хаббард. – Вы кого угодно доконаете. Селия, наверное, подумала, что вы говорите о настоящем покойнике.
– То есть как о «настоящем»? А трупы в нашей анатомичке, по-вашему, что, синтетические?
Справа распахнули дверь, и выглянувший из комнаты длинноволосый, лохматый юнец ворчливо произнес:
– А, это ты! А я подумал, у нас тут вавилонское столпотворение, столько от тебя шума!
– Надеюсь, тебе это не действует на нервы?
– Не больше, чем обычно, – сказал Нигель Чэпмен и скрылся в комнате.
– Наше нежное создание! – насмешливо воскликнул Лен.
– Ради бога, не задирайтесь! – попыталась его утихомирить миссис Хаббард. – Я люблю, когда люди в хорошем настроении и не ссорятся по пустякам.
Молодой великан с ласковой ухмылкой взглянул на нее с высоты своего роста:
– Да плевать мне на Нигеля, ма.
В этот момент на лестнице показалась девушка:
– Миссис Хаббард, вас срочно разыскивает миссис Николетис. Она в своей комнате.
Миссис Хаббард вздохнула и пошла наверх. Высокая смуглая девушка, передавшая распоряжение хозяйки, отступила к стене, давая ей проход.
Лен Бейтсон спросил, снимая плащ:
– В чем дело, Валери? Мама Хаббард пошла жаловаться на наше поведение?
Девушка передернула худенькими точеными плечиками, спустилась вниз и пошла через холл.
– Это все больше походит на сумасшедший дом, – бросила она через плечо. Она двигалась с ленивой, вызывающей грацией манекенщицы.
Дом номер 26 на Хикори-роуд состоял на самом деле из двух корпусов. Они соединялись одноэтажной пристройкой, где помещались общая гостиная и большая столовая, а подальше находились две раздевалки и маленький кабинет. В каждую половину дома вела своя лестница. Девушки жили в правом крыле, а юноши – в левом, оно-то и было раньше отдельным домом.
– Привет, ма! – сказал Лен Бейтсон (уж такая у него была манера называть миссис Хаббард). Этот добродушный юноша говорил на кокни[1] и, к счастью, был начисто лишен комплекса неполноценности. – Вы из города? Ходили прошвырнуться?
– Я была приглашена на чай, мистер Бейтсон. Пожалуйста, не задерживайте меня, я спешу.
– Какой замечательный труп я сегодня анатомировал! – сказал Лен. – Просто прелесть.
– До чего же вы гадкий, Лен! Разве можно так говорить? Прелестный труп… Боже мой! Меня даже замутило.
Лен Бейтсон захохотал так, что в холле задрожали стены.
– Селии ни слова, – сказал он. – Я проходил тут мимо аптеки и заглянул к ней. «Зашел, – говорю, – рассказать о покойнике». А она побледнела как полотно, и мне показалось, что она сейчас грохнется в обморок. Как вы думаете, почему, мама Хаббард?
– Ничего удивительного, – произнесла миссис Хаббард. – Вы кого угодно доконаете. Селия, наверное, подумала, что вы говорите о настоящем покойнике.
– То есть как о «настоящем»? А трупы в нашей анатомичке, по-вашему, что, синтетические?
Справа распахнули дверь, и выглянувший из комнаты длинноволосый, лохматый юнец ворчливо произнес:
– А, это ты! А я подумал, у нас тут вавилонское столпотворение, столько от тебя шума!
– Надеюсь, тебе это не действует на нервы?
– Не больше, чем обычно, – сказал Нигель Чэпмен и скрылся в комнате.
– Наше нежное создание! – насмешливо воскликнул Лен.
– Ради бога, не задирайтесь! – попыталась его утихомирить миссис Хаббард. – Я люблю, когда люди в хорошем настроении и не ссорятся по пустякам.
Молодой великан с ласковой ухмылкой взглянул на нее с высоты своего роста:
– Да плевать мне на Нигеля, ма.
В этот момент на лестнице показалась девушка:
– Миссис Хаббард, вас срочно разыскивает миссис Николетис. Она в своей комнате.
Миссис Хаббард вздохнула и пошла наверх. Высокая смуглая девушка, передавшая распоряжение хозяйки, отступила к стене, давая ей проход.
Лен Бейтсон спросил, снимая плащ:
– В чем дело, Валери? Мама Хаббард пошла жаловаться на наше поведение?
Девушка передернула худенькими точеными плечиками, спустилась вниз и пошла через холл.
– Это все больше походит на сумасшедший дом, – бросила она через плечо. Она двигалась с ленивой, вызывающей грацией манекенщицы.
Дом номер 26 на Хикори-роуд состоял на самом деле из двух корпусов. Они соединялись одноэтажной пристройкой, где помещались общая гостиная и большая столовая, а подальше находились две раздевалки и маленький кабинет. В каждую половину дома вела своя лестница. Девушки жили в правом крыле, а юноши – в левом, оно-то и было раньше отдельным домом.