Кукаркин Евгений. Завещание Имама

Кукаркин Евгений
Завещание Имама

   Евгений Кукаркин
   Завещание Имама
   Написана в 1998 г. Приключения.
   Нос доктора был фиолетового цвета. Он рассматривал меня, как неандертальца, с удивлением щупал грудь, руки, ноги.
   - Мне сказали, что вы упали с большой высоты? - недоверчиво переспросил он.
   - Не знаю, доктор. Может быть..., раз говорят, значит кто то видел, но я не помню.
   - Я в это сам не верю, но мне так передали, несколько человек видели, как вас сбросили с вертолета.
   - С вертолета? Не..., не помню... такого.
   - Так, так. А ну-ка посмотрите сюда, вот сюда. Поднимите ногу, согните, другую... Ничего не понимаю. Костная система в норме. Вроде рефлексы у вас нормальны..., - теперь он рассматривает мои рентгеновские снимки... Так..., так, кажется и здесь все в порядке. Значит вы даже не помните куда вы упали?
   - Не помню. Но если падал, то на землю... Все что помню, это когда очнулся, весь в грязи, глине... Руки у меня связаны, а ноги свободны. Встал и пошел, даже не зная куда, и вдруг вышел на дорогу. Потом ко мне прибежали какие то люди, развязали, отвели в близ лежащую деревню или село, а там отправили в милицию...
   - Но у вас все в порядке...
   - Нет, доктор... Я не помню, кто я...
   Следователь тоже бьется уже вторые сутки.
   - Хорошо. Хоть знакомые здания, город, какие-нибудь приметы местности, где вы жили, вспоминаете?
   - Нет.
   - Фамилии друзей, жена, дети...
   Я с тоской гляжу на него. Этот вопрос уже задается сотый раз.
   - Не помню.
   - Мы были на месте вашего падения. Действительно вам повезло. Упали на склон обрыва с мягкой землей. Кости не переломали, отделались только ушибами. Как вы грохнулись на землю, видело почти все село, а некоторые утверждают, что в вас с вертолета даже стреляли... Кто эти люди?
   Я мотаю головой.
   - Не знаю.
   - Хорошо. Вот это видите?
   Он выбрасывает на стол шнур.
   - Вижу, это шнур.
   - Не узнаете?
   - Нет.
   - Вам же руки им связали.
   - Правда?
   Я с интересом рассматриваю эту веревку. Следователь со злостью вырывает ее из рук.
   - Этот шнур от военной палатки.
   - Военной палатки?
   Нет, я ничем не могу ему помочь
   - Кто вас выбрасывал?
   - Не знаю.
   - Куда же вы упали?
   - Не помню.
   - Ваша фамилия, имя, отчество?
   Я пожимаю плечами.
   - Ладно. Посидите пока у нас в камере, мы хоть по фотографии попытаемся установить вашу личность.
   Сокамерники с пониманием отнеслись к моему происшествию.
   - Странно, - говорит громила по кличке Шмель, - русский язык знаешь отменно, считать не разучился, ложку держать можешь, а остальное ни хрена не помнишь.
   - У моего тестя, - говорит мошенник Бывалый, - один раз был такой же случай. Его обушком топора по кумполу стукнули, тоже память вылетела, так идиотом лет пять и ходил, пока не свалилось на него сосулька в городе. Пришел в себя на два часа, память вернулась вчистую, но зато умер...
   - Может тебя того... стукнуть по голове, - предлагает торговец наркотиками Горкия. - Вдруг все вернется.
   - Не надо. Мало ли что случится, - возражает Бывалый. - Тесть то, умер. Нам потом вообще воли не видать.
   - Конечно все это странно, - развивает свою мысль Горкия, - В моей практике раз было, в нашу компашку попал такой странный тип, все молчит и молчит, сам по роже грузин, а ни хрена по-грузински не лопочет. Мы заподозрили, что это переодетый мент, подловили и треснули по башке...
   Тут мошенник замолчал и, вытащив из кармана хибарок, сунул его в рот.
   - Ей, Бывалый, дай огонька, - промычал он.
   - На, дальше то, что было?
   - Да ничего, идиотом оказался...
   Все разочарованы.
   - Судя по твоей комплекции, - рассуждает Шмель, - ты не плохо развит. Я бы на твоем месте, пока сидишь здесь, каждый день тренировался... Мало ли, в нашем положении всякая шушера приставать сможет, а ты их... в сосиску...
   - Давайте его назовем Иваном, - предлагает Горкия. - Должен же каждый иметь имя. Я вот Гоги, Шмель - Федор... А этот бедолага же даже не помнит как его звать...
   - Заметано. И фамилию дадим - Непомнящий, - говорит Бывалый. - Оставь на затяжку, - просит он Горкию.
   Они смотрят на меня.
   - Так как, согласен? - требовательно на меня глядит Шмель.
   - Я как то...
   - Вот и хорошо, - подводит мои рассуждения Шмель, - Значит, Иван Непомнящий...
   Через неделю меня вызывают к тому же следователю. Он уже потерял ко мне интерес и неторопливо разбирает на столе папки.
   - Что-нибудь известно обо мне? - спрашиваю я.
   - Нет.
   - Что же теперь со мной будет?
   - Мы не имеем право вас держать в КПЗ. Руководством МВД республики было решено вас отправить в диспансер. Вас там освидетельствуют и может вылечат...
   - И это все?
   - Все.
   Меня повезли, как преступника, в наручниках, в закрытой машине куда то в центр Союза, похоже в Казахстан. Высадили перед большим белым зданием, окруженным высоким бетонным забором.
   Это был псих диспансер. Как я потом понял, не то, чтобы для психов, а для вполне нормальных людей, только под усиленной охраной. Когда я появился в большом зале, заставленном койками, первый увидевший меня худенький маленький человек, в больших очках и сером больничном халате, сразу же спросил.
   - За что тебя сюда?
   - Не знаю.
   - Ага. Значит нашего полку прибыло. Товарищи, - кричит он, сидящим на кроватях фигурам, - еще один...
   Меня окружает с десяток человек.
   - Какие новости на воле...?
   - Как там чувствует себя Горбачев?
   - Вы не слышали о деятельности правозащитников в Швеции?
   - Когда будет объявлена амнистия политзаключенным?
   Со всех сторон посыпались на меня вопросы.
   - Я ничего не знаю...
   Они недоверчиво глядят на меня.
   - Так за что вас сюда посадили? - спрашивает толстый мужик.
   - Не имею понятия.
   - Вы действительно псих?
   - Я затрудняюсь ответить.
   - Так кто же вы?
   Пожимаю плечами.
   - Может это подсадной? - слышится чей то голос.
   Люди сразу теряют ко мне интерес и растекаются в разные стороны по койкам, кроме толстого мужика.
   - Я здесь староста. Вон там свободная койка, - показывает он рукой к стенке. - Иди занимай ее, а я пойду поставлю тебя на довольствие.
   Рядом со мной лежит на койке мужчина в халате, он читает книгу.
   - Как вас звать? - спрашивает он, не отрываясь от чтива.
   - Не... В общем... Наверно, Иваном...
   Теперь сосед с интересом отрывает голову от подушки.
   - А чего так неуверенно?
   - Я не уверен, что это мое имя.
   - Так... Так кто же вы?
   - Понятия не имею, после провала памяти, ничего не помню.
   - Хорошенькое дело. Однако речь вы не забыли...
   - Я так же не забыл математику и как правильно держать ложку...
   - Это уже замечательно. Пожалуй в нашу среду действительно попал настоящий больной. Ну что же, давай познакомимся, зови меня Георгием Ивановичем. Раз ты утверждаешь, что у тебя провалы в памяти, я подумал, покажем-ка тебя нашему профессору Степанычу. У нас здесь почти все специальности сидят от академика, до слесаря.
   Один из заключенных, профессор Степаныч в окружении "психов" исследует меня на моей кровати. Он меня царапает, бьет молоточком, проверяет белки глаз и всего простукивает.
   - На что жалуетесь? - забыв где он находится, машинально спрашивает профессор.
   - Я ни на что не жалуюсь.
   - Что у вас болит?
   - Ничего.
   - Так что же тогда с вами?
   - Я потерял память. Не помню, кто я.
   - Так. Так. А теперь расскажите подробно...
   Я рассказываю, что услышал от следователя.., вспоминаю обрыв и как весь в глине со связанными руками, вышел на дорогу, рассказываю о людях из села, развязавших меня, а потом как попал сюда.
   - Немного.
   Теперь он проверяет меня более тщательно.
   - А ведь они вас сунули сюда, потому что вы без физических и умственных отклонений. Вполне нормальный человек. Да, бывают такие случаи провала памяти. Я думаю, она когда-нибудь к вам вернется.
   - Когда?
   - Это нужен большой стресс - такая встряска. Когда это будет, знает только господь бог.
   Успокоил называется.
   - Так он наш, профессор или не наш? - задал вопрос Георгий Иванович, мой сосед.
   - Видишь ли, это трудно рассудить. Вот писатель Ладынин, мужик хлипкий, но зато духом сильный, всегда при сознании, а этот здоров, правда что то с мозгами, вроде не помнит прошлого, но зато умственных отклонений не наблюдаю. К сожалению, что произошло с его нервной системой ..., понять может только институт мозга. - Зато мне непонятно, - говорит лысый физик, как сковырнуться с большой высоты и не разбиться? Кости то от удара не развалились, у него даже внутренности не отбиты.
   - Это тоже загадка природы.
   - Ладно, парень, - сказал толстый мужик, старший по этой палате, - мы тебя примем в свою среду и промоем заодно твои мозги. Как вы считаете, товарищи, правильно я говорю?
   - Правильно, - поддержали окружающие.
   Утром обход. В зал входит большая группа людей в белых халатах. Впереди старший, крупный человек с бородкой.
   - Внимание, - орет худая женщина из его свиты. - Всем разойтись по своим местам. Лодынин, а ты куда? Марш на место. Кто не будет слушаться, того оденем в рубашку и будем охлаждать в морозилке или отправим в карцер.
   Все спешно разбредаются про своим койкам. Гул в зале стихает. Группа начинает с крайних коек и, почти не задерживаясь, движется по рядам. Наконец, доходят до Георгия Ивановича...
   - Как дела, больной... э...э..., - басит старший, заглядывая на табличку на спинке кровати, - Петляков.
   - Все в порядке, доктор.
   - Что у нас там ничего на него? - обращается старший к горластой женщине.
   Та разбирает папки.
   - Состояние нормальное, температура, давление в норме.
   - Я рад за вас, больной Петляков.
   - Когда же меня выпустят?
   - Как поправитесь окончательно. Пойдемте дальше.
   Они столпились около меня.
   - Это... это... новый больной, поступил вчера днем, - сообщает обо мне горластая женщина.
   - И что с ним?
   - Полное отсутствие памяти.
   - Да что вы говорите. Это что то новенькое в четвертом ведомстве. С каких это пор нам идиотов стали подсовывать. Скажите больной, - он как на недоразвитого смотрит на меня. - Вы хоть меня понимаете?
   - Понимаю. Я не идиот.
   - Ну надо же, а... Он еще разбирается, кто он есть. Сказано, идиот, значит идиот. Запишите, - Виктор Владимирович задумался, - Катюша, что там у нас против идиотизма?
   - Виктор Владимирович, у нас специальное отделение, не для такого типа больных. Мы не занимаемся лечением агрессивных болезней.
   - Так, так. Напомните мне, чтобы просмотрел его дело в кабинете, а пока пропишите ему слабительное. Пойдемте дальше.
   Группа идет к следующей койке.
   - По моему больной, этот врач, - говорю я Георгию Ивановичу, кивая на удаляющуюся группу.
   - Тише ты, - шипит мой сосед. - Этот, мерзавец, злопамятен.
   Мною всерьез занимаются товарищи по палате. Профессор истории Караваев с удовольствием читает мне историю и политическую обстановку в стране. Писатель Ладынин обучает русской словесности, заодно проводя общий обзор иностранной литературы. Староста, тот самый, что меня определял на койку, занимается со мной спортом, тренирует кик-боксингу и разным приемам кон фу и джиу-джиц. Я стал для них куклой, с которой можно скоротать ежедневную скуку и внести какое то оживление в свою среду.
   Арсен Кабаев, так зовут нашего старосту, в перерывах между тренировками рассказывает о своей жизни.
   - Меня судьба везде мотала. Был в Китае, Японии, Индонезии, тренировался там..., изучал все премудрости борьбы. Еще в России не внедрялись кон фу, кик боксингу, у шу, а я уже мог на равных бороться с представителями этого вида спорта.
   - За что же вас тогда посадили сюда?
   - За спорт. Вернее за попытку внедрить в массы буржуазные и не нужные советскому народу виды спорта. Я ведь подготовил несколько спортсменов, а мне приписали антисоветчину.
   - Арсен Давыдович, но ведь вас пускали тренироваться за границу, они же знали зачем вы едете туда?
   - Знали. Был в КГБ такой товарищ Мишин, поезжай говорит, выучись там, потом наших сотрудников учить будешь. Ничего был мужик. Когда возвратился в Россию, Мишина уже не было, а на его месте сидел бывший райкомовский работник Хохряков. Этот сразу заявил: "А на хрена нам всякие там виды борьбы, у нас и так есть отличные товарищи дзюдоисты и каратисты. Зря тебя посылали." Так и остался без работы. Решил сам научить этим видам борьбы молодежь. Устроился в спортклуб и начал потихоньку отбирать способных ребят, а там... покатилось. Кто то донес, меня первый раз предупредили, потом партийные и комсомольские работники активно бросились "душить". Я не сдавался и, как видишь, оказался здесь. Ладно, Иван, кончай травить, давай дальше заниматься.
   - Может завтра, у меня ноги болят.
   - Что еще нам принесет завтра, неизвестно. Поэтому, будем продолжать сегодня. Становись напротив висящего мата и работай ногами. Я тебе на нем нарисую мелом круг.
   Он рисует круг выше своего роста.
   - Но мне же его не достать...
   - Работай, в прыжке и с отдачей, я тебе покажу в чем здесь фокус...
   Сначала тренировки вызывали интерес у "психов", но потом интерес пропал. Мы отделили в зале небольшой уголок, упросили Виктора Владимировича достать нам штангу, гири, маты, сами сделали деревянные щиты, турник и даже "козла", правда без кожи. Кабаев меня мучил над каждым приемам сотни раз.
   - Учись, сынок, когда-нибудь это пригодиться, поверь мне.
   Я поверил ему.
   Прошел год и три месяца и вдруг что то изменилось. Спешно стали отпускать на волю осужденных. Волна освобождения политических заключенных, докатилась и до нашего заведения. Как сказал мой тренер Кабаев: "... Нас достали последними... Уже долго прятать нельзя..."
   Он прощался со мной долго. Как отец читал нравоучения.
   - Самое важное, сынок, умей за себя бороться. Если тебя дальше будут гонять по психушкам, держи марку нормального человека. Руки с врачами и персоналом не распускай, много не говори. Если будет приставать всякая шушера, дай сдачи, эти силу уважают. И еще, если выберешься на волю, приезжай ко мне в Осетию, будешь у меня за место сына.
   - Спасибо.
   Арсен долго и крепко тряс мою руку.
   - Силен мужик, моя работа...
   Засобирался Георгий Иванович, его и несколько других заключенных тоже отправляли домой.
   - Иван, в мире все изменилось. В Россию пришло новое веяние. Я уезжаю домой, в Москву.
   - Я рад за вас, Георгий Иванович. Это хорошо, когда справедливость восторжествовала.
   - Ты прав, но я боюсь за тебя. Ты сейчас никто в этом мире. Понимаешь, тень. Не политический, не больной, без паспортный и безымянный. В этом заведении я несколько лет и по своему опыту тебе скажу, те кто тебя сюда посадили, знали кто ты. Они тебя обманывали, твое настоящее имя и фамилия у них есть. Если тебя от сюда выпустят, поезжай в Москву, в архивах КГБ должна быть о тебе строчка.
   - Почему вы так уверены?
   - Это отделение, для изоляции политических от общества, тебя тоже изолировали. Значит не хотели, чтобы тебя кто то узнал, а может быть ты знал раньше что то такое..., ради чего власти готовы загнать еще и подальше... Твоя память, вот тот самый опасный аргумент из-за чего ты здесь сидишь.
   - Думаете меня в КГБ примут с распростертыми объятьями и сразу все выложат?
   - Не думаю, но мы поможем. Время стремительно меняется, меняются люди. Ты сейчас заучишь мой адрес. Мало ли со мной что может случится за время освобождения, поэтому запомни адреса людей, с которыми встретишься в Москве. Вот они. - Он протягивает мне листок. - Я приеду предупрежу их.
   - Хорошо.
   Вскоре в отделении стало пусто. На двести коек остался я один.
   - Так что мне с вами делать? - говорил мне Виктор Владимирович, при очередном утреннем обходе.
   - Не знаю.
   - Я тоже не знаю. Нас закрывают, закрывают четвертое отделение комитета, здание переходит в ведение минздрава.
   - Что же все таки решили со мной?
   - Выгнать тебя к чертовой матери.
   - Куда же мне идти?
   - Куда угодно. Собирай шмотки и с завтрашнего дня, свободен. Катерина, - орет он горластой женщине, - приготовь ему справку и деньги.
   Вот она свобода. Я за воротами своей тюрьмы и не знаю куда идти, влево, вправо или прямо. Ко мне подъезжает черная "волга" из ее окна высовывается седая голова смуглого человека.
   - Ей, ты не Джафаров?
   - Нет.
   - Когда же он выйдет?
   - Не знаю.
   Машина отъехала и недалеко от ворот остановилась. Я пошел по улице вправо. У автобусной остановки спросил, как доехать до вокзала. Оказалось, надо перейти улицу напротив и ехать в обратную сторону.
   У центрального входа вокзала, перед парадными стеклянными дверями, стоят три парня, смуглые черноволосые южане. Я выхожу из автобуса и вижу как ребята напряглись и начали о чем то совещаться. Я поднимаюсь по ступенькам и подхожу к двери. Тут один из парней идет ко мне на встречу.
   - Приятель, - говорит он мне с явным акцентом, - отойдем в сторону.
   - Зачем?
   - Нам надо выяснить кое что. Не задерживай людей.
   Сзади меня действительно скопились пассажиры автобуса. Я отошел в сторону. Парни окружили меня.
   - Слушайте, - обращается ко мне старший, вы очень похожи на одного человека. - Вы не Джафаров?
   Джафаров? Странно, я второй раз слышу эту фамилию. Может я действительно Джафаров.
   - Нет.
   Парень достает из кармана карточку и смотрит на нее, потом на меня.
   - Вроде похож. Наиль, похож?
   Он передает карточку другому.
   - Черт его знает, у этого волосы белые и скулы выпирают, но чем то похож, - отвечает Наиль.
   - Придется проехаться с нами...
   - Простите, но мне надо на вокзал?
   - Никуда не пойдешь, тебя ждут в другом месте.
   - И где же?
   - В Самарканде.
   - Кто?
   - Муфтий Фархас...
   Мне это ничего не говорит. Георгий Иванович просил лучше поехать в Москву. Эти ребята совсем не нравятся.
   - Нет, ребята, мне в другую сторону...
   - Возьмите его, - командует старший, - и в машину.
   Чувство опасности сразу пришло ко мне. Как там показывал приемы староста в моей тюрьме. Резко вскидываю руки назад. Кажется достал, один парень держится за нос, другой свалился на камни. Я отскакиваю и ребром ладони бью по шее того, из носа которого капает кровь. Теперь оба парня лежат на камнях, один еще пытаются подняться, старший немного растерян. Он два раза махнул в мою сторону кулаками. Я уклонился и стал наступать, обманываю его левой рукой и хорошим приемом заезжаю ему в скулу, правой. Парня подбрасывает. Стекла дверей разлетаются вдребезги, он просто улетел в зал ожиданий. Вокруг закричали любопытные пассажиры.
   - Парень, - симпатичная девчонка дергает меня за рукав, - беги, мильтоны идут.
   Я оглядываюсь. Два милиционера спешили, с площади перед вокзалом, к нам. В мои планы встреча со служителями правопорядка не входила. Девчонка тянет за руку.
   - Беги за мной.
   Она первая влетает в разбитые двери вокзала и мы, проскочив мимо стонущего на полу южанина, петляем по коридорам с людьми. Опять дверь и мы на перроне. Рядом стоит пассажирский состав. Девушка добегает до девятого вагона.. В дверях стоит с флажками заспанная проводница.
   - Варя, - орет моя спутница, - Варя.
   - Галька, ты чего?
   - Возьми парня.
   - Да ты что? Меня начальник поезда вздрючит.
   - А его сейчас сцапают мильтоны. Он там черным рожу набил.
   - Вечно ты Галка вляпаешься в историю. Полезай быстрей, - командует она мне.
   Я залезаю в вагон. Девчонка, которую назвали Галей, быстро смоталась. Через пять минут мимо вагонов бегут два милиционера с чуть прихрамывающим парнем, одним из тех, которые пытались меня остановить перед входом вокзала.
   - Ты здесь мужчину не видела, - кричит проводнице милиционер. - Он без вещей, в сером пиджаке, такой... с белыми волосами.
   - Не видела.
   Группа бежит дальше. Вагон дергается и медленно набирает ход. Когда состав разогнался, проводница закрывает дверь.
   - Ну пошли, бедолага, посидишь у меня в купе.
   В купе она закуривает.
   - А куда мы едем? - спрашиваю я.
   - В Алма-Ату.
   - Вот черт, мне ведь надо в другую сторону.
   - Куда?
   - В Москву.
   - Это просто. Завтра мы приедем в Алма-Ату, там пересядешь на поезд до Москвы и поедешь обратно, - она затягивается. - А за что ты избил черномазых?
   - Приставать стали...
   - Правильно сделал, что набил им рожу. Нашему брату от них здорово достается. Терпеть не могу эту сволочь. У тебя деньги есть?
   - Есть, но мало.
   - Ты зэк? Только что освободили?
   - Вроде так.
   - За что сидел?
   - Не знаю.
   - Все вы так говорите, а сколько отсидел?
   - Больше года.
   Она кивает головой.
   - Небольшой срок. Видно не очень то набедокурил...
   - Я бы сидел больше, но нашу тюрьму закрыли, всех заключенных отправили по домам.
   - Постой, постой, чушь какая то. Ты не врешь?
   - Нет. Мы политические. Нас всех выпустил и отправил по домам.
   - Бедненькие.
   При слове "политические", она поверила.
   - Ты сиди здесь как мышка. Я сейчас пойду проверю пассажиров, а потом мы с тобой попьем чаю,
   Наступает вечер. Мимо окон проносятся скучные поселки и заросшие или голые степи. Галя раздает спальные принадлежности, я ей помогаю, вытаскиваю комплекты простыней, наволочек и полотенец из мешков. Уже после того, как все в вагоне успокоились, Галя легла подремать. Я сижу напротив и читаю газеты, которые достались от какого то пассажира, сошедшего минут пятнадцать назад. В дверь постучались. Я открываю и тут же ствол пистолета уперся мне в живот. Два человека, с характерными чертами южан, вталкивают меня внутрь. Галя просыпается и отрывает голову от подушки.
   - Граждане, вы чего?
   - Заткнись, - произнес первый с заметным акцентом.
   Толчком ствола в живот, он отталкивает меня на лежанку.
   - Сидеть.
   Галя с испугом приподнимается и садиться ближе к окну.
   - Какая сейчас ближайшая остановка? - спрашивает ее тот, что с пистолетом.
   - Не... не... помню... Там расписание... на двери...
   - Сабир, посмотри.
   Второй спутник открывает дверь и заглядывает за дверь. Между тем, дырочка пистолета смотрит мне в живот. Сабир возвращается и захлопывает дверь.
   - Через двадцать минут, Аягуз.
   - Отлично. Куда собрались, гражданин Джафаров? - это уже обращение ко мне.
   - Я не Джафаров.
   - Не надо только пачкать нам мозги. Нам точно сообщили, что вас сегодня выпустят из лечебницы, мы вынуждены десятки ребят пустить по вашим следам. Хорошо догадались проверить и этот поезд...
   - Я вам повторяю, я не Джафаров.
   - Потом разберемся. Протяните вашу руку. Не эту, левую.
   Блеснули наручники и щелкнула стальная клешня на запястье, другую клешню захлопнули на кронштейне столика. Пистолет уперся в висок.
   - Сабир, обыщи.
   Второй склоняется и ловко обшаривает карманы. Он вытаскивает справку и деньги.
   - Больше ничего нет.
   Старший удовлетворенно вздохнул и спрятал пистолет под ремень.
   - Что там в бумажке. Дай.
   Сабир передает ему бумажку.
   - Непомнящий Иван Иванович... Ишь как законспирировался.
   - Вы кто, милиция?
   Они засмеялись.
   - Джафаров, мы такая же милиция, как и ты Непомнящий. Неужели ты растерял свое чутье. Раньше бегал от нас, как баран, поймать не могли... На, утрись своей бумажкой и спрячь свои ненужные деньги, а то еще обвинишь нас перед муфтием, что мы тебя ограбили.
   Я свободной рукой все рассовываю по карманам.
   - Нам скоро выходить, - замечает Сабир.
   - Выйдем. - подтверждает старший.
   Они присели и слышно, как стучат колеса на стыках.
   Мои охранники поднялись.
   - Пора.
   Этот тип говорит, что я раньше бегал от них. Значит надо бежать и сейчас. Кем же я все таки был?
   - Сабир, дай ключ, - старший протягивает руку.
   Он берет маленький ключик и сгибается, чтобы открыть наручник, замкнутый на кронштейне столика. Только слышу щелчок и чувствую свободу руки, как тут ребром ладони другой руки ударяю по шее. Хорошо меня потренировал староста, слышен хруст позвонков и тело падает на мои колени. Поднимаю голову и вижу, как Сабир тянет руку за пазуху, я хватаю расслабленное тело, подтаскиваю его на уровне плеч. Грохочет два выстрела и тело в моих руках дергается, как будь то приложили тысячу вольт. Я набрасываю труп на Сабира, они оба падают на лежанку, к вжавшейся в стенку Гале, и пока живой борется с мертвым, делаю рывок к двери и выскакиваю наружу. Теперь в тамбур и там открываю наружную дверь. Поезд замедляет ход. На меня наплывает город, вернее грязный, неряшливый, одноэтажный пригород. Прыгаю в какое то подобие канавы.
   Я здорово ударился о столб. Перед глазами запрыгали разноцветные огни. И вдруг картина стала мелко трястись и проясняться...
   .......................................................................
   - Саша, ты слышишь меня, Саша, - симпатичная черноволосая девушка склонилась надо мной и пыталась травинкой пощекотать нос.
   - Ага, попалась, - я схватил ее и притянул к себе.
   - Сашка, пусти.
   - Ну уж нет.
   Я поцеловал ее. Потом перехватил голову и прижал к губам. Она сначала дернулась, чтобы вырваться, потом затихла. Мы не можем оторваться друг от друга. Наконец я освобождаю хватку. Девушка сразу поднимает голову.
   - Ну и напугал же ты меня.
   - Чего это вдруг?
   - Ты же сейчас грохнулся головой с яблони.
   - Правда?
   Я поднимаю глаза и вижу над собой раскидистые ветки с огромными яблоками.
   - А зачем я туда полез?
   - Ты что, шутишь? Ты же хотел достать мне яблоко.
   - Сейчас достану.
   - Неужели тебе хочется встать?
   - Нет. Я согласен так лежать все время. До чего приятно чувствовать твое горячее тело.
   - Дурак... Все испортил... Неужели нельзя без этого...
   - Без этого, нельзя...
   И тут я прочел на арабском языке один отрывок из поэмы.
   Нет, скажем: эти губы - леденец,
   А родинка у рта - индус-купец: