— Книга при вас?
   Внимательный взгляд прямо в глаза. Фейс-контроль, усмехнулся Михаил про себя. Дедушка, да не играй ты в казаки — разбойники. Дверь-то отворена уже. Но вслух только коротко.
   — Вот, пожалуйста.
   Михаил протянул вынутую из внутреннего кармана книгу. Эдвин Михайлович книгу брать не стал, а, сделав приглашающий жест и пропустив посетителя, тут же сноровисто стал закрывать вход в жилище на все запоры.
   — Проходите прямо.
   Михаил, пройдя по прямому, темному и довольно длинному коридору с тремя боковыми дверьми попал в просторный кабинет хозяина. Изобилием книг на стоящих вдоль стен полках до потолка кабинет напоминал комнату Ари. Разница была в интерьере и облике Эдвина Михайловича. К своему удивлению Михаил заметил в углу кабинета компьютерный стол с компьютером, усугубленным различной компьютерной периферией. «Продвинутый старик», — подумалось с уважением.
   — Позвольте взглянуть на ваш экземпляр, — попросил Эдвин Михайлович.
   Михаил снова протянул книгу. На этот раз Эдвин Михайлович ее взял. И надо было видеть, как он это сделал! Эксперт взял ее бережно, как великую и очень хрупкую ценность. На носу у него были невообразимой оптики очки, сквозь которые он рассматривал переплет книги с тщанием. Затем он положил книгу на стол перед компьютером и открыл ее первую страницу. Глаза его, непотребно увеличенные очками, сделались еще больше. Казалось, он способен вобрать ее взглядом внутрь себя.
   — Откуда она у вас, молодой человек?
   Спросил строго с видом следователя милиции.
   — Досталась по случаю. Но я ее точно не крал.
   С нажимом уточнил Михаил.
   — Этого я не утверждаю, — он углубился в рассмотрение первой страницы. — Но не исключаю, — тоном ниже закончил Эдвин Михайлович.
   Михаила бросило в краску. «Какого черта я связался с этим расследованием. Если „Ангел“ ее где-то спер, а все предшествующие события все-таки являются плодом моего воображения, то мне придется доказывать, что вор не я. Но еще никто и никогда не позволял себе заподозрить меня в подобной низости!» События принимали совершенно неприемлемый оборот.
   — Я никогда не воровал и не позволю никому даже намекать на таковую возможность. Даже в принципе.
   Глухо и внешне очень спокойно сказал Михаил.
   Вам в том числе.
   Подобный тон его всегда действовал охлаждающе на любых оппонентов. Эдвин Михайлович не явился исключением. Он оторвался от исследования первой страницы и воззрился на Михаила в недоумении:
   — Успокойтесь, молодой человек. Я действительно этого не утверждаю. Но я много пожил на этом свете и, как следствие, много видел. Я беру свои слова обратно. Я вижу вы приличный человек. Очевидно военный? Эк вы встрепенулись.
   — Да и не стыжусь этого. К тому же в книге имеется прямое обращение именно ко мне.
   Настала очередь недоумения со стороны Эдвина Михайловича.
   — А где, позвольте узнать это обращение?
   Уже не скрывая откровенно подозрительного взгляда, вопросил Эдвин Михайлович.
   — Так вот оно.
   Михаил ткнул пальцем в приписку над стихотворением и в обращение к нему вверху следующей страницы.
   — Вы умеете читать на иврите? — не сдержал яду Эдвин Михайлович. — Прочтите мне это, пожалуйста.
   «Вот гад, поиздеваться решил или я чего-то не понимаю».
   — Я неплохо читаю на русском, а также на английском. Несмотря на отягощенное военной службой прошлое.
   Фраза получилась с пафосом и как-то по-детски. Однако же, взял со стола книгу и прочитал приписку и стихотворение, опустив, правда, обращение к нему Ари. По окончании чтения минуты три лицезрел Эдвина Михайловича, бессистемно переводящего взгляд с него на книгу. «Глючит дедушку», — подумал мстительно. День глюков. А началось все с моего компьютера» — усмехнулся он про себя.
   — Минуточку — сумел, наконец, вымолвить Эдвин Михайлович и, с несообразной облику ловкостью, полез на стремянку, стоящую у одной из полок — я должен кое-что уточнить.
   Он нашел нужный фолиант и, спустившись с ним, устроился в кресле у компьютера. Михаил, подойдя, разглядел название книги. Томас О. Ламбдин. «Учебник древнееврейского языка». «Ну-ну. Уточняй, а то подозрениями тут разбрасываются». Эдвин Михайлович углубился в учебник, иногда заглядывая в книгу. Затем, взяв лист бумаги из принтера, что-то записал.
   — Молодой человек, не сочтите за труд, прочтите все еще раз.
   — Извольте.
   Михаил, взяв книгу еще раз, тщательно все прочитал. Читая, он заметил, что Эдвин Михайлович сверяет его чтение с собственными записями. По окончанию чтения картина с рассматриванием повторилась.
   — Что-то не так? — С нажимом спросил Михаил.
   — Нет, нет. Все так. Я бы сказал все слишком так. Вы правильно все прочитали. Мало того, вы прочитали все правильней меня! Я не понимаю, как это происходит, но вы превосходно читаете на иврите. А точнее на старом иврите.
   «Дедушку опять глючит. Наверное, то, что привиделось мне в последнее время, носит заразный характер и передается воздушно-капельным путем» — грустно пошутил Михаил про себя.
   — Простите, но я читал на чистом русском.
   На челе Эдвина Михайловича в ответ на это заявление отразилась крайняя степень изумления.
   — Вы… вы, что утверждаете, что текст в книге, который вы только, что зачитали, написан на русском?
   — Представьте себе, именно на русском, — с нескрываемым сарказмом произнес Михаил.
   Это заявление «выключило» Эдвина Михайловича напрочь. Он сидел перед компьютером уставившись в никуда без движения. «Ну, вот опять глюкнуло знатока. Хоть бы знать есть ли у него кнопка „Reset“? Есть, возможно, подкожная такая, в районе его лысого затылка. Если шлепнуть туда легонько ладошкой — он и перезагрузится» обиженный предыдущим общением, злобно фантазировал. Ладно. Будем ждать. Он, поискав глазами, нашел стул и сел, не спрашивая разрешения. Было неизвестно, как надолго Эдвин Михайлович будет пребывать в ступорозном состоянии. Тот, наконец, обнадеживающе зашевелился.
   — Я, с вашего позволения, отсканирую книгу, — спросил Эдвин Михайлович.
   — Пожалуйста.
   Эдвин Михайлович взял ручной сканер, весьма редкий среди пользователей компьютерами, и практически не касаясь книги, бережно отсканировал все страницы, включая обложку. Затем, похлопал одним пальцем по клавиатуре и принтер начал выплевывать отсканированное. Взяв первую отсканированную страницу, он передал ее Михаилу.
   — Прочтите, пожалуйста.
   Попросил он как-то подозрительно вкрадчиво.
   — Но тут написано не на русском!
   Возмутился Михаил.
   — Вот именно!
   В голосе Эдвина Михайловича явно слышалось торжество. Обстановка по мнению Михаила уже явно выходила за рамки приличия.
 
   — Уважаемый Эдвин Михайлович.
   Поднявшись со стула с красноречивой медлительностью, и расправив плечи, вновь так же спокойно и глухо начал Михаил.
   — Вы сегодня издеваться изволите? Я спросил вашей помощи как человека облеченного знаниями в области древнего книгопечатания. Но, поверьте, я нисколько не готов к подобному с вашей стороны обращению.
   В щепетильных случаях Михаил, по неведомым ему самому причинам, начинал изъясняться, применяя лексику девятнадцатого века. Опять получилось вычурно, но и убедительно потому, что Эдвин Михайлович весьма поспешно подался от него к компьютеру, и взял в руки сканер, выставил его перед собой. «Похоже, дедок меня отсканировать вознамерился» — Михаил не смог удержаться от смеха.
   — Почему вы смеетесь? — Настала очередь Эдвина Михайловича для недоуменной обиды.
   — Помилуйте, Эдвин Михайлович, я никогда не подниму руки на пожилого человека. Опустите ваше «оружие». Сказал он, продолжая смеяться.
   — В моей жизни, знаете ли, всякое бывало.
   — Как-то грустно произнес Эдвин Михайлович.
   — Охотно верю.
   Успокоившись от веселья, и даже пожалев старика, ответил Михаил.
   — Однако, сегодня явно не тот случай. Объясните, что вы имели в виду, подсунув мне текст на древнем иврите?
   — Я вам дал отсканированную и распечатанную именно первую страницу книги, которую вы мне блестяще прочитали на «русском», как вы утверждали. И вы сами сказали, что она написана на русском. Ничего иного, тем более обидного я не имел в виду.
   Сканер оставался в его руках, правда, он его уже не держал перед собой.
   Михаил подошел, взял книгу и сличил тексты. Все, полностью совпадало до мельчайших подробностей заломов на странице, за исключением малости. Текст в книге был на русском языке, а в копии на иврите. «?… Упс, теперь похоже и меня глючит». Обнаруженная странность озадачила, но и крайне заинтересовала.
   — А давайте для чистоты эксперимента повторим его. Отсканируйте, пожалуйста, эту страницу еще раз и сразу распечатайте.
   Попросил Михаил, первое, что пришло на ум.
   — Конечно, конечно!
   Эдвин Михайлович тут же применил сканер по назначению и сразу распечатал страницу.
   Михаил сам взял еще теплую страницу, выползшую из принтера, и сличил с первой. Полная идентичность. Да уж… Не буду больше пугать старика. Хватит. Нужно узнать хоть что-то о книге.
   — Эдвин Михайлович, я собственно пришел узнать о самой книге. Забудем о недоразумениях. Могли бы вы ее как-либо охарактеризовать?
   Эдвин Михайлович, уже успокоившись, с вниманием и интересом посмотрел на него.
   — Ну… Хм… Скажу откровенно, подобной книги я не видел никогда прежде. Но…. Но я слышал о подобных книгах. Очень давно, и я не верил в их существование. Я полагал, что это легенды, живущие среди библиофилов, как история о летучем голландце среди моряков. Это, как бы вам сказать, книга, предназначенная для одного единственного читателя. Она раскрывается только ему и никому другому. Владелец может читать ее не сразу всю, а кусками только по мере приобретения определенных свойств. Приобретя их и изменившись внутренне, он может прочитать следующий отрывок. Так гласит легенда!
   Закончил он с ноткой торжественности. Я очень боюсь ошибиться. Нет, это почти невероятно, но, по-моему, ваша книга — именно тот случай.
   — Но, как я вас понял, это легенда. А что вы можете сказать о книге объективно, так сказать?
   — Объективно? Ну, возраст книги примерно четыреста пятьдесят лет. Она рукописная. Переплет в очень хорошем состоянии. О ее содержании я, пока не могу сказать ничего определенного. Нужно время. Похоже, что она особенна еще тем, что принадлежит перу Исаака Лурии Ашкенази или Ари, о чем свидетельствует надпись перед стихотворением. Это, отмечу особо, большая редкость. Он был ученым, но не писателем. Все открытия Ари записывал его ученик Хаим Виталь, если я не ошибаюсь. Книга имеет серьезную ценность. Я даже затрудняюсь ее оценить в деньгах. Также могу сообщить, что она среди пропавших и украденных не числится. Мария Ивановна охарактеризовала вас положительно, а она настоящий «рентген». Ни разу не ошиблась в оценке людей. Дар у нее такой. Я прошу у вас прощения. Все коллекционеры отчасти барыги. Страсть к собирательству иногда толкает во грех объегорить простака.
   — Да ладно, не беспокойтесь. Все в порядке. Я знаю, что ее писал Ицхак бен Шломо Лурия Ашкенази. Вы знаете кто он?
   «Я уж не буду рассказывать, что я вчера с ним лично разговаривал и даже соком угощался с его стола. А то доконаю окончательно». Подумал с самоиронией.
   — Вы абсолютно правильно назвали его имя!
   Бровь Эдвина Михайловича удивленно поднялась.
   — Это был один из величайших ученых-каббалистов в истории. Я, к сожалению, плохо знаком с этой сферой. Но я постараюсь найти вам информацию.
   — Буду вам весьма признателен. Оставить вам книгу?
   — Нет, что вы!
   Очень поспешно стал отрицать Эдвин Михайлович.
   — Это именно ваша книга. Я себе оставлю копии, с вашего позволения. Я постараюсь поработать над ними, а вы зайдите вечером. Часов эдак в семь.
   — Спасибо вам большое. Извините меня за беспокойство. Я непременно зайду.
   Михаил, взяв книгу, двинулся к выходу по коридору мимо боковых дверей. Одна из них, прежде закрытая, была сейчас приоткрыта наполовину. «?… А я думал, что мы одни, так тихо». Спускаясь по лестнице, он слышал сноровистое пощелкивание замков и позвякивание цепочек. «Граница на замке!».
   Михаил, выйдя из подъезда, сразу направился к дому. Ноги сами несли его только в ту сторону. Ему так хотелось ощутить дом. Дом, а не квартиру, как сказала жена. Что такое дом он не смог бы сформулировать четко. Дом — это квартира, лачуга, палатка в которую хочется вернуться. Где бы ты ни был. Ну, примерно так. Михаил перепрыгивал успевшие растаять лужи. По дороге заскочил в магазин и, позвонив жене, купил продукты согласно продиктованному списку. Как хорошо шагать домой!
   Взлетев на свой этаж, он не стал открывать дверь ключом, хотя мог, конечно. Он позвонил и стал ждать. Дверь открыла она, принаряженная слегка, но это «слегка» было для него! И было столь желанным и ожидаемым. Одним словом, обед не состоялся.
   Они проснулись часов в пять дня. От голода. Михаил, по крайней мере, точно от него. Жена подобрала так и оставшиеся лежать в прихожей продукты и отправилась на кухню готовить желанную трапезу. Михаил вспомнил о неработающем компьютере.
   — Я не зашел в магазин за мастером, чтобы починить компьютер.
   — И не нужно. Он прекрасно работает. Я сидела все время за ним, пока ты ходил в музей.
   — Это здорово. Я старался все сделать правильно, а он меня подвел. И Интернет работает?
   Михаил, задав вопрос, внутренне сжался. Тема была больная.
   — Интернет? Не знаю. Я не входила. Ты не беспокойся, он мне не нужен. Мне и так хорошо.
   Она подошла к нему и обняла. Михаил стиснул ее, чуть не задушив. Она не сопротивлялась.
   — Я стихи писала.
   — Дай почитать?
   — Ну не знаю… Они такие… Ладно. Найдешь в компьютере.
   Она высвободилась и пошла укрощать зашипевшую сковородку, а он подался к компьютеру. Тот работал совершенно исправно. В меню «Пуск» в «недавних документах» нашел «вордовский» файл и открыл его и прочитал:
 
Настроенье мое хорошее
Мы гуляли друг с другом под руку
Нету дома гостей непрошенных
Остальное, как будто, пофигу
 
 
Настроенье мое хорошее
По утрам, как всегда до вечера
Позабылись скелеты прошлого
По шкафам — и навеки вечные
 
 
Настроенье мое хорошее
Небо градом по стеклам бесится
Мы с тобою друг в друга вросшие
Мы сорвались с отвесной лестницы/
 
   Горло его сжало от чувств. Ну, вот еще нежности телячьи. Но на самом деле он отдал бы и саму жизнь за эти простые строчки. Стихи, как ничто другое, могут показать истинные чувства человека. Поэтому-то написавший их непрофессионал не склонен показывать их посторонним. Теперь его дурацкие сомнения развеялись в прах. Это давало ощущение надежного тыла. Мужчины могут идти вперед, в том числе и напролом в достижении любой цели, но им обязательно нужно чувствовать надежную поддержку со спины. И нет более мощной силы в этом, чем сила хрупкой женщины ожидающей своего мужчину! Михаил понял, что жизнь совершила очередной поворот. Куда?
   Так, поехали дальше. Он вошел в Интернет и щелкнул ссылку об Ари. Открылась та же страница, что и прежде. Михаил нетерпеливо щелкнул в следующую страницу. Страница долго не открывалась. Итогом было «Сервер не найден». Досада была наградой за все труды. Михаил стал смутно догадываться, что выбранный путь получения информации нежелателен. Вот и не получается. Хорошо, что комп не завис, как в прошлый раз. Михаил взглянул на часы. Восемнадцать ноль пять. Пора собираться к Эдвину Михайловичу. Возможно, именно этот путь приведет к искомым знаниям об Ари? Только сначала поесть! Очень настоятельно напомнил желудок.
   — Миша, садись кушать.
   — С наслаждением!
   — Мне нужно сходить к Эдвину Михайловичу, это интересный человек, собиратель книг. Он пообещал мне некоторую информацию. Я тебе позже расскажу все подробно. Ты не против?
   — Нет. Я посижу дома. Дел накопилось невпроворот.
   — Какие дела? Я все убрал, еда есть. Отдыхай.
   — Ты не поймешь — ты не женщина к счастью. Для тебя. И для меня тоже.
   Она улыбалась.
   Михаил Быстро оделся и направился кружным маршрутом к дому Эдвина Михайловича. Он хотел забежать в магазин купить для него чего-либо к чаю. В первый раз в спешке оплошал и пришел к человеку с пустыми руками. Во второй раз это будет уже не оплошность. Да и расчет по времени позволял не бежать. Михаил купил коробку приличных конфет и уже неторопливо направился к получению знания об Ари. Когда он был квартала за два от дома Эдвина Михайловича на боковой улице, он заметил спины двух быстро идущих мужчин в одинаковых черных куртках с капюшонами. Что-то в этих фигурах было знакомо. Большой город — много похожих прохожих. Скаламбурилось ему. Подойдя к дому, увидел машину неотложки. Плохо кому-то — всколыхнулось участие. Михаил вошел в подъезд и поднялся на уже знакомый третий этаж и обнаружил дверь Эдвина Михайловича на треть открытой. Непорядок на границе? Потоптался перед дверью. Может быть, гости нагрянули неожиданно? Но выяснить предположение решил. Приглашали ведь. Покрутил рукоятку звонка. На знакомый уже неблагозвучный звук пришел молодой мужчина в коричневой кожаной куртке с цепким казенным взглядом.
   — Вам кого?
   Уже по тону, Михаил понял, что перед ним представитель власти. И, очевидно, из силового министерства.
   — Я по договоренности с Эдвином Михайловичем. Мы договорились встретиться в девятнадцать часов.
   Мужчина нарочито медленно осмотрел его с ног до головы.
   — А по какому поводу?
   — Я просил провести его общую экспертизу старой книги.
   — Ценной?
   Открывши, было рот, чтобы выпалить правду, он осекся. Что-то ему говорило, что о книге стоит помалкивать.
   — Нет. К сожалению, она оказалась без цены.
   Врать он не любил и не умел. Вычислить его ложь не представляло труда даже ребенку. Но с годами он нашел формулу, позволявшую ему выкручиваться из щекотливых положений. Говори правду. Только правду. Но не говори всю правду. «Без цены» в данном случае — бесценная. «К сожалению» — читай, неизвестно куда еще заведет.
   — Вы давно знаете Снеткова?
   — Эдвина Михайловича? С сегодняшнего дня. Мне его порекомендовали в краеведческом музее и я, созвонившись с ним, посетил его утром. Простите, а вы кто?
   Мужчина полез в карман и, развернув удостоверение, мелькнул им перед его глазами.
   — Следователь прокуратуры Приставкин.
   Фамилию он произнес так, что не будь у Михаила довольно неплохого слуха — не разобрал бы. Стесняется он ее что ли?
   — А это что? Приставкин показал на пакет с конфетами?
   — Конфеты для Эдвина Михайловича. А что случилось?
   — Скончался Снетков.
   — Как?
   — Как большинство людей от болезней и старости.
   Следователь Приставкин явно решал какую-то задачу. Это отражалось на его лице. Решил, кажется.
   —У вас паспорт при себе? Или что-нибудь из документов?
   — Только военное пенсионное удостоверение.
   Приставкин еще раз быстро оценивающе окинул Михаила взглядом.
 
   — Пойдет. Проходите в кабинет понятым будете.
   Что-то тут было не так. Михаил пошел за следователем и за разгадкой. Перед кабинетом стояли врач неотложки и медсестра. В кабинете в кресле у компьютера сидел Эдвин Михайлович. Голова, поддерживаемая высокой спинкой, слегка склонена к левому плечу. Руки лежали на клавиатуре. На мониторе был какой-то текст в «Worde». Вроде бы он умер во время работы, но… Но очки лежали на письменном столе у окна. Судя по диоптриям очков, Эдвин Михайлович пред смертью печатал, не видя ни монитора, ни клавиатуры. Михаил поискал глазами листы копии его книги. Их не было. А учебник древнееврейского лежал открытым на компьютерном столе. Не складывалось все как-то.
   — Так, все проходим в помещение, протокол составлять будем. Ваши документы, пожалуйста.
   Врач, медсестра и Михаил прошли к письменному столу, где уже раскладывал свои бумаги следователь Приставкин, и сложили на стол, какие имелись, документы для протокола. Пока Приставкин борзо писал дежурные фразы в протоколе, Михаил старался получше рассмотреть все детали кабинета и размышлять логически:
   1. Судя по интересу, проявленному Эдвином Михайловичем к книге, он не мог ею не заниматься. Но следов этих занятий, кроме раскрытого учебника нет.
   2. Эдвин Михайлович обещал поискать информацию об Ари. Следов поиска тоже нет. Михаил подошел к Эдвину Михайловичу и заглянул в текст на мониторе. Это был рекламный проспект Интернет магазина, переведенный в вордовский формат. Зачем Эдвину Михайловичу этот текст? Он, что занимался его корректурой? Это просто бред. Кто-то, желая создать вид умершего за работой старика, не позаботился о содержании его работы. Или не знал, что содержит открытый наугад текст.
   3. Эдвин Михайлович был абсолютным хозяином кабинета, судя по свободно стоящим на полках ценнейшим книгам. Посему прятать копии книги Ари ему не пришло бы в голову. А их в видимом пространстве кабинета не было. Следовательно, их кто-то забрал. Тот, кто сымитировал спокойную смерть Эдвина Михайловича за работой. Хотя очевидных следов насилия на трупе нет. Знать бы точную причину смерти. Но это может показать только вскрытие. А кто вызвал скорую и прокуратуру?
 
   — А кто вызвал скорую и прокуратуру?
   Приставкин дернул головой, недовольно скривив губы. Но ответил.
   — А сам и вызвал. Скорую. Сказал, что сердце прихватило. Скорая приехала, а он уже того. Скончался. Они и засвидетельствовали эту самую кончину.
   — А как они в квартиру вошли?
   — В открытую дедушкой загодя дверь, товарищ Пуаре.
   Ирония профессионала смешанная с раздражением от глупейших вопросов профана. Михаил с ясностью понял, что следователю Приставкину все понятно, а «глухарь», то бишь нераскрытое дело, ему уж точно не с руки. И стоять на этом Приставкин будет насмерть.
   — А для тех, кто проявляет ненужную бдительность, дополнительно сообщаю, что дедушке в этом году стукнуло восемьдесят. Следов взлома на дверях нет, и пропавших ценностей также. Надеюсь, меня больше не будут отвлекать. «Пуаро, интеллектуал хренов», заразившись раздражением Приставкина подумал Михаил, но вслух спросил:
   — Ладно. Можно в туалет сходить?
   — Идите. Уже можно. Меньше мешать будете. А вы — к врачу — можете вызывать труповозку.
   Врач прильнул к телефону, а Михаил пошел осмотреть квартиру. Две двери из трех были закрыты на ключ, а третья, полуоткрытая в его прошлое посещение только прикрыта. Михаил толкнул ее и вошел в маленькую спальню с одним окном. Обстановка спартанская. Вдоль стены стояла старая металлическая кровать с шарами на спинках. У изголовья тумбочка. Он был почти уверен, что шпингалеты окна будут открыты. Так и есть. И пыль лежавшая везде на всех поверхностях, на подоконнике отсутствовала. Картина сложилась. Во время его предыдущего посещения в спальне кто-то был. Проник туда, скорее всего с крыши. И дверь приоткрыл, чтобы лучше слышать разговор в кабинете. Ткнуть бы носом этого следователя во все это! Но он понимал, что расследование ничего не даст, кроме вопросов к Михаилу. На которые ответов нет и у него самого в первую очередь. Тупик. Михаил быстро вернулся в кабинет.
   — Полегчало? Ничего бывает. В первый раз и заплохеть может.
   — Ну да. Бывает.
   «Счастливый ты, сопляк. Ты не видел того от чего тебе заплохело бы на всю оставшуюся жизнь» подумал беззлобно в адрес следователя. Приставкин закончил писать.
   — Допишите в протоколе напротив своих фамилий адреса и распишитесь. А вот и наряд милиции. Все свободны.
   В кабинет протопали двое постовых, для дальнейшей процедуры закона. Михаил и медики ретировались на свободу. Проходя под окнами квартиры Эдвина Михайловича, Михаил посмотрел на крышу. Слуховое окно на покатой крыше находится аккурат над спальней и открыто. Ясно как проникли в квартиру. Но зачем? И как он или они заставили старика позвонить в неотложку? Михаилу хотелось бы думать, что только обманом. Прощайте, Эдвин Михайлович! Наше знакомство было коротким и эмоциональным. Но мне очень жаль, что оно так оборвалось. А вот с получением информации о книге надо бы поаккуратней. Тут не все так просто!
   Михаил, отойдя в сторону дома пару кварталов, обнаружил лавку и положенную ей по штату урну. Место специально созданное для того, чтобы сесть, покурить и подумать. Сел, закурил. Пуаре, говоришь? Ладно, думать будем дедуктивно. Если кто-то что и искал в кабинете, то нашел и унес с собой. Все, что пропало — это копии книги Ари. В кабинете была масса очень ценных книг. Для этого «кого-то» ценность копии книги Ари перевешивала ценность всего, что имелось в кабинете. Зачем ему эта книга? Этот «кто-то» из подслушанных моих с антикваром разговоров знает, что книга у меня. Но ко мне ни с предложением отдать, продать либо отнять ее он подходить пока не хочет. Почему? Может быть, еще не представился случай? Хотя он, или они знали время моего следующего посещения антиквара. Значит, прямое обращение или столкновение не входит в планы этого «кого-то». Посмотрим.
   Темнота и оберегает, и подвергает опасности одновременно. Преимущества у того, у кого органы чувств более развиты. Михаил пошел домой, максимально сконцентрировав внимание.