Страница:
Самохин, Катя и я едем в машине. Петр не может успокоится.
- А ты бы положил негра? - спрашивает он.
- Не знаю, но наверно положил бы.
- Почему ты так уверен?
- Я считаю, что европейский класс бокса выше американского, там думающий бокс. Это просто не слепая возня с ударами, а применение хитрости, ловкости и неоднократного изменения тактики, сбивающего противника с толку. Вот тебе пример, в этом бое, в первом раунде, сколько сильнейших ударов белого парня, пришлось в воздух?
- Ну... много. Не считал.
- А я машинально просчитал, двадцать один. И почему? Негр сумел разгадать движение руки.
- Значит черный борется по европейски?
- Нет, по-американски. Он выиграл так быстро, потому что содрал кожу на лице у своего противника, потому, что его рука на ладонь длиннее и еще потому, что подготовлен физически лучше.
- Николай, я ставлю призом сто тысяч долларов, если ты выступишь против этого типа, Техасу нужна победа..
- Не надейся, Петр.
- Ну и дурак. Это же слава, твое вхождение в элиту американского спорта.
- Все, Самохин, кончай. Сказал не буду, значит не буду.
В машине стало тихо. Проехали еще два квартала и остановились.
- Катя, твой дом, - говорит Самохин.
- Катя, пойдем я тебя провожу, - предлагаю я.
Мы выбираемся из машины и Петр, не попрощавшись, укатил в темноту города. Катя прижалась ко мне.
- Ты знаешь, я так счастлива, что встретила тебя. Такой сильный, мощный, уверенный, за тобой как за каменной стеной.
Мы целуемся и потом отправляемся в ее гнездышко.
Только один раз Катя задала мне вопрос.
- Может быть ты все таки вернешься в бокс?
Я прижал пальцем ее губы.
- Тсс... Никогда.
В порту мне достался пирс №0, где загружали огромный пароход. На борту белой краской четко вырисовывалась надпись "Гранкан". Я вез к нему со склада кипу бумажных мешков с аммиачной селитрой. Подкатил к крану и с удивлением обнаружил, что ни одного докера для разгрузки нет. Куда все делись? И тут заметил, что возле судна столпилась большая толпа. Заглушил погрузчик и поспешил туда. Среди обступивших судно людей, мелькнула знакомая каска Эди. Я пробился к нему.
- Эди, меня некому разгружать...
- Погоди, ты не видишь, судно дымит.
Я поднял голову, из четвертого трюма валил густой белый дым. Несколько пожарных расчетов лихо подкатили к борту "Гранкана".
- Во, видно дело то серьезно, уже пожарников вызвали, - замечает Эди.
- Но это же наш трюм, мы в него селитру загружаем.
- Вот поэтому то докеры и не работают. Все здесь.
Действительно, в толпе любопытных, помимо служащих порта, моряков и пожарных, мелькают брезентовые робы докеров. Пожарные стали соединять шланги к колонкам.
- Интересно, чем они будут тушить пожар, ведь в пожарных колонках воды нет, - говорю я.
- Откуда знаешь?
- Сам меня посылал вымыть машину, я пытался, а там ни капли.
- Тогда сейчас будет потеха.
Действительно сколько ребята не пытались крутить вентиль на колонках, воды шланги не поступало. Старший пожарник что то заорал, ребята стали отсоединятся и бросились по трапу вверх, таща за собой на судно шланги.
- Чего это они?
- Будут подсоединятся к судовой пожарной магистрали, - поясняет Эди.
В этот момент, когда первый пожарник добрался по трапу до верхней палубы, перед ним, как монумент возник моряк в форме офицера.
- Назад. Куда несетесь. Без вас справимся, - стал орать он.
- Но ведь у вас...
- Вы испортите водой груз. Я приказал закрыть люковые крышки. Сейчас пустим туда пар и все кончится.
С визгом накатывалась люковая крышка трюма и вскоре дым прекратился.
- Спектакль окончился, - комментирует Эди. - Всем докерам на работу, заорал он в толпу.
- Куда мне селитру? - спрашиваю я его.
- Сейчас тебя разгрузят прямо под краном и отправляйся за следующей партией.
Между тем раздасованые пожарные спустились с трапа на пирс и стали заправлять шланги в машины. Докеры пошли работать и толпа любопытных несколько разрядилась. Я отправился к своему погрузчику и сел в кабину. Подошло несколько парней, они стали сдергивать с ковша мешки с селитрой и складывать их штабелем в поддон крана. Только освободили ковш и вдруг как... ухнет. Все сразу повернули головы к "Гранкану". Искореженные люковые крышки четвертого трюма, были сброшены на палубу судна. Из самого трюма в небо вырвались ядовито оранжевые языки пламени. Желтый дым столбом устремился вверх, постепенно разбухая и дугой отклоняясь к северо-востоку. Не уехавшие пожарники опять схватились за шланги и бросились по трапу вверх. На этот раз никто им путь не преграждал. Вскоре было видно, как вырвавшиеся из брандспойтов тугие струи воды ушли в огонь... Кто то постучал по кабине моего погрузчика. Я оглянулся. У распахнутой дверцы стоял репортер Джон Клинтон.
- Николай, ты свободен? Подвези меня к воротам порта. Нужно срочно сдать материал в газету.
Я подумал, что наверно сегодня нам "Гранкан" не загрузить и пока нас перераспределят на новую работу, уйдет уйма лишнего времени, поэтому кивнул головой.
- Садись.
Мы несемся по территории порта. Ковш от толчков гремит и раскачивает машину.
- Как ты так рано сумел очутится здесь? - спрашиваю Джона.
- Надо иметь подход к девушкам. У меня везде есть свои паиньки. Вот и одна, которая работает здесь в порту, позвонила в редакцию и сообщила мне, что дымит пароход.
- Когда это было?
- Час назад. Но я успел не только заснять дым, я успел сфотографировать взрыв, это будет сенсационный материал.
- Я бы на твоем месте подождал, надо узнать чем дело кончится.
- Не могу, к девяти, сделаю гранки для свежего номера, мне просто надо попасть туда.
- Смотри, дым то становится гуще, - я киваю в сторону горящего судна.
- Успею, сдам материал и опять сюда.
Я подвез его к воротам и Клинтон, он как пуля вылетел из машины и помчался к проходной. Неторопливо разворачиваюсь и опять направляюсь к пирсу №0.
Доехать мне до места работы не удалось. Там где стоял "Гранкин" в небо взметнулся гигантский язык оранжево коричневого пламени, в сотни раз больше, чем тогда, когда вырвало от взрыва крышки люков четвертого трюма. Ужасный грохот последовал за ним и перед моим изумленным взглядом, склады, постройки, видневшиеся портовые краны, стали рассыпаться и подниматься в воздух. Погрузчик получил сильный удар от взрывной волны, стекла лопнули, запорошив меня всего, тело вжалось в сиденье, а голову придавило к стенке, за которой визжал двигатель и тут же я провалился в темноту...
Очнулся от того, что кто то тряс мою руку. Надо мной склонилась грязная взлохмаченная голова.
- Где я?
Парень видно отвечает мне, так как шевелятся его губы. Я ничего не слышу. Приподнимаю гудящую голову и не верю своим глазам. Лежу на каких то искореженных бетонных перекрытиях с вывернутой арматурой, усыпанным камнями, лепешками черного ила, морской травой, мертвыми чайками и дохлой рыбой. Рядом с нами полу изуродованный погрузчик, колес у него нет, дверц тоже. Двигатель и противовесные блины вырваны из клюзов рамы машины и валяются рядом, воняя бензином.
- Что же такое?
Незнакомый парень продолжает что то говорить и вдруг его слова медленно стали проникать в мой мозг.
... Смотрю и глазам не верю. Нефтеналивной баржи нет. Ну думаю, проберусь все таки к пирсу, посмотрю что с пароходами, а тут на пути в развалинах твоя развороченная машина. Ты лежишь, вся рожа в крови, рядом с чушкой металла и не двигаешься. Думал тебе конец. Однако, пригляделся, а у тебя пальцы шевелятся...
То что у меня с рожей что то невпорядке, я понял сейчас, ее ужасно щиплет и над лобной частью появилась дикая ноющая боль
- Где я, куда попал?
- Я на грузовике загружался хлопком у шестого склада. А тут как грохнет... Меня вместе с машиной и складом выбросило прямо сюда к четвертому пирсу...
- Как к четвертому?
Я мотаю головой пытаюсь сообразить. Страшно гудит голова и ноет лицо. Значит я почти от нулевого пирса летел к четвертому, чушь какая-то.
- Помоги мне подняться.
Незнакомец за руку подтягивает к себе. Я встаю и пытаюсь побороть головокружение. Огляделся вокруг и понял что не чушь. Стою на груде развалин и через клочья дыма вижу бывший порт. Ни "Гранкана", ни нулевого пирса не было, вместо них, только горящее от нефти озеро. Вокруг этого места в радиусе, примерно, метров пятьсот, ни одного уцелевшего строения, только груды строительного мусора, дальше вперемешку с бетонными глыбами, помятые и искореженные машины, станки, краны и то, что хранилось на складах и везде дым..., огонь..., дым... Еще дальше, у седьмого пирса горят два парохода, с трудом, но видно, как там суетятся крошечные люди, пытаясь сбить пламя водой. А вот поперек пятого пирса боком стоит нефтеналивная баржа. По всей видимости, ее емкости пробиты, нефть уже залила пирс и льется в воду. Почему она не горит? - с удивлением подумал я. Потом понял, что возможно скоро она и вспыхнет, если горящая вода от бывшего нулевого пирса, медленно заполняющая реку достигнет этого места.
- Как же это...?
Мой незнакомец понял вопрос по своему.
- После взрыва была большая волна, баржу подняло и выкинуло, а сюда вынесло рыбу и всякую мразь...
Мы стояли на развалинах бывшего бетонного пакгауза, единственный пятачок, где нет пожара, зато кругом все горело и дымилось. Горела вода, пылали строения на том берегу реки, горел вдали город Техас Сити.
- Что же теперь делать то? - задаю сам себе вопрос.
- Я попытаюсь пробраться к барже, - отвечает мне парень. - Может там кто и живой остался, нужна помощь. А потом пароходы, судя по всему, тушат, значит там есть люди...
- У баржи опасно, она скоро может загореться.
- Вижу, огонь вверх по реке идет медленно, его течение относит в океан, пока нефтяное пятно с баржи доберется до него, я успею все осмотреть.
- Я помогу тебе.
- Не надо. Ты выглядишь ужасно и еле-еле стоишь. Тебе нужно в город, к врачу. У тебя лицо...
- Что с ним?
- Оно все в крови и кое где снята кожа.
Провожу пальцами по щекам и чуть не вскрикиваю от боли. Успел прощупать свисающие остатки кожи и мокроту лица.
- Не трогай, кое где подсыхает.
- Хорошо, я пойду в город звать на помощь.
- Попытайся пройти. Возьми мой платок, держи у рта, может не задохнешься от дыма.
Прежде чем отдать мне свой голубой платок, парень окунул его в лужу с дохлой рыбой, долго отжимал и наконец протянул.
- На. Только не прижимай к ранам...
- Спасибо. Как тебя звать?
- Тэд.
- Возвращайся живым, Тэд.
Шагнул от него, как пьяный, панели сначала поплыли перед глазами, потом прояснились и я потихонечку стал шевелить ногами. Вроде могу ходить, только еще почему то болит бок. Здесь надо спускаться, здесь гора кирпичей. А это что? Это труп мужчины, раздавленного блоком кирпичной стенки. Когда спускался с развалин блокгауза нашел еще двоих мертвых. Среди гор мусора появился хоть какой то на вид проход и тут я увидел как горят камни. Жуткое зрелище, когда даже через мокрый платок, еще пахнет при этом, жаренным мясом и каким то противным химическим веществом.
Иду почти час, обходя пожарища и огромные завалы из строительного мусора и металла. Проклятый дым все же пропитал легкие и приходится кашлять и сплевывать всю эту гадость. Мало того, что голова болит от ран, так еще теперь раскалывается от отравления дымом. И вдруг, на пути встретил живого человека. Он сидел на камнях, уныло уставившись в землю. Что то знакомое было в его фигуре. Это был мастер Эди.
- Эди.
Закопченное лицо в мятой каске недоуменно уставилось на меня.
- Ты кто?
- Я русский... на погрузчике.
- А... Видел, как вышло? Я рад, что ты остался жив.
- Чего ты здесь сидишь?
- Я запутался, не знаю куда идти. Уже хожу по развалинам целый час и не могу выбраться. Все время попадаю сюда.
- Пошли со мной.
- Пошли. Хоть куда-нибудь, только выведи.
Он встает и идет за мной кряхтя и постанывая.
- Как ты остался жив? - спрашиваю его.
- Сам не знаю. Зашел в свою конторку, присел на диванчик а тут как ухнуло... Очнулся под какими то развалинами, так же на диванчике. Долго выбирался из под бетонных балок, и вот все брожу...
Мы проходим через плотный желтый дым. Эри и я зажимаем носы и поторапливаемся, стараясь побыстрей проскочить этот участок. Когда выскочили на горящие остатки какой то древесины, Эри оторвал от лица руку.
- Сера зараза. Здесь горит столько химии, что если не погиб от взрыва, то погибнешь от отравы. Я уже так надышался, что не могу блевать. Голова болит жутко.
Я взял верное направление, наверно по интуиции. В Африканских пустынях мне приходилось бродить по пескам и всегда в точки промыслов выходил точно. Вот и бывшие ворота порта. Здесь поменьше дыма и вроде идти получше. Уже можно сообразить где улицы, оформленные кое где горящими, или разрушенными, или полуразрушенными домами. Даже появились первые люди. Человек в форме полицейского подскочил к нам.
- Вы из порта? Там еще есть кто-нибудь?
- Может быть и есть, но в основном мертвые, - говорит Эди.
- А я видел живых, они остались на пятом и седьмом пирсе, - отвечаю я.
- Стойте здесь, не уходите. Я сейчас позову медиков и еще кой кого.
Полицейский побежал за угол развалин, а мы опустились на разбросанные по тротуару кирпичи.
- Сейчас бы выпить что-нибудь, - мечтает Эди. - Горло все дерет от дыма. А башка, как после парового катка...
К нам подходят несколько человек, по форме определил, что это офицеры полиции и армии, а также трое гражданских.
- Вот они вышли из порта, - показывает на нас пальцем полицейский, первый встретивший нас.
- Вы откуда? В каком месте работали? - спрашивает старший полицейский чин.
- Мы с нулевого пирса, - отвечает Эри.
- С нулевого? Где стоял "Гранкан".
- От туда.
- Но там, по моему...
- Там нет ни пирса, ни "Гранкана, ни людей. Все погибли.
- Вот этот говорит, что видел живых людей, - теперь расторопный полицейский показывает пальцем на меня.
Все сразу уставились на мое страшное лицо.
- Говорить можете? - спрашивает старший чин.
- Могу.
- Где вы видели людей?
- На пятый пирс забросило нефтеналивную баржу. К ней отправился шофер Тэд, который меня нашел в развалинах, он пошел искать живых. А на седьмом пирсе горели два парохода, там люди старались затушить пламя...
- Горели два парохода? - вдруг удивился Эди.
- Да.
- Тогда сейчас будет тоже самое что и с "Гранканом". Я знаю все портовые дела. Там стоят "Хай-флайер" и "Вильсон Киин". Они тоже загружались селитрой. Ведь это она взорвалась на "Гранкане", правда?
Гражданские кивают головой.
- Надо всех живых вывести из города, - говорит старший полицейский чин, армейским офицерам. - Если это правда, то вот-вот пароходы взорвутся, города не будет совсем.
- Может взрыва не будет, они сумеют затушить...? - неуверенно говорит офицер.
- Будет, не будет, все равно на всякий случай, обезопасьте всех.
Эти начальники собирались уходить и тут Эди завопил.
- Ребята, дайте хоть глоток воды.
- Сейчас к вам пришлем санитаров и воду, - сказал полицейский.
Усталый пожилой человек в белом халате склонился надо мной.
- Как у вас дела? - равнодушно спросил он.
- Рожа вся побита стеклом.
- Вижу, а больше ничего...?
- Остальные болячки заживут.
- Потерпите, я сейчас...
Этот эскулап грязными пальцами ковыряется в моем лице.
- Ай, черт, - выругался я.
- Ничего, похоже кости целы, глаза не задело, кожа потом нарастет. Только одна ранка и самая опасная, но на вас может быстро заживет. Сейчас я вас перебинтую, а там сами смотрите.
- Много работы? - спрашиваю его.
- Жутко. Я уже не помню, скольких обработал. Только успеваю принимать от посыльных бинты и йод.
Мужик не церемонясь, прямо по ранам обтирает мне лицо йодом и наворачивает на голову бинты.
- Я пошел дальше, - говорит он, оглядывая мою голову. - Неплохо получилось. Если выберетесь от сюда, постарайтесь попасть к настоящему врачу.
- Спасибо.
- Сейчас идите в приемный пункт. Знаете где школа 290 ткацкой фабрики?
- Знаю.
Еще бы мне не знать, там работает Катя.
- Идите туда.
Эскулап уходит. Я оборачиваюсь к Эди.
- Эди, пошли дальше.
Эди сидит на кирпичах и тупо улыбается, в его руках бутылка какого то пойла, оставлено жалостливым полицейским.
- Во... полегчало, хоть голова и раскалывается, но... полегче.
На улицах дым и вонища, пахнет чем то горелым, но это не так как в порту. Хоть ветерок и выметает это все это куда-то на север, но новые запахи и клочья дыма опять проникают везде. Солдаты выгоняют жителей из сохранившихся домов и подвалов, стараются их вытеснить к очищенным дорогам, где на автомобилях вывозят из города. Раненых свозят в больницы или в школы, приспособленные для лечения. Я и Эди приплелись к школе 290 где-то около двух часов дня. Меня сразу загнали в сортировочную, а моего товарища по несчастью, оставили во дворе, где на спортивных матах валялись легко раненые и отравленные жители города. Женщины в форме армии спасения, бегали среди них, стараясь облегчить страдания несчастных.
В комнатке, окно завешено одеялом, за столом горела настольная лампа и женщина в белом халате кивнула головой. Она, как автомат, подвинула к себе пустой бланк карточки и забубнила.
- Фамилия, имя...?
- Николай Кушелев.
- Где проживали? Где работали?
Я терпеливо объясняю.
- Живу на улице Адама 6, работал в порту грузчиком.
Она подняла на меня измученные глаза.
- Вы у меня первый от туда.
Я киваю головой.
- Что у вас? - но она и без того видит, что со мной. - Впрочем, запишу травма головы. Проходите в восьмую комнату, там врач сейчас свободен, возьмите с собой карточку.
В коридоре полно перевязанных людей, кто сидел на полу или подоконниках, кто шатался без дела. У восьмой комнаты, нелепо подогнув ноги, сидела, прислонившись к косяку, похрапывающая женщина. Я перешагнул через ее ноги и прошел в комнату. В ней так же заделано окно, только учебными досками, но светят зато, две лампочки на потолке и настольная. Сидящий за столом немолодой врач, взглянул на голову.
- Вас кто перевязывал, Фаинберг?
- Не знаю, какой-то мужчина смазал лицо и перевязал голову.
- Садитесь, я сейчас вас размотаю.
Я сел на стул, врач подошел с ножницами и стал разрезать бинты. Через минуту я орал от боли, но этот лекарь, словно не слышал меня, содрал последний клочок бинта и зацокал языком.
- У вас много порезов, но вот здесь есть одна некрасивая ранка. Потерпите, операционная занята, я кое что посмотрю сам.
Я закрыл глаза, чувствую как врач копошится надо лбом. Вдруг резкая боль ударила по мозгам. Я приоткрыл один глаз, другой не мог, теплая кровь затекла в него. Этот живодер держал в руках блестящие щипцы, с зажатым в них куском стекла.
- Придется вам долго полежать, эта штучка, - врач крутит перед моим глазом стеклом, - чуть поцарапала вашу лобную кость. Хоть не пробила череп, но это все равно неприятно. Я вас сейчас опять забинтую. Вы извините, сестры все нарасхват, так что придется это сделать мне.
Он обработал раны, какой-то желтой вонючей жидкостью и стал обматывать голову бинтом. И тут глухой удар потряс все здание, потом другой. Доску с окна сорвало, лампочки разлетелись, а стены затряслись и посыпалась штукатурка с потолка. Вдруг как ухнет, все подпрыгнуло, стены зашатались.
- Вон из здания, - орет врач, бросив бинты.
Он первым выскакивает из кабинета и споткнувшись о ноги проснувшейся женщины валится на пол в коридор. В здании началась паника, везде крики, вопли и мечущиеся люди. Я не могу никак справится с бинтом, наполовину накрученным на мою башку, на половину размотавшимся и валяющемся на полу. Собираю свободный кусок бинта гармошкой и складываю в карман. В коридоре становится потише , выхожу и вижу полный разгром. Везде мусор, валяющаяся мебель, битые стекла. В одной части коридора в потолке видна огромная дыра, пол пробит тоже и из него над досками торчит большое чугунное кольце с несколькими звеньями якорной цепи. Боже ты мой, да это же настоящий якорь. Вот это, да. Он же из порта. Я подхожу поближе и заглядываю в пролом вниз. Лапы якоря распластались на бетонных плитах подвала, там же лежит наполовину раздавленный человек.
Выхожу из школы и не узнаю местность. Город интенсивно горел вновь. Везде новые развалины и новые пожары. Тушить уже было некому и бесполезно, все что могло гореть, выгорало, заполняя улицы дымом. Оставшиеся в живых легко раненые и отравленные люди разбредались по еще не очень дымным просветам улиц. Группа солдат национальной гвардии, в нелепых противогазах, на носилках пытались унести тяжелораненых куда то в дым.
- Николай, это ты?
- Эди?
Все в той же железный каске и грязным лицом, передо мной стоял мастер Эди.
- Видишь. Я говорил, что два парохода набиты селитрой и тоже взорвутся, так оно и есть. Лежал на здесь на матрасе и тут как грохнет. Представляешь, все небо заполнилось огнем и... мимо нас... на город. Мы оказались, как под зонтиком...
- Там, крышу школы пробил якорь с одного из пароходов...
- Значит не смог перелететь, - философски заметил Эди.
- Нам надо выбираться от сюда.
- Опять в дым... Здесь какая-то женщина давала мне таблетки от головной боли, чуть сняло... Вон, военные оставили противогазы, пошли хоть их натянем.
Это были противогазы не военных, просто очищали классы и выкинули в окно школьные защитные средства. Хорошие маски уже разобрали, остались с рваной резиной, битыми очками и мятыми контейнерами для фильтрующего элемента. Эди выбрал две попорченные маски, вывернул из них фильтры и один протянул мне.
- На. Дыши через эту железяку. Больше ни чем помочь не могу. Ну, тронулись. Эта школа загорится нескоро, каменная стена временно сдержит огонь, но мы ждать не будем. Каждый час промедления грозит опасностью. Если пожар разгорится во всю в городе, нам вообще не выйти.
Горели все дома в городе, это был жуткий факел. Жара, дым, развалины, все встало на нашем пути. Несколько неподвижных фигур лежало на дороге, но мы их даже не проверяли, живы они или нет. Все брели, и брели на север. Попадались живые, лица у многих обмотаны тряпками, у некоторых противогазы. Военные и добровольцы несли раненых на носилках и руках. Толи мы присоединились к ним, толи они к нам, но вся эта толпа неравномерной цепочкой, двигалась в одном направлении, огибая развалины и горящие стены. Вышли на более или менее свободные от кирпичей и мусора окраины города. Здесь уже было много военных и полиции. Первая, увиденная нами, пожарная машина с эмблемой соседнего города уже развернулась и пыталась сбить пламя с трехэтажного дома. Наши фильтры мало помогали. Вернее помогали, но всю дрянь горевших улиц, мы все же вдохнули и уже брели как в беспамятстве. Я крепился из последних сил и когда передо мной мелькнул костюм гвардейца, рухнул перед ним на асфальт.
Очнулся в больнице. Рядом десятки коек. Негритянка в белом халате, склонилась надо мной.
- Ну как себя чувствуете, больной?
- Где Эди?
- Не знаю, о ком вы?
- В каске такой...
Она растеряно пожимает плечами.
- Нет... не видела. Вы очень здорово отравились от угарного газа... Вас с трудом откачали.
- У меня был товарищ, вместе выходили из порта...
- Я же говорю, не знаю. Лучше скажите, как ваше имя и фамилия...
- Сколько я лежу здесь?
- Уже четвертый день. Говорите фамилию.
- Николай Кушелев.
- Кушелеф?
- Пишите как угодно.
- Где работаете, где живете?
Начались нудные вопросы. Негритянка от меня отстала, только тогда, когда ее позвали в дальнем углу комнаты. Чуть саднило лицо, я пошевелил рукой и дотронулся до него. Куча бинтов и ничего больше.
Эди так и не появился. Я расспрашивал всех врачей, больных, но никто не мог сказать, куда делся человек в армейской каске. Зато меня нашла Катя. Она пришла через два дня утром, села на край кровати и тихонько позвала.
- Коля...
- Катя?
- Лежи, лежи...
- Как ты меня нашла?
- По спискам. В газетах опубликовали списки, всех больных, раненых и тех, кто зарегистрировался... Там твоя фамилия.
- С тобой все в порядке? Как ты вышла из города?
- Вместе с классом. Нас учили, что делать в случае нападения противника, вот мы без паники, дружно и спаслись. Все вышли из школы, а тут подоспели полицейские, прямо на автобусах вывезли из города.
- А я был в той школе, что вы покинули. Там открыли госпиталь, а потом после второго взрыва на нее упал якорь...
- Это ужасно. Как ты себя чувствуешь?
- Ничего. Поправляюсь. Слишком здорово отравился от дыма, но теперь ничего... Вот еще лицо...
- Мне говорил врач, что у тебя все будет нормально. Лицо заживет, но будет в шрамах.
- Что же теперь ты будешь делать дальше? Где жить?
- Пока осталась при школе. Ее разместили в спортзале здешнего городка, а потом посмотрим... Сенат штата обещал найти жилье для учителей, но с условием, что все вернуться в Техас-Сити.
- Но этого города уже нет...
- Построят. Американцы умеют быстро строить.
- Ты про Самохиных чего-нибудь слышала?
- Глаша с девочкой живет со мной. Когда в порту раздался первый взрыв, их нашли в полуразрушенном доме военные и привезли сюда, но позже нас. Приезжих не знали где разместить, а я случайно ее увидела на скамейке парка, где пока временно поместили всех. Забрала к себе, вот теперь вместе. С ними все в порядке, а вот где Петр, не знаю.
- А ты бы положил негра? - спрашивает он.
- Не знаю, но наверно положил бы.
- Почему ты так уверен?
- Я считаю, что европейский класс бокса выше американского, там думающий бокс. Это просто не слепая возня с ударами, а применение хитрости, ловкости и неоднократного изменения тактики, сбивающего противника с толку. Вот тебе пример, в этом бое, в первом раунде, сколько сильнейших ударов белого парня, пришлось в воздух?
- Ну... много. Не считал.
- А я машинально просчитал, двадцать один. И почему? Негр сумел разгадать движение руки.
- Значит черный борется по европейски?
- Нет, по-американски. Он выиграл так быстро, потому что содрал кожу на лице у своего противника, потому, что его рука на ладонь длиннее и еще потому, что подготовлен физически лучше.
- Николай, я ставлю призом сто тысяч долларов, если ты выступишь против этого типа, Техасу нужна победа..
- Не надейся, Петр.
- Ну и дурак. Это же слава, твое вхождение в элиту американского спорта.
- Все, Самохин, кончай. Сказал не буду, значит не буду.
В машине стало тихо. Проехали еще два квартала и остановились.
- Катя, твой дом, - говорит Самохин.
- Катя, пойдем я тебя провожу, - предлагаю я.
Мы выбираемся из машины и Петр, не попрощавшись, укатил в темноту города. Катя прижалась ко мне.
- Ты знаешь, я так счастлива, что встретила тебя. Такой сильный, мощный, уверенный, за тобой как за каменной стеной.
Мы целуемся и потом отправляемся в ее гнездышко.
Только один раз Катя задала мне вопрос.
- Может быть ты все таки вернешься в бокс?
Я прижал пальцем ее губы.
- Тсс... Никогда.
В порту мне достался пирс №0, где загружали огромный пароход. На борту белой краской четко вырисовывалась надпись "Гранкан". Я вез к нему со склада кипу бумажных мешков с аммиачной селитрой. Подкатил к крану и с удивлением обнаружил, что ни одного докера для разгрузки нет. Куда все делись? И тут заметил, что возле судна столпилась большая толпа. Заглушил погрузчик и поспешил туда. Среди обступивших судно людей, мелькнула знакомая каска Эди. Я пробился к нему.
- Эди, меня некому разгружать...
- Погоди, ты не видишь, судно дымит.
Я поднял голову, из четвертого трюма валил густой белый дым. Несколько пожарных расчетов лихо подкатили к борту "Гранкана".
- Во, видно дело то серьезно, уже пожарников вызвали, - замечает Эди.
- Но это же наш трюм, мы в него селитру загружаем.
- Вот поэтому то докеры и не работают. Все здесь.
Действительно, в толпе любопытных, помимо служащих порта, моряков и пожарных, мелькают брезентовые робы докеров. Пожарные стали соединять шланги к колонкам.
- Интересно, чем они будут тушить пожар, ведь в пожарных колонках воды нет, - говорю я.
- Откуда знаешь?
- Сам меня посылал вымыть машину, я пытался, а там ни капли.
- Тогда сейчас будет потеха.
Действительно сколько ребята не пытались крутить вентиль на колонках, воды шланги не поступало. Старший пожарник что то заорал, ребята стали отсоединятся и бросились по трапу вверх, таща за собой на судно шланги.
- Чего это они?
- Будут подсоединятся к судовой пожарной магистрали, - поясняет Эди.
В этот момент, когда первый пожарник добрался по трапу до верхней палубы, перед ним, как монумент возник моряк в форме офицера.
- Назад. Куда несетесь. Без вас справимся, - стал орать он.
- Но ведь у вас...
- Вы испортите водой груз. Я приказал закрыть люковые крышки. Сейчас пустим туда пар и все кончится.
С визгом накатывалась люковая крышка трюма и вскоре дым прекратился.
- Спектакль окончился, - комментирует Эди. - Всем докерам на работу, заорал он в толпу.
- Куда мне селитру? - спрашиваю я его.
- Сейчас тебя разгрузят прямо под краном и отправляйся за следующей партией.
Между тем раздасованые пожарные спустились с трапа на пирс и стали заправлять шланги в машины. Докеры пошли работать и толпа любопытных несколько разрядилась. Я отправился к своему погрузчику и сел в кабину. Подошло несколько парней, они стали сдергивать с ковша мешки с селитрой и складывать их штабелем в поддон крана. Только освободили ковш и вдруг как... ухнет. Все сразу повернули головы к "Гранкану". Искореженные люковые крышки четвертого трюма, были сброшены на палубу судна. Из самого трюма в небо вырвались ядовито оранжевые языки пламени. Желтый дым столбом устремился вверх, постепенно разбухая и дугой отклоняясь к северо-востоку. Не уехавшие пожарники опять схватились за шланги и бросились по трапу вверх. На этот раз никто им путь не преграждал. Вскоре было видно, как вырвавшиеся из брандспойтов тугие струи воды ушли в огонь... Кто то постучал по кабине моего погрузчика. Я оглянулся. У распахнутой дверцы стоял репортер Джон Клинтон.
- Николай, ты свободен? Подвези меня к воротам порта. Нужно срочно сдать материал в газету.
Я подумал, что наверно сегодня нам "Гранкан" не загрузить и пока нас перераспределят на новую работу, уйдет уйма лишнего времени, поэтому кивнул головой.
- Садись.
Мы несемся по территории порта. Ковш от толчков гремит и раскачивает машину.
- Как ты так рано сумел очутится здесь? - спрашиваю Джона.
- Надо иметь подход к девушкам. У меня везде есть свои паиньки. Вот и одна, которая работает здесь в порту, позвонила в редакцию и сообщила мне, что дымит пароход.
- Когда это было?
- Час назад. Но я успел не только заснять дым, я успел сфотографировать взрыв, это будет сенсационный материал.
- Я бы на твоем месте подождал, надо узнать чем дело кончится.
- Не могу, к девяти, сделаю гранки для свежего номера, мне просто надо попасть туда.
- Смотри, дым то становится гуще, - я киваю в сторону горящего судна.
- Успею, сдам материал и опять сюда.
Я подвез его к воротам и Клинтон, он как пуля вылетел из машины и помчался к проходной. Неторопливо разворачиваюсь и опять направляюсь к пирсу №0.
Доехать мне до места работы не удалось. Там где стоял "Гранкин" в небо взметнулся гигантский язык оранжево коричневого пламени, в сотни раз больше, чем тогда, когда вырвало от взрыва крышки люков четвертого трюма. Ужасный грохот последовал за ним и перед моим изумленным взглядом, склады, постройки, видневшиеся портовые краны, стали рассыпаться и подниматься в воздух. Погрузчик получил сильный удар от взрывной волны, стекла лопнули, запорошив меня всего, тело вжалось в сиденье, а голову придавило к стенке, за которой визжал двигатель и тут же я провалился в темноту...
Очнулся от того, что кто то тряс мою руку. Надо мной склонилась грязная взлохмаченная голова.
- Где я?
Парень видно отвечает мне, так как шевелятся его губы. Я ничего не слышу. Приподнимаю гудящую голову и не верю своим глазам. Лежу на каких то искореженных бетонных перекрытиях с вывернутой арматурой, усыпанным камнями, лепешками черного ила, морской травой, мертвыми чайками и дохлой рыбой. Рядом с нами полу изуродованный погрузчик, колес у него нет, дверц тоже. Двигатель и противовесные блины вырваны из клюзов рамы машины и валяются рядом, воняя бензином.
- Что же такое?
Незнакомый парень продолжает что то говорить и вдруг его слова медленно стали проникать в мой мозг.
... Смотрю и глазам не верю. Нефтеналивной баржи нет. Ну думаю, проберусь все таки к пирсу, посмотрю что с пароходами, а тут на пути в развалинах твоя развороченная машина. Ты лежишь, вся рожа в крови, рядом с чушкой металла и не двигаешься. Думал тебе конец. Однако, пригляделся, а у тебя пальцы шевелятся...
То что у меня с рожей что то невпорядке, я понял сейчас, ее ужасно щиплет и над лобной частью появилась дикая ноющая боль
- Где я, куда попал?
- Я на грузовике загружался хлопком у шестого склада. А тут как грохнет... Меня вместе с машиной и складом выбросило прямо сюда к четвертому пирсу...
- Как к четвертому?
Я мотаю головой пытаюсь сообразить. Страшно гудит голова и ноет лицо. Значит я почти от нулевого пирса летел к четвертому, чушь какая-то.
- Помоги мне подняться.
Незнакомец за руку подтягивает к себе. Я встаю и пытаюсь побороть головокружение. Огляделся вокруг и понял что не чушь. Стою на груде развалин и через клочья дыма вижу бывший порт. Ни "Гранкана", ни нулевого пирса не было, вместо них, только горящее от нефти озеро. Вокруг этого места в радиусе, примерно, метров пятьсот, ни одного уцелевшего строения, только груды строительного мусора, дальше вперемешку с бетонными глыбами, помятые и искореженные машины, станки, краны и то, что хранилось на складах и везде дым..., огонь..., дым... Еще дальше, у седьмого пирса горят два парохода, с трудом, но видно, как там суетятся крошечные люди, пытаясь сбить пламя водой. А вот поперек пятого пирса боком стоит нефтеналивная баржа. По всей видимости, ее емкости пробиты, нефть уже залила пирс и льется в воду. Почему она не горит? - с удивлением подумал я. Потом понял, что возможно скоро она и вспыхнет, если горящая вода от бывшего нулевого пирса, медленно заполняющая реку достигнет этого места.
- Как же это...?
Мой незнакомец понял вопрос по своему.
- После взрыва была большая волна, баржу подняло и выкинуло, а сюда вынесло рыбу и всякую мразь...
Мы стояли на развалинах бывшего бетонного пакгауза, единственный пятачок, где нет пожара, зато кругом все горело и дымилось. Горела вода, пылали строения на том берегу реки, горел вдали город Техас Сити.
- Что же теперь делать то? - задаю сам себе вопрос.
- Я попытаюсь пробраться к барже, - отвечает мне парень. - Может там кто и живой остался, нужна помощь. А потом пароходы, судя по всему, тушат, значит там есть люди...
- У баржи опасно, она скоро может загореться.
- Вижу, огонь вверх по реке идет медленно, его течение относит в океан, пока нефтяное пятно с баржи доберется до него, я успею все осмотреть.
- Я помогу тебе.
- Не надо. Ты выглядишь ужасно и еле-еле стоишь. Тебе нужно в город, к врачу. У тебя лицо...
- Что с ним?
- Оно все в крови и кое где снята кожа.
Провожу пальцами по щекам и чуть не вскрикиваю от боли. Успел прощупать свисающие остатки кожи и мокроту лица.
- Не трогай, кое где подсыхает.
- Хорошо, я пойду в город звать на помощь.
- Попытайся пройти. Возьми мой платок, держи у рта, может не задохнешься от дыма.
Прежде чем отдать мне свой голубой платок, парень окунул его в лужу с дохлой рыбой, долго отжимал и наконец протянул.
- На. Только не прижимай к ранам...
- Спасибо. Как тебя звать?
- Тэд.
- Возвращайся живым, Тэд.
Шагнул от него, как пьяный, панели сначала поплыли перед глазами, потом прояснились и я потихонечку стал шевелить ногами. Вроде могу ходить, только еще почему то болит бок. Здесь надо спускаться, здесь гора кирпичей. А это что? Это труп мужчины, раздавленного блоком кирпичной стенки. Когда спускался с развалин блокгауза нашел еще двоих мертвых. Среди гор мусора появился хоть какой то на вид проход и тут я увидел как горят камни. Жуткое зрелище, когда даже через мокрый платок, еще пахнет при этом, жаренным мясом и каким то противным химическим веществом.
Иду почти час, обходя пожарища и огромные завалы из строительного мусора и металла. Проклятый дым все же пропитал легкие и приходится кашлять и сплевывать всю эту гадость. Мало того, что голова болит от ран, так еще теперь раскалывается от отравления дымом. И вдруг, на пути встретил живого человека. Он сидел на камнях, уныло уставившись в землю. Что то знакомое было в его фигуре. Это был мастер Эди.
- Эди.
Закопченное лицо в мятой каске недоуменно уставилось на меня.
- Ты кто?
- Я русский... на погрузчике.
- А... Видел, как вышло? Я рад, что ты остался жив.
- Чего ты здесь сидишь?
- Я запутался, не знаю куда идти. Уже хожу по развалинам целый час и не могу выбраться. Все время попадаю сюда.
- Пошли со мной.
- Пошли. Хоть куда-нибудь, только выведи.
Он встает и идет за мной кряхтя и постанывая.
- Как ты остался жив? - спрашиваю его.
- Сам не знаю. Зашел в свою конторку, присел на диванчик а тут как ухнуло... Очнулся под какими то развалинами, так же на диванчике. Долго выбирался из под бетонных балок, и вот все брожу...
Мы проходим через плотный желтый дым. Эри и я зажимаем носы и поторапливаемся, стараясь побыстрей проскочить этот участок. Когда выскочили на горящие остатки какой то древесины, Эри оторвал от лица руку.
- Сера зараза. Здесь горит столько химии, что если не погиб от взрыва, то погибнешь от отравы. Я уже так надышался, что не могу блевать. Голова болит жутко.
Я взял верное направление, наверно по интуиции. В Африканских пустынях мне приходилось бродить по пескам и всегда в точки промыслов выходил точно. Вот и бывшие ворота порта. Здесь поменьше дыма и вроде идти получше. Уже можно сообразить где улицы, оформленные кое где горящими, или разрушенными, или полуразрушенными домами. Даже появились первые люди. Человек в форме полицейского подскочил к нам.
- Вы из порта? Там еще есть кто-нибудь?
- Может быть и есть, но в основном мертвые, - говорит Эди.
- А я видел живых, они остались на пятом и седьмом пирсе, - отвечаю я.
- Стойте здесь, не уходите. Я сейчас позову медиков и еще кой кого.
Полицейский побежал за угол развалин, а мы опустились на разбросанные по тротуару кирпичи.
- Сейчас бы выпить что-нибудь, - мечтает Эди. - Горло все дерет от дыма. А башка, как после парового катка...
К нам подходят несколько человек, по форме определил, что это офицеры полиции и армии, а также трое гражданских.
- Вот они вышли из порта, - показывает на нас пальцем полицейский, первый встретивший нас.
- Вы откуда? В каком месте работали? - спрашивает старший полицейский чин.
- Мы с нулевого пирса, - отвечает Эри.
- С нулевого? Где стоял "Гранкан".
- От туда.
- Но там, по моему...
- Там нет ни пирса, ни "Гранкана, ни людей. Все погибли.
- Вот этот говорит, что видел живых людей, - теперь расторопный полицейский показывает пальцем на меня.
Все сразу уставились на мое страшное лицо.
- Говорить можете? - спрашивает старший чин.
- Могу.
- Где вы видели людей?
- На пятый пирс забросило нефтеналивную баржу. К ней отправился шофер Тэд, который меня нашел в развалинах, он пошел искать живых. А на седьмом пирсе горели два парохода, там люди старались затушить пламя...
- Горели два парохода? - вдруг удивился Эди.
- Да.
- Тогда сейчас будет тоже самое что и с "Гранканом". Я знаю все портовые дела. Там стоят "Хай-флайер" и "Вильсон Киин". Они тоже загружались селитрой. Ведь это она взорвалась на "Гранкане", правда?
Гражданские кивают головой.
- Надо всех живых вывести из города, - говорит старший полицейский чин, армейским офицерам. - Если это правда, то вот-вот пароходы взорвутся, города не будет совсем.
- Может взрыва не будет, они сумеют затушить...? - неуверенно говорит офицер.
- Будет, не будет, все равно на всякий случай, обезопасьте всех.
Эти начальники собирались уходить и тут Эди завопил.
- Ребята, дайте хоть глоток воды.
- Сейчас к вам пришлем санитаров и воду, - сказал полицейский.
Усталый пожилой человек в белом халате склонился надо мной.
- Как у вас дела? - равнодушно спросил он.
- Рожа вся побита стеклом.
- Вижу, а больше ничего...?
- Остальные болячки заживут.
- Потерпите, я сейчас...
Этот эскулап грязными пальцами ковыряется в моем лице.
- Ай, черт, - выругался я.
- Ничего, похоже кости целы, глаза не задело, кожа потом нарастет. Только одна ранка и самая опасная, но на вас может быстро заживет. Сейчас я вас перебинтую, а там сами смотрите.
- Много работы? - спрашиваю его.
- Жутко. Я уже не помню, скольких обработал. Только успеваю принимать от посыльных бинты и йод.
Мужик не церемонясь, прямо по ранам обтирает мне лицо йодом и наворачивает на голову бинты.
- Я пошел дальше, - говорит он, оглядывая мою голову. - Неплохо получилось. Если выберетесь от сюда, постарайтесь попасть к настоящему врачу.
- Спасибо.
- Сейчас идите в приемный пункт. Знаете где школа 290 ткацкой фабрики?
- Знаю.
Еще бы мне не знать, там работает Катя.
- Идите туда.
Эскулап уходит. Я оборачиваюсь к Эди.
- Эди, пошли дальше.
Эди сидит на кирпичах и тупо улыбается, в его руках бутылка какого то пойла, оставлено жалостливым полицейским.
- Во... полегчало, хоть голова и раскалывается, но... полегче.
На улицах дым и вонища, пахнет чем то горелым, но это не так как в порту. Хоть ветерок и выметает это все это куда-то на север, но новые запахи и клочья дыма опять проникают везде. Солдаты выгоняют жителей из сохранившихся домов и подвалов, стараются их вытеснить к очищенным дорогам, где на автомобилях вывозят из города. Раненых свозят в больницы или в школы, приспособленные для лечения. Я и Эди приплелись к школе 290 где-то около двух часов дня. Меня сразу загнали в сортировочную, а моего товарища по несчастью, оставили во дворе, где на спортивных матах валялись легко раненые и отравленные жители города. Женщины в форме армии спасения, бегали среди них, стараясь облегчить страдания несчастных.
В комнатке, окно завешено одеялом, за столом горела настольная лампа и женщина в белом халате кивнула головой. Она, как автомат, подвинула к себе пустой бланк карточки и забубнила.
- Фамилия, имя...?
- Николай Кушелев.
- Где проживали? Где работали?
Я терпеливо объясняю.
- Живу на улице Адама 6, работал в порту грузчиком.
Она подняла на меня измученные глаза.
- Вы у меня первый от туда.
Я киваю головой.
- Что у вас? - но она и без того видит, что со мной. - Впрочем, запишу травма головы. Проходите в восьмую комнату, там врач сейчас свободен, возьмите с собой карточку.
В коридоре полно перевязанных людей, кто сидел на полу или подоконниках, кто шатался без дела. У восьмой комнаты, нелепо подогнув ноги, сидела, прислонившись к косяку, похрапывающая женщина. Я перешагнул через ее ноги и прошел в комнату. В ней так же заделано окно, только учебными досками, но светят зато, две лампочки на потолке и настольная. Сидящий за столом немолодой врач, взглянул на голову.
- Вас кто перевязывал, Фаинберг?
- Не знаю, какой-то мужчина смазал лицо и перевязал голову.
- Садитесь, я сейчас вас размотаю.
Я сел на стул, врач подошел с ножницами и стал разрезать бинты. Через минуту я орал от боли, но этот лекарь, словно не слышал меня, содрал последний клочок бинта и зацокал языком.
- У вас много порезов, но вот здесь есть одна некрасивая ранка. Потерпите, операционная занята, я кое что посмотрю сам.
Я закрыл глаза, чувствую как врач копошится надо лбом. Вдруг резкая боль ударила по мозгам. Я приоткрыл один глаз, другой не мог, теплая кровь затекла в него. Этот живодер держал в руках блестящие щипцы, с зажатым в них куском стекла.
- Придется вам долго полежать, эта штучка, - врач крутит перед моим глазом стеклом, - чуть поцарапала вашу лобную кость. Хоть не пробила череп, но это все равно неприятно. Я вас сейчас опять забинтую. Вы извините, сестры все нарасхват, так что придется это сделать мне.
Он обработал раны, какой-то желтой вонючей жидкостью и стал обматывать голову бинтом. И тут глухой удар потряс все здание, потом другой. Доску с окна сорвало, лампочки разлетелись, а стены затряслись и посыпалась штукатурка с потолка. Вдруг как ухнет, все подпрыгнуло, стены зашатались.
- Вон из здания, - орет врач, бросив бинты.
Он первым выскакивает из кабинета и споткнувшись о ноги проснувшейся женщины валится на пол в коридор. В здании началась паника, везде крики, вопли и мечущиеся люди. Я не могу никак справится с бинтом, наполовину накрученным на мою башку, на половину размотавшимся и валяющемся на полу. Собираю свободный кусок бинта гармошкой и складываю в карман. В коридоре становится потише , выхожу и вижу полный разгром. Везде мусор, валяющаяся мебель, битые стекла. В одной части коридора в потолке видна огромная дыра, пол пробит тоже и из него над досками торчит большое чугунное кольце с несколькими звеньями якорной цепи. Боже ты мой, да это же настоящий якорь. Вот это, да. Он же из порта. Я подхожу поближе и заглядываю в пролом вниз. Лапы якоря распластались на бетонных плитах подвала, там же лежит наполовину раздавленный человек.
Выхожу из школы и не узнаю местность. Город интенсивно горел вновь. Везде новые развалины и новые пожары. Тушить уже было некому и бесполезно, все что могло гореть, выгорало, заполняя улицы дымом. Оставшиеся в живых легко раненые и отравленные люди разбредались по еще не очень дымным просветам улиц. Группа солдат национальной гвардии, в нелепых противогазах, на носилках пытались унести тяжелораненых куда то в дым.
- Николай, это ты?
- Эди?
Все в той же железный каске и грязным лицом, передо мной стоял мастер Эди.
- Видишь. Я говорил, что два парохода набиты селитрой и тоже взорвутся, так оно и есть. Лежал на здесь на матрасе и тут как грохнет. Представляешь, все небо заполнилось огнем и... мимо нас... на город. Мы оказались, как под зонтиком...
- Там, крышу школы пробил якорь с одного из пароходов...
- Значит не смог перелететь, - философски заметил Эди.
- Нам надо выбираться от сюда.
- Опять в дым... Здесь какая-то женщина давала мне таблетки от головной боли, чуть сняло... Вон, военные оставили противогазы, пошли хоть их натянем.
Это были противогазы не военных, просто очищали классы и выкинули в окно школьные защитные средства. Хорошие маски уже разобрали, остались с рваной резиной, битыми очками и мятыми контейнерами для фильтрующего элемента. Эди выбрал две попорченные маски, вывернул из них фильтры и один протянул мне.
- На. Дыши через эту железяку. Больше ни чем помочь не могу. Ну, тронулись. Эта школа загорится нескоро, каменная стена временно сдержит огонь, но мы ждать не будем. Каждый час промедления грозит опасностью. Если пожар разгорится во всю в городе, нам вообще не выйти.
Горели все дома в городе, это был жуткий факел. Жара, дым, развалины, все встало на нашем пути. Несколько неподвижных фигур лежало на дороге, но мы их даже не проверяли, живы они или нет. Все брели, и брели на север. Попадались живые, лица у многих обмотаны тряпками, у некоторых противогазы. Военные и добровольцы несли раненых на носилках и руках. Толи мы присоединились к ним, толи они к нам, но вся эта толпа неравномерной цепочкой, двигалась в одном направлении, огибая развалины и горящие стены. Вышли на более или менее свободные от кирпичей и мусора окраины города. Здесь уже было много военных и полиции. Первая, увиденная нами, пожарная машина с эмблемой соседнего города уже развернулась и пыталась сбить пламя с трехэтажного дома. Наши фильтры мало помогали. Вернее помогали, но всю дрянь горевших улиц, мы все же вдохнули и уже брели как в беспамятстве. Я крепился из последних сил и когда передо мной мелькнул костюм гвардейца, рухнул перед ним на асфальт.
Очнулся в больнице. Рядом десятки коек. Негритянка в белом халате, склонилась надо мной.
- Ну как себя чувствуете, больной?
- Где Эди?
- Не знаю, о ком вы?
- В каске такой...
Она растеряно пожимает плечами.
- Нет... не видела. Вы очень здорово отравились от угарного газа... Вас с трудом откачали.
- У меня был товарищ, вместе выходили из порта...
- Я же говорю, не знаю. Лучше скажите, как ваше имя и фамилия...
- Сколько я лежу здесь?
- Уже четвертый день. Говорите фамилию.
- Николай Кушелев.
- Кушелеф?
- Пишите как угодно.
- Где работаете, где живете?
Начались нудные вопросы. Негритянка от меня отстала, только тогда, когда ее позвали в дальнем углу комнаты. Чуть саднило лицо, я пошевелил рукой и дотронулся до него. Куча бинтов и ничего больше.
Эди так и не появился. Я расспрашивал всех врачей, больных, но никто не мог сказать, куда делся человек в армейской каске. Зато меня нашла Катя. Она пришла через два дня утром, села на край кровати и тихонько позвала.
- Коля...
- Катя?
- Лежи, лежи...
- Как ты меня нашла?
- По спискам. В газетах опубликовали списки, всех больных, раненых и тех, кто зарегистрировался... Там твоя фамилия.
- С тобой все в порядке? Как ты вышла из города?
- Вместе с классом. Нас учили, что делать в случае нападения противника, вот мы без паники, дружно и спаслись. Все вышли из школы, а тут подоспели полицейские, прямо на автобусах вывезли из города.
- А я был в той школе, что вы покинули. Там открыли госпиталь, а потом после второго взрыва на нее упал якорь...
- Это ужасно. Как ты себя чувствуешь?
- Ничего. Поправляюсь. Слишком здорово отравился от дыма, но теперь ничего... Вот еще лицо...
- Мне говорил врач, что у тебя все будет нормально. Лицо заживет, но будет в шрамах.
- Что же теперь ты будешь делать дальше? Где жить?
- Пока осталась при школе. Ее разместили в спортзале здешнего городка, а потом посмотрим... Сенат штата обещал найти жилье для учителей, но с условием, что все вернуться в Техас-Сити.
- Но этого города уже нет...
- Построят. Американцы умеют быстро строить.
- Ты про Самохиных чего-нибудь слышала?
- Глаша с девочкой живет со мной. Когда в порту раздался первый взрыв, их нашли в полуразрушенном доме военные и привезли сюда, но позже нас. Приезжих не знали где разместить, а я случайно ее увидела на скамейке парка, где пока временно поместили всех. Забрала к себе, вот теперь вместе. С ними все в порядке, а вот где Петр, не знаю.