8

   Болело все. Площадь ушибов была не меньше двух акров. Плоскомордый лупил по таким местам, о существовании которых я и не подозревал. Тело и душа требовали, чтобы я на недельку отправился на покой. Твердил, что настало время найти Морли Дотса. Даже Плоскомордый Тарп не посмел бы связаться со мной, если бы рядом был Морли.
   В свалке и заварухе не найдется никого лучше Морли. А если верить его трепу, лучше Морли Дотса никого нет в любой ситуации. Некоторым хотелось бы, чтобы он схлестнулся с Плоскомордым, и посмотреть, что из этого выйдет. Но оба они без предоплаты и мухи не обидят. А Плоскомордый не идиот, чтобы заключать контракт на Морли. Да и Морли не настолько тщеславен, чтобы связываться с Плоскомордым. Им обоим плевать, кто из них окажется лучшим. Это кое-что говорит об их профессионализме.
   Поиски стоило начать с заведения под названием «Домик Радости Морли».
   Это название – одна из его дурацких шуток. В заведении вечно болтались эльфы, полукровки и прочие существа. Меню предлагалось строго вегетарианское и безалкогольное. Представление было таким бесталанным и унылым, что даже вид дохлого логхира по сравнению с ним был бы радостным зрелищем. Но завсегдатаям забегаловки все это, наверное, было по вкусу.
   Когда я вошел, в зале воцарилась тишина. Не обращая внимания на недоброжелательные взгляды разнообразных существ, я захромал по направлению к месту, которое в приличных заведениях именуется баром. Так называемый бармен бросил на меня быстрый, но внимательный взгляд и одарил улыбкой, продемонстрировав остроконечные зубы темного эльфа.
   – У вас дар восстанавливать против себя людей, Гаррет.
   – Посмотрели бы вы на того парня!
   – Посмотрел. Он заскочил сюда глотнуть брюссельской капусты. Ни одной царапины.
   Позади меня возобновился гул общей беседы. Бармен был любезен не более, чем обычный темный эльф. То есть с трудом, но выносил присутствие в своем обществе сомнительной формы жизни более низкого порядка. Я чувствовал себя, как обожающая пиво собака в человеческой таверне.
   – Значит, слух уже распространился?
   – Каждый, кто так или иначе слышал о вашем существовании, знает все. Вы сводите счеты довольно грязными шутками.
   – Вот как. Уже и это известно? Ну и как все прошло?
   – Она сумела добраться до дома. Думаю, теперь эта перепелочка будет действовать иначе.
   Он загоготал так, что по спине у меня поползли мурашки. Такое чувство, словно видишь кошмарный сон, хочешь проснуться и не можешь.
   – В следующий раз крошка просто наймет кого-нибудь перерезать вам глотку.
   Я уже подумывал об этом. Даже сделал в памяти зарубку, чтобы не забыть достать и почистить кое-что из своих лучших защитных приспособлений. Обычно на работе я полагаюсь на быстроту ног и только в редких случаях утруждаю себя ношением железок.
   Сейчас, по-видимому, и наступил тот самый редкий случай.
   Покойник предупреждал меня.
   – Где Морли?
   – Там, – он ткнул вверх пальцем. – Но он занят.
   Я направился к лестнице.
   Бармен открыл было пасть, чтобы заорать, но в последний момент передумал. Это могло вызвать заварушку. Своим самым дружелюбным тоном он произнес:
   – Гаррет, вы должны нам пять марок.
   Я повернулся и одарил его ледяным взглядом.
   – Плоскомордый сказал, что вы можете списать их с его счета.
   – Вашу улыбку следовало бы отлить в бронзе, чтобы сохранить для потомства.
   Его морда расплылась еще шире.
   – Этот здоровый увалень не такой дурак, каким старается казаться.
   Я повернулся спиной к залу. Не стоило демонстрировать кошель и дразнить ребят. Они уже окосели от принятого салата, и кто знает, что им придет в голову.
   – Он вовсе не дурак.
   Кинув пять монет, я заторопился вверх по ступеням, прежде чем бармен сумел остановить меня.
 
   Я постучал в дверь Морли. Никакого ответа. Я заколотил сильнее. Дверь задрожала.
   – Убирайся, Гаррет! Я занят.
   Дверь оказалась не запертой, и я влез. Чья-то жена, пискнув, метнулась в другую комнату, волоча за собой одежонку. Я успел увидеть только ее пышный хвост. Кажется, я ее не знал.
   Морли выглядел прекрасно. На нем не было ничего, кроме носков на ногах и довольно злобного оскала на роже. Он не мог избавиться от него, хотя и был темным эльфом всего лишь наполовину.
   – Ты, как всегда, не вовремя, Гаррет. И манеры твои при тебе.
   – Как ты узнал, что это я?
   – Магия.
   – Хрен, не магия! Ты, наверное, съел что-то не то. Если ты называешь пищей тот силос, который обычно употребляешь.
   – Думай, что говоришь. Ты уже должен мне одно извинение.
   – Я никогда не извиняюсь. За меня это делает моя мама. Так как же ты все-таки узнал, что это я?
   – Переговорная трубка с баром. У тебя, приятель, ужасный вид… Так что ты с ней сотворил?
   – Не стал ради нее врать, обманывать и красть. И отверг ее, когда она предложила самую крупную взятку.
   – Ты не способен ничему научиться, – рассмеялся он. – В следующий раз бери, что дают, и сваливай. Она станет предаваться воспоминаниям, вместо того чтобы насылать на тебя головорезов.
   Его улыбка исчезла.
   – Чего ты хочешь от меня, Гаррет?
   – Хочу предложить тебе работу.
   – Надеюсь, не глупые игры с Плоскомордым?
   – Нет. Я получил работу, и мне потребуется прикрытие. Спасибо Плоскомордому, он напомнил мне, чтобы я принимался за нее побыстрее, иначе мое здоровье может сильно пошатнуться.
   – Сколько стоит?
   – Для меня – десять процентов от ста тысяч марок плюс расходы. Ты представляешь собой чистый расход.
   Он издал нечто вроде свиста, вытянув губы, что еще больше исказило и без того асимметричное темное лицо.
   – И чем же нам предстоит заняться? Захватить одного из военачальников венагетов?
   – Почти угадал. Я должен отправиться в Кантард и отыскать женщину, которая унаследовала здесь сто тысяч. Я должен уговорить ее прибыть сюда для востребования наследства либо отказаться от всего в пользу следующего по линии.
   – Дело не из самых крутых. Если бы не надо было двигать в Кантард.
   – Кое-кто может думать, что деньги не являлись собственностью покойного. Да и в самом семействе есть люди, которые настроены против передачи столь крупного наследства чужаку. Могут возникнуть сложности и со стороны наследника. Не исключено, что в ее отношениях с завещателем был элемент, как бы это помягче сказать, м-м-м… некоторой противозаконности.
   – Мне ужасно нравится, Гаррет, когда ты начинаешь выражаться непристойностями. Мне также нравится, как на вас, людей, действует запах денег. Если бы не это, вы были бы невыносимо скучны.
   Мне нечего было возразить. Люди действительно теряют головы при виде больших бабок.
   – А чего хочет работодатель? Отдать состояние или удержать его в семье?
   – Все может быть.
   – Несет такую же невнятицу, как и ты?
   – Все может быть. Ты заинтересовался?
   – Все может быть.
   Я сморщился, как от боли.
   Он радостно осклабился.
   – Пожалуй, я похожу с тобой немного. Ты ужасно болтливый парень, Гаррет. Я тебя остановлю, когда ты наговоришь достаточно для того, чтобы я смог принять решение.
   – Счастливейший день моей жизни! Побыть в твоем обществе – и ничего не платить при этом. Здорово!
   – Кто сказал: ничего не платить?
   – Я. Кто не играет, тот не получает.
   – У тебя могут возникнуть проблемы в отношениях с людьми, Гаррет. Ну да ладно. Что ты намерен сейчас делать?
   – Погружу в себя полуфунтовый бифштекс.
   Он сморщил нос.
   – Из-за этого мяса вы, люди, так неприятно воняете. Так где мы встретимся?
   Я удивленно поднял брови.
   – Надо завершить одно дело, – сказал он без всяких эмоций.
   Покосившись на дверь соседней комнаты, я протянул:
   – Понимаю. Я вернусь сюда.

9

   Морли трепался ни о чем, пока не прогнал прекрасное настроение, вернувшееся ко мне после пива и бифштекса.
   – Все дело в твоем характере, Гаррет. Думаю, это проблема самооценки. Девяносто девять человек из сотни не задумываясь выпаливают любую глупость, которая придет им в голову. Их совершенно не волнует, что подумают об этом другие. Ты же даже выругаться пытаешься так, будто заключаешь контракт с богами.
   Я посмотрел на свой дом. В окнах горел свет.
   – Попробуй говорить, не думая, что из этого вытекают какие-то обязательства. Взгляни на меня. Каждое мое слово звучит как божественное откровение, когда я его произношу, но к утру оно уже мною забыто. Видимость искренности гораздо важнее настоящей правдивости. Люди хотят верить лишь время от времени. Им известны правила игры. Возьмем, к примеру, леди, с которой я только что проводил время. Люблю ли я ее? Любит ли она меня? Черта с два! Она ни за что не покажется со мной в обществе. Тем не менее я должен был произнести все приличествующие случаю слова.
   Я не помню, почему он заговорил об этом. Это была бессвязная болтовня, и я почти все пропустил мимо ушей.
   – Итак, включать тебя в платежную ведомость или нет?
   Он посмотрел в сторону моего дома.
   – А у нас будет компания.
   – Похоже на то.
   – Может быть, дружеская?
   – У моих друзей хорошие манеры.
   – Я-то думал, ты скажешь, что у тебя нет друзей. Войдешь?
   – Да. Ты со мной?
   – Пока да. Состояние моего кошелька сейчас не таково, каким я хотел бы его видеть. Недавно я пережил некоторые финансовые потери.
   – Опять на гонках Д’Гуни?
   – Хочешь мигом разбогатеть, Гаррет? Приходи к пруду и посмотри, на что я ставлю. Затем ставь на другого. Какого бы паука я ни выбрал, он сходит с половины дистанции и начинает ходить кругами, пока остальные не достигнут противоположного берега. Правда, иногда его сжирает рыба.
   – Гонки выигрывает не обязательно самый быстрый, – глубокомысленно заметил я.
   Только эльфы могут делать ставки на гонках водяных пауков, где победитель определяется совершенно случайно.
   – Ты готов?
   – Валяй действуй.
 
   Дверь была не заперта. Какая заботливость! Их было четверо. Двое сидели на кровати, остальные оккупировали оба моих кресла. В троих я узнал ветеранов – кавалеристов из компании Денни. Один из них мог быть «В» в записках Денни. Все четверо старались выглядеть чрезвычайно крутыми.
   Думаю, они искренне считали себя таковыми: ведь им удалось выжить в Кантарде. Но им явно не хватало той жесткости, которая появляется у людей, воспитанных улицей.
   – Очень рад вам, ребята, – сказал я. – Чувствуйте себя как дома. Сообразите себе выпивку. Мой дом – ваш дом.
   – Посмотри, Куинн, есть ли у него оружие, – бросил Васко.
   – Он вооружен, – произнес из-за моей спины Морли. – Поверьте мне на слово.
   – Глянь-ка, «В», – давясь смехом, проговорил один из гостей. – Темный полукровка, а одет как человек.
   – Дилетанты, – произнес Морли.
   – Дилетанты, – согласился я. – Но ведь все профи начинают дилетантами.
   – Некоторым из них учеба достается тяжко.
   Он хотел этим сказать, что каждый, действующий на грани закона, должен знать Морли.
   Васко жестом остановил невоздержанного на язык типа:
   – Мне кажется, Гаррет, ты знаешь, почему мы здесь. Но я хочу, чтобы ты все осознал до конца.
   – Дилетанты, – повторил я. – Профи уже поняли бы, что проиграли.
   – Эти деньги не принадлежат Денни, Гаррет. По меньшей мере на две трети.
   – Кроме того, профессионалы не кладут все яйца в одну корзину и не ставят корзину там, где не смогут взять. На вашем месте, ребята, я занялся бы чем-нибудь другим. Без связей Денни ваш старый бизнес превратится в дерьмо.
   Васко помрачнел. Я слишком много знал.
   – Мы предусмотрели это, Гаррет. Нам надо всего лишь получить бумаги Денни и изучить его стиль. Он не употреблял ни секретных кодов, ни шифров. На том конце не обязательно знать, что Денни нас оставил.
   А ведь это могло сработать. Может быть, ребята не такие уж олухи.
   Записи, письма, карты действительно могли оказаться настоящими серебряными копями.
   – Куда ты их подевал, Гаррет?
   – Вот мы и добрались до сути дела?
   – Да. Послушай эту суть. Мы готовы плюнуть на серебро, если получим все бумаги, а ты будешь держаться подальше от Кантарда. Мы бы предпочли получить и денежки, но ничего не поделаешь. Мой тебе совет – прячь в карман задаток и сваливай. Конечно, ты можешь разыграть спектакль. Уехать на несколько дней из города, а потом заявить, что не нашел ее. Или подделать отказ от наследства.
   – Неплохо звучит, – заметил я. – Прекрасный выход из положения.
   Они явно почувствовали облегчение.
   – Сложность лишь в том, парни, что, уходя из морской пехоты, я поклялся себе, что никому никогда больше не позволю распоряжаться собой. Вы сами служили в армии и знаете, что это такое.
   Это их ошеломило. Придя в себя, Васко произнес:
   – Судя по твоему виду, Гаррет, сегодня ты уже свое получил. Мне бы не хотелось наносить тебе ушибы на свежие синяки. Подумай, может, изменишь свою точку зрения?
   – Ты свое сказал. Я изложил свою точку зрения. Теперь вам лучше удалиться. Вообще-то я не очень люблю незваных гостей.
   Васко вздохнул. Так обычно вздыхал мой сержант в учебной команде, когда ему попадался особенно тупой новобранец.
   – Куинн, последи за полукровкой.
   Я подобрался, уже продумав следующий шаг.
   – Двинься вбок, Гаррет, – прозвучал за моей спиной чуть дрожащий от сдерживаемого возбуждения голос. – Настало время продемонстрировать волшебную силу эльфов.
   – Васко?
   – Возьми его, Куинн.
   Когда Морли вступает в дело, кажется, что у него вырастает еще с полдюжины конечностей. Он с такой скоростью пользуется всеми четырьмя, что вы просто не успеваете заметить их движений. А когда он не пинает ногами или не работает руками, он кусается, бьет головой, отшибает в сторону бедром или орудует коленом.
   Он открыл сражение высоким прыжком, влепив Куинну – бах! бах! – каблуками между глаз. Не приземляясь, он долетел до следующей жертвы. Куинн же, смежив веки, отправился в страну сновидений.
   Васко принялся за меня.
   Да, шутки плохи, если имеешь дело с парнем, который почти так же хорош, как ты, но при этом твое тело задеревенело и болит от предыдущих побоев.
   Васко вошел в клинч, после чего мы оказались на полу и перешли в партерную борьбу двух гигантских медведей. Он пытался ударить лбом в висок. Я же исхитрился захватить зубами его ухо и сжать челюсти. Это его малость обескуражило. Он приподнялся, и тут я, лежа на спине, выбросил вверх ногу и впаял ему в основание черепа. Противник, пошатываясь, отступил.
   Я вскочил и, схватив его за шиворот и за штаны пониже спины, отправил к дверям, сопровождая полет подходящей к случаю полузабытой сентенцией об армейских недоумках, которые забывают о естественном превосходстве над ними представителей славной морской пехоты.
   Громкий звон разбиваемого стекла заставил меня повернуться и броситься на помощь Морли.
   Эльф, оказывается, уже наводил последний лоск. Глядя на распростертого на полу Куинна, он сказал:
   – Возьми его с другого конца и помоги выбросить.
   – Ты разбил мое окно.
   – За это дело, Гаррет, тебе придется платить мне в двойном размере. Ты сам их спровоцировал.
   – Не получишь от меня ни гроша. Ты вышвырнул кого-то через окно.
   – Нет, ты не слышал ни слова из того, что я говорил об искренности и правдивости. Что тебе мешало закрыть дело, прислушавшись к совету «В» – прихватить задаток и сбежать. Так нет же! За спиной Гаррета стоит Морли Дотс, и Гаррет может болтать черт знает что, провоцируя хороших ребят.
   – Я сказал бы то же самое, даже если бы тебя здесь не было.
   Он вздернул голову и посмотрел на меня так, как смотрит птичка на незнакомую козявку.
   – Жажда смерти. Суицидальные склонности. И знаешь, Гаррет, откуда это у тебя? Диета. Точно. Чересчур много мяса. Тебе же требуется больше отрубей. Если у человека плохой стул, у него неизбежно возникают опасные для жизни разрушительные настроения…
   – Кое-кто собирается улучшить свое пищеварение. Ты обязательно должен был вышвырнуть кого-то из окна, разбивая его вдребезги?
   – Оставишь ты в покое это проклятое окно?!
   – А ты знаешь, сколько в наше время стоят стекла? Имеешь представление?
   – Сотую долю того, во что тебе обойдется сейчас твое нытье, Гаррет, если ты его не прекратишь. Хорошо, хорошо! В следующий раз вежливо попрошу их проследовать к дверям, как благовоспитанных мальчиков. А сейчас давай пробежимся.
   – Пробежимся? Куда? И зачем?
   – Избавиться от избытка нервной энергии. Израсходовать кипящие в нас боевые гормоны. Пяти миль будет достаточно.
   – Я скажу тебе, куда я побегу. Я покрою расстояние отсюда до кровати. После этого моим единственным движением останется дыхание.
   – Ты шутишь. Завалиться спать в этом состоянии? Если ты не заставишь сейчас поработать все мышцы, а затем их постепенно не расслабишь, то завтра их сведет так, что ты и пальцем не шевельнешь.
   – Знаешь что? Пробеги-ка ты и мои пять миль. Тогда я, может, забуду то, что ты сотворил с моим окном. – Рухнув в постель, я добавил: – Эх, сейчас бы галлон охлажденного пива…
   Морли ничего не ответил. Он уже ушел.

10

   Бам! Бам! Бам!
   Утро – это прекрасно. Единственный его недостаток – оно всегда приходит не вовремя. Когда ранние пташки, распевая свои песни, отправляются в полет, поднимая на ноги всех любителей полюбоваться рассветом. И почему-то меня в их числе.
   Бам! Бам! Бам!
   Два утра подряд. Интересно, может, я оскорбил ненароком Семь Великих Демонов Модрела?
   Я выдал обычную порцию проклятий и ругательств. Не помогло. Морли бы порадовался, увидев меня. Все мышцы сведены именно так, как ему хотелось. Прошло полных три минуты, пока я сел и свесил ноги.
   И увидел: в разбитое окно на меня пялилась бородавчатая зеленая морда шириной в пол-ярда. Я смог вразумительно произнести: «Блюп…».
   Морда осклабилась.
   Это был гролль – гибрид человека, тролля и Твари с Даром Речи (о ней обычно не принято упоминать в приличном обществе). Я осклабился в ответ. Гролли неспешны разумом, но зато быстро выходят из себя.
   Гигантская жабья пасть распахнулась, и из ее глубин возник низкий рев, который гролли выдают за разумную речь. Я не уловил, что он сказал. Понял лишь, что рев был обращен не ко мне.
   Стук в дверь прекратился.
   – Я тебя тоже приветствую, – прохрипел я, заставляя себя подняться на ноги. Лучше открыть дверь самому, чем ждать, пока его терпение истощится и он войдет сквозь стену.
   За дверью оказался еще один. Выглядел он точно так же – «большой, широкий и безобразный». Уж никак не меньше двадцати футов в носках на босу ногу. Если, конечно, носки входят в его туалет. Вообще-то на нем не было ничего, кроме тряпицы, обернутой вокруг бедер, пояса с гнездами для нужных вещей и пустого вьючного мешка.
   Тряпица не очень прикрывала его прелести.
   С этого момента я буду их обоих называть «Он» (с заглавной буквы). Мулы, глядя на Него, загнулись бы от зависти.
   Оба гролля, заметив мое изумление, осклабились еще шире. Такое вот чувство юмора у этих созданий.
   – Я бы пригласил вас войти, если бы вы смогли влезть, – сказал я.
   С гроллями стоит быть вежливыми всегда, независимо от ваших расовых предрассудков. Иначе вам придется срочно пересматривать свои взгляды, оказавшись промеж двух огромных лап.
   Вдруг из-за большого существа выступило еще одно – маленькое.
   – Думаю, что помещусь, – произнесло оно. – И, по правде говоря, я был бы не прочь выпить.
   – Кто вы такие, дьявол вас побери?
   – По правде говоря, меня зовут Дожанго. А это мои братья Марша и Дорис.
   – Братья?
   – По правде говоря, мы – тройняшки, – ответил он. – Хотя, по правде говоря, у нас разные матери.
   Тройня с разными матерями. Бывает. Вопросов задавать я не стал. И так частенько приходится напрягаться, пытаясь понять, что имеют в виду обычные человеческие существа. А здесь – гролли.
   – Какого дьявола вам здесь надо?
   – По правде говоря, нас прислал мистер Морли.
   – Но для чего, по правде говоря?
   Один из больших гроллей слегка заворчал.
   Я повернулся к нему и двумя пальцами растянул губы в подобие улыбки.
   – Чтобы помочь в Кантарде.
   В этот момент на сцене возник и сам злодей Морли Дотс.
   – Итак, ты соизволил принять предложение? – спросил я.
   – В данный момент я нахожу в нем определенную привлекательность. Принимая во внимание настроение моих кредиторов, весьма удобно получить работу за пределами этого города, – ответствовал Морли.
   – И что, воспользовавшись столь привлекательным предложением, можно приглашать ко мне всех своих друзей? Может, ты полагаешь, что мой работодатель не поставил никаких ограничений на затраты?
   – Если бы ты был способен использовать хотя бы половину своих хваленых способностей детектива, ты восславил бы мощь моего предвидения.
   – В такую рань я не способен даже припомнить, как меня зовут. Просвети же меня, о Ясновидящий.
   – Ты подумал о мулах?
   – Мулах? Они еще тут при чем?
   – Мы отправляемся в Кантард, не так ли? Ни один дурак не рискнет дать нам в аренду лошадей или вьючных животных. Нам придется их покупать. С другой стороны, вся плата Марше и Дорису не превысит цены пары мулов. А гролли способны поднять груза вдвое больше и тащить его вдвое дальше и совершенно незаменимы в драке.
   Все это было не так глупо. Но…
   – А как насчет нашего друга Дожанго?
   – Да, Дожанго Роуз… – вздохнул Морли. – Знаешь, Гаррет, они не желают разлучаться.
   Я охотно ему поверил и, скривившись, спросил:
   – На хрена нам этот балласт?
   – Дожанго в силах поднять клинок. Он может вынюхивать воду и поддерживать костер. Он понимает Маршу и Дориса. Если не спускать с него глаз, то он даже способен приготовить нечто съедобное, не спалив при этом всю округу.
   – Сейчас у меня просто слюнки потекут от предвкушения всех его достоинств, – сказал я и оглядел тройню, у которой были разные матери. Улыбки на их рожах сияли дружелюбием гролля. Ребятки поняли, что Морли припер меня к стенке.
   – Держи Дожанго подальше от спиртного, и он будет в полном порядке, – закончил Дотс.
   Всем известно, что эти полукровки не могут устоять перед выпивкой. В улыбке Дожанго появилось смущение.
   – И во сколько же мне обойдется весь этот бродячий цирк?
   Морли назвал несусветную цифру. Я захлопнул дверь и бросился назад в постель. Негодяй использовал одного из тройни, чтобы тот поднял его повыше. Теперь он начал торговаться через разбитое окно. Я нарочито похрапывал, пока до моего слуха не начали долетать вполне приемлемые предложения. Морли оказался крайне покладист, что говорило о серьезном обострении его отношений с кредиторами.
   – Твое ослиное упрямство, Гаррет, – прямой результат твоей диеты. И это тебе прекрасно известно. Все мясо, которое ты в таком количестве поглощаешь, пропитано флюидами ужаса убиваемых животных. А потом, ты избегаешь физических упражнений и не изгоняешь яд с потом из своего организма.
   – Я и сам дошел до этого, Морли. Слишком много пива и мало сочных зеленых листьев.
   – «Кошачий хвост», Гаррет, – вот что тебя спасет. Белая луковица корня молодого побега. Мелко шинкуешь и добавляешь в салат. «Кошачий хвост» не просто вкусный, он имеет почти мистическое свойство облегчать груз вины, отягощающий душу пожирателей мяса.
   – «Конское дерьмо», Морли. Гораздо полезнее жрать «конское дерьмо».
   Однажды, когда я служил в морской пехоте, мы высадились на одном из островов, и венагеты, не теряя времени, отрезали нас от десантных судов и загнали в болото. «Кошачьи хвосты» оставались основным и единственным блюдом нашего рациона до тех пор, пока военное счастье снова не повернулось к нам лицом. Что-то не припоминаю, чтобы эта диета смягчила нравы наших сержантов и капралов. Напротив. По мере поглощения белых луковиц они становились все кровожаднее и были готовы сожрать своих подчиненных по малейшему поводу. Да и мы не оставались в долгу.
   Пришло время, и вся эта ярость обратилась против венагетов.
   Может быть, все обстояло бы иначе, начни я питаться «кошачьими хвостами» в более нежном возрасте.
   – Морли, когда-то я работал на университетского профессора. Он любил поразглагольствовать на разные темы. Так вот, как-то раз уважаемый ученый сказал, что в мире существует двести сорок восемь видов овощей, фруктов, зелени и клубней, которые едят люди. Из них свиньи едят двести сорок шесть. И не прикасаются только к зеленому перцу и луковицам «кошачьего хвоста». Это убедительно доказывает, что свиньи ведут себя разумнее, чем так называемые разумные существа.
   – Пытаться спасти тебя, Гаррет, видимо, то же, что метать бисер перед свиньями. В своем медленном самоубийстве ты решил идти до конца. Скажи-ка лучше – ты берешь ребят?
   – Беру. Надеюсь, мне не придется пожалеть об этом.
   – Когда мы отправляемся?
   – Ты торопишься, Морли? Хочешь побыстрее выбраться из города? Вот почему ты так охотно согласился двинуться в Кантард?
   Дотс пожал плечами.
   Ответ был достаточно красноречив.
   Напугать Морли с его талантами и репутацией могла только очень мощная сила. Я перебрал в уме и смог остановиться только на одном человеке. Самом большом. Король преступного мира.
   – С каких это пор, Морли, Колчек начал играть на паучьих бегах?
   Он тут же свалился куда-то вниз, и со мной остался только его голос: