Страница:
Как и в случае с освобождением из заложников четырех сотрудников Следственно-оперативной группы МВД СССР в октябре предыдущего года, генерал получил согласие командования войск на свое предложение о приглашении из Армении в Атерк, для участия в переговорах о возврате заложников, Вазгена Саркисяна, председателя Комитата по обороне Верховного Совета Армянской ССР. Валерий Петрович хорошо помнил, что в прошлом году Вазген, несмотря на молодость, пользовался авторитетом у армянских старейшин, и, уж тем более у местных активистов карабахского движения. Его аргументы для противоборствующих сторон бывали убедительными, он не раз брал на себя ответственность за обязательства армянской стороны и, самое главное, если что-то обещал, то обязательно выполнял.
Прилетев в Атерк, Вазген сразу умело, четко и правильно оценил критическую ситуацию, стал предлагать реальные меры для ее разрешения, при этом был лишен экстремистских настроений. Для генерала Старикова было чрезвычайно важным, что его участие в переговорах, во-первых, являлось определенной гарантией того, что ситуация с заложниками находится под контролем этого важного представителя высшего руководства Армении, а значит с сол[стр. 265] Мятежный Карабах
датами, пока Вазген в Атерке, ничего не случится, во-вторых, нередко охлаждало пыл бескомпромиссности азербайджанской стороны. Появление же Вазгена перед разгневанными толпами атерковцев сразу снижало их запальчивость, позволяло переводить переговоры в конструктивное русло. Однако азербайджанская сторона ни на какие компромиссные варианты не шла, выпускать из своих тюремных застенков атеркский парней всякий раз отказывалось, явно надеясь, что, или в стане заложников вспыхнет бунт, или армянам надоест затянувшаяся неопределенность. И тогда… Но эти мысли генерал старался не развивать.
Генерал располагал данными, что солдаты во главе с лейтенантом находятся в лесном горном массиве под опекой, по всей видимости, немаленького армянского подпольного отряда сопротивления. Чтобы держать под охраной 43 военнослужащих, кормить, поить, то для этого, несомненно, надо задействовать силы и нешуточные. По всем прикидкам только в отряде охраны, видимо, около сотни человек. Немалое число подпольщиков занимается снабжением продовольствием, водой и другими необходимыми средствами, для обитания под открытым небом не менее полутора сотни человек. При этом, как доносили оперативные источники, заложники были разделены на три группы. Соблюдая строгую конспирацию, эти группы постоянно меняли места расположения, находились в 10-15 километров от Атерка и в 3-5 километрах друг от друга. Костры в целях безопасности не разводились. Такие же сведения поступали от вертолетчиков, которые ежедневно с неба патрулировали примерные районы передвижения заложников и их опекунов. Значит, питаются в сухомятку.
Записная книжка передает тревогу генерала Стариков, что молодые солдаты мотай пойти на необдуманные действия. Вдруг кто-то совершит попытку побега или станет оказывать сопротивление вооруженным армянам. Опыт взаимодействия с карабахскими армянами, а он у генерала накоплен немалый, подсказывал, что армяне не должны допустить расправы над российскими солдатами. В 1989 году, во времена Вольского, как теперь принято говорить, ему пришлось шесть месяцев бессменно быть комендан[стр. 266] Виктор Кривопусков
том НКАО. Немало крутых слов от армян наслушался в адрес внутренних войск, да и свой лично. Но еще ни разу в Карабахе не пролилась кровь российских солдат от рук армян. Как не стравливали азербайджанские руководители армян с российскими военными, как не подставляли их своими провокациями, армяне на эти уловки пока не поддавались. Сами страдали при этом, это да.
Генерал каждый день предпринимал все от него зависящее, но конфликт вокруг Атерка все равно принимал затяжной характер. Ему пока удавалось сдерживать Москву от принятия решения о немедленном освобождении заложников, применении для этого всех имеющихся войсковых сил и боевых средств. Баку же продолжал настаивать на том, что все задержанные в Атерке являются боевиками. Не один раз он мысленно обращался и к небесам, чтобы помогай не допустить с заложниками непоправимого. И, кажется, они его услышали. 19 августа в Москве объявили о временной недееспособности Президента СССР Горбачева и создании ГКЧП во главе с Вице-президентом СССР Янаевым. Руководство Азербайджана, прежде всего, Муталибов и Поляничко, понимая, что в составе ГКЧП были министр внутренних дел Пуго, министр обороны Язов и председатель КГБ Крючков, доподлинно знавшие о карабахской проблеме, событиях в Сумгаите и Баку, решили не рисковать продолжением конфликта в Атерке, приказали выпустить из тюрьмы армянских парней без всяких условий. Тут же с гор по очереди тремя группами спустились и заложники. Все они были живы и здоровы. Выглядели обветренными и загорелыми, только впалость юношеских щек выдала скудность котлового довольствия. Солдаты рассказывали, что их освобождение стало большим облегчением для армянской охраны. Дело в том, что к этому времени их опекуны стали испытывать проблемы с обеспечением продовольствия. Сухие пайки и так были скромными, а тут их с каждым днем стали уменьшать. В одной группе с заложниками, в последний день перед их освобождением, у армян из еды осталось не больше пятидесяти кусочков сахара. И тогда командир охраны приказал выдать весь сахар только заложникам.
[стр. 267] Мятежный Карабах
Генерал Стариков свою последнюю запись в записной книжке сделал лишь после того, как при содействии Вазгена Саркисяна, добился от армян возврата оружия и боевой техники. В моем же карабахском дневнике записано: «Операция по освобождению 43 военнослужащих внутренних войск МВД СССР в селе Атерк под руководством генерала Старикова завершилась успешно».
ПОСЛЕДНЯЯ КОМАНДИРОВКА В КАРАБАХ.
Сколько командировок и командировочных дней было в моей жизни? Посчитать, наберется, если не на полжизни, то на одну треть точно. Села, станицы, хутора, аулы, кишлаки, города с многовековой историей и новостройки, страны и континенты… Память о многих из них сохраняется в сувенирах, фотографиях, знакомствах, переросших в отдельных случаях яичную дружбу, и, конечно, в многочисленных дневниковых записях, внешне, таких же, как и карабахские.
Хорошо помню свою первую в жизни командировку в январе 1965 года. Тогда шестнадцатилетним юнцом в роли уполномоченного Верхнехавского райкома партии Воронежской области был направлен в колхоз «Правда», что находился в самом дальнем селе Малый Самовец. Время было на заре брежневской эпохи. В октябре 1964 года на посту руководства СССР Никиту Сергеевича Хрущева сменил Леонид Ильич Брежнев. Мне было поручено обеспечить организацию пропаганды объемного многостраничного проекта Директив ХХШ съезду КПСС, который дол жен был определить перспективу коммунистического строительства советского государства. Были тогда такие политкомпании. На молодость не смотрели. Должность заведующего организационным отделом райкома комсомола обязывала уверенно проводить в жизнь идеи партии. А может, никому из партаппарата не захотелось ехать на неделю в захолустье. Зима была тогда снежная и метельная. Дорог, многократно пересеченных глубокими оврага[стр. 268] Виктор Кривопусков
ми, не только асфальтовых, но и накатанных в зимнее время тогда не было. На сорока километровом пути санная конная упряжка была самым надежным транспортом. Промерзнуть делом было обычным, а в метельные времена недолго и сбиться с пути. Печальные итоги таких поездок бывали нередки. Меня же из-за важности и значимости поручения доставили к месту пропагандисткой работы на крупногабаритном тракторе К-700.
С раннего утра, а это часов с шести, я с председателем или секретарем партийной организации хозяйства приступал разъяснять перспективы коммунистического будущего дояркам или механизаторам, затем среднему руководящему звену на раздаче председателем колхоза поручений на день, потом тут же проводил индивидуальные встречи с колхозниками, пришедшими к руководству пр личным вопросам. Выступал на сходах крестьян, партийных, профсоюзных, комсомольских собраниях. Вечерами в сельском клубе общался с молодежью. И так две недели. Своим уже в селе стал. Даже девчонку приглядел, после танцев стал провожать ее меж сугробов до дома, родители в гости уже стали зазывать. Но тут трактор К-700 прибыл, и меня вернули в районный центр.
Адресом моей последней командировки из МВД СССР в трагические дни развала Советского Союза оказался опять мятежный Нагорный Карабах, вернее его северная часть – Шаумяновский армянонаселенный район Азербайджана. Решение побывать в Шаумяновске я принимал самовольно, находясь в командировке в Армении, как говорится, на свой страх и риск, не ставя в известность свое руководство в МВД СССР, нарушая служебный устав, и, поступая по тем временам, вероятно, достаточно рискованно. Правда, я тогда убежденно считал, что для нарушения командировочного предписания были довольно веские оправдания, так как у меня было ощущение, что без ознакомления с положением дел в этом особом районе чрезвычайного положения я не полностью владел межнациональной ситуацией, и, видимо, по этой причине не смог в апреле месяце предотвратить проведение операции «Кольцо», а главное – депортацию армян из ряда сел в этом регионе.
[стр. 269] Мятежный Карабах
Дело в том, что Шаумяновский район, примыкавший к Мардакертскому району НКАО, фактически составлял территорию бывшего полистанского меликства с исторически компактно проживающим армянским населением, по настоянию которого в начале девятнадцатого века и началось добровольное вхождение Армении в состав Российской империи. Именно в Гюлистане в 1813 году был подписан Договор между Россией и Персией. Но в 1921 году по решению руководства Советского Азербайджана при определении границ Нагорно-Карабахской автономной области земли полистанского меликства были отделены от армянского Нагорного Карабаха и подчинены напрямую Баку. С января 1990 года, после Бакинских событий и полной депортации армян из других районов Азербайджана, этот район оставался единственным с армянским населением во всей республике. Шаумяновск был самым «горячим» из всех «горячих точек» Карабаха. Статистика преступлений на межнациональной почве здесь всегда была выше, чем по всей НКАО. Борьба с противоправными действиями на его территории возлагалась на МВД Азербайджан, и было естественным, что никто их не расследовал, ибо они совершались азербайджанцами против армянского населения.
Мои попытки поехать в Шаумяновск в бытность начальника штаба СОГ МВД СССР полковником Гудковым отклонялись. Он безапелляционно заявлял, чтобы я не искал на свою голову дополнительных приключений. Гудков считал, что для меня дел хватает и в НКАО, а еще его долг вернуть каждого из нас домой в Москву целым и невредимым. И там, где можно поостеречься, он не допустит никаких вольностей.
Реальный шанс посетить Шаумяновск был у меня в июле 1991 года, когда по просьбе Председателя Верховного Совета Армянской ССР Левона Тер-Петросяна я летал в Степанакерт для ознакомления с обстановкой в НКАО сразу после проведения операции «Кольцо». Но тогдашний комендант РЧП полковник Жуков организовать мою поездку в Шаумяновскую зону отказался. Он потребовал на это особое разрешение руководства МВД СССР. Однако первый заместитель начальника нашего Управления генерал Ого[стр. 270] Виктор Кривопусков
родников приказ на мою поездку в Шаумяновск не подписал. Прежде чем самому принять решение, он, оказывается, посоветовался с руководством МВД Азербайджана. О реакции Баку на мое имя можно было не спрашивать!
И вот я лечу в Шаумяновск только в сентябре 1991 года. Время в СССР – напряженное, смутное. Позади путч ГКЧП. Страна в политической прострации, Горбачев утрачивает властные функции. Безудержная суверенизация захватила союзные республики. Министром МВД СССР после Бориса Карловича Пуго, застрелившегося в своей квартире в последний день деятельности ГКЧП, был назначен Виктор Васильевич Баранников, возглавлявший ранее МВД Российской Федерации. До этого он несколько лет был первым заместителем министра внутренних дел Азербайджана. Союзное МВД на фоне возрастающей, самостоятельности республик лихорадило. В его рядах не стало ни генералов Воронова и Некрылова, ни полковника Кузнецова, многих других высокопрофессиональных руководителей и сотрудников. Но наше подразделение выпадало из общего ряда, продолжало напряженно заниматься чрезвычайными ситуациями на территории умирающего СССР. Я и мои коллеги, как и раньше, не вылезали из горячих точек.
В командировку в Армению с 16 сентября сроком на пятнадцать дней я прибыл по приглашению нового министра МВД Армянской ССР Ашота Манучаряна, в недавнем, прошлом учителя математики и директора одной из ереванских школ. Новое правительство республики состояло практически из бывших руководителей и активистов Армянского Общенационального Движения «Карабах». После нескольких месяцев эйфории от прихода к власти, оно вынуждено было заняться освоением профессиональных навыков государственного управления. Ашот Манучарян был одним из трех первых лиц АОД. Я с ним знаком еще с тех пор, когда он возглавлял комсомол Ереванского университета. Вместе с другими лидерами АОДа Ашот в 1988 году был арестован и даже провел несколько месяцев в московской тюрьме. Позже, в Москве, мы вместе не один раз встречались в гостинице Москва у Зория Балаяна, готовили предложения по урегулированию Карабахского конфликта; Мне всегда было приятно работать
[стр. 271] Мятежный Карабах
с этим интеллигентным, вдумчивым и скромным человеком. В этот раз я охотно помогал ему в освоении секретов милицейской службы.
Ашот Манучарян, зная о моем желании ознакомиться с обстановкой в шаумяновской зоне конфликта, пригласил меня 17 сентября в свой кабинет и сказал, что, если я, по-прежнему хочу побывать в Шаумяновске, то меня могут доставить туда вертолетом, вылетающим часа через четыре из аэропорта «Эребуни» в Мардакертский район НКАО за тяжелобольными. В этот раз, наученный опытом, я не стал согласовывать с руководством МВД СССР изменение плана командировки-незапланированный вылет в Шаумяновский район Азербайджана.
Тут, правда, возникла одна проблема. Так как я на время командировки в МВД Армянской ССР никуда из Еревана выезжать не планировал, то прибыл в гражданской одежде и без своего табельного пистолета «Макаров». Ашот вызвал своего заместителя по тылу и приказал срочно подобрать привычную мне омоновскую форму и выдать оружие. Когда до отъезда в аэропорт «Эребуни» времени почти не оставалось, заместитель Манучаряна с довольным видом принес новенькое, только что выглаженное обмундирование. Однако принесенная одежда оказалась действительно омоновской, но только это была форма армянского ОМОНа, хорошо известная азербайджанским снайперам. Она значительно отличалась от московской и цветом и покроем. И тут я вспомнил, что один комплект моей омоновской формы МВД СССР я как-то оставил в Ереване в доме у Самвела – брата Ашота Геворкяна. Бывая у него в гостях, я видел, как горели глаза у сыновей Самвела: старшего Варгана и Арташесика, когда они смотрели на мою униформу. Надев, кто куртку, а кто фуражку, они выбегали на улицу, чтобы покрасоваться перед друзьями. Я с надеждой позвонил Самвелу. Он оказался дома. Через полчаса форма была у меня в руках, но без погон. Их Самвел вручил отдельно. Ребята использовали мою форму в своих «боевых» операциях, так что его жена ее постирала, а погоны, естественно, отпорола. Время поджимало, и я решил погоны пришить в вертолете.
[стр. 272] Виктор Кривопусков
Зорий Балаян вызвался проводить меня в аэропорт «Эребуни». По дороге от МВД до аэропорта Зорий написал записку и, вручая ее, сказал:
– Передашь Шатену Мегряну, бывшему, впрочем, почему «бывшему»? – нет, настоящему первому секретарю; райкома партии и председателю Шаумяновского райисполкома. Твоя верительная грамота. О твоем прилете ему уже сообщили, но записку ему передай. Он все организует, расскажет об обстановке, покажет боевые участки. Завидую, что летишь туда. Мне такой возможности давно не представлялось. Но будь осторожен, там идет настоящая война. Про Шатена рассказывать не стану, времени нет. Сам увидишь, как много он значит для шаумяновцев и Карабаха в целом, какая это сильная личность.
Летел я в Шаумяновск без комфорта, вертолет был под завязку загружен ящиками, мешками с продовольствием. Самым знакомым оказался ствол градобойного орудия «Алазань». Кроме меня летели еще человек, пятнадцать. Мужчины от 20 до 40 лет. Было заметно, что между собой они мало знакомы, почти и не разговаривали. Видимо, труппа летела на смену таким же добровольцам – защитникам армянских сел. Мое появление в кабине вертолета вызвало лишь мрачное удивление, а приветствие в их адрес осталось без ответа. Похоже, полет вместе с московским омоновдем их не очень-то обрадовал. Лишь командир вертолета, обнимавшийся на аэродромном поле с Зорием Балаяном, проявил дружелюбие, подошел, пожал руку, сказал, как старому знакомому, что летим обычным маршрутом, высадит в Шаумяновске меня одного, обратно заберет через сутки в то же время. Попросил, чтобы я не опаздывал: ждать возможности у него не будет. А когда следующий рейс, никто не знает. И пошутил: расписания пока нет. Весь полет я занимался швейным делом, пришивал свои подполковничьи погоны, чем, похоже, еще больше озадачил попутчиков.
Было часа три дня. Вертолет быстро потел на посадку, но до конца не приземлился, а завис, слегка касаясь колесами земли. Ко мне вышел командир вертолета. Кивком головы показал, что пора выходить, открыл люк, показал рукой, мол, давай прыгай, на удачу легко хлопнул рукой по плечу. Кроме
[стр. 273] Мятежный Карабах
меня, никто из вертолета не выпрыгнул, и он, покачиваясь, взмыл вверх, пошел по своему маршруту в сторону Мардакерта. Проводив вертолет благодарным взглядом, оглянулся. Но что это? Ни одного строения, ни рядом, ни в округе до самого горизонта. Кругом ровное, пропаленное солнцем поле. Меня никто не встречает. Пришел к выводу, что, видимо, кто-то из организаторов моего полета в Шаумяновск сплоховал. Что делать? Ждать? Кого и сколько времени? Осмотрелся более внимательно. Привычной колеи от транспорта нигде не видно. Лишь несколько едва заметных тропинок виляли в разные стороны. Выбрал наугад ту, которая уходила вслед за солнцем. Скоро тропинка стала спускаться, и минут через двадцать я вышел на окраину какого-то села. Пошел по улице, возле одного дома на скамейке увидел нескольких пожилых мужчин и женщин; Подошел к ним. Поздоровался, спросил:
– Это Шаумяновск?
В ответ – застывшие позы, на лицах недоумение. Я повторил вопрос. Только после третьего обращения старший из сидящих, как бы ожил, сказал:
– Здравствуйте, товарищ подполковник. Это не Шаумяновск, до него километров семь будет. А кто вам нужен?
Теперь роли поменялись. У них любопытство. А у меня куча вопросов в голове вертится: Где я? Куда высадил меня командир вертолета? Почему не предупредил, что не в аэропорту Шаумяновска? Шатен, наверное, меня ищет? Получается, пойди я в обратную сторону – попал бы в азербайджанское село? А дальше лучше не гадать… Мысленно радуясь, что судьба пока оказалась благосклонной к моему самовольному полету в Шаумяновск, спросил о другом:
– Где у вас телефон, чтобы позвонить в Шаумяновск? Мне с Шатеном Мегряном поговорить надо.
– По телефону раньше звонили из школы, но теперь Баку отключил. А вам наш Шатен нужен? Вы откуда будете? Это вас вертолет привез? Вы не волнуйтесь. Скоро мимо будет проезжать председатель сельсовета на своем мотоцикле, он вас доставят в Шаумяновск, – успокоил меня старик. – Да мы сейчас ребятишек пошлем за ним.
Только тут я заметил, что стою в кольце мальчишек и девчонок вперемешку, видимо, с жителями соседних до[стр. 274] Виктор Кривопусков
мов. Пришлось объяснить, что я из Москвы, из МВД СССР. Что нужен мне Шаген Мегрян, председатель райисполкома, что прилетел в Шаумяновск ознакомиться в обстановкой, о чем потом должен буду доложить руководству, чтобы оно приняло правильные решения по Карабахскому вопросу…
Я видел, как быстро исчезала настороженность. Говорили все сразу: каждый хотел, чтобы я слушал только его и разговаривал только с ним! Меня разворачивали из стороны в сторону. Но все говорили об одном – о горе, пришедшем к ним в Карабах, в их село, в каждый дом, о невыносимости такой жизни. Где справедливость? Почему Москва лишила их всех прав, почему гибнут ни в чем не повинные люди? Зачем Горбачев устроили эту перестройку? Она приносит людям только беды. Почему вывели внутренние войска с территории Шаумяновского района? Разве азербайджанцы перестали убивать и брать в заложники? Наоборот, они совсем обнаглели. Каждую ночь по армянским селам бьет артиллерия. Почему против армянского населения воюет советская армия? Почему их хотят выселить с исконных земель? Здесь же могилы их предков. Женщины брали маленьких детей на руки и, плача, показывали, что те давно нуждаются в лечении. Многие говорили, чтобы Москва заставила азербайджанские власти держать ответ за гибель их родных и близких, чтобы выпустили мужей из тюрем, освободили заложников…
Ситуацию разрядил приехавший на мотоцикле председатель сельского совета. Он протиснулся ко мне, попросил тишины и с укором сказал:
– Так-то вы встречаете гостя из Москвы! Ни водой не напоили, ни фруктами не угостили? – И уже обращаясь ко мне, повинился:
– Я должен был вас встретить у вертолета. Да вот конь мой подкачал. Еле завелся. Ремонта требует, да где теперь взять запасные части? Вас велено срочно доставить в Шаумяновск. Там давно ждут. Уж волноваться, наверное, стали. Будет мне на орехи от Шатена!
Все предложения жителей села покормить гостя и многочисленные приглашения пройти к ближайшему дому, тол[стр. 275] Мятежный Карабах
ком про жизнь поговорить местный руководитель отверг решительно – ситуация не для посиделок! Человек из самой Москвы прилетел, надо понимать, не для пустяков. Судьба наша решается. Дорог не только час, но и минуты. И повелительно указал мне на место в коляске мотоцикла. Разговоры вокруг сразу стихли, все понимающе закивали. Откуда-то появились тарелки с яблоками, грушами, гроздями винограда. Каждый стремился, чтобы я хоть что-то взял с собой. Но под властным взглядом председателя сельсовета и эта «самодеятельность» была приостановлена.
Мотоцикл быстро доставил нас на окраину Шаумяновска. Штаб самообороны размещался в кабинете директора автотранспортного предприятия, где и ждал меня Шатен Мегрян со своими товарищами. Там же была народный депутат РСФСР Валентина Линькова из подмосковной Черноголовки. Уже более месяца она находилась в самом пекле зоны конфликта – в районе сел Карачинар, Манашид и Веришен, добровольно выполняя миротворческую миссию.
Шаген прочитал записку Зория Балаяна, пристально посмотрел иа меня и уважительно сказал:
– Сейчас поедем в Полистан, ко мне домой. Время почти вечернее. Придется и обедать и ужинать одновременно. Там, кстати, сегодня соберутся многие наши друзья. Пока будут готовить стол, познакомлю с ними, обстоятельно поговорим и наметим программу вашего пребывания. Хотя времени у вас мало, постараемся успеть рассказать и показать все самое важное.
На изрядно потрепанном, но уверенно урчащем на горной дороге Уазике, мы поехали в Полистан.
ШАГЕН МЕГРЯН
Разговорившись с Шатеном в машине, я не заметил, как мы оказались в Гюлистане. Все, кто там бывал, и, особенно сами полистанцы, рассказывали мне, что это очень красивое село. Крепость, в которой в 1813 году был подписан исторический трактат между Россией и Персией о добро[стр. 276] Виктор Кривопусков
вольном вхождении Карабаха в состав России «на вечные времена», находилась недалеко от села, над рекой Инджа, в ущелье напротив высокой горы Мров. Но в надвинувшихся сумерках я ничего, кроме дома и просторного двора Шатена с прекрасным садом и цветниками, не увидел. Вместе с его родными, отцом Зинавором Петросовичем, братьями Петросом и Александром, соратниками по сопротивлению в гостях у Шатена оказались и москвичи: народные депутаты СССР и РСФСР Владимир Смирнов, Анатолий Шабад, Валентина Линькова, писательница Инесса Буркова, ученый Кирилл Алексеевский. Каждый из них прибыл в Шаумяновск по собственной инициативе, осознавая свою личную причастность в стремлении справедливо разрешить карабахский конфликт на самом наряженном его участке- в Шаумяновском районе.
.Они, как и я, прилетели в Шаумяновск через Ереван на вертолетах. Их поездку организовал Комитет по спецпрограммам Совета Министров Армянской ССР, который находился на улице Московская, 11. Председателем Комитета был Григорий Арутюнян или, как все его звали» просто Гриша. Григорий был одним из зачинателей Карабахского движения и Степанакертского подполья первой поры. Я свидетель того, что желающие посетить армянскую зону Карабаха, в обязательном порядке приходили в этот Комитет. Его инструктажи и советы всегда были кстати. Постоянно уравновешенный, предельно скромный» с легкой дружелюбной улыбкой, он невольно помогал собеседнику обрести большую уверенность в выборе правильного решения. Именно у Гриши Зорий Балаян познакомил меня с многими активистами ереванского землячества «Арцах» и его руководителями Юрием Оганесяном и Гамлетом Арутюняном, степанакертским подпольщиком «Валериком из Шоша». Это он, Валерий Мирзоян, не развозил меня на подпольные встречи на видавшим виды «Запорожце».
Прилетев в Атерк, Вазген сразу умело, четко и правильно оценил критическую ситуацию, стал предлагать реальные меры для ее разрешения, при этом был лишен экстремистских настроений. Для генерала Старикова было чрезвычайно важным, что его участие в переговорах, во-первых, являлось определенной гарантией того, что ситуация с заложниками находится под контролем этого важного представителя высшего руководства Армении, а значит с сол[стр. 265] Мятежный Карабах
датами, пока Вазген в Атерке, ничего не случится, во-вторых, нередко охлаждало пыл бескомпромиссности азербайджанской стороны. Появление же Вазгена перед разгневанными толпами атерковцев сразу снижало их запальчивость, позволяло переводить переговоры в конструктивное русло. Однако азербайджанская сторона ни на какие компромиссные варианты не шла, выпускать из своих тюремных застенков атеркский парней всякий раз отказывалось, явно надеясь, что, или в стане заложников вспыхнет бунт, или армянам надоест затянувшаяся неопределенность. И тогда… Но эти мысли генерал старался не развивать.
Генерал располагал данными, что солдаты во главе с лейтенантом находятся в лесном горном массиве под опекой, по всей видимости, немаленького армянского подпольного отряда сопротивления. Чтобы держать под охраной 43 военнослужащих, кормить, поить, то для этого, несомненно, надо задействовать силы и нешуточные. По всем прикидкам только в отряде охраны, видимо, около сотни человек. Немалое число подпольщиков занимается снабжением продовольствием, водой и другими необходимыми средствами, для обитания под открытым небом не менее полутора сотни человек. При этом, как доносили оперативные источники, заложники были разделены на три группы. Соблюдая строгую конспирацию, эти группы постоянно меняли места расположения, находились в 10-15 километров от Атерка и в 3-5 километрах друг от друга. Костры в целях безопасности не разводились. Такие же сведения поступали от вертолетчиков, которые ежедневно с неба патрулировали примерные районы передвижения заложников и их опекунов. Значит, питаются в сухомятку.
Записная книжка передает тревогу генерала Стариков, что молодые солдаты мотай пойти на необдуманные действия. Вдруг кто-то совершит попытку побега или станет оказывать сопротивление вооруженным армянам. Опыт взаимодействия с карабахскими армянами, а он у генерала накоплен немалый, подсказывал, что армяне не должны допустить расправы над российскими солдатами. В 1989 году, во времена Вольского, как теперь принято говорить, ему пришлось шесть месяцев бессменно быть комендан[стр. 266] Виктор Кривопусков
том НКАО. Немало крутых слов от армян наслушался в адрес внутренних войск, да и свой лично. Но еще ни разу в Карабахе не пролилась кровь российских солдат от рук армян. Как не стравливали азербайджанские руководители армян с российскими военными, как не подставляли их своими провокациями, армяне на эти уловки пока не поддавались. Сами страдали при этом, это да.
Генерал каждый день предпринимал все от него зависящее, но конфликт вокруг Атерка все равно принимал затяжной характер. Ему пока удавалось сдерживать Москву от принятия решения о немедленном освобождении заложников, применении для этого всех имеющихся войсковых сил и боевых средств. Баку же продолжал настаивать на том, что все задержанные в Атерке являются боевиками. Не один раз он мысленно обращался и к небесам, чтобы помогай не допустить с заложниками непоправимого. И, кажется, они его услышали. 19 августа в Москве объявили о временной недееспособности Президента СССР Горбачева и создании ГКЧП во главе с Вице-президентом СССР Янаевым. Руководство Азербайджана, прежде всего, Муталибов и Поляничко, понимая, что в составе ГКЧП были министр внутренних дел Пуго, министр обороны Язов и председатель КГБ Крючков, доподлинно знавшие о карабахской проблеме, событиях в Сумгаите и Баку, решили не рисковать продолжением конфликта в Атерке, приказали выпустить из тюрьмы армянских парней без всяких условий. Тут же с гор по очереди тремя группами спустились и заложники. Все они были живы и здоровы. Выглядели обветренными и загорелыми, только впалость юношеских щек выдала скудность котлового довольствия. Солдаты рассказывали, что их освобождение стало большим облегчением для армянской охраны. Дело в том, что к этому времени их опекуны стали испытывать проблемы с обеспечением продовольствия. Сухие пайки и так были скромными, а тут их с каждым днем стали уменьшать. В одной группе с заложниками, в последний день перед их освобождением, у армян из еды осталось не больше пятидесяти кусочков сахара. И тогда командир охраны приказал выдать весь сахар только заложникам.
[стр. 267] Мятежный Карабах
Генерал Стариков свою последнюю запись в записной книжке сделал лишь после того, как при содействии Вазгена Саркисяна, добился от армян возврата оружия и боевой техники. В моем же карабахском дневнике записано: «Операция по освобождению 43 военнослужащих внутренних войск МВД СССР в селе Атерк под руководством генерала Старикова завершилась успешно».
ПОСЛЕДНЯЯ КОМАНДИРОВКА В КАРАБАХ.
ШАУМЯНОВСК
Сколько командировок и командировочных дней было в моей жизни? Посчитать, наберется, если не на полжизни, то на одну треть точно. Села, станицы, хутора, аулы, кишлаки, города с многовековой историей и новостройки, страны и континенты… Память о многих из них сохраняется в сувенирах, фотографиях, знакомствах, переросших в отдельных случаях яичную дружбу, и, конечно, в многочисленных дневниковых записях, внешне, таких же, как и карабахские.
Хорошо помню свою первую в жизни командировку в январе 1965 года. Тогда шестнадцатилетним юнцом в роли уполномоченного Верхнехавского райкома партии Воронежской области был направлен в колхоз «Правда», что находился в самом дальнем селе Малый Самовец. Время было на заре брежневской эпохи. В октябре 1964 года на посту руководства СССР Никиту Сергеевича Хрущева сменил Леонид Ильич Брежнев. Мне было поручено обеспечить организацию пропаганды объемного многостраничного проекта Директив ХХШ съезду КПСС, который дол жен был определить перспективу коммунистического строительства советского государства. Были тогда такие политкомпании. На молодость не смотрели. Должность заведующего организационным отделом райкома комсомола обязывала уверенно проводить в жизнь идеи партии. А может, никому из партаппарата не захотелось ехать на неделю в захолустье. Зима была тогда снежная и метельная. Дорог, многократно пересеченных глубокими оврага[стр. 268] Виктор Кривопусков
ми, не только асфальтовых, но и накатанных в зимнее время тогда не было. На сорока километровом пути санная конная упряжка была самым надежным транспортом. Промерзнуть делом было обычным, а в метельные времена недолго и сбиться с пути. Печальные итоги таких поездок бывали нередки. Меня же из-за важности и значимости поручения доставили к месту пропагандисткой работы на крупногабаритном тракторе К-700.
С раннего утра, а это часов с шести, я с председателем или секретарем партийной организации хозяйства приступал разъяснять перспективы коммунистического будущего дояркам или механизаторам, затем среднему руководящему звену на раздаче председателем колхоза поручений на день, потом тут же проводил индивидуальные встречи с колхозниками, пришедшими к руководству пр личным вопросам. Выступал на сходах крестьян, партийных, профсоюзных, комсомольских собраниях. Вечерами в сельском клубе общался с молодежью. И так две недели. Своим уже в селе стал. Даже девчонку приглядел, после танцев стал провожать ее меж сугробов до дома, родители в гости уже стали зазывать. Но тут трактор К-700 прибыл, и меня вернули в районный центр.
Адресом моей последней командировки из МВД СССР в трагические дни развала Советского Союза оказался опять мятежный Нагорный Карабах, вернее его северная часть – Шаумяновский армянонаселенный район Азербайджана. Решение побывать в Шаумяновске я принимал самовольно, находясь в командировке в Армении, как говорится, на свой страх и риск, не ставя в известность свое руководство в МВД СССР, нарушая служебный устав, и, поступая по тем временам, вероятно, достаточно рискованно. Правда, я тогда убежденно считал, что для нарушения командировочного предписания были довольно веские оправдания, так как у меня было ощущение, что без ознакомления с положением дел в этом особом районе чрезвычайного положения я не полностью владел межнациональной ситуацией, и, видимо, по этой причине не смог в апреле месяце предотвратить проведение операции «Кольцо», а главное – депортацию армян из ряда сел в этом регионе.
[стр. 269] Мятежный Карабах
Дело в том, что Шаумяновский район, примыкавший к Мардакертскому району НКАО, фактически составлял территорию бывшего полистанского меликства с исторически компактно проживающим армянским населением, по настоянию которого в начале девятнадцатого века и началось добровольное вхождение Армении в состав Российской империи. Именно в Гюлистане в 1813 году был подписан Договор между Россией и Персией. Но в 1921 году по решению руководства Советского Азербайджана при определении границ Нагорно-Карабахской автономной области земли полистанского меликства были отделены от армянского Нагорного Карабаха и подчинены напрямую Баку. С января 1990 года, после Бакинских событий и полной депортации армян из других районов Азербайджана, этот район оставался единственным с армянским населением во всей республике. Шаумяновск был самым «горячим» из всех «горячих точек» Карабаха. Статистика преступлений на межнациональной почве здесь всегда была выше, чем по всей НКАО. Борьба с противоправными действиями на его территории возлагалась на МВД Азербайджан, и было естественным, что никто их не расследовал, ибо они совершались азербайджанцами против армянского населения.
Мои попытки поехать в Шаумяновск в бытность начальника штаба СОГ МВД СССР полковником Гудковым отклонялись. Он безапелляционно заявлял, чтобы я не искал на свою голову дополнительных приключений. Гудков считал, что для меня дел хватает и в НКАО, а еще его долг вернуть каждого из нас домой в Москву целым и невредимым. И там, где можно поостеречься, он не допустит никаких вольностей.
Реальный шанс посетить Шаумяновск был у меня в июле 1991 года, когда по просьбе Председателя Верховного Совета Армянской ССР Левона Тер-Петросяна я летал в Степанакерт для ознакомления с обстановкой в НКАО сразу после проведения операции «Кольцо». Но тогдашний комендант РЧП полковник Жуков организовать мою поездку в Шаумяновскую зону отказался. Он потребовал на это особое разрешение руководства МВД СССР. Однако первый заместитель начальника нашего Управления генерал Ого[стр. 270] Виктор Кривопусков
родников приказ на мою поездку в Шаумяновск не подписал. Прежде чем самому принять решение, он, оказывается, посоветовался с руководством МВД Азербайджана. О реакции Баку на мое имя можно было не спрашивать!
И вот я лечу в Шаумяновск только в сентябре 1991 года. Время в СССР – напряженное, смутное. Позади путч ГКЧП. Страна в политической прострации, Горбачев утрачивает властные функции. Безудержная суверенизация захватила союзные республики. Министром МВД СССР после Бориса Карловича Пуго, застрелившегося в своей квартире в последний день деятельности ГКЧП, был назначен Виктор Васильевич Баранников, возглавлявший ранее МВД Российской Федерации. До этого он несколько лет был первым заместителем министра внутренних дел Азербайджана. Союзное МВД на фоне возрастающей, самостоятельности республик лихорадило. В его рядах не стало ни генералов Воронова и Некрылова, ни полковника Кузнецова, многих других высокопрофессиональных руководителей и сотрудников. Но наше подразделение выпадало из общего ряда, продолжало напряженно заниматься чрезвычайными ситуациями на территории умирающего СССР. Я и мои коллеги, как и раньше, не вылезали из горячих точек.
В командировку в Армению с 16 сентября сроком на пятнадцать дней я прибыл по приглашению нового министра МВД Армянской ССР Ашота Манучаряна, в недавнем, прошлом учителя математики и директора одной из ереванских школ. Новое правительство республики состояло практически из бывших руководителей и активистов Армянского Общенационального Движения «Карабах». После нескольких месяцев эйфории от прихода к власти, оно вынуждено было заняться освоением профессиональных навыков государственного управления. Ашот Манучарян был одним из трех первых лиц АОД. Я с ним знаком еще с тех пор, когда он возглавлял комсомол Ереванского университета. Вместе с другими лидерами АОДа Ашот в 1988 году был арестован и даже провел несколько месяцев в московской тюрьме. Позже, в Москве, мы вместе не один раз встречались в гостинице Москва у Зория Балаяна, готовили предложения по урегулированию Карабахского конфликта; Мне всегда было приятно работать
[стр. 271] Мятежный Карабах
с этим интеллигентным, вдумчивым и скромным человеком. В этот раз я охотно помогал ему в освоении секретов милицейской службы.
Ашот Манучарян, зная о моем желании ознакомиться с обстановкой в шаумяновской зоне конфликта, пригласил меня 17 сентября в свой кабинет и сказал, что, если я, по-прежнему хочу побывать в Шаумяновске, то меня могут доставить туда вертолетом, вылетающим часа через четыре из аэропорта «Эребуни» в Мардакертский район НКАО за тяжелобольными. В этот раз, наученный опытом, я не стал согласовывать с руководством МВД СССР изменение плана командировки-незапланированный вылет в Шаумяновский район Азербайджана.
Тут, правда, возникла одна проблема. Так как я на время командировки в МВД Армянской ССР никуда из Еревана выезжать не планировал, то прибыл в гражданской одежде и без своего табельного пистолета «Макаров». Ашот вызвал своего заместителя по тылу и приказал срочно подобрать привычную мне омоновскую форму и выдать оружие. Когда до отъезда в аэропорт «Эребуни» времени почти не оставалось, заместитель Манучаряна с довольным видом принес новенькое, только что выглаженное обмундирование. Однако принесенная одежда оказалась действительно омоновской, но только это была форма армянского ОМОНа, хорошо известная азербайджанским снайперам. Она значительно отличалась от московской и цветом и покроем. И тут я вспомнил, что один комплект моей омоновской формы МВД СССР я как-то оставил в Ереване в доме у Самвела – брата Ашота Геворкяна. Бывая у него в гостях, я видел, как горели глаза у сыновей Самвела: старшего Варгана и Арташесика, когда они смотрели на мою униформу. Надев, кто куртку, а кто фуражку, они выбегали на улицу, чтобы покрасоваться перед друзьями. Я с надеждой позвонил Самвелу. Он оказался дома. Через полчаса форма была у меня в руках, но без погон. Их Самвел вручил отдельно. Ребята использовали мою форму в своих «боевых» операциях, так что его жена ее постирала, а погоны, естественно, отпорола. Время поджимало, и я решил погоны пришить в вертолете.
[стр. 272] Виктор Кривопусков
Зорий Балаян вызвался проводить меня в аэропорт «Эребуни». По дороге от МВД до аэропорта Зорий написал записку и, вручая ее, сказал:
– Передашь Шатену Мегряну, бывшему, впрочем, почему «бывшему»? – нет, настоящему первому секретарю; райкома партии и председателю Шаумяновского райисполкома. Твоя верительная грамота. О твоем прилете ему уже сообщили, но записку ему передай. Он все организует, расскажет об обстановке, покажет боевые участки. Завидую, что летишь туда. Мне такой возможности давно не представлялось. Но будь осторожен, там идет настоящая война. Про Шатена рассказывать не стану, времени нет. Сам увидишь, как много он значит для шаумяновцев и Карабаха в целом, какая это сильная личность.
Летел я в Шаумяновск без комфорта, вертолет был под завязку загружен ящиками, мешками с продовольствием. Самым знакомым оказался ствол градобойного орудия «Алазань». Кроме меня летели еще человек, пятнадцать. Мужчины от 20 до 40 лет. Было заметно, что между собой они мало знакомы, почти и не разговаривали. Видимо, труппа летела на смену таким же добровольцам – защитникам армянских сел. Мое появление в кабине вертолета вызвало лишь мрачное удивление, а приветствие в их адрес осталось без ответа. Похоже, полет вместе с московским омоновдем их не очень-то обрадовал. Лишь командир вертолета, обнимавшийся на аэродромном поле с Зорием Балаяном, проявил дружелюбие, подошел, пожал руку, сказал, как старому знакомому, что летим обычным маршрутом, высадит в Шаумяновске меня одного, обратно заберет через сутки в то же время. Попросил, чтобы я не опаздывал: ждать возможности у него не будет. А когда следующий рейс, никто не знает. И пошутил: расписания пока нет. Весь полет я занимался швейным делом, пришивал свои подполковничьи погоны, чем, похоже, еще больше озадачил попутчиков.
Было часа три дня. Вертолет быстро потел на посадку, но до конца не приземлился, а завис, слегка касаясь колесами земли. Ко мне вышел командир вертолета. Кивком головы показал, что пора выходить, открыл люк, показал рукой, мол, давай прыгай, на удачу легко хлопнул рукой по плечу. Кроме
[стр. 273] Мятежный Карабах
меня, никто из вертолета не выпрыгнул, и он, покачиваясь, взмыл вверх, пошел по своему маршруту в сторону Мардакерта. Проводив вертолет благодарным взглядом, оглянулся. Но что это? Ни одного строения, ни рядом, ни в округе до самого горизонта. Кругом ровное, пропаленное солнцем поле. Меня никто не встречает. Пришел к выводу, что, видимо, кто-то из организаторов моего полета в Шаумяновск сплоховал. Что делать? Ждать? Кого и сколько времени? Осмотрелся более внимательно. Привычной колеи от транспорта нигде не видно. Лишь несколько едва заметных тропинок виляли в разные стороны. Выбрал наугад ту, которая уходила вслед за солнцем. Скоро тропинка стала спускаться, и минут через двадцать я вышел на окраину какого-то села. Пошел по улице, возле одного дома на скамейке увидел нескольких пожилых мужчин и женщин; Подошел к ним. Поздоровался, спросил:
– Это Шаумяновск?
В ответ – застывшие позы, на лицах недоумение. Я повторил вопрос. Только после третьего обращения старший из сидящих, как бы ожил, сказал:
– Здравствуйте, товарищ подполковник. Это не Шаумяновск, до него километров семь будет. А кто вам нужен?
Теперь роли поменялись. У них любопытство. А у меня куча вопросов в голове вертится: Где я? Куда высадил меня командир вертолета? Почему не предупредил, что не в аэропорту Шаумяновска? Шатен, наверное, меня ищет? Получается, пойди я в обратную сторону – попал бы в азербайджанское село? А дальше лучше не гадать… Мысленно радуясь, что судьба пока оказалась благосклонной к моему самовольному полету в Шаумяновск, спросил о другом:
– Где у вас телефон, чтобы позвонить в Шаумяновск? Мне с Шатеном Мегряном поговорить надо.
– По телефону раньше звонили из школы, но теперь Баку отключил. А вам наш Шатен нужен? Вы откуда будете? Это вас вертолет привез? Вы не волнуйтесь. Скоро мимо будет проезжать председатель сельсовета на своем мотоцикле, он вас доставят в Шаумяновск, – успокоил меня старик. – Да мы сейчас ребятишек пошлем за ним.
Только тут я заметил, что стою в кольце мальчишек и девчонок вперемешку, видимо, с жителями соседних до[стр. 274] Виктор Кривопусков
мов. Пришлось объяснить, что я из Москвы, из МВД СССР. Что нужен мне Шаген Мегрян, председатель райисполкома, что прилетел в Шаумяновск ознакомиться в обстановкой, о чем потом должен буду доложить руководству, чтобы оно приняло правильные решения по Карабахскому вопросу…
Я видел, как быстро исчезала настороженность. Говорили все сразу: каждый хотел, чтобы я слушал только его и разговаривал только с ним! Меня разворачивали из стороны в сторону. Но все говорили об одном – о горе, пришедшем к ним в Карабах, в их село, в каждый дом, о невыносимости такой жизни. Где справедливость? Почему Москва лишила их всех прав, почему гибнут ни в чем не повинные люди? Зачем Горбачев устроили эту перестройку? Она приносит людям только беды. Почему вывели внутренние войска с территории Шаумяновского района? Разве азербайджанцы перестали убивать и брать в заложники? Наоборот, они совсем обнаглели. Каждую ночь по армянским селам бьет артиллерия. Почему против армянского населения воюет советская армия? Почему их хотят выселить с исконных земель? Здесь же могилы их предков. Женщины брали маленьких детей на руки и, плача, показывали, что те давно нуждаются в лечении. Многие говорили, чтобы Москва заставила азербайджанские власти держать ответ за гибель их родных и близких, чтобы выпустили мужей из тюрем, освободили заложников…
Ситуацию разрядил приехавший на мотоцикле председатель сельского совета. Он протиснулся ко мне, попросил тишины и с укором сказал:
– Так-то вы встречаете гостя из Москвы! Ни водой не напоили, ни фруктами не угостили? – И уже обращаясь ко мне, повинился:
– Я должен был вас встретить у вертолета. Да вот конь мой подкачал. Еле завелся. Ремонта требует, да где теперь взять запасные части? Вас велено срочно доставить в Шаумяновск. Там давно ждут. Уж волноваться, наверное, стали. Будет мне на орехи от Шатена!
Все предложения жителей села покормить гостя и многочисленные приглашения пройти к ближайшему дому, тол[стр. 275] Мятежный Карабах
ком про жизнь поговорить местный руководитель отверг решительно – ситуация не для посиделок! Человек из самой Москвы прилетел, надо понимать, не для пустяков. Судьба наша решается. Дорог не только час, но и минуты. И повелительно указал мне на место в коляске мотоцикла. Разговоры вокруг сразу стихли, все понимающе закивали. Откуда-то появились тарелки с яблоками, грушами, гроздями винограда. Каждый стремился, чтобы я хоть что-то взял с собой. Но под властным взглядом председателя сельсовета и эта «самодеятельность» была приостановлена.
Мотоцикл быстро доставил нас на окраину Шаумяновска. Штаб самообороны размещался в кабинете директора автотранспортного предприятия, где и ждал меня Шатен Мегрян со своими товарищами. Там же была народный депутат РСФСР Валентина Линькова из подмосковной Черноголовки. Уже более месяца она находилась в самом пекле зоны конфликта – в районе сел Карачинар, Манашид и Веришен, добровольно выполняя миротворческую миссию.
Шаген прочитал записку Зория Балаяна, пристально посмотрел иа меня и уважительно сказал:
– Сейчас поедем в Полистан, ко мне домой. Время почти вечернее. Придется и обедать и ужинать одновременно. Там, кстати, сегодня соберутся многие наши друзья. Пока будут готовить стол, познакомлю с ними, обстоятельно поговорим и наметим программу вашего пребывания. Хотя времени у вас мало, постараемся успеть рассказать и показать все самое важное.
На изрядно потрепанном, но уверенно урчащем на горной дороге Уазике, мы поехали в Полистан.
ШАГЕН МЕГРЯН
Разговорившись с Шатеном в машине, я не заметил, как мы оказались в Гюлистане. Все, кто там бывал, и, особенно сами полистанцы, рассказывали мне, что это очень красивое село. Крепость, в которой в 1813 году был подписан исторический трактат между Россией и Персией о добро[стр. 276] Виктор Кривопусков
вольном вхождении Карабаха в состав России «на вечные времена», находилась недалеко от села, над рекой Инджа, в ущелье напротив высокой горы Мров. Но в надвинувшихся сумерках я ничего, кроме дома и просторного двора Шатена с прекрасным садом и цветниками, не увидел. Вместе с его родными, отцом Зинавором Петросовичем, братьями Петросом и Александром, соратниками по сопротивлению в гостях у Шатена оказались и москвичи: народные депутаты СССР и РСФСР Владимир Смирнов, Анатолий Шабад, Валентина Линькова, писательница Инесса Буркова, ученый Кирилл Алексеевский. Каждый из них прибыл в Шаумяновск по собственной инициативе, осознавая свою личную причастность в стремлении справедливо разрешить карабахский конфликт на самом наряженном его участке- в Шаумяновском районе.
.Они, как и я, прилетели в Шаумяновск через Ереван на вертолетах. Их поездку организовал Комитет по спецпрограммам Совета Министров Армянской ССР, который находился на улице Московская, 11. Председателем Комитета был Григорий Арутюнян или, как все его звали» просто Гриша. Григорий был одним из зачинателей Карабахского движения и Степанакертского подполья первой поры. Я свидетель того, что желающие посетить армянскую зону Карабаха, в обязательном порядке приходили в этот Комитет. Его инструктажи и советы всегда были кстати. Постоянно уравновешенный, предельно скромный» с легкой дружелюбной улыбкой, он невольно помогал собеседнику обрести большую уверенность в выборе правильного решения. Именно у Гриши Зорий Балаян познакомил меня с многими активистами ереванского землячества «Арцах» и его руководителями Юрием Оганесяном и Гамлетом Арутюняном, степанакертским подпольщиком «Валериком из Шоша». Это он, Валерий Мирзоян, не развозил меня на подпольные встречи на видавшим виды «Запорожце».