Долго лежал с открытыми глазами, уставившись в потолок. Думал о книге, она так и стояла перед глазами, еще более реальная, чем в жизни. Пальцы ощущали выпуклости узора, пущенного вдоль корешка. Ноздри снова уловили приятный запах кожи. Золотом сверкало «Рост».
   Егор вздрогнул: что за наваждение? Захотелось встать, вынуть передний ряд книг и достать сверток. Потом погладить ткань, развернуть ее, прикоснуться к кожаному переплету… Стоп! Этого делать нельзя! Но ведь он только коснется, и все. Он же не будет открывать…
   Он так и уснул с желанием взять книгу. Во сне она явилась ему, он держал ее, касался мягкой кожи, раскрыл. Со страниц заклубился туман, но Егор нисколечко не испугался. Туман обнял его, окутал мягкими, прохладными объятиями, и Егор забылся спокойным сном.
 
   А утром начался обычный день. Он принял Егора в цепкие объятия обыденных алгоритмов. День, как две капли воды похожий на остальные. Когда не нужно думать, нужно лишь отдаться течению и существовать.
   Из сна вырвал противный писк будильника. Егор, не глядя, накрыл его рукой, будильник послушно умолк. Егор натянул одеяло на голову. Через четыре минуты будильник запищит опять. Неизвестный конструктор предусмотрел двойную защиту специально для таких сонь и гуляк, как Егор.
   Пи-пи-пи…
   Так и есть! Задремал. Егор простонал сквозь зубы, откинул одеяло и сел. Сгреб будильник, уже вполне осознанным движением поднес его к глазам и отключил сигнал. Все! Новый день настал! Пора начинать жить!
   Встал, оделся. Проходя мимо стола, воткнул вилку в розетку, на серванте проснулось радио:
   — …желаем доброго утра! А чтобы вам легче было просыпаться, послушайте песню Маши Распутиной…
   Зевая во весь рот, шагнул в прихожую. Едва не споткнулся. Горы бабкиных коробок с каждым днем становятся все больше и больше.
   В туалете горит свет — это означает, что сосед Иван опять первым выдвинулся на стратегическую позицию. Закон подлости! Если хочешь в туалет, там на сто процентов кто-нибудь сидит. То у Вани недержание, то у Милли диарея. Со вздохом вернулся, подхватил полотенце и потопал в ванную.
   — А-а! Егор уже встал! А я думала, не ночуешь! А ты ночевал? Поздно пришел?! С друзьями, наверно, отдыхал?.. — Это подкралась неслышно бабушка Милли. Маленькое, сморщенное личико отражает одновременно вечную подозрительность и добродушие. Глазки глядят оживленно. Ручки теребят подол засаленного донельзя платья, аккуратно заштопанные чулки и стоптанные тапки дополняют облик. Егор скривился и поспешно шагнул к двери в ванную. Бабка опасна! А по утрам вдвойне!
   — А Иван-от опять напился вчера! Как в них, алкашей, и влазит?! Нельзя же так! Я старая и больная! А он опять бабу привел и всю ночь с ней бурогозил! А я ведь не железная!.. — тараторила Милли.
   Егор заскочил в ванную. Дверь закрылась, но скороговорка бабушки не стала тише. Егор задвинул защелку. Да, это непочтительно! Даже некультурно! Но если от Милли вовремя не убежать, можно слушать ее словоизлияния до скончания века. Егору иногда казалось, что она тараторит даже во сне. А зрелище слушателя, пускай даже неблагодарного, подстегивало этот процесс еще больше.
   — То ли дело Егорушка! Придет, наестся и сидит газеты читает! Золото, не человек! Не видать и не слыхать!.. Бу-бу-бу…
   Шум воды заглушил слова Милли. Егор облегченно выдохнул. Все равно знает дальнейшее наизусть. За год, проведенный в этой квартире, успел изучить всю родню, соседей и знакомых бабушки Милли, включая их кошек, собак и внучкиного попугая Кешу, который умел красиво гадить в готовящийся суп. Изучил все их сложные взаимоотношения, вкусовые, цветовые и прочие пристрастия, антипатии и многое другое.
   Егор постарался отвлечься, усиленно двигая зубной щеткой. За стеной хлопнула дверь, к бубнящему голосу добавился грубый мужской. Слова летели отрывистые, резкие, словно удар кнутом. Их было слышно даже сквозь шум воды.
   — Молчи!.. Не ори!.. Иди отсюда!.. Не мешай!..
   На первый взгляд Иван не в духе. Егор поглядел на себя в зеркало и ухмыльнулся. Ничуть не бывало! Просто он так разговаривает! Сегодня он само дружелюбие! Ваня всегда в благодушном настроении после вечера, проведенного с женщиной. Это после посиделок с друзьями он злюший и неудовлетворенный.
   — Да пошла ты, дура старая!..
   — Чем я заслужила? Семьдесят пять лет живу, мне подобного даже второй муж не говорил! А он еще тот бурогоз был, упокой Господь его душу!.. «Дура старая»! Пожилому человеку такое…
   Егор вышел из ванной. Бабка бубнила с кухни, Иван стоял у входа. Среднего роста, плотный, мускулистый парень лет тридцати пяти. Коротко стриженные светлые волосы, простецкое лицо. Егор кивнул ему и забежал в туалет. Нужно успеть, пока бабка отвлеклась на Ваню.
   Потом сидел за столом в своей комнате и поспешно поглощал бутерброды. Радио бормотало новости:
   — Сегодня стало известно, что дочь Виктора Петровича Гневина, депутата областной Думы, исчезла из дома. Есть предположение, что она сбежала с неким Селиным Петром, неоднократно привлекавшимся за употребление наркотиков. Еще неизвестно, как отец отреагирует на исчезновение дочери…
   Егор замер. Ничего себе! Любовь зла, сделает и из тебя козла. Даже депутаты не застрахованы от ее побочных эффектов.
   Новости закончились, следует поторопиться. Стряхнув крошки в мусорное ведро, быстро оделся. Пора бежать.
   Дальше все как по писаному. Легкой рысцой до остановки. Как ни беги, все равно опоздаешь. Традиционная стометровка за приближающимся троллейбусом, ехидно качающим рогами.
   На остановке толпа народа. Люди злые, взъерошенные. Словно ватага пиратов, готовы осадить узкие двери подъезжающего транспорта. Из дверей уже торчат гроздья счастливчиков, сделавших это раньше.
   Егор с разбегу нырнул в толпу. Сзади тут же пристроился здоровенный мужик, схватился за поручни и одним мощным движением затолкнул его в салон. Утренний пресс! Сколько раз говорил себе: подожди, пока он зайдет, и лезь следом. Вот и виси сейчас, сплюснутый, как медуза.
   Салон напичкан сонными, злыми людьми. Тронь — хлынет волна раздражения и злобы. Егора прижало лицом к груди пышнотелой старухи, стоящей ступенькой выше. Бабка тут же забурчала что-то о бессовестной молодежи и светлом коммунистическом прошлом. На ноге кто-то беззастенчиво стоял, под колено упиралась чья-то сумка. Схватиться за поручни не было никакой возможности, вся надежда на мужика за спиной. Егор представил, в какой странной позе он зависнет, если из салона в один миг исчезнут все люди. Зависнет и тут же рухнет на ступеньки, потому как ни один гимнаст, даже самый талантливый, повторить такого не сможет.
   Проехали остановку, утряслись, расслабились. Тут же сквозь народ продавилась противно верещащая кондукторша, габаритами напоминающая бульдозер. Начались раздраженные препирательства по поводу билетов, расписания общественного транспорта и козлов отпущения…
   На конечной остановке Егор вывалился из троллейбуса — помятый, мокрый и злющий, как голодный волк. Ей-богу, еще чуть-чуть — и убил бы. Либо бабку с мощной грудью, либо кондукторшу… А то и вовсе мужика, что плетется впереди. Почему? Да потому что урод!
   Потопал к заводу, медленно остывая. Ну будут ли у современного человека в порядке нервы, если каждое утро такое испытание раздражением и злобой.
   Утро обдало его приятной свежестью. После душного троллейбуса просто сказка. Свежее, умытое солнышко старательно карабкается по небесам. Легкий ветерок шелестит листвой, овевает лицо утренней прохладой. В такое светлое и солнечное утро злиться совсем расхотелось. Рядом проплыл плакат — «Хлыновский машиностроительный завод! Мы работаем — Россия крепнет!». «Мы работаем — Россия отдыхает!» — в вольном переводе Феклы.
   Проходная — лицо завода. На ХМЗ отличная автоматизированная проходная. Кабинки почти как в метро, разве что вместо карточки пропуск и личный номер. Впереди, словно Сцилла и Харибда, подстерегают плотоядными глазами фотоэлементов страшные поручни. Только ошибись — с жутким лязгом отрежут путь к побегу. В центральной кабинке проснется тетушка в камуфляже с газовым пистолетом на боку, выскочит, начнет доставать глупыми вопросами.
   Пройдя кабинку, Егор задержался перед стеклянными дверями, ведущими на улицу. На стене висит некролог. На взгляд Егора, очень оригинальный способ приободрить идущего на работу сотрудника. Мужчина. Спокойное, умиротворенное лицо. Лицо человека, не подозревающего, что эта фотография окажется на некрологе. Может быть, и у меня есть такая же фотография? Он поежился.
   Проходная осталась позади. Егор зашагал по главной аллее завода. Тополя, словно строй почетной охраны, кивали ему стрижеными кронами. Справа синело недавно выкрашенное здание заводоуправления. Напротив гордость завода — табло межцехового соревнования. Правда, оно не работает! Не то сломано, не то похвастать нечем.
   Солнце веселыми лучами подталкивало в спину навстречу новому дню. Впереди по асфальту катилась тень, словно волшебный ручеек, она прыгала по ступенькам, повторяя за Егором все его движения. Слева гудела вентиляция цеховых корпусов. Вокруг в одном и том же направлении шагали сотни людей. Словно муравьи. Было в этом что-то завораживающее, притягивающее. Завод словно живой организм, а люди — это капельки крови. Живительный поток, который заставляет эту огромную, бездушную махину двигаться, дышать, функционировать! И над всем этим музыка…
   Из динамиков, развешанных на заводоуправлении, бодро льется марш а-ля шестидесятые годы. Басовитый хор старательно выводит: «Родной завод, бодро вперед…» Патриотический гимн завода. Сие пафосное произведение должно было трогать души работников и вдохновлять их на трудовые подвиги. Лично Егора оно вдохновляло лишь на быстрый шаг.
   До рабочего места добрался тютелька в тютельку. Точность — вежливость королей. Поспешно зашагал по длинному коридору со множеством дверей, остановился у таблички «Сбруев Олег Витальевич — начальник КБ 13». Дверь скрипнула, Егор вошел внутрь, тут же прозвенел звонок. Рабочий день начался, и он разом сделался инженером-конструктором третьей категории.
   — Всем привет! — произнес Егор ритуальную фразу и огляделся. КБ у них маленькое. С десяток столов, пара шкафов для одежды и здоровенная пальма в кадке. Часть помещения отгорожена легкой перегородкой. За ней прячутся компьютеры.
   Все уже здесь. Витальич сидит за своим столом и вяло ругается с кем-то по телефону. Виктор Курицын — толстый парень тридцати лет — прячет в стол газету с кроссвордами и достает большую кружку. Прежде чем начать работу, нужно подкрепиться. У окна, как всегда, собралась группа тетушек, кудахчут о своем, о женском.
   — Какая же все-таки сволочь этот Хуан Карлос!.. — донеслось до Егора. — А Кончита-то, Кончита… От кого родила?..
   Рядом с ними сидит Анатолий Петрович, маленький, сухонький мужчина предпенсионного возраста, и честно пытается работать. Егор заметил, как лицо его морщится, а кулаки сжимаются. Похоже, тоже согласен, что Хуан Карлос сволочь.
   А где Светик с Юлей? Егор бросил взгляд на столы у окна. Сумочки здесь — значит, уже пришли. Покосившись на свой стол, едва заметный из-под кипы чертежей и бумаг, Егор прошел за перегородку. Нельзя сразу с утра окунаться в работу. Можно получить морально-психологическую травму. Да и с девочками нужно поздороваться.
   Егор выглянул из-за перегородки. Девушки сидели у компьютеров и увлеченно беседовали. Егор засмотрелся на них. Маленькая, хрупкая, с копной светлых длинных волос Света и высокая, стройная Юля, с темными, слегка вьющимися волосами. Краса и гордость отдела! Лучшие друзья Егора.
   — Такое классное ощущение!.. — тараторила Света, блестя глазами. — Муж меня от работы отгоняет! Сам вчера стирать пытался! Чуть соседей не залили, но как же приятно!..
   — Ой, а мой соки каждый день покупает, фрукты всякие… — хвасталась Юля. — Чуть наклонишься не так, тут как тут! Глаза беспокойные! Дорогая, тебе нельзя! Дай я это сделаю…
   Егор залюбовался ими. С некоторых пор их волнует одна лишь тема. Тема будущего счастья! Егор улыбнулся. В отделе был легкий шок, когда они обе начали полнеть и пришли в джинсовых комбинезончиках.
   — Привет! — кивнул им Егор.
   — Здорово! Привет! — ответили они и вновь погрузились в разговор.
   Ну вот! Ноль внимания! Егор даже обижался на них шутливо, мол, совсем на меня перестали внимание обращать. Но он понимал их. Понимал и в глубине души завидовал их мужьям.
   Ну и ладно! Не будем мешать. Егор тихонько сел за крайний компьютер. Пальцы пробежали по клавиатуре, набирая пароль. Из динамиков раздались звуки загружающейся Windows.
   Компьютер загрузился, в нижнем углу загорелся маленький телефончик. Чат прочно обосновался среди средств связи молодых работников завода, потеснив даже телефон. Гораздо удобнее набрать сообщение и отправить его адресату одним нажатием клавиши, чем бежать через полкомнаты к телефону.
   Егор ткнул в ярлычок чата. Тут же на экран выскочило окно со списком пользователей. Сердце замерло, теплая волна захлестнула тело. Настя уже здесь! Пальцы послушно запорхали по клавиатуре — уже давно освоен слепой десятипальцевый метод набора текста. По экрану побежали строчки:
   <Егор><Настя> Здравствуй, о прекрасная незнакомка!
   <Настя><Егор> И тебе салют, незнакомец. О спаси меня скорей от страшной напасти, посетившей наши края!
   <Егор><Настя> Я готов ради тебя на все, о славная!
   <Настя><Егор> Страшный монстр поработил наши края! Каждый день он приходит и ровно восемь часов мучает всякими непотребствами.
   <Егор><Настя> Открой мне имя страшного монстра, дабы я смог заказать камень с именем на его могилку.
   <Настя><Егор> А зовут этого страшного монстра — Работа!
   <ЕгорХНастя> Ничего не бойся, моя радость. Теперь пришел могучий я и спасу тебя. О мерзкая Работа, я вызываю тебя на бой.
   <Настя><Егор> О, ты спас меня, добрый витязь… И поэтому я отблагодарю тебя. Только вот сначала попинаю труп моего врага ногами! На, противный! Получи! И поплюю на него! Тьфу на тебя!
   <ЕгорХНастя> О как ты прекрасна, побудитель фонтанов сладострастия! Как эротично твой чудесный ротик собирает в комочек слюну, дабы потом не менее эротично низвергнуть ее на тело врага… Я пленен! Я видел, как мелькнул твой шустрый язычок, когда ты запускала слюну в полет…
   <Настя><Егор> Но забудем о враге нашем! Перейдем к тому, что я обещала тебе… За то, что ты спас меня, я отдамся тебе прямо здесь, на трупе врага моего.
   <Егор><Настя> С сего момента поподробнее!
   <Настя><Егор> Я расстегиваю левую бретельку своего легкого платьишка и оголяю свое загорелое, нежное, гладенькое плечико.
   <Егор><Настя> Нежное? Гладенькое?.. Загорелое?!!!.. М-м-м!..
   <Настя><Егор> Я расстегиваю правую бретельку своего легкого платьишка и оголяю второе загорелое, нежное, гладенькое плечико…
   <Егор><Настя> Еще! Еще! Еше!
   <Настя><Егор> Я медленно-медленно тяну платьишко вниз… Медленно-медленно. Еще ниже… Эй! Перестань распускать руки и лапать меня, славный богатырь! Имей терпение!
   <ЕгорХНастя> Я нечаянно! Я уже стукнул себя по рукам. Получите, недостойные, за то, что посмели прикоснуться к Богине! Все! Можешь продолжать, я уже держу себя в руках!
   <Настя><Егор> Интересно, какую часть себя ты держишь в руках?
   <Егор><Настя> Самую ненасытную!..
   <НастяХЕгор> Bay!!!
   <Егор><Настя> Голову! Мою многострадальную головушку, которая готова биться об стенку при виде тебя, такой недоступной…
   <Настя><Егор> А-а-а! Я не могу сопротивляться напору нетерпеливого рыцаря! Прощай, мое невинное детство!
   <ЕгорХНастя> Моя рука скользит по твоей обнаженной ножке, все выше и выше…
   <Настя><Егор> О мой герой! Я вся дрожу!
   <Егор><Настя> Она соскальзывает на внутреннюю часть бедра…
   Телефонный звонок хлестнул по ушам, словно удар хлыста. Егор вздрогнул и разом вывалился из виртуальной реальности. Где я? Что случилось? Егор недоуменно заморгал. Перед глазами мерцает экран монитора. Видение полуобнаженной девушки, мягкая прохлада кожи под руками, влажные, приоткрытые губы — все исчезло и растворилось. Егор был уже здесь, в грешном мире.
   — Егора! Егор Светлов там? — донесся из-за перегородки голос Сбруева.
   Егор ругнулся: не дают спокойно посидеть. Он вышел из-за перегородки и взял трубку:
   — Да! Слушаю! Что опять не так?.. Да!.. Хорошо!
   Егор грохнул трубку на место, телефон жалобно звякнул. Закон подлости! На самом интересном месте! Тяжело вздохнул, опять нужно бежать в цех и разбираться с чужими глупостями.
   Егор вышел из корпуса и огляделся. Лето в самом разгаре, июль на дворе. Солнце радостно сияет на небесах. Ветерок играет листиками на деревьях, на клумбах весело горят маячки цветочков.
   Как не вовремя цеховые влезли! Представляю, как гневается сейчас Настя! «Где ты, мой герой?.. На кого ты меня покинул?.. Ну че? Куда делся, блин? Ну и ладно!.. Не больно и хотелось! Поговорю лучше с Графом!..»
   Внутри обожгло. Глубоко в груди зародилось и потекло, словно расплавленное олово, чувство ревности. Он идет по совершенно пустяковому делу, которое никому не нужно, а Настя сейчас развлекается с Графом…
   Тут же представил, как он стреляется с Графом на дуэли. Настька стоит рядом, утирая слезы белым платочком. Граф медленно поднимает пистолет. Бабах! Пуля свистит рядом с ухом. Чуть-чуть — и снесла бы голову. Настя всхлипывает от страха и падает в обморок. Егор усмехается и медленно поднимает пистолет…
   — Едрить твою деда медного бога душу мать! — Визг тормозов, жужжание мотора — и маленький кар, вильнув задом, исчезает за поворотом. Опять замечтался и не заметил подкравшийся электрокар. Клаксонов у этих маленьких электромобильчиков нет, зато есть горластые водители.
   Запоздало выругавшись, Егор потопал дальше.
 
   До обеда Егор просидел в цехе. Еще в советские времена на заводе сложилась довольно странная система ведения дел. Работу, прежде чем попробовать выполнить самим, пытались спихнуть на другие службы. Для этого писали кляузные бумаги на имя директора. Директор Сивушин Анатолий Петрович разбираться с кляузами не любил, зато любил наказывать. Поэтому максимум рабочего времени Егор занимался не конструкторской деятельностью, а написанием объяснительных и встречных кляуз. Поскольку директор на заводе не менялся еще со старых коммунистических времен, то и правил он по-старому. Так и жили.
   Выйдя из цеха, Егор глянул на часы. Через десять минут обед — нет смысла возвращаться. Он потопал в сторону столовой.
   Столовая располагалась у самой проходной — серенькое четырехэтажное здание. На первом этаже гардероб и подсобные помещения, на втором почему-то заводской музей. На третьем находилась собственно столовая, а на четвертом VIP-зал для высшего начальства. Последнее обстоятельство очень радовало рядовых работников завода. Начальству на целый пролет выше ползать — мелочь, а приятно!
   Егор поднялся на третий этаж, прошел по просторному помещению, заставленному столами. С некоторых пор зал разделяла декоративная перегородка. Знающие люди говорили, что за ней хитрая администрация прячется от налогов. Дескать, дешевле платить за два маленьких зала, чем за один большой.
   Стоя в очереди, Егор оглядел зал. Тут же увидел высокого, стройного Графа! В миру Петр Иванович Графинов. И хотя он был ровесник Егора, отчего-то тянуло называть его по имени-отчеству. И не потому, что выглядит старо. А потому, что выглядит безупречно.
   Как всегда, в строгом черном костюме, белой рубашке и при галстуке. Как всегда, самоуверенное до наглости выражение лица. В глазах высокомерная ленца. Несмотря на молодость, занимает немаленькую должность в заводоуправлении. Хотя все это благодаря папаше, тот у него замдиректора.
   Граф шагал, аккуратно неся поднос. Что бы он ни делал, все выходило аккуратно и правильно. Его брюки всегда выглажены, туфли до блеска начищены, рубашка ослепительно белая и чистая. Волосы всегда уложены. Все движения выверены. Одно слово — Граф.
   Граф прошел рядом, скользнул по Егору рассеянным взглядом, кивнул небрежно. Егор ответил неприязненным взглядом. Графа не любил. За его непрошибаемую безупречность, за его аристократичные манеры, за его умелое обращение с девушками. Когда Граф появлялся в обществе, все девушки сразу уставлялись на него. Среди девушек, смотрящих на Графа, была и его Настя. Именно поэтому он и не любил Графа. Она неизменно комментировала: ах какой красавчик, ах какой стильный, ах какой безупречный. А Егору в это время хотелось подойти к Графу, сбить его с ног и долго валять в грязи…
   Насупившись, Егор хотел отвернуться, но тут появился еще один персонаж. Улыбаясь и качая бедрами, к Графу направлялась девушка. Словно солнышко спустилось с неба и катилось по столовой. Все мужчины, как по команде, раскрывали рты, прилипали глазами к какой-нибудь части тела этого солнышка и никак не могли отлипнуть. Действовало это солнышко и на слабую половину человечества. Вот только чувства там были все больше злобные и завистливые.
   Алла Волкова — еще одно совершенство. Фекла шутил: когда Алла и Граф собираются вместе, так и хочется подойти и нагадить. Потому как оба были слишком совершенными. Алла к тому же умела подчеркнуть свою красоту, подать себя. Никто ни разу не видел ее в чем-то, хоть отдаленно похожем на то, что носили все остальные заводские девушки. Она неизменно была в чем-то шокирующем, неповторимом и ярком. И тратила немалые средства на свою красоту. Солярии, тренажеры, дорогая косметика… У нее были роскошные волосы, которые водопадом струились по плечам. Неизвестно, какими шампунями-бальзамами она их ублажала, но даже завистницы не могли отрицать, что с такими потрясающими волосами хоть сейчас рекламировать шампуни.
   Аллу Егор не любил едва ли не больше Графа. Ибо, так же как и все, не мог оторвать от нее взгляда. Егор не мог себе этого простить. Даже когда Настя была рядом, стоило Алле пройти мимо — и Настю разом выдувало из головы. Он с трудом сдерживался, чтобы не повернуть голову вслед Алле.
   Алла присела за столик Графа. Тот что-то сказал, Алла рассмеялась.
   Настроение, уже подпорченное в цехе, окончательно упало. Егор трусливо нырнул за перегородку раздачи, и она скрыла от него безупречную спину Аллы. Как ни пытался, не мог оторвать глаз.
   Наконец он заполнил поднос и подошел к кассе. Кассирша, молодая девушка, шустро отстучала заказ, Егор расплатился. Он взял поднос, отошел от кассы и оглядел зал. Куда же сесть? Опять наткнулся на Графа с Аллой и поморщился. Уж точно подальше от этой парочки. Надо спрятаться от них за перегородкой. Зря, что ли, ее городили.
   Только зашел за перегородку, обжегся о пылающую шевелюру. Тут же в уши ворвался звонкий, пронзительный голос. Фекла?!
   Васька Феклистов, или просто Фекла, — маленький тощий паренек с огненной, словно пламя на ветру, шевелюрой. Беспокойный и вертлявый. Не заметить Ваську попросту невозможно.
   Рядом с Васькой сидит молоденькая девушка, красная, как свекла. Фекла в своем репертуаре, наверняка опять похабщину рассказывал! И чего девушки в нем находят?
   Егор завидовал Ваське. Тот сама бодрость и задор. И сам бурлит весельем, и всех окружающих затянет в этот водоворот даже без их ведома. Где бы ни появлялся Фекла, там сразу становилось шумно и весело. Егор так не умел.
   — Здорово! А ты чего сегодня так рано? — приветствовал его Фекла. — Вы же там, как собачки Павлова, по звонку! — Он повернулся к девушке: — Представляешь, у них в отделе звонки подают! На работу, на обед… Даже в туалет по звонку ходят! Длинный и звонкий — по-маленькому, несколько коротких и гулких — по-большому…
   Девушка подняла огромные серые глаза на Егора.
   — Не слушай его! — фыркнул Егор. — Фекла такой, наплетет с три короба, потом не разгребешь! Лучше бы с девушкой познакомил.
   — Марина! — тут же представил девушку Фекла. Та смутилась еще больше. — Практикантка…
   — Здравствуй, Марина! — улыбнулся Егор. Он уселся, придвинул к себе тарелку с супом. — И о чем же вы тут беседовали?
   — О любви! — патетически произнес Васька.
   — К заводу! — поспешно добавила Марина. — Вася расписывал мне прелести вашего завода!
   — А чего тогда красная такая? — Егор повернулся к Ваське: — Неужели про секс по чату рассказывал?!
   — Салют, можно к вам?! — Приятный женский голос. Сердце Егора замерло, а потом бешено застучало. По телу прошла волна жара. Прямо позади него стояла с полным подносом Настя.
   Настя — красивая, слегка полноватая девушка. Как всегда, в строгом деловом костюме. Черная юбка до колен, белая блузка и темный пиджак. У нее длинные черные волосы и немного раскосые синие глаза, непосредственно и даже наивно глядящие из-под челки. Вздернутый носик придает лицу капризное выражение.
   Егор суетливо вскочил, едва не перевернул поднос, то ли собираясь уступить место, то ли взять поднос у Насти.
   Тут же сел, сконфузился ужасно. Настя настороженно оглядела Марину, потом улыбнулась дружелюбно — не соперница. Марина стушевалась и не произнесла больше ни слова.
   — Отчего же нельзя, садись! — сказал Фекла. Сам уже расплылся в довольной улыбке — еще одна пара ушей для его болтовни.