Я достал оставшуюся ампулу с морфием и протянул Андрюхе.
   -- На, морфием вмажь Серегу. "Баян" есть?
   -- Да есть, но все равно медиков надо.
   К нам подбежали ротный, Грек, Закиров и Хохол.
   -- Ну, че здесь такое? -- спросил ротный.
   -- Да вот пуля в челюсть попала, "таблетку" надо вызвать, -- сказал кто-то из разведчиков.
   -- Ну так чего же не вызовите?
   -- У нас в БМПшке рация не пашет.
   -- У них там всего одна "таблетка", она к танкистам уехала, вторую духи спалили в кишлаке, который мы чесали, да и медиков там осталось три человека, капитан, водила и сержант, -- сказал я ротному.
   -- Ну, давайте, берем раненых и наверх, сейчас к колонне прилетит вертушка из Шинданта, -- скомандовал ротный и спросил: -- Семенов сам может идти?
   -- Да я смогу, -- глухим голосом произнес Семен.
   -- Закиров, помоги Семенову взобраться наверх.
   Андрей ширнул Сереге укол в вену и перевязывал ему лицо. Замотав ему челюсть бинтом под самый нос, он взял его под руки.
   -- Ну, давайте, потащили, чего смотрите, -- обратился к нам Андрюха.
   Царев взял Серегу за ноги, и они его потащили к БТРам.
   -- А как вас сюда угораздило? -- спросил ротный Артикова, показывая на БМПшку.
   -- Из-за сопки выскочили, а тут обрыв, Семен по тормозам дал, но поздно уже было, пока очнулись, машина уже в глине торчит, и Семен на сиденьи весь в крови. Когда с откоса летели, я увидел в стороне духов человек десять, я развернул пушку и влупил по ним очередью, духи, отстреливаясь, начали прыгать в расщелину, Серега, выскочив с автоматом на броню, стал стрелять по ним, и в это время какой-то дух его прошил. Пока мы повыскакивали, духи уже смылись, вот успели только двоих замочить, остальные смотались по расщелине, -- закончил свой рассказ Артиков.
   -- Ну, ничего, сейчас подтянем авиацию, и пусть они перепашут эту расщелину вместе с тем кишлаком и зеленкой. Бляха-муха, вот БМПшку надо выволакивать как-то отсюда, -- высказался ротный.
   -- Сейчас тягач подъедет и вытащит, мало будет тягача -- танк подключим, -- предложил я.
   -- Бережной, какой ты умный. А трос где ты такой возьмешь? Тут метров триста, не меньше. Или, может, ты ее на горбу до откоса дотащишь? -- глядя на меня, сказал ротный.
   "Да, действительно, а где же такой трос то взять?" -- подумал я и спросил:
   -- Ну, а что тогда делать с ней?
   -- Взорвать ее нах...й, больше ни хрена ни чего не сделаешь. Сейчас доложу командиру, он решит.
   Мы взобрались наверх и стали расходиться по машинам, Серегу с Семеном посадили на БТР ротного, ротный подошел к нашему БТРу и обратился ко мне:
   -- Бережной, вы пока с разведчиками здесь оставайтесь, а я там решу с командованием, что делать дальше.
   -- Хорошо, решайте, -- ответил я и взобрался на броню.
   Машины нашей роты, отъехав, направились в сторону колонны, разведчики уселись в тень от БТРа, а я залез в отсек и, развернув пулеметы, направил их в сторону БМПшки, Урал с Сапогом в это время рассказывали Туркмену, что произошло внизу.
   -- Туркмен, надень шлемофон, может, будут вызывать, -- обратился я к Туркмену.
   Он надел шлемофон и стал слушать эфир.
   -- Не дай бог, нас сейчас погонят в тот кишлак, километров пять мотать до него, -- сказал с сожалением Урал.
   -- Не ссы, Татарин, не погонят, время у нас нету с этим кишлаком возится, колонна до темна должна прибыть на место, -- успокаивал я Урала.
   -- Да хорошо бы так, а то ведь х...й поймешь, что у них там на уме.
   Минут через двадцать показалась санитарная вертушка и села возле танков, потом от колонны отделились пара БТРов и БМПшка разведчиков, они направились к нам.
   Когда они приблизились, я заметил, что это были машины ротного и Грека, Хасан тоже ехал с ними, он сидел на броне рядом Греком, они о чем-то болтали.
   Первым к нам подкатила БМПшка разведчиков, летеха спрыгнул с брони и подошел к разведчикам, мы с Туркменом вылезли на броню БТРа.
   -- БМПшку эту будем бросать, сейчас прилетят "крокодилы" и начнут бомбить местность и БМПшку тоже разх....ярят заодно, а сейчас пойдем и снимем с нее все что надо, время у нас полчаса.
   Разведчики направились к БМПшке, а мы остались ждать их. Хасан запрыгнул на броню своего БТРа.
   -- Земляка моего ранило, -- выпалил он.
   -- Кого? -- спросил я.
   -- Шавдета, на гражданке жили рядом, даже встречались иногда, он был из соседнего аула, мы туда на танцы ходили, бывало, бакланили с ними.
   -- Про Серегу с Семеном слышал?
   -- Да я видел их, Серегу с Шавдетом погрузили в вертушку, а Семен отказался лететь, говорит, что нормально себя чувствует и в госпиталь не хочет. Блядь, Шавдета жалко, пизд...ц ему наверно.
   -- А че так? --Спросил Хасана Туркмен.
   -- Да ему по затылку траком уеб...ло, череп проломился, вроде в сознании, но это шок, а так не знаю, что будет. Капитан медиков как-то так посмотрел на него после перевязки, по лицу капитана было видно, что ничего хорошего Шавдета не ждет.
   -- А как это ему траком угораздило?
   -- По броне он в это время лазил, а в тот момент, когда мина е...нула, он на подкрылке стоял, как раз над этим катком. Если даже выживет, один х...й дураком останется.
   -- Да все мы дураками отсюда вернемся, кто-то больше, кто-то меньше, -сказал Туркмен.
   -- Но мы-то хоть целые пока, -- сказал я, глядя на Туркмена.
   -- Да целые, и вроде нормальные, но это мы здесь нормальные, а там, на гражданке, мы для всех дураки, вот посмотрите, -- ответил Туркмен.
   -- Это почему еще? -- спросил я удивленно.
   -- Почему? Да потому! Вот представь, вернешься ты на гражданку, ну там встреча, пьянка и так далее. Начнешь со своими корешами о житье-бытье базарить, они будут тебе рассказывать, как они на танцах балдели, баб снимали, смеяться будут, веселится. А ты что им расскажешь? Может про то, как ты здесь пыль глотал вперемешку с песком и свинцом, да? Про выжженные кишлаки расскажешь, про эти проклятые горы. А может, ты им расскажешь, как друзей своих хоронил? Ну, может, ты им про это все и расскажешь в пьяном бреду. Но поймут ли они тебя? Да, они будут слушать тебя, развесив уши, и может даже посочувствуют, но через пять минут они про эти твои рассказы забудут. А ты сам забудешь все это когда-нибудь? Я думаю, навряд ли. А насчет баб, что ты им расскажешь? Вот твоя баба, -- Туркмен дернул за ствол моего АКСа. -- Вот ее ты каждый день обнимаешь, с ней засыпаешь, с ней просыпаешься, гладишь ее, ухаживаешь за ней, и нет для тебя ближе ничего, кроме вот этого автомата. Помните, я вам рассказывал про пацана из моего города, который пришел из Афгана в восемьдесят первом? Он по началу тоже был веселый такой, про Афган иногда рассказывал, а потом замкнулся в себе, начал бухать беспробудно, а в оконцовке пошел в горы, забрался на скалу, прыгнул с нее и разбился. Я тогда думал, что это он по пьяне замкнул, или у него крыша съехала, но теперь я понимаю, почему он это сделал. Вот так, мужики, мало с войны живым вернуться, надо еще после нее жить как-то. И молите бога, что вы родились не в этой проклятой стране, а то бы бегали сейчас по расщелинам и кяризам вон от этих вертушек, -- Туркмен показал на приближающиеся со стороны Шинданта вертушки, их было четыре. -- А кто его знает, может завтра война придет и в наш дом, -- закончил Туркмен и залез в водительский люк БТРа.
   Мы сидели с Хасаном и молча смотрели друг на друга. На Туркмена, бывало, находили философские заходы, я особенно не придавал значение его душевным порывам, просто мне было наплевать, что будет завтра, но в такие моменты мы не спорили с Туркменом, может потому, что в его словах все таки была доля правды.
   Разведчики поснимали со своей машины все необходимое и взобрались наверх, потом они погрузились в оставшуюся БМПшку, и мы двинулись к колонне. Спустя полчаса колонна двинулась дальше, уже отъезжая, мы наблюдали, как одна вертушка отделилась от остальных и, описав круг, выпустила несколько ракет в место, где находилась брошенная БМПшка, после чего она взяла курс на кишлак, догоняя своих, и скрылась из виду.
   ЧАЙ С КАЙФОМ
   Проехав несколько километров, Туркмен снова отдал мне руль и полез в отсек отдыхать, Хасан тоже завалился на десантное сидение, и вскоре они с Туркменом мирно уснули. Урал перелез на командирское сидение и, достав из кармана письма, стал их перечитывать, а Сапог, сидя на вещевом мешке, что-то шил, то ли подменную куртку от ХБшки, то ли штаны.
   Я глянул на Урала, читающего письма, -- меня в очередной раз взяла жуткая тоска, как все-таки много значат для солдата письма из дома, и как тоскливо, когда эти письма не получаешь; я уставился в лобовое стекло и постарался отогнать эти тоскливые мысли, но они цепко сидели у меня в голове. Не зная, как отогнать от себя эти мысли, я взял шлемофон и надел его, эфир молчал, далее я прогулялся по волнам, -- голос Америки трепался о какой-то ерунде, навроде того, что, мол, афганское правительство приняло ряд чрезвычайных мер по борьбе с мятежниками и, в общем, всякая хрень в этом роде, я снял шлемофон и бросил его на колени.
   Колоннна повернула немного восточнее, и пыль сдувалась ветром в сторону, теперь хорошо было видно впереди идущий БТР и ориентироваться стало легче. Но долго это не продолжалось, примерно через час колоннна опять взяла прежний курс, и снова пыль заволокла окно.
   К вечеру ветер стал утихать, и жара спала, колоннна въехала на горную дорогу, и километров пять мы ехали над обрывом, я поначалу хотел разбудить Туркмена, чтоб он сел за руль, но, немного подумав, не стал его будить, пусть спит, когда проснется -- сам сядет за управление. Местами дорога была настолько узкая, что камни из-под колес улетали в пропасть. Техника двигалась по горной дороге очень медленно, на поворотах танки передвигались небольшими рывками, эти пять километров мы преодолевали больше двух часов. Но вот наконец-то колоннна вышла в долину, а горы остались где-то сбоку, командир объявил в эфир, что примерно через час колоннна будет на месте.
   Колонна развернулась перпендикулярно горам и направилась в сторону Иранской границы. Проснулись Туркмен и Хасан, Туркмен сел за руль, а мы с Хасаном вылезли на броню, почти все экипажи БТРов сидели на броне. Ветер окончательно стих, и пыль больше не стояла столбом над колонной, солнце тоже начинало закатываться за горизонт, и жара совсем спала. На земле Афгана наступила благодать, вечерело, снаружи не холодно-не жарко, лишь изредка ощущалось легкое прохладное дуновение, очень красиво смотрелся закат солнца. На броню вылезли Урал с Сапогом, они уселись рядом с нами.
   -- Ну что, Сапог, как тебе видуха Афгана. Красиво? -- спросил я Сапога, показывая на зарево заката.
   -- Да, нормально, -- ответил Сапог.
   -- Э-э-х! Ну что, пацаны, может обдолбимся на фоне этой красоты?! -воскликнул Хасан, после чего достал чарс и пару сигарет.
   -- Забивай, Хасан, забивай, сейчас не грех курнуть, никаких тебе обломов, ни жары, ни ветра, ни стрельбы, -- ответил я ему и спросил Сапога: -- Сапог, а давай курни немного плану, а то ведь так и не поймешь всей этой жизни до конца.
   -- Ну ладно, попробовать можно, -- ответил, колеблясь, Сапог.
   -- Курни-курни, Сапог, а то ведь не познаешь настоящего кайфа, -добавил Хасан, забивая сигареты.
   -- Туркмен, а ты как насчет курехи? -- крикнул я в люк.
   -- Не, я не буду, мне и так ништяк.
   -- Ну, как хочешь, наше дело преложить.
   Хасан прикурил одну сигарету и передал мне, я пару раз затянулся и передал косяк Сапогу.
   -- На, Сапог, держи, втягивай дым вместе с воздухом. Видел, как я делал?
   Сапог кивнул и взял косяк, он его повертел, потом поднес к губам и начал втягивать дым.
   -- Сапог, ну че ты ссышь, ближе подноси "гильзу", не бойся косяк тебя не укусит, -- сказал я.
   Сапог затянулся и стал кашлять.
   -- Я же тебе говорю, с воздухом тяни, дурак.
   Откашлявшись, Сапог сделал еще одну затяжку, но уже послабее, выпустив дым он произнес:
   -- Я слышал, что с первого раза обычно не цепляет.
   -- Где это ты слышал? -- спросил Хасан, и затянулся дымом от второго косяка.
   -- На гражданке еще, -- ответил Сапог.
   -- Это на гражданке с первого раза не цепляет, а в Афгане цепляет еще до того, как косяк забьешь, -- сказал я, смеясь.
   -- Почему? -- спросил Сапог, выпуская дым, и одна бровь его резко поднялась вверх.
   Я заметил, что Сапога уже начало накрывать, но он об этом пока еще не знает.
   -- Да ты передавай косяк дальше, а то с брони свалишься, -- сказал я Сапогу.
   -- Че?
   -- Косяк, говорю, передавай Татарину. Замкнул что ли?
   -- А-а. А почему? -- вдруг ляпнул Сапог, отдавая косяк Уралу.
   -- Че почему? -- я уставился на Сапога.
   -- Почему в Афгане сразу цепляет?
   -- Потому что на гражданке беспонтовая солома, а здесь чарс. Понимаешь? -- ответил Хасан.
   -- А-а.
   -- А где твой автомат? -- спросил я Сапога.
   -- В БТРе.
   -- Ты посмотри, -- вот мой автомат, у Хасана, вон, автомат с собой, у Урала, -- я посмотрел на Урала, и не увидев у него гранатомета спросил: -- А где твоя труба, Татарин?
   -- Да ну ее нах...й.
   -- А если духи?
   -- Ну и х...й с ними.
   -- Татарин, ты че, давай тащи свою трубу сюда.
   -- А на хрена она мне?
   -- Будешь духов ею глушить, как булавой, ты же потомок Чингиз-хана.
   -- Да отвяжись ты, Юра, лучше Сапогу, вон, мозги парь.
   Сапог в это время пытался втиснуться в люк, у него это получилось, правда, с трудом, после этого мы его на броне в этот вечер больше не видели. Видно тяжко было Сапогу, на измены упал, но ничего страшного, по первой такое случается со всеми.
   Мы остались втроем на броне, и тут я вспомнил одну историю по гражданке.
   -- Пацаны, хотите, один прикол расскажу?
   -- Ну давай, приколи, коль не шутишь, -- прошипел Хасан.
   -- Один мой знакомый по гражданке рассказывал, -- он жил рядом с нашим детдомом и часто к нам забегал, его мать у нас в столовой поварихой была. Говорит, раз захотелось плану курнуть. Ну, думает, надо слетать, как стемнеет за анашой, пока бабки есть. А планом банковал на хате один барыга, жил он в соседнем квартале. Ну, тот цепляет червонец и к барыге на хату, цепанул пакет плану и пошел домой. Домой пришел, план затарил, а перед сном решил накуриться ништяк. Разделся, забил косяк, свет в комнате вырубил и пошел на балкон курить. Ну, рассказывает, курнул я косяк, походил по комнате, чую -- не цепляет ни хрена, я второй забиваю, и его тоже курнул, подождал, никакого понту. Ну, думаю, кинул меня барыга еб....ный, сейчас я с ним разберусь, беру пакет и валю к нему на хату разборки наводить. Пришел, звоню, дверь открывается, на пороге стоит этот барыга и смотрит на меня вылупив шары. Я ему пакет сую со словами: "Ты че, мол, туфту мне толкаешь, план твой ни хрена не цепляет, ты че меня за черта считаешь, что ли, на, забирай свою солому и гони мне мои бабки ". Тот подождал, пока я заткнусь, и говорит уссыкаясь: "Да ты на себя посмотри", и тычет мне пальцем в живот, я глаза опустил и оху...л, на мне были надеты всего лишь трусы и носки. Ну, ни хрена, думаю, заморочки, а я ведь почти два квартала по городу так прошагал.
   -- А дальше че, дальше че? -- спросил смеясь Хасан.
   -- Да ниче, этот барыга дал ему напрокат трикошку с рубахой и домой отправил.
   Колонна в это время проезжала между двумя кишлаками, жители кишлаков стояли вдоль дороги, размахивая всякой дребеденью для продажи или обмена, в основном это были чумазые бачата, некоторые из них подбегали вплотную к БТРам и что-то выкрикивали. Проезжая мимо них я развел руками и помахал, мол, ничего не надо, они корчили нам рожи, и показывали языки. Мы, глядя на них, стали закатываться смехом, эти бачата были похожи на чертиков, я даже представил их с рожками и хвостиками, ну -- натуральные чертята. Вот вырастут из этих чертят большие черти, и будут потом стрелять в нас из засады, я даже начал представлять, как эти бачата превращаются в злых и страшных душманов. Я посмотрел на свой автомат, блин, перестрелять бы их, пока еще они маленькие, промелькнула у меня в голове страшная мысль, но какая-то внутренняя сила сдерживала меня от такого безумного выпада, значит, мы еще не превратились в законченных злодеев.
   Минуя кишлаки, колонна направилась к горам, которые простирались вдоль границы с Ираном, но горы эти находились на афганской территории, Иран был за ними. Справа от нас был крутой спуск в низину, а примерно в километре протекала небольшая речка, рядом с речкой были брошенные огороды, которые заросли травой, немного в стороне находился небольшой разрушенный кишлак, по всему было видно, что в нем уже давно никто не живет.
   Подъезжая ближе к горам, технику начали расставлять на блоки, ротный нас обрадовал по рации, оказывается, наш БТР планировали поставить на крайний блок, у подножия горы, еще ротный передал, что по прибытию на место мы должны будем окопаться вместе с БТРом. Беспокоиться нам было о чем, крайний блок -- он все-таки крайний, да к тому же рядом с горой, ночью стоять наблюдающим в таком месте не очень завидная перспектива, ну да хрен на него, такое случалось уже не в первый раз, так что постоим еще, главное -- ловушек побольше наставить.
   Но вот мы стали подъезжать к этой горе, осталось три БТРа, наш, взводного и машина Грека.
   БТР взводного стал на краю спуска в долину, машина Грека отъехала на полкилометра назад и остановилась у какого-то полуразваленного дувала, мы направились к горе и стали у ее подножья, на краю спуска в низину, как и БТР взводного, который стоял напротив, примерно в километре от нас.
   В пятидесяти метрах от нас находился овраг, а за ним гора, овраг был небольшой -- метров тридцать шириной и примерно десять метров в глубину.
   Мы стали думать, как бы нам поудобнее окопаться, -- находясь на крайнем блоке, есть такая возможность выбрать, как и где тебе окапываться. Это если находишься где-то в середине, когда рядом располагаются машины комбата или замполита, вот тогда они подъезжают и начинают указывать, где копать, как копать. А наш блок был крайним, обычно на крайние блоки редко кто подъезжает, и поэтому сам себе хозяин, только рацию слушаешь, и на все указания по ней отвечаешь, "да, так точно, понял", а про себя думаешь, -- да пошли вы все, -- и делаешь по своему.
   -- Ну что, Хасан, где копать будем? Скоро стемнеет, а еще пожрать надо, -- спросил я.
   Туркмен спрыгнул с брони и сказал:
   -- Давай так решим, Урал с Сапогом пойдут ставить ловушки, я буду рыть ямы под колеса БТРа, а вы с Хасаном копайте вон там яму, -- Туркмен показал на яму в виде воронки, которая находилась чуть правее БТРа, метрах в двух вниз по крутому спуску в низину, и добавил: -- Потом натянем брезент, и будет как в бункере, там и будем торчать.
   Мы все согласились с этим предложением, действительно эта воронка была удобно расположена, оставалось только немного ее углубить и бункер готов, а кусок брезента, метра три на три, мы всегда с собой возили для подобных случаев.
   -- Ладно, Туркмен, так и сделаем, а завтра выкопаем каждый себе небольшие окопчики для отмазки, и можно тут жить, я думаю мы сюда надолго стали, -- ответил я Туркмену, и мы с Хасаном полезли в отсек за лопатками.
   Урал с Сапогом набрали гранат и, взяв катушку с веревкой, пошли к оврагу устанавливать ловушки, раньше мы натягивали медную проволоку, ее было навалом везде, но проволока эта отсвечивала при лунном свете, и ловушку можно было без труда обнаружить, поэтому мы возили для такого случая веревку. Через несколько минут все были заняты своими делами, мы с Хасаном углубляли воронку, а Туркмен копал ямы под колеса БТРа, у него была для этого случая штыковая лопата, а у нас саперные.
   Минут через сорок вернулись Урал с Сапогом. Туркмен уже выкопал ямы и загнал в них БТР. Я взял у него большую лопату и стал копать ей. Яма была уже почти готова, оставалось только подравнять стены и сделать ступеньки для подъема из откоса наверх, к БТРу.
   -- Ну как, Татарин, все готово, духи не пройдут? -- спросил я Урала.
   -- Не ссы, не пройдут.
   -- Сколько поставили? -- спросил Хасан.
   -- Двенадцать.
   -- Завтра покажите нам, где они стоят, а то кто-нибудь, не дай бог, взлетит на воздух. А сейчас хватайте лопаты и копайте, а то мы уже запарились.
   Урал с Сапогом спустились вниз и, взяв у нас инструмент, стали копать.
   -- Я спущусь к огородам и посмотрю, может, там растет какая-нибудь съедобная ху...ня, -- сказал Хасан и, взяв автомат, стал спускаться вниз к речке. Я в это время взял открытый цинк с патронами и, вытащив оттуда остатки пачек с патронами, приспособил его к разогреву каши вместо котелка.
   Туркмен, вытащив брезент, спустился к Уралу с Сапогом, они как раз заканчивали ровнять стены.
   Минут через двадцать появился Хасан, в руках у него был большой пучок какой-то зелени. Туркмен, Урал и Сапог как раз заканчивали мастрячить халабуду.
   -- Хасан, че за травы ты нахапал? -- спросил его я.
   -- Дурак, это витамины -- петрушка, лук и укроп, там этой дряни валом.
   -- Да ну не пи...ди. Дай посмотрю.
   Я глянул на эту траву -- укроп и лук среди этой зелени я узнал.
   -- А это че? -- я ткнул пальцем на незнакомую мне траву.
   -- Петрушка это, калхарь.
   -- А ее жрать можно?
   -- Да ты че, ваще тупой, петрушку ни разу не видел?
   -- Я слышал, что есть такая ху...ня, но ни разу не видел.
   -- Ну так на, смотри, -- Хасан ткнул мне пучком в рожу.
   -- Дай попробую.
   Я оторвал листочек и пожевал его, вкус мне показался каким-то странным.
   -- Тьфу, камыш какой-то, -- я выплюнул остатки петрушки.
   -- Да ты не шаришь, если ее добавить в пищу, она вкусная.
   -- Туркмен! -- крикнул я.
   -- Ну, че тебе? -- Туркмен направился к нам, за ним подошли Урал с Сапогом.
   -- Посмотри, Хасан вон травы какой-то припер, говорит петрушка.
   Туркмен, Урал и Сапог посмотрели на пучок.
   -- Вот укроп и лук, -- проговорил Урал, показывая пальцем.
   -- Да я, Татарин, и без тебя знаю, что это такое. Ты мне скажи, что вот это за трава?
   -- Похожа на петрушку, -- ответил Урал и, отщипнув листочек, начал его жевать.
   -- Да, это петрушка, чего там пробовать, -- подтвердил Туркмен.
   -- Да-да, петрушка, --с казал Урал.
   -- А ты знаешь, что это такое? -- я посмотрел на Сапога.
   -- Петрушка, у нас дома растет такая, -- ответил Сапог.
   -- Выходит, я один дурак среди вас.
   -- Конечно, дурак, чего здесь удивительного, -- заявил Хасан.
   -- А помидоры там растут, или огурцы? -- спросил Урал.
   -- Ага, и бананы тоже есть, вон -- пальмы торчат. Видишь?
   -- Ну ладно, хорошь пизд...ть, жрать пора готовить. Сапог сломай пару ящиков из под цинков, костер будем разводить, -- предложил я.
   Пока Сапог орудовал с дровами, мы открыли банки с кашей, и вывалили эту кашу в цинк, а сверху набросали половину нарезанной зелени. Урал в это время выкопал небольшую ямку для костра и, положив в нее дрова, мы разожгли их бензином и стали готовить ужин, рядом в кашей мы подвесили котелок с водой для чая. Пока готовился ужин, Хасан усердно забивал косяк, -- если кто и забывал про чарс, то Хасан помнил об это всегда.
   За БТРом послышался гул моторов, и через минуту появилась машина ротного, ротный сидел на броне, глаза его блестели, наверное, браги хапнул или еще чего. Голова Петрухи торчала из водительского люка, рожа его тоже сияла, но явно от другого кайфа, больше на БТРе никого видно не было.
   -- Ну, как успехи, воины?! -- крикнул ротный.
   -- Да нормально, командир, ужин вот готовим, -- ответил Хасан, пряча в ладони незабитый косяк.
   -- А это что за хибара неуставная? -- ротный показал пальцем на нашу яму под брезентом.
   -- Окоп, товарищ старший лейтенант, -- ответил я.
   -- Я ща вас похороню в этом окопе. Вы че, хотите, чтоб меня комбат вые....ал за эту вашу ху...ню? Короче, следующий раз приезжаю, и вижу выкопанные окопы. Понятно? Если вы забыли как окапываться, будем тренироваться. Ясно?
   -- Все ясно, командир! -- браво ответил Хасан.
   -- А ты, таджик хитромудрый, будешь дох...я пиз...еть, заставлю траншею рыть, вон до той горы.
   Пока ротный с Хасаном препирались, ко мне подошел Петруха и тихонько произнес заплетающимся языком:
   -- Юра, у нас чай есть с кайфом.
   -- Какой чай с кайфом? -- удивленно спросил я.
   -- Чай, заварка. Понимаешь?
   Голос его был каким-то странным, говорил он со слегка заметной растяжкой и наслаждением, как будто на голой бабе лежал.
   -- Ни х...я не понимаю, ты про че гонишь, Петруха?
   -- Чай мы в караване взяли, два мешка. Помнишь тот караван с ранеными духами?
   -- Ну.
   -- Так вот, чай мы в этом караване взяли, два мешка.
   -- Да че ты заладил, чай два мешка, чай два мешка. Чего чай два мешка?
   -- Чай этот с кайфом.
   -- Не понял, Петруха, че ты паришься, объясни толком.
   -- Да заеб...л ты, Юра, чай, говорю, у нас есть с кайфом каким-то, мы сами не знали, взяли его просто так, а когда заварили и выпили, то улетели все. Понял? Я до сих пор балдею.
   -- Да ну, не может быть, я такое первый раз слышу.
   -- И мы тоже оху...ли.
   -- Ротный знает?
   -- Нет, он не пил, они с Греком брагу квасят со вчерашнего дня.
   -- Где этот чай, в БТРе?
   -- Да, здесь.
   -- Тогда отсыпьте немного.
   -- Да забирайте мешок, нахрена нам столько.
   -- А еще кто-нибудь знает кроме вас?
   -- Нет, мы сами его час назад попробовали. Блин, вот такая вещь, я отвечаю!
   -- Да я вижу по твоей роже. Давай, короче, кончай пизд...ть, мешок тащи.
   Мы с Петрухой направились к БТРу.
   -- Петруха, погнали к Греку! -- крикнул ротный.
   -- Сейчас чай пацанам выкину.
   -- Быстрее давай, заеб...ли вы со своим чаем, я его щас ваще весь выкину нах...й! -- кричал ротный.
   Петруха запрыгнул на броню, достал из-за баков с водой целлофановый мешок с чаем, бросил на землю, махнул нам рукой, и они укатили в сторону, где стояла машина Грека.
   Мешок -- это, конечно, громко сказано, скорее всего, это был небольшой тюк, ведра на два заварки, но для нас этого было больше чем достаточно. На этом тюке было приклеено что-то вроде этикетки, на которой была надпись арабскими иероглифами. Я подошел к этому тюку и, немного надорвав целлофан, взял оттуда щепотку заварки: на вид это была обычная заварка, похожая на индийскую, запах, вроде, тоже чая, я пожевал немного этой заварки, ну что сказать, чай как чай, и ничего более.