– Вот именно.
   Они немного помолчали. Как бы помянули минутой молчания безвременно ушедшего майора.
   – Что с Алеком Ранком? – перешел к делу Роман.
   Слепцов раскрыл папку.
   – Скорее всего, бандиты увели его с собой. Ваша задача: отыскать Ранка и завладеть записью разговора. Также необходимо удалить запись с винчестера Ранка.
   – Понятно, – кивнул Роман.
   – Имейте в виду: информация особой важности. Нам удалось прослушать часть записи. Похоже, речь идет о заговоре против Уго Чавеса.
   – А до него нам какое дело? – не подумав, ляпнул Роман.
   Слепцов даже откинулся на спинку кресла. Вся его фигура выразила высшую степень негодования.
   – Вы, вообще, телевизор смотрите? – с нескрываемым презрением спросил он.
   – Честно говоря, есть дела поважнее, – огрызнулся Роман, вновь с удовольствием становясь самим собой.
   – Не сомневаюсь, – кивнул Слепцов . – И очень хорошо знаю, что за это дела.
   На последнем слове его голос повысился. Не было сомнений в том, что дело сейчас дойдет до нотаций, читать которые Слепцов был большой охотник.
   – Давайте лучше о работе, товарищ генерал, – мирно предложил Роман, меньше всего желающий выслушивать нудную критику своего образа жизни.
   – Попрошу вас не давать мне указания в моем собственном кабинете!
   Роман достал сигареты и закурил. Старая калоша. Хотел же, как лучше! Нет, видно, лучше будет только в другой жизни.
   – Кто вам разрешил курить?! – взвился Слепцов.
   – Никто, – отозвался Роман. – Дайте, пожалуйста, пепельницу.
   Слепцов побагровел. С минуту он тяжело дышал, глядя страшными глазами на наглеца, невозмутимо пускающего дым тонкими струйками. Затем достал из ящика хрустальную пепельницу и стукнул ею по столу. Впрочем, аккуратно: опасался за лакировку.
   – Последний раз я терплю ваши выходки!
   – Договорились.
   – По окончании дела прошу вас подать рапорт о переводе в другой отдел.
   – Уже подавал, – напомнил Роман. – Трижды.
   – На этот раз ваша просьба будет удовлетворена. Можете быть уверены.
   – Надеюсь.
   Роман загасил окурок, разогнал рукой дым вокруг себя.
   – Так что там про Уго Чавеса?
   Багрянец со щек Слепцова уже сошел. В глубине души Роман подозревал, что шеф неосознанно нуждается в нем, как рыба нуждается в воде. А вспышки гнева нужны были ему так же, как регулярная выпивка алкоголику. Для снятия напряжения, чтобы сосуды не полопались. Хотя, конечно, сам генерал ни в чем подобном не признался бы даже под пытками.
   Впрочем, Роман, как натура впечатлительная, мог сильно преувеличивать сложность внутреннего мира своего начальства.
   – Когда вы перестанете валять дурака, капитан? – спросил Слепцов.
   – Когда перестану им быть, товарищ генерал, – серьезно ответил Роман.
   Слепцов усмехнулся. Сняв очки, он принялся массировать большим и указательным пальцами розовую седловинку на переносице.
   – Читать вам лекцию по экономической географии я не собираюсь, – сказал он, не поднимая коричневых век. – Но хочу, чтобы вы четко уяснили: Венесуэла на сегодняшний день является одним из наших главных стратегических партнеров. Причем в таком важном регионе, как Южная Америка. Поэтому безопасность ее президента является для нас одним из приоритетных направлений.
   Закончив наконец массировать переносицу, Слепцов водрузил на нее очки и строго глянул на Романа.
   – Это, надеюсь, вам понятно, Морозов?
   – Так точно, товарищ генерал, – вполне себе примерно отозвался Роман.
   – Ну и славно, – вельможным тоном одобрил Слепцов. – Будем считать, что урок ликбеза закончен. Полистайте пока это.
   И перебросил Роману папку.
   Пока тот изучал скудное содержимое, генерал поднялся и стал неторопливо прогуливаться по кабинету. По опыту Роман знал, что сия прогулка не продлиться более трех минут, поэтому впитывал информацию в темпе. И когда ровно через три минуты Слепцов сел на место, он закрыл папку и вернул шефу.
   – Помните, Морозов, – поднял напутственный палец Слепцов. – Никаких излишеств… Этих, в вашем стиле. Четко выполнили задание, четко доложили. И ждите последующих инструкций.
   – Товарищ генерал, но оперативная обстановка может сложиться так… – начал Роман.
   – Оперативная обстановка сложится так, как сложите ее вы, – отрезал генерал. – И не надо, знаете ли, выстраивать мне здесь этот предварительный коридор вседозволенности.
   Как всякий замшелый бюрократ, Слепцов питал слабость к сильным речевым оборотам. К чему Роман, впрочем, будучи сам не без греха, относился снисходительно. Другое дело, что это была далеко не единственная слабость шефа.
   Усилив оборот вращательным движением руки, что, видимо, и означало тот самый коридор, Слепцов побарабанил пальцами по столу, как бы закрепляя сказанное и показанное.
   – Я могу идти, товарищ генерал? – осведомился Роман. – У меня скоро вылет.
   – Можете, – вяло кивнул Слепцов, точно потеряв к нему всякий интерес.
   Роман уже дошел до двери, когда его настиг окрепший голос шефа.
   – Никаких фокусов, Морозов!
   Не оборачиваясь, Роман кивнул и выскочил вон.
   Ну, худшее осталось позади.
   Дубинин уже свернул окно с ослепительной брюнеткой и теперь деловито перебирал бумаги.
   – Ты будешь обо мне скучать? – спросил Роман.
   Дубинин на минуту оторвался от бумаг. Какое-то время изучающее смотрел на капитана, а потом огорошил вопросом.
   – У тебя как со здоровьем?
   – А что? – насторожился тот.
   – Головокружения не случаются? На память на жалуешься?
   – Н-нет...
   Под пристальным взглядом Дубинина Роман ощутил легкое беспокойство.
   С чего это он вдруг про память заговорил? Может, есть тайные приметы, намекающее на утрату им некоторых профессиональных способностей? Вон и эта, как ее, Ира приставала.
   Сговорились они, что ли?
   А то еще – подосланная?! Известно, как Контора следит за профпригодностью кадров.
   – Ну-ну, – кивнул Дубинин, возвращаясь к своим бумагам.
   – Ты к чему это, подполковник? – засуетился Роман. – Ты толком скажи. Чего нукаешь?
   – В зеркало посмотрись, – проворчал Дубинин. – Глаза красные, веки припухшие… Руки дрожат. Как ты вообще живой?
   Роман кинулся к зеркалу, схватился пальцами за лицо, разглядывая себя и так, и эдак.
   Да, прав, прав подполковник! Кожа серая, в глазах муть, вокруг век набрякшие стариковские жилки. Образ мачо стремительно растворялся в немолодом и не очень здоровом дяденьке. Ай-яй-яй, до чего довел себя ночными бдениями. Лет на пять постарел – и не заметил. Так и модный прикид не поможет.
   Но внешность – не самое страшное. Внешность нетрудно и подправить. Пару месяцев диеты и крепкого сна, массаж, бассейн, сауна, блефаропластика на худой конец – и вот ты уже снова в форме. Страшно другое. Потеря памяти, главного качества разведчика. На языки, на имена, на звуки, на запахи, на породы собак, на марки оружия, на духи, на шоколад, на ткани, на все, на все, на все. Когда-то Роман сходу запоминал страницы убористого текста, десятки имен, сотни названий и мог среди ночи ответить без запинки на любой вопрос. А сейчас? Даже имени девушки запомнить не смог. И это в каких-то тридцать… э-э… сколько их там? В общем, в без малого сорок лет.
   А что с ним дальше будет? Собственно, предсказать нетрудно. Периоды амнезии начнут увеличиваться, он провалит одно задание, второе – и вылетит из Управления, как пробка. И что тогда? Несмотря на пристрастие к беспорядочному и, по мнению Слепцова, роскошному образу жизни, Роман, в душе романтик и патриот, не представлял себя без своей работы. Как это – Родина будет в опасности, но его на помощь не призовет? О таком даже подумать страшно. К чему тогда эта «роскошная» жизнь, если из нее исчезнет главное?
   Все эти мысли вихрем пронеслись в голове Романа, и он в расстроенных чувствах повернулся к Дубинину.
   – Что, все так плохо?
   – Как тебе сказать…
   – Ночь, понимаешь, была неспокойная, – пустился в объяснения Роман, тем более жалкие, что в них никто не нуждался.
   – Угу, – буркнул Дубинин, перекладывая бумажки.
   – До Штатов полсуток лететь. Отосплюсь… – бодрился Роман.
   – В эконом-классе? – думая о своем, спросил Дубинин.
   – Да хоть и в эконом… – сник Роман.
   Подумал: может, купить билет в первый за свои? Хороший сон стоит лишних тысяч.
   Но тут же вспомнил, что своих никаких не осталось, и, значит, он полностью переходит на обеспечение Конторы. А каково это обеспечение, известно всем. Червячка, конечно, заморишь, и на такси при случае найдется, но и только. А еще за каждую копейку отчет потребуют. Так что поездочка престоит та еще.
   – Ладно, пошел я, – сказал Роман, избегая взглядом зеркала.
   – Ага.
   Равнодушие Дубинина задело. Но что ты ему скажешь? Вон он как занят, сей образцовый офицер. Гнать, правда, не гонит, но всем видом дает понять: тратить время попусту он не намерен. Дали вам указания – и идите себе, выполняйте. Если, конечно, еще на что-то способны.
   Роман почувствовал спасительную злость. Рановато, товарищ подполковник, вы на меня рукой махнули. Я, может, нынче и несколько несвеж, но отнюдь не до такой степени, чтобы не справиться с плевой задачкой.
   Что задачка плевая, Роман не сомневался. Слепцов имел железную привычку с тех еще времен: дела, сулившие продвижение по службе, поручались только самым достойным. Роман к этим достойным, понятно, не относился и потому привык довольствоваться лишь крохами с барского стола.
   Поначалу его это бесило. Как же, у генерала Антонова, у которого он начинал и который, собственно, и сделал из него агента экстра-класса, он был примой, лучшим из лучших, незаменимым et cetera. Но после безвременной кончины Антонова, попав в отдел к Слепцову, человеку совсем другого склада, Роман вдруг оказался не у дел. Не пришелся ко двору, видите ли, замашки его вольные, видите ли, не понравились. Ну и задвинули в пыльный угол, доставая иногда без охоты, как старое ружье.
   Ох, как Роман первое время негодовал, как старался посильнее боднуть Слепцова, доказывая, что он по прежнему лучший из лучших, что Слепцов – выскочка, ноль без палочки и что он вообще в разведке ничего не смыслит.
   В доказательствах этих Роман преуспел мало, зато шишек себе набил не один десяток. Слепцов по своей цельности превосходил гранит, и какие бы то ни было установки он принимал только сверху, но уж никак не снизу. В общем, Роман зря старался, хотя иной раз и привносил в жизнь шефа малоприятное разнообразие.
   Впоследствии он стал относиться к своему положению нелюбимого пасынка чуть спокойнее. Попривык, да и возраст как никак не мальчишеский. Хотя мстительный зуд внутри ощущал всегда. Слишком долго копились обиды, чтобы так просто от них отказаться. И природную антипатию со счетов на спишешь. Это как персональный запах: сколько мыла не изводи, все равно пробьется. И хотя Роман в открытую шефа задирать перестал, от удовольствия лишний раз попортить ему кровь не мог отказаться. Глупо, да. Но так уж устроен человек.
   Несколько неожиданным было отступничество Дубинина, которого Роман, несмотря на возникающие между ними мелкие трения, считал своим союзником. Что-что, а слова поддержки у подполковника всегда находились. А тут – как чужой. Даже не смотрит. Мол, конченый ты человек, Морозов, и говорить с тобой не о чем.
   Смутить Романа было трудно, но из кабинета Дубинина он вышел в сильнейшем раздражении. Ладно-ладно, мы еще проверим, кто из нас годнее, шептал он. Обтяпаю ваше проваленное дельце в лучшем виде. Оглянуться не успеете, все будет готово. Послезавтра ждите домой. Нет, завтра! Чего там делать, в этой Америке? Разогнать пару-тройку негров? Да проще простого. Дайте только до них дорваться.
   Из Управления Роман вышел с видом тореадора, готового вступить в бой не с одним быком, а по крайней мере с десятком. Загустевшая было кровь шипела и пенилась, мысль работала на полных оборотах.
   Сидя в машине, везущей его в аэропорт, Роман повторил про себя полученную информацию. Итак. Алек Ранк. Восьмидесятого года рождения. Рыжий. Так. Это, это, это… Понятно. Адрес. Помню. Далее. Некий Билли, афроамериканец. Судя по всему, уличный громила, сутенер, наркодилер и прочая. Место обитания – Южный Бронкс. Там же, где живет Ранк. Ну, все понятно. И с памятью полный порядок. Напрасно он в себе засомневался. Как говорится, мастерство не пропьешь.
   Перед посадкой Роман сходил в туалет. И там, моя руки под краном, осторожно посмотрелся в зеркало.
   Ну и ничего, лицо как лицо! Интеллигент средних лет после защиты диссертации. Несколько увлекся, отмечая успех, но с кем не бывает? Умный, как говорится, проспится, дурак никогда. А поскольку Романа дураком не назвал бы даже самый злобный его недоброжелатель, то и беды никакой не наблюдалось. Зря Дубинин страху нагнал.
   А может, не зря, усмехнулся Роман, окончательно успокаиваясь. Применил свои методы приведения в чувство. Ударил по самому больному месту. И до чего ловко ударил! На что уж Роман Евгеньевич стреляный воробей, а и то попался.
   Молодец подполковник. Знает свое дело. Да другого Слепцов возле себя и не держал бы. Самого бог талантами обделил, так хоть чужими научил пользоваться. На том, кстати сказать, всегда и выплывал.
   Тут мысли Романа пошли в сторону обличений и обид, и поскольку обличать и обижаться ему надоело по дороге в аэропорт, он решительно себя остановил и заставил думать о чем угодно, но только не о своих отношениях с начальством.
   Уже сидя в самолете, он с удовлетворением отметил, что голова его спокойна, а тело, не без комфорта расположившееся в тесноватом кресле, готово к долгой и продуктивной дреме. Он было уже и задремал, не дожидаясь взлета, но тут зазвонил мобильный.
   Леня.
   Леня был приятелем и партнером Романа. Несколько лет назад Роман спас биржевого брокера Леонида Пригова от тюрьмы и, как не без оснований предполагал сам Леня, от верной смерти. В благодарность Леня стал личным маклером Романа, что позволило последнему в короткий срок почувствовать себя обеспеченным человеком и стать завсегдатаем дорогих ресторанов и модных клубов. Само собой, призыв Лени снабжать его своевременной информацией коммерческого толка нашел самый горячий отклик в сердце капитана Морозова. Он, по мере своих скромных сил, принялся снабжать Лену некоторыми деликатными новостями, которые тот с недосягаемым для Романа искусством воплощал в живые деньги. Тандем заработал с обоюдной выгодой, хотя и не без некоторых сбоев.
   Сбои эти преимущественно заключались в том, что порой Роман Евгеньевич слишком уж увлекался своим любимым и главным делом – защитой Родины и тем самым резко снижал внимание к заказам Лени. Того это бесило не на шутку, ибо страдало его главное дело, и он не раз грозил Роману расторжением договора. Но все как-то выравнивалось, и они продолжали сотрудничать и приятельствовать.
   Последнее время дела шли неважно. Сказывались потрясения в мировой финансовой системе. Нефть дешевела, будущее казалось неясным, и биржа затаила дыхание, гадая, чем обернется для нее год грядущий. В связи с этим Леня играл очень осторожно, опираясь только на стопроцентную информацию. Он и всегда-то был осторожен, а сейчас увеличил свои требования на порядок. Роман, склонный к рискованным действиям, должен был проверять каждую безделицу по нескольку раз, что не лучшим образом отражалось на его характере. Но, как ни трудны были времена, Леня все же умудрялся зарабатывать верную копейку там, где другие пускали пузыри, и Роман волей-неволей должен был подчиняться требованиям старшего компаньона.
   Сегодняшний проигрыш в казино, куда, увы, он захаживал гораздо чаще, чем следовало, свел на нет все его усилия по созданию «подушки безопасности». Надежда выправить положение, как всегда, целиком возлагалась на Леню, поэтому Роман приветствовал его со всей возможной предупредительностью.
   – Здравствуй, Ленчик, дорогой! А я думаю, куда это ты запропастился? С тобой все в порядке?
   После долгого молчания в трубке послышался вздох.
   – Хоть что-нибудь у тебя осталось?
   Проницательность Лени не уступала проницательности Дубинина. Роман понял, что надо каяться.
   – Ничего, – честно сказал он.
   Снова молчание. Раньше Леня набрасывался с упреками и колкостями. Но новые времена давались ему нелегко, и теперь он лишь укоризненно молчал.
   Молчание это было для Роман хуже привычных нагоняев, поэтому он заерзал и толкнул локтем соседку, полную даму в очках.
   Та, глядевшая на него до этого вполне благосклонно, поджала губы.
   – Извините, – прошептал Роман.
   – Должна вам напомнить, молодой человек, что пользоваться мобильным телефонами в самолете запрещено, – громогласно возвестила та.
   – Что это там шумит? – полюбопытствовал Леня.
   – Так… Самолет.
   Дама сбоку что-то сдавленно прошипела.
   – Ты куда-то летишь? – оживился Леня.
   – Да… Но это на пару дней, не больше. Для нас это никакого интереса не представляет.
   – Гм. Могу я узнать, куда все-таки ты направляешься?
   – Да, Леня, конечно…
   Роман покосился на соседку. Та махала кому-то рукой. Роман понял: надо торопиться.
   – В Америку, – доложил он в трубку.
   – А точнее?
   – В Нью-Йорк.
   – Да, на сей раз ты прав. Делать там действительно нечего, – хорошенько подумав, согласился Леня.
   – Так вот и я о том же…
   Роман увидел, что по проходу несется стюардесса.
   Тогда он спрятался за спинку кресла и зажал трубку обеими руками. Пора было заканчивать разговор, но подгонять Леню – себе дороже.
   – Ладно, возвращайся поскорее, – неторопливо сказал тот. – Здесь для тебя кое-что есть.
   – Считай, уже вернулся, – горячо заверил его Роман.
   – Счастливой дороги.
   – Спасибо, Леня…
   Обычно Леня не тратил время на пустые разговоры. Но меланхолия, охватившая мировую биржу, покрыла коррозией и его некогда железный характер.
   Стюардесса налетела вихрем и нависла над Романом.
   – Вот! – послышался вопль толстухи.
   – Немедленно выключите телефон! – заявила стюардесса. – Мы взлетаем через минуту, все разговоры запрещены.
   – Да, да, – закивал Роман.
   – Ты с кем это? – поинтересовался Леня.
   – С соседкой…
   Толстуха возмущенно скрипнула креслом. Стюардесса, тоненькая миловидная брюнетка, свела брови в суровую нитку.
   – И как соседка? – не без былого ехидства спросил Леня. – Ноги от ушей и все такое?
   – В общем, да… – вяло подтвердил Роман.
   – Пассажир, прекратите разговор! – взвыла стюардесса.
   – Сейчас, сейчас…
   – Ладно, будешь на Уолл-стрит, дай от моего имени хорошенького пинка их гребаному быку, – попросил Леня, никак не чувствовавший остроты момента.
   – Всенепременно, – пообещал Роман.
   Стюардесса подняла ручку с острыми ноготками и нацелилась на трубку.
   – Пассажир!
   – Ну, до встречи.
   – Пока…
   Трубка запикала отбоем. Рука стюардессы метнулась вперед, но Роман оказался быстрее, и пальцы, сомкнувшись, ухватили пустоту.
   Роман выключил телефон и показал его стюардессе.
   – Все, молчу, молчу.
   – Как вам не стыдно! – с чувством сказал та.
   – Очень стыдно. Но это был срочный звонок. Жена рожает, сами понимаете.
   Толстуха опасно зашевелилась. Но брови стюардессы уже разгладились, и во взгляде ее появилось то, что всегда появляется во взгляде женщины при этом сакраментальном заявлении.
   Послышался гул двигателей.
   Роман посмотрел на бейдж проводницы.
   – Танечка, – сказал он, улыбаясь как можно мягче, – можно попросить вас принести мне рюмку коньяку? Что-то нервы разошлись, успокоить бы...
   – Как только взлетим, сразу принесу, – заверила его Танечка, в одночасье из врага сделавшаяся самой пылкой его сторонницей.
   – Спасибо. Вам заказать? – повернулся Роман к своей соседке.
   – Я не пью, – отрезала та.
   Но когда стюардесса удалилась и самолет пошел на взлет, она все-таки не выдержала.
   – Вашу жену зовут Леня?
   – Кто вам сказал? – удивился Роман.
   Болше соседка его не беспокоила.

Венесуэла, вилла Ла-Плайя, 17 сентября

   Увидев на дисплее мобильного телефона номер звонившего, синьор Рамеро вышел на балкон – подальше от чужих ушей. И хотя все, кто служил в его доме, были людьми проверенными и надежными, рисковать в таком деле он не мог.
   – Я слушаю, – сказал он на безупречном английском языке.
   – Есть новости, – послышался голос с грубоватым американским акцентом.
   Синьор Рамеро помолчал. Понять по интонации говорившего, какого рода новости, было сложно. Но, учитывая неурочность звонка, вряд ли они могли быть хорошими.
   – Что случилось? – спросил синьор Рамеро.
   – Небольшая проблема.
   – Говорите.
   – Кто-то слышал наш разговор. Есть подозрение, что сделана запись этого разговора.
   Синьор Рамеро почувствовал, как трубка в его руке становится влажной.
   – Но как это возможно? – стараясь говорить ровно, спросил он. – Связь защищена.
   – Кто-то сумел преодолеть защиту.
   – Кто?
   – Ищем. Скорее всего, это был случайный взлом. Выходка какого-то хакера. К сожалению, от подобных случайностей не застрахован никто.
   – Да, – отозвался Рамеро. – Вероятно.
   Что говорить дальше, он не знал. Упрекать собеседника в неосторожности бессмысленно, признавать свою вину – с какой стати? Лучше послушать, что скажет собеседник.
   – Мы уже приняли меры, – сообщил тот. – Идет поиск взломщика. Думаю, в ближайшее время он будет найден.
   – Приятно слышать.
   – Вам не о чем беспокоиться. Все наши договоренности остаются в силе.
   – А если… информация пошла дальше?
   – Вряд ли, – тут же опроверг эту возможность американец. – Во-первых, нужно время, чтобы выйти на заинтересованного покупателя. Во-вторых, покупатель может не заинтересоваться товаром. Фамилий не названо, все достаточно расплывчато…
   – Кому надо, поймет, – пробормотал Рамеро.
   – Это верно. Но будем надеяться, что мы перехватим взломщика до того, как он найдет понятливого покупателя. Если он вообще станет кого-либо искать.
   – Но в любом случае нейтрализовать его надо как можно скорее, – твердо сказал Рамеро.
   – Безусловно. Считайте, что он уже нейтрализован.
   – Как вы намерены с ним…
   Синьор Рамеро спохватился и оборвал себя на полуслове.
   – Можете говорить смело, – успокоил его собеседник. – Эта линия защищена надежнее, чем Белый дом.
   «Все бы хвастать этим янки, – неприязненно подумал синьор Рамеро. – А сами профукали какого-то идиота. Теперь вся операция может оказаться под угрозой».
   – Я хотел спросить, что вы намерены делать со взломщиком? – сделав над собой усилие, закончил мысль Рамеро. – Ведь он сам по себе опасный свидетель.
   – Пусть вас это не беспокоит, – твердо ответил американец. – Мы решим этот вопрос так, что он не будет иметь никаких последствий.
   – Очень хорошо. В таком случае я не вижу повода для беспокойства.
   – Именно об этом я и хотел вам сказать, дорогой друг. Хотя в ближайшее время, до тех пор, пока мы не найдем взломщика, нам нужно будет проявлять повышенную осторожность. Так, на всякий случай.
   – Совершенно с вами согласен. Это все, что вы хотели мне сказать?
   – Практически, да. Как только положение изменится, я вас обязательно проинформирую.
   – Буду с нетерпением ждать.
   – Всего хорошего.
   – Всего хорошего.
   Синьор Рамеро опустил руку с телефоном. Некоторое время, стоя у парапета, он наблюдал за тем, как садовник подрезает розовые кусты. Тот, видя внимание хозяина, старался вовсю, не замечая палящего солнца.
   «Ничего особенного не произошло, – говорил себе Рамеро, крутя в руках скользкую трубку. – Американцы не новички в этих играх. Взломщик будет пойман в самое ближайшее время, в этом нет сомнений. Как они с ним поступят? Скорее всего… Впрочем, до этого мне нет никакого дела. Тем более что моей помощи они не запросили. А раз так, мне и вовсе не стоит тревожиться».
   Он поманил к себе садовника, и когда тот подошел, приказал ему срезать букет белых роз к обеденному столу. Белые розы всегда действовали на синьора Рамеро умиротворяющее, а после минувшего разговора он чувствовал – успокоиться ему будет нелегко, как бы искусно он себя ни убеждал в том, что повода для тревоги нет.

США, Нью-Йорк, 17 сентября

   Роман терпеть не мог эти долгие, на полглобуса, перелеты. И добро бы, давали время на акклиматизацию и отдых. Куда там! Таможню не успел пройти, а Дубинин уже названивает: как дела, мол, дорогой товарищ?
   А какие там дела, если прилетел весь расклеенный, точно после марафона? Думал поспать, но сон, как на зло, не шел. То ли коньяк попался плохой, то ли храп соседки мешал, но за дорогу удалось покемарить от силы часа два, не больше, а так все маета да вертежка. Вследствие чего на американскую землю Роман Евгеньевич ступил в настроении далеко не героическом, употребляя остатки сил на то, чтобы сдерживать поминутно разевающийся рот.
   А кто во всем этом безобразии был виноват? Ответ напрашивался сам собой: родная контора и виновата. Пожалела денег на билет в первом классе, вот и прибыл агент на работу никакой. А потом будут пытать, почему плохо сработал? Да вот потому!
   Но Дубинину всего этого Роман говорить не стал. Не поймет, да и времени нет. Решил, что выскажется по возвращении.
   – Как намерен действовать? – спросил подполковник.
   Роман увидел, что ему машет рукой какой-то рослый субъект в сером костюме. Неторопливо двинулся к нему.