Кристи Агата. Почему не Эванс?

   – Тебе надо ухаживать за ним, – сказал Бобби.
   – Он не любит, когда за ним ухаживают, ему это страшно досаждает. Ему больше по душе второй лакей. Тот ему сочувствует и не перечит, когда в него швыряют разные вещи и обзывают чертовым дурнем.
   Бобби зацепил мяч поверху, и тот лениво закатился в песчаную канавку.
   – Не везет, – сказала Фрэнки, нанесла удар, и ее мяч перелетел через канавку. – Кстати, – заметила она, – мы могли бы кое-что сделать в Лондоне вместе. Ты скоро приедешь?
   – В понедельник, но… ну… все это нехорошо, правда?
   – Что ты хочешь сказать? Что нехорошо?
   – Ну, я имею в виду, что большую часть времени буду работать механиком. Я хочу сказать…
   – Даже если это и так, – сказала Фрэнки, – я полагаю, ты все равно в состоянии прийти на вечеринку с коктейлями и надраться, как любой из моих друзей.
   Бобби только покачал головой.
   – Тогда, если ты предпочитаешь, я устрою вечеринку с пивом и сосисками, – ободряюще сказала Фрэнки.
   – Ах, послушай, Фрэнки, какой смысл? Я хочу сказать, что твоя компания не похожа на мою, и нечего мне лезть туда.
   – Уверяю тебя, что компания у меня весьма разношерстная.
   – Ты делаешь вид, что не понимаешь.
   – Можешь привести Бэджера, если хочешь. Вот и будет тебе приятель.
   – Ты относишься к Бэджеру с предубеждением.
   – Смею сказать, это из-за заикания. Люди, которые заикаются, заражают этим и меня.
   – Послушай, Фрэнки, это бесполезно, сама знаешь. Пока мы здесь, все нормально. Делать особенно нечего, и, наверное, со мной тебе лучше, чем одной. То есть ты всегда очень любезна и все такое, и я тебе благодарен. Но что я для тебя? Так, пустое место, вот я о чем.
   – Когда закончишь изливать свой комплекс неполноценности, – холодно сказала Фрэнки, – может быть, попробуешь выбить мяч из канавки нибликом, а не короткой клюшкой?
   – Я что… о черт! – Он сунул короткую клюшку в сумку и вытащил ниблик. Фрэнки со злорадством наблюдала, как он бил по мячу пять раз кряду. Вокруг них поднялось облако песчаной пыли.
   – Лунка твоя, – сказал Бобби, поднимая мяч.
   – Пожалуй, да, – согласилась Фрэнки. – А значит, и вся партия.
   – Сыграем напоследок?
   – Да нет, наверное, у меня много дел.
   Они молча добрались до здания клуба.
   – Ну, – сказала Фрэнки, – до свидания, мой дорогой. Было восхитительно попользоваться тобой. Как-нибудь снова буду здесь и увижу тебя, если не подвернется ничего лучшего.
   – Послушай, Фрэнки…
   – Возможно, ты снизойдешь до вечеринки со мной. По-моему, перламутровые запонки можно задешево купить у Вулворта.
   – Фрэнки…
   Она завела мотор «Бентли», и слова Бобби потонули в шуме. Фрэнки укатила, махнув ему рукой.
   – Тьфу, черт! – прочувствованно выругался Бобби. По его мнению, Фрэнки вела себя возмутительно. Может быть, он не очень тактично выразился, но ведь, черт побери, он же сказал истинную правду. Впрочем, возможно, не надо облекать ее в слова.
   Следующие три дня показались ему бесконечно долгими. У викария болело горло, поэтому, когда он вообще разговаривал, ему приходилось шептать. Говорил он очень мало и откровенно терпел присутствие своего четвертого сына, как подобает христианину. Раз или два он цитировал Шекспира: что-то о зубе змеи и все такое…
   В субботу Бобби почувствовал, что не в силах долее терпеть напряженную атмосферу в доме. Он попросил миссис Робертс, которая вместе с мужем вела хозяйство викария, приготовить ему бутерброды и, приложив к ним бутылку пива, купленную в Марчболте, в одиночку отправился на пикник. Он жутко скучал по Фрэнки эти последние несколько дней. Эти старики были невыносимы, они долдонили одно и то же…
   Бобби растянулся на насыпи, поросшей папоротником-орляком, размышляя, что лучше: то ли сначала перекусить, а потом вздремнуть, то ли сначала вздремнуть, а потом перекусить. Пока он раздумывал, дело решилось само собой: он незаметно уснул.
   Когда он проснулся, было половина четвертого. Бобби усмехнулся, подумав, что отец не одобрит такого времяпрепровождения. Хорошая прогулка по окрестностям миль эдак на двенадцать – вот дело, достойное молодого человека. Она подводила к хорошо известной формуле: «А теперь, пожалуй, я заработал свой ленч».
   «Идиотизм, – подумал Бобби. – Зачем зарабатывать ленч, совершая такую долгую прогулку, если тебе этого не особенно хочется? В чем ее прелесть? Если она доставляет тебе удовольствие, тогда это чистое потворство собственным желаниям, а если нет – так ты дурак, что совершаешь ее!»
   После чего он накинулся на свой незаработанный ленч и с аппетитом съел его. Удовлетворенно вздохнув, он откупорил бутылку пива. Необычайно горькое пиво, но определенно освежающее.
   Он снова лег, зашвырнув пустую бутылку в куст вереска. Праздно развалясь, он чувствовал себя как Бог. Весь мир у его ног. Это всего лишь фраза, но какая приятная. Он может горы своротить, стоит только захотеть! У него в голове роились великие прожекты и смелые замыслы.
   Потом ему опять захотелось спать. Подкралось забытье.
   Он уснул… Тяжелым, вызывающим оцепенение сном…

Глава 7
НА ВОЛОСОК ОТ СМЕРТИ

   Фрэнки подогнала свой огромный зеленый «Бентли» к бордюру у большого старинного здания, на дверях которого было написано «Больница Святого Асафа», выскочила из машины и, повернувшись, взяла пышный букет лилий. Затем позвонила. Дверь открыла женщина в халате сиделки.
   – Могу я видеть мистера Джонса? – спросила Фрэнки.
   Взгляд сиделки с живым интересом скользнул по девушке, «Бентли» и лилиям.
   – Как о вас доложить?
   – Леди Фрэнсес Деруэнт.
   Сиделка вся затрепетала от восторга. Пациент вырос в ее глазах на целую голову. Она провела Фрэнки по лестнице в комнату на втором этаже.
   – К вам гость, мистер Джонс. Угадайте-ка кто? Такой приятный сюрприз!
   И все это бодреньким тоном, обычным для лечебных учреждений.
   – Вот те на. – Бобби был ошеломлен. – Да это же Фрэнки!
   – Привет, Бобби, я принесла всего лишь цветы. От них немножко веет кладбищем, но выбор был очень ограничен.
   – Ах, леди Фрэнсес, – сказала сиделка, – очень милые цветы. Давайте я поставлю их в воду.
   Она вышла из палаты. Фрэнки села на стул, явно предназначенный для посетителей.
   – Ну-с, Бобби, – сказала она, – что все это значит?
   – Эх, и не спрашивай, – отвечал Бобби. – Я здесь – настоящая сенсация. Восемь гранов морфия. Обо мне собираются написать в «Ланцете» и «БМЖ».
   – А что такое «БМЖ»? – поинтересовалась Фрэнки.
   – «Британский медицинский журнал».
   – Ясно. Дуй дальше. Выдай еще парочку трескучих сокращений.
   – Да знаешь ли ты, моя девочка, что полграна – это уже смертельная доза. Я должен был умереть уже шестнадцать раз. Правда, известен случай, когда человек остался жив после шестнадцати гранов, и все же восемь тоже неплохо, правда? Я – герой этого заведения. Такого больного у них никогда не было.
   – Надо же, как повезло людям!
   – А что, разве нет? Теперь им есть о чем болтать с другими пациентами.
   Сиделка внесла вазы с лилиями.
   – Ведь правда, сестра, у вас еще не было такого больного, как я? – с жаром спросил Бобби.
   – О, вам бы не здесь быть, – сказала сиделка. – По всем законам, вам бы давно лежать на кладбище. Но, как говорится, только хорошие люди умирают молодыми… – Она хихикнула и вышла.
   – Ну вот, – сказал Бобби, – я еще прославлюсь на всю Англию, увидишь.
   Он продолжал болтать. Все признаки комплекса неполноценности, проявившего себя во время последней встречи с Фрэнки, теперь исчезли без следа. Бобби испытывал эгоистическое удовольствие, во всех подробностях муссируя тему своей болезни.
   – Достаточно, – осадила его Фрэнки. – По правде говоря, меня не очень интересуют желудочные зонды. Послушать тебя, так можно подумать, что до тебя никто не травился.
   – Мало кто выживал после восьми гранов морфия, – не унимался Бобби. – Но, черт побери, на тебя это не производит должного впечатления.
   – Какое расстройство для твоих отравителей!
   – Известное дело. Зря пропал хороший морфий.
   – Он был в пиве, да?
   – Ага. Понимаешь, кто-то нашел меня, когда я спал как убитый, попытался разбудить, но не смог. Тогда они встревожились, отнесли меня на ферму и послали за врачом…
   – Остальное я уже знаю, – поспешно сказала Фрэнки.
   – Сначала они думали, что я принял эту дозу нарочно. Затем, когда я все рассказал, они нашли бутылку там, куда я ее запулил, и сделали анализ. Того, что там оставалось, видимо, хватило.
   – Никаких предположений относительно того, как морфий попал в бутылку?
   – Глухо. Они поспрашивали в кабачке, где я ее купил, открыли другие бутылки, но все было в полном порядке.
   – Кто-нибудь подложил морфий в бутылку, пока ты дрых?
   – Вот именно. Я помню, что этикетка на горлышке как-то отклеивалась.
   – Ну, – задумчиво кивнув, сказала Фрэнки, – это доказывает, что я была права тогда, в поезде.
   – А в чем права-то?
   – В том, что этого человека, Причарда, спихнули с утеса.
   – То было не в поезде. Ты сказала это на станции, – слабо возразил Бобби.
   – Это одно и то же.
   – Но почему?
   – Милый, это же очевидно. Почему кому-то надо убрать тебя с дороги? Ты же не наследник состояния или что-нибудь такое.
   – Как знать? Какая-нибудь двоюродная тетя, о которой я никогда не слыхал, где-нибудь в Новой Зеландии или каком-то таком месте могла оставить мне все свои деньги.
   – Вздор. Она бы сначала с тобой познакомилась. А если она тебя не знала, так на кой оставлять деньги четвертому сыну? Господи, да в нынешние времена даже у священника может попросту не быть четвертого сына. Нет, дело совершенно ясное. От твоей смерти никто не получит никакой выгоды, это исключается. Значит, остается месть. Ты, часом, не соблазнил дочку аптекаря?
   – Да что-то не припомню такого, – с достоинством сказал Бобби.
   – Известное дело. Соблазняют нынче столь часто, что и не считают. Но, по-моему, ты вообще еще никого не соблазнял, это сразу видать.
   – Ты вгоняешь меня в краску, Фрэнки. Да и почему это непременно должна быть дочь аптекаря?
   – Свободный доступ к морфию. Раздобыть его не так-то легко.
   – Ну, я не соблазнял дочь аптекаря.
   – И ты не знаешь, есть ли у тебя враги?
   Бобби покачал головой.
   – Ну вот, – победно сказала Фрэнки. – Значит, это из-за человека, которого столкнули с утеса. Что думает полиция?
   – Они считают, что это был какой-то сумасшедший.
   – Вздор. Сумасшедшие не бродят где попало с неограниченным запасом морфия, выискивая бутылки с пивом, куда можно его засунуть. Нет, кто-то столкнул Причарда с утеса. Через минуту или две появляешься ты, и убийца думает, что ты видел, как он это сделал. И решает убрать тебя с дороги.
   – По-моему, не очень убедительно, Фрэнки.
   – Почему нет?
   – Ну, прежде всего, я ничего не видел.
   – Да, но он-то этого не знал.
   – А если бы и видел, так заявил бы на дознании.
   – Оно, конечно, так, – неохотно признала Фрэнки и задумалась на пару минут. – А вдруг он решил, что ты что-то видел, но не придал значения, а на самом деле это было важно. Звучит как тарабарщина, но ты улавливаешь мысль?
   – Да, – Бобби кивнул, – я понимаю, что ты имеешь в виду, но почему-то это кажется весьма сомнительным.
   – Я уверена, что это связано с тем делом на утесе. Ты был там. Первый человек, который оказался…
   – Томас тоже там был, – напомнил Бобби. – А никто не пытался отравить его.
   – Возможно, еще попытаются, – бодро сказала Фрэнки. – А может, уже пытались, да не сумели.
   – Все это выглядит притянутым за уши.
   – Я думаю, это логично. Если убрать вас двоих, тогда дела, творящиеся в таком тихом омуте, как Марчболт… Постой, есть еще третья вещь.
   – Что?
   – Та работа, которую тебе предложили. Это, разумеется, весьма слабый пункт, но ведь странно, согласись. Я сроду не слыхала ни о какой иностранной фирме, которая занималась бы выискиванием заурядных отставных моряков.
   – Ты сказала, заурядных?
   – Тогда ты еще не попал в «БМЖ». Но ты понимаешь, куда я клоню. Ты увидел нечто, чего тебе видеть не полагалось, или они так думают. Очень хорошо. Сначала они пытаются избавиться от тебя, предложив место за границей. Потом, когда это не удается, они хотят вовсе убрать тебя с дороги.
   – Не крутовато ли? Да и риск большой.
   – О, но ведь убийцы вообще крайне безрассудны. Чем больше народу они убивают, тем больше им хочется убивать.
   – Как в «Третьем пятне крови», – сказал Бобби, вспомнив одно из своих любимых литературных произведений.
   – Да и в настоящей жизни тоже: Смит с его женами, Армстронг со своей бандой.
   – Ну… но, Фрэнки, что же, черт возьми, я должен был увидеть?
   – В этом, разумеется, и состоит вся трудность, – признала Фрэнки. – Я согласна, что это не сам акт сталкивания, потому что ты так бы и заявил. Это должно быть что-то касающееся самой жертвы. Возможно, у погибшего была родинка, или сросшиеся пальцы, или какая-то странная физическая особенность.
   – Я вижу, ты мыслишь в духе доктора Торндайка. Вряд ли оно так, поскольку все, что я видел, увидела бы и полиция.
   – Естественно. Это было идиотское предположение. Трудное дельце, правда?
   – Версия-то лестная, она внушает мне сознание собственной значимости, – сказал Бобби. – Но все равно я не верю, что это нечто большее, чем просто версия.
   – Я убеждена в своей правоте. – Фрэнки встала. – Сейчас мне надо идти. Заглянуть к тебе завтра?
   – О да, пожалуйста. Игривая болтовня сиделок начинает приедаться. Кстати, ты так быстро вернулась из Лондона?
   – Дорогой мой, едва услышав о тебе, я рванула назад. Это ведь здорово – иметь друга, которого так романтично отравили.
   – Не думаю, что в морфии так уж много романтики.
   – Ну, до завтра. Тебя поцеловать или не надо?
   – Я не заразный.
   Она чмокнула его.
   – До завтра.
   Когда она вышла, сиделка подала Бобби чай.
   – Я часто видела ее фотографии в газетах. Правда, она совсем на них не похожа. И конечно же, я видела, как она разъезжает в своей машине. Но я, так сказать, никогда не видела ее вблизи. Она нисколько не заносчива, правда?
   – О нет! – воскликнул Бобби. – Заносчивой я бы Фрэнки никогда не назвал.
   – Я сказала сестре, я сказала: она так проста, нисколько не зазнается. Я сказала сестре: она как ты или я, я сказала.
   Бобби смолчал, хотя в душе был совершенно не согласен с этой точкой зрения. Разочарованная его безмолвием, сиделка вышла из палаты, и Бобби остался наедине со своими мыслями. Он допил чай. Потом прикинул, насколько правдоподобна поразительная версия Фрэнки, и в конце концов с сожалением отбросил ее. Затем он огляделся в поисках других развлечений. Его внимание привлекли вазы с лилиями. Ужасно мило со стороны Фрэнки принести ему все эти цветы, и, разумеется, они очень славные, но он жалел, что ей не пришло в голову принести ему вместо цветов несколько детективных романов. Он взглянул на прикроватную тумбочку. Там лежали роман Уида и экземпляр «Джона Галифакса, джентльмена», а также «Марчболтский еженедельник» за прошлую неделю.
   Через пять минут он положил книгу. Для ума, питавшегося «Третьим пятном крови», «Делом об убийстве эрцгерцога» и «Странным приключением флорентийского кинжала», «Джон Галифакс, джентльмен» оказался слишком пресным. Бобби вздохнул и взял «Марчболтский еженедельник».
   Через пару секунд он с такой силой нажал кнопку звонка у себя под подушкой, что сиделка примчалась бегом.
   – Что случилось, мистер Джонс? Вам плохо?
   – Позвоните в Замок! – крикнул Бобби. – Скажите леди Фрэнсес, что она должна немедленно прийти сюда.
   – Но она еще вряд ли доехала.
   – Вы не знаете ее «Бентли».
   – Она останется без чая.
   – Послушайте-ка, моя дорогая девочка, – сказал Бобби, – не стойте и не спорьте со мной. Позвоните ей, как я вам говорю. Скажите, что она немедленно должна прибыть сюда, так как мне надо сказать ей нечто очень важное.
   Сиделка неохотно вышла. Передавая послание Бобби, она немного его исказила. Если это удобно леди Фрэнсес, мистер Джонс хотел бы знать, не согласится ли она приехать, поскольку он хочет ей кое-что сообщить, но, разумеется, леди Фрэнсес никоим образом не обязана заставлять себя…
   Леди Фрэнсес кратко ответила, что сейчас же приедет.
   – Попомните мои слова, – сказала сиделка своим коллегам. – Она влюблена в него! Вот в чем дело.
   Фрэнки прикатила, сгорая от любопытства.
   – Что это еще за срочный вызов? – спросила она.
   Бобби сидел в постели, на щеках его горели яркие пятна. Он помахал «Марчболтским еженедельником».
   – Ты только посмотри, Фрэнки!
   Фрэнки посмотрела.
   – Ну и что? – спросила она.
   – Ты эту фотографию имела в виду, когда говорила, что она подретуширована, но все-таки похожа на Кеймен? – Бобби ткнул пальцем в размытый снимок. Под ним шла подпись: «Снимок, найденный на погибшем и помогший опознать его. Миссис Амелия Кеймен, сестра погибшего».
   – Да, именно это я и сказала, и это правда. Не знаю, чем тут восхищаться…
   – Теперь и я так считаю.
   – Но ты же говорил…
   – Знаю, что говорил. Но, видишь ли, Фрэнки, – голос Бобби зазвучал взволнованно, – это не та фотография, которую я положил обратно в карман погибшего.
   Они переглянулись.
   – В таком случае… – медленно проговорила Фрэнки.
   – Либо было две фотографии…
   – …что маловероятно…
   – …либо…
   Они помолчали.
   – Этот человек… Как его фамилия? – спросила Фрэнки.
   – Бэссингтон-ффренч! – сказал Бобби.
   – Это наверняка он!

Глава 8
ЗАГАДКА ФОТОГРАФИИ

   Они уставились друг на друга. До них медленно доходило, что положение изменилось.
   – Это мог быть только он, – сказал Бобби. – Единственный человек, имевший такую возможность.
   – Если только было две фотографии.
   – Мы же решили, что это маловероятно. Будь там две фотографии, его бы пытались опознать по обеим, а не по одной.
   – Во всяком случае, это легко узнать, – сказала Фрэнки. – Мы можем спросить в полиции. Допустим на минутку, что была всего одна фотография, та, которую ты видел и которую засунул обратно в карман. Она была там, когда ты оставил его, и ее там не было, когда пришла полиция. Следовательно, единственный человек, кто мог взять ее и подсунуть другую, – этот самый Бэссингтон-ффренч. Как он выглядел, Бобби?
   Молодой человек нахмурился, силясь вспомнить.
   – Какой-то вроде как не поддающийся описанию. Приятный голос. Джентльмен и все такое прочее. Я особенно его и не разглядел. Он сказал, что чужой в наших местах и будто бы подыскивает себе дом…
   – Во всяком случае, это мы можем проверить, – заявила Фрэнки. – Уилер и Оуэн – единственные агенты по торговле недвижимостью. – Она вдруг вздрогнула. – Бобби, а ты не подумал? Если Причарда столкнули, значит, Бэссингтон-ффренч и есть тот человек, кто это сделал…
   – Ну, мрак, а? – воскликнул Бобби. – Он казался таким приятным парнем. Но ты знаешь, Фрэнки, мы ведь не можем быть уверены, что Причарда действительно столкнули.
   – Я убеждена в этом.
   – Ты все время была в этом убеждена.
   – Нет, мне просто хотелось, чтобы было именно так, поскольку тогда все было бы гораздо интереснее. Но сейчас это более или менее доказано. Если это было убийство, все сходится. Твое неожиданное появление, которое расстраивает планы убийцы. Находка фотографии и, как следствие, необходимость убрать тебя.
   – Тут есть изъян, – заметил Бобби.
   – Почему? Ты был единственным человеком, кто видел фотографию. Как только Бэссингтон-ффренч остался один с телом, он подменил фотографию, которую видел только ты.
   Но Бобби продолжал качать головой.
   – Нет, так не пойдет. Давай допустим на мгновение, что эта фотография была до того важна, что меня непременно «надо было убрать», как ты выражаешься. Звучит нелепо, но, я полагаю, это возможно. Идем дальше. Действовать он должен был без промедления. Никто не мог рассчитывать, что я уеду в Лондон и не увижу «Марчболтский еженедельник» и других газет с фотографией. Это было чистой случайностью. Существовала вероятность того, что я сразу же заявлю: «Это не та фотография, которую я видел». Зачем же ждать до окончания дознания, когда все так великолепно утряслось?
   – В этом что-то есть, – признала Фрэнки.
   – И еще одно. Я не могу быть абсолютно уверен, разумеется, но почти готов поклясться, что, когда я клал фотографию обратно в карман погибшего, Бэссингтон-ффренча там не было. Он появился минут пять или десять спустя.
   – Он мог все время следить за тобой, – предположила Фрэнки.
   – Не понимаю как, – медленно сказал Бобби. – Есть только одно место, откуда можно смотреть вниз, туда, где мы были. Дальше утес выступает, а затем уходит вниз, так что через него не увидишь. Есть только одно место, и, когда Бэссингтон-ффренч подошел к нему, я сразу же его услышал. Шаги отдаются эхом внизу. Он, возможно, находился где-то поблизости, но через край еще не заглядывал, в этом я поклянусь.
   – Значит, ты считаешь, он не знал о том, что ты видел фотографию?
   – Не понимаю, как бы он мог узнать.
   – И он мог не бояться, что ты видел, как он это сделал, я имею в виду убийство, поскольку ты говоришь, что это абсурдно. Ты бы не смог умолчать об этом. Похоже, дело тут в чем-то совсем другом.
   – Только я не вижу, что бы это могло быть.
   – Что-то такое, о чем они узнали только после дознания. Я не знаю, почему я говорю «они».
   – Почему бы и нет? В конце концов, Кеймены тоже должны быть замешаны в этом деле. Возможно, это шайка, а шайки мне по нраву.
   – Это низменный вкус, – рассеянно сказала Фрэнки. – Убийство в одиночку – гораздо более высокий класс, Бобби!
   – Да?
   – А что там сказал Причард перед смертью? Помнишь, ты говорил мне в тот день на поле для гольфа. Этот смешной вопрос.
   – «Почему не Эванс?»
   – Да. А что, если именно это?
   – Но это же смешно.
   – На первый взгляд – да, но вдруг это что-то важное, Бобби? Я уверена, что все дело в этих словах. Ах нет, какая же я дуреха: ведь ты не говорил об этом Кейменам.
   – Да нет, говорил, – неторопливо сказал Бобби.
   – Говорил?
   – Да. Я написал им в тот вечер. Заявив, разумеется, что это, вероятно, не имеет никакого значения.
   – А два дня спустя ты получил это письмо от неизвестной фирмы, сманивавшей тебя в Южную Америку?
   – Да.
   – Ну, – сказала Фрэнки, – не знаю уж, чего ты хочешь. Сначала они пробуют одно, ты отказываешься, тогда они выслеживают тебя и, воспользовавшись моментом, насыпают морфий в твою бутылку пива.
   – Значит, в этом замешаны Кеймены?
   – Конечно, в этом замешаны Кеймены!
   – Да, – задумчиво сказал Бобби, – если твой взгляд на события верен, они просто не могут не быть замешаны. Согласно нашей теперешней теории, все обстоит следующим образом. Погибшего Икс намеренно сталкивают с обрыва (очевидно, это делает Бэссингтон-ффренч). Важно, чтобы Икса опознали неправильно, поэтому ему в карман подкладывают портрет миссис Кеймен, а портрет неизвестной красавицы убирают. Интересно, кто она была?
   – Не отвлекайся, – строго сказала Фрэнки.
   – Миссис Кеймен ждет появления фотографии, заявляется под видом безутешной сестры и опознает Икса как своего брата из далеких краев.
   – Ты не веришь, что он действительно мог быть ее братом?
   – Ни на минуту. Ты знаешь, что меня все время озадачивало? Кеймены были люди совершенно другого класса. Погибший был… Ну, может, это звучит ужасно и в духе закоснелого колонизатора на покое, но погибший был, что называется, настоящий господин.
   – А Кеймены явно ими не были?
   – Явно.
   – А затем, когда, с точки зрения Кейменов, все сошло хорошо, тело благополучно опознано, вынесен вердикт о случайной смерти, в садике тишь и гладь, появляешься ты и все портишь, – размышляла Фрэнки.
   – «Почему не Эванс?» – задумчиво повторил Бобби. – Ты знаешь, я не понимаю, почему кто-то должен пугаться этой фразы. Что в ней такого?
   – А это потому, что ты не знаешь всего. Тут как при составлении кроссвордов. Ты записываешь вопрос и думаешь, что он… идиотски прост и любой на него сразу же ответит, и ты страшно удивлен, когда люди не в состоянии догадаться. «Почему не Эванс?», должно быть, звучало для них как нечто значительное, и им было невдомек, что для тебя это пустой звук.
   – Тем большие они дураки.
   – Вот именно. Но ведь вполне возможно, они думали, что, раз Причард сказал это, он мог сказать и еще что-то, что тоже вспомнится тебе в свое время. Во всяком случае, они не собирались полагаться на судьбу. Безопаснее было убрать тебя с дороги.
   – Они шли на большой риск. Почему же они не придумали еще один «несчастный случай»?
   – Нет-нет, это было бы глупо. Два несчастных случая, отстоящих друг от друга по времени на неделю? Это могло бы навести на связь между ними, и люди принялись бы ворошить первый. Нет, я думаю, в их методе есть некая святая простота, и это, право, очень умно.
   – Однако ты сама сказала, что морфий не так-то легко раздобыть.
   – Да. Надо давать всякие подписки и прочее. Ага, разумеется, это же след. Тот, кто это сделал, имел легкий доступ к запасам морфия.
   – Врач, больничная сиделка или аптекарь, – предположил Бобби.
   – Ну, я-то подумала о контрабанде наркотиков.
   – Нельзя смешивать слишком много разных преступлений, – возразил Бобби.
   – Видишь ли, их сила в отсутствии мотива. От твоей смерти никто ничего не выгадает. Так что подумает полиция?