И тут он все вспомнил. Что его за поворотом поджидают братцы — близнецы. Михаил остановил машину и увидел свое осунувшееся, с темными кругами под глазами, заросшее двухдневной щетиной лицо. На шее висело украшение из красивой раковины на кожаном шнурке. Сунул руку под сидение — там лежала монтировка. Он, вновь запустив двигатель, утопил педель газа в пол. Завизжали шины. Хотелось разрядки после пережитых эмоций. Подъезжая к повороту, резко затормозил. Михаил услышал треск кустов справа, а затем и увидел валун, ломавший растительность и летящий на него сверху, но траектория его пролегала метрах в трех перед капотом. Когда валун, подпрыгивая, перекатился через дорогу и проследовал в русло реки, увлекая за собой множество более мелких камней, он снова поехал вперед и, аккуратно пройдя поворот, объехал вбитые в дорогу колья. Михаил помчался в обратную от побережья сторону. Он выжимал из машины все, на что она была способна, не обращая внимания на спрятанные в кустах машины гаишников. Через сорок минут он, влетев в свою квартиру и, взяв документы, книгу и немного вещей в дорожную сумку, помчался в аэропорт.
Глава 15
Глава 16
Глава 15
К вопросу о пользе сказок.
Он успел купить билет на Москву за десять минут до окончания регистрации и позвонить жене. Как объяснить ей, что он улетает и что даже не может сформулировать зачем? Не стал ничего выдумывать и просто сказал, что очень нужно. Потом все расскажет. Он чувствовал в ее молчании недоумение и обиду, но вытерпел и поплелся на посадку.
Привычно проконтролировав все фазы взлета, уборки шасси и механизации крыла потрепанного жизнью Ту— 154, Михаил предпринял попытку осмысления всех последних событий. Картины увиденного в пещере вновь породили бунт в душе. Все, что прочитал и передумал прежде, смешалось в винегрет. Какое-то начинающееся понимание происходящего унесло как пролетающее в иллюминаторе облачко. Он снова оказался в начале пути. Открыл заветную книгу — вдруг найдется намек? Намек нашелся сразу. Да еще какой! Сразу несколько новых абзацев возможных для прочтения:
«Майор, позвольте привести вам сказку, написанную в вашем времени одним мудрым человеком. Вы с ним скоро встретитесь. Не посчитайте сказку неуместной для взрослого человека. Взрослым много труднее, чем детям понять очень простые вещи. Приятного полета, Бааль Сулам. Да, еще. Не пытайтесь убежать от себя. Это невозможно». Далее Михаил прочитал:
«Знаете ли вы, почему сказки рассказывают старики? Потому что сказка — это самое мудрое в мире! Ведь все проходит и только истинные сказки остаются… Сказка — это мудрость.
Чтобы рассказывать сказки надо очень многое знать, необходимо видеть то, что не видно другим. А для этого нужно долго жить. Поэтому только старики умеют рассказывать сказки, Как сказано в большой древней книге волшебников: «Старец — это тот, кто обрел мудрость!»
А дети… Они очень любят слушать сказки, потому что есть у них фантазия и ум думать обо всем, а не только о том, что видят все. И если ребенок вырос, но все же видит то, его не видят другие, он становится мудрым. И он-то знает, что сказка — это истина! И остается ребенком, мудрым ребенком. И называется «Старцем, познавшем мудрость». Как сказано в большой древней книге волшебников — «Книге Зоар».
Жил-был волшебник. Большой, красивый и очень-очень добрый… Но он был один. Не было никого, кто был бы рядом с ним. Не было никого с кем бы мог он играть, обратиться к кому-то. Кто бы тоже обратил на него внимание, с кем бы мог он поделиться. Поделиться всем, что есть у него. Что же делать?… Ведь так тоскливо быть одному!
Задумался он: А что если создам я камень? Хотя бы очень маленький, но красивый? Может, этого будет достаточно мне? Я буду его гладить и чувствовать, что есть кто-то. Что кто-то рядом со мной. И вдвоем нам будет хорошо, ведь так тоскливо быть одному…
Сделал он «Чак!» своей волшебной палочкой — и появился рядом с ним камень. Точно такой, как задумал. Гладит он камень, обнимает его, Но тот никак не отвечает, не двигается. Даже если ударить камень или погладить его — он остается как и был, бесчувственным! Как же дружить с ним?
Начал пробовать волшебник делать еще камни. Другие и разные. Скалы и горы, земли и суши, Земной шар, солнце и луну. Заполнил камнями всю вселенную… Но все они как один камень: Нет от них никакого ответа. И как прежде он чувствует, как тоскливо быть одному…
Подумал волшебник: Может быть, вместо камня создам я растение — допустим, красивый цветок? Я полью его водой, поставлю на воздух, на солнце, Я буду ухаживать за ним — Цветок будет радоваться. И вместе нам будет хорошо, ведь очень тоскливо быть одному…
Сделал он «Чак!» волшебной палочкой — и появился перед ним цветок. Точно такой, как хотел. Начал он от радости танцевать перед ним — а цветок не танцует, не кружится. Почти не чувствует его. Он реагирует только на то, что волшебник дает ему: Когда волшебник поливает его — он оживает. Не поливает — он умирает. Но как можно так скупо отвечать доброму волшебнику, Который готов отдать все свое сердце!… Но некому… Что же делать?… Ведь так тоскливо быть одному!..
Начал волшебник создавать всякие растения: Большие и малые, сады и леса, рощи и поля… Но все они как одно растение — никак не отвечают ему. И по прежнему очень тоскливо быть одному…
Думал волшебник, думал и придумал: А если я создам какое-нибудь животное? Какое именно? — Лучше всего собаку. Да, собаку! Такую маленькую, веселую, ласковую. Я все время буду с ней играть, Мы пойдем гулять, и моя собачка будет бегать. И впереди, и позади, и вокруг меня. А когда я буду возвращаться домой, в свой замок, Нет, в наш замок, Она, уже заранее выбежит навстречу мне. И так хорошо будет нам вместе, Ведь так тоскливо быть одному!
Сделал он «Чак!» своей волшебной палочкой — И появилась рядом с ним собачка. Точно как хотел. Начал он заботиться о ней: давал кушать и пить, обнимал ее. Мыл и водил гулять — все делал для нее… Но любовь собачья… Вся она только в том, чтобы быть рядом с ним, лежать у ног, ходить везде за ним.
Увидел волшебник с сожалением, что даже собака, с которой он так хорошо играет, все-таки не способна вернуть ему ту любовь, которую он дает ей. Она просто не способна быть его другом, Не способна оценить, что он делает для нее! А ведь этого так желает волшебник!
Начал он создавать вокруг себя рыб и ящериц, птиц и животных — но только стало еще хуже: никто не понимает его. И по прежнему тоскливо ему одному…
Долго думал волшебник и понял: «Настоящим другом может быть только тот, кто очень будет нуждаться во мне, будет искать меня. Кто все сможет делать как я. Сможет любить как я, понимать как я. Только тогда он поймет меня! — Он должен быть таким как я! Но быть как я?…ммм… Кто же может быть таким как я? Чтобы оценил то, что я даю ему, чтобы смог ответить мне тем же. Ведь и волшебник нуждается в любви. Кто же может быть таким, чтобы вместе нам было хорошо. Ведь так тоскливо быть одному!..»
Подумал волшебник — может быть, это человек? И правда… а вдруг именно он, сможет стать близким и другом мне. Сможет быть как я. Только надо помочь ему в этом. И тогда уж вместе нам будет хорошо. Ведь так тоскливо быть одному!..
Но чтобы вместе было нам хорошо, Он должен прежде ощутить, что значит быть одиноким, без меня. Ощутить, как я… без него. Насколько тоскливо быть одному!..
Снова сделал волшебник «Чак!» — и появилось далеко от него место, и в нем человек… Но человек настолько далек от волшебника, что даже не чувствует, что есть волшебник, который создал его и все для него: камни, растения, животных и птиц, дома и горы, поля и леса, Луну и Солнце, дождик и небо. И еще много чего… весь мир… Даже футбол и компьютер! Все это есть у человека… А вот волшебник так и остался один… Но как тоскливо быть одному!..
А человек… даже не подозревает, что существует волшебник, который создал его, который любит его, который ждет и зовет его: «Эй, неужели ты не видишь меня!? Ведь это я, …я все тебе дал. Ну иди же ко мне! Вдвоем нам будет так хорошо. Ведь тоскливо быть одному!..»
Но как может человек, которому и так хорошо. У которого есть даже футбол и компьютер, который не знаком с волшебником, вдруг пожелать найти его. Познакомиться с ним, сблизиться и подружиться с ним. Полюбить его, быть другом его. Быть близким ему. Так же сказать волшебнику: «Эй!.. Волшебник!.. Иди ко мне, вместе будет нам хорошо, Ведь тоскливо быть без тебя одному!..»
Человек знаком лишь с такими, как он, только с тем, что вокруг него. Он знает, что надо быть, как все: Делать то, что делают все, говорить так, как говорят все, Желать того, чего желают все. Больших — не злить, красиво просить. Дома — компьютер, в выходные — футбол. Все, что он хочет, есть у него! Зачем ему вообще знать, что есть где-то волшебник, Которому тоскливо без него?…
Но волшебник — он добр и мудр, Наблюдает он незаметно за человеком… …И вот в особый час… Тихо-тихо, медленно, осторожно Делает … «Чак!» своей палочкой.
И вот уже не может человек жить как прежде. И ни футбол, ни компьютер теперь не в радость ему. И хочет, и ищет он чего-то, еще не понимая, что это волшебник проник маленькой палочкой в сердце его, говоря: «Ну!.. Давай же, Иди ко мне, вместе будет нам хорошо, Ведь теперь и тебе тоскливо быть одному!..»
И волшебник, добрый и мудрый, Вновь помогает ему: Еще один только «Чак!» — и человек уже ощущает, что есть где-то волшебный замок, полный всяких добрых чудес. И сам волшебник ждет его там. И только вместе будет им хорошо…
Но где этот замок? Кто укажет мне путь к нему? Как встретиться с волшебником? Как найти мне его? Постоянно в его сердце: «Чак!», …»Чак!». И уже не может он ни есть и ни спать. Везде видятся ему замок с волшебником. И совсем уж не может быть один, ведь так плохо быть одному!
Но чтобы стал человек как волшебник. Мудрым, добрым, любящим, верным — он должен уметь делать все, что умеет делать волшебник. Должен во всем быть похожим на него. Но для этого «Чак!» уже не годится — Этому человек должен сам научиться. Но как?..
Поэтому волшебник незаметно и осторожно, медленно и нежно ведет человека: Тихонько: чак — чак … чак — чак… К большой древней книге волшебств, Книге Зоар… А в ней все ответы на всё — всё, весь путь, как все делать, Чтобы было в конце-концов хорошо. Сколько ж можно быть одному… И человек торопится быстро-быстро пробраться в замок, встретиться с волшебником. Встретиться с другом, быть рядом с ним. Сказать ему: «Ну!.. Вместе нам будет так хорошо. Ведь так плохо быть одному…
Но вокруг замка высокая стена. И строгие стражники на ней. А чем выше взбирается на стену человек, тем грубее отталкивают его, тем больнее падает он. Обессилен и опустошен кричит он волшебнику: «Где же доброта и мудрость твоя? Зачем ты так мучаешь меня? Зачем же звал ты меня к себе? Зачем сделал ты так, что плохо мне без тебя?»…
Но… вдруг чувствует: «Ча…ак!» — и снова он стремится вперед, вверх по стене. Обойти стражников, взобраться на стену, ворваться в закрытые ворота замка. Найти своего волшебника…
И от всех ударов и неудач, обретает он силу, упорство, мудрость. Вдруг из разочарования растет желание… Он учится сам делать все чудеса, которые делает волшебник, Он сам учится создавать то, что мог только волшебник!
Из глубин неудач растет любовь, И желает он больше всего — одного: быть с волшебником рядом, видеть его. Все отдать, ничего не прося взамен. Ведь только тогда будет ему хорошо. И совсем невозможно быть одному!..
И когда уже вовсе не может без него, открываются сами большие ворота, и из замка навстречу ему, спешит волшебник, говоря: «Ну! Где же ты был! Иди ко мне! Как нам будет теперь хорошо! Ведь мы оба знаем как плохо, как тоскливо быть одному!»
С той минуты они уже вместе всегда. Верные, неразлучные и любящие друзья. Нет выше и глубже их чувств, А любовь заполняет настолько сердца, что не может даже припомнить никто, о том, как тоскливо быть одному!.. Прислушайтесь внимательно, каждый: Если кто-то из вас в сердце своем слышит тихо: …чак …чак — что главное в жизни — встреча с волшебником… Что только тогда будет вам хорошо. А пока так грустно и плохо»…
Текст закончился. «Вот такая вот детская сказочка!» — произнес Михаил вслух, даже не заметив удивленного взгляда соседа по креслу. Каждое слово немудреной сказки впечаталось в сердце. Эмоции переполняли его. Так просто и так сложно! Бог, Творец, если Он есть, хочет только добра. Но я не способен видеть это! Я не видел этого никогда. Ведь так трудно это увидеть, особенно после того, что мне показал кристалл в пещере! Но я хочу научиться видеть. Иначе я просто не смогу жить.
Самолет начал снижение. Начали хлопать выпускающаяся механизация крыла и шасси. Выходит, что он читал сказку полтора часа. Он заглянул в книгу. Больше ничего нового. «Да, такая вот сказка!» еще раз вслух сказал он. Сосед уже пристально и недоуменно смотрел на него. «А интересно, слышит он эти чак-чак?» подумал Михаил о соседе и тоже взглянул на него внимательно. Тот тут же отвел взгляд. Кто его знает?..
Сутолока высадки. Пожилые пассажиры суетятся больше всех. Не поезд, конечно, но вдруг засобирается самолет в обратный рейс? А они не успеют выйти. Смешно и грустно. Он смотрел на пожилого, суетящегося пассажира, который торопился и беспокоился более всех. Куда, ты спешишь? Ты ведь не сделал самого главного в своей жизни. Не узнал, зачем живешь на свете столько лет? Осталось совсем немного — ну год, ну три-пять. А тебя больше всего волнует судьба чемодана на выдаче багажа. А чем собственно я-то отличаюсь от него? Ничем не отличался, совсем недавно, но сейчас уже отличаюсь. «Чемодан» уже не так важен. В настроении готовности к любому действию, сменившему чувство острой тревоги после пещеры, он быстро покинул аэропорт. Отсутствие чемодана — хорошая штука! В ближайшем пункте мобильной связи купил московскую СИМ карту и набрал телефонный номер из записной книжки. «Слушаю вас» женский голос оказался неожиданным.
— Прошу прощения, я могу услышать Александра Гирова?
— А кто его спрашивает?
— Это Михаил Тихомиров, его однокашник по училищу. Мне дали этот номер, и я очень надеялся его услышать.
— Минуту.
Трубка замолчала минуты на две.
— Попробуйте позвонить по этому номеру.
Женщина быстро произнесла номер и тут же прервала связь.
Ну, совсем уж невежливо. Москва, понимаешь. Михаил от страха, чтобы не забыть стал повторять и повторять услышанные цифры, лихорадочно доставая ручку из кармана. Наконец достал и записал их на ладони. Уф! Прежде, чем позвонить по новому номеру закурил, чтобы успокоиться и подумать, а что ему сказать, своему другу, после стольких-то лет? Да уж не так это просто. Но ладно, пробуем… Занято. Неплохой результат. Походил меж киосков со всякой разностью. Купил сигарет, карту-схему Москвы. Карты — схемы выпускают, чтобы стражам порядка за версту было видно приезжего. Грустно пошутилось. Да времена смутные. Однако, время второй попытки. Повтор и мобильник снова ожил:
— Алло.
— Я бы хотел услышать Александра Юрьевича…?
— Секунду.
— Слушаю.
Голос совсем не похож. Но столько лет!
— Добрый день, я Михаил Тихомиров, мы вместе учились когда-то.
— Миша, ты? Я вчера только о тебе вспоминал. Вот дела! Ты где, как нашел меня?
— Я в Москве. Только, что прилетел. Номер твой мне дала какая-то женщина по телефону, который у меня был. Короче, это длинная история. Как ты? Как семья?
— Нормально все. Ты где в Москве?
— Да вот на Павелецком.
— Ты можешь подъехать на Патриаршие пруды? Это недалеко от тебя. А я за это время подъеду туда и заберу тебя. Сократим время.
— Могу, конечно. Где мне тебя ждать?
— Где-нибудь на виду. Я тебя найду. Не беспокойся!
— О’кей. Я уже поехал. Я в серой куртке и синих джинсах…
— Найду. До встречи.
Михаил пошел в метро. Карта не потребовалась. Патриаршие пруды он знал. Он там был несколько раз. Да и связанно это место с Булгаковым, которого любил. Интересно, Аннушка, не разлила ли уже масло? Ухмыльнулся. Вынырнув из метро, быстро дошел до прудов и, обнаружив, пустую скамейку, уселся ждать. Курить. Немного волновался. Даже джинсы потер внизу брючин. Нет ли грязи.
— Привет, Мишка!
Привычно проконтролировав все фазы взлета, уборки шасси и механизации крыла потрепанного жизнью Ту— 154, Михаил предпринял попытку осмысления всех последних событий. Картины увиденного в пещере вновь породили бунт в душе. Все, что прочитал и передумал прежде, смешалось в винегрет. Какое-то начинающееся понимание происходящего унесло как пролетающее в иллюминаторе облачко. Он снова оказался в начале пути. Открыл заветную книгу — вдруг найдется намек? Намек нашелся сразу. Да еще какой! Сразу несколько новых абзацев возможных для прочтения:
«Майор, позвольте привести вам сказку, написанную в вашем времени одним мудрым человеком. Вы с ним скоро встретитесь. Не посчитайте сказку неуместной для взрослого человека. Взрослым много труднее, чем детям понять очень простые вещи. Приятного полета, Бааль Сулам. Да, еще. Не пытайтесь убежать от себя. Это невозможно». Далее Михаил прочитал:
«Знаете ли вы, почему сказки рассказывают старики? Потому что сказка — это самое мудрое в мире! Ведь все проходит и только истинные сказки остаются… Сказка — это мудрость.
Чтобы рассказывать сказки надо очень многое знать, необходимо видеть то, что не видно другим. А для этого нужно долго жить. Поэтому только старики умеют рассказывать сказки, Как сказано в большой древней книге волшебников: «Старец — это тот, кто обрел мудрость!»
А дети… Они очень любят слушать сказки, потому что есть у них фантазия и ум думать обо всем, а не только о том, что видят все. И если ребенок вырос, но все же видит то, его не видят другие, он становится мудрым. И он-то знает, что сказка — это истина! И остается ребенком, мудрым ребенком. И называется «Старцем, познавшем мудрость». Как сказано в большой древней книге волшебников — «Книге Зоар».
Жил-был волшебник. Большой, красивый и очень-очень добрый… Но он был один. Не было никого, кто был бы рядом с ним. Не было никого с кем бы мог он играть, обратиться к кому-то. Кто бы тоже обратил на него внимание, с кем бы мог он поделиться. Поделиться всем, что есть у него. Что же делать?… Ведь так тоскливо быть одному!
Задумался он: А что если создам я камень? Хотя бы очень маленький, но красивый? Может, этого будет достаточно мне? Я буду его гладить и чувствовать, что есть кто-то. Что кто-то рядом со мной. И вдвоем нам будет хорошо, ведь так тоскливо быть одному…
Сделал он «Чак!» своей волшебной палочкой — и появился рядом с ним камень. Точно такой, как задумал. Гладит он камень, обнимает его, Но тот никак не отвечает, не двигается. Даже если ударить камень или погладить его — он остается как и был, бесчувственным! Как же дружить с ним?
Начал пробовать волшебник делать еще камни. Другие и разные. Скалы и горы, земли и суши, Земной шар, солнце и луну. Заполнил камнями всю вселенную… Но все они как один камень: Нет от них никакого ответа. И как прежде он чувствует, как тоскливо быть одному…
Подумал волшебник: Может быть, вместо камня создам я растение — допустим, красивый цветок? Я полью его водой, поставлю на воздух, на солнце, Я буду ухаживать за ним — Цветок будет радоваться. И вместе нам будет хорошо, ведь очень тоскливо быть одному…
Сделал он «Чак!» волшебной палочкой — и появился перед ним цветок. Точно такой, как хотел. Начал он от радости танцевать перед ним — а цветок не танцует, не кружится. Почти не чувствует его. Он реагирует только на то, что волшебник дает ему: Когда волшебник поливает его — он оживает. Не поливает — он умирает. Но как можно так скупо отвечать доброму волшебнику, Который готов отдать все свое сердце!… Но некому… Что же делать?… Ведь так тоскливо быть одному!..
Начал волшебник создавать всякие растения: Большие и малые, сады и леса, рощи и поля… Но все они как одно растение — никак не отвечают ему. И по прежнему очень тоскливо быть одному…
Думал волшебник, думал и придумал: А если я создам какое-нибудь животное? Какое именно? — Лучше всего собаку. Да, собаку! Такую маленькую, веселую, ласковую. Я все время буду с ней играть, Мы пойдем гулять, и моя собачка будет бегать. И впереди, и позади, и вокруг меня. А когда я буду возвращаться домой, в свой замок, Нет, в наш замок, Она, уже заранее выбежит навстречу мне. И так хорошо будет нам вместе, Ведь так тоскливо быть одному!
Сделал он «Чак!» своей волшебной палочкой — И появилась рядом с ним собачка. Точно как хотел. Начал он заботиться о ней: давал кушать и пить, обнимал ее. Мыл и водил гулять — все делал для нее… Но любовь собачья… Вся она только в том, чтобы быть рядом с ним, лежать у ног, ходить везде за ним.
Увидел волшебник с сожалением, что даже собака, с которой он так хорошо играет, все-таки не способна вернуть ему ту любовь, которую он дает ей. Она просто не способна быть его другом, Не способна оценить, что он делает для нее! А ведь этого так желает волшебник!
Начал он создавать вокруг себя рыб и ящериц, птиц и животных — но только стало еще хуже: никто не понимает его. И по прежнему тоскливо ему одному…
Долго думал волшебник и понял: «Настоящим другом может быть только тот, кто очень будет нуждаться во мне, будет искать меня. Кто все сможет делать как я. Сможет любить как я, понимать как я. Только тогда он поймет меня! — Он должен быть таким как я! Но быть как я?…ммм… Кто же может быть таким как я? Чтобы оценил то, что я даю ему, чтобы смог ответить мне тем же. Ведь и волшебник нуждается в любви. Кто же может быть таким, чтобы вместе нам было хорошо. Ведь так тоскливо быть одному!..»
Подумал волшебник — может быть, это человек? И правда… а вдруг именно он, сможет стать близким и другом мне. Сможет быть как я. Только надо помочь ему в этом. И тогда уж вместе нам будет хорошо. Ведь так тоскливо быть одному!..
Но чтобы вместе было нам хорошо, Он должен прежде ощутить, что значит быть одиноким, без меня. Ощутить, как я… без него. Насколько тоскливо быть одному!..
Снова сделал волшебник «Чак!» — и появилось далеко от него место, и в нем человек… Но человек настолько далек от волшебника, что даже не чувствует, что есть волшебник, который создал его и все для него: камни, растения, животных и птиц, дома и горы, поля и леса, Луну и Солнце, дождик и небо. И еще много чего… весь мир… Даже футбол и компьютер! Все это есть у человека… А вот волшебник так и остался один… Но как тоскливо быть одному!..
А человек… даже не подозревает, что существует волшебник, который создал его, который любит его, который ждет и зовет его: «Эй, неужели ты не видишь меня!? Ведь это я, …я все тебе дал. Ну иди же ко мне! Вдвоем нам будет так хорошо. Ведь тоскливо быть одному!..»
Но как может человек, которому и так хорошо. У которого есть даже футбол и компьютер, который не знаком с волшебником, вдруг пожелать найти его. Познакомиться с ним, сблизиться и подружиться с ним. Полюбить его, быть другом его. Быть близким ему. Так же сказать волшебнику: «Эй!.. Волшебник!.. Иди ко мне, вместе будет нам хорошо, Ведь тоскливо быть без тебя одному!..»
Человек знаком лишь с такими, как он, только с тем, что вокруг него. Он знает, что надо быть, как все: Делать то, что делают все, говорить так, как говорят все, Желать того, чего желают все. Больших — не злить, красиво просить. Дома — компьютер, в выходные — футбол. Все, что он хочет, есть у него! Зачем ему вообще знать, что есть где-то волшебник, Которому тоскливо без него?…
Но волшебник — он добр и мудр, Наблюдает он незаметно за человеком… …И вот в особый час… Тихо-тихо, медленно, осторожно Делает … «Чак!» своей палочкой.
И вот уже не может человек жить как прежде. И ни футбол, ни компьютер теперь не в радость ему. И хочет, и ищет он чего-то, еще не понимая, что это волшебник проник маленькой палочкой в сердце его, говоря: «Ну!.. Давай же, Иди ко мне, вместе будет нам хорошо, Ведь теперь и тебе тоскливо быть одному!..»
И волшебник, добрый и мудрый, Вновь помогает ему: Еще один только «Чак!» — и человек уже ощущает, что есть где-то волшебный замок, полный всяких добрых чудес. И сам волшебник ждет его там. И только вместе будет им хорошо…
Но где этот замок? Кто укажет мне путь к нему? Как встретиться с волшебником? Как найти мне его? Постоянно в его сердце: «Чак!», …»Чак!». И уже не может он ни есть и ни спать. Везде видятся ему замок с волшебником. И совсем уж не может быть один, ведь так плохо быть одному!
Но чтобы стал человек как волшебник. Мудрым, добрым, любящим, верным — он должен уметь делать все, что умеет делать волшебник. Должен во всем быть похожим на него. Но для этого «Чак!» уже не годится — Этому человек должен сам научиться. Но как?..
Поэтому волшебник незаметно и осторожно, медленно и нежно ведет человека: Тихонько: чак — чак … чак — чак… К большой древней книге волшебств, Книге Зоар… А в ней все ответы на всё — всё, весь путь, как все делать, Чтобы было в конце-концов хорошо. Сколько ж можно быть одному… И человек торопится быстро-быстро пробраться в замок, встретиться с волшебником. Встретиться с другом, быть рядом с ним. Сказать ему: «Ну!.. Вместе нам будет так хорошо. Ведь так плохо быть одному…
Но вокруг замка высокая стена. И строгие стражники на ней. А чем выше взбирается на стену человек, тем грубее отталкивают его, тем больнее падает он. Обессилен и опустошен кричит он волшебнику: «Где же доброта и мудрость твоя? Зачем ты так мучаешь меня? Зачем же звал ты меня к себе? Зачем сделал ты так, что плохо мне без тебя?»…
Но… вдруг чувствует: «Ча…ак!» — и снова он стремится вперед, вверх по стене. Обойти стражников, взобраться на стену, ворваться в закрытые ворота замка. Найти своего волшебника…
И от всех ударов и неудач, обретает он силу, упорство, мудрость. Вдруг из разочарования растет желание… Он учится сам делать все чудеса, которые делает волшебник, Он сам учится создавать то, что мог только волшебник!
Из глубин неудач растет любовь, И желает он больше всего — одного: быть с волшебником рядом, видеть его. Все отдать, ничего не прося взамен. Ведь только тогда будет ему хорошо. И совсем невозможно быть одному!..
И когда уже вовсе не может без него, открываются сами большие ворота, и из замка навстречу ему, спешит волшебник, говоря: «Ну! Где же ты был! Иди ко мне! Как нам будет теперь хорошо! Ведь мы оба знаем как плохо, как тоскливо быть одному!»
С той минуты они уже вместе всегда. Верные, неразлучные и любящие друзья. Нет выше и глубже их чувств, А любовь заполняет настолько сердца, что не может даже припомнить никто, о том, как тоскливо быть одному!.. Прислушайтесь внимательно, каждый: Если кто-то из вас в сердце своем слышит тихо: …чак …чак — что главное в жизни — встреча с волшебником… Что только тогда будет вам хорошо. А пока так грустно и плохо»…
Текст закончился. «Вот такая вот детская сказочка!» — произнес Михаил вслух, даже не заметив удивленного взгляда соседа по креслу. Каждое слово немудреной сказки впечаталось в сердце. Эмоции переполняли его. Так просто и так сложно! Бог, Творец, если Он есть, хочет только добра. Но я не способен видеть это! Я не видел этого никогда. Ведь так трудно это увидеть, особенно после того, что мне показал кристалл в пещере! Но я хочу научиться видеть. Иначе я просто не смогу жить.
Самолет начал снижение. Начали хлопать выпускающаяся механизация крыла и шасси. Выходит, что он читал сказку полтора часа. Он заглянул в книгу. Больше ничего нового. «Да, такая вот сказка!» еще раз вслух сказал он. Сосед уже пристально и недоуменно смотрел на него. «А интересно, слышит он эти чак-чак?» подумал Михаил о соседе и тоже взглянул на него внимательно. Тот тут же отвел взгляд. Кто его знает?..
Сутолока высадки. Пожилые пассажиры суетятся больше всех. Не поезд, конечно, но вдруг засобирается самолет в обратный рейс? А они не успеют выйти. Смешно и грустно. Он смотрел на пожилого, суетящегося пассажира, который торопился и беспокоился более всех. Куда, ты спешишь? Ты ведь не сделал самого главного в своей жизни. Не узнал, зачем живешь на свете столько лет? Осталось совсем немного — ну год, ну три-пять. А тебя больше всего волнует судьба чемодана на выдаче багажа. А чем собственно я-то отличаюсь от него? Ничем не отличался, совсем недавно, но сейчас уже отличаюсь. «Чемодан» уже не так важен. В настроении готовности к любому действию, сменившему чувство острой тревоги после пещеры, он быстро покинул аэропорт. Отсутствие чемодана — хорошая штука! В ближайшем пункте мобильной связи купил московскую СИМ карту и набрал телефонный номер из записной книжки. «Слушаю вас» женский голос оказался неожиданным.
— Прошу прощения, я могу услышать Александра Гирова?
— А кто его спрашивает?
— Это Михаил Тихомиров, его однокашник по училищу. Мне дали этот номер, и я очень надеялся его услышать.
— Минуту.
Трубка замолчала минуты на две.
— Попробуйте позвонить по этому номеру.
Женщина быстро произнесла номер и тут же прервала связь.
Ну, совсем уж невежливо. Москва, понимаешь. Михаил от страха, чтобы не забыть стал повторять и повторять услышанные цифры, лихорадочно доставая ручку из кармана. Наконец достал и записал их на ладони. Уф! Прежде, чем позвонить по новому номеру закурил, чтобы успокоиться и подумать, а что ему сказать, своему другу, после стольких-то лет? Да уж не так это просто. Но ладно, пробуем… Занято. Неплохой результат. Походил меж киосков со всякой разностью. Купил сигарет, карту-схему Москвы. Карты — схемы выпускают, чтобы стражам порядка за версту было видно приезжего. Грустно пошутилось. Да времена смутные. Однако, время второй попытки. Повтор и мобильник снова ожил:
— Алло.
— Я бы хотел услышать Александра Юрьевича…?
— Секунду.
— Слушаю.
Голос совсем не похож. Но столько лет!
— Добрый день, я Михаил Тихомиров, мы вместе учились когда-то.
— Миша, ты? Я вчера только о тебе вспоминал. Вот дела! Ты где, как нашел меня?
— Я в Москве. Только, что прилетел. Номер твой мне дала какая-то женщина по телефону, который у меня был. Короче, это длинная история. Как ты? Как семья?
— Нормально все. Ты где в Москве?
— Да вот на Павелецком.
— Ты можешь подъехать на Патриаршие пруды? Это недалеко от тебя. А я за это время подъеду туда и заберу тебя. Сократим время.
— Могу, конечно. Где мне тебя ждать?
— Где-нибудь на виду. Я тебя найду. Не беспокойся!
— О’кей. Я уже поехал. Я в серой куртке и синих джинсах…
— Найду. До встречи.
Михаил пошел в метро. Карта не потребовалась. Патриаршие пруды он знал. Он там был несколько раз. Да и связанно это место с Булгаковым, которого любил. Интересно, Аннушка, не разлила ли уже масло? Ухмыльнулся. Вынырнув из метро, быстро дошел до прудов и, обнаружив, пустую скамейку, уселся ждать. Курить. Немного волновался. Даже джинсы потер внизу брючин. Нет ли грязи.
— Привет, Мишка!
Глава 16
Что есть дружба?
Михаил обернулся. К нему шел подтянутый, современно одетый мужчина. И, несомненно, это был Александр. Он мало изменился за 25 лет. Только при ближайшем рассмотрении видны морщинки на лице, да цвет волос потускнел как-то. Седина была, но не много совсем. Учитывая годы, прошедшие с их последней встречи можно сказать, что Михаил узнал бы его на улице, будь их встреча случайна. Но глаза — они были теми же, что он запомнил. Ничуть не утратили живости. Они обнялись и простояли так минуту или больше. Просто молча. Михаил понял, как ему не хватало его друга столько времени. Он и не знал этого никогда. Наконец обоих прорвало. Как ты, Сашка? Как семья, дети? Так и осталось двое или больше? Как родители. Слава богу! А ты… и так далее. Наперебой. Не делая практически пауз. Говорили, вспоминали однокашников, смешные и печальные события. Жестикулировали так, что итальянцы бы позавидовали. Вскакивали, садились. Все вперемешку. Так минут двадцать. Затем закурили оба и затихли. Каждый уже о своем. Было о чем. У каждого за плечами было и то, о чем не расскажешь ни за двадцать минут, ни за целый день.
— Ты где сейчас, Саша?
Первым нарушил непродолжительную тишину Михаил.
— Уволился. В бизнесе кручусь продовольственном. Не торгую, конечно, консультирую. По юридической, можно и так сказать, части. А ты?
— Тоже уволился. Еще в девяносто втором. Когда все стало разваливаться. Не хотелось еще и в межнациональные конфликты влезать. Очень. Потом бизнес. Теперь вот в творческом отпуске.
— Так тебе может, работа нужна — подсоблю с радостью. Нужен сейчас как раз надежный человек. Ты мне не случайно послан! Завтра представлю тебя партнерам. Здорово, просто!
— Да нет, Саша. Не нужна мне сейчас работа. Хотя спасибо огромное. А помощь… помощь возможно и потребуется. Действительно ведь не даром встретились. Я за последние несколько дней практически убедился в том, что ничего случайного нет в жизни. Мы только не видим этих причинно — следственных связей. Мне бы только догадаться чем ты мне можешь помочь?
— Ладно. Это разговор не короткий. Ты где остановился? Какие планы?
— С планами полный абзац. Неизвестен даже предмет планирования. Остановиться не успел нигде. Думал о гостинице, но не дотерпел — тебе позвонил.
— А вот это хорошо! Я тебя к себе забираю. На дачу. Шикарно — природа, тишина. Шашлык — машлык, понимаешь. Мои все уехали на каникулы к родителям. Там и поговорим обо всем.
— Готов прямо сейчас, но ты, очевидно, на работе еще?
— Нет уже. Едем прямо сейчас. У меня там все есть. Даже покупать ничего не надо. Как чувствовал. Затарился всем еще дня три назад.
Они прошли к Опель — Вектре, машина была уже немолодая, но в прекрасной форме, и покатили на дачу. Час езды пролетел за разговорами, как десять минут. Эмоциональность беседы лишь слегка сдерживалась интенсивным столичным движением. Наконец, необозримый мегаполис начал мельчать и потихоньку выродился в небольшие поселки. Они свернули на узкую дорогу среди берез и вскоре подъехали к Сашиной даче. Небольшой аккуратный деревянный, с одноэтажный с мансардой, дом встретил друзей жилым духом смолистой древесины. Таких домов на юге не строят. Там больше кирпич в почете. Но нет у кирпичных строений такого природного соответствия, как у деревянного дома. Обстановка в аскетическом слегка, но практичном стиле хорошо гармонировала с домом.
Они в четыре руки нарезали мясо и лук для шашлыка, замочили его в какой-то ускоренно замачивающей герметичной чудо — посудине и пошли на двор к мангалу готовить шашлык. Сама совместная сосредоточенная и слаженная работа приносила удовольствие. Казалось, что расстались совсем недавно. Наконец созрели первые порции, и они сели тут же за столик. Погода позволяла. Остатки серого снега еще кое-где лежали, но было градусов пять тепла. Подмосковье тоже радовало предвестьем весны. И было очень спокойно на душе. Разлили о рюмочке коньяку и с урчанием, обжигаясь, предались желудочной радости. Радости было еще много и это тоже радовало. Но всякий голод умирает с каждым новым кусочком. Как бы сделать наслаждение нескончаемым? Стали шутливо строить версии достижения бесконечного наслаждения. Бутылка была уже на исходе, поэтому и версий было в изобилии. Отметили и эту обратную зависимость жидкости и идей. Но тут Михаил неожиданно для себя изрек:
— Чтобы наслаждение было бесконечным, то величина его емкости не имеет значения. Значение имеет ее дислокация. Во как!
— Поподробней, с этого места.
— Ммм… Для того, чтобы я получал наслаждение, я должен получать его не в себя!
С энтузиазмом продекларировал Михаил. И задумался… Александр понял, что нужно подлить топлива для креативности мышления и разлил остатки коньяка.
— И для более четкой формулировки, выпьем бокалы.
— Слушай, я уже чего-то не того. Не хочу. А, понял! Ты хочешь доставить мне удовольствие! Так?
— Так!
— А чего ты хочешь больше выпить или, чтобы мне было приятно?
— Второе, естессно!
— Вот и ответ. Ты хочешь для меня, а я выпью для тебя! Так мы друг другу доставляем удовольствие. Во как! Жаль, что это коньяк. Его много не выпьешь. Но вот если бы наслаждение было бы от нематериального источника, то получай ради друга, а он ради тебя бесконечно! Короче, мы нашли формулу счастья! Она во взаимной отдаче. А не во взаимной ммм… взяче! Стоп, стоп. Отмечать это не будем.
Они смеялись как в годы юности. Безо всякой оглядки на солидность, имидж и прочую чепуху. Затем убрали за собой, и, отрезвев от обилия мяса и легкого морозца в густых уже сумерках, подались в дом.
Расположившись в гостиной, спокойно уже заговорили о том, что произошло с каждым из них за прошедшие четверть века. Произошло много. И говорили, по этой причине, долго.
— Ну а в град-то стольный зачем?
Переходя к делам насущным, спросил Александр.
— Ты поверишь, до сих пор не знаю точно.
— ?
Михаил встал и достал из висящей на вешалке куртке книгу и вложенный в нее буклет с адресом в Сан-Франциско. Буклет протянул Александру.
— Вот здесь мне нужно быть в это самое время. Но вот как я не представляю!
— Хорошая компания. Это, пожалуй, самые именитые и перспективно мыслящие ученые. И даже ученый — каббалист. Я где-то слышал эту фамилию, но не силен по этой части. Виза в Штаты есть?
— Откуда? Я об этом вчера узнал, вечером.
— И как ты собираешься получить визу за четыре дня? Сутки на перелет. Это невозможно. Я в этом слегка понимаю. Миша, это что так серьезно?
— Серьезней чем все, что я делал за всю мою предыдущую жизнь.
Михаил сказал это тихо и совершенно спокойно. Александр внимательно посмотрел на него и сидел некоторое время молча.
— Я должен тебя отговаривать. Рассказывать о здравом смысле с приведением убедительных примеров. Но я почему-то думаю, что ты знаешь, что делаешь. Я попробую тебе помочь.
— Спасибо тебе. Видит Бог, я не за этим тебя нашел. Просто очень хотел увидеть. А так вот выходит…
— Брось, Мишка! Я и мысли такой не допустил бы. Ты мало изменился, такой же, как и был. Щепетилен до одури. Пойдем ка спать сладко. Сон и питание — основа летания! Помнишь еще? Я завтра свободен весь день — будем думать, что с тобой делать.
Указав на его комнату, ванную и где-то лежит, Александр пошел спать.
После всех процедур подготовки ко сну, Михаил сидел на кровати и пытался проникнуть в завтрашний день. Он открыл книгу. Она не поведала ему ничего нового. Человек всю свою историю строит фантазии относительно своих взаимоотношений с высшей силой. И большинство из них выстроены на страхе наказания. Но в этом нет никакой логики. Посмотрев на природу, мы увидим, что главный закон Природы — совершенный и полный альтруизм. Все, что она дает своим созданиям не требует никакой оплаты. Но и создания берут ровно столько, сколько необходимо, чтобы существовать, а то, что могут, отдают другим. И только человек не вписывается в этот закон. Он стоит вне его. И даже более. Все его деяния против этого закона. Он хочет всегда больше, чем ему реально нужно для существования. А сколько беды и боли это приносит? Но если человек примет решение жить по этому закону альтруизма, то он будет счастлив? Да нет, пытались построить подобные общества. Утопии, коммунизм. Это оказались самыми кровавыми экспериментами в истории. Так в чем же ошибка? Почему у человека даже самые лучшие, казалось бы, намерения заканчиваются бедой. И чем возвышенней они, тем больше бедствия! Эти мысли прогнали сон окончательно. Бродить по дому было неловко, не разбудить бы Сашу. Эх, спросить бы у Бааль Сулама. Почему нет? Прямо сейчас! А еще хотелось эксперимента. Можно ли достигать эффекта общения с великими каббалистами не только из дома? Он взял в руки книгу, встал на середину комнаты и сосредоточился на желаемом. Минуты три стоял статуей. Даже глаза закрыл. Затем разозлился. «Черт побери, да не смогу я без помощи выполнить того, что должен. Я имею права знать!» И… комната растворилась. Перед ним в полутьме стоял Бааль Сулам и улыбался.
— Проходите, Михаил, раз уж так требуете. Вы подсознательно выбрали самый эффективный способ получать желаемое. То есть именно требовать. Но есть одно но…
— Ты где сейчас, Саша?
Первым нарушил непродолжительную тишину Михаил.
— Уволился. В бизнесе кручусь продовольственном. Не торгую, конечно, консультирую. По юридической, можно и так сказать, части. А ты?
— Тоже уволился. Еще в девяносто втором. Когда все стало разваливаться. Не хотелось еще и в межнациональные конфликты влезать. Очень. Потом бизнес. Теперь вот в творческом отпуске.
— Так тебе может, работа нужна — подсоблю с радостью. Нужен сейчас как раз надежный человек. Ты мне не случайно послан! Завтра представлю тебя партнерам. Здорово, просто!
— Да нет, Саша. Не нужна мне сейчас работа. Хотя спасибо огромное. А помощь… помощь возможно и потребуется. Действительно ведь не даром встретились. Я за последние несколько дней практически убедился в том, что ничего случайного нет в жизни. Мы только не видим этих причинно — следственных связей. Мне бы только догадаться чем ты мне можешь помочь?
— Ладно. Это разговор не короткий. Ты где остановился? Какие планы?
— С планами полный абзац. Неизвестен даже предмет планирования. Остановиться не успел нигде. Думал о гостинице, но не дотерпел — тебе позвонил.
— А вот это хорошо! Я тебя к себе забираю. На дачу. Шикарно — природа, тишина. Шашлык — машлык, понимаешь. Мои все уехали на каникулы к родителям. Там и поговорим обо всем.
— Готов прямо сейчас, но ты, очевидно, на работе еще?
— Нет уже. Едем прямо сейчас. У меня там все есть. Даже покупать ничего не надо. Как чувствовал. Затарился всем еще дня три назад.
Они прошли к Опель — Вектре, машина была уже немолодая, но в прекрасной форме, и покатили на дачу. Час езды пролетел за разговорами, как десять минут. Эмоциональность беседы лишь слегка сдерживалась интенсивным столичным движением. Наконец, необозримый мегаполис начал мельчать и потихоньку выродился в небольшие поселки. Они свернули на узкую дорогу среди берез и вскоре подъехали к Сашиной даче. Небольшой аккуратный деревянный, с одноэтажный с мансардой, дом встретил друзей жилым духом смолистой древесины. Таких домов на юге не строят. Там больше кирпич в почете. Но нет у кирпичных строений такого природного соответствия, как у деревянного дома. Обстановка в аскетическом слегка, но практичном стиле хорошо гармонировала с домом.
Они в четыре руки нарезали мясо и лук для шашлыка, замочили его в какой-то ускоренно замачивающей герметичной чудо — посудине и пошли на двор к мангалу готовить шашлык. Сама совместная сосредоточенная и слаженная работа приносила удовольствие. Казалось, что расстались совсем недавно. Наконец созрели первые порции, и они сели тут же за столик. Погода позволяла. Остатки серого снега еще кое-где лежали, но было градусов пять тепла. Подмосковье тоже радовало предвестьем весны. И было очень спокойно на душе. Разлили о рюмочке коньяку и с урчанием, обжигаясь, предались желудочной радости. Радости было еще много и это тоже радовало. Но всякий голод умирает с каждым новым кусочком. Как бы сделать наслаждение нескончаемым? Стали шутливо строить версии достижения бесконечного наслаждения. Бутылка была уже на исходе, поэтому и версий было в изобилии. Отметили и эту обратную зависимость жидкости и идей. Но тут Михаил неожиданно для себя изрек:
— Чтобы наслаждение было бесконечным, то величина его емкости не имеет значения. Значение имеет ее дислокация. Во как!
— Поподробней, с этого места.
— Ммм… Для того, чтобы я получал наслаждение, я должен получать его не в себя!
С энтузиазмом продекларировал Михаил. И задумался… Александр понял, что нужно подлить топлива для креативности мышления и разлил остатки коньяка.
— И для более четкой формулировки, выпьем бокалы.
— Слушай, я уже чего-то не того. Не хочу. А, понял! Ты хочешь доставить мне удовольствие! Так?
— Так!
— А чего ты хочешь больше выпить или, чтобы мне было приятно?
— Второе, естессно!
— Вот и ответ. Ты хочешь для меня, а я выпью для тебя! Так мы друг другу доставляем удовольствие. Во как! Жаль, что это коньяк. Его много не выпьешь. Но вот если бы наслаждение было бы от нематериального источника, то получай ради друга, а он ради тебя бесконечно! Короче, мы нашли формулу счастья! Она во взаимной отдаче. А не во взаимной ммм… взяче! Стоп, стоп. Отмечать это не будем.
Они смеялись как в годы юности. Безо всякой оглядки на солидность, имидж и прочую чепуху. Затем убрали за собой, и, отрезвев от обилия мяса и легкого морозца в густых уже сумерках, подались в дом.
Расположившись в гостиной, спокойно уже заговорили о том, что произошло с каждым из них за прошедшие четверть века. Произошло много. И говорили, по этой причине, долго.
— Ну а в град-то стольный зачем?
Переходя к делам насущным, спросил Александр.
— Ты поверишь, до сих пор не знаю точно.
— ?
Михаил встал и достал из висящей на вешалке куртке книгу и вложенный в нее буклет с адресом в Сан-Франциско. Буклет протянул Александру.
— Вот здесь мне нужно быть в это самое время. Но вот как я не представляю!
— Хорошая компания. Это, пожалуй, самые именитые и перспективно мыслящие ученые. И даже ученый — каббалист. Я где-то слышал эту фамилию, но не силен по этой части. Виза в Штаты есть?
— Откуда? Я об этом вчера узнал, вечером.
— И как ты собираешься получить визу за четыре дня? Сутки на перелет. Это невозможно. Я в этом слегка понимаю. Миша, это что так серьезно?
— Серьезней чем все, что я делал за всю мою предыдущую жизнь.
Михаил сказал это тихо и совершенно спокойно. Александр внимательно посмотрел на него и сидел некоторое время молча.
— Я должен тебя отговаривать. Рассказывать о здравом смысле с приведением убедительных примеров. Но я почему-то думаю, что ты знаешь, что делаешь. Я попробую тебе помочь.
— Спасибо тебе. Видит Бог, я не за этим тебя нашел. Просто очень хотел увидеть. А так вот выходит…
— Брось, Мишка! Я и мысли такой не допустил бы. Ты мало изменился, такой же, как и был. Щепетилен до одури. Пойдем ка спать сладко. Сон и питание — основа летания! Помнишь еще? Я завтра свободен весь день — будем думать, что с тобой делать.
Указав на его комнату, ванную и где-то лежит, Александр пошел спать.
После всех процедур подготовки ко сну, Михаил сидел на кровати и пытался проникнуть в завтрашний день. Он открыл книгу. Она не поведала ему ничего нового. Человек всю свою историю строит фантазии относительно своих взаимоотношений с высшей силой. И большинство из них выстроены на страхе наказания. Но в этом нет никакой логики. Посмотрев на природу, мы увидим, что главный закон Природы — совершенный и полный альтруизм. Все, что она дает своим созданиям не требует никакой оплаты. Но и создания берут ровно столько, сколько необходимо, чтобы существовать, а то, что могут, отдают другим. И только человек не вписывается в этот закон. Он стоит вне его. И даже более. Все его деяния против этого закона. Он хочет всегда больше, чем ему реально нужно для существования. А сколько беды и боли это приносит? Но если человек примет решение жить по этому закону альтруизма, то он будет счастлив? Да нет, пытались построить подобные общества. Утопии, коммунизм. Это оказались самыми кровавыми экспериментами в истории. Так в чем же ошибка? Почему у человека даже самые лучшие, казалось бы, намерения заканчиваются бедой. И чем возвышенней они, тем больше бедствия! Эти мысли прогнали сон окончательно. Бродить по дому было неловко, не разбудить бы Сашу. Эх, спросить бы у Бааль Сулама. Почему нет? Прямо сейчас! А еще хотелось эксперимента. Можно ли достигать эффекта общения с великими каббалистами не только из дома? Он взял в руки книгу, встал на середину комнаты и сосредоточился на желаемом. Минуты три стоял статуей. Даже глаза закрыл. Затем разозлился. «Черт побери, да не смогу я без помощи выполнить того, что должен. Я имею права знать!» И… комната растворилась. Перед ним в полутьме стоял Бааль Сулам и улыбался.
— Проходите, Михаил, раз уж так требуете. Вы подсознательно выбрали самый эффективный способ получать желаемое. То есть именно требовать. Но есть одно но…