Утром явились Перегудова, ее муж и Дроганова, и я их допрашивал почти до самого обеда. Но ничего обнадеживающего.
   Под вечер, когда я оформлял командировочное удостоверение у прокурора, Женя позвал меня в свой кабинет, где я увидел Дроганову.
   – Посмотри, что она нам принесла, – кивнул Женя на лист бумаги, лежащий на столе.
   Я сразу узнал характерные штрихи.
   – Это – тот рисунок, который я вчера не нашла, – пояснила Светлана. – Вложила его в старый журнал да и позабыла…
   Я понял, что поездка в Краснодар окончилась ничем.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

   По приезде домой узнал, что прихворнула мама. Это усугубило и без того плохое настроение. Нужно было редкое лекарство.
   В эти дни работа не клеилась, но, когда все волнения остались позади, вошел в колею и занялся расследованием других дел, которые были у меня в производстве. Они тоже требовали внимания. Меня завертело, закружило, появились другие заботы, и дело Лозинской пришлось поневоле отодвинуть в сторону… Ахра утешительными новостями пока тоже не баловал.
   Через две недели я получил от Жени телеграмму: «Дроганов убит. Веду расследование. Скоро буду Сухуми. Дегтярев».
   Я присвистнул. Вон как обернулось. Даже стало жаль, что я хотел, чтобы Пашка знал «свой шесток».
   Женя выглядел загорелым, с облупившимся носом, белесые его волосы еще больше выцвели. Он объяснил, что на два дня вырвался в деревню, помогал отцу косить, вот и изжарился.
   Заметив мое нетерпение, Женя стал подробно рассказывать: – Так вот, после убийства Дроганова, от его сестры я узнал, что она проговорилась ему о драгоценностях Лозинской и показала рисунок. Как я понял из ее рассказа, это было в конце сентября прошлого года… Она сказала, что брат рассмеялся ей в лицо, дескать, все это – блеф и мираж. Больше она не интересовалась рисунком и даже не заглядывала в ту книгу или журнал, куда его вложила. По ее словам, пропажу рисунка она заметила в тот момент, когда мы побывали у нее. Когда мы ушли, Светлана сразу же поехала к брату в ателье и спросила, брал ли он рисунок, Тот ответил утвердительно, а утром вернул, но ей показалось, что он выполнен заново… Ну как?
   – Занятно, – пробормотал я.
   – Брат велел ей держать язык за зубами и передать рисунок нам, как будто только что нашла, – продолжал Жекя. – Самое интересное в этой истории то, что даже Перегудова не отрицает, что, по просьбе Дроганова, заново нарисовала ему драгоценности вечером того же дня, когда мы беседовали с ними… Но при этом добавила, что ей было невдомек, зачем Павлу понадобился новый рисунок. Перегудова заявила, что ее рисунок, его исчезновение и убийство, Дроганова – звенья одной цепи…
   – Понимаешь, – медленно начал я, – мне все казалось, что… А, чепуха! – махнул я рукой, но Женя с легкой досадой в голосе произнес:
   – Раз начал, договаривай!
   – А не причастна ли к убийству Лозинской сама Перегудова? – решительно спросил я.
   – Я тоже об этом почему-то подумал. Но это не все: в магазине Перегудовой выявлена недостача, около тридцати тысяч…
   – Нич-чего себе! – по-мальчишески воскликнул я.
   – Материалы ревизии переданы в краевую прокуратуру… Я беседовал с Сашей Томилиным, старшим следователем, и он сказал, что, по данным отдела БХСС, у Перегудовой – явное хищение, а не халатность, на которую она ссылается. Дело в том, что она с Дрогановым весело проводила время, а магазин был для них кормушкой. Сперва я думал, что Дроганов воспользовался драгоценностями Лозинской и зажил на широкую ногу, но сейчас… По глазам вижу, хочешь спросить: как? Отвечаю: после убийства Дроганова, разговора с Томилиным и моих, так сказать, умственных упражнений, я пришел к выводу, что Дроганов стал пользоваться благами жизни не после убийства Лозинской, а д о, ведь у него имелась кормушка, сиречь магазин! Но в конце концов могло получиться так, что Перегудова призадумалась: добрый молодец Пашка, хотя о покойниках плохо не говорят, оставил ее у разбитого корыта. Тогда и появилась на свет божий палочка-выручалочка – рисуночек, который…
   Воспользовались они драгоценностями Лозинской, как ты думаешь? – перебил я.
   – Думаю, что да.
   – Почему же тогда не покрыли недостачу?
   – Да, это нокаут, – без тени улыбки ответил Женя и покачал головой. – Думал я над этим, дорогой, но до разгадки не дошел.
   – Как произошло убийство?
   – Дроганов убит у себя на квартире в обеденное время. Всадили в него, как в мишень, четыре пули из парабеллума, – жестко проговорил Женя. – Стреляли чуть ли не в упор. Убийца и Павел были знакомы – это точно. Но кто убийца? Соседи говорят, что за день до преступления Дроганова искал парень, по виду кавказец, и описали его. Но учти, в день убийства «кавказца» никто не видел.
   – Что у тебя в активе?
   – Показания Перегудовой и Дрогановой, крупная недостача в магазине, «кавказец» и мои домыслы, которые сумбурно сейчас изложил.
   – Да-а, не густо! – протянул я.
   – А у тебя что?
   – После возвращения из Краснодара дело Лозинской фактически находится без движения, – смущенно признался я. – Сделал два-три запроса, допросил несколько свидетелей, которые ничего не знают, и… и все. Чем вызван твой приезд?
   – «Кавказец» нами установлен, им оказался сухумчанин, студент. Он учится в Краснодаре. После, так сказать, происшедшего события укатил домой.
   – Почему об этом сразу не сказал? Как его зовут?
   – Алексей Шоуба. Но мы не знаем, причастен ли он к убийству Павла. Одно его появление возле квартиры Дроганова еще ни о чем не говорит… Да, Шоуба искал его, но зачем?
   – Что будем делать, если Шоубы не окажется дома? – спросил я по дороге в прокуратуру.
   – Хоть из-под земли, но должны его найти…
 
   Через два часа Шоуба сидел в моем кабинете. Без всяких околичностей задал ему вопрос, знал ли он Дроганова.
   – Почему – знал? – спросил Шоуба почти так же, как когда-то Перегудова о Лозинской, но иными словами. – Он что, сыграл в ящик? – развязность так и выпирала из него.
   – Да, – ответил я, прежде всего подумав, ответить ли так.
   – Жаль, хороший был портной! – протянул Шоуба. – Повесился, что ли? – Его длинные, девичьи ресницы поползли вверх.
   – Нет, утопился, – зло произнес я. Женя с удивлением на меня посмотрел, покачал головой, дескать, веди себя сдержаннее. Это не ускользнуло от Шоубы. Он усмехнулся, и я понял, что перед нами – тертый калач.
   – Неделю тому назад вы искали Дроганова? – негромко спросил Женя.
   – Еще как! – воскликнул Шоуба, и его гибкая и изящная, как у танцора, фигура напряглась. – Со свечкой…
   – Зачем?
   – Зачем ищут портного? Чтобы сшить себе портки. От долгого сидения на студенческой скамье, сами знаете, штаны быстро изнашиваются. Я решил заказать новые. Материалец был – мать на день рождения подарила. В ателье Павла не оказалось, и я решил пойти к нему на хату, но не застал, а потом срочно пришлось выехать домой… Думал, столкуюсь с ним позже, но теперь придется искать другого портного. – Шоуба облизал губы, добавил: – Ведь недаром говорят, что красота человека во многом зависит от парикмахера и портного!
   – Чем вызван ваш приезд в Сухуми? – проигнорировав последнюю фразу, сдержанно спросил Женя.
   – Умер брат моей матери. Я приехал на его похороны, – спокойно объяснил Шоуба.
   На нем была модная черная рубашка, и нетрудно было догадаться, что он носит траур по усопшему дяде.
   – Как давно вы знали Дроганова? – хмуро спросил Женя, видимо, поняв, что эта поездка ничего нового дать не может.
   До появления Шоубы я считал, что он будет начисто отрицать свое знакомство с Дрогановым, а также, что искал его, но он обезоружил нас: ни одного отрицательного ответа не последовало. Только развязность настораживала.
   – Я знал его с тех пор, как только он появился в Краснодаре, – серьезно объяснил Шоуба. – Так уж получилось…
   Жена записал показания, дал подписаться. Когда процедура была закончена, Женя повернулся ко мне и незаметно пошевелил пальцами…
 
   Я завел Шоубу в криминалистический кабинет и снял отпечатки его пальцев на дактилокарту. Шоуба был явно недоволен таким оборотом, но пришлось подчиниться. Когда дактилокарта была готова, я предупредил парня, чтобы он в случае выезда в Краснодар, заранее сообщил мне.
   – Значит, нахожусь под колпаком? И до каких пор не придется спать спокойно?
   Я промолчал.
 
   Уже под вечер, когда мы с Евгением собирались домой, позвонил Ахра, которого я просил последить за Шоубой:
   – Есть новостишка, Зураб…
   – Какая?
   – Мои ребята засекли, что сегодня Шоуба на морвокзале встретился с вором в законе Хатуа. Ты должен его знать. Недавно освобожден.
   – Когда?
   – В день убийства Лозинской он уже гулял на свободе.
   – И что дальше? – нетерпеливо спросил я.
   – Хатуа и Шоуба были вместе не более десяти минут, потом разошлись…
   – Не спускай с них глаз, Ахра!
   – Ладно, – ответил он коротко и положил трубку.
   Я рассказал Жене о разговоре с Ахрой.
   – Побеспокоим Хатуа. Если бы его фамилия имела ударение на последнем слоге, то была бы в чем-то созвучна с фамилиями французских королей из династии Галуа, Валуа, – улыбнулся Женя.
   – Он король и есть, только в среде преступников.
   – Так, может быть, побеспокоим?
   – Пока не стоит. Только пальчики проверим…
 
   На следующий день мы передали эксперту дактилокарту на Хатуа из картотеки МВД, а вечером получили заключение, что отпечатки пальцев и Шоубы, и Хатуа не совпадают с отпечатками пальцев, изъятых с места убийства Дроганова.
   Мы приуныли, но вдруг меня осенило:
   – Женя, а ты проверил причастность мужа Перегудовой к убийству Дроганова?
   – Мы проверяем и эту версию, – просто сказал Женя.
   – Почему тогда не начали с…
   – Руки не дошли, – ответил Женя. – Приеду, сразу этим займусь. Иногда не все так получается, как хочется!
 
   …Получив акт дактилоскопической экспертизы, Женя вечером вылетел в Краснодар. Ни с чем. Но мы договорились, что будем поддерживать связь.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

   Женя позвонил через два дня.
   – Твоя версия, Зураб, подтвердилась: Дроганова убил Перегудов… Однако должен огорчить – никакого намека на то, что он действо вал с кем-то заодно. Объясняет, что все произошло из ревности. Пистолет, дескать, приобрел у незнакомого человека за триста рублей, и после убийства выбросил его, но место не помнит и показать не может.
   – Мне нужны материалы следствия, Женя, – сказал я.
   – Я их отдам на ксерокс и срочно вышлю. Шеф, думаю, разрешит… Но это еще не все, Зураб. Шоуба был знаком с Перегудовым. Понял?
   – Интересно! – сказал я. – Он, видать, рубаха-парень и успел за время учебы в Краснодаре перезнакомиться со всеми…
   – Почему-то с теми, кто интересует нас. Тут что-то не то!
   – Мысль твоя заманчива, Женя, но…
   – Вызови-ка этого рубаху-парня и спроси, знаком ли он с Перегудовым. Попытка, как говорят, не пытка. Посмотрим, что он ответит!
   – Я сегодня же встречусь с ним, а потом сразу позвоню. Да, Полина как себя чувствует?
   – Врагу своему не пожелаю… Я боюсь, что она тронется умом или наложит на себя руки, Видел ее, сама на себя не похожа. Плохи ее дела, Зураб!
   – М-да-а! – только и сказал я в ответ.
   Ничего нет неприятнее, думал я после разговора с Женей, иметь дело с таким прохиндеем, как Шоуба, когда он сильнее тебя, и неизвестно, переменятся ли роли…
 
   Шоуба сидел передо мной, и я заметил, что левый глаз у него больше правого, прикрытого до половины тяжелым веком. Да и сам Шоуба стал грузнее, что ли. Сейчас он не хорохорился и той развязности в нем как не бывало.
   – В Краснодар когда поедешь? – спросил я.
   – Что там делать?
   – А учеба?
   – Накрылась она… Меня исключили,
   – Вот оно что? – протянул я. – Значит, плакали денежки, которые вложила мать в твою учебу. – Я знал, что у Шоубы нет отца. – Да, не повезло ей. Почему раньше об этом не говорил?
   – Не трогайте мать, – сказал он, как-то страдальчески скривив лицо и не отвечая на мой последний вопрос.
   – Ну что ты, Алеша, бог с тобой! – укоризненно произнес я. – У меня и в мыслях не было ничего такого. Просто сочувствую ей, вот и все!
   Шоуба поморщился, но ничего не сказал,
   – Вопрос такой: кого еще знал по Краснодару, кроме Дроганова?
   – Да мало ли? Разве всех упомнишь?
   – Подойдем тогда поближе. С кем, так сказать, из окружения Дроганова знаком?
   – Хм, окружения! Ну, знал его сестру Светку. У нее еще подруга была. Такая, знаете… – Шоуба сжал оба кулака и потряс ими. —
   Работает в магазине, где я всегда пасся…
   – Как ее зовут?
   – Полина, кажется.
   – Мужа ее знал?
   Шоуба еще больше опустил тяжелое веко,
   – Все знали, и я в том числе, что Полина изменяла Виктору, и Пашка Дроганов был тому виной. Поэтому в семье Перегудовых не все обстояло благополучно. – Шоуба, оказывается, мог говорить нормально, но вот его снова повело: – Один раз Витька, будучи под мухой, сказал мне, что умочит Пашку… Я молча его выслушал и ничего не ответил… Не люблю вмешиваться в чужие дела! – Шоуба чуть не ударил себя кулаком в грудь.
   – Он исполнил свою угрозу.
   – Как? – в голосе Шоубы я уловил нечто беспомощное.
   – А вот так: он, как ты говоришь, умочил Дроганова.
   – Ай да Витька! – Сухие губы Шоубы еле шевельнулись. – Значит, Витька кокнул Пашку? Вот до чего доводит человека ревность! Я на месте Витьки выгнал бы жену…
   В тот же день по телефону я связался с Женей и рассказал, что дал допрос Шоубы.
   – Он или хитер, как бес, или чист, как ангел, – резюмировал Женя. – Протокол его допроса вышли мне. Если в убийстве Дроганова никто, кроме Перегудова, не замешан, показания Шоубы послужат еще одним доказательством, что Перегудов давно замыслил убийство. Материалы следствия получишь через неделю.
   Прочитав акт баллистической экспертизы о том, что гильзы, обнаруженные на квартире Дроганова П. В., и пули, изъятые из его тела, принадлежат пистолету системы парабеллум, я позвонил Ахре и напомнил, не изымалось ли за последнее время на территории Абхазии такое оружие.
   – Письмо твое лежит у меня, Зураб, так что теребить не надо. В случае чего сразу звякну…
   В последнее время Ахра почему-то стал раздражительным, подумал я, кладя трубку. Не знал тогда, что на него навалились два нераскрытых преступления. Ахра впоследствии, когда они уже были раскручены, признался, что тогда зашился вконец и света божьего не видел, а тут еще убийство Лозинской тяжелой гирей висело на шее…
   Но я всего этого не знал и даже немного обиделся на Ахру. Я читал показания Перегудова.
   Буквы, тщательно выписанные угловатым почерком, стояли ровно, слог спокойный, словно Перегудов сидел не в изоляторе, а писал сочинение на вольную тему. Его показания походили на занятную, хотя и печальную, историю, и… ничего нового.
   Да, убийство на почве адюльтера, подумал я, закрывая папку. Между этими двумя убийствами нет никакой связи…
   Но почему тогда исчез рисунок? Зачем он понадобился Дроганову? Чтобы любоваться им? Для этого он мог, например, купить книгу о ювелирных изделиях и любоваться ими, сколько душе угодно! Почему он испугался и вернул рисунок сестре, велев передать нам, а самой молчать? Зачем такая таинственность? Не проще ли было открыто вернуть рисунок? Значит, тогда не имел его и заставил Перегудову вновь нарисовать, но почему? Кому он передал прежний рисунок? Нет, связь какая-то есть! Не для праздного же любопытства он взял рисунок! Но как найти эту связь, если показания Перегудова все перечеркнули?

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

   Я ждал звонка Жени, но он молчал. Шоуба вел себя нормально и с подозрительными лицами не встречался. Хатуа где-то отсиживался. Лозинская не выходила из головы, но не снилась, до этого еще не дошло.
   Ахра однажды радостно сообщил, что напал на след преступников, но все это вновь кончилось ничем… Я понял, что не смогу закончить дело Лозинской до второго пришествия, и возненавидел его пуще смерти. Все же продолжал заниматься им, но мной при этом скорее всего руководил служебный долг…
 
   – Поезжай-ка в Гагру, – сказал мне однажды утром Владимир Багратович.
   – На отдых посылаете? – невесело пошутил я.
   Он посмотрел на меня через очки, которыми пользовался только при чтении, и недовольно хмыкнул:
   – Посмотрите на него, он еще шутит!
   – А что мне остается делать? – обиделся я.
   – Поезжай, поезжай, – сказал он. – Найди прокурора, и он тебе все объяснит, а мне некогда…
   Я отыскал прокурора в отделе милиции. В кабинете кроме него никого не было.
   – Ждем тебя, ждем, – сказал он.
   – Почему?
   – Задержали одного с парабеллумом. Звать Учава. Начальник милиции сказал мне, что вы ищете такой пистолет, поэтому я и позвонил Владимиру Багратовичу.
   – Да, ищем, – устало произнес я.
   Вошел знакомый следователь горотдела милиции, поздоровался, присел к столу.
   – Допросил, Мурман? – повернул к нему голову прокурор.
   – Да, Илья Бежанович. Ответил, что пистолет купил у незнакомого человека.
   – Всё так говорят, у кого находят нелегальное оружие, – недовольно заметил прокурор. – Вот, отдай пистолет ему, – кивнул он на меня, – у них нераскрытое убийство…
   Я забрал пистолет, постановление, вынесенное Мурманом по своему делу, сам написал аналогичный документ по делу Дроганова и без всякой надежды отнес все это эксперту.
   Через день получил заключение баллистической экспертизы о том, что гильзы и пули по делу Дроганова выстрелены из парабеллума, который я привез из Гагры. Такого неожиданного успеха никак не ожидал: легкая удача не всегда баловала меня…
 
   Я поехал к Мурману, который по моему телефонному звонку уже знал о результатах экспертизы.
   Во время допроса Учава на меня внимания не обращал, потому что я не подавал голоса. Свобода действий временно была предоставлена Мурману. Он был хорошим следователем и помощи ему никакой не требовалось.
   – Пистолет где достал? – спросил Мурман.
   – Я уже сказал: купил у одного в Очамчирре… И угораздило же меня! – сокрушенно произнес Учава. – Никогда с дурой не ходил, а тут…
   Мы уже знали, что Учава имеет три судимости: за кражу и два грабежа, и поэтому с ним нужно было держать ухо востро.
   – Когда ты его приобрел?
   – Два, нет, три месяца назад.
   Мурман молча, но красноречиво посмотрел на меня. Я решил, что пора Учаве выложить все, и незаметно кивнул.
   – Из твоего пистолета месяц назад убит человек, – нахмурил брови Мурман. – Вот какая петрушка, дружок…
   – Что? – забеспокоился Учава.
   – Повторить? – впервые заговорил я.
   – Нет, я понял, но… – Учава, полуоткрыв рот, некоторое время молчал, а затем перевел взгляд на меня: – Вы шутите?!
   Я не спеша стал открывать папку на «молнии», где у меня были сложены все документы, необходимые для допроса. Учава оцепенело уставился на мои руки. Наконец, я вынул акт баллистической экспертизы и молча положил перед ним на стол.
   Лицо Учавы посерело. Некоторое время он смотрел на бумагу, потом несмело пододвинул ее к себе. Читал долго. Кончив, отодвинул акт кончиками пальцев и тускло произнес:
   – Я никого не убивал. Я никогда не иду на мокрое дело. Если б знал, что из этого пистолета убит человек, к нему бы даже не притронулся.
   – Но, по твоим словам, ты приобрел пистолет три месяца назад,
   а человек убит месяц назад, – напомнил я. – Все это как совместить?
   – Не убивал я никого, – тупо повторил Учава.
   – Допустим, что это так, – сказал Мурман. – Но знаешь ведь, кому до тебя принадлежал пистолет?
   – Нет, не знаю. Бывший владелец пистолета мне незнаком. Мы поговорили, зашли в туалет. Он показал мне пушку. Как раз тогда у меня водились деньги. Мы тут же разошлись, как в море корабли. Ни до, ни после этого не видел его.
   – Учава, – сказал я тихо, – напоминаю еще раз: в Краснодаре месяц назад убит некий Дроганов. Из парабеллума, который изъят у тебя. Согласно справке о судимости, ты вышел из колонии в декабре прошлого года, а Дроганов убит недавно.
   – Ну и что?
   – Вот что, Учава, – сказал я решительно. – Или ты назовешь имя прежнего владельца пистолета, или тебе будет предъявлено обвинение, если не в убийстве Дроганова, то в соучастии, потому, что не буду скрывать, его убил другой… Выходит, пистолет убийце передал ты!
   – Это еще нужно доказать! – запальчиво воскликнул Учава.
   – Доказательство только что лежало перед тобой, ты его читал, – напомнил я об акте. – Улика-то бесспорная!
   – Когда именно произошло убийство Дроганова?
   Я назвал дату.
   Учава опустил голову и некоторое время шевелил губами. Видимо, высчитывая, несколько раз загнул пальцы на левой руке.
   – Все, – сказал он, выпрямившись. – Тогда я лежал в республиканской больнице, мне удалили аппендикс.
   Я удивленно посмотрел на него: так он чисто выговорил это слово.
   – Можете проверить! А в Краснодар я никогда не ездил и не знаю ни только Дроганова, но и где находится этот… город.
   Я спросил, знаком ли он с Перегудовым Виктором Сергеевичем, Хатуа Валерием Кунтовичем и Шоубой Алексеем Романовичем, но Учава, посмотрев на меня скучающими глазами, ответил тем же тусклым голосом, что слышит о них впервые.
   После окончания допроса конвой увел Учаву, а Мурман тут же позвонил главврачу республиканской больницы и попросил выдать справку, лежал ли там Учава в названное им время.
   – Справка будет готова через два часа, – сказал Мурман, кладя трубку.
   – Тогда сейчас же поеду в Сухуми, – сказал я, поднимаясь.
   – Пообедаем… Так тебя не отпущу.
   Выйдя из здания милиции, мы направились в кафе. Мурман сказал, что там готовят вкусные хачапури.
   – Что будешь делать, если алиби Учавы подтвердится и наша версия отпадет? – спросил Мурман, когда мы уже сидели за столом. – Он никогда не назовет того, кто передал ему пистолет, это такой народ!
   – Тогда пусть думает Женя Дегтярев, – пошутил я.
   – Кто?
   – Тот, кто ведет дело по убийству Дроганова.
   – Дегтярев-то, конечно, будет думать, но ты ведь сказал, что убийство Дроганова как-то связано с убийством Лозинской? – Мурман отпил кофе из стакана. – Так что и тебе придется думать.
   – Уже шевелю мозгами, – так же шутливо ответил я. – А то они, пожалуй, застоялись.
   Мурман слушал с интересом.
   – Сперва должен узнать, был ли знаком Учава с Хатуа и Шоубой, то есть с теми, кого мы подозреваем в двух этих убийствах. Потом возьмемся за Перегудова, который, как выразился Шоуба, умочил Дроганова…
   – И что это даст?
   – Ты веришь в россказни Учавы, что пистолет ему продал неизвестный?
   – Нет, конечно!
   – Значит, пистолет передал или продал человек, которого Учава знал, как облупленного.
   – Выходит, так!
   – Вот и будем искать его! – весело сказал я, хотя ничего веселого впереди не видел,
   Так случилось и на этот раз. Главврач республиканской больницы выдал справку о том, что в интересующее меня время Учава действительно лечился у них по поводу аппендицита и выписался неделю спустя.
 
   Утром следующего дня я уже находился в кабинете начальника уголовного розыска Абхазской АССР. За помощью к нему решил обратиться потому, что Ахра был в отъезде. Михаил Андреевич, узнав о цели моего прихода, снял телефонную трубку и негромко сказал:
   – Гагуа, зайдите ко мне…
   Через минуту в кабинете появился Шота Гагуа – здоровяк с густыми усами. Он приветливо улыбнулся мне, пожал руку. Мы были знакомы, но работать вместе не приходилось.
   Михаил Андреевич коротко рассказал Гагуа, что меня интересует.
   – Всех троих: Хатуа, Шоубу и Учаву знаю, и очень хорошо, – начал Гагуа. – Хатуа и Учава судимы несколько раз, Шоуба – нет, но компрматериалами на него не располагаем. Хатуа – вор в законе. Помните, – Гагуа взглянул на меня, – мы сообщали, что между Хатуа и Шоубой состоялась встреча на морвокзале?
   – Да, конечо.
   – Значит, нет никакого сомнения в том, что Хатуа и Шоуба знакомы, а вот Хатуа и Учава не только знали друг друга, но вместе ходили на дело… Несколько лет назад была совершена квартирная кража, и мы быстро раскрутили ее. Ее совершали Хатуа и Учава, но удалось доказать только вину Учавы – он не выдал Хатуа. У нас были косвенные доказательства на Хатуа, но прокурор не дал санкцию на арест. Хатуа выскользнул, недолго гулял на свободе и сел за другое дело. После освобождения, это было в августе прошлого года, он некоторое время отлеживался на дне, но по последним данным, уже всплывает на поверхность. Скажу больше – подозреваем его в убийстве Лозинской, хотя веских доказательств нет. А на оперативных данных далеко не уедешь…
   – Почему мне неизвестно об этом? – с обидой произнес я, мысленно решив, что выскажу ее и Ахре по его возвращении. – Ведь я занимаюсь делом по убийству Лозинской.
   – Мы не хотели говорить раньше времени, – сказал Гагуа, погладив усы. – Так просто, слушок…
   – Все же я должен был знать! – Гагуа не ответил, а я более сдержанно спросил; – Не знаете, имели Шоуба, Хатуа или Учава пистолет?
   – Слухи такие были… только о Шоубе, – вздохнул Гагуа,
   – Учава задержан с парабеллумом в Гагре, – сказал я.
   – Да, да, Шота, – кивнул Михаил Андреевич, который до сих пор молчал. – Я читал телефонограмму.
   – Из этого пистолета убит человек в Краснодаре, – сказал я, – Экспертиза проведена, есть акт.
   – Значит, что получается? – Усы у Гагуа задвигались. – Человека убивают в Краснодаре, а орудие убийства – парабеллум находят в Гагре?