Дверь подалась. Я и не знал, какой я сильный. Что твой Плоскомордый Тарп. Высадил дверь.
Сделав два нетвердых шага, я упал на кучу битого кирпича.
Элвис Уинчелл и Прайс Рипли тяжело храпели на подстилках из мешков и тряпья. Вероятно, нести проклятие очень утомительно. Только у Конфетки глаза были открыты. Она заметила мое появление, но диких воплей радости не последовало.
Черт, она не поняла, почему мы пришли. Она решила, что мы дружки Уинчелла и его сообщника. Я с трудом поднялся на ноги:
– Мы спасатели.
Тут Уинчелл и Рипли начали приходить в себя. Прежде чем бедный Рипли успел открыть глаза, Шустер стукнул его по башке, легко обойдя груду кирпича. Он двигался почти грациозно.
Шип не вполне успешно стремился уложить Уинчелла обратно спать. Уинчелл уклонялся от его ударов, пытаясь метать из глаз зеленые искры. Кажется, он еще не очень хорошо умел это делать.
Боже, вид у него был ужасный. С тех пор, как он помогал брать негодяя, которого выдал Сити Сумасброд, Уинчелл постарел лет на пятнадцать. Рипли тоже выглядел плохо, но не так, как Уинчелл.
– Спасатели? Правда? Вы больше похожи на бродячих циркачей.
Шип и двое полицейских ловили Уинчелла. Уинчелл не желал быть пойманным. Шустер и еще один полицейский запихивали Рипли в огромный мешок.
У другого входа в подвал появился Туп, он старательно избегал опасности. Я окликнул его:
– Эй, капитан! Ее не надо освобождать. Она уже сама справилась.
Конфетка сказала:
– Вы тот парень, который околачивался у Гулляра.
Я перерезал веревки, стягивающие ее щиколотки. Красивые щиколотки. Раньше я не замечал, какие они красивые. А выше них все было еще красивее, прямо с ума сойти.
– Гаррет?
– Да. Верный странствующий рыцарь. Неизменно отвергаемый и оскорбляемый за желание предупредить людей, которым угрожает опасность.
– Убери руки, парень. Я о тебе наслышана.
Рипли теперь выводили на улицу, но Уинчелл не сдавался, хотя Шустер и Шип уже накинули ему на голову мешок и скрутили руки. Рипли и Уинчелл были не в полицейской форме. Жалованье позволяло им одеваться, как состоятельным горожанам. Поэтому я с некоторым удивлением увидел, что Уинчелл повязал вместо пояса толстую веревку.
– Я о себе тоже наслышан. Иногда в этих рассказах я себя не узнаю. Что ты слышала? Очевидно, что я не подарок.
Шипу, Шустеру и их команде удалось повалить Уинчелла и натянуть на него мешок. Шустер старался завязать его потуже.
– Что ты подарок врагу. Ты помнишь некую Розу Тейт?
Шустер наподдал ногой по прыгающему мешку.
– Это лучше, чем клетка на колесах, – ни к кому непосредственно не обращаясь, сказал Шустер.
– А-а, снова милая Роза, – проговорил я. – Да. Позволь мне рассказать тебе о ней. Это правдивая история, и если ты знаешь Розу, то поверишь мне, а если нет, назовешь все это сказкой.
Времени было достаточно. Ребята прекрасно управлялись без меня. Чтобы заручиться вниманием слушательницы до конца рассказа, я вдруг совсем разучился развязывать и разрезать веревки. Шустер и все остальные поволокли Уинчелла к двери. Уинчелл все время корчился в мешке и ругался. Кроме него, в мешке были еще пленники. Зеленые бабочки летали и по всему подвалу, их очень смущал свет единственной свечи. Мне снова стало интересно, какое отношение ко всему этому делу имеют бабочки, может, вообще никакого. Может, это просто защитная реакция, как вонючие выделения у скунса.
В помещении остались только мы с Конфеткой, и ее, казалось, вовсе не огорчало, что я так неторопливо рассказываю о Розе Тейт. По ходу дела я стал искать ножи, которые мы видели в доме леди Гамильтон. Но мне было любопытно, откуда Конфетка знает Розу. Завершив повествование, я спросил:
– Как ты познакомилась с Розой?
– Тебе же известно обо мне все! Я знаю, ты обо мне расспрашивал. Мне сказал Гулляр.
– Я просто пытался уберечь тебя от встречи с тем типом, которого только что отсюда выволокли. Он любит кромсать на кусочки богатых девушек.
– Это я уже поняла. Наверное, я должна тебя поблагодарить за то, что ты не дал ему сожрать мою печенку.
– Поблагодари, это будет замечательно.
Наконец я нашел ножи под кучей тряпья, которая служила Уинчеллу постелью. Я не хотел к ним притрагиваться, хотя считал, что, пока Уинчелл жив, от них не может быть вреда.
– Спасибо, Гаррет. Я говорю это искренне. Когда мне страшно, я начинаю язвить.
Заметили, как она увильнула от вопроса, откуда она знает Розу? Я тогда не заметил.
– Значит, у Гулляра тебе все время было жуть как страшно.
У Гулляра ее так и называли – «Маленькая язва».
– Ты лишаешь себя всякой возможности добиться моего расположения, Гаррет.
Я присвистнул, как паровоз:
– Ты красивая, но я быстро остываю. Я уже начинаю думать, зачем я потерял с тобой столько времени. Твой характер уничтожает преимущества, данные тебе природой.
– У меня так всегда, Гаррет. Только дела начинают налаживаться, я сразу все порчу. Мама говорит, я прирожденная неудачница. Ладно. Я обещаю. Постараюсь. Спасибо. Ты спас мне жизнь. Что я могу для тебя сделать, кроме того, что напрашивается само собой.
В двери показался Туп и тут же вмешался:
– Что вы здесь затеяли, Гаррет?
– Ищу улики.
– Что-нибудь нашли?
– Да. Ножи. Покойник сказал, что их нужно сломать.
Туп приблизился на несколько шагов и взглянул на четыре обнаженных лезвия.
– Не опасно к ним прикасаться?
– Уинчелл и Рипли невредимы?
– Да.
– Тогда не опасно. Только не порежьтесь.
Туп выругался и взял ножи.
– Я сразу же их сломаю.
И вышел. Я сказал Конфетке:
– Кроме того, что напрашивается само собой, хотя оно не так напрашивается, как ты думаешь, ты можешь зайти ко мне и побеседовать с моим партнером. Он у нас мозговой центр. Он хочет тебя видеть.
– Он что, калека? Не может сам прийти?
– Он нездоров.
Я спрятал улыбку. Покойник нездоров более, чем кто-либо другой.
Мы выбрались из подвала. Конфетка болтала без умолку. Я признал себя побежденным. Я пытался представить ее Тупу, чтобы она знала, кому официально принадлежит честь ее освобождения. Это не помогло. Она продолжала трепаться, обращаясь ко мне. Тупа интересовали только ножи, он трудился весьма старательно и разломал каждый нож на четыре части.
– Об этом мы позаботились.
Туп был ужасно счастлив и доволен собой. «Дьявол гордился да…» – подумал я.
– Лучше проверьте, не взяли ли они у того бродяги чего еще. Мы не знаем точно, что проклятие передается через ножи.
– Бродягу кремировали, и вся его одежда тоже сгорела. А теперь мы кремируем этих… Ах, да! Правильно. После того, как узнаем насчет проклятия.
– Да, после.
Конфетка не унималась. Я сказал:
– Женщина, я больше не могу. Я не мазохист. Но я хочу, чтобы ты пошла со мной и поговорила с моим партнером. По дороге к тебе на Холм мы как раз будем проходить мимо нашего дома.
Я примолк и уставился на пленников. Оба лежали в джутовых мешках. Уинчелл бесился. Рипли лежал спокойно, но это внушало мне смутные подозрения. Пока я смотрел, мимо пролетела крохотная мошка, похожая на моль.
В это время Конфетка спросила:
– Откуда ты знаешь, что твой дом находится по дороге ко мне?
– Признаюсь, я еще не выяснил, кто ты на самом деле. Но я знаю, что с Холма. Этому убийце нравились только богатые девушки. Так что если ты собираешься вернуться домой, спрятаться от реального мира и думать, как тебе повезло, что можно позабыть обо всем, что было, и относиться к беднякам…
– Ты акмеист? Или анархист?
– Что? Ты упустила смысл.
Это ничего, главное, что я не упустил ее. Я тащился домой, и она шла за мной по пятам. Покойник будет доволен.
– Полно чокнутых подпольных групп, Гаррет. Их десятки. Пуантилисты. Деконструктивисты. Калибраторы. Аватаристы, атеисты, реалисты, постмодернисты. Ты так говорил…
– Я не касаюсь политики в надежде, что политика не коснется меня. По моему мнению, хорошо обдуманному, хоть и циничному, пусть мы даже перезрели для перемен, все перемены, проводимые людьми, приведут только к худшему, пойдут на пользу все более немногочисленной и продажной правящей верхушке. – В эту минуту я понял, чем она увлечется теперь: революцией. – Кстати, у тебя есть имя? Настоящее имя?
Все эти «исты» соберут под свои знамена несчастненьких, скучающих богатых барышень.
– Конни.
– Правда? Значит, ты почти его не изменила?
– Почти. Конни меня называл только брат. В прошлом году он погиб в Кантарде. Он был капитаном кавалерии.
– Прими мои соболезнования.
– А ты мои, Гаррет.
– Что?
– Ты тоже там кого-то потерял.
До меня дошло.
– Да. Типичный случай. А как называют тебя другие люди?
– Микки.
– Микки? Как они ухитрились из Конни сделать Микки?
Она рассмеялась. Когда она ничего не делала, а просто веселилась, у нее был чудесный смех. Я чуть не ошалел.
– Не знаю. Это моя няня. У нее были для всех нас ласковые прозвища. А что?
Я захихикал:
– Ты мне напомнила о моем младшем брате. Мы звали его Фуба.
– Фуба?
– Не знаю почему. Это моя мама. Меня она называла Прыщ.
– Прыщ? Да. Ну конечно. – Конфетка закружилась и стала показывать на меня пальцем. – Прыщ! Прыщ!
– Эй! Прекрати!
Люди таращили на нас глаза. Она сделала пируэт:
– Прыщ! Знаменитый сыщик Прыщ!
Конфетка засмеялась и помчалась вперед. Побежала, потому что я припустился за ней. Она неплохо бегала. Ноги у нее были что надо. Красивые ноги, я не очень-то старался ее догнать, просто бежал сзади и наслаждался зрелищем.
Мы пустились бегом, когда были уже недалеко от дома. Начиналась Макунадо-стрит, я поравнялся с Конфеткой и сказал:
– Осталось два квартала по этой улице. Это мой район. Здесь меня знают.
Она смеялась и пыталась отдышаться.
– Есть, сэр, мистер Прыщ. Я постараюсь, чтобы вы не уронили свое достоинство.
Когда Дин открыл парадную дверь, она все еще смеялась, и мне было не по себе.
Глава 49
Белинда стояла в коридоре. Она хмуро посмотрела на Конфетку. Конфетка хмуро посмотрела на Белинду. Они, без сомнения, узнали друг друга. Конфетка напоследок еще раз подколола меня:
– Ты знаешь, что его прозвище Прыщ?
– Дин, – прорычал я, – принеси закуски в комнату Покойника. А также нюхательную соль на случай, если я дам этой девице по башке и она отключится.
У меня вдруг возникла трудность. Я оказался меж двух восхитительных женщин, обе очень интересные и разглядывают друг друга, как кошки, собирающиеся вонзить когти. В меня.
Я давно не тренировался, но вспомнил, как это бывало. Когда они поднимут бучу, я все возьму на себя. Их счастье, что напали на такого, как я.
Я услышал шум в маленькой гостиной, и меня осенило. Я вбежал в комнату до того, как последний приблудный кот Дина успел спрятаться. Это был крошечный пушистый комочек, такой ласковый, что даже я, если бы меня приперли к стенке, признал, что он душечка. Я метнулся обратно в коридор, где мои дамы обменивались убийственными взглядами. Котенок замурлыкал.
– Вижу, что вы, девочки, знакомы. – Я сказал Конфетке: – Она здесь прячется. От убийцы. – И Белинде: – Вчера вечером убийца ее похитил. Мы только что ее освободили. Я привел ее на беседу с Покойником.
– Я так и думала. Я слышала, что ее похитили.
Белинда посмотрела на котенка без того огонька, который загорается при виде этих животных в глазах их поклонников. Черт возьми! Такая мысль, и все зря.
– Какой хорошенький, – проворковала Конфетка.
Здорово! Хоть одна проявила интерес.
– Хочешь подержать его, пока я посоветуюсь с партнером?
Конфетка не понимает, когда я называю его Покойником. Я передал ей котенка и направился в комнату Его милости. Едва я подошел к двери, Конфетка подскочила и нахмурилась, как это происходит со всяким, кто впервые непосредственно слышит слова Покойника. Я шагнул в комнату:
– Чувствуешь, кто у меня здесь? Будут какие-нибудь особые указания?
«Просто приведи ее сюда».
Что-то его очень сильно забавляло. Я догадывался что. Две женщины. И я, бесстыдно задыхаясь от страсти, пытаюсь придумать, как сохранить при себе обеих: и Белинду, и Конфетку.
«Это будет настоящая проверка твоего легендарного обаяния. Особенно если учесть, что твоя старая подруга Роза Тейт предостерегла обеих».
– Потешаешься над моим несчастьем.
«Подготовь ее. Она все еще не оправилась от потрясения. Моя внешность может оказаться для нее слишком большим сюрпризом».
Я подумал, что Конфетка очень ловко преодолевает потрясение, разряжаясь на мне.
Котенок сделал свое дело. Теперь женщины сидели вместе и, гладя котенка, обсуждали приключения Конфетки. Я сказал:
– Он хочет, чтобы ты вошла прямо сейчас. Но я должен тебя предупредить: он не человек. Не пугайся, когда увидишь его.
Конфетка как будто не удивилась:
– Он такой противный? Как великан?
– Нет, он просто толстый. И у него длинный нос. – Он лапочка, – сказала Белинда.
– Кто лапочка? – спросил я.
– Можно я возьму с собой Шутника?
Конфетка имела в виду котенка. Уже имя придумали. Белинда кивнула, даже не посоветовавшись со мной.
– Ладно, – сказал я, будто в этом доме кого-нибудь интересовало, что думает его хозяин. – Хорошая мысль.
На кошку бывают направлены добрые чувства и мысли, которые иначе остались бы глубоко внутри.
Конфетка пошла в комнату Покойника. Криков не последовало. Белинда заметила:
– Я правда думаю, что ты, наверно, хороший парень, Гаррет.
– А?
Она махнула рукой, словно говоря, что слышала обо мне много чего, но не хочет повторять это в моем присутствии. Я пришел в недоумение. Сколько они могли рассказать друг другу, пока я заходил к Покойнику?
Женщины. Кто их разберет?
Белинда взяла меня за руку и прижалась ко мне.
– Сейчас не слишком рано для того, чтобы ты повел меня на кухню и угостил пивом?
Дин заканчивал стряпать горячее.
– Что это такое? – спросил я.
– Вам надо поесть. И юная дама, которую вы привели, видно, давно не ела хорошей пищи.
Еда для Дина – дело серьезное. Была бы его воля, каждое блюдо стало бы произведением искусства. Его ужасает мое отношение к еде просто как к горючему, хотя, когда я ем, я получаю удовольствие от вкусной пищи. Но я не буду ради этого лезть из кожи вон или тратить лишние деньги. Можете считать меня дикарем.
Я налил Белинде пива. Она сказала:
– Я думала, как мне поступить с Краском и Садлером.
– Хорошо.
У меня не было на это времени.
– Вы не подойдете к двери, мистер Гаррет? – спросил Дин. Кто-то прямо ломится внутрь. – Я не могу отойти от плиты.
– Извини, – сказал я Белинде. Она только улыбнулась и подмигнула.
Глава 50
– Ну что еще? – простонал я, отступив на шаг, чтобы дать войти Тупу. – Только не говорите, что вы опять сели в калошу. Я не выдержу, если вы скажете, что опять сели в калошу.
– Гаррет, Уинчелл сбежал.
– Я просил вас не говорить, что вы опять сели в калошу.
– Я не виноват.
– А кто виноват? Вы за это отвечаете. Этот тип сидел в прочном мешке. Как он мог удрать?
– Один чертов придурок захотел посмотреть на преступника и развязал мешок.
Я чуть не завопил:
– И тут из мешка выскочили бабочки, а вслед за ними деликатно вылез Уинчелл и удалился. Так?
– Так.
– Я бы схватил вас и того, другого чертова придурка, запихнул в мешок и утопил в речке, поделом бы вам досталось!
– Тот, другой чертов придурок – принц Руперт. И он настолько порядочен, что не пытается снять с себя вину.
– Ну ладно… Когда его коронуют, я буду кричать «Ура!» Ну и что? Чего вам от меня надо?
Туп усмехнулся:
– Ничего. Я хочу видеть вашего партнера. Он хорошо угадывает действия убийцы.
– Потому что у Покойника тоже извращенный ум. Он наверняка знает, что вы пришли. Сейчас у него посетитель. Посидите вон там. – Я показал на маленькую гостиную. – Он вас вызовет. У меня второй завтрак.
А тебя не приглашали, никудышный сукин сын!
Я сел напротив Белинды:
– Почему бы нам не распрощаться с Танфером? Давай поженимся, уедем на Карнавальские острова и откроем там бюро предсказаний.
– Интересное предложение. Как ты до него додумался?
– Стража упустила убийцу. Псих опять на свободе, и в его распоряжении восемь или десять часов, чтобы проделать свой маленький фокус.
– Но если Конфетка и я здесь…
– Он убьет кого-нибудь другого. Ему надо кого-то убить.
Нравилось мне это или нет, но каким-то образом мой дом превратился в тактический штаб, руководящий поимкой Элвиса Уинчелла. К концу дня явился сам принц Руперт. Я не мог его выставить, но твердо решил не впускать его свиту. Я подскочил к нему и со свирепой, вызывающей улыбкой сказал:
– Ваше величество, у меня нет возможности обслуживать всех этих людей. – Он не настолько обиделся, чтобы позвать палача, и я продолжал: – Такая тьма народу…
Дело шло к вечеру, но улицы не были пустынны, и толпа привлекала внимание.
Мы договорились. Никто из свиты не вошел внутрь.
Принц Руперт стал первым членом королевской семьи, с которым я познакомился. То, что я увидел, не произвело на меня никакого впечатления, хотя позже Покойник и болтал о том, какие добрые намерения он обнаружил в голове принца. В то время я был не в настроении, так что просто заметил, что дорога в ад вымощена… и так далее.
Солнце еще не взошло, когда объявили, что Эмму Сетниз, известную под именем Дикси Старр, нашли в прискорбном виде. Полиция прибыла, когда обряд уже был завершен. Уинчелл опять скрылся, но его сообщника задержали. Ножи обнаружились снова.
– Ножи? – закричал я. – Какие ножи? Мы же их сломали.
Выяснилось, что найдены простые старые кухонные ножи, не очень пригодные для совершения жертвоприношений.
Покойник заметил:
«Я полагаю, что ножи не являются орудием проклятия».
– Черт возьми! – проворчал я. – Я это еще раньше сообразил. А то бы Уинчелла уже не было в живых.
«Ножи сломаны, распилены на кусочки, но ночи кровавого железа продолжаются».
– Остроумно. А кто этот парень, которого схватили?
Сообщник оказался умственно отсталым крысенышем (опять немыслимое сочетание); он признался, что сторожил Дикси после похищения, которое произошло задолго до того, как умыкнули Конфетку. Значит, Уинчелл решил держать несколько брюнеток про запас. Удрав от Тупа и принца, он просто побежал туда, где прятал Дикси. Я пробормотал:
– Не нравится мне это все. Этот Уинчелл чертовски смышленый.
– Уинчелл? – усмехнулся Туп. – Да он сам не может ботинки зашнуровать.
«Это проклятие в действии, господа. На этот. раз, возродившись в наше время, оно достигло опасной стадии развития. По моему мнению, можно утверждать, что оно начало самообучаться, а не просто медленно усваивать новое, как собака, путем многократных повторений. Не исключено, что нам придется рассмотреть самый страшный вариант, – что оно обретет способность мыслить».
– Подождите минуточку. Подождите минуточку. Из-за проклятия корова может перестать давать молоко, или ребенок начнет косить, или вы покроетесь лишаем. Это не то что…
«С точки зрения деревенского колдуна, вы правы. Возможно, ни один из ныне живущих чародеев не смог бы наслать такое проклятие. Но это заклинание возникло в те времена, когда по земле ходили титаны».
Титаны, или великаны, до сих пор ходят по земле – достаточно выглянуть на улицу. Ну, может, не здесь, но в километре отсюда – точно. Но я не стал спорить. Общение со Старыми Костями давно научило меня: нельзя давать ему разглагольствовать о добрых старых временах.
– Титаны? Возможно. Но сейчас мы разрабатываем стратегию.
Для принца и капитана Тупа эта стратегия носит политический характер, хоть и имеет целью выловить ужасного злодея.
Покойник согласился:
«Уинчелл будет показываться на улице как можно реже, но он не сможет все время прятаться. Возможно, недолго ему удастся обойтись без помощника, но жажда убийства будет возникать у него все чаще и чаще. Через шесть дней он почувствует необходимость убить снова. Поскольку мисс… Альтмонтиго… освобождена, ему придется начать поиски жертвы сначала, если, конечно, мы сможем удержать наших квартиранток дома. – Это он сказал только мне. Нашим гостям незачем знать, что мы от них что-то скрываем. – Уинчелл выйдет на охоту. Если на этот раз он и сумеет похитить жертву один, ему все равно понадобятся подручные. Он не может перестать убивать и не может сделать так, чтобы промежуток между убийствами не сокращался все больше».
– Стоп! Стоп! – сказал Туп. – К чему вся эта болтовня?
«А вот к чему. Финансовые возможности Уинчелла невелики. Он будет нанимать сообщников, а вы назначьте вознаграждение за его поимку».
– Кто такая мисс Альтмонтиго? – спросил я и тут же пожалел.
Мне было интересно, почему Покойник слегка замешкался перед тем, как назвать фамилию, и после. Из-за Тупа и принца?
«Твоя Конфетка. Или Микки».
Мне стало как-то не по себе. Альтмонтиго – древний род с самых вершин Холма. Куда я влип? Одновременно у меня в гостях принц крови и одна из самых высокопоставленных молодых аристократок. Не говоря уж о том, что я предоставил убежище принцессе преступного мира.
Все это привлечет ко мне внимание. А я не люблю, когда на меня обращают внимание власть имущие.
Спор продолжался. Рассвет наступил и остался позади. Я сказал себе: к черту все это. От меня не было никакого толка, и я не услышал ничего полезного. Моих предложений никто даже не заметил. Пусть большие шишки решают все по-своему. После того, как они опростоволосятся и выставят себя в дурацком виде, я самодовольно откинусь в кресле и заявлю, что надо было слушать меня с самого начала.
Я остановился у лестницы. Белинда не спала. Конфетка тоже. Дин спал на кушетке в маленькой гостиной.
Чертов котенок стал тереться о мои ноги, мурлыча и пытаясь зацепить меня коготками. Я поднял его:
– Ну, дружок, с самого утра ты получишь хороший урок. Нельзя жить, полагаясь на симпатичную мордашку и доброту чужих людей. Сейчас ты вылетишь на улицу.
Котенок мяукнул. Кто-то постучал в дверь.
Глава 51
Я не спешил. Я зашагал к парадной двери, размышляя, нельзя ли устроить на крыльце такую ловушку, чтобы тот, кто не нажмет потайную кнопку безопасности, провалился в бездонную пропасть.
Прекрасный замысел, но, к сожалению, неосуществимый. Осуществимо только одно: не подходить к двери. Хотя большинство людей, которые хотят меня видеть, знают, что я имею такую привычку и что, если они будут долго и громко стучать, я в конце концов прибегу.
Теперешним кошмарным посетителем оказался некий всеми позабытый субъект, рьяный разоблачитель заговоров по имени Брешущий Пес Амато. Как раз то, что надо посреди ночи. Ну хорошо, ранним утром. Это дела не меняет.
– Я вас не разбудил, правда?
– Меня? Нет. Я еще не ложился. Только собирался. У меня был скверный день на этой скверной неделе в этом скверном месяце.
– Убийца девушек? Я слышал, что убили еще одну.
– Уже все знают?
– Когда что-либо интересное, молва распространяется быстро.
– Ясно. Пошли на кухню. – Я показал пальцем на дверь Покойника.
– Твой старый приятель Туп изобретает с помощью Его милости какой-то план. – Я усадил Амато за кухонный стол. – Хочешь пива?
– Конечно.
– Что случилось? – налив две кружки, спросил я.
– Ну… Это суеверие, я знаю. Я встал, шел дождь, мне надоело писать плакаты и листовки. Я вышел на улицу и пошел. Ноги сами привели меня сюда.
Что за черт! Мне не хотелось спать. Кто хочет спать, когда ведет праведную жизнь?
– Тут остался яблочный пирог. Хочешь?
– Конечно. Я плохо питаюсь. Что ты думаешь о моем вчерашнем выступлении?
– Очень удачное начало. Но мне не довелось увидеть все целиком.
– Я заметил, что ты исчез.
– Не по своей воле. Ко мне подошли бандиты Чодо Контагью и сказали, что их босс хочет меня видеть.
– Кажется, я видел этих парней как раз перед тем, как ты пропал.
– Ты знаешь людей Чодо?
– Слава Богу, не по собственному опыту. Но я годами следил за Организацией и собирал информацию. Они не пытались поживиться за мой счет, но, если они попробуют, я буду наготове.
Что это значит? Кто-то в Организации страдает милосердием и терпимостью? Едва ли. Вошла Белинда, за ней Конфетка. Обе были полуодеты. Брешущий Пес тут же доказал, что он не совсем полоумный. Он сразу вылупился. У него потекла слюна. Если бы сейчас была луна, он бы на нее завыл. Он пропищал:
– Кто эти прелестные дамы, Гаррет?
– Они связаны с делом об убийце девушек. Это Белинда, а та Конфетка. Девочки, это Кропоткин Амато.
Белинда и бровью не повела, но Конфетка чуть не выскочила из штанишек. С огромным воодушевлением она спросила:
– Брешущий Пес Амато? – И глядя мне прямо в глаза: – Отец Сас?
В мгновение ока Амато стал другим человеком.
– Сас? Это прозвище Лони. Вы знаете Лони Амато?
Белинда поняла и схватила Конфетку за руку. Конфетка побледнела как полотно, но, очевидно, Белинда не успела ее остановить. Конфетка сказала:
– Конечно. Мы работаем вместе с Сас. Да, Белинда?
Так я и думал. Девочки провели ночь наверху, сплетничая обо всем на свете. Надеюсь, что тип по фамилии Гаррет не был главным действующим лицом их разговора.
Брешущий Пес сказал:
– Лони моя дочка. Об этом знают немногие. Когда я в последний раз видел ее, ей было пять лет. Моя жена… Она никогда не верила в то, что я делаю. Она считала меня сумасшедшим. Может, так и есть. А может, нет. Это не важно. Она ушла. С Лони. Вы знаете Лони? Вы правда знаете Лони?