Она увидела, что Роджер хочет ей возразить, и торопливо продолжала:
– Я всегда боролась против преследования автомобилистов и, если Бог даст мне силы, буду продолжать эту борьбу, но меня поражало, сколько аргументов находит противная сторона, и я восхищалась мужеством моих противников, да, сэр, речь идет именно о мужестве. Работать так, как работает молодой Питер Уэй?! Его бросали, и он в одиночку продолжал свое дело – даже после дела Роули: когда любой другой понял бы, что у него нет никаких шансов, он продолжает бороться. Он часто писал мне, протестуя против моих резких заявлений, – о, я-то знаю, на что способен мой язык! Спустя какое-то время я решила, что надо бы встретиться с этим пророком. Он не очень-то красив, внешность самая заурядная, у него нет средств, он ведет за собой весьма немногочисленную паству и представляет церковь, у которой нет ни денег, ни идей – я хотела понять, что им движет, почему он не прекращает борьбу. И я пошла к нему.
– Наверное, это был исторический момент в жизни проповедника Пита? – тихо спросил Роджер.
Она усмехнулась – будь миссис Китт здорова, эту улыбку можно было бы назвать свирепой:
– Вы попали в самую точку, для проповедника Пита это был праздник! Как сейчас вижу его: он открывает дверь своей лачуги, и от изумления его глаза чуть не вылезают из орбит! Я видела, что он пытается сопротивляться, – любой другой человек после таких ударов уже давно бросил бы эту затею, а он продолжал сражаться за идею. После этого я была у него пять или шесть раз, и мне казалось, что я начинаю понимать его побудительные мотивы. Вера, сэр. Этот молодой человек просто верил, он был абсолютно убежден в свой правоте, абсолютно убежден, что если мы сделаем то, что он требует – станем чрезвычайно сурово наказывать за невнимательную езду, – несчастные случаи на дорогах прекратятся. Таким я его и запомнила: он стоит у маленького письменного стола в комнате, больше похожей на сарай, с развешанными, словно в детском саду, по стенам картинками, и тычет пальцем в заголовок газетной статьи. Дело было под Рождество, и в этом выпуске газеты появились сразу две статьи. "Рекордное число жертв на Рождество, почти 100 погибших и 7 тысяч раненых" – называлась одна, другой заголовок гласил: "Пивовары и производители крепких спиртных напитков предполагают оживленную торговлю на Рождество". Да, я вижу его, словно это было вчера, – продолжала миссис Китт.
Она подняла сжатую в кулак руку:
– "Так, значит, по-вашему, даже на Рождество людям нельзя повеселиться? – спросила я его. Он посмотрел на меня укоризненным взглядом – знаете, мне всегда казалось, что у него по-собачьи печальные глаза, – и сказал: "Вы понимаете ничуть не больше, чем все остальные, миссис Китт. Я никому ни в чем не отказываю, я просто хочу, чтобы люди жили чуть дольше и чуть дольше радовались жизни. Я не против спиртных напитков, я против того, чтобы люди употребляли их перед тем, как садиться за руль, неважно – мужчина это или женщина. Это не единственный фактор, делающий автомобиль смертельным оружием, хотя и один из них. Что я не могу понять – продолжал он, возбуждаясь, – а это его самая большая проблема, он возбуждается мгновенно, – чего я не могу понять, миссис Китт, так это почему вы не согласитесь, что научно обоснованные данные совершенно справедливы: если перед тем, как вы сели за руль, в вашу кровь попал алкоголь, реакция водителя будет уже гораздо хуже. Сам того не желая, человек может стать убийцей.
Чего я хочу! – он уже весь кипел. – Я хочу, чтобы люди не превращались в убийц. Чтобы они не калечили своих братьев и сестер. Я пришел к выводу, что единственная вещь, которая может помешать им убивать друг друга, – страх. Миссис Китт, если вместе с суровым наказанием в них вбить страх Господень, если запугать их наказанием, они наконец-то поймут, что от них требуется".
Миссис Китт замолчала.
Ее глаза сверкали, и врач, находившийся в палате, весьма недвусмысленно взглянул на Роджера: это уже чересчур! Женщина тяжело дышала, на лбу и верхней губе выступили мелкие капли пота.
Наконец она очень отчетливо произнесла:
– Вот почему я и сказала Брауну, что больше так продолжаться не может. Целостность натуры Уэйта – вот что не шло у меня из головы. Я начала ненавидеть себя, свои слабости, все, что я до этого делала. Я чувствовала, что все надо начинать сначала. Браун ничего бы не понял, поэтому я сказала ему, что написала письмо в полицию, – если он вновь осмелится мне угрожать, я отправлю это письмо.
– Когда вы ему это сказали? – быстро спросил Роджер.
– Утром того дня, когда на меня было совершено нападение, – она глубоко вздохнула. – Как я понимаю, письмо исчезло.
– Да, – Роджер встал, – он его забрал. Вы, наверное, спрятали его среди ваших газетных вырезок?
– Да, – улыбнулась миссис Китт.
Роджер, Коннолли и стенографист, который записывал каждое слово, послушно покинули палату. Стенографист отправился расшифровывать записи, а Коннолли пустился в рассуждения:
– Она не изменит своих показаний, Красавчик, и, я должен сказать, теперь мы знаем, почему на нее было совершено нападение, и почему в доме был такой разгром.
– Да, – согласился Роджер, – тот, кто на нее напал, пытался уничтожить все, что могло бы навести на мысль о шантаже.
– Но это не снимает подозрений с Уэйта, – пожал плечами Коннолли.
– Верно, не снимает, – задумчиво проговорил Роджер. – Поеду и побеседую с ним еще раз.
Вернувшись в Скотленд-Ярд, он пробежал сообщения, не обнаружил ничего для себя полезного и отправился к Джун Эйкерс, которая уже подписала показания и могла ехать домой. Роджер повел ее по коридору к выходу и, проходя мимо двери, за которой находился Уэйт, она спросила:
– Вы уже предъявили ему какие-нибудь обвинения?
В этом вопросе чувствовались одновременно мужество, вызов и страх. Она была вторым членом семьи, которая, узнав Уэйта ближе, стала его яростной сторонницей, и Роджер подумал, что только человек с незаурядным характером может внушить к себе подобные чувства.
Мог ли Уэйт провести их?
Помни, Браун назвал его имя. Но также запомни и то, что один из соучастников Брауна едва не убил его.
– Ну так как? – настаивала девушка.
– Нет, – Роджер развел руками.
– Он уже разговаривал с адвокатом?
– Нет.
– Я позабочусь, чтобы это было сделано незамедлительно, – Джун сложила руки на груди, и Роджер понял, что восхищается ее поведением. Он не мог надолго задержать Уэйта, не предъявив ему никаких обвинений, а предъявив их, он обязан был предоставить ему право на юридическую защиту. Однако после ухода Джун он ждал еще час, и вскоре раздался телефонный звонок: одна из адвокатских контор Лайгейта заявила, что будет представлять интересы Уэйта.
– Вы можете в любой момент встретиться с ним, – информировал юристов Роджер и спустился этажом ниже. Уэйт с надеждой поднял глаза на открывающуюся дверь, но, увидев на пороге Роджера, сник – вошедший вместе с Роджером сержант также не вызвал у него энтузиазма.
Настало время применить шоковый метод.
– Питер Дилан Уэйт, – резко произнес Роджер, – я обязан арестовать вас по обвинению в хранении таких опасных для жизни наркотиков, как кокаин и героин, а также в распространении указанных наркотиков среди ваших друзей и знакомых с целью наживы. Я обязан предупредить вас, что с этого момента каждое ваше слово может быть использовано против вас.
– Что за чушь, – высокомерно сказал Уэйт, – я не виновен.
К этому времени уже поступили сотни сообщений о Розмари Джексон и Артуре Роули, сотни прежних сообщений при проверке оказались ложными. Три раза звонил Джексон, и Роджер немедленно перезванивал ему; но Джексону нечего было сказать, он лишь повторял свой отчаянный вопрос:
– Вы нашли мою жену?
И всякий раз Роджер уверял его:
– Как только у нас появятся какие-либо новости, я немедленно сообщу вам.
– Ради Бога, – взрывался Джексон, – найдите ее! Почему вы не можете найти ее?!
Говорить с ним становилось все труднее и труднее.
Наконец Роджер сделал все необходимые звонки и отправился в кабинет к Кортленду. Суперинтендант сидел в своем кабинете один, стол был завален бумагами – дела последних дней явно выбили его из равновесия, во всяком случае, он заметно нервничал, невозмутимостью Четуорта здесь и не пахло.
– Хэлло, Красавчик. Я как раз собирался спросить, как идут ваши дела.
– Все застопорилось.
– Работы невпроворот, черт бы ее побрал! Но есть и хорошие новости, – продолжал Кортленд, – из больницы только что сообщили, что Четуорту стало лучше. Пока рано говорить о кардинальном улучшении, но, похоже, у него появился шанс. Мне сказали, что если ему удастся выкарабкаться, о работе придется забыть. Господи, да даже если он просто будет гулять с палочкой и дышать воздухом! Чем плохо просто радоваться жизни?
– Они возмущены тем, что квартиру Уэйта подожгли в тот момент, когда весь дом был под наблюдением, – невозмутимо заметил Роджер, – и здесь они попали в самую точку.
– Да, – протянул Кортленд. – Хотите знать, что я об этом думаю, Красавчик?
– Именно за этим я и пришел к вам.
– Даже если Уэйт никак в этом не замешан, я уверен, он может навести нас на след. Сейчас в нем взыграло чувство собственного достоинства, но когда он придет в себя и поймет, чем все это может ему грозить, он призадумается. Кто бы за всем этим ни стоял, он смертельно боится Уэйта.
Основания для подобного вывода: они же пытались убрать его, не так ли?
Роджер молчал.
– Если мы выпустим Уэйта под залог или просто освободим, пока он еще не лопнул от возмущения, возможно, нам удастся спровоцировать нападение, – Кортленд искоса посмотрел на Роджера. – И если его действительно выслеживают, мы схватим убийцу, тот просто не успеет причинить ему никакого вреда. Я понимаю, это рискованно, но... Короче, что вы об этом думаете?
– Мне не нравится эта идея, – Роджер встал, – но я не исключаю, что придется ею воспользоваться. Я надеюсь получить показания от миссис Канлифф. Мне сообщили, что курс лечения подходит к концу и она уже в состоянии рассуждать здраво. О'кей?
– Попробуйте, – пожал плечами Кортленд.
В его глазах читалось отчаяние, и для этого были все основания. В качестве исполняющего обязанности Четуорта Кортленд ощущал страшное давление общественности, ему требовались немедленные результаты. Несомненно, Джексон нажал на своих друзей – как партнер крупной адвокатской конторы он имел такую возможность. Если такие влиятельные люди, как Старый Нод – сэр Уилфред Триз, королевский адвокат, – порой оказывали давление даже на Четуорта, то какие меры воздействия они могли применить к Кортленду? Отчаяние Кортленда легко было понять – так же, как можно было понять страх Джексона, недовольство общественности тем, что полиция никак не может добиться результатов.
Роджер вышел из кабинета суперинтенданта и уже направлялся к своей машине, когда на лестнице его догнал сержант:
– Мистер Уэст! Сэр!
– Да, – обернулся к нему Роджер.
– Звонит мистер Джексон, он говорит, что должен немедленно связаться с вами, что-то очень срочное. Я как раз был на коммутаторе...
Роджер бегом бросился в приемную и схватил трубку телефона на столе дежурного сержанта:
– Уэст слушает, – он тяжело дышал, – соедините мистера Джексона со мной.
– Слушаю, сэр.
Через секунду в трубке раздался голос Джексона, в его тоне Джексон уловил нечто новое: либо это была надежда, либо полное ее крушение.
– Уэст, кажется, я знаю.
– Знаете что?
– То, над чем вы меня заставляли думать. Это клиника "Палли"...
– При чем здесь клиника? – Роджеру показалось, что его сердце вот-вот выпрыгнет из груди.
– Именно там мне подбросили в карман пудру и вымазали губной помадой платок. Во время расследования, которое проводил правительственный комитет, я несколько раз бывал там, разговаривал с пациентами. Мои коллеги также общались с больными, некоторые из них добровольно давали показания. Там была одна женщина – она вдруг стала меня обнимать, я еле отделался от нее. Мне все понятно, Уэст, сейчас я поеду туда...
– Держитесь подальше от клиники, – Роджер перешел на язык приказов, – это наша работа. Есть еще какие-нибудь новости?
– Я не вполне уверен, но я проанализировал все, что мне говорили в клинике, мысленно повторил каждый разговор и сейчас могу сказать, что там был один человек, с которым мне никак не удавалось встретиться до самой последней минуты, вместо себя он все время присылал ко мне кого-то другого. Он...
– Кто это?
– Врач-ординатор, живущий при больнице, некий доктор Смит. Мне показалось, что я его уже где-то видел, и только сейчас до меня дошло, что это Роули! Понимаете, Роули, муж женщины, которую сбил Канлифф...
– Это все, что мне нужно, – мягко произнес Роджер. – Джексон, я понимаю ваше состояние, но, прошу вас, не выходите из дома до тех пор, пока мы с вами не свяжемся. Не делайте ничего, что могло бы вспугнуть Роули.
– Если в течение часа вы не позвоните, я еду в клинику, – прорычал Джексон.
– Итак, чем мы располагаем? – Кортленд с трудом скрывал возбуждение.
– Кое-что есть, – Роджер сел в кресло. – Мы знаем, что Роули начал заниматься наркотиками уже давно. Сейчас он так называемый врач-ординатор в частной клинике, специализирующейся на лечении наркоманов. Он пытался спрятаться от Джексона, потому что боялся, что тот признает в нем Роули. В этой клинике находится жена Канлиффа, от которой они не могут добиться признания, где она достает наркотики; поверить в это довольно сложно. Скорее всего, именно Роули шантажировал миссис Китт. Если главная фигура – Роули, то все сходится. Если этого недостаточно...
– Более чем достаточно. Что вы предприняли? – потребовал Кортленд.
– Приказал выставить вокруг клиники полицейский кордон, – доложил Роджер, – ускользнуть оттуда сейчас никто не сможет. Наши люди расположились в отдалении, вряд ли есть смысл привлекать к ним внимание. У главного въезда мы припарковали фургон, замаскированный под машину для перевозки белья из прачечных – через него мы поддерживаем прямую радиосвязь с кордоном. У заднего въезда – еще одна машина, такси.
– Хорошо. Дальше?
– Откровенно говоря, я не очень-то уверен в Канлиффе, – Роджер поднял глаза на суперинтенданта. – Я собираюсь позвонить ему и попросить согласия на визит к его жене. Если в клинике начнется суматоха и кто-то попытается бежать, мы будем знать наверняка, что предупредил их именно Канлифф...
– Но, Красавчик, ведь его же собственная жена...
– Жена Роули мертва, разве не так? – мрачно бросил Роджер. – И, я надеюсь, скоро мы узнаем, почему.
Он говорил так громко, что Роджер отодвинул трубку от уха.
– Если кто-то в клинике потребует моего личного подтверждения, попросите их связаться со мной по телефону.
– Большое спасибо, – поблагодарил его Роджер.
– Наверное, вы действуете правильно, – голос Канлиффа звучал глухо, – но, признаться, я не очень-то верю в вашу затею. Думаете, я сам не пытался узнать у нее?
– Я дам вам знать, если мы чего-нибудь добьемся, – пообещал Роджер и повесил трубку.
Клиника "Палли" находилась неподалеку от лесопарка Хампстед-хит – это был большой особняк, окруженный высокой кирпичной стеной. Выглядел он довольно приятно, чувствовалось, что за зданием и садом тщательно ухаживают. В подъездной аллее стояли две большие машины, и единственным знаком, который посторонний наблюдатель мог бы счесть зловещим, были решетки, установленные на некоторых окнах, и матовые стекла, через которые обитатели клиники не могли видеть людей на улице, а последние не видели пациентов.
Роджер представился и предъявил пожилой регистраторше служебное удостоверение. Он ждал не более пяти минут. Затем его провели по широкому, застланному ковром коридору, и он оказался в комнате, где за огромным полированным столом сидел маленький пухлый человечек с растрепанными темными волосами и небольшой иссиня-черной бородкой. Первой мыслью Роджера было, что это какой-то шарлатан, но он ошибся: перед ним был Реджиналд Джи, который уже многие годы занимал пост ученого секретаря клиники "Палли".
У него оказался неестественно высокий голос:
– Чем могу быть полезен, старший инспектор? Буду рад помочь вам, если, конечно, это в моих силах.
– Благодарю вас, – Роджер был предельно вежлив. – Я бы хотел поговорить с миссис Канлифф. Хочу попробовать выяснить, где она достает наркотики, в частности героин.
– Пожалуйста, вы можете встретиться с ней немедленно, – любезно предложил Джи, – поверьте, если вам удастся это узнать и ликвидировать источник наркотиков, и она, и ее муж будут вечно молиться на вас! Мы попробовали все способы, но так ничего и не добились.
В это мог поверить только человек, совершенно незнакомый с поведением наркоманов, лишенных возможности принимать наркотики. Джи прекрасно об этом знал, а значит, сознательно лгал.
Неужели он не отдавал себе отчета, что Роджер это тоже понимает?
– Я с большим удовольствием буду сопровождать вас, – расплылся в улыбке Джи, – мы окажем вам любое посильное содействие.
Он пошел вперед. Они поднялись этажом выше, и Джи открыл дверь, за которой оказалась великолепно обставленная комната, как в первоклассном отеле. На подоконнике сидела женщина и смотрела в сад. Это была жена Канлиффа.
Глянув на нее, Роджер сразу же понял, что ее предупредили о его приходе. Эта пожилая женщина с седыми волосами и помятым лицом напряженно уставилась на него.
Роджер представился, но она сделала вид, что его визит ей совершенно безразличен, хотя было видно, что ее нервы взвинчены до предела, а в глазах застыл страх. Роджер находился почти в таком же напряжении.
Это была та самая женщина, снимки которой – с надписями "до" и "после" – послали Джексону. Она абсолютно соответствовала фотографии, где она "после".
Но это было еще не все. Роджер чувствовал слабый запах духов "Ноктюрн" – совсем недавно фирма "Ангели" прислала по его просьбе образцы своей продукции, и он уже не мог спутать их с другой косметикой. Миссис Канлифф пользовалась теми же самыми духами и пудрой, которые были обнаружены в карманах Чарлза Джексона – пудру подсыпали для того, чтобы Розмари стала подозревать его в связи с другой женщиной.
Розмари Джексон.
Глава 22
– Я всегда боролась против преследования автомобилистов и, если Бог даст мне силы, буду продолжать эту борьбу, но меня поражало, сколько аргументов находит противная сторона, и я восхищалась мужеством моих противников, да, сэр, речь идет именно о мужестве. Работать так, как работает молодой Питер Уэй?! Его бросали, и он в одиночку продолжал свое дело – даже после дела Роули: когда любой другой понял бы, что у него нет никаких шансов, он продолжает бороться. Он часто писал мне, протестуя против моих резких заявлений, – о, я-то знаю, на что способен мой язык! Спустя какое-то время я решила, что надо бы встретиться с этим пророком. Он не очень-то красив, внешность самая заурядная, у него нет средств, он ведет за собой весьма немногочисленную паству и представляет церковь, у которой нет ни денег, ни идей – я хотела понять, что им движет, почему он не прекращает борьбу. И я пошла к нему.
– Наверное, это был исторический момент в жизни проповедника Пита? – тихо спросил Роджер.
Она усмехнулась – будь миссис Китт здорова, эту улыбку можно было бы назвать свирепой:
– Вы попали в самую точку, для проповедника Пита это был праздник! Как сейчас вижу его: он открывает дверь своей лачуги, и от изумления его глаза чуть не вылезают из орбит! Я видела, что он пытается сопротивляться, – любой другой человек после таких ударов уже давно бросил бы эту затею, а он продолжал сражаться за идею. После этого я была у него пять или шесть раз, и мне казалось, что я начинаю понимать его побудительные мотивы. Вера, сэр. Этот молодой человек просто верил, он был абсолютно убежден в свой правоте, абсолютно убежден, что если мы сделаем то, что он требует – станем чрезвычайно сурово наказывать за невнимательную езду, – несчастные случаи на дорогах прекратятся. Таким я его и запомнила: он стоит у маленького письменного стола в комнате, больше похожей на сарай, с развешанными, словно в детском саду, по стенам картинками, и тычет пальцем в заголовок газетной статьи. Дело было под Рождество, и в этом выпуске газеты появились сразу две статьи. "Рекордное число жертв на Рождество, почти 100 погибших и 7 тысяч раненых" – называлась одна, другой заголовок гласил: "Пивовары и производители крепких спиртных напитков предполагают оживленную торговлю на Рождество". Да, я вижу его, словно это было вчера, – продолжала миссис Китт.
Она подняла сжатую в кулак руку:
– "Так, значит, по-вашему, даже на Рождество людям нельзя повеселиться? – спросила я его. Он посмотрел на меня укоризненным взглядом – знаете, мне всегда казалось, что у него по-собачьи печальные глаза, – и сказал: "Вы понимаете ничуть не больше, чем все остальные, миссис Китт. Я никому ни в чем не отказываю, я просто хочу, чтобы люди жили чуть дольше и чуть дольше радовались жизни. Я не против спиртных напитков, я против того, чтобы люди употребляли их перед тем, как садиться за руль, неважно – мужчина это или женщина. Это не единственный фактор, делающий автомобиль смертельным оружием, хотя и один из них. Что я не могу понять – продолжал он, возбуждаясь, – а это его самая большая проблема, он возбуждается мгновенно, – чего я не могу понять, миссис Китт, так это почему вы не согласитесь, что научно обоснованные данные совершенно справедливы: если перед тем, как вы сели за руль, в вашу кровь попал алкоголь, реакция водителя будет уже гораздо хуже. Сам того не желая, человек может стать убийцей.
Чего я хочу! – он уже весь кипел. – Я хочу, чтобы люди не превращались в убийц. Чтобы они не калечили своих братьев и сестер. Я пришел к выводу, что единственная вещь, которая может помешать им убивать друг друга, – страх. Миссис Китт, если вместе с суровым наказанием в них вбить страх Господень, если запугать их наказанием, они наконец-то поймут, что от них требуется".
Миссис Китт замолчала.
Ее глаза сверкали, и врач, находившийся в палате, весьма недвусмысленно взглянул на Роджера: это уже чересчур! Женщина тяжело дышала, на лбу и верхней губе выступили мелкие капли пота.
Наконец она очень отчетливо произнесла:
– Вот почему я и сказала Брауну, что больше так продолжаться не может. Целостность натуры Уэйта – вот что не шло у меня из головы. Я начала ненавидеть себя, свои слабости, все, что я до этого делала. Я чувствовала, что все надо начинать сначала. Браун ничего бы не понял, поэтому я сказала ему, что написала письмо в полицию, – если он вновь осмелится мне угрожать, я отправлю это письмо.
– Когда вы ему это сказали? – быстро спросил Роджер.
– Утром того дня, когда на меня было совершено нападение, – она глубоко вздохнула. – Как я понимаю, письмо исчезло.
– Да, – Роджер встал, – он его забрал. Вы, наверное, спрятали его среди ваших газетных вырезок?
– Да, – улыбнулась миссис Китт.
* * *
Это звучало весьма правдоподобно. Миссис Кит откинулась на подушку и закрыла глаза, а доктор повелительным жестом поднял руку, давая Роджеру знак, что свидание закончено.Роджер, Коннолли и стенографист, который записывал каждое слово, послушно покинули палату. Стенографист отправился расшифровывать записи, а Коннолли пустился в рассуждения:
– Она не изменит своих показаний, Красавчик, и, я должен сказать, теперь мы знаем, почему на нее было совершено нападение, и почему в доме был такой разгром.
– Да, – согласился Роджер, – тот, кто на нее напал, пытался уничтожить все, что могло бы навести на мысль о шантаже.
– Но это не снимает подозрений с Уэйта, – пожал плечами Коннолли.
– Верно, не снимает, – задумчиво проговорил Роджер. – Поеду и побеседую с ним еще раз.
Вернувшись в Скотленд-Ярд, он пробежал сообщения, не обнаружил ничего для себя полезного и отправился к Джун Эйкерс, которая уже подписала показания и могла ехать домой. Роджер повел ее по коридору к выходу и, проходя мимо двери, за которой находился Уэйт, она спросила:
– Вы уже предъявили ему какие-нибудь обвинения?
В этом вопросе чувствовались одновременно мужество, вызов и страх. Она была вторым членом семьи, которая, узнав Уэйта ближе, стала его яростной сторонницей, и Роджер подумал, что только человек с незаурядным характером может внушить к себе подобные чувства.
Мог ли Уэйт провести их?
Помни, Браун назвал его имя. Но также запомни и то, что один из соучастников Брауна едва не убил его.
– Ну так как? – настаивала девушка.
– Нет, – Роджер развел руками.
– Он уже разговаривал с адвокатом?
– Нет.
– Я позабочусь, чтобы это было сделано незамедлительно, – Джун сложила руки на груди, и Роджер понял, что восхищается ее поведением. Он не мог надолго задержать Уэйта, не предъявив ему никаких обвинений, а предъявив их, он обязан был предоставить ему право на юридическую защиту. Однако после ухода Джун он ждал еще час, и вскоре раздался телефонный звонок: одна из адвокатских контор Лайгейта заявила, что будет представлять интересы Уэйта.
– Вы можете в любой момент встретиться с ним, – информировал юристов Роджер и спустился этажом ниже. Уэйт с надеждой поднял глаза на открывающуюся дверь, но, увидев на пороге Роджера, сник – вошедший вместе с Роджером сержант также не вызвал у него энтузиазма.
Настало время применить шоковый метод.
– Питер Дилан Уэйт, – резко произнес Роджер, – я обязан арестовать вас по обвинению в хранении таких опасных для жизни наркотиков, как кокаин и героин, а также в распространении указанных наркотиков среди ваших друзей и знакомых с целью наживы. Я обязан предупредить вас, что с этого момента каждое ваше слово может быть использовано против вас.
– Что за чушь, – высокомерно сказал Уэйт, – я не виновен.
* * *
Близился полдень.К этому времени уже поступили сотни сообщений о Розмари Джексон и Артуре Роули, сотни прежних сообщений при проверке оказались ложными. Три раза звонил Джексон, и Роджер немедленно перезванивал ему; но Джексону нечего было сказать, он лишь повторял свой отчаянный вопрос:
– Вы нашли мою жену?
И всякий раз Роджер уверял его:
– Как только у нас появятся какие-либо новости, я немедленно сообщу вам.
– Ради Бога, – взрывался Джексон, – найдите ее! Почему вы не можете найти ее?!
Говорить с ним становилось все труднее и труднее.
Наконец Роджер сделал все необходимые звонки и отправился в кабинет к Кортленду. Суперинтендант сидел в своем кабинете один, стол был завален бумагами – дела последних дней явно выбили его из равновесия, во всяком случае, он заметно нервничал, невозмутимостью Четуорта здесь и не пахло.
– Хэлло, Красавчик. Я как раз собирался спросить, как идут ваши дела.
– Все застопорилось.
– Работы невпроворот, черт бы ее побрал! Но есть и хорошие новости, – продолжал Кортленд, – из больницы только что сообщили, что Четуорту стало лучше. Пока рано говорить о кардинальном улучшении, но, похоже, у него появился шанс. Мне сказали, что если ему удастся выкарабкаться, о работе придется забыть. Господи, да даже если он просто будет гулять с палочкой и дышать воздухом! Чем плохо просто радоваться жизни?
* * *
Первый раз за несколько недель Роджер почувствовал, что у него с души свалился камень. Правда, облегчение было недолгим.* * *
– А теперь за дело, – Кортленд хлопнул ладонью по столу. – До тех пор, пока мы не найдем миссис Джексон, всем придется работать на пределе. Мне не надо вам напоминать, что мы снимаем людей с других заданий, тоже важных. Убийство Аткинсона не вписывается в общую схему, и это осложняет дело. Теперь, когда известно, что все связано с наркотиками, надо ждать воплей общественности, с нас будут требовать результатов. В "Дейли глоб" нас уже поддели, читал?– Они возмущены тем, что квартиру Уэйта подожгли в тот момент, когда весь дом был под наблюдением, – невозмутимо заметил Роджер, – и здесь они попали в самую точку.
– Да, – протянул Кортленд. – Хотите знать, что я об этом думаю, Красавчик?
– Именно за этим я и пришел к вам.
– Даже если Уэйт никак в этом не замешан, я уверен, он может навести нас на след. Сейчас в нем взыграло чувство собственного достоинства, но когда он придет в себя и поймет, чем все это может ему грозить, он призадумается. Кто бы за всем этим ни стоял, он смертельно боится Уэйта.
Основания для подобного вывода: они же пытались убрать его, не так ли?
Роджер молчал.
– Если мы выпустим Уэйта под залог или просто освободим, пока он еще не лопнул от возмущения, возможно, нам удастся спровоцировать нападение, – Кортленд искоса посмотрел на Роджера. – И если его действительно выслеживают, мы схватим убийцу, тот просто не успеет причинить ему никакого вреда. Я понимаю, это рискованно, но... Короче, что вы об этом думаете?
– Мне не нравится эта идея, – Роджер встал, – но я не исключаю, что придется ею воспользоваться. Я надеюсь получить показания от миссис Канлифф. Мне сообщили, что курс лечения подходит к концу и она уже в состоянии рассуждать здраво. О'кей?
– Попробуйте, – пожал плечами Кортленд.
В его глазах читалось отчаяние, и для этого были все основания. В качестве исполняющего обязанности Четуорта Кортленд ощущал страшное давление общественности, ему требовались немедленные результаты. Несомненно, Джексон нажал на своих друзей – как партнер крупной адвокатской конторы он имел такую возможность. Если такие влиятельные люди, как Старый Нод – сэр Уилфред Триз, королевский адвокат, – порой оказывали давление даже на Четуорта, то какие меры воздействия они могли применить к Кортленду? Отчаяние Кортленда легко было понять – так же, как можно было понять страх Джексона, недовольство общественности тем, что полиция никак не может добиться результатов.
Роджер вышел из кабинета суперинтенданта и уже направлялся к своей машине, когда на лестнице его догнал сержант:
– Мистер Уэст! Сэр!
– Да, – обернулся к нему Роджер.
– Звонит мистер Джексон, он говорит, что должен немедленно связаться с вами, что-то очень срочное. Я как раз был на коммутаторе...
Роджер бегом бросился в приемную и схватил трубку телефона на столе дежурного сержанта:
– Уэст слушает, – он тяжело дышал, – соедините мистера Джексона со мной.
– Слушаю, сэр.
Через секунду в трубке раздался голос Джексона, в его тоне Джексон уловил нечто новое: либо это была надежда, либо полное ее крушение.
– Уэст, кажется, я знаю.
– Знаете что?
– То, над чем вы меня заставляли думать. Это клиника "Палли"...
– При чем здесь клиника? – Роджеру показалось, что его сердце вот-вот выпрыгнет из груди.
– Именно там мне подбросили в карман пудру и вымазали губной помадой платок. Во время расследования, которое проводил правительственный комитет, я несколько раз бывал там, разговаривал с пациентами. Мои коллеги также общались с больными, некоторые из них добровольно давали показания. Там была одна женщина – она вдруг стала меня обнимать, я еле отделался от нее. Мне все понятно, Уэст, сейчас я поеду туда...
– Держитесь подальше от клиники, – Роджер перешел на язык приказов, – это наша работа. Есть еще какие-нибудь новости?
– Я не вполне уверен, но я проанализировал все, что мне говорили в клинике, мысленно повторил каждый разговор и сейчас могу сказать, что там был один человек, с которым мне никак не удавалось встретиться до самой последней минуты, вместо себя он все время присылал ко мне кого-то другого. Он...
– Кто это?
– Врач-ординатор, живущий при больнице, некий доктор Смит. Мне показалось, что я его уже где-то видел, и только сейчас до меня дошло, что это Роули! Понимаете, Роули, муж женщины, которую сбил Канлифф...
– Это все, что мне нужно, – мягко произнес Роджер. – Джексон, я понимаю ваше состояние, но, прошу вас, не выходите из дома до тех пор, пока мы с вами не свяжемся. Не делайте ничего, что могло бы вспугнуть Роули.
– Если в течение часа вы не позвоните, я еду в клинику, – прорычал Джексон.
– Итак, чем мы располагаем? – Кортленд с трудом скрывал возбуждение.
– Кое-что есть, – Роджер сел в кресло. – Мы знаем, что Роули начал заниматься наркотиками уже давно. Сейчас он так называемый врач-ординатор в частной клинике, специализирующейся на лечении наркоманов. Он пытался спрятаться от Джексона, потому что боялся, что тот признает в нем Роули. В этой клинике находится жена Канлиффа, от которой они не могут добиться признания, где она достает наркотики; поверить в это довольно сложно. Скорее всего, именно Роули шантажировал миссис Китт. Если главная фигура – Роули, то все сходится. Если этого недостаточно...
– Более чем достаточно. Что вы предприняли? – потребовал Кортленд.
– Приказал выставить вокруг клиники полицейский кордон, – доложил Роджер, – ускользнуть оттуда сейчас никто не сможет. Наши люди расположились в отдалении, вряд ли есть смысл привлекать к ним внимание. У главного въезда мы припарковали фургон, замаскированный под машину для перевозки белья из прачечных – через него мы поддерживаем прямую радиосвязь с кордоном. У заднего въезда – еще одна машина, такси.
– Хорошо. Дальше?
– Откровенно говоря, я не очень-то уверен в Канлиффе, – Роджер поднял глаза на суперинтенданта. – Я собираюсь позвонить ему и попросить согласия на визит к его жене. Если в клинике начнется суматоха и кто-то попытается бежать, мы будем знать наверняка, что предупредил их именно Канлифф...
– Но, Красавчик, ведь его же собственная жена...
– Жена Роули мертва, разве не так? – мрачно бросил Роджер. – И, я надеюсь, скоро мы узнаем, почему.
* * *
– Пожалуйста, вы можете говорить с моей женой о чем угодно, – сразу же согласился Канлифф.Он говорил так громко, что Роджер отодвинул трубку от уха.
– Если кто-то в клинике потребует моего личного подтверждения, попросите их связаться со мной по телефону.
– Большое спасибо, – поблагодарил его Роджер.
– Наверное, вы действуете правильно, – голос Канлиффа звучал глухо, – но, признаться, я не очень-то верю в вашу затею. Думаете, я сам не пытался узнать у нее?
– Я дам вам знать, если мы чего-нибудь добьемся, – пообещал Роджер и повесил трубку.
Клиника "Палли" находилась неподалеку от лесопарка Хампстед-хит – это был большой особняк, окруженный высокой кирпичной стеной. Выглядел он довольно приятно, чувствовалось, что за зданием и садом тщательно ухаживают. В подъездной аллее стояли две большие машины, и единственным знаком, который посторонний наблюдатель мог бы счесть зловещим, были решетки, установленные на некоторых окнах, и матовые стекла, через которые обитатели клиники не могли видеть людей на улице, а последние не видели пациентов.
Роджер представился и предъявил пожилой регистраторше служебное удостоверение. Он ждал не более пяти минут. Затем его провели по широкому, застланному ковром коридору, и он оказался в комнате, где за огромным полированным столом сидел маленький пухлый человечек с растрепанными темными волосами и небольшой иссиня-черной бородкой. Первой мыслью Роджера было, что это какой-то шарлатан, но он ошибся: перед ним был Реджиналд Джи, который уже многие годы занимал пост ученого секретаря клиники "Палли".
У него оказался неестественно высокий голос:
– Чем могу быть полезен, старший инспектор? Буду рад помочь вам, если, конечно, это в моих силах.
– Благодарю вас, – Роджер был предельно вежлив. – Я бы хотел поговорить с миссис Канлифф. Хочу попробовать выяснить, где она достает наркотики, в частности героин.
– Пожалуйста, вы можете встретиться с ней немедленно, – любезно предложил Джи, – поверьте, если вам удастся это узнать и ликвидировать источник наркотиков, и она, и ее муж будут вечно молиться на вас! Мы попробовали все способы, но так ничего и не добились.
В это мог поверить только человек, совершенно незнакомый с поведением наркоманов, лишенных возможности принимать наркотики. Джи прекрасно об этом знал, а значит, сознательно лгал.
Неужели он не отдавал себе отчета, что Роджер это тоже понимает?
– Я с большим удовольствием буду сопровождать вас, – расплылся в улыбке Джи, – мы окажем вам любое посильное содействие.
Он пошел вперед. Они поднялись этажом выше, и Джи открыл дверь, за которой оказалась великолепно обставленная комната, как в первоклассном отеле. На подоконнике сидела женщина и смотрела в сад. Это была жена Канлиффа.
Глянув на нее, Роджер сразу же понял, что ее предупредили о его приходе. Эта пожилая женщина с седыми волосами и помятым лицом напряженно уставилась на него.
Роджер представился, но она сделала вид, что его визит ей совершенно безразличен, хотя было видно, что ее нервы взвинчены до предела, а в глазах застыл страх. Роджер находился почти в таком же напряжении.
Это была та самая женщина, снимки которой – с надписями "до" и "после" – послали Джексону. Она абсолютно соответствовала фотографии, где она "после".
Но это было еще не все. Роджер чувствовал слабый запах духов "Ноктюрн" – совсем недавно фирма "Ангели" прислала по его просьбе образцы своей продукции, и он уже не мог спутать их с другой косметикой. Миссис Канлифф пользовалась теми же самыми духами и пудрой, которые были обнаружены в карманах Чарлза Джексона – пудру подсыпали для того, чтобы Розмари стала подозревать его в связи с другой женщиной.
Розмари Джексон.
* * *
Она пребывала в приятной полудреме, в комнате, расположенной над той, где сейчас находился Роджер.
Глава 22
Вопрос жизни и смерти
Снаружи светило солнце, повсюду виднелись аккуратные лужайки и свежевскопанные клумбы. На некоторых уже распускались нарциссы. За стеной, окружавшей лечебницу, виднелась табличка: "Гараж. Техническое обслуживание автомобилей марки "остин"". Снаружи гуляли люди, слышались сигналы машин. У ворот стояла служебная машина Скотленд-Ярда, на которой приехал Роджер, за рулем сидел сержант и лениво листал газету: на самом деле он внимательно следил за входом в лечебницу. Вместо фургона для перевозки белья в прачечную перед въездом стояла теперь передвижная бакалейная лавка, а на месте такси была машина для перевозки почты.
А в клинике испуганная миссис Канлифф смотрела на Роджера.
Испуг не уходил из ее глаз, беззвучно шевелились губы, заметно дрожали руки. Она пыталась унять дрожь, но безуспешно: Роджер заметил, что в ее взгляде к страху примешивалась явная ненависть.
– Доброе утро, миссис Канлифф, – пронзительным голосом приветствовал ее Джи, – у нас посетитель, старший инспектор Уэст из Скотленд-Ярда. Вам не нужно беспокоиться, старший инспектор лишь хочет помочь вам, он такой же, как и мы, – мы же все желаем вам добра, не так ли, миссис Канлифф? Верно, старший инспектор?
– Я... мне не нужна никакая помощь, – бесцветным голосом произнесла Вера Канлифф, – мне лучше, намного лучше. Я знаю, что мне лучше, мистер Джи! Но я не хочу встречаться с людьми, вы же знаете, что я не люблю никаких посещений.
– Это все нервы, нервы, вы немного нервничаете, – Джи разговаривал с ней, словно с ребенком. – Сейчас вы привыкнете к инспектору и все будет хорошо. Для беспокойства нет никаких причин, он задаст вам один или два очень простых вопроса, а вы попробуйте на них ответить, вот и все.
– Я... у меня очень болит голова, я ни о чем не могу думать, не могу, не могу!
Она была слишком напугана, чтобы сосредоточиться.
Возможно, причина ее страха – наркомания, а может, дело в чем-то другом? Ее взгляд перебегал от Роджера к Джи, и Роджер готов был побиться об заклад, что она гораздо больше боится ученого секретаря клиники, нежели его.
– Ну что вы, миссис Канлифф, – ласково увещевал ее Джи, – конечно же, вы можете думать, ваш разум так же ясен, как и мой. И не надо так расстраиваться, когда к вам кто-то приходит: в конце концов скоро вы будете дома, вам же не хочется там нервничать, правда? Нет ничего плохого, если вы поговорите со старшим инспектором и ответите на его вопросы, от вас ничего особенного не требуется, просто говорите правду – я уверен, старший инспектор сделает все, чтобы помочь вам. Мы же не хотим, чтобы вы проходили через муки лечения, выписывались из нашей клиники, а потом снова начинали бы принимать наркотики, ведь так?
Она не отвечала ему и с ужасом смотрела на Роджера, словно пыталась предугадать, о чем он ее спросит. Одно было совершенно ясно: ему не следует предлагать ей вопросы, которые еще больше взвинтят ее нервы. Но он обязан был о чем-то спросить, чтобы визит в клинику выглядел обоснованным.
– Вы можете назвать имена людей, которые давали вам наркотики? – осторожно спросил Роджер.
– Я... я не помню. Я уже много раз говорила, что не помню, я...
– Вы когда-нибудь встречались с преподобным Питером Уэйтом, организатором кампании за безопасность движения?
Она бросила настороженный взгляд на Джи, словно спрашивая его, можно ли ответить на этот вопрос.
– Отвечайте старшему инспектору, миссис Канлифф, пожалуйста.
– Я... да, да, – она явно испытывала беспокойство, – я помогала мистеру Уэйту.
– Вы когда-нибудь бывали в его квартире на Филдс-вью, 188?
– Да-а-а-а, я делала там кое-какую работу, мой муж хотел, чтобы я помогала ему.
– Почему?
– Он... он однажды сбил женщину, и она умерла. Он... он очень хотел хоть чем-то компенсировать смерть этой женщины, он... он чувствовал себя виноватым, но он не был виновен, это признали все, это была не его вина!
– Это совершенно очевидно, миссис Канлифф, я изучил свидетельские показания, они говорят в его пользу, – стал уверять ее Роджер. – Скажите, мистер Уэйт давал вам когда-нибудь наркотики?
– Нет!
– Первый раз вы получили наркотик в штаб-квартире кампании?
Она не знала, что сказать, и молча смотрела на Джи – потом резко отвернулась, словно поняла, что на этот раз он ей ничем не поможет. Джи неторопливо подошел к ней, положил руку на плечо, как будто желая успокоить ее, и, заглядывая в глаза, произнес, на этот раз голосом, близким к обычному:
– Миссис Канлифф, если вы получали наркотики именно там, вам следует сказать об этом старшему инспектору – и, конечно же, мне. Потому что, когда вы вернетесь домой, возможно, вам снова придется поехать туда, в эту квартиру, и если там окажутся наркотики, для вас это закончится очень и очень плохо. Вы же знаете, у нас нет полной уверенности, что вы излечились. Итак, вы доставали наркотики там?
– Прошлой ночью в этой квартире произошел пожар, – Роджер снова вступил в разговор. – Если источник наркотиков был там, то теперь его не существует, поэтому бессмысленно упорствовать и скрывать эту информацию, миссис Канлифф.
Она всплеснула руками – казалось, глаза ее сейчас выпрыгнут из орбит. Она сделала шаг вперед и оттолкнула Джи в сторону. Он схватил ее за руку, словно опасаясь, что она может наброситься на Роджера.
– Это правда? Она сгорела? Правда?
– Я же вам сказал.
Она отвернулась, закрыла лицо руками и плечи ее задрожали от беззвучных рыданий.
Судя по всему, она доставала наркотики именно в квартире Уэйта.
– Пожалуйста, ответьте на вопрос, миссис Канлифф, – резким голосом настаивал Джи, – тогда я буду уверен, что старший инспектор удовлетворен.
Не поднимая глаз, она проговорила, глотая слезы:
– Да, я получала их в той квартире. Я бывала там раз в две недели и всегда доставала там наркотик – один человек давал мне дозу для инъекции... – она не могла больше говорить.
Джи требовательно посмотрел на Роджера:
А в клинике испуганная миссис Канлифф смотрела на Роджера.
Испуг не уходил из ее глаз, беззвучно шевелились губы, заметно дрожали руки. Она пыталась унять дрожь, но безуспешно: Роджер заметил, что в ее взгляде к страху примешивалась явная ненависть.
– Доброе утро, миссис Канлифф, – пронзительным голосом приветствовал ее Джи, – у нас посетитель, старший инспектор Уэст из Скотленд-Ярда. Вам не нужно беспокоиться, старший инспектор лишь хочет помочь вам, он такой же, как и мы, – мы же все желаем вам добра, не так ли, миссис Канлифф? Верно, старший инспектор?
– Я... мне не нужна никакая помощь, – бесцветным голосом произнесла Вера Канлифф, – мне лучше, намного лучше. Я знаю, что мне лучше, мистер Джи! Но я не хочу встречаться с людьми, вы же знаете, что я не люблю никаких посещений.
– Это все нервы, нервы, вы немного нервничаете, – Джи разговаривал с ней, словно с ребенком. – Сейчас вы привыкнете к инспектору и все будет хорошо. Для беспокойства нет никаких причин, он задаст вам один или два очень простых вопроса, а вы попробуйте на них ответить, вот и все.
– Я... у меня очень болит голова, я ни о чем не могу думать, не могу, не могу!
Она была слишком напугана, чтобы сосредоточиться.
Возможно, причина ее страха – наркомания, а может, дело в чем-то другом? Ее взгляд перебегал от Роджера к Джи, и Роджер готов был побиться об заклад, что она гораздо больше боится ученого секретаря клиники, нежели его.
– Ну что вы, миссис Канлифф, – ласково увещевал ее Джи, – конечно же, вы можете думать, ваш разум так же ясен, как и мой. И не надо так расстраиваться, когда к вам кто-то приходит: в конце концов скоро вы будете дома, вам же не хочется там нервничать, правда? Нет ничего плохого, если вы поговорите со старшим инспектором и ответите на его вопросы, от вас ничего особенного не требуется, просто говорите правду – я уверен, старший инспектор сделает все, чтобы помочь вам. Мы же не хотим, чтобы вы проходили через муки лечения, выписывались из нашей клиники, а потом снова начинали бы принимать наркотики, ведь так?
Она не отвечала ему и с ужасом смотрела на Роджера, словно пыталась предугадать, о чем он ее спросит. Одно было совершенно ясно: ему не следует предлагать ей вопросы, которые еще больше взвинтят ее нервы. Но он обязан был о чем-то спросить, чтобы визит в клинику выглядел обоснованным.
– Вы можете назвать имена людей, которые давали вам наркотики? – осторожно спросил Роджер.
– Я... я не помню. Я уже много раз говорила, что не помню, я...
– Вы когда-нибудь встречались с преподобным Питером Уэйтом, организатором кампании за безопасность движения?
Она бросила настороженный взгляд на Джи, словно спрашивая его, можно ли ответить на этот вопрос.
– Отвечайте старшему инспектору, миссис Канлифф, пожалуйста.
– Я... да, да, – она явно испытывала беспокойство, – я помогала мистеру Уэйту.
– Вы когда-нибудь бывали в его квартире на Филдс-вью, 188?
– Да-а-а-а, я делала там кое-какую работу, мой муж хотел, чтобы я помогала ему.
– Почему?
– Он... он однажды сбил женщину, и она умерла. Он... он очень хотел хоть чем-то компенсировать смерть этой женщины, он... он чувствовал себя виноватым, но он не был виновен, это признали все, это была не его вина!
– Это совершенно очевидно, миссис Канлифф, я изучил свидетельские показания, они говорят в его пользу, – стал уверять ее Роджер. – Скажите, мистер Уэйт давал вам когда-нибудь наркотики?
– Нет!
– Первый раз вы получили наркотик в штаб-квартире кампании?
Она не знала, что сказать, и молча смотрела на Джи – потом резко отвернулась, словно поняла, что на этот раз он ей ничем не поможет. Джи неторопливо подошел к ней, положил руку на плечо, как будто желая успокоить ее, и, заглядывая в глаза, произнес, на этот раз голосом, близким к обычному:
– Миссис Канлифф, если вы получали наркотики именно там, вам следует сказать об этом старшему инспектору – и, конечно же, мне. Потому что, когда вы вернетесь домой, возможно, вам снова придется поехать туда, в эту квартиру, и если там окажутся наркотики, для вас это закончится очень и очень плохо. Вы же знаете, у нас нет полной уверенности, что вы излечились. Итак, вы доставали наркотики там?
– Прошлой ночью в этой квартире произошел пожар, – Роджер снова вступил в разговор. – Если источник наркотиков был там, то теперь его не существует, поэтому бессмысленно упорствовать и скрывать эту информацию, миссис Канлифф.
Она всплеснула руками – казалось, глаза ее сейчас выпрыгнут из орбит. Она сделала шаг вперед и оттолкнула Джи в сторону. Он схватил ее за руку, словно опасаясь, что она может наброситься на Роджера.
– Это правда? Она сгорела? Правда?
– Я же вам сказал.
Она отвернулась, закрыла лицо руками и плечи ее задрожали от беззвучных рыданий.
Судя по всему, она доставала наркотики именно в квартире Уэйта.
– Пожалуйста, ответьте на вопрос, миссис Канлифф, – резким голосом настаивал Джи, – тогда я буду уверен, что старший инспектор удовлетворен.
Не поднимая глаз, она проговорила, глотая слезы:
– Да, я получала их в той квартире. Я бывала там раз в две недели и всегда доставала там наркотик – один человек давал мне дозу для инъекции... – она не могла больше говорить.
Джи требовательно посмотрел на Роджера: