Кук Глен Чарльз. Десять поверженных

   Мы свернули за угол. За копытами наших лошадей начал вырастать черный туман. Они затрясли головами и начали фыркать, вдыхая зловония вечернего воздуха своими влажными черными носами. Похоже, все это им не нравилось, так же, как и мне. Их миндалевидные глаза пылали, как огни Ада. Шепот страха пронесся среди прохожих, наблюдавших за нами с обочины дороги.
   Они выпрыгнули. Дюжина, два десятка, сотня призраков, рожденных тем змеиным гнездом, которое Одноглазый называет мозги. Они замелькали впереди – ошеломляющие, зубастые, извивающиеся черные твари, бросающиеся на людей.
   Ужас охватил народ. Через несколько минут на улицах уже не было никого, кроме привидений.
   . Я был в Весле впервые. Я рассматривал город так, как будто только что приехал из глухой деревни.
   – Смотрите, – сказал Элмо, когда мы завернули на улицу, где обычно останавливался морковный патруль, – вот и старый Кукурузник.
   Я знал это имя, хотя никогда раньше и не видел его обладателя. У Кукурузника была конюшня, где всегда останавливался патруль.
   Старик, сидевший возле водосточной канавы, поднялся.
   – Уже слышал, что вы здесь, – сказал он. – Я сделал все, что мог, Элмо. Но я не смог достать им доктора.
   – Мы привели своего собственного. Кукурузник был стар, и ему приходилось сильно стараться, чтобы удержать темп. Элмо не придерживал лошадь.
   Я понюхал воздух. В нем чувствовался запах дыма. Кукурузник двинулся, вперед, огибая очередной угол. Привидения мелькали вокруг его ног, как прибой, омывающий лежащий на пляже валун. Мы последовали за ним и обнаружили источник запаха.
   Кто-то поджег конюшню Кукурузника и поджарил наших ребят, пока они выбирались. Бандиты. Клубы дыма все еще поднимались в небо. Улица перед конюшней была заполнена зеваками. Наименее пострадавшие оцепили конюшню, перекрыв движение по улице.
   В нашу сторону хромал Леденец, который командовал патрулем.
   – С чего начать? – спросил я. Он показал пальцем.
   – Вон с теми хуже всего. Лучше начни с Ворона, если он еще жив. Сердце у меня екнуло. Ворон? Он казался таким неуязвимым.
   Одноглазый разогнал своих самодельных призраков. Сейчас на нас не напал бы ни один повстанец. Я пошел за Леденцом туда, где лежал Ворон. Он был без сознания. Лицо – белое, как бумага.
   – С ним хуже всего?
   – Пожалуй, только он может не выкарабкаться.
   – Ты все правильно сделал. Наложил повязки, как я тебя учил, да? – я посмотрел на Леденца. – Тебе бы и самому неплохо прилечь.
   Повернулся к Ворону. У него было почти тридцать порезов. Некоторые из них – довольно глубокие. Я достал иглу.
   Элмо бегло осмотрел всю картину пожара и подошел к нам.
   – Плох? – спросил он.
   – Точно не скажу. Он весь в дырках Потерял много крови. Лучше заставь Одноглазого сварить какую-нибудь похлебку. Он умеет делать такое подобие куриного супа из цыпленка и разных трав, который возвращает надежду даже мертвым. Он – мой единственный помощник.
   – Как это произошло, Леденец? – спросил Элмо – Они подожгли конюшню и напали на нас, как только мы выбежали.
   – Это я вижу.
   – Грязные убийцы, – проворчал Кукурузник. Хотя у меня было такое чувство, что своей конюшни ему было жалко больше, чем патруля.
   Элмо сделал такое лицо, как будто жевал недозрелую хурму.
   – И ни одного убитого? Хуже всего с Вороном? В это трудно поверить.
   – Один убитый, – поправился Леденец. – Старик. Дружок Ворона, из той деревни.
   – Щелчок, – пробормотал Элмо.
   Щелчок не должен был покидать крепость. Капитан ему не доверял. Но Элмо не стал заострять внимание на этом нарушении порядка.
   – Кое-кто сильно пожалеет о том, что затеял все это, – сказал он.
   В его голосе не было совершенно никакого волнения или эмоций. Таким же тоном он бы говорил о цене на картошку.
   Я представил, как к этой новости отнесется Шалун. Щелчок ему ужасно нравился. Для Душечки, это, должно быть, будет трагедией. Щелчок ведь был ее дедом.
   – Они охотились только за Вороном, – сказал Кукурузник, – поэтому он так и пострадал.
   – А Щелчок попался им под руку, – сказал Леденец. – Все остальные только потому, что мы не отступили, – он показал на раненых. Элмо задал вопрос, который сильно меня озадачил.
   – Почему это повстанцы так упорно пытались достать Ворона?
   Толстопузый околачивался вокруг и ждал, пока я смогу обработать ему рану на левой руке.
   – Это были не повстанцы, Элмо, – сказал он. Это был тот проклятый офицер. Оттуда, где мы подобрали Щелчка и Душечку. Я выругался.
   – Давай, работай иглой, Костоправ! – сказал Элмо. – Ты уверен, Толстопузый?
   – Конечно, я уверен. Спроси Веселого. Он его тоже видел. Остальные были просто уличные бандиты. Мы хорошо посекли их, когда собрались с силами, – он махнул рукой в сторону конюшни.
   Возле того, что от нее осталось, лежала дюжина тел, сложенных в штабель. Щелчок был единственным, кого я узнал. На остальных была поношенная одежда местных жителей.
   – Я тоже его видел, Элмо, – сказал Леденец. – Но он был не самым главным. Тут был еще один парень, который околачивался сзади, в тени. Он смотался, когда мы начали побеждать.
   Кукурузник тоже был неподалеку. Он тихонько стоял и смотрел во все глаза.
   – Я знаю, куда они пошли. Местечко на Унылой улице.
   Мы с Одноглазым переглянулись. Он готовил отвар, складывая туда всякую ветчину из своей сумки.
   – Похоже, Кукурузник знает наших ребят, – сказал я.
   – Я-то тебя знаю, ты не из той породы, чтобы дать этим мерзавцам смотаться просто так.
   Я взглянул на Элмо. Он уставился на Кукурузника. Насчет него постоянно возникали кое-какие сомнения. Хозяин конюшни занервничал. У Элмо, как и полагается старому сержанту, было весьма зловещее выражение лица.
   – Одноглазый, прогуляйся-ка с этим другом. Что он тебе скажет? наконец промолвил Элмо.
   Через несколько секунд Кукурузник уже находился в каком-то гипнотическом состоянии. Они вдвоем с Одноглазым тихонько бродили вокруг, болтая, как старые приятели.
   Я переключил свое внимание на Леденца.
   – Тот человек в тени, он хромал?
   – Нет, это не Хромой. Слишком длинный.
   – Даже если так, на это нападение должно было быть чье-то благословение. Так, Элмо? Элмо кивнул.
   Ловец Душ просто описается, когда узнает. Добро должно было идти с самого верха.
   Ворон издал что-то вроде вздоха. Я посмотрел на него. Глаза были слегка приоткрыты. Он опять издал тот же звук. Я приблизил ухо прямо к его губам.
   – Зуад… – прошептал он.
   Зуад. Опять этот проклятый полковник Зуад, с которым не поладил Ворон.
   Настоящий цепной пес Хромого. Донкихотство Ворона вызвало порядочные осложнения.
   Я рассказал о своих мыслях Элмо. Казалось, он не удивился. Возможно, Капитан и рассказывал кое-что из истории Ворона взводным командирам. Вернулся Одноглазый.
   – Дружище Кукурузник работает на другую команду, – сказал он.
   Одноглазый оскалился в том подобии улыбки, которым он обычно пугает детей и собак.
   – Я подумал, может, ты захочешь принять это во внимание, Элмо.
   – Ода, – казалось, Элмо польщен. Я начал работать со следующим по степени тяжести человеком. Надо наложить много швов. Я подумал, а хватит ли мне хирургической нити? Патруль здорово пострадал.
   – Когда будет готова твоя похлебка, Одноглазый?
   – Как только решим вопрос с цыпленком.
   – Так пошли кого-нибудь украсть, – пророкотал Элмо.
   – Те, кто нам нужен, засели в погребке на Унылой улице. С ними кое-какие суровые друзья.
   – Что ты собираешься сделать, Элмо? – спросил я.
   Я был уверен, он что-нибудь предпримет. Ворон возложил на нас кое-какие обязанности, назвав имя Зуада. Он подумал, что умирает. В противном случае Ворон не назвал бы полковника. Я уже достаточно хорошо знал его, хотя и не был осведомлен о его прошлом.
   – Нам надо что-нибудь устроить этому полковнику.
   – Кто ищет себе неприятностей, тот их найдет. Вспомни, на кого он работает.
   – Это никуда не годится, Костоправ, отпускать тех, кто причинил вред Гвардии. Пусть это даже сам Хромой.
   – Но этим ты взваливаешь себе на плечи довольно большую ответственность, не так ли?
   Однако я не мог не согласиться с ним. Поражение на поле боя – это понятно. А здесь – совсем другое дело. Это уже политика. Они должны знать, что если втянут нас в какое-нибудь дерьмовое дело, то волосатые ощущения им обеспечены. Хромого, да и Ловца Душ надо проучить.
   – И как же ты представляешь себе эту расплату? – спросил я Элмо.
   – Да они у меня все в штаны наложат Будут стонать и плакать. Я прикидываю, сделать они не смогут ничего. Черт, Костоправ, тебя что, это не трогает? Тебе же тоже приходится расплачиваться, латая этих парней, – он задумчиво посмотрел на Кукурузника. – Похоже, чем меньше будет свидетелей, тем лучше. Хромой и вякнуть не сможет. Он ничего не докажет. Одноглазый, давай-ка поговори еще со своим любимчиком – повстанцем. У меня тут образовалась одна идейка. Может, у него есть ключик.

Глава 6

   Одноглазый закончил разливать свой бульон. У первых отведавших его лица уже перестали быть такими бледными. Элмо прекратил обрезать свои ногти. Он пронзил хозяина конюшни своим угрюмым взглядом.
   – Кукурузник, а ты слышал когда-нибудь о полковнике Зуаде?
   Кукурузник замер. Он колебался на секунду дольше.
   – Не могу сказать, что да.
   – Странновато. А я подумал, что можешь. Это же его называют левой рукой Хромого. Вообще, я прикидываю, что Круг пойдет на все, чтобы достать его. Как ты думаешь?
   – Я ничего не знаю о Круге, Элмо, – он уперся взглядом куда-то поверх крыш. – Ты говоришь, что этот тип на Унылой и есть Зуад? Элмо довольно рассмеялся.
   – Ничего подобного я не говорил, Кукурузник. А меня что, можно было так понять, Костоправ?
   – Ни черта. И что бы Зуаду тут, в Весле делать, ошиваясь в этом грязном публичном доме? Хромой по уши засадил его в свои проблемы. Ему сейчас нужны все помощники, какие у него есть.
   – Уловил, Кукурузник? Теперь дальше. Я, возможно, знаю, где Круг смог бы найти этого полковника. Мы теперь с ним никакие не друзья. С другой стороны, мы не дружим и с Кругом. Но дело есть дело. Обойдемся без эмоций.
   Вот что я подумал. Может, мы смогли бы действовать услуга за услугу.
   Кто-нибудь важный, из повстанцев, заскочил бы в то место на Унылой улице и сказал бы хозяевам, что им не стоит так присматриваться к тем ребятам. Понимаешь, что я имею в виду? Если все пойдет, как я говорю, полковник Зуад сам свалится прямо в лапы Кругу.
   У Кукурузника был вид человека, который понял, что попался в ловушку.
   Он был хорошим шпионом до тех пор, пока у него не было причин заботиться о своей шкуре.
   Скромный старый Кукурузник, дружелюбный владелец конюшни, мы всегда давали ему немного чаевых и болтали о том о сем. На него ничего не давило. И ему не приходилось быть никем иным, как просто самим собой.
   – Ты все неправильно понял, Элмо. Честно. Я никогда не занимался политикой. Что Леди, что Белые, мне все равно. Лошадям нужен постой и пища независимо от того, кто на них ездит.
   – А пожалуй, ты прав, Кукурузник. Извини меня за подозрительность, Элмо подмигнул Одноглазому – Те ребята сейчас в Амадоре, Элмо. И ты бы лучше сам сходил туда, пока кто-нибудь не рассказал им, что ты в городе. А я начну-ка лучше здесь все расчищать.
   – Да мы не торопимся, Кукурузник. Но ты давай. занимайся своими делами.
   Кукурузник посмотрел на нас. Он сделал несколько шагов по направлению к тому, что осталось от его конюшни. Обернулся к нам. Элмо одарил его сочувствующим взглядом. Одноглазый подогнул левую переднюю ногу своей лошади, чтобы проверить копыто. Кукурузник нырнул в развалины.
   – Одноглазый? – позвал Элмо.
   – Он на заднем дворе, сматывается. Элмо усмехнулся.
   – Поглядывайте за ним, Костоправ. Все подмечайте. Я хочу знать, кому он все рассказывает. Мы ему дали кое-какие сведения. Надо, чтобы они распространились здесь, как триппер.

Глава 7

   – Зуад – мертвец с той самой минуты, как Ворон произнес его имя, рассказывал я Одноглазому. – А может, и с той минуты, когда этот полковник что-нибудь натворил еще раньше.
   Одноглазый хрюкнул и снес карту. Леденец подобрал ее и открылся.
   – Я не могу с ними играть, Костоправ. Они все нечестно делают, пожаловался Одноглазый. Элмо подлетел к нам на своей лошади, спешился.
   – Они смотались из того публичного дома. У тебя есть что-нибудь для меня, Одноглазый?
   Ничего существенного мы не узнали. Я рассказал об этом Элмо. Он ругнулся, сплюнул и опять начал ругаться. Ударом ноги Элмо разбросал доски, которые мы использовали в качестве карточного стола.
   – Займитесь-ка своим делом. Одноглазый старался оставаться спокойным.
   – Они не делают ошибок, Элмо. Они просто прикрывают свою задницу.
   Кукурузник слишком долго общался с нами, чтобы можно было ему доверять. Элмо топал ногами и изрыгал пламя.
   – Ладно. Запасной план номер один. Мы выслеживаем Зуада, выясняем, куда они его денут, когда сцапают. И забираем, когда они соберутся его пристукнуть. Потом очищаем от повстанцев округу и хватаем любого, кто сунет туда нос.
   – Ты все еще упорно надеешься выиграть? – спросил я.
   – Да, черт возьми. Как Ворон?
   – Как будто выкарабкается. Заражения крови нет. И Одноглазый говорит, что Ворон уже выглядит получше.
   – Э-э, Одноглазый! Мне нужны имена заговорщиков и повстанцев. Много имен.
   – Да, сэр, обязательно, сэр, – Одноглазый преувеличенно учтиво отдал честь. Когда Элмо отвернулся, воинский салют превратился в непристойный жест.
   – Собери-ка опять доски, Толстопузый, – попросил я. – Одноглазый, ты сдаешь.
   Он не откликнулся. Он не стал ругаться, баловаться или угрожать превратить меня в тритона. Он просто стоял оцепенев с едва приоткрытыми глазами.
   – Элмо! Элмо подскочил к Одноглазому и уставился на него с расстояния в шесть дюймов. Он щелкнул пальцами и у Одноглазого под носом. Одноглазый не реагировал.
   – Как ты думаешь, Костоправ, что с ним?
   – Что-то происходит в том публичном доме.
   В течение десяти минут Одноглазый не пошевелил ни одним мускулом. Потом вдруг открыл глаза, оттаял и рухнул на землю, как мокрая тряпка.
   – Что происходит? – воскликнул Элмо.
   – Одну минуту, хорошо? – попросил я. Одноглазый пришел в себя.
   – Повстанцы поймали Зуада, но он успел связаться с Хромым.
   – И?
   – Это чудовище идет ему на помощь. Лицо Элмо приобрело бледно-серый оттенок.
   – Сюда, в Весло?
   – Ну.
   – А, черт.
   Конечно, ведь Хромой был самым мерзким из Поверженных.
   – Думай быстрее, Элмо. Он наверняка узнает о нашем участии в этом… А Кукурузник теперь – оборванная ниточка.
   – Одноглазый, по-моему, ты нашел это старое дерьмо. Белесый, Тихий, Убогий, у меня для вас работа.
   Он стал их инструктировать. Убогий мрачно улыбался и поглаживал свой кинжал. Кровожадный ублюдок.
   Я не мог до конца уяснить всю тревожность новостей, выданных Одноглазым. Мы знали Хромого только по рассказам. Правда, все рассказы были довольно мрачные. Мы перепугались. Покровительство Ловца Душ не было достаточной защитой против еще одного из Поверженных. Элмо толкнул меня.
   – Он опять.
   Точно. Одноглазый замер. Но на этот раз ненадолго. Вдруг он опрокинулся на землю и начал биться будто в припадке. На губах выступила пена.
   – Держите его! – приказал я. – Элмо, дай-ка мне вон ту палку.
   Полдюжины мужчин навалились на Одноглазого. Хотя и был он довольно мал, но задал нам жару.
   – Зачем? – спросил Элмо.
   – Вставлю ему в рот, чтобы не прокусил язык. Одноглазый издавал звуки такие странные и непонятные, каких я еще никогда не слышал. А ведь раненые иногда издают такие звуки, о которых вы никогда бы не подумали, что их может издавать человек.
   Припадок длился всего несколько секунд. После этой волны буйства Одноглазый впал в мирное забытье.
   – Так, Костоправ. И что теперь?
   – Не знаю. Может, он помешался?
   – Дайте ему его собственного бульона, – предложил кто-то.
   – Правильно, годится.
   Появилась чашка. Мы влили ее содержимое Одноглазому в глотку. Его глаза приоткрылись.
   – Что вы делаете? Пытаетесь меня отравить? Фу! Что это? Вареные помои?
   – Твой бульон, – сказал я. Элмо дернулся.
   – Что случилось?
   Одноглазый сплюнул. Он схватил ближайшую флягу с вином, набрал полный рот, прополоскал горло, опять сплюнул.
   – Ловец Душ случился, вот что. Да-а. Страдаю вместо Гоблина.
   Сердце у меня начало срываться на каждом третьем ударе. В животе как будто роилась целая туча шмелей. Сначала Хромой, теперь Ловец Душ.
   – И что этому привидению надо? – спросил Элмо. Он тоже нервничал, хотя это и было для него необычно.
   – Он хотел узнать, какого хрена тут происходит. Ему рассказали, что Хромой вне себя. Сначала он связался с Гоблином. Гоблин знал только то, что мы пошли сюда. И тогда он забрался в мою голову.
   – И был просто ошеломлен, увидев, как много в твоем черепе пустого места. Теперь ему известно все, о чем знаешь ты, да?
   – Ну, – Одноглазому явно не понравилась эта мысль.
   Элмо подождал несколько секунд.
   – Ну?
   – Что ну? – Одноглазый потянулся за флягой.
   – Проклятье, что он сказал? Одноглазый довольно захихикал.
   – Он одобрил то, что мы здесь сделали. Но ему кажется, что бык, идущий в колее, действует более хитро и утонченно, чем мы. Поэтому нам немного помогут.
   – Каким образом?
   У Элмо был такой вид, как будто он знал, что ситуация вышла из-под контроля, но не знал, где именно.
   – Он пошлет кого-нибудь.
   Элмо облегченно вздохнул. Я тоже. Можно жить спокойно, пока сам Ловец Душ от нас далеко.
   – И когда? – вырвалось у меня.
   – Может быть, скорее, чем нам хотелось бы, – пробормотал Элмо. Отложи вино, Одноглазый. Тебе надо следить за Зуадом.
   Одноглазый заворчал. После этого он впал в полузабытье. Это означало, что он ведет наблюдение. И так он отсутствовал довольно долго.
   – Ну? – сказал Элмо недовольно, когда Одноглазый вышел из забытья.
   Тот продолжал озираться с таким видом, как будто знал, что с секунды на секунду здесь из ниоткуда материализуется Ловец Душ.
   – Ну, все нормально. Они прячут его в одном подвале в миле к югу отсюда.
   Элмо не унимался и дергался, как маленький мальчик, который отчаянно хочет писать.
   – Что с тобой? – спросил я.
   – Дурное предчувствие. Просто очень, очень дурное предчувствие, Костоправ.
   Вдруг его блуждающий взгляд остановился. Глаза округлились.
   – Я был прав. О черт, я был прав.

Глава 8

   Высокое, как дом, и в полдома шириной. На нем было что-то алое, выцветшее от времени, поеденное молью и разодранное. Оно шло неровно, то быстрее, то медленнее. Свалявшиеся седые волосы торчали во все стороны. Лица почти не видно из-за густой иссиня-черной бороды, в которой засохли комки грязи. Бледная в темных пятнах рука сжимала посох; это была сама красота, оскверненная его прикосновением. Безупречное женское тело чуть удлиненных пропорций.
   – Говорят, что во времена Власти это была настоящая женщина. Говорят, она его обманула.
   Эту женщину нельзя было винить. Если только хорошенько присмотреться к Меняющему.
   Меняющий Форму был ближайшим союзником Ловца Душ среди Десяти, Которые Были Повержены. Его вражда с Хромым была еще более странной, чем у нашего хозяина. Хромой был третьей стороной треугольника, в который входили еще Меняющий Форму и то, что стало теперь его посохом.
   Он остановился в нескольких футах от нас. Глаза у него горели огнем безумия, и поэтому невозможно било встретиться с ним взглядом. Я не могу вспомнить цвет этих глаз. Если придерживаться хронологии, то он был первым из великих колдунов, совращенных, подкупленных и порабощенных Властителем и его Леди.
   Дрожа, Одноглазый выступил на шаг вперед.
   – Я колдун, – произнес он.
   – Ловец сказал мне, – голос Меняющего был силен и глубок даже для человека его размеров. – Какие новости?
   – Я выследил Зуада. Больше ничего. Меняющий опять окинул нас взглядом.
   Некоторые ребята совсем сникли. Он улыбнулся в бороду.
   Там, где улица поворачивала, собралась толпа зевак. В Весле никогда не видели никого из высшего окружения Леди. Сегодня городу повезло. Здесь были двое из этих бешеных.
   Взгляд Меняющего прошелся по мне. Я почувствовал его холодное презрение. Меня он ни во что не ставил.
   Он нашел то, что искал. Ворон. Он двинулся вперед. Мы уворачивались так же, как слабые самцы уступают в зоопарке дорогу вожаку-бабуину. Он посмотрел на Ворона пару минут, потом его громадные плечи приподнялись. Ноги посоха он поставил Ворону на ГРУДЬ.
   Я раскрыл от изумления рот. Ворон менялся на глазах. Испарина исчезла с его лица. Боль, от которой все его мышцы были напряжены, начала уходить.
   Тело расслабилось. Ярко-красные рубцы и шрамы от его недавних ран в считанные минуты побелели, приобретя вид давно заживших. Мы все плотнее и плотнее обступали Ворона, наблюдая за представлением с благоговейным страхом.
   Шатающейся походкой к нам приближался Убогий.
   – Эй, Элмо, мы все сделали. Что происходит? Увидев Меняющего, он пискнул, как пойманная мышь. Элмо собрался с мыслями.
   – Где Белесый и Тихий?
   – Избавляются от тела.
   – Тело? – спросил Меняющий. Элмо объяснил. Меняющий хрюкнул.
   – Этот Кукурузник станет основой нашего плана. Ты! – он ткнул пальцем толщиной с большую сардельку в Одноглазого. – Где эти люди?
   Еще раньше Одноглазый вычислил, что они в таверне.
   – Ты, – Меняющий указал на Убогого – Скажи им, чтобы они принесли тело сюда.
   Лицо Убогого посерело. Было видно, что протест так и прет из него наружу. Но он кивнул, глотнул воздуха и уковылял. Никто не спорите Поверженными.
   Я проверил у Ворона пульс. Нормальный. Он выглядел совершенно здоровым.
   Робко, как только мог, я попросил:
   – А не могли бы вы то же самое сделать и с остальными? Мы ведь все равно пока ждем.
   Он посмотрел на меня таким взглядом, что кровь застыла у меня в жилах.
   Но сделал, как я просил.
   – Что произошло? Что ты тут делаешь? – Ворон нахмурился, глядя на меня. Потом память вернулась к нему. Он сел.
   – Зуад… – он огляделся.
   – Ты вырубился на два дня. Они разделали тебя, как гуся. Мы не думали, что ты выкарабкаешься. Ворон ощупал свои раны.
   – Что происходит, Костоправ? Я должен был быть мертв. – Ловец Душ послал своего друга. Меняющего. Он и починил тебя. Он всех тут починил. Было трудно продолжать ужасаться, глядя на человека, который нам помогает. Ворон, покачиваясь, поднялся на ноги.
   – Этот поганый Кукурузник. Он все устроил, в его руке опять появился нож. – Черт, я слаб, как котенок. А я удивлялся, почему это Кукурузник так много знал о нападавших.
   – А, это не Кукурузник, Ворон. Кукурузник мертв. Это Меняющий делает вид, что он Кукурузник.
   Ему, впрочем, не приходилось делать вид. Он был настолько похож, что мог обдурить и родную маму Кукурузника.
   Ворон опять присел рядом со мной.
   – Так что же происходит? Я ввел его в курс дела.
   – Меняющий хочет проникнуть к ним, используя Кукурузника в качестве верительной грамоты. Они, наверное, уже доверяют ему.
   – Я буду стоять прямо у него за спиной.
   – Ему это может не понравиться.
   – Меня не волнует, что ему нравится. На этот раз Зуад не уйдет. Он задолжал слишком много, – его лицо смягчилось и погрустнело. – А как Душечка? Она уже знает о Щелчке?
   – Наверное, нет. В крепость никто не ходил. Элмо решил, что может здесь делать все, что захочет, пока все это не закончится и ему не придется встретиться с Капитаном.
   – Хорошо. Насчет этого у меня с ним споров не будет.
   – Меняющий – не единственный из Поверженных в городе, – напомнил я ему.
   Меняющий говорил, что чувствует Хромого. Ворон пожал плечами. Хромой ничего для него не значил.
   Изображение Кукурузника направилось к нам. Мы поднялись. Я немного дрожал, но смог заметить, что Ворон тоже слегка побледнел. Хорошо. Он не всегда остается холодным и бесчувственным, как камень. – Ты будешь меня сопровождать, – сказал он Ворону. Затем пристально посмотрел на меня. – И ты. И сержант.
   – Они знают Элмо, – возразил я. Он только криво усмехнулся.
   – Вы будете выглядеть повстанцами. Только кто-нибудь из Круга смог бы заметить подлог. Ни одного из них в Весле нет. Повстанцы тоже озабочены прежде всего своей личной выгодой. Мы воспользуемся их ошибкой. Тем, что они не вызвали подмогу. Меняющий поманил Одноглазого.
   – Что с полковником Зуадом?
   – Еще не помер.
   – Он упрям, – сказал скупой на комплименты Ворон.
   – Добыли какие-нибудь имена? – спросил меня Элмо.
   У меня был целый список. Элмо остался доволен.
   – Пойдем-ка, – сказал Меняющий. – Пока не ударил Хромой.
   Одноглазый выдал нам пароли. Напуганный и убежденный в том, что не готов к этому, я еще более был уверен, что не испытываю никакого желания войти в число тех, кого отобрал сам Меняющий. Тем не менее я устало потащился вслед за Поверженным.
   Я не заметил, как это произошло. Я только поднял глаза и увидел, что меня окружают незнакомцы. Я что-то злобно пробормотал Меняющему в спину.
   Ворон засмеялся. И тогда до меня дошло. Меняющий накрыл нас своими чарами. Мы все были в высоких чинах людей повстанческого племени.
   – Ну, и кто же мы? – спросил я. Меняющий указал на Ворона.