Впрочем, человек может привлечь на себя излишек первородной материи подвижничеством, созерцанием, самоуглублением и особенно вибрацией молитвы и экстазом. Тогда человеческая машина притягивает и поглощает сильное течение благодатной силы, которая изливается на него как бы огненным дождем, нервная система его содрогается, а иногда у человека делается даже головокружение, когда в его тело, ауру и мозг внедряются живительные капли, дающие ему огромную силу и озаряющие его астральным светом.
   Так бывает с людьми посвященными, но смертными, и святыми, которые во время восторженной молитвы проникаются этой действительно божественной силой, потому что она исходит от Всемогущего; они приобретают возможность совершать чудесные исцеления и даже, обновляя жизненную сущность, воскрешать тех мертвых, астрал коих еще не совершенно отделился от тела. Недаром говорят, что молитва помогает и врачует душу и тело. Но необходимо, чтобы молитва творилась с верой и силой, ибо тогда только образуется химический состав, привлекающий благодать, которая является целительным бальзамом как для молящегося, так и для того, за кого молятся.
   Посвященные действуют также при помощи формул, составляемых ими так, чтобы получился желаемый химический состав. Чем выше их познания, тем шире и сложнее способы применения ими первородного вещества, – тем могущественнее борьба, которую они могут выдерживать со страшной силой, непрерывно борющейся с первородной материей. Я хочу сказать о разрушительной силе, которая разъединяет и разлагает все, что первая соединяет и собирает.
   Две силы оспаривают друг у друга Вселенную и никогда ни та, ни другая не может победить. Материя, объединяющая клеточки, дающая им жизнь и заставляющая работать, восходит золотой и сверкающей спиралью кверху; ток, разрушительный, разъединяющий и разлагающий, нисходит также спирально, но темный и тяжелый, пытаясь уничтожить животворный ток.
   Великие правящие Вселенной законы – ясны и просты, как божественная мудрость; только невежество людское окутывает мраком причину вещей. На незыблемом основании этих законов зиждется все мироздание, и работают великие служители Предвечного, исполнители Его воли.
   А простейшая и самая доступная часть законов этих известна непосвященному человечеству, но вместо того чтобы пользоваться, оно злоупотребляет ими, а злоупотребление неизбежно влечет за собой страдания и смерть, – закончил Дахир, отпуская ученика, который вышел взволнованный и озабоченный тем, что услышал.

Глава шестая

   Не оглянувшись даже на городмагов – приют мира, согласия и научного труда, – пустился Абрасак в пространство. Над головой сверкало звездами далекое небо, а под ногами стлались обширные равнины и темные леса заповедных областей. Там коснели еще в невежестве дикие народы, и в дупле их дремали пока все страсти, которые ему суждено было пробудить; как гений зла и вражды, ради удовлетворения своего тщеславия,нарушит он покой мирных орд, вызовет кровавые столкновения и натравит друг на друга тучи этих муравьев.
   Крылатый дракон быстро рассекал воздух, и давно уже заповедный рубеж остался позади, но Абрасак все продолжал свой полет, увлекаемый бессознательным желанием быть как можно дальше от магов, которых он изменнически покинул.
   Наконец дракон его стал уставать, и Абрасак решил спуститься.
   Солнце всходило, и он увидел, что очутился в долине, окруженной высокими лесистыми горами. Мрак, как он назвал своего дракона, сел на небольшой площадке, заросшей густой травой. Абрасак сошел на землю и, заметив вблизи вход в пещеру, наполовину затянутый ползучими растениями, тотчас же вошел в нее. Пещера оказалась просторной. В ней было много воздуха, почву устилал густой, мягкий мох, а из стены бил источник, тонкой струйкой протекавший по пещере и сквозь каменистую расщелину падавший в долину.
   Неподалеку от входа росло несколько плодовых деревьев; Абрасак нарвал плодов и нашел их превосходными, а потом достал из пакета хлеб и сыр.
   Окончив скудный завтрак и будучи утомлен, он улегся на мху, подложив под голову плащ, и скоро уснул.
   Было уже довольно поздно, когда он проснулся. Убедившись, что Мрак спокойно пасется на лужайке и радостно захлопал крыльями, увидав его,Абрасак вернулся в пещеру, опять лег на траву и задумался.
   Он – свободен, путь к приключениям и удовлетворению тщеславия был открыт, и до сих пор ничто не указывало на погоню магов; но это могло еще все-таки случиться, и в глубине души его затаилась тревога.
   Несмотря на огромные познания и приобретенную магическую силу, он сознавал, что наряду с великими Посвященными он – пигмей, а те располагали силами, могущими всюду поразить его, и он видел изумительное действие этих сил, хотя ему и не были известны тайны управления ими. Но все равно, убить его они не могут потому, что он бессмертный. Так как время шло и ничего угрожающего, по-видимому, не проявлялось, то у него появилась мысль, что маги, гордясь своим могуществом, просто пренебрегли преследованием и наказанием его. И он злобно усмехнулся: дорого же заплатят они за это надменное отношение к нему.
   Он был ослеплен безумной страстью, и в душе его не проснулись ни любовь, ни признательность к тем, кто егоспас, научил и вооружил знанием, которым он хотел воспользоваться им во вред; а при воспоминании о Нарайяне с Уржани кровь бросилась ему в голову, и лицо густо покраснело.
   Усилием воли преодолел Абрасак внутреннюю бурю. Ему следовало действовать, а не мечтать, и для скорейшего достижения цели нельзя было терять драгоценное время.
   Когда заходившее солнце залило пурпуром и золотом вершины гор, план его уже был готов, но надо было дождаться ночи, чтобы привести его в исполнение.
   Он был одинок, а для успешного осуществления намеченного нужны помощники вполне разумные, могущие понимать и выполнять его приказания. Но где их взять? Между привезенными землянами это было бы возможно, но те для него недосягаемы… Тем не менее, по зрелому размышлению, хитрый и смелый ум опасного волшебника нашел разрешение задачи.
   Подкрепясь скромной едой, он решил посвятить остаток угасавшего дня осмотру местности и, следуя по течению ручья, спустился в долину, где увидел большое озеро, скрытое раньше окружавшими его скалами. Неподалеку от берега он обнаружил вторую пещеру, менее просторную, чем занятая им, но которая показалась ему удобнее для намеченного дела. Не теряя времени, начал он свои приготовления и для этого сходил за всеми необходимыми ему вещами.
   Прежде всего он достал красную скатерть с вышитыми на ней каббалистическими знаками и накрыл ею кучу собранных ранее камней, а вокруг установил в виде треугольника три красные свечи; затем на маленькую жаровню он положил ароматические травы и, наконец, в хрустальную чашу налил вина. У входа в пещеру он повесил металлический колокол, отливавший всеми цветами, и к его языку привязал веревку. Сделав это, он стал выжидать нужное время по маленьким, висевшим на золотой цепочке часам, подаренным ему Нарайяной.
   С приближением полуночи он достал из принесенной коробочки флакон с первородной эссенцией и влил несколько капель ее в чашу, вино в которой вспыхнуло; а потом, когда он закрыл чашу, содержимое ее приняло вид жидкого огня. После этого Абрасак разделся, надел на шею красную эмалированную звезду и талисман в виде нагрудного знака, а на камень подле себя положил открытую книгу заклинаний.
   Подняв над головой семиузловый жезл, он начал кружиться до тех пор, пока на конце жезла не появилось красное пламя, которое и зажгло свечи. Тогда Абрасак поклонился на четыре стороны и мерно затянул песнь, сопровождая пение в определенные промежутки звоном колокола. Вскоре небо покрылось темными тучами и разразилась сильная гроза; гром гремел, яркая молния прорезала мрачное небо, вода в озере словно кипела, и на косматых волнах его, с грохотом разбивавшихся о скалы, плясали блуждающие огни. Но властный и звучный голос Абрасака покрывал шум бушевавших стихий; он продолжал звонить, произнося заклинания, и на темном небе молнии вырисовывали теперь геометрические и иероглифические знаки.
   Вдруг появился зеленоватый свет, и на его белесоватом фоне обрисовались четыре странные фигуры. Одна была красная, как из раскаленного металла, с большими огненными крыльями; вторая сероватая, туманная, с волнующимися крыльями, неопределенными очертаниями и светлой, голубоватой звездой; третья зеленоватая, с темным отливом, волновалась словно море, и на голове ее был венец, напоминавший гребень волн; наконец, четвертая, приземистая, черноватая, как бы испещренная багровыми жилами, носила на голове повязку, украшенную рубинами, изумрудами и аметистами, а посредине повязки как будто горел
   яркий огонь. На призыв могучего чародея явились четыре гения стихий.
   – Что тебе надо от нас, сын Земли? Страшные произнесенные тобою заклинания свидетельствуют о твоем могуществе, – произнес гортанный, точно издалека донесшийся голос.
   – Ты просишь, чтобы полчища стихийных духов были соединены с тобой, повиновались и служили тебе? Да будет по твоему желанию, так как велика твоя сила, – ответил другой голос на просьбу Абрасака.
   Руки четырех гениев соединились в руке Абрасака, а затем появились туманные толпы стихийных духов и на магическом жезле дали клятву верности и послушания своему новому господину.
   С глухим грохотом исчезли гении, а туманные тучи стихийных духов окружили Абрасака, ожидая его приказаний.
   – Удалитесь, духи земли, огня и воды; а вы, духи воздуха, останьтесь и выслушайте мои повеления.
   Он прочел длинный перечень имен и затем прибавил:
   – Идите, разыщите названных мною духов и приведите их сюда.
   Словно сметенные ветром, исчезли духи воздуха, а Абрасак сел в ожидании на камень и отер струившийся по лицу пот. Смутная тоска сдавила его сердце. Те, кого он вызвал, были его друзья, помощники, товарищи по оружию и интригам в давних приключениях, которые доставили ему трон, но и закончили бы виселицей, не спаси его вовремя Нарайяна. Это были все-таки деятельные и энергичные, хитрые и смелые сотрудники, именно такие, какие ему нужны были в настоящую минуту при основании затеянного им царства и вообще для пособничества в его опасном предприятии. Но явятся ли они? Наука вполне доказала ему, что часть их была уже развоплощена, но вызвать их не удалось, однако, по неизвестной ему причине. Приступив снова к заклинаниям, он смотрел на озеро, и вдруг послышался смутный шум, который усиливался, превращаясь в глухой грохот.
   Вода словно вскипела, а по волнам прыгали быстро приближавшиеся разноцветные огоньки. Абрасак выпрямился и, содрогаясь, поднял руки, начертав в воздухе каббалистические знаки, загоревшиеся фосфорическим светом. Порхавшие теперь вокруг него огоньки затуманились, а затем приняли человеческий образ, и блестевшие глаза их уставились на него.
   – Давние друзья и товарищи! Я призвал вас, чтобы сделать вам предложение. Желаете ли вы воплотиться в человеческое, вещественное тело и наслаждаться радостями жизни, вместо того чтобы блуждать в пространстве? Согласны ли вы взамен этого помочь мне покорить и поработить дикие, населяющие эту землю орды, а если понадобится, то и воевать вместе со мною?
   – Дай нам жизнь с ее благами, и мы поможем тебе сделаться самым могущественным царем этой планеты, – ответили звучавшие страстным желанием голоса.
   – Благодарю, друзья, желание ваше исполнится. Но почему не привели вы всех, названных мною? – сурово спросил он призрачных, кружившихся около новых его слуг.
   – Владыка! Одних не оказалось среди приведенных сюда душ, потому, что они остались жить на умершей Земле, а другие находятся среди землян, привезенных сюда магами; но нам воспрещено проникать в их область, – послышались странные слабые и несвязные голоса.
   Бешеная злоба мелькнула по лицу Абрасака, но он сдержал себя. Подойдя к жаровне, он положил на нее угли, которые мгновенно раскалились добела, и плеснул на них из чаши. Тотчас же поднялся густой дым кроваво-красного цвета, и повеяло одурявшим ароматом.
   Как насекомых притягивает огонь, так и кучка теней бросилась на дым и на мгновение скрылась в нем. Когда же дым рассеялся, вокруг угасшего треножника оказалось человек двадцать. Их плотные тела совершенно походили на обыкновенные живые, и они торопливо подошли к Абрасаку.
   – Теперь возьмите эту чашу, – сказал он, – и каждый пусть отхлебнет из нее глоток. Этот божественный напиток одарит вас полной жизненной силой и продолжительным существованием.
   Все с жадностью отпили и свалились на землю, словно от головокружения. Но слабость эта была лишь минутной; а когда они встали на ноги, то это были уже вполне живые люди, полные сил, энергии и мужества. Они протянули руки Абрасаку и благодарили его за бесценный дар.
   Тот дружески их приветствовал, а одного даже горячо поцеловал.
   – Снова мы вместе, друзья, чтобы трудиться и победить судьбу. Но можно ли было думать, Жан д'Игомер, в то время, когда бунтовщики тебя убили около меня, что мы встретимся в ином мире?!
   – В котором ты, царь мой и брат, сделался богом, дарующим жизнь, нисколько не изменясь притом. Ты остался таким, как и был в то время, а я перенес с тех пор много жизней, – весело ответил носивший имя Жана д'Игомера.
   – Если я не изменился внешне, то переменил имя. Я зовусь теперь Абрасаком и представляю собою беглого мятежника, вырвавшегося из города-тюрьмы, населенного шайкою тиранов. Впрочем, прежде чем предпринять что-либо, друзья из пространства, я расскажу вам о любопытных приключениях, приведших меня сюда.
   – Благодарю за доверие, но если ты хочешь завершить свои благодеяния, то дай нам поесть. Я умираю с голоду, да, полагаю, и все друзья испытывают то же самое, – заметил один из оплотненных – высокий и толстый, с красным лицом и обладавший, по-видимому, геркулесовой силой.
   Слова эти покрыл общий хохот, а потом Абрасак воскликнул:
   – Рандольф не изменил своим вкусам, но в настоящее время я могу предложить пока лишь очень скромный ужин. Чем богат – тем и рад. Пойдемте пока в мое временное жилище и унесем туда все находящиеся здесь предметы; там, наверху, я прикажу подать все, что найдется самого сытного.
   Дойдя до пещеры, Абрасак остановил друзей у входа, а сам вошел и сделал заклинания, приказав своим невидимым слугам принести как можно более сытный ужин.
   Через некоторое время послышался треск, похожий на шум сухих листьев под ногами, и в воздухе закружились огненные и дымные шары; затем появилась сероватая масса, окруженная неясными облачными существами, и все вдруг стремительно рассеялось. Тогда на земле оказались расставленные на широких, представлявших скатерть листьях горшки, коробки и чашки из дерева, соломы и коры, но все это было грубо по виду и работе. В них были разные плоды, несколько сырых рыб, сотовый мед, молоко, слегка бродивший фруктовый сок и, наконец, самое существенное представляла собою большая живая коза, крепко связанная, чтобы не могла шевелиться.
   – Готово, друзья. Надо пока удовлетвориться этим скромным кушаньем, потому что на этой земле не существует еще кухонь, где мои духи могли бы раздобыть съестное; а в городе тиранов хотя всего в изобилии – и посуды, и всяких вкусных вещей,
   – нельзя ничем поживиться – заметил Абрасак с гримасой, прикрепляя к стене сделанный им до своего ухода блестящий шар, озаривший пещеру голубоватым ярким светом.
   Теперь можно было разглядеть, что сотоварищи Абрасака, вызванные из пространства силою первородной эссенции, были красивые люди в расцвете сил, с умными лицами и смелым взором. Абрасак сделал удачный выбор и с такими помощниками многое мог предпринять.
   Называвшийся Рандольфом, осмотрев провизию, нашел ее сносной, но прибавил, что рыба и животное назначались, конечно, на съедение, есть же их сырыми и живыми ему противно, а потому предложил приготовить редкое угощение, если их повелитель даст огня.
   Абрасак зажег несколько смолистых ветвей и разрешил другу делать все, что желает, после чего Рандольф кое с кем из товарищей вышли из пещеры. Спустя час друзья уселись вокруг дымившегося жаркого, от которого отказались только Абрасак и Жан д'Игомер.
   По окончанию ужина Абрасак объявил, что предлагает товарищам воспользоваться тем, чего они давно были лишены – сном
   – небесным даром, без которого земной человек не в состоянии был бы вынести ни горе, ни радости жизни. Совет был одобрен, и вскоре громкий храп возвестил, что выходцы из астрального мира наслаждались первым благом их нового существования.
   На следующий день перед уединенной, затерянной в горах пещерой, заседал необыкновенный совет. Обступив Абрасака, сотоварищи его внимательно слушали излагавшиеся им планы действия, конечной целью которых была война против магов и осада божественного города.
   На огромном континенте достаточно простора для множества государств, но для того, чтобы удачно провести столь огромное и опасное предприятие, нужны многочисленная армия, оружие, порабощенные народы, наконец, города, селения и многое, на что требовалось и время, и труд.
   – Знаешь ли ты, где живут дикие племена, которые мы должны покорить? Здесь все кажется пустым и необитаемым. Затем нам нужно каждому по такому же крылатому коню как твой Мрак, чтобы мы могли следовать за тобою; а то пешком это невозможно по такой девственной земле, – заметил один из присутствовавших.
   – Ты совершенно прав, и я надеюсь вечером получить коней. Я приказал Мраку привести нам собратьев, и он, как видите, уже отправился.
   – Каким образом отдаешь ты приказания Мраку? Неужели он так смышлен, что понимает человеческую речь? – спросил Жан д'Игомер.
   – Как раз наоборот. Это я понимаю его и говорю с ним на его языке, – смеясь, ответил Абрасак и прибавил, заметив удивление товарищей:
   – Видите, в оккультной науке существует коренной язык и указан музыкальный ритм, приспособленный к звуковому обмену разных пород животных, начиная с насекомого до животного наиболее близкого к человеку по умственному и физическому развитию. Знать это необходимо, и ни один адепт не может достигнуть высшей степени посвящения, пока не овладеет вполне искусством быть понятным животному, чтобы покорить его и привести к послушанию, но и со своей стороны разумеет его. Весь секрет основан на звуковой ритмичности. Кое-какие остатки столь чудесной и полезной науки сохранились на умершей Земле, среди деревенских колдунов, цыган и т.д., которые ухитрялись говорить с лошадьми, уводить за собой кошек, крыс, волков; индусы умели говорить со змеями. Вы, наверное, слышали о подобных явлениях в прежнее время; но случаи эти были, конечно, редки и единичны.
   Я изучал это искусство систематически. Добрейший Нарайяна обстоятельно наставлял меня, восторгаясь моими успехами и усердием. О! Знай он, к чему приведут впоследствии его уроки, то был бы, конечно, в меньшем восхищении!… – и Абрасак громко рассмеялся, поддерживаемый остальными.
   Мне известно, что здесь существует народ, если его можно так назвать, очень многочисленный и еще близкий к животному состоянию, и я рассчитываю воспользоваться им не только как рабочей силой, но и как воинами.
   – А знаешь ли ты, где найти их? Ведь континент очень обширен, по твоим словам? – опять спросил Жан д'Игомер.
   – Конечно, но у меня есть карта планеты… Что вы глаза вытаращили? Неужели думаете, что маги со своими птенцами приехали в совершенно неведомый им мир? О, нет! Приготовления к переселению сюда шли уже многие тысячелетия. Посланные в новый мир изучили для того все три царства, чтобы будущие переселенцы скоро нашли все им необходимое. Всем адептам и ученикам вменено было в обязанность тщательно изготовить подробные карты континента, а также рисунки и образцы фауны, флоры, минералов, одним словом, ознакомиться со всеми богатствами планеты.
   По мере возможности я воспользовался этими указаниями и даже срисовал наиболее необходимые карты. Таким образом, я могу отчасти осмотреться; но, к сожалению, в моих познаниях, увы! существуют пробелы, потому что другие маги недоверчиво отнеслись ко мне, не любили меня, как мне известно, и чинили мне разные препятствия.
   – Может быть, они предвидели, что ты окажешься для них опасным, и, конечно, были неправы, давая тебе возможность приобретать столь огромные познания, – сказал Жан д'Игомер.
   – На мое счастье, Нарайяна не разделял их подозрительности, а его беспечность помогла мне добыть наиболее необходимые магические предметы, – насмешливо прибавил Абрасак.
   Обсудив подробности первых намеченных работ, Абрасак поднял свою чашу из коры и торжественно провозгласил:
   – За успех нашего предприятия! Подобно архаическим завоевателям на нашей умершей матери Земле, стремимся мы покорить новый мир и основать великие царства. Кровью добудем мы победу и владычество; значит, знамя наше будет красно, как кровь, и огонь отметит пройденный нами путь.
   – Клянемся в верности багряному знамени и тебе, Абрасак, нашему благодетелю, главе и предводителю! – торжественно и серьезно произнесли они.
   С этого дня началась деятельная подготовительная работа. Главный штаб Абрасака усердно изучал язык крылатых драконов, дабы быть полными хозяевами перевозочных орудий, воспоминанию о которых было суждено сохраниться в преданиях и сказках, имеющих всегда правдивое основание.
   Мрак привел стаю великолепных животных, но диких и недоверчивых; однако Абрасак бесстрашно подошел к одному из них, приласкал его, и животное успокоилось после того как он поговорил с ним. Это успокоение повлияло на других, и все стадо осталось мирно пастись в долине.
   Когда искатели приключений окончательно освоились со своими крылатыми конями и приручили их, то решили пуститься в путь, сохраняя пещеру как главную квартиру, где оставалась часть вещей, привезенных из города магов.
   Покинув гористую местность, воздушные всадники направились к громадным равнинам, где на тысячи и тысячи верст расстилались девственные, непроходимые леса.
   Там жило население, которое Абрасак намеревался подчинить и использовать для своих планов. Эта порода великанов, едва вышедших из животного состояния, мало развитых умственно, с дикими, жестокими и грубыми инстинктами, жила уже семьями и образовала нечто вроде отдельных племен, имея в каждом особого главу и одного высшего, общего для всех царя.
   Прилетев к лесам, воздушные всадники сошли на землю, и Абрасак приказал товарищам остаться ожидать его, а сам спокойно и решительно ушел в вековую чащу.
   Пройдя известное расстояние, он остановился на небольшой прогалине и, поднеся к губам маленькую волшебную флейту, начал играть. Мелодия была странная; звуки лились то звонкие, пронзительные и живые, словно призывавшие кого-то, то медленные и заунывные, как сдержанные рыдания.
   По прошествии довольно продолжительного времени лес как будто ожил; донесся сначала отдаленный, но быстро приближавшийся шум ломавшихся с треском деревьев, тяжелый топот толпы, под ногами которой дрожала земля, и гортанный гул голосов, похожий на звериный рев. Потом из зеленой гущи стали появляться какие-то отвратительные и безобразные существа.
   Это были большеголовые великаны со скотскими чертами лица; толстые, коренастые тела их поросли красновато-бурой шерстью, а длинные, мускулистые и огромные руки снабжены были страшными крючковатыми когтями. Одни опирались на огромные узловатые дубины, другие несли их на плечах. Они остановились как вкопанные, уставившись на Абрасака хитрыми и жадными взглядами маленьких, глубоко впалых глаз. Он же перестал играть и стал издавать какие-то странные и беспорядочные звуки, которые как будто были понятны вновь прибывшим, потому что они понемногу стали приближаться, испуская звуки подобно Абрасаку, с видимым любопытством разглядывая стройный стан невиданного доселе незнакомца в белом одеянии. Мало-помалу они столковались и стали понимать друг друга. После этого некоторые из великанов побежали в гущу леса, а оставшиеся продолжали внимательно слушать Абрасака и отвечали ему по временам гортанными звуками. Потом ушедшие вернулись снова, неся на плечах существо одинаковой с ними породы, но гораздо больше ростом, да и лицо его, столь же безобразное, казалось несколько более разумным. Он тотчас же вступил в разговор с Абрасаком, и слова того доставляли ему как будто удовольствие, судя по тому, что он по временам слегка вскрикивал, показывал огромные острые зубы и размахивал палицей, которая могла бы убить слона.
   В конце разговора Абрасак достал из висевшего на поясе мешочка цепь из больших, блестевших как золото, металлических колец; посредине было что-то вроде медальона с подвесками, звеневшими при малейшем движении, и поднес главе племени, своему будущему союзнику.
   Тот, обезумев от радости, громко закричал, сорвал бывшее на нем ожерелье и надел на шею полученный подарок; потом, прищелкивая языком, он принялся скакать по лужайке, под рычание своих подданных, которое, по-видимому, должно было выражать их восторг.