Страница:
Рационалисты становились на другой путь - тоже ненаучный: они объясняли чудеса так, что истиной могло стать любое неправдоподобное сообщение. При таком подходе к делу опять-таки теряется возможность отделить достоверное от недостоверного.
Отказавшись от таких приемов, Штраус, как мы указывали, стал исходить из того, что все неправдоподобное, все, противоречащее истории и законам природы, может быть только мифом. В истории духовного развития всех народов мифотворчество занимало большое место. Огромное количество мифов создала религиозная фантазия древних греков, древних восточных и многих других народов. Во всех этих мифах фигурируют боги, полубоги, пророки, всевозможные герои; все они творят чудеса, недоступные для обыкновенного смертного. Нет никаких оснований выделять евангельские рассказы о Христе из массы мифов о других таких же богах. Мифология есть мифология, связана ли она с именем Христа или с именем любого другого персонажа, фигурирующего в мифах.
Штраус отвечает и на вопрос о том, кем придумывались религиозные, в том числе евангельские, мифы. Не отдельные люди, считал он, сочиняли их, а народ в целом, фантазия широких народных масс. Конечно, первоначально тот или иной миф сочиняется отдельным человеком, но если он признается массами, то, значит, в нем выразились какие-то созревшие в массах настроения и стремления. Но возникновение того или иного мифа всегда обусловливалось определенными конкретно-историческими причинами.
Новозаветные мифы, по мнению Штрауса, возникли в результате непрестанного ожидания мессии древними евреями. Умы из были так подготовлены к появлению мессии, что, когда определенному человеку стали приписывать мессианические качества, фантазия легко пошла по этому пути. Материалом, питавшим ее измышления о мессии, являлись ветхозаветные пророчества. Штраус находит почти для каждого момента биографии Иисуса соответствующее пророчество в Ветхом Завете. Найдя ветхозаветные источники евангельских мифов и показав, таким образом, что эти мифы представляют собой как бы осуществившиеся в фантазии ветхозаветные пророчества, он счел, что нашел и причины возникновения этих мифов.
Согласно Штраусу, на основе евангельских рассказов можно построить биографию Иисуса как человека, лишенную каких бы то ни было элементов сверхъестественного. И он действительно построил такую биографию, используя все, что можно, из евангелий и других произведений Нового Завета, дополняя недостающее собственными догадками и предположениями. В результате получилось жизнеописание человека по имени Иисус, жившего в Иудее в I веке н.э. Никаких, однако, серьезных оснований для такого жизнеописания Иисуса у Штрауса не было.
Критика Штраусом Нового Завета сыграла большую роль в раскрытии действительной истории Библии. Он показал, что новозаветные сказания представляют собой собрание мифов, основанных в свою очередь на мифах Ветхого Завета. Следующий важный шаг вперед в научном исследовании Нового Завета сделал другой немецкий ученый - Бруно Бауэр (1809-1882).
*Бруно Бауэр* Свое исследование ветхозаветных книг Бауэр начал с евангелия Иоанна. В 1840 г. он выпустил свою первую работу, посвященную Новому Завету, - "Критика евангельской истории Иоанна".
Как и Штраус, Бауэр решительно отверг ценность этого евангелия как исторического источника. По мнению Бауэра, евангелие Иоанна не дает никаких, мало-мальски точных, указаний относительно места и времени описываемых в нем событий, плохо освещает события и факты, сосредотачиваясь преимущественно на абстрактном философствовании. Каков источник этого философствования? Бауэр устанавливает чрезвычайно близкое сходство всего строя идей и мыслей евангелия Иоанна с религиозно-философскими взглядами жившего в Египте еврейского философа Филона Александрийского (20 г. до н.э. - 54 г. н.э.).
В сочинениях Филона Александрийского Бауэр находит в почти готовом виде все богословие евангелиста Иоанна. Филон был иудеем, он верил в бога Яхве и в истинность ветхозаветных сказаний, но эти сказания он трактовал не буквально, а иносказательно, аллегорически. Филон находился под влиянием греческой идеалистической философии, поэтому его иудаизм по своему содержанию весьма сильно расходился с традиционной религией Яхве, исповедовавшейся в Палестине. Бог для Филона был некоей возвышенной сущностью, чрезвычайно удаленной от мира и сносящейся с миром через ряд посредников - идей, которые объединяются логосом, таинственным словом. У Филона Бауэр обнаружил также и другие идеи первоначального христианства, нашедшие свое выражение в евангелии Иоанна, например учение о прирожденной греховности человека.
Отсюда Бауэр сделал вывод о том, что фактическим отцом христианства был не кто иной, как Филон Александрийский, а евангелие Иоанна - это религиозная популяризация философии Филона. Стало быть, фигура Христа и сказания, связанные с ней, не имеют реального исторического значения, это воплощенные в образах идеи филоновской философии.
Искать историческое зерно первоначального христианства, как и личности Иисуса, следует, по Бауэру, в синоптических евангелиях. Он взялся за их исследование и в начале 40-х годов издал трехтомный труд под заглавием "Критика евангельской истории синоптиков".
За несколько лет до появления работ Бауэра были опубликованы две работы по истории евангелий, которые толкнули Бауэра на новый путь. Это были книги немецких богословов Вейсе ("Евангельская история") и Вильке ("Первоевангелист"), в которых первым из евангелий признавалось евангелие не Матфея, а Марка. Вейсе и Вильке доказывали это чисто лингвистическим путем - кропотливым изучением языка, которым написаны евангелия. Бауэр же привлек исторические данные. В дальнейшем вывод о том, что евангелие Марка является по времени первым из синоптических евангелий, стал общепризнанным; подавляющее большинство исследователей стоит теперь на этой точке зрения.
Если евангелие Марка появилось первым из синоптических евангелий, то, значит, те его тексты, которые потом повторяются в евангелиях Матфея и Луки, были просто переписаны из евангелия Марка. Но ведь, помимо этих текстов, последние два евангелия содержат много таких повествований, которых нет в первом. Следовательно, они были позже прибавлены к первоначальному преданию. Откуда они взялись? Их выдумали авторы евангелий. А поскольку это было возможно для евангелий Матфея и Луки, рассуждал Бауэр, почему этого нельзя предположить и в отношении евангелия Марка?
Предположение о том, что евангелия создали отдельные люди, вытекало у Бауэра из его общих философско-исторических взглядов, которые заключались в том, что главную роль в истории играет "самосознание" отдельной личности, бросающей в массы свои идеи и ведущей за собой массу. Эта точка зрения была противопоставлена взгляду Штрауса. Не само собой, утверждал Бауэр, не постепенно, как считал Штраус, в широких массах возникали и созревали евангельские мифы; их придумывали сами авторы евангелий для того, чтобы объяснить и обосновать те или иные положения христианского вероучения.
Были ли, однако, евангельские рассказы хоть в какой-нибудь мере основаны на исторических фактах? Существовал ли сам Иисус, происходили ли какие-нибудь связанные с этой личностью события, которые могли быть потом раздуты и расцвечены фантазией евангелистов? На этот вопрос Бауэр не давал определенного ответа. В первых двух томах своего сочинения он допускал историческое существование Иисуса, хотя довольно нерешительно, а в третьем томе он отверг его. Мы знаем об Иисусе, говорит Бауэр, только то, что рассказывается о нем в евангелиях. А евангелия оказываются продуктом вымысла, художественными произведениями, созданными с определенными религиозно-назидательными целями. И хотя синоптики дают больше фактов и более определенно освещают их, чем евангелие Иоанна, но в одном отношении между ними разницы нет: это художественные, а не исторические произведения, не хроники, не летописи, в которых записываются происходящие на памяти людей действительные события.
Не менее обстоятельному разбору подверг Бауэр в других своих произведениях Деяния и Послания. Что касается посланий, то автором их Бауэр считал многих людей. Был ли среди этих авторов сам апостол Павел, которому церковь приписывает большинство посланий? Бауэр в этом сомневается, он не уверен, что хоть одно из этих посланий написано Павлом. Все они, как установил Бауэр на основании детального анализа, написаны не раньше II века, а имя Павла им дали авторы, чтобы придать посланиям особую авторитетность. В Деяниях Бауэр, как и его предшественник Баур, глава Тюбингенской школы, видел произведение, специально сочиненное для примирения иудаистского начала в христианстве с греко-римским, или паулинистским.
В вопросе о роли иудаизма в возникновении христианстве, а значит и об отношении Нового Завета к Ветхому, Бауэр выдвинул новую точку зрения. Он заявил, что не иудаизм сыграл основную роль в возникновении христианства и не евреи составляли основное ядро первоначальных христианских общин. По мнению Бауэра, христианство явилось продуктом греко-римского мира. Оно возникло не в Палестине, как учит этому церковь, а в Риме и в Александрии - двух основных культурных центрах того времени. Помимо Филона, о влиянии которого на возникновение христианских представлений мы выше уже говорили, Бауэр придавал особое значение влияние римского философа Сенеки. Анализируя послания, он находил в них многочисленные следы непосредственного заимствования у этого автора. Правда, близкое сходство посланий с сочинениями Сенеки было уже давно замечено как историками, так и богословами. Энгельс отмечает, что церковники пытались истолковать этот факт как результат заимствования Сенекой своей философии у авторов посланий. Но Сенека жил и писал за ряд десятилетий до того, как появились послания. Ясно, что заимствование могло здесь быть только в одном направлении - от Сенеки к авторам посланий.
Сообщения римских писателей Тацита (ок. 55 - ок. 120 г. н.э.) и Светония (ок. 70 - ок. 160 г. н.э.) о том, что христианство пришло из Иудеи, Бауэр считал недостоверным. Текст Тацита о том, что христиане называют себя так по имени Христа, который был распят в Иудее в царствование Тиберия (14 г. н.э. - 37 г. н.э.), он признал основанным на выдумке. Последующие же сообщения о Христе, по его мнению, могли быть заимствованы у Тацита.
Поскольку это так, то нет никаких оснований, утверждал Бауэр, считать новозаветные произведения возникшими в Иудее и вообще имеющими иудейское происхождение. Автор первого евангелия, легшего в основу евангелия Марка, был, по мнению Бауэра, римлянином, выросшим в Италии и создавшим евангельскую легенду из языческих материалов. Бауэр считал, что евангелия только заключены в иудейскую рамку, но по содержанию своему они отражают духовные запросы и стремления греко-римского общества. И, конечно, утверждал Бауэр, для их возникновения совершенно не требовалось, чтобы в Иудее определенного периода произошли описанные в них события с Христом, как не требовалось вообще исторического существования Христа.
На работы Бауэра о раннем христианстве и Новом Завете в свое время обратил внимание Фридрих Энгельс, который много занимался вопросом о новозаветных книгах и о первоначальном христианстве в целом.
*Энгельс о Новом Завете* Марксистское решение проблемы происхождения христианской религии дал Ф. Энгельс. На этом мы более подробно остановимся в следующей главе, здесь же мы рассмотрим только взгляды Энгельса по вопросу об истории новозаветных книг.
Первоначальному христианству и книгам Нового Завета Энгельс посвятил следующие свои работы: "Бруно Бауэр и раннее христианство", "Книга Откровения" и "К истории раннего христианства". В этих работах он, учитывая исследования предшествовавших ученых, и в особенности Бруно Бауэра, дал собственное решение ряда важнейших вопросов. Серьезнейшее значение в установлении подлинной истории Нового Завета имеет данное Энгельсом освещение Апокалипсиса.
Апокалипсис, или Откровение Иоанна Богослова, представляет собой на первый взгляд чрезвычайно темную и запутанную книгу, до смысла которой добраться чрезвычайно трудно. Энгельс разъяснил не только смысл туманных видений Апокалипсиса, но и историю этой книги, установил дату ее написания с точностью до нескольких месяцев. А так как Апокалипсис оказался самой первой по времени новозаветной книгой, самым первым документом раннего христианства, то установление даты и исторической обстановки в период его написания послужило исходным пунктом и опорной точкой для датировки всех остальных книг Нового Завета.
Опираясь на ряд соображений своего университетского учителя Фердинанда Бенари (1805-1880), Энгельс показал, как расшифровывается пресловутое апокалиптическое "звериное число" - 666. Дело в том, что у древних евреев буквы алфавита имели, кроме своего прямого значения, еще и функцию цифровых обозначений. Энгельс взял два древнееврейских слова [], означавших Нерон Кесарь, или императора Нерон, и подсчитал сумму цифровых значений букв, входящих в эти слова. Получилось следующее: буква [] н (нун) = 50; [] р (реш) = 200; [] в (вов) вместо о = 6; еще одно [] н (нун) = 50; [] к (куф) = 100; [] с (самех) = 60; наконец еще одно [] р (реш) = 200. В итоге получается сумма 666.
Не случайное ли это, однако, совпадение? Энгельс сопоставляет с этим цифровым решением еще некоторые данные, которые позволяют проверить его правильность.
Один из церковных писателей II века н.э. - Ириней оставил свидетельства того, что он знал такие варианты Апокалипсиса Иоанна, в которых звериное число выражено в цифре не 666, а - 616. До нашего времени эти варианты не дошли, но, поскольку они были, значит расшифровка звериного числа должна подходить и для 666 и для 616. И оказывается, что приводимое Энгельсом решение подходит для обоих вариантов. В некоторых еврейских рукописях того времени имя Нерон писалось на латинский манер, без второго H - Nero. Если отбросить второе [] (нун) в слове "Нерон", то получится не 666, а 616. Очевидно, варианты звериного числа соответствовали вариантам имени Нерона. Это совпадение уже дает гипотезе достаточно прочное основание.
Но Энгельс не удовлетворяется этим и продолжает приводить новые доказательства. В Апокалипсисе говорится о том, что из моря поднялся зверь с семью головами и что "одна из голов его как бы смертельно была ранена, но эта смертельная рана исцелела". В писаниях упомянутого выше Иринея прямо сказано, что раненая и исцелившаяся потом голова означает императора Нерона. Энгельс говорит по этому поводу, что Ириней во II веке еще знал значение этого символа, но потом оно было забыто. Почему же можно было считать Нерона смертельно раненной, но исцелившейся головой? Объяснение заключается в том, что после самоубийства Нерона распространился слух, будто он только ранен, но выздоравливает и скоро появится опять в своих прежних владениях. Об этом рассказывает, в частности, историк Тацит.
Наконец, Энгельс обращает внимание на такой текст Апокалипсиса: "Зверь... был, и нет его... Семь голов суть семь гор, на которых сидит жена, и семь царей, из которых пять пали, один есть, а другой еще не пришел, и, когда придет, надолго ему быть. И зверь, который был и которого нет, есть восьмой, и из числа семи... Жена же, которую ты видел, есть великий город, царствующий над земными царями". Великий город есть, конечно, не что иное, как Рим. Что же касается царей, то ясно сказано, что пять из них пали, теперь царствует шестой, после шестого будет недолго царствовать седьмой, после которого вернется один из павших пяти и стане восьмым царем. Павший, но затем возвращающийся царь - это, очевидно, "раненый, но исцелившийся", т.е. тот же Нерон. А кто остальные цари?
Первым императором считается август, за ним идут Тиберий, Калигула, Клавдий, Нерон. Это - пять "павших". После Нерона царствовал Гальба - "один, который существует". Иначе говоря, Апокалипсис был написан в царствование императора Гальбы, продолжавшееся очень недолго - с 9 июня 68 г. до 15 января 69 г. н.э. Автор Апокалипсиса предвидит еще седьмого царя, который продержится на троне недолго и уступит место восьмому (из прежних пяти). Это представляет известную трудность для объяснения. Известно, что в царствование Гальбы вспыхнуло восстание легионов, закончившееся низложением и убийством императора и восшествием на престол Отона, который, однако, продержался на троне только три месяца. Таким образом, Отон должен считаться седьмым царем, за которым, по мысли автора Апокалипсиса, явится "восьмой из павших пяти". Если Апокалипсис был написан в правление Гальбы, то, значит, автор мог предвидеть, что Гальба скоро будет свергнут и его место займет другой, которому тоже недолго придется царствовать. Энгельс так и считает, что "откровение было написано при Гальбе, вероятно, в конце его правления или же, самое позднее, во время трехмесячного (до 15 апреля 69 года) правления Отона, "седьмого""[К. Маркс и Ф. Энгельс, О религии, стр.260.]. Есть все основания полагать, что весь этот текст Апокалипсиса был написан во время начала восстания, когда Гальба еще не был убит, но следовало ожидать, что он на троне не удержится и что приходящий ему на смену авантюрист тоже не окажется долговечной фигурой. При наличии известной доли проницательности, видимо, нетрудно было предвидеть, что завязавшаяся кутерьма не продлится особенно долго и что скоро престол должен будет занять кто-то из "коренных" императоров. Кого же имел в виду автор Апокалипсиса, говоря о грядущем "восьмом"?
На основании данной Бенари расшифровки числа 666 Энгельс утверждает, что автор Апокалипсиса ждал вторичного воцарения не кого иного, как Нерона, который, как он считал, не убит, а был ранен, выздоровел и скоро должен появиться на политической арене. Как раз в это время появился лже-Нерон, обосновавшийся на острове Китносе в Эгейском море и пытавшийся развернуть борьбу за власть.
В итоге получается, что Апокалипсис был написан в конце 68 начале 69 г. г.э. Анализируя его содержание, Энгельс показывает, что он явился самой ранней из новозаветных книг, самым первым произведением христианской религии.
В своих утверждениях Энгельс основывается на том, что в Апокалипсисе больше, чем во всех других книгах Нового Завета, чувствуется связь первоначального христианства с иудейской религией. Христианство первоначально появилось как секта внутри иудаизма и только постепенно под влиянием ряда обстоятельств политического и идеологического порядка отпочковалось от иудаизма, превратившись в самостоятельную религию. Процесс этого отпочкования можно проследить по всем книгам Нового Завета. В Апокалипсисе, как показал Энгельс, мы видим самое начало этого процесса. Здесь еще "нет ни догматики, ни этики позднейшего христианства"[К. Маркс и Ф. Энгельс, О религии, стр.252.]. Автор Апокалипсиса считает как себя, так и своих единомышленников иудеями; имени христиан еще не существует. В книге не фигурируют специфически христианские таинства - крещения, причащения. Нет еще основных элементов христианского религиозного учения (догматики). "Никакого следа святой троицы, - писал Энгельс, наоборот, старый единый и неделимый Иегова позднего иудейства, развившийся из иудейского национального божества во всеединого владыку неба и земли, который стремится к господству над всеми народами, сулит милость обращенным и безжалостно сокрушает непокорных... Поэтому на страшном суде восседает сам этот бог, а не Христос, как изображают позднейшие евангелия и послания"[Там же, стр.262.]. Не фигурирует в Апокалипсисе и догмат о первородном грехе, за который, по учению позднейших книг Нового Завета, Христос должен был заплатить своей кровью и жизнью. "Господствует только один догмат: верующие спасены жертвой Христа. Но как и почему - совершенно нельзя понять. Здесь нет ничего, кроме старой еврейской и языческой идеи о том, что бога или богов следует умилостивлять жертвами"[Там же, стр.161.].
Поскольку Апокалипсис оказывается, таким образом, самой ранней книгой Нового Завета, его содержание дает представление о христианстве на самой первоначальной ступени его развития. И в этом заключается особо важное значение этой книги как исторического документа. В связи с этим понятно, что исследование Энгельсом Апокалипсиса имело громадное значение для выяснения вопроса о возникновении христианства вообще.
Как было уже сказано, интерес Энгельса к первоначальному христианству не ограничивался пределами Апокалипсиса. Энгельс поставил проблему значительно шире: он вскрыл социальные причины и нарисовал конкретную картину возникновения христианства, а следовательно, и новозаветной литературы.
В отношении датировки и критики синоптических евангелий, Посланий и Деяний Энгельс признавал заслуги Бауэра и пользовался его выводами в своих исследованиях. Он считал правильными выдвинутые Бауэром положения о происхождении христианства из смеси видоизмененного иудаизма с вульгаризированной греческой философией и о роли Филона Александрийского и Сенеки в возникновении христианской религии. Он указал на сильные стороны той критики, который Бауэр подверг взгляды Штрауса. "И если, - писал Энгельс, - при этом оказалось, что из всего содержания евангелия не осталось почти абсолютно ничего, что могло бы быть доказано как исторически достоверное, - так что даже само историческое существование Иисуса Христа можно было объявить сомнительным, - то этим Бауэр расчистил почву, на которой возможно разрешение вопроса, откуда происходят представления и идеи, которые в христианстве сложились в своего рода систему, и каким образом они достигли мирового господства"[К. Маркс и Ф. Энгельс, О религии, стр.151.]. Но Бауэр мог только расчистить почву для решения вопроса о происхождении христианства, ибо он не был материалистом и не мог поэтому вскрыть исторические корни первоначального христианства.
Энгельс говорит, что по вопросу о причинах, которые помогли христианству одержать победу и достичь мирового господства, у Бауэра имеются очень ценные данные, но идеализм помешал ему разобраться в этом вопросе до конца. Статья Энгельса, о которой сейчас идет речь, была посвящена специально взглядам Бауэра. Но по вопросу о причинах и обстоятельствах возникновения христианства Энгельс, отвлекшись от разбора этих взглядов, дал свое собственное решение вопроса, основанное на материалистическом понимании истории.
Бауэр, как указал Энгельс, не обратил достаточного внимания на то, что христианское вероучение имеет своим источником не непосредственно произведения самого Филона, а "популяризированные филоновские представления", т.е. представления, которые в сознании народных масс потеряли свою философскую "утонченность" и приблизились к обычным ветхозаветным представлениям. У Филона ветхозаветные сказания истолковываются аллегорически, а в христианстве они сохранили свой буквальный смысл: "Новый Завет почти совершенно пренебрегает важнейшей частью этих произведений (Филона. - И.К.), а именно аллегорически-философским истолкованием ветхозаветных рассказов"[К. Маркс и Ф. Энгельс, О религии, стр.153.].
Отсюда следует вывод о том, что новозаветные представления, а с ними и христианство в целом формировалось в народных массах и что, следовательно, если мы хотим понять условия и причины их распространения, мы должны выяснить те исторические условия, которые создали для этого благоприятную почву.
Энгельс дал характеристику той социально-исторической обстановки, которая сложилась в Римской империи к началу нашей эры и которая обусловила как возникновение, так и победу христианства. Но на этом мы остановимся в той главе, где будут подводится итоги исследованиям в области происхождения библейских книг. Это вызывается тем, что данное Энгельсом решение вопроса о происхождении христианства имеет более общее значение, чем происхождение той или иной новозаветной книги.
Дальнейшие исследования новозаветной литературы принесли новые успехи. В частности, предположения о том, что новозаветные сказания не имеют исторической опоры в лице реально существовавшего Христа (Энгельс считал его существование сомнительным), получило полное подтверждение в исследованиях ученых так называемой мифологической школы.
*Мифологическая школа* Еще в конце XVIII века французские философы-просветители Вольней (1757-1820) и Дюпюи (1742-1809) высказывали мнение о том, что Иисус Христос никогда не существовал и что Новому Завету в этом отношении совершенно нельзя доверять. Через сто примерно лет это предположение было подкреплено рядом серьезных научных исследований, предметом которых являлись как книги Нового Завета, так и нехристианская литература первых веков нашей эры. Наиболее выдающимися трудами этого рода были исследования американского ученого В.Б. Смита "Дохристианский Иисус", польского исследователя Андрея Немоевского (1864-1919) "Бог Иисус", "Древне-христианский мир и его миф" С. Люблинского (ум. в 1910 г.), работы французов Кушу, Мутье-Руссэ и ряд других. Своего рода итог исследованиям в этом вопросе подвел немецкий историк Артур Древс (1865-1935) в ряде трудов, основным из которых был "Миф о Христе" (1909). Мы изложим основную аргументацию мифологической школы по сочинениям Древса.
Отказавшись от таких приемов, Штраус, как мы указывали, стал исходить из того, что все неправдоподобное, все, противоречащее истории и законам природы, может быть только мифом. В истории духовного развития всех народов мифотворчество занимало большое место. Огромное количество мифов создала религиозная фантазия древних греков, древних восточных и многих других народов. Во всех этих мифах фигурируют боги, полубоги, пророки, всевозможные герои; все они творят чудеса, недоступные для обыкновенного смертного. Нет никаких оснований выделять евангельские рассказы о Христе из массы мифов о других таких же богах. Мифология есть мифология, связана ли она с именем Христа или с именем любого другого персонажа, фигурирующего в мифах.
Штраус отвечает и на вопрос о том, кем придумывались религиозные, в том числе евангельские, мифы. Не отдельные люди, считал он, сочиняли их, а народ в целом, фантазия широких народных масс. Конечно, первоначально тот или иной миф сочиняется отдельным человеком, но если он признается массами, то, значит, в нем выразились какие-то созревшие в массах настроения и стремления. Но возникновение того или иного мифа всегда обусловливалось определенными конкретно-историческими причинами.
Новозаветные мифы, по мнению Штрауса, возникли в результате непрестанного ожидания мессии древними евреями. Умы из были так подготовлены к появлению мессии, что, когда определенному человеку стали приписывать мессианические качества, фантазия легко пошла по этому пути. Материалом, питавшим ее измышления о мессии, являлись ветхозаветные пророчества. Штраус находит почти для каждого момента биографии Иисуса соответствующее пророчество в Ветхом Завете. Найдя ветхозаветные источники евангельских мифов и показав, таким образом, что эти мифы представляют собой как бы осуществившиеся в фантазии ветхозаветные пророчества, он счел, что нашел и причины возникновения этих мифов.
Согласно Штраусу, на основе евангельских рассказов можно построить биографию Иисуса как человека, лишенную каких бы то ни было элементов сверхъестественного. И он действительно построил такую биографию, используя все, что можно, из евангелий и других произведений Нового Завета, дополняя недостающее собственными догадками и предположениями. В результате получилось жизнеописание человека по имени Иисус, жившего в Иудее в I веке н.э. Никаких, однако, серьезных оснований для такого жизнеописания Иисуса у Штрауса не было.
Критика Штраусом Нового Завета сыграла большую роль в раскрытии действительной истории Библии. Он показал, что новозаветные сказания представляют собой собрание мифов, основанных в свою очередь на мифах Ветхого Завета. Следующий важный шаг вперед в научном исследовании Нового Завета сделал другой немецкий ученый - Бруно Бауэр (1809-1882).
*Бруно Бауэр* Свое исследование ветхозаветных книг Бауэр начал с евангелия Иоанна. В 1840 г. он выпустил свою первую работу, посвященную Новому Завету, - "Критика евангельской истории Иоанна".
Как и Штраус, Бауэр решительно отверг ценность этого евангелия как исторического источника. По мнению Бауэра, евангелие Иоанна не дает никаких, мало-мальски точных, указаний относительно места и времени описываемых в нем событий, плохо освещает события и факты, сосредотачиваясь преимущественно на абстрактном философствовании. Каков источник этого философствования? Бауэр устанавливает чрезвычайно близкое сходство всего строя идей и мыслей евангелия Иоанна с религиозно-философскими взглядами жившего в Египте еврейского философа Филона Александрийского (20 г. до н.э. - 54 г. н.э.).
В сочинениях Филона Александрийского Бауэр находит в почти готовом виде все богословие евангелиста Иоанна. Филон был иудеем, он верил в бога Яхве и в истинность ветхозаветных сказаний, но эти сказания он трактовал не буквально, а иносказательно, аллегорически. Филон находился под влиянием греческой идеалистической философии, поэтому его иудаизм по своему содержанию весьма сильно расходился с традиционной религией Яхве, исповедовавшейся в Палестине. Бог для Филона был некоей возвышенной сущностью, чрезвычайно удаленной от мира и сносящейся с миром через ряд посредников - идей, которые объединяются логосом, таинственным словом. У Филона Бауэр обнаружил также и другие идеи первоначального христианства, нашедшие свое выражение в евангелии Иоанна, например учение о прирожденной греховности человека.
Отсюда Бауэр сделал вывод о том, что фактическим отцом христианства был не кто иной, как Филон Александрийский, а евангелие Иоанна - это религиозная популяризация философии Филона. Стало быть, фигура Христа и сказания, связанные с ней, не имеют реального исторического значения, это воплощенные в образах идеи филоновской философии.
Искать историческое зерно первоначального христианства, как и личности Иисуса, следует, по Бауэру, в синоптических евангелиях. Он взялся за их исследование и в начале 40-х годов издал трехтомный труд под заглавием "Критика евангельской истории синоптиков".
За несколько лет до появления работ Бауэра были опубликованы две работы по истории евангелий, которые толкнули Бауэра на новый путь. Это были книги немецких богословов Вейсе ("Евангельская история") и Вильке ("Первоевангелист"), в которых первым из евангелий признавалось евангелие не Матфея, а Марка. Вейсе и Вильке доказывали это чисто лингвистическим путем - кропотливым изучением языка, которым написаны евангелия. Бауэр же привлек исторические данные. В дальнейшем вывод о том, что евангелие Марка является по времени первым из синоптических евангелий, стал общепризнанным; подавляющее большинство исследователей стоит теперь на этой точке зрения.
Если евангелие Марка появилось первым из синоптических евангелий, то, значит, те его тексты, которые потом повторяются в евангелиях Матфея и Луки, были просто переписаны из евангелия Марка. Но ведь, помимо этих текстов, последние два евангелия содержат много таких повествований, которых нет в первом. Следовательно, они были позже прибавлены к первоначальному преданию. Откуда они взялись? Их выдумали авторы евангелий. А поскольку это было возможно для евангелий Матфея и Луки, рассуждал Бауэр, почему этого нельзя предположить и в отношении евангелия Марка?
Предположение о том, что евангелия создали отдельные люди, вытекало у Бауэра из его общих философско-исторических взглядов, которые заключались в том, что главную роль в истории играет "самосознание" отдельной личности, бросающей в массы свои идеи и ведущей за собой массу. Эта точка зрения была противопоставлена взгляду Штрауса. Не само собой, утверждал Бауэр, не постепенно, как считал Штраус, в широких массах возникали и созревали евангельские мифы; их придумывали сами авторы евангелий для того, чтобы объяснить и обосновать те или иные положения христианского вероучения.
Были ли, однако, евангельские рассказы хоть в какой-нибудь мере основаны на исторических фактах? Существовал ли сам Иисус, происходили ли какие-нибудь связанные с этой личностью события, которые могли быть потом раздуты и расцвечены фантазией евангелистов? На этот вопрос Бауэр не давал определенного ответа. В первых двух томах своего сочинения он допускал историческое существование Иисуса, хотя довольно нерешительно, а в третьем томе он отверг его. Мы знаем об Иисусе, говорит Бауэр, только то, что рассказывается о нем в евангелиях. А евангелия оказываются продуктом вымысла, художественными произведениями, созданными с определенными религиозно-назидательными целями. И хотя синоптики дают больше фактов и более определенно освещают их, чем евангелие Иоанна, но в одном отношении между ними разницы нет: это художественные, а не исторические произведения, не хроники, не летописи, в которых записываются происходящие на памяти людей действительные события.
Не менее обстоятельному разбору подверг Бауэр в других своих произведениях Деяния и Послания. Что касается посланий, то автором их Бауэр считал многих людей. Был ли среди этих авторов сам апостол Павел, которому церковь приписывает большинство посланий? Бауэр в этом сомневается, он не уверен, что хоть одно из этих посланий написано Павлом. Все они, как установил Бауэр на основании детального анализа, написаны не раньше II века, а имя Павла им дали авторы, чтобы придать посланиям особую авторитетность. В Деяниях Бауэр, как и его предшественник Баур, глава Тюбингенской школы, видел произведение, специально сочиненное для примирения иудаистского начала в христианстве с греко-римским, или паулинистским.
В вопросе о роли иудаизма в возникновении христианстве, а значит и об отношении Нового Завета к Ветхому, Бауэр выдвинул новую точку зрения. Он заявил, что не иудаизм сыграл основную роль в возникновении христианства и не евреи составляли основное ядро первоначальных христианских общин. По мнению Бауэра, христианство явилось продуктом греко-римского мира. Оно возникло не в Палестине, как учит этому церковь, а в Риме и в Александрии - двух основных культурных центрах того времени. Помимо Филона, о влиянии которого на возникновение христианских представлений мы выше уже говорили, Бауэр придавал особое значение влияние римского философа Сенеки. Анализируя послания, он находил в них многочисленные следы непосредственного заимствования у этого автора. Правда, близкое сходство посланий с сочинениями Сенеки было уже давно замечено как историками, так и богословами. Энгельс отмечает, что церковники пытались истолковать этот факт как результат заимствования Сенекой своей философии у авторов посланий. Но Сенека жил и писал за ряд десятилетий до того, как появились послания. Ясно, что заимствование могло здесь быть только в одном направлении - от Сенеки к авторам посланий.
Сообщения римских писателей Тацита (ок. 55 - ок. 120 г. н.э.) и Светония (ок. 70 - ок. 160 г. н.э.) о том, что христианство пришло из Иудеи, Бауэр считал недостоверным. Текст Тацита о том, что христиане называют себя так по имени Христа, который был распят в Иудее в царствование Тиберия (14 г. н.э. - 37 г. н.э.), он признал основанным на выдумке. Последующие же сообщения о Христе, по его мнению, могли быть заимствованы у Тацита.
Поскольку это так, то нет никаких оснований, утверждал Бауэр, считать новозаветные произведения возникшими в Иудее и вообще имеющими иудейское происхождение. Автор первого евангелия, легшего в основу евангелия Марка, был, по мнению Бауэра, римлянином, выросшим в Италии и создавшим евангельскую легенду из языческих материалов. Бауэр считал, что евангелия только заключены в иудейскую рамку, но по содержанию своему они отражают духовные запросы и стремления греко-римского общества. И, конечно, утверждал Бауэр, для их возникновения совершенно не требовалось, чтобы в Иудее определенного периода произошли описанные в них события с Христом, как не требовалось вообще исторического существования Христа.
На работы Бауэра о раннем христианстве и Новом Завете в свое время обратил внимание Фридрих Энгельс, который много занимался вопросом о новозаветных книгах и о первоначальном христианстве в целом.
*Энгельс о Новом Завете* Марксистское решение проблемы происхождения христианской религии дал Ф. Энгельс. На этом мы более подробно остановимся в следующей главе, здесь же мы рассмотрим только взгляды Энгельса по вопросу об истории новозаветных книг.
Первоначальному христианству и книгам Нового Завета Энгельс посвятил следующие свои работы: "Бруно Бауэр и раннее христианство", "Книга Откровения" и "К истории раннего христианства". В этих работах он, учитывая исследования предшествовавших ученых, и в особенности Бруно Бауэра, дал собственное решение ряда важнейших вопросов. Серьезнейшее значение в установлении подлинной истории Нового Завета имеет данное Энгельсом освещение Апокалипсиса.
Апокалипсис, или Откровение Иоанна Богослова, представляет собой на первый взгляд чрезвычайно темную и запутанную книгу, до смысла которой добраться чрезвычайно трудно. Энгельс разъяснил не только смысл туманных видений Апокалипсиса, но и историю этой книги, установил дату ее написания с точностью до нескольких месяцев. А так как Апокалипсис оказался самой первой по времени новозаветной книгой, самым первым документом раннего христианства, то установление даты и исторической обстановки в период его написания послужило исходным пунктом и опорной точкой для датировки всех остальных книг Нового Завета.
Опираясь на ряд соображений своего университетского учителя Фердинанда Бенари (1805-1880), Энгельс показал, как расшифровывается пресловутое апокалиптическое "звериное число" - 666. Дело в том, что у древних евреев буквы алфавита имели, кроме своего прямого значения, еще и функцию цифровых обозначений. Энгельс взял два древнееврейских слова [], означавших Нерон Кесарь, или императора Нерон, и подсчитал сумму цифровых значений букв, входящих в эти слова. Получилось следующее: буква [] н (нун) = 50; [] р (реш) = 200; [] в (вов) вместо о = 6; еще одно [] н (нун) = 50; [] к (куф) = 100; [] с (самех) = 60; наконец еще одно [] р (реш) = 200. В итоге получается сумма 666.
Не случайное ли это, однако, совпадение? Энгельс сопоставляет с этим цифровым решением еще некоторые данные, которые позволяют проверить его правильность.
Один из церковных писателей II века н.э. - Ириней оставил свидетельства того, что он знал такие варианты Апокалипсиса Иоанна, в которых звериное число выражено в цифре не 666, а - 616. До нашего времени эти варианты не дошли, но, поскольку они были, значит расшифровка звериного числа должна подходить и для 666 и для 616. И оказывается, что приводимое Энгельсом решение подходит для обоих вариантов. В некоторых еврейских рукописях того времени имя Нерон писалось на латинский манер, без второго H - Nero. Если отбросить второе [] (нун) в слове "Нерон", то получится не 666, а 616. Очевидно, варианты звериного числа соответствовали вариантам имени Нерона. Это совпадение уже дает гипотезе достаточно прочное основание.
Но Энгельс не удовлетворяется этим и продолжает приводить новые доказательства. В Апокалипсисе говорится о том, что из моря поднялся зверь с семью головами и что "одна из голов его как бы смертельно была ранена, но эта смертельная рана исцелела". В писаниях упомянутого выше Иринея прямо сказано, что раненая и исцелившаяся потом голова означает императора Нерона. Энгельс говорит по этому поводу, что Ириней во II веке еще знал значение этого символа, но потом оно было забыто. Почему же можно было считать Нерона смертельно раненной, но исцелившейся головой? Объяснение заключается в том, что после самоубийства Нерона распространился слух, будто он только ранен, но выздоравливает и скоро появится опять в своих прежних владениях. Об этом рассказывает, в частности, историк Тацит.
Наконец, Энгельс обращает внимание на такой текст Апокалипсиса: "Зверь... был, и нет его... Семь голов суть семь гор, на которых сидит жена, и семь царей, из которых пять пали, один есть, а другой еще не пришел, и, когда придет, надолго ему быть. И зверь, который был и которого нет, есть восьмой, и из числа семи... Жена же, которую ты видел, есть великий город, царствующий над земными царями". Великий город есть, конечно, не что иное, как Рим. Что же касается царей, то ясно сказано, что пять из них пали, теперь царствует шестой, после шестого будет недолго царствовать седьмой, после которого вернется один из павших пяти и стане восьмым царем. Павший, но затем возвращающийся царь - это, очевидно, "раненый, но исцелившийся", т.е. тот же Нерон. А кто остальные цари?
Первым императором считается август, за ним идут Тиберий, Калигула, Клавдий, Нерон. Это - пять "павших". После Нерона царствовал Гальба - "один, который существует". Иначе говоря, Апокалипсис был написан в царствование императора Гальбы, продолжавшееся очень недолго - с 9 июня 68 г. до 15 января 69 г. н.э. Автор Апокалипсиса предвидит еще седьмого царя, который продержится на троне недолго и уступит место восьмому (из прежних пяти). Это представляет известную трудность для объяснения. Известно, что в царствование Гальбы вспыхнуло восстание легионов, закончившееся низложением и убийством императора и восшествием на престол Отона, который, однако, продержался на троне только три месяца. Таким образом, Отон должен считаться седьмым царем, за которым, по мысли автора Апокалипсиса, явится "восьмой из павших пяти". Если Апокалипсис был написан в правление Гальбы, то, значит, автор мог предвидеть, что Гальба скоро будет свергнут и его место займет другой, которому тоже недолго придется царствовать. Энгельс так и считает, что "откровение было написано при Гальбе, вероятно, в конце его правления или же, самое позднее, во время трехмесячного (до 15 апреля 69 года) правления Отона, "седьмого""[К. Маркс и Ф. Энгельс, О религии, стр.260.]. Есть все основания полагать, что весь этот текст Апокалипсиса был написан во время начала восстания, когда Гальба еще не был убит, но следовало ожидать, что он на троне не удержится и что приходящий ему на смену авантюрист тоже не окажется долговечной фигурой. При наличии известной доли проницательности, видимо, нетрудно было предвидеть, что завязавшаяся кутерьма не продлится особенно долго и что скоро престол должен будет занять кто-то из "коренных" императоров. Кого же имел в виду автор Апокалипсиса, говоря о грядущем "восьмом"?
На основании данной Бенари расшифровки числа 666 Энгельс утверждает, что автор Апокалипсиса ждал вторичного воцарения не кого иного, как Нерона, который, как он считал, не убит, а был ранен, выздоровел и скоро должен появиться на политической арене. Как раз в это время появился лже-Нерон, обосновавшийся на острове Китносе в Эгейском море и пытавшийся развернуть борьбу за власть.
В итоге получается, что Апокалипсис был написан в конце 68 начале 69 г. г.э. Анализируя его содержание, Энгельс показывает, что он явился самой ранней из новозаветных книг, самым первым произведением христианской религии.
В своих утверждениях Энгельс основывается на том, что в Апокалипсисе больше, чем во всех других книгах Нового Завета, чувствуется связь первоначального христианства с иудейской религией. Христианство первоначально появилось как секта внутри иудаизма и только постепенно под влиянием ряда обстоятельств политического и идеологического порядка отпочковалось от иудаизма, превратившись в самостоятельную религию. Процесс этого отпочкования можно проследить по всем книгам Нового Завета. В Апокалипсисе, как показал Энгельс, мы видим самое начало этого процесса. Здесь еще "нет ни догматики, ни этики позднейшего христианства"[К. Маркс и Ф. Энгельс, О религии, стр.252.]. Автор Апокалипсиса считает как себя, так и своих единомышленников иудеями; имени христиан еще не существует. В книге не фигурируют специфически христианские таинства - крещения, причащения. Нет еще основных элементов христианского религиозного учения (догматики). "Никакого следа святой троицы, - писал Энгельс, наоборот, старый единый и неделимый Иегова позднего иудейства, развившийся из иудейского национального божества во всеединого владыку неба и земли, который стремится к господству над всеми народами, сулит милость обращенным и безжалостно сокрушает непокорных... Поэтому на страшном суде восседает сам этот бог, а не Христос, как изображают позднейшие евангелия и послания"[Там же, стр.262.]. Не фигурирует в Апокалипсисе и догмат о первородном грехе, за который, по учению позднейших книг Нового Завета, Христос должен был заплатить своей кровью и жизнью. "Господствует только один догмат: верующие спасены жертвой Христа. Но как и почему - совершенно нельзя понять. Здесь нет ничего, кроме старой еврейской и языческой идеи о том, что бога или богов следует умилостивлять жертвами"[Там же, стр.161.].
Поскольку Апокалипсис оказывается, таким образом, самой ранней книгой Нового Завета, его содержание дает представление о христианстве на самой первоначальной ступени его развития. И в этом заключается особо важное значение этой книги как исторического документа. В связи с этим понятно, что исследование Энгельсом Апокалипсиса имело громадное значение для выяснения вопроса о возникновении христианства вообще.
Как было уже сказано, интерес Энгельса к первоначальному христианству не ограничивался пределами Апокалипсиса. Энгельс поставил проблему значительно шире: он вскрыл социальные причины и нарисовал конкретную картину возникновения христианства, а следовательно, и новозаветной литературы.
В отношении датировки и критики синоптических евангелий, Посланий и Деяний Энгельс признавал заслуги Бауэра и пользовался его выводами в своих исследованиях. Он считал правильными выдвинутые Бауэром положения о происхождении христианства из смеси видоизмененного иудаизма с вульгаризированной греческой философией и о роли Филона Александрийского и Сенеки в возникновении христианской религии. Он указал на сильные стороны той критики, который Бауэр подверг взгляды Штрауса. "И если, - писал Энгельс, - при этом оказалось, что из всего содержания евангелия не осталось почти абсолютно ничего, что могло бы быть доказано как исторически достоверное, - так что даже само историческое существование Иисуса Христа можно было объявить сомнительным, - то этим Бауэр расчистил почву, на которой возможно разрешение вопроса, откуда происходят представления и идеи, которые в христианстве сложились в своего рода систему, и каким образом они достигли мирового господства"[К. Маркс и Ф. Энгельс, О религии, стр.151.]. Но Бауэр мог только расчистить почву для решения вопроса о происхождении христианства, ибо он не был материалистом и не мог поэтому вскрыть исторические корни первоначального христианства.
Энгельс говорит, что по вопросу о причинах, которые помогли христианству одержать победу и достичь мирового господства, у Бауэра имеются очень ценные данные, но идеализм помешал ему разобраться в этом вопросе до конца. Статья Энгельса, о которой сейчас идет речь, была посвящена специально взглядам Бауэра. Но по вопросу о причинах и обстоятельствах возникновения христианства Энгельс, отвлекшись от разбора этих взглядов, дал свое собственное решение вопроса, основанное на материалистическом понимании истории.
Бауэр, как указал Энгельс, не обратил достаточного внимания на то, что христианское вероучение имеет своим источником не непосредственно произведения самого Филона, а "популяризированные филоновские представления", т.е. представления, которые в сознании народных масс потеряли свою философскую "утонченность" и приблизились к обычным ветхозаветным представлениям. У Филона ветхозаветные сказания истолковываются аллегорически, а в христианстве они сохранили свой буквальный смысл: "Новый Завет почти совершенно пренебрегает важнейшей частью этих произведений (Филона. - И.К.), а именно аллегорически-философским истолкованием ветхозаветных рассказов"[К. Маркс и Ф. Энгельс, О религии, стр.153.].
Отсюда следует вывод о том, что новозаветные представления, а с ними и христианство в целом формировалось в народных массах и что, следовательно, если мы хотим понять условия и причины их распространения, мы должны выяснить те исторические условия, которые создали для этого благоприятную почву.
Энгельс дал характеристику той социально-исторической обстановки, которая сложилась в Римской империи к началу нашей эры и которая обусловила как возникновение, так и победу христианства. Но на этом мы остановимся в той главе, где будут подводится итоги исследованиям в области происхождения библейских книг. Это вызывается тем, что данное Энгельсом решение вопроса о происхождении христианства имеет более общее значение, чем происхождение той или иной новозаветной книги.
Дальнейшие исследования новозаветной литературы принесли новые успехи. В частности, предположения о том, что новозаветные сказания не имеют исторической опоры в лице реально существовавшего Христа (Энгельс считал его существование сомнительным), получило полное подтверждение в исследованиях ученых так называемой мифологической школы.
*Мифологическая школа* Еще в конце XVIII века французские философы-просветители Вольней (1757-1820) и Дюпюи (1742-1809) высказывали мнение о том, что Иисус Христос никогда не существовал и что Новому Завету в этом отношении совершенно нельзя доверять. Через сто примерно лет это предположение было подкреплено рядом серьезных научных исследований, предметом которых являлись как книги Нового Завета, так и нехристианская литература первых веков нашей эры. Наиболее выдающимися трудами этого рода были исследования американского ученого В.Б. Смита "Дохристианский Иисус", польского исследователя Андрея Немоевского (1864-1919) "Бог Иисус", "Древне-христианский мир и его миф" С. Люблинского (ум. в 1910 г.), работы французов Кушу, Мутье-Руссэ и ряд других. Своего рода итог исследованиям в этом вопросе подвел немецкий историк Артур Древс (1865-1935) в ряде трудов, основным из которых был "Миф о Христе" (1909). Мы изложим основную аргументацию мифологической школы по сочинениям Древса.