Страница:
Джу улыбнулась:
– Отлично тебя понимаю.
– Киммерия разительно отличается от школ, в которых мне доводилось учиться раньше. Здесь очень высокие требования, и очень много задают, но… – Она минуту помолчала, подыскивая нужное слово. – Но здесь совсем другая жизнь, нисколько не похожая на мою прежнюю. И это то, что мне здесь нравится. Поскольку мне очень уж не нравилась та жизнь, которую я вела последние два года. Когда живешь так, как жила я, любое другое существование покажется вполне сносным и даже приятным.
Джу обдумала ее слова, потом заговорила сама.
– Я приехала в Киммерию, – сказала она, запинаясь и часто делая паузы, – после того, как меня вышибли из прежней школы. За то, что нашли в отключке на крыше в компании с моим бывшим. Мы выпили водки и… Короче, разразился грандиозный скандал, после которого мои предки чувствовали себя оплеванными. Тем более школа, где я училась, считалась одной из самых престижных, хотя на самом деле такой не была. Уроки легкие, нового материала мало… Короче, мне там совершенно нечего было делать. Но другие ученики не жаловались. Они в своем большинстве происходили из богатых семей и весело проводили там время в ожидании выпуска и поступления в какой-нибудь Оксбридж [5].
Она положила ногу на ногу и уставилась на носки туфель.
– Ну так вот. Разозленные донельзя родители решили послать меня в Киммерию. По-моему, они рассматривали это как своего рода наказание, но я, когда привыкла к ее особенностям, прониклась к ней уважением, а позже даже полюбила ее. Мне нравится, что здесь трудно учиться. Даже здешние строгости нравятся и некоторые весьма странные учителя. Все это по мне, и теперь я в полном порядке. Более того, я здесь счастлива. У меня такое ощущение, что я нашла наконец место, где мне следовало находиться с самого начала.
Элли положила подбородок на колени и с минуту молчала, после чего тоже пустилась в откровения.
– Моя жизнь последнее время была совершенно безумной… – Она сделала паузу, словно размышляя, продолжать или нет, но потом решила продолжать. – А до этого я по всем критериям подходила под определение «хорошая девочка». Любила родителей, родители любили меня, приносила домой отличные отметки… И вот в один прекрасный день все это кончилось.
Она замолчала и посмотрела на Джу:
– Знаешь что? Я об этом еще не рассказывала. Никому и никогда.
Джу кивнула и стала ждать продолжения.
Элли глубоко вздохнула:
– Однажды я пришла после школы домой и застала там полицию. Мать плакала, отец кричал на полицейских, хотя, я чувствовала, тоже был очень не прочь поплакать. Короче, в доме царил хаос.
– Выяснилось, что пропал мой брат. Его долго искали, но так и не нашли.
Джо протянула руку и положила ладонь на запястье Элли:
– Элли! Как это ужасно. Но что случилось? Он что?…
– Умер? Кто знает? Но с тех пор у нас не было о нем никаких известий.
– Я не понимаю…
Элли заговорила ровным, более спокойным голосом:
– Мы с Кристофером были очень близки. Лучшие друзья. Некоторые братья и сестры ругаются, даже дерутся. Мы – никогда. Всюду ходили вместе, обо всем разговаривали, все друг о друге знали. Он был старше меня на два года, но никогда от меня не уставал. Когда я была маленькая, он всегда встречал меня после занятий и провожал домой. Помогал мне делать домашнее задание, смотрел вместе со мной телевизор. Наши родители много работали, но я не возражала, поскольку Кристофер всегда находился рядом. Даже когда я выросла, он продолжал приходить к школе. Но чтобы мои одноклассники не потешались над такой опекой, наши встречи почти всегда имели вид случайных: вроде как он проходил поблизости и заглянул, чтобы перемолвиться словечком. Он даже всегда делал уроки в одно время со мной, чтобы иметь возможность помочь, если возникнет такая необходимость.
– Примерно за полгода до исчезновения он вдруг начал вести себя как-то странно. Приходил домой очень поздно, постоянно ругался с родителями. Я почти перестала его видеть, а когда мы оказывались вместе, ничего не рассказывал мне о своих приключениях. И у меня постепенно начало появляться чувство, что я его теряю. Несколько раз я пыталась поговорить с ним о его новой, неизвестной мне жизни, но когда я начинала разговор, он вставал и уходил. Фактически его не было дома с утра до позднего вечера. Нечего и говорить, что его отметки, прежде отличные, становились все хуже и хуже. Родители не понимали, что происходит, и не знали, чем ему помочь. А если бы даже знали, он бы им этого не позволил, не принял бы их помощь.
Она замолчала, вспоминая семейные ссоры, все эти хлопанья дверьми, бесконечные разговоры на повышенных тонах. В беседке установилась тишина. Засвистела пробудившаяся от дневного сна ночная птичка, ее трели обещали скорое наступление сумерек.
Когда Элли заговорила снова, ее голос сделался безжизненным:
– Он оставил записку. Мои родители не хотели говорить мне, что в ней. Но однажды я подслушала, как мать говорила с кем-то по телефону на эту тему. Как выяснилось, она выучила записку наизусть, и я узнала ее содержание от начала и до конца. Ничего более ужасного и гадкого я до сих пор не слышала. В ней говорилось буквально следующее: «Я ухожу. Я не сошел с ума и не нахожусь под воздействием наркотиков. Просто больше не хочу быть членом этого семейства. Я вас не люблю. Никого из вас. Не пытайтесь разыскивать меня или следить за мной. Мне не нужна ваша помощь. Вы больше никогда меня не увидите».
– Боже… – прошептала Джу. Когда Элли подняла на нее взгляд, она заметила, что глаза подруги наполнились слезами, которые она смахнула тыльной стороной ладони. – Бедняжка Элли.
С некоторых пор Элли взяла себе за привычку смотреть на эту историю отстраненно, как если бы она произошла не с ней и ее семьей, а с какими-то другими людьми.
– После этого у меня все пошло наперекосяк. Был даже период, подозрительно напоминавший помешательство: к примеру, я не могла говорить и по целым дням просиживала в комнате Кристофера, глядя перед собой. В школу тоже перестала ходить. Тогда меня направили к психоаналитику, которого я возненавидела лютой ненавистью. Мать и отец постоянно между собой ругались, а я… я стала для них недоразумением, помехой, мешавшей им выяснять отношения, но с которой надо было тем не менее что-то делать. Сбежав из дома, Кристофер словно вытащил из всех нас затычки, позволив лучшему, что в нас было, вытечь из нас. Родители словно забыли о своей любви ко мне, и я тоже не испытывала к ним никаких чувств.
Она шумно, со всхлипом, втянула в себя воздух.
– Скоро я поняла, что испытывать какие-либо чувства сделалось для меня проблемой. И тогда я стала крепко выпивать, так сказать, для обострения восприятия. Но потом мне пришло в голову, что я зря стараюсь, поскольку, напившись в стельку, опять превращаюсь в бесчувственное бревно, то есть возвращаюсь в свое привычное состояние. Если разобраться, опьянение в определенном смысле антоним слова «чувство».
Джу согласно кивнула.
– Я стала общаться с людьми, которым нравилось причинять друг другу боль. Постоянно попадала в различные переделки. Поскольку все, что связано с полицией, вызывало у меня безотчетный страх, я специально делала так, чтобы оказаться в участке и посидеть за решеткой, и даже преуспела в этом. Я… – Она выставила левую руку и продемонстрировала белые шрамы на тыльной ее стороне между запястьем и локтем, – …дошла до того, что порезала себя. Было больно, и это принесло мне некоторое облегчение. Впрочем, при всем том я понимала, что сделала глупость, поскольку это, как ни крути, была подделка. Когда сам себя режешь, думала я, то лишь пытаешься имитировать реальность. Поэтому я больше такой ерундой не занималась.
Конец своей одиссеи она несколько скомкала. Со стороны можно было подумать, что ей не терпится покончить со всем этим.
– Короче говоря, когда меня в последний раз арестовали, родители решили, что сыты по горло моими выходками и решили хотя бы на время сбыть меня с рук. И вот я оказалась здесь. Теперь они живут в совершенно пустом доме. Но у меня и этого нет.
Повинуясь внезапно возникшему импульсу, Джу метнулась к ней, заключила ее в объятия и с силой прижала к себе. Потом столь же быстро и резко отодвинулась и, взяв за плечи, всмотрелась в ее глаза.
– О’кей. Все это ужасно. Но теперь ты здесь, и ты жива. Мы только что познакомились с тобой, Элли, но я и сейчас могу сказать, что ты – потрясающая девчонка. Возможно, ты жила в ужасной семье, но отныне твоя судьба в твоих руках. Я хочу, чтобы ты пообещала мне попытаться прижиться в этом месте. Меня, во всяком случае, Киммерия выправила. Теперь это мой дом, а его обитатели – моя семья. И она может стать домом и для тебя.
Элли обхватила себя руками, прилагая максимум усилий, чтобы не расплакаться.
– Хорошо, – прошептала она дрожащим голосом. – Я обещаю.
Джо снова притянула Элли к себе – так, чтобы голова подруги оказалась у нее на плече; так они довольно долго сидели на скамейке, погруженные в свои мысли. Элли в этот момент испытывала два доминирующих чувства: опустошение и утомление.
– Все-таки Киммерия – странное место, – пробормотала она себе под нос. – Кажется, время здесь имеет свои законы. Никак не могу поверить, что я тут всего два дня, а наступающая ночь будет лишь третьей. Иногда мне представляется, что я провела тут уже несколько недель.
Джу кивнула:
– Назовем это концентрированным существованием. В Киммерии за неделю происходит больше, нежели на «большой земле» – за месяц.
Раскинувшись на нагретой солнцем скамейке, они болтали о самых разных вещах, пока день догорал и сад наполнялся тенями.
– Теперь я понимаю, почему тебе так полюбилось это место, – сказала Элли, потягиваюсь. – Оно исполнено волшебства. Вроде того, что встречаешь в детских книгах. Например, в «Секретном саду». Ты ее читала?
Джу кивнула:
– Я всегда…
Ее слова прервал громкий звук, походивший на треск падающего дерева и доносившийся из дальнего конца участка. Девочки чуть не подпрыгнули.
– Что там происходит? – воскликнула Элли, вглядываясь в глубину сумрачного сада и впервые отдавая себе отчет в том, как сильно уже стемнело.
– Понятия не имею, – прошептала Джу, потом посмотрела на часы. – Вот дьявольщина! До начала комендантского часа осталось всего ничего. Нам пора обратно.
Она вскочила со скамейки и потянула за собой Элли. Неожиданно треск повторился, а потом они услышали шаги.
– Что за черт? – прошептала Джу, после чего крикнула: – Эй, кто там ходит?!
Тот, кто шел, остановился.
Девочки замерли, прижавшись друг к другу, и с сильно бьющимися сердцами вслушивались в вечерние шорохи.
– Джу, – прошептала Элли, – а не может ли это быть…
В следующее мгновение они услышали звук, подозрительно напоминавший рычание.
Джу схватила Элли за руку.
– Джу, что еще за чертовщина? – едва слышно осведомилась Элли.
– Откуда мне знать?
– Может, нам… того?…
– Задать стрекача?
– Именно.
– Тогда считаем до трех. Раз, два…
Тишину снова разорвал громкий треск, но на этот раз он слышался совсем близко, буквально на расстоянии пары футов, и доносился из того места, где тени сгустились особенно сильно. Девочки пронзительно взвизгнули и припустили что было сил по каменистой тропе. Джу крепко держала Элли за руку.
– Не отрывайся от меня, – бросила она задыхающимся голосом, сворачивая с тропы в ту сторону, где росли фруктовые деревья. Они мчались во мраке зигзагом, чтобы избежать столкновения с яблонями или грушами, и Элли время от времени чувствовала, как лопался под подошвой ее туфли невидимый в темноте паданец. Одновременно Элли пыталась понять, не слышно ли позади шума погони, но девочки бежали так быстро, что никаких других звуков, кроме звуков собственных шагов и тяжелого дыхания расслышать не могли.
Потом что-то вцепилось Элли в волосы, и она с пронзительным криком принялась молотить кулаками воздух, пока Джу, дернув ее за руку, не заставила изменить направление и бежать влево – в обход густых крыжовенных и черносмородиновых кустов в сторону цветника.
Острые шипы кололи руки и цеплялись за одежду, а под ногами хрустели сухие ветки.
Неожиданно что-то схватило Джу, оторвало от земли и втянуло в нишу, темневшую в толстой стене. Элли слышала ее поначалу громкие, а потом словно сдавленные крики, как если бы кто-то зажимал ей ладонью рот, чтобы заглушить ее вопли.
– Ш-ш-ш! – Гейб прижал палец к губам и выразительно поглядел на Джу. Та мгновенно успокоилась, раскрыла объятия и повисла на шее своего возлюбленного.
Гейб протянул было руку, чтобы втащить в укрытие и Элли, но ее уже держал за запястье кто-то другой. Она обернулась и сантиметрах в десяти от своего лица увидела небесно-голубые глаза Сильвиана. Потянув ее в темную комнату и приблизившись к ней почти вплотную, он беззвучно, одними губами произнес единственное слово:
– Тихо!
Глава шестая
– Отлично тебя понимаю.
– Киммерия разительно отличается от школ, в которых мне доводилось учиться раньше. Здесь очень высокие требования, и очень много задают, но… – Она минуту помолчала, подыскивая нужное слово. – Но здесь совсем другая жизнь, нисколько не похожая на мою прежнюю. И это то, что мне здесь нравится. Поскольку мне очень уж не нравилась та жизнь, которую я вела последние два года. Когда живешь так, как жила я, любое другое существование покажется вполне сносным и даже приятным.
Джу обдумала ее слова, потом заговорила сама.
– Я приехала в Киммерию, – сказала она, запинаясь и часто делая паузы, – после того, как меня вышибли из прежней школы. За то, что нашли в отключке на крыше в компании с моим бывшим. Мы выпили водки и… Короче, разразился грандиозный скандал, после которого мои предки чувствовали себя оплеванными. Тем более школа, где я училась, считалась одной из самых престижных, хотя на самом деле такой не была. Уроки легкие, нового материала мало… Короче, мне там совершенно нечего было делать. Но другие ученики не жаловались. Они в своем большинстве происходили из богатых семей и весело проводили там время в ожидании выпуска и поступления в какой-нибудь Оксбридж [5].
Она положила ногу на ногу и уставилась на носки туфель.
– Ну так вот. Разозленные донельзя родители решили послать меня в Киммерию. По-моему, они рассматривали это как своего рода наказание, но я, когда привыкла к ее особенностям, прониклась к ней уважением, а позже даже полюбила ее. Мне нравится, что здесь трудно учиться. Даже здешние строгости нравятся и некоторые весьма странные учителя. Все это по мне, и теперь я в полном порядке. Более того, я здесь счастлива. У меня такое ощущение, что я нашла наконец место, где мне следовало находиться с самого начала.
Элли положила подбородок на колени и с минуту молчала, после чего тоже пустилась в откровения.
– Моя жизнь последнее время была совершенно безумной… – Она сделала паузу, словно размышляя, продолжать или нет, но потом решила продолжать. – А до этого я по всем критериям подходила под определение «хорошая девочка». Любила родителей, родители любили меня, приносила домой отличные отметки… И вот в один прекрасный день все это кончилось.
Она замолчала и посмотрела на Джу:
– Знаешь что? Я об этом еще не рассказывала. Никому и никогда.
Джу кивнула и стала ждать продолжения.
Элли глубоко вздохнула:
– Однажды я пришла после школы домой и застала там полицию. Мать плакала, отец кричал на полицейских, хотя, я чувствовала, тоже был очень не прочь поплакать. Короче, в доме царил хаос.
– Выяснилось, что пропал мой брат. Его долго искали, но так и не нашли.
Джо протянула руку и положила ладонь на запястье Элли:
– Элли! Как это ужасно. Но что случилось? Он что?…
– Умер? Кто знает? Но с тех пор у нас не было о нем никаких известий.
– Я не понимаю…
Элли заговорила ровным, более спокойным голосом:
– Мы с Кристофером были очень близки. Лучшие друзья. Некоторые братья и сестры ругаются, даже дерутся. Мы – никогда. Всюду ходили вместе, обо всем разговаривали, все друг о друге знали. Он был старше меня на два года, но никогда от меня не уставал. Когда я была маленькая, он всегда встречал меня после занятий и провожал домой. Помогал мне делать домашнее задание, смотрел вместе со мной телевизор. Наши родители много работали, но я не возражала, поскольку Кристофер всегда находился рядом. Даже когда я выросла, он продолжал приходить к школе. Но чтобы мои одноклассники не потешались над такой опекой, наши встречи почти всегда имели вид случайных: вроде как он проходил поблизости и заглянул, чтобы перемолвиться словечком. Он даже всегда делал уроки в одно время со мной, чтобы иметь возможность помочь, если возникнет такая необходимость.
– Примерно за полгода до исчезновения он вдруг начал вести себя как-то странно. Приходил домой очень поздно, постоянно ругался с родителями. Я почти перестала его видеть, а когда мы оказывались вместе, ничего не рассказывал мне о своих приключениях. И у меня постепенно начало появляться чувство, что я его теряю. Несколько раз я пыталась поговорить с ним о его новой, неизвестной мне жизни, но когда я начинала разговор, он вставал и уходил. Фактически его не было дома с утра до позднего вечера. Нечего и говорить, что его отметки, прежде отличные, становились все хуже и хуже. Родители не понимали, что происходит, и не знали, чем ему помочь. А если бы даже знали, он бы им этого не позволил, не принял бы их помощь.
Она замолчала, вспоминая семейные ссоры, все эти хлопанья дверьми, бесконечные разговоры на повышенных тонах. В беседке установилась тишина. Засвистела пробудившаяся от дневного сна ночная птичка, ее трели обещали скорое наступление сумерек.
Когда Элли заговорила снова, ее голос сделался безжизненным:
– Он оставил записку. Мои родители не хотели говорить мне, что в ней. Но однажды я подслушала, как мать говорила с кем-то по телефону на эту тему. Как выяснилось, она выучила записку наизусть, и я узнала ее содержание от начала и до конца. Ничего более ужасного и гадкого я до сих пор не слышала. В ней говорилось буквально следующее: «Я ухожу. Я не сошел с ума и не нахожусь под воздействием наркотиков. Просто больше не хочу быть членом этого семейства. Я вас не люблю. Никого из вас. Не пытайтесь разыскивать меня или следить за мной. Мне не нужна ваша помощь. Вы больше никогда меня не увидите».
– Боже… – прошептала Джу. Когда Элли подняла на нее взгляд, она заметила, что глаза подруги наполнились слезами, которые она смахнула тыльной стороной ладони. – Бедняжка Элли.
С некоторых пор Элли взяла себе за привычку смотреть на эту историю отстраненно, как если бы она произошла не с ней и ее семьей, а с какими-то другими людьми.
– После этого у меня все пошло наперекосяк. Был даже период, подозрительно напоминавший помешательство: к примеру, я не могла говорить и по целым дням просиживала в комнате Кристофера, глядя перед собой. В школу тоже перестала ходить. Тогда меня направили к психоаналитику, которого я возненавидела лютой ненавистью. Мать и отец постоянно между собой ругались, а я… я стала для них недоразумением, помехой, мешавшей им выяснять отношения, но с которой надо было тем не менее что-то делать. Сбежав из дома, Кристофер словно вытащил из всех нас затычки, позволив лучшему, что в нас было, вытечь из нас. Родители словно забыли о своей любви ко мне, и я тоже не испытывала к ним никаких чувств.
Она шумно, со всхлипом, втянула в себя воздух.
– Скоро я поняла, что испытывать какие-либо чувства сделалось для меня проблемой. И тогда я стала крепко выпивать, так сказать, для обострения восприятия. Но потом мне пришло в голову, что я зря стараюсь, поскольку, напившись в стельку, опять превращаюсь в бесчувственное бревно, то есть возвращаюсь в свое привычное состояние. Если разобраться, опьянение в определенном смысле антоним слова «чувство».
Джу согласно кивнула.
– Я стала общаться с людьми, которым нравилось причинять друг другу боль. Постоянно попадала в различные переделки. Поскольку все, что связано с полицией, вызывало у меня безотчетный страх, я специально делала так, чтобы оказаться в участке и посидеть за решеткой, и даже преуспела в этом. Я… – Она выставила левую руку и продемонстрировала белые шрамы на тыльной ее стороне между запястьем и локтем, – …дошла до того, что порезала себя. Было больно, и это принесло мне некоторое облегчение. Впрочем, при всем том я понимала, что сделала глупость, поскольку это, как ни крути, была подделка. Когда сам себя режешь, думала я, то лишь пытаешься имитировать реальность. Поэтому я больше такой ерундой не занималась.
Конец своей одиссеи она несколько скомкала. Со стороны можно было подумать, что ей не терпится покончить со всем этим.
– Короче говоря, когда меня в последний раз арестовали, родители решили, что сыты по горло моими выходками и решили хотя бы на время сбыть меня с рук. И вот я оказалась здесь. Теперь они живут в совершенно пустом доме. Но у меня и этого нет.
Повинуясь внезапно возникшему импульсу, Джу метнулась к ней, заключила ее в объятия и с силой прижала к себе. Потом столь же быстро и резко отодвинулась и, взяв за плечи, всмотрелась в ее глаза.
– О’кей. Все это ужасно. Но теперь ты здесь, и ты жива. Мы только что познакомились с тобой, Элли, но я и сейчас могу сказать, что ты – потрясающая девчонка. Возможно, ты жила в ужасной семье, но отныне твоя судьба в твоих руках. Я хочу, чтобы ты пообещала мне попытаться прижиться в этом месте. Меня, во всяком случае, Киммерия выправила. Теперь это мой дом, а его обитатели – моя семья. И она может стать домом и для тебя.
Элли обхватила себя руками, прилагая максимум усилий, чтобы не расплакаться.
– Хорошо, – прошептала она дрожащим голосом. – Я обещаю.
Джо снова притянула Элли к себе – так, чтобы голова подруги оказалась у нее на плече; так они довольно долго сидели на скамейке, погруженные в свои мысли. Элли в этот момент испытывала два доминирующих чувства: опустошение и утомление.
– Все-таки Киммерия – странное место, – пробормотала она себе под нос. – Кажется, время здесь имеет свои законы. Никак не могу поверить, что я тут всего два дня, а наступающая ночь будет лишь третьей. Иногда мне представляется, что я провела тут уже несколько недель.
Джу кивнула:
– Назовем это концентрированным существованием. В Киммерии за неделю происходит больше, нежели на «большой земле» – за месяц.
Раскинувшись на нагретой солнцем скамейке, они болтали о самых разных вещах, пока день догорал и сад наполнялся тенями.
– Теперь я понимаю, почему тебе так полюбилось это место, – сказала Элли, потягиваюсь. – Оно исполнено волшебства. Вроде того, что встречаешь в детских книгах. Например, в «Секретном саду». Ты ее читала?
Джу кивнула:
– Я всегда…
Ее слова прервал громкий звук, походивший на треск падающего дерева и доносившийся из дальнего конца участка. Девочки чуть не подпрыгнули.
– Что там происходит? – воскликнула Элли, вглядываясь в глубину сумрачного сада и впервые отдавая себе отчет в том, как сильно уже стемнело.
– Понятия не имею, – прошептала Джу, потом посмотрела на часы. – Вот дьявольщина! До начала комендантского часа осталось всего ничего. Нам пора обратно.
Она вскочила со скамейки и потянула за собой Элли. Неожиданно треск повторился, а потом они услышали шаги.
– Что за черт? – прошептала Джу, после чего крикнула: – Эй, кто там ходит?!
Тот, кто шел, остановился.
Девочки замерли, прижавшись друг к другу, и с сильно бьющимися сердцами вслушивались в вечерние шорохи.
– Джу, – прошептала Элли, – а не может ли это быть…
В следующее мгновение они услышали звук, подозрительно напоминавший рычание.
Джу схватила Элли за руку.
– Джу, что еще за чертовщина? – едва слышно осведомилась Элли.
– Откуда мне знать?
– Может, нам… того?…
– Задать стрекача?
– Именно.
– Тогда считаем до трех. Раз, два…
Тишину снова разорвал громкий треск, но на этот раз он слышался совсем близко, буквально на расстоянии пары футов, и доносился из того места, где тени сгустились особенно сильно. Девочки пронзительно взвизгнули и припустили что было сил по каменистой тропе. Джу крепко держала Элли за руку.
– Не отрывайся от меня, – бросила она задыхающимся голосом, сворачивая с тропы в ту сторону, где росли фруктовые деревья. Они мчались во мраке зигзагом, чтобы избежать столкновения с яблонями или грушами, и Элли время от времени чувствовала, как лопался под подошвой ее туфли невидимый в темноте паданец. Одновременно Элли пыталась понять, не слышно ли позади шума погони, но девочки бежали так быстро, что никаких других звуков, кроме звуков собственных шагов и тяжелого дыхания расслышать не могли.
Потом что-то вцепилось Элли в волосы, и она с пронзительным криком принялась молотить кулаками воздух, пока Джу, дернув ее за руку, не заставила изменить направление и бежать влево – в обход густых крыжовенных и черносмородиновых кустов в сторону цветника.
Острые шипы кололи руки и цеплялись за одежду, а под ногами хрустели сухие ветки.
Неожиданно что-то схватило Джу, оторвало от земли и втянуло в нишу, темневшую в толстой стене. Элли слышала ее поначалу громкие, а потом словно сдавленные крики, как если бы кто-то зажимал ей ладонью рот, чтобы заглушить ее вопли.
– Ш-ш-ш! – Гейб прижал палец к губам и выразительно поглядел на Джу. Та мгновенно успокоилась, раскрыла объятия и повисла на шее своего возлюбленного.
Гейб протянул было руку, чтобы втащить в укрытие и Элли, но ее уже держал за запястье кто-то другой. Она обернулась и сантиметрах в десяти от своего лица увидела небесно-голубые глаза Сильвиана. Потянув ее в темную комнату и приблизившись к ней почти вплотную, он беззвучно, одними губами произнес единственное слово:
– Тихо!
Глава шестая
Элли замерла, боясь даже вздохнуть.
Гейб прижал к себе Джу, а Сильвиан показал жестом, чтобы Элли встала у него за спиной.
В саду опять что-то громко треснуло, и Элли чуть не подпрыгнула на месте от испуга; при этом шум все-таки удалялся. Так продолжалось еще несколько секунд, а потом неожиданно все стихло.
Прошло еще немного времени. Гейб и Сильвиан, обменявшись взглядами и словно получив от кого-то видимый только им сигнал, направились к двери помещения, когда-то принадлежавшего садовнику. Гейб высунул голову наружу и некоторое время пристально вглядывался в сумрак, после чего повернулся к приятелям и кивнул головой. В следующее мгновение все они выскочили из ниши и понеслись по каменистой дорожке, пересекавшей сад, к деревянным воротам в стене. Когда они оказались за пределами огороженного стеной участка, Джу молча вручила Гейбу замок, который тот навесил на петли и запер.
Впервые за все это время Элли неожиданно осознала, что Сильвиан обнимает ее за плечи. От него приятно пахло то ли сосной, то ли можжевельником. Элли, повинуясь внезапному импульсу, приникла к его груди, втянула исходивший от его одежды смолистый запах и расслабилась, в тот же миг почувствовав, что его объятия стали еще крепче, чем прежде.
На темном небе еще мерцали неяркие краски умиравшего дня, когда Гейб ввел их в главное здание через заднюю дверь, позволившую им без каких-либо приключений проникнуть в большой холл. Там ярко горела люстра, при свете которой Элли заметила, до какой степени бледна прижимавшаяся к своему другу Джу. По ее бледной щеке тонкой струйкой текла кровь, и Гейб время от времени стирал ее своей большой сильной рукой.
– У тебя на щеке порез, – сказал он. – Нужно отвести тебя к медсестре.
Она кивнула, и он, обхватив за талию, повел ее по коридору в медпункт. Глядя им вслед, Элли вновь испытала укол зависти. Сильвиан, словно почувствовав это, подошел к ней вплотную, всмотрелся в ее лицо и отвел спадавшую ей на лоб непокорную прядь.
– Надеюсь, ты не пострадала во время этой бешеной гонки в темноте? – В его глазах проступило беспокойство; понимание того, что он за нее волнуется, заставило сердце Элли забиться с удвоенной силой. Теперь, когда он убрал руки, ей снова захотелось оказаться в его объятиях, приникнуть к его груди и втянуть смешанный запах сосны и можжевельника, который, казалось, мог принадлежать только ему одному. Воспоминания об этом были еще так свежи в ее памяти, что у нее даже стало покалывать плечи, за которые он обнимал ее.
С всхлипом вобрав в легкие воздух, Элли спросила:
– Сильвиан, что так страшно трещало в саду? Кто это был?
– Не знаю.
Почти неуловимая фальшивая нотка в его тоне сообщила ей, что он слукавил, и она, подняв голову, пристально на него посмотрела. Она не могла отделаться от ощущения, что он что-то от нее скрывает. Что-то весьма важное.
– Мы должны рассказать Изабелле, – заявила она, прожигая его взглядом.
– Полагаю, ты права, – не моргнув глазом произнес Сильвиан. – Но давай подождем с этим до утра. Изабелла почти наверняка уже спит. И потом: к чему такая срочность? Никто ведь не пострадал. Ты ведь не хочешь предстать в глазах директрисы этакой напуганной курицей, а?
Хотя ей очень хотелось возразить ему, в его словах присутствовала железная логика. В самом деле, чего ради беспокоить директрису? Ведь если разобраться, они, по большому счету, ничего не видели. Тем не менее ей срочно требовалось чем-то заняться: после ночной гонки вместо крови у нее по венам бежал адреналин. К примеру, она была бы не прочь вернуться в сад и выяснить, что же все-таки так их напугало. Или хотя бы поговорить об этом. Спать ей, разумеется, совершенно не хотелось.
– Может, сходим в медпункт и узнаем, как там Джу? – предложила она, с надеждой посмотрев на Сильвиана.
– Не волнуйся, у нее все нормально. К тому же Гейб с ней. – Сильвиан сделал паузу, а потом заговорил чуть неуверенно, словно заранее зная, что его слова будут приняты в штыки. – Между прочим, комендантский час уже наступил. Мне кажется, тебе следует идти спать, а все, что связано с этим приключением, отложить до утра.
Элли не поверила собственным ушам.
– И ты всерьез мне это предлагаешь? Нет, Сильвиан, спать я не хочу, зато очень не против поговорить о случившемся. Скажи мне честно: что ты там видел?
Сильвиан весьма осторожно ответил:
– Боюсь, мало что. Наверняка это было какое-то животное, которое вы вспугнули или разбудили. Барсук, к примеру, или лисица. – Она открыла было рот, чтобы запротестовать, но он поднял руку, призывая ее к молчанию. – Ты устала, Элли. И я тоже устал. Думаю, сейчас самое время отправиться в постель и немного поспать.
Элли не хотелось уходить к себе в спальню, но спор на тему о том, устала она или нет, отнюдь не являлся весомой причиной для нарушения комендантского часа и тем более для возможного «задержания», если бы их сейчас застали за разговором.
Без особой охоты Элли поддалась на уговоры Сильвиана.
– Ну что ж – спать, так спать. Спокойной ночи, Сильвиан.
Несмотря на резкий тон, Сильвиан поймал ее за запястье и некоторое время нежно держал за руку.
– Как? Ты оставляешь меня без поцелуя? – произнес он с улыбкой. – И где слова: «Спасибо, что спас меня, Сильвиан»? Собираешься уйти, даже не сказав: «Сильвиан, ты мой герой?» Нельзя ложиться спать, сердясь или злясь на кого-то, ma belle Элли…
Его небесно-голубые глаза с вызовом блеснули. Положив руки ей на плечи, он заключил ее в объятие, которого она так жаждала всего несколько минут назад.
Поначалу она оказывала ему сопротивление – хотя бы из одного только упрямства, но когда он прошептал ей на ухо: «В таких делах при совместном непротивлении сторон и радости бывает больше», она не выдержала и рассмеялась. Его французский акцент сводил ее с ума, а от взгляда голубых глаз сладко ныло сердце.
Когда он наконец поцеловал ее в щеку и она ощутила прикосновение его губ и теплое дыхание у себя на коже, то совершенно растаяла и прижалась к нему в надежде, что это мгновение никогда не кончится.
– А теперь, – прошептал он ей на ухо, – отправляйся в постель на своих двоих, если не хочешь, чтобы я отволок тебя в спальню силой.
Элли попыталась было обидеться, но у нее ничего не получилось, поскольку все у нее внутри сделалось мягким и податливым, словно воск.
– Как скажешь, – бросила она, быстро поворачиваясь на каблуках, чтобы он не заметил, какой эффект произвели на нее его объятия, слова и искрящийся взгляд.
Но он, разумеется, прекрасно об этом знал.
– Сладких тебе снов! – с добродушным смехом крикнул он ей вслед.
Она помчалась вверх по ступеням, собрав всю силу воли, чтобы не оглянуться.
На следующий день Элли проснулась в шесть утра, но чувствовала себя полной сил и энергии. Казалось, адреналин, который вчерашний вечер впрыснул ей в вены, все еще кипел у нее в крови. Открыв гардероб, она некоторое время задавалась вопросом, как лучше одеться для тяжелой работы, и остановила свой выбор на спортивных трикотажных брюках и белой футболке с эмблемой Киммерии на груди.
Зачесав волосы назад и скрепив их на затылке заколкой, она прихватила письмо о «задержании», начертанное рукой мистера Желязны, и бодрой рысью сбежала по лестнице на цокольный этаж.
В животе у нее урчало, но для завтрака было еще слишком рано. Тем не менее она решила забежать в столовую – на всякий случай. Там, как она и предполагала, не оказалось ни единой живой души. Но при всем том один стол был накрыт, и на нем стояло большое металлическое блюдо с крышкой, под которой она обнаружила горячие сандвичи с яичницей и беконом. Рядом с блюдом помещалось ведерко со льдом и несколькими бутылками питьевой воды.
Элли не без колебания подошла к столу, задаваясь вопросом, как истолковать подобное явление.
Должно быть, это приготовлено для нас, «арестантов», подумала она. В противном случае, к чему все это?
Взяв со стола сандвич и бутылку воды, она огляделась, но, не обнаружив никого из обслуживающего персонала, кого можно было поблагодарить за угощение, выпалила свое «спасибо» в воздух.
Жуя на ходу сандвич, она пересекла тихий безлюдный холл, открыла главную дверь и сбежала вниз по ступеням парадной лестницы. Утренний воздух был чист и свеж, даже, пожалуй слишком свеж, а когда она подняла голову к небу, то обнаружила, что небо затянуто облаками. Мокрая от росы трава хлестала ее по голым лодыжкам, когда она пересекала лужайку, направляясь к тому месту, где начиналась тропа, ведшая к часовне.
Неожиданно ей пришло в голову, что побыть короткое время в полном одиночестве на территории школы очень даже неплохо.
«Но для этого надо слишком рано вставать, так что гулять здесь каждое утро я бы не стала».
По пути к часовне она прокручивала в голове события предыдущего вечера и раздумывала, как рассказать обо всем этом Изабелле, не выставив себя перед ней слишком пугливой или истеричной. По некотором размышлении пришла к выводу, что это не такой уж простой вопрос, как кажется.
Аллея кончилась, начался лес. Элли зябко поежилась. Здесь оказалось куда прохладнее, чем в школьном дворе. Прямая, как стрела, тропинка тянулась между соснами и зарослями колючего кустарника. Похожие на перья листья папоротника нежно гладили ее по щиколоткам, но она почти не чувствовала этих прикосновений, погруженная в воспоминания о вчерашнем приключении.
Минут через десять тропинка привела ее к низкой каменной стене, вдоль которой она прошла около пятидесяти футов, пока не достигла ворот, позволявших попасть на церковный двор, оказавшийся на удивление просторным и обильно заросшим травой. В центре двора стояла старинная каменная часовня, у дверей которой прохаживалась кучка учеников со скучающими выражениями на лицах. Элли с облегчением перевела дух, заметив, что рабочая одежда «арестантов» почти не отличается от ее собственной. Не заметив среди собравшихся знакомых лиц, Элли решила держаться чуть в стороне от группы и оперлась спиной о толстый ствол могучего раскидистого тиса. Впрочем, она не успела оценить все удобства этого положения, поскольку дверь часовни распахнулась и в дверном проеме появился силуэт женщины, одетой в темные брюки из плотной льняной материи и простую белую блузку, напоминавшую мужскую рубашку с воротничком на пуговичках. Длинные темные волосы женщины были собраны на затылке и завязаны небрежным свободным узлом. В руке она держала металлический пюпитр с прикрепленным к нему листком бумаги.
– Прошу передать мне все записки от преподавателей.
Ребята по очереди подходили к ней и протягивали записки, которые она брала без каких-либо комментариев. Но когда Элли протянула ей записку Желязны, женщина попросила ее задержаться.
– По-моему, тебя зовут Элли. – Она говорила ровным приятным голосом, как если бы беседовала с ней за чашкой чая. – Я слышала о тебе много хорошего от Изабеллы. Меня зовут Элоиза Дерлет, и по своей основной специальности я библиотекарь. Думаю, тебе стоит заглянуть ко мне в самое ближайшее время. Изабелла оставила для тебя несколько книг, с которыми, по ее мнению, тебе следует ознакомиться.
Одарив Элли лучезарной улыбкой, Элоиза отвернулась от нее и продолжила сбор записок. Когда их число совпало с количеством фамилий у нее на листке, она обратилась к «арестантам»:
– Знаю, вам хочется поскорее узнать, какой работой предстоит сегодня заниматься. Поэтому я не стану испытывать ваше терпение и сразу перейду к делу. Прошу всех следовать за мной.
Наказанные ученики, галдя, нестройной группой потянулись за библиотекаршей. Элли пристроилась в конец группы, стараясь выглядеть гордой и независимой и держать спину прямо.
Элоиза повела их в обход часовни к сараю, находившемуся в дальнем конце двора. Эта часть двора очень понравилась Элли. Там находилось маленькое старинное кладбище с покосившимися надгробиями, поврежденными временем и непогодой. Между ними зеленела травка и росли толстые деревья, а у стены стояла освещенная солнцем, почти развалившаяся садовая скамейка. У сарая школьников поджидал мужчина в черной, похожей на форменную, одежде, какую носил обслуживающий персонал Киммерии.
– Сегодня вы будете убирать церковный двор, – сказала Элоиза. – Мистер Эллисон раздаст вам необходимый инвентарь и даст задание на утро. Желаю удачи!
Гейб прижал к себе Джу, а Сильвиан показал жестом, чтобы Элли встала у него за спиной.
В саду опять что-то громко треснуло, и Элли чуть не подпрыгнула на месте от испуга; при этом шум все-таки удалялся. Так продолжалось еще несколько секунд, а потом неожиданно все стихло.
Прошло еще немного времени. Гейб и Сильвиан, обменявшись взглядами и словно получив от кого-то видимый только им сигнал, направились к двери помещения, когда-то принадлежавшего садовнику. Гейб высунул голову наружу и некоторое время пристально вглядывался в сумрак, после чего повернулся к приятелям и кивнул головой. В следующее мгновение все они выскочили из ниши и понеслись по каменистой дорожке, пересекавшей сад, к деревянным воротам в стене. Когда они оказались за пределами огороженного стеной участка, Джу молча вручила Гейбу замок, который тот навесил на петли и запер.
Впервые за все это время Элли неожиданно осознала, что Сильвиан обнимает ее за плечи. От него приятно пахло то ли сосной, то ли можжевельником. Элли, повинуясь внезапному импульсу, приникла к его груди, втянула исходивший от его одежды смолистый запах и расслабилась, в тот же миг почувствовав, что его объятия стали еще крепче, чем прежде.
На темном небе еще мерцали неяркие краски умиравшего дня, когда Гейб ввел их в главное здание через заднюю дверь, позволившую им без каких-либо приключений проникнуть в большой холл. Там ярко горела люстра, при свете которой Элли заметила, до какой степени бледна прижимавшаяся к своему другу Джу. По ее бледной щеке тонкой струйкой текла кровь, и Гейб время от времени стирал ее своей большой сильной рукой.
– У тебя на щеке порез, – сказал он. – Нужно отвести тебя к медсестре.
Она кивнула, и он, обхватив за талию, повел ее по коридору в медпункт. Глядя им вслед, Элли вновь испытала укол зависти. Сильвиан, словно почувствовав это, подошел к ней вплотную, всмотрелся в ее лицо и отвел спадавшую ей на лоб непокорную прядь.
– Надеюсь, ты не пострадала во время этой бешеной гонки в темноте? – В его глазах проступило беспокойство; понимание того, что он за нее волнуется, заставило сердце Элли забиться с удвоенной силой. Теперь, когда он убрал руки, ей снова захотелось оказаться в его объятиях, приникнуть к его груди и втянуть смешанный запах сосны и можжевельника, который, казалось, мог принадлежать только ему одному. Воспоминания об этом были еще так свежи в ее памяти, что у нее даже стало покалывать плечи, за которые он обнимал ее.
С всхлипом вобрав в легкие воздух, Элли спросила:
– Сильвиан, что так страшно трещало в саду? Кто это был?
– Не знаю.
Почти неуловимая фальшивая нотка в его тоне сообщила ей, что он слукавил, и она, подняв голову, пристально на него посмотрела. Она не могла отделаться от ощущения, что он что-то от нее скрывает. Что-то весьма важное.
– Мы должны рассказать Изабелле, – заявила она, прожигая его взглядом.
– Полагаю, ты права, – не моргнув глазом произнес Сильвиан. – Но давай подождем с этим до утра. Изабелла почти наверняка уже спит. И потом: к чему такая срочность? Никто ведь не пострадал. Ты ведь не хочешь предстать в глазах директрисы этакой напуганной курицей, а?
Хотя ей очень хотелось возразить ему, в его словах присутствовала железная логика. В самом деле, чего ради беспокоить директрису? Ведь если разобраться, они, по большому счету, ничего не видели. Тем не менее ей срочно требовалось чем-то заняться: после ночной гонки вместо крови у нее по венам бежал адреналин. К примеру, она была бы не прочь вернуться в сад и выяснить, что же все-таки так их напугало. Или хотя бы поговорить об этом. Спать ей, разумеется, совершенно не хотелось.
– Может, сходим в медпункт и узнаем, как там Джу? – предложила она, с надеждой посмотрев на Сильвиана.
– Не волнуйся, у нее все нормально. К тому же Гейб с ней. – Сильвиан сделал паузу, а потом заговорил чуть неуверенно, словно заранее зная, что его слова будут приняты в штыки. – Между прочим, комендантский час уже наступил. Мне кажется, тебе следует идти спать, а все, что связано с этим приключением, отложить до утра.
Элли не поверила собственным ушам.
– И ты всерьез мне это предлагаешь? Нет, Сильвиан, спать я не хочу, зато очень не против поговорить о случившемся. Скажи мне честно: что ты там видел?
Сильвиан весьма осторожно ответил:
– Боюсь, мало что. Наверняка это было какое-то животное, которое вы вспугнули или разбудили. Барсук, к примеру, или лисица. – Она открыла было рот, чтобы запротестовать, но он поднял руку, призывая ее к молчанию. – Ты устала, Элли. И я тоже устал. Думаю, сейчас самое время отправиться в постель и немного поспать.
Элли не хотелось уходить к себе в спальню, но спор на тему о том, устала она или нет, отнюдь не являлся весомой причиной для нарушения комендантского часа и тем более для возможного «задержания», если бы их сейчас застали за разговором.
Без особой охоты Элли поддалась на уговоры Сильвиана.
– Ну что ж – спать, так спать. Спокойной ночи, Сильвиан.
Несмотря на резкий тон, Сильвиан поймал ее за запястье и некоторое время нежно держал за руку.
– Как? Ты оставляешь меня без поцелуя? – произнес он с улыбкой. – И где слова: «Спасибо, что спас меня, Сильвиан»? Собираешься уйти, даже не сказав: «Сильвиан, ты мой герой?» Нельзя ложиться спать, сердясь или злясь на кого-то, ma belle Элли…
Его небесно-голубые глаза с вызовом блеснули. Положив руки ей на плечи, он заключил ее в объятие, которого она так жаждала всего несколько минут назад.
Поначалу она оказывала ему сопротивление – хотя бы из одного только упрямства, но когда он прошептал ей на ухо: «В таких делах при совместном непротивлении сторон и радости бывает больше», она не выдержала и рассмеялась. Его французский акцент сводил ее с ума, а от взгляда голубых глаз сладко ныло сердце.
Когда он наконец поцеловал ее в щеку и она ощутила прикосновение его губ и теплое дыхание у себя на коже, то совершенно растаяла и прижалась к нему в надежде, что это мгновение никогда не кончится.
– А теперь, – прошептал он ей на ухо, – отправляйся в постель на своих двоих, если не хочешь, чтобы я отволок тебя в спальню силой.
Элли попыталась было обидеться, но у нее ничего не получилось, поскольку все у нее внутри сделалось мягким и податливым, словно воск.
– Как скажешь, – бросила она, быстро поворачиваясь на каблуках, чтобы он не заметил, какой эффект произвели на нее его объятия, слова и искрящийся взгляд.
Но он, разумеется, прекрасно об этом знал.
– Сладких тебе снов! – с добродушным смехом крикнул он ей вслед.
Она помчалась вверх по ступеням, собрав всю силу воли, чтобы не оглянуться.
На следующий день Элли проснулась в шесть утра, но чувствовала себя полной сил и энергии. Казалось, адреналин, который вчерашний вечер впрыснул ей в вены, все еще кипел у нее в крови. Открыв гардероб, она некоторое время задавалась вопросом, как лучше одеться для тяжелой работы, и остановила свой выбор на спортивных трикотажных брюках и белой футболке с эмблемой Киммерии на груди.
Зачесав волосы назад и скрепив их на затылке заколкой, она прихватила письмо о «задержании», начертанное рукой мистера Желязны, и бодрой рысью сбежала по лестнице на цокольный этаж.
В животе у нее урчало, но для завтрака было еще слишком рано. Тем не менее она решила забежать в столовую – на всякий случай. Там, как она и предполагала, не оказалось ни единой живой души. Но при всем том один стол был накрыт, и на нем стояло большое металлическое блюдо с крышкой, под которой она обнаружила горячие сандвичи с яичницей и беконом. Рядом с блюдом помещалось ведерко со льдом и несколькими бутылками питьевой воды.
Элли не без колебания подошла к столу, задаваясь вопросом, как истолковать подобное явление.
Должно быть, это приготовлено для нас, «арестантов», подумала она. В противном случае, к чему все это?
Взяв со стола сандвич и бутылку воды, она огляделась, но, не обнаружив никого из обслуживающего персонала, кого можно было поблагодарить за угощение, выпалила свое «спасибо» в воздух.
Жуя на ходу сандвич, она пересекла тихий безлюдный холл, открыла главную дверь и сбежала вниз по ступеням парадной лестницы. Утренний воздух был чист и свеж, даже, пожалуй слишком свеж, а когда она подняла голову к небу, то обнаружила, что небо затянуто облаками. Мокрая от росы трава хлестала ее по голым лодыжкам, когда она пересекала лужайку, направляясь к тому месту, где начиналась тропа, ведшая к часовне.
Неожиданно ей пришло в голову, что побыть короткое время в полном одиночестве на территории школы очень даже неплохо.
«Но для этого надо слишком рано вставать, так что гулять здесь каждое утро я бы не стала».
По пути к часовне она прокручивала в голове события предыдущего вечера и раздумывала, как рассказать обо всем этом Изабелле, не выставив себя перед ней слишком пугливой или истеричной. По некотором размышлении пришла к выводу, что это не такой уж простой вопрос, как кажется.
Аллея кончилась, начался лес. Элли зябко поежилась. Здесь оказалось куда прохладнее, чем в школьном дворе. Прямая, как стрела, тропинка тянулась между соснами и зарослями колючего кустарника. Похожие на перья листья папоротника нежно гладили ее по щиколоткам, но она почти не чувствовала этих прикосновений, погруженная в воспоминания о вчерашнем приключении.
Минут через десять тропинка привела ее к низкой каменной стене, вдоль которой она прошла около пятидесяти футов, пока не достигла ворот, позволявших попасть на церковный двор, оказавшийся на удивление просторным и обильно заросшим травой. В центре двора стояла старинная каменная часовня, у дверей которой прохаживалась кучка учеников со скучающими выражениями на лицах. Элли с облегчением перевела дух, заметив, что рабочая одежда «арестантов» почти не отличается от ее собственной. Не заметив среди собравшихся знакомых лиц, Элли решила держаться чуть в стороне от группы и оперлась спиной о толстый ствол могучего раскидистого тиса. Впрочем, она не успела оценить все удобства этого положения, поскольку дверь часовни распахнулась и в дверном проеме появился силуэт женщины, одетой в темные брюки из плотной льняной материи и простую белую блузку, напоминавшую мужскую рубашку с воротничком на пуговичках. Длинные темные волосы женщины были собраны на затылке и завязаны небрежным свободным узлом. В руке она держала металлический пюпитр с прикрепленным к нему листком бумаги.
– Прошу передать мне все записки от преподавателей.
Ребята по очереди подходили к ней и протягивали записки, которые она брала без каких-либо комментариев. Но когда Элли протянула ей записку Желязны, женщина попросила ее задержаться.
– По-моему, тебя зовут Элли. – Она говорила ровным приятным голосом, как если бы беседовала с ней за чашкой чая. – Я слышала о тебе много хорошего от Изабеллы. Меня зовут Элоиза Дерлет, и по своей основной специальности я библиотекарь. Думаю, тебе стоит заглянуть ко мне в самое ближайшее время. Изабелла оставила для тебя несколько книг, с которыми, по ее мнению, тебе следует ознакомиться.
Одарив Элли лучезарной улыбкой, Элоиза отвернулась от нее и продолжила сбор записок. Когда их число совпало с количеством фамилий у нее на листке, она обратилась к «арестантам»:
– Знаю, вам хочется поскорее узнать, какой работой предстоит сегодня заниматься. Поэтому я не стану испытывать ваше терпение и сразу перейду к делу. Прошу всех следовать за мной.
Наказанные ученики, галдя, нестройной группой потянулись за библиотекаршей. Элли пристроилась в конец группы, стараясь выглядеть гордой и независимой и держать спину прямо.
Элоиза повела их в обход часовни к сараю, находившемуся в дальнем конце двора. Эта часть двора очень понравилась Элли. Там находилось маленькое старинное кладбище с покосившимися надгробиями, поврежденными временем и непогодой. Между ними зеленела травка и росли толстые деревья, а у стены стояла освещенная солнцем, почти развалившаяся садовая скамейка. У сарая школьников поджидал мужчина в черной, похожей на форменную, одежде, какую носил обслуживающий персонал Киммерии.
– Сегодня вы будете убирать церковный двор, – сказала Элоиза. – Мистер Эллисон раздаст вам необходимый инвентарь и даст задание на утро. Желаю удачи!