Кристина Брук. Любовь по завещанию

   Джейн заморгала. Джентльмен на белом коне не Константин Блэк?
   От облегчения у нее чуть голова не закружилась. Какая же она глупая, что сделала столь сомнительные выводы! Он мог быть кем угодно, этот смелый, яркий всадник. Порой ее воображение бывает слишком живым и забегает вперед.
   Голоса и шаги эхом отдавались в коридоре.
   – Джейн! Ты здесь?
   Влетев в комнату, Сесили так порывисто стиснула в объятиях Джейн, что у той едва дыхание не перехватило.
   – Я говорила Бексу, что ты пошла вниз, но он заверил, что ты, наверное, безумно горюешь и не хочешь нас видеть, – тараторила Сесили, – а я сказала, что это глупость, что ты бы пальцем не пошевелила из-за Фре… Ох, тут Монфор, и он ужасно рассердится на меня!
   С апломбом записной шалуньи Сесили отцепилась от Джейн и присела в заученном реверансе:
   – Ваша светлость. – Поднимаясь, она лучезарно улыбнулась герцогу.
   Не в первый раз Джейн восхищалась тем, как кузине при таком поведении всегда удавалось избегать неприятностей. Герцог посмотрел на Сесили сверху вниз, но она только бровью повела. Ее темные глаза светились умом и весельем.
   – Сесили, – одернул ее Бекнем, следом вошедший в комнату. – Буду тебе очень обязан, если ты воздержишься мгновенно выкладывать все то, что взбредет тебе в голову.
   – Но я этого не делаю. Уверяю тебя, Бекс, ты бы в ужас пришел, если бы я действительно говорила все, что у меня на уме.
   Бекнем стиснул зубы.
   – Этой особе придется научиться себя вести, прежде чем она соберется выезжать в следующем году, – сказал он герцогу.
   – Не имею ни малейшего желания представить леди Сесили ничего не подозревающей публике без соответствующей подготовки, – едва заметно улыбнулся герцог. – Розамунд проследит за этим, не так ли, дорогая?
   – Конечно, ваша светлость. – Тон ее был серьезным, но глаза весело поблескивали.
   – Восхищаюсь твоей силой духа, – сказал Бекнем. Он окинул Сесили взглядом от темных локонов до носочков туфелек. – Ей требуется хорошая выучка.
   – Ты говоришь обо мне как о лошади, – фыркнула Сесили.
   – Вовсе нет. Я очень уважаю лошадей.
   Бекнем отвернулся, строгое выражение его лица смягчилось, и он протянул руки к Джейн. Она ответила ему быстрым нежным объятием. Бекс всегда напоминал ей большого черного медведя – такой огромный, теплый, но яростный, когда инстинкт борьбы берет верх.
   – Фредерик был хорошим человеком, – сказал он, подсознательно повторив менее искренние чувства Монфора. – Все будут по нему тосковать.
   Джейн кивнула, высвободившись из его рук:
   – Спасибо. Да, по нему будут тосковать.
   «Только не я». Нет, в этом она никогда не признается.
   – Может быть, сядем? – попыталась развеять напряженную атмосферу Розамунд.
   Бережно проводив Джейн к кушетке, она села рядом.
   Милая Розамунд. Она демонстрировала свою поддержку и любовь без причитаний о молодости Фредерика, без печали от его ухода. Джейн ценила это так же, как восхищалась спокойной скромностью, подчеркивающей ошеломляющую красоту кузины. Розамунд всегда облегчала жизнь окружающим. В отличие от Джейн, которая порой приводила всех в замешательство своей неожиданной прямотой.
   Появившийся в гостиной поверенный Фредерика засыпал присутствующих многословными извинениями и жалобами на толчею карет. Герцог, поприветствовав, проводил его к письменному столу, оба о чем-то тихо заговорили. Поверенный перелистал страницы и аккуратной стопкой положил на стол.
   Бекнем выбрал кресло рядом с Розамунд и Джейн. Подавшись вперед, он пробормотал:
   – Как я понимаю, ни Ксавье, ни Эндрю не соизволили явиться.
   – Конечно, нет, – фыркнула Сесили, плюхнувшись между Джейн и Розамунд. – Мы не видели Эндрю с тех пор, как он вернулся из Египта. Ксавье… – Она пожала плечами: – Кто знает? Мне на это наплевать.
   – Сесили.
   Розамунд сказала это тихо, но ее мягкое предостережение сработало там, где не помогало рычание Бекнема.
   Все они выросли под одной крышей, под опекой герцога Монфора. Как ни странно, Монфор взял на себя попечение над многочисленными сиротами, но знавшие герцога не удивлялись: он хотел всех держать под своей пятой.
   Девочки были наследницами, мальчики обладали титулами и землями или были следующими в очереди на них. И герцог считал целесообразным поселить этих сирот в одном из своих владений, в Харкорте, пока мальчикам не приходила пора отправляться в свои поместья.
   Ксавье и Розамунд были среди них единственными родными братом и сестрой, но все они были родственниками. Порой родственные связи были слишком дальними, чтобы принимать их в расчет, но дружеские узы между ними были крепкими.
   Джейн задавалась вопросом, где герцог подведет черту. Определенно не на ее браке с Фредериком, у которого было слабое сердце. Сердце, которое у нее никогда не было надежды завоевать.
   Отпустит ли ее герцог на этот раз? Вряд ли! Если только она потеряет все свои деньги, играя на бирже, или учинит вселенский скандал.
   Ох, возможно, официально она теперь сама себе хозяйка. Но Монфор знает способ вернуть ничего не подозревающую пешку в свою игру. Нужно постоянно на шаг опережать его, чтобы уклоняться от его хитростей.
   – О, кто-то новый приехал! – сообщила Сесили.
   Дворецкий Фидер провожал тех, кого интересовала воля покойного, в музыкальный салон.
   Обычно для таких случаев самое подходящее место – библиотека, но она всегда была для Джейн святая святых. И пока невозможно смириться с ее утратой.
   Джейн принимала соболезнования, вежливо бормоча благодарности.
   Гостиная быстро заполнялась. Господи, сколько здесь народу! Над всеми главенствовал скрипучий голос одной дамы, ее высокая шляпа и ее столь же высокое мнение о себе.
   Гризельда, графиня Эндикотт. Одна из тетушек Фредерика. Джейн съежилась в кресле, но эта слабая попытка остаться незамеченной не увенчалась успехом. Леди Эндикотт направилась к ней, ее массивный бюст разрезал толпу подобно носу корабля.
   При ее появлении три кузины встали и сделали реверанс.
   – Джейн! Надеюсь, ты объяснишь мне, о чем ты думала, заказывая этот обшарпанный гроб для бедного Фредерика, – заявила графиня Эндикотт. – Когда его сняли с катафалка, я не знала, куда глаза девать!
   Высказывания графини привлекли внимание собравшихся, щеки Джейн порозовели.
   – Гроб именно такой, как просил Фредерик, миледи.
   Красивый, из отполированного красного дерева, с медными ручками. Какие могут быть претензии?
   Джейн давно знала, что графиня критикует всех и вся. Она только хотела, чтобы тетушка Фредерика делала это не на людях.
   Чуть выпуклые карие глаз леди Эндикотт прищурились.
   – Фредерик выбрал этот кошмар? Что он вообще понимал? – отмахнулась она. – Дорогая моя, похороны Фредерика не его забота. Долг жены проигнорировать его желания и сделать все по высшему разряду. Я думала, что после стольких лет брака ты это поняла.
   Джейн не знала, что ответить, но, к счастью, в этот момент вошел их сосед, мистер Трент. Поприветствовав собравшихся, он повернулся к графине с самой обворожительной улыбкой:
   – Ах, леди Эндикотт! Вы, как всегда, восхитительны. Вот-вот начнут читать завещание. Идем?
   Графиня, растаяв, взяла его под руку. Уводя ее, Трент оглянулся на Джейн. «Спасибо», – сказала она одними губами. Он кивнул, уголки его губ чуть приподнялись.
   Маленький поверенный многозначительно прочистил горло. Наконец чтение началось.
   Замысловатые юридические термины делали документ невозможным для понимания, и внимание Джейн тут же рассеялось. Конечно, в завещании будет мало сюрпризов. Поместье перешло к Константину Блэку, все это знали. Небольшие суммы оставлены слугам, арендаторам, родственникам. Причем то, что полагалось по расчету, не более. Фредерик был пунктуальным, но отнюдь не щедрым человеком.
   Нахлынули непрошеные воспоминания о Фредерике, о временах до их женитьбы, до того, когда все пошло плохо. О том, как Фредерик навещал ее в Харкорте во время школьных каникул, как привозил конфеты, катал в своей коляске. Он ухаживал за ней ради приличия. Глупая девчонка, она видела в этом гораздо больше, чем он намеревался вложить.
   С детства воспитывавшаяся как будущая жена Фредерика, Джейн строила грандиозные планы на их совместное будущее.
   А теперь никакого будущего. Он умер.
   У нее вырвался дрожащий вздох.
   – Джейн? – прошептала Розамунд. Ее голос казался эхом, доносившимся до нее через многие мили.
   Джейн тряхнула головой. Слезы жгли ей глаза, горячие и неудержимые. Почему эти воспоминания так ее расстроили?
   Она так долго держала взаперти эти мысли, эти эмоции. С сухими глазами наблюдала она последний вздох Фредерика, помогала приготовить его для прощания. Она видела, как сверкающий гроб вынесли из дома, положили на катафалк, как его увозят. Дамам не полагалось присутствовать на похоронах. И ей не пришлось вынести еще и это.
   В эти последние дни она себя все время чем-нибудь занимала: заботилась о траурных повязках для слуг, отправляла посыльных, заказывала вдовьи наряды.
   А теперь, когда для ее горя нет уединения, рыдания рвались у нее из груди.
   Сильная рука, твердо взяв под локоть, подняла Джейн на ноги. Глубокий голос кузена рокотал что-то умиротворяющее, Бекнем вел ее сквозь толпу. Господи, спасибо за Бекнема и его спокойную уверенность!
   Джейн закрыла лицо платком, заслонившись от назойливых взглядов, шепота, нескрываемого любопытства.
   «Бедняжка… Неудивительно, что она обезумела… Возможно, она беременна… Я слышал нечто совершенно скандальное…»
   Через несколько мгновений Джейн оказалась в библиотеке. Высокое окно тут же было открыто, кресло подвинуто к нему, свежий ветерок холодил ее лицо.
   Когда приступ горя миновал, Джейн подняла глаза. Бекнем принес ей стакан воды и сунул в руку.
   – Бекс. – Она неэлегантно засопела, когда он снял с нее шляпку и положил на письменный стол. – Какой ты добрый!
   Его твердые черты светились заботой. Но ему не стоит беспокоиться. Худшее позади. Теперь, когда она свободна выплакать все, что хочет, источник слез высох.
   – Как ужасно! – сказала Джейн, вытирая щеки. – Я думала, что сделана из более прочного материала. Очень сожалею.
   – Не надо. В проявлении эмоций нет ничего постыдного.
   Если только он действительно верит в это. Тогда, возможно, она сумеет облегчить груз его собственной боли. Но Джейн научилась никогда не упоминать об этом и даже не произносить имя определенной леди в присутствии Бекнема. Она вздохнула. У каждого из них свой камень на сердце.
   Джейн отхлебнула воды и отдала стакан Бекнему. Откинув голову на спинку кресла, она попыталась улыбкой скрыть досаду.
   – Пожалуйста, иди к ним. Я бы предпочла, чтобы ты был там и потом все мне объяснил. Я не доверяю Монфору.
   Бекнем взглянул в сторону музыкального салона, потом на нее:
   – Вызвать твою горничную?
   – Нет, не надо. Я пойду наверх, когда приду в себя. Хочу немного посидеть здесь.
   Он знал ее достаточно хорошо, чтобы не настаивать. Неуклюже похлопав ее по плечу, он вышел – такой большой, надежный, такой добрый. Как им всем повезло! Ни один кровный брат не мог дать им всем большего, чем Бекнем.
   Прикрыв глаза, Джейн прислушивалась к его шагам. Щелчок двери сказал ей, что она осталась одна.
   Джейн вздохнула, облегчение медленно разливалось в ней. Постепенно гигантская рука, стиснувшая ее грудь, ослабила хватку.
   Вдруг Джейн сморщила нос. Что это? Дым? Фу, опять дымоходы! Она просто должна что-то с ними сделать.
   Но она здесь больше не хозяйка.
   Джейн открыла глаза, и крупная фигура заслонила ей обзор. Мужчина заполнил собой весь дверной проем. Темные волосы отброшены назад в каком-то немыслимом стиле, глаза с тяжелыми веками устремлены на нее, в очень белых зубах зажата тонкая сигара.
   Джейн задохнулась. Всадник, которого она видела из окна наверху.
   Теперь он на расстоянии вытянутой руки. Он улыбается ей, не выпуская изо рта сигару, с досадой поняла Джейн.
   Она хмуро посмотрела на визитера:
   – Надеюсь, вы не собираетесь дымить здесь этой отвратительной штукой.
   Зеленые глаза мужчины прищурились, разглядывая ее. Потом его губы сомкнулись вокруг сигары. Худые щеки втянулись, кончик сигары вспыхнул янтарным огоньком. Незнакомец демонстративно вытащил сигару изо рта, запрокинул голову и выпустил облачко дыма. Колечки, вырываясь из красиво очерченных губ, поднимались к потолку, украшенному лепниной.
   В этой позе упрямый выступ его подбородка стал заметнее. Хоть Джейн и раздражало пренебрежение к ее пожеланию, ее взгляд зачарованно скользнул по его сильной шее, исчезавшей в накрахмаленном белом галстуке.
   Мужчина повернулся и выбросил сигару. Прочертив в воздухе над террасой дугу, окурок полетел под дождь.
   Словно обидевшись на эту экстравагантную выходку, небеса разверзлись и обрушили на землю потоки воды. Ветер завывал, как привидение. Кроваво-красные шторы вздымались вокруг незнакомца, и причудливый образ дьявола, явившегося из ада, мелькнул у Джейн в голове. Джентльмен шагнул внутрь и закрыл высокое окно, отсекая бушующую непогоду.
   Джейн вскочила с кресла и оказалась неподобающе близко к незнакомцу. Он него пахло, причем приятно, дождем, лошадьми и экзотикой испанского табака.
   Оба двинулись одновременно, и Джейн ткнулась ладонью в его широкую грудь, боком – в бедро. Две большие сильные руки поддержали ее.
   – Вот так.
   Жар его рук просачивался сквозь ее холодную кожу. Вблизи незнакомец казался даже больше, чем она думала, глядя из окна. Ей пришлось запрокинуть голову, чтобы взглянуть на него и на его решительный подбородок.
   Внезапно под его тяжелыми веками замерцали огоньки. Джейн ожидала, что он удержит ее дольше, но он отпустил ее чуть ли не раньше, чем она обрела равновесие. Она поспешно отступила, и кресло ударило ее под колени.
   Незнакомец улыбнулся, яркая белозубая улыбка контрастировала с его загорелым лицом.
   – Нет-нет. Не уходите из-за меня.
   От его хрипловатого голоса у нее по спине побежали мурашки.
   Джейн нахмурилась. Что он себе воображает? Ни один джентльмен не появляется в приватных покоях без приглашения.
   – Я никуда не собираюсь. Вы найдете остальных в музыкальном салоне, сэр.
   – Я знаю. Именно поэтому я в библиотеке. – В уголках его глаз появились лучики. – Вы ведь понятия не имеете, кто я?
   – Конечно, нет. Мы не представлены. – Несмотря на чопорный тон, Джейн чуть повернулась и взялась дрожащими пальцами за подлокотник кресла.
   Но он определенно не… не может быть… Если бы незнакомец был Роксдейлом, он присутствовал бы на оглашении завещания, разве не так?
   Джейн прижала ладонь к подлокотнику, чтобы удержать нервно барабанившие по нему пальцы. Она всегда чувствовала себя скованно с незнакомцами, а этот просто выбивал ее из колеи.
   Прежде чем он заговорил, она сказала:
   – Меня не волнует, кто вы. Нам неприлично находиться здесь наедине. Вы должны уйти.
   – Должен? Но мы прекрасно ладим.
   Без всякого «с вашего позволения» он наклонился, отодвинул с дороги ее кресло и прошел в глубь комнаты.
   Лавируя между книжными полками, глобусами и картами, он обогнул большой стол и задержался у подноса с напитками на буфете. Налил себе бренди из хрустального графина.
   Направившись к нему, Джейн выпалила:
   – Что вы себе думаете…
   – Похоже, у меня есть преимущество. – Он взял длинными пальцами стакан, повернулся к ней и приветственно приподнял. – Поскольку я знаю, кто вы.
   Джейн приостановилась.
   – Как? Вы только что…
   «Только что приехали», – хотела она сказать. Но не желала упоминать тот волнующий момент, когда тонула в его взгляде, как муха в банке с медом.
   – Я навел справки, – мягко сказал он. – Леди Роксдейл.
   Джейн поймала себя на том, что как завороженная смотрит на соблазнительный контур его губ, пока он смакует бренди.
   Потом до нее дошло, что он сказал. Он справлялся о ней. Зачем?
   Светские правила требовали, чтобы она немедленно покинула комнату, а не пререкалась с незнакомцем. Они друг другу не представлены, поэтому им и говорить не о чем. Джейн была сторонницей соблюдения этикета… когда это позволяло ей следовать собственным склонностям.
   На этот раз она не смогла обуздать любопытство. С притворным равнодушием она повела рукой в его сторону:
   – А вы…
   Поставив стакан, он изысканно поклонился:
   – Полагаю, я должен быть Роксдейлом. – Сверкнули белые зубы. – Но вы можете называть меня Константин.

Глава 3

   На миг леди побелела, потом на ее щеках расцвел обворожительный румянец. Смотревшие на него серые глаза горели огнем.
   – Вы, – сказала она, и в этом простом слове был целый мир, – новый барон.
   – За мои грехи, – поклонился он.
   По тому, как дрогнули ее губы в ответ на это заявление, было понятно, что известия о его грехах его опередили. Только этого не хватало. Теперь вдова вдвойне раздосадована его присутствием.
   Константин поднял взгляд к этим смущающим его серым глазам.
   – Я опоздал с соболезнованиями. Фредерик был…
   – …хорошим человеком, – сквозь стиснутые зубы договорила она его фразу.
   Она не согласна с общим мнением о ее муже? Хотя ее глаза чуть припухли, непохоже, что она обезумела от горя из-за смерти Фредерика. Однако по английским леди никогда не скажешь, что у них на душе. Некоторые столь поразительно сдержанны, что по ошибке можно счесть их холодными. В то время как на самом деле…
   Любопытство всегда являлось его главным грехом. Или одним из них. Прислонившись бедром к буфету, Константин скрестил ноги. Он не мог сесть в ее присутствии без приглашения, даже если теперь это его собственный дом.
   Леди заговорила первой:
   – Насколько хорошо вы знали моего мужа?
   Значит, Фредерик не упоминал их историю.
   – Мы с Фредериком с детства были близкими друзьями. Но я здесь не показывался лет семь или восемь. Строго говоря, я понятия не имею, был ли он хорошим человеком. Когда мы были мальчишками, он определенно был мне отличным другом.
   Она наклонила голову, обдумывая его слова.
   – И мне он был прекрасным другом. Давно.
   На последних словах голос ее стал бесцветным. Руки, однако, сцепившись, беспрестанно изгибались, словно две терзаемые мукой души.
   Она вся противоречие, интрига. Стремление сорвать с нее покровы тайны искушало его.
   «Опасная почва, дружок». Несмотря на пикантные разговоры о смерти ее мужа в момент интимных отношений – что, честно говоря, может случиться с каждым, – вдова Фредерика, без сомнения, добродетельная леди, представительница того рафинированного круга, в который ему с его дурной репутацией путь заказан. Не нужно задерживать ее. Можно представить, какой шум поднимется из-за ее разговора тет-а-тет с таким нераскаявшимся грешником, как он. Да еще в день похорон ее мужа.
   Но ему не хотелось уходить, не узнав о ней больше, и еще больше не хотелось уступать ей территорию. Насколько он помнил, библиотека всегда была самой приятной и гостеприимной комнатой в доме. И то, что здесь нет съехавшихся на похороны гостей, добавляло преимущества. Почему ему здесь не остаться, если он хочет? Если она находит его общество столь нежеланным, она может уйти.
   – Вы вечером возвращаетесь в Лондон, милорд, или остановитесь в гостинице?
   Похоже, леди тоже любопытна в отношении него.
   Константин молчал. В его ситуации есть некоторая неловкость, он это сознавал. Он прискакал в Лейзенби без всяких иных мыслей, кроме присутствия на похоронах Фредерика. Теперь он в совершенно ином положении: хозяин поместья. Хотя по взглядам леди Роксдейл ясно, что для него уготовано другое определение: узурпатор.
   Эта мысль придала его решению непривычную твердость.
   – Я остаюсь здесь.
   Ее глаза изумленно округлились.
   – Вряд ли это возможно.
   – Почему?
   Ее губы казались слишком сочными, чтобы сжаться в такую бескомпромиссную линию.
   – Персонал не подготовлен к вашему прибытию.
   Константин улыбнулся:
   – О, я неприхотлив. Все, что мне требуется, – это постель и завтрак.
   – Вам предстоит узнать, что в Лейзенби-Холле все обстоит иначе, не так, как вы привыкли.
   Константин вопросительно приподнял бровь, но Джейн вскинула голову с надменностью королевы, изрекающей королевский вердикт.
   – Вы должны понимать, что речь не о том, что вам требуется.
   Ее высокомерный тон не позабавил его, как следовало бы.
   – Я хозяин этого дома, и единственное, что имеет значение, – это мои требования.
   И кто теперь говорит высокомерно?
   – Вы должны считаться с чувствами ваших людей, – нетерпеливо взмахнув рукой, настаивала она. – Они хотят подготовиться к вашему появлению, сделать все должным образом, соблюсти собственные стандарты. – Она помолчала. – Даже если у вас их нет.
   Константин заморгал. Потом расхохотался и пробормотал себе под нос непростительную грубость. Но ведь и леди Роксдейл без колебаний оскорбила его.
   Ну конечно. Она же из Уэструдеров. А Уэструдеры считают себя выше банальной вежливости.
   Его смех, похоже, застал ее врасплох. Она озадаченно сдвинула брови, словно не могла понять причины его веселья. Над ней никто не смеялся? Какая жалость! Ей бы пошло на пользу, если бы время от времени ее спускали с небес на землю.
   Константин посерьезнел. Что ж, если у них пошел разговор без обиняков…
   – Персонал этого дома будет обязан усвоить мои привычки. Я не вписываюсь в рамки заданного порядка. Если мне хочется куда-то пойти, я иду. Я не спрашиваю позволения и не извещаю о своих передвижениях за неделю вперед.
   И какого черта она решила, что вправе высказываться относительно дел в его доме? Бессердечно напоминать ей, что она здесь больше не властвует, поэтому Константин воздержался от упоминания об этом. Если бы не вызов Фредерика, он подождал бы месяц-другой, прежде чем вторгнуться сюда. Но будь он проклят, если теперь отступит.
   Она шумно втянула воздух, румянец прелестно полыхал на ее щеках. Словно вопрос причинял ей страдание, она уточнила:
   – Вы намерены остаться здесь на ночь?
   Константин поклонился:
   – Если это приемлемо для вас, мэм.
   Это была всего лишь дань вежливости. Она не вправе запретить ему остаться в собственном доме и знает это.
   Леди Роксдейл отвернулась, словно пряча от него выражение лица. Тусклый свет от свечей играл на ее волосах, высвечивая рыжеватый оттенок, которого он прежде не замечал. Константин прошелся взглядом по длинному своевольному локону, выбившемуся из прически, мысленно провел кончиком пальца по шее, затем по ключице…
   Боже, даже сдержанная и сердитая, она прелестно выглядит, правда, держится как напыщенная старая дева.
   – Джейн!
   Константин удивленно повернулся на каблуках. Он был так поглощен леди Роксдейл, что не заметил появления крупного темноволосого мужчины. Тот широким шагом вошел в комнату и остановился, завидев Константина.
   Леди Роксдейл быстро и взволнованно заговорила, словно ее застали за чем-то дурным:
   – О, Бекнем! Позволь представить тебе лорда Роксдейла. Милорд, граф Бекнем, мой дальний родственник.
   Когда Константин отвечал на поклон графа, у него возникло четкое ощущение, что его оценивают. Строго говоря, граф не был настроен враждебно. Скорее, настороженно.
   Итак, лорд Бекнем не относится к тем джентльменам, кто демонстративно избегает его. Константин не позволил себе вздоха облегчения. Плевать он хотел на то, что думает Бекнем или кто-нибудь другой.
   Конечно, граф вправе ожидать объяснений уединения Константина с его родственницей. Странно, что он этого не просит.
   Вместо этого Бекнем сосредоточил взгляд встревоженных темных глаз на Константине.
   – Вы не присутствовали при чтении завещания Фредерика.
   – Нет. – Он не хотел появляться на публике и подливать масла в огонь и без того полыхающих сплетен.
   Заложив руки за спину и похлопывая одной рукой по другой, Бекнем зашагал по комнате.
   – Тогда вы не знаете.
   Константин почувствовал укол тревоги.
   – Что?
   Следы какой-то внутренней борьбы промелькнули на лице Бекнема.
   – Самое неудачное… – Бекнем замолчал и кашлянул, – это мне давать вам советы.
   Значит, новости плохие. Конечно. Чего и следовало ожидать.
   – Ваши объяснения сейчас весьма уместны. – Лучше выслушать неприкрашенную версию, чем витиеватую юридическую бессмыслицу, которую вольет ему в уши поверенный Фредерика.
   Константин скрестил руки и приготовился слушать. В душе он в очередной раз удивлялся собственному глупому оптимизму. Жизнь всегда макала его головой в дерьмо в тот самый миг, когда он лелеял надежду выбраться наверх.
 
   Джейн внимательно присматривалась к Константину Блэку, но не сумела заметить ни малейшего неудовольствия от слов Бекнема. Конечно, такая беззаботность, должно быть, всего лишь фасад. Его это не может не беспокоить.
   Но почему Бекнем смотрит на нее так мрачно? Ее вдовья доля наследства в безопасности. Монфор в свое время оговорил это в брачном договоре. Герцог тогда приложил усилия, чтобы объяснить ей все в деталях. Про него никто бы не сказал, что он недооценивает женский ум.
   Бекнем огляделся и увидел кресла у камина.
   – Может быть, сядем?
   Прикусив губу, Джейн устроилась на софе. Константин с явным облегчением уселся в кресло напротив и закинул ногу на ногу. Бекнем остался стоять, сжав спинку стоявшего впереди кресла, его напряженно вытянутые руки казались параллельными прямыми.