Кунц Дин. Подозреваемый

   Митч поднял руку и начал массировать шею, как, возможно, поступил бы расслабившийся человек, понимающий, что речь идет о чем-то, совершенно его не касающемся.
   – Странное дело, вор пришел в такой район пешком и ушел на своих двоих с украденной собакой. Странно, что при нем не было никаких документов. Еще более странно, что его убили, едва он отшагал три квартала. А самое удивительное, мистер Рафферти, состоит в том, что вы, главный свидетель убийства, его знали.
   – Но я его не знал.
   – В свое время, – настаивал Таггарт, – вы знали его очень хорошо.

Глава 10

   Белый потолок, белые половицы, белые плетеные кресла, черно-серая ночная бабочка. Если раньше крыльцо казалось Митчу таким знакомым, светлым и просторным, то теперь вдруг потемнело, сжалось, стало чужим.
   Таггарт все еще не поднимал головы.
   – Один из джейков присмотрелся к убитому и узнал его.
   – Джейков?
   – Один из полицейских. Сказал, что два года тому назад арестовывал этого парня по обвинению в хранении наркотиков после того, как остановил за нарушение правил дорожного движения. В тюрьму он не попал, но отпечатки его пальцев хранились в нашем архиве, поэтому мы быстро установили, кто он. Мистер Барнс говорит, что вы оба учились с убитым в одном классе средней школы.
   Митчу очень хотелось, чтобы детектив встретился с ним взглядом. Таггарт, несомненно, отличил бы искреннее изумление от наигранного.
   – Его звали Джейсон Остин.
   – Я не просто учился с ним в одном классе, – ответил Митч. – Джейсон и я целый год снимали одну квартиру.
   Вот тут Таггарт поднял на него глаза.
   – Знаю.
   – Игги сказал вам об этом.
   – Да.
   Митч попытался продемонстрировать полную открытость.
   – После средней школы я год жил с родителями, учился на курсах.
   – Декоративного садоводства.
   – Совершенно верно. Потом поступил на работу в компанию, которая этим занималась, и уехал из родительского дома. Хотел иметь свою квартиру. Но полностью оплачивать ее не мог, поэтому мы с Джейсоном сняли одну на двоих.
   Детектив опять наклонил голову, словно предпочитал смотреть Митчу в глаза, когда тот чувствовал себя не в своей тарелке.
   – На тротуаре лежал не Джейсон, – уверенно добавил Митч.
   Таггарт открыл клапан белого конверта.
   – Его опознал не только полицейский, чьи слова подтвердили отпечатки пальцев, но и мистер Барнс.
   Он вытащил из конверта цветную фотографию размером восемь на десять дюймов и протянул Митчу.
   Полицейский фотограф изменил положение трупа, чтобы в объектив попали три четверти лица. И голову повернул влево, чтобы сама рана осталась за кадром.
   Лицо чуть деформировалось пулей, которая вошла в один висок, пробила мозг и вышла между вторым виском и затылком. Левый глаз закрылся, зато правый чуть не вылезал из орбиты, придавая убитому сходство с циклопом.
   – Возможно, это Джейсон, – признал Митч.
   – Он самый.
   – На месте преступления я видел только часть его лица. Правую, которая пострадала больше всего, ту, где вышла пуля.
   – И вы, вероятно, не приглядывались.
   – Нет. Не приглядывался. Как только я понял, что он мертв, у меня пропало всякое желание приглядываться.
   – И на лице была кровь, – кивнул Таггарт. – Мы ее вытерли, прежде чем сфотографировали его.
   – Кровь, ошметки мозга, поэтому я и не приглядывался.
   Митч не мог оторвать глаз от фотографии. Она казалась ему пророческой. Мог прийти день, когда вот так сфотографируют его лицо. Потом покажут фотографию родителям и спросят: «Это ваш сын, мистер и миссис Рафферти?»
   – Это Джейсон. Я не видел его лет восемь, может, и девять.
   – Вы снимали с ним на пару квартиру, когда вам было восемнадцать?
   – Восемнадцать, девятнадцать. Всего год.
   – Примерно десять лет тому назад.
   – Около того.
   Джейсон, Митч это помнил, всегда держался на удивление спокойно, вел себя так, будто знает все секреты вселенной. Никто и ничто не могло его удивить.
   А вот теперь, похоже, он удивился. Один глаз вылезает из орбиты, рот раскрыт. Да, лицо удивленного до глубины души человека.
   – Вы вместе учились в школе, вместе снимали квартиру. Почему потом не виделись?
   Пока Митч вертел в руках фотографию, Таггарт внимательно всматривался в него. И взгляд детектива пронзал насквозь.
   – Мы многое воспринимали по-разному.
   – Вы же не составляли семью. Просто на пару снимали квартиру. Поэтому и ставили перед собой разные цели.
   – В принципе, мы хотели одного и того же, но расходились в выборе средств для достижения желаемого.
   – Джейсон хотел получить все сразу и легко, – предположил Таггарт.
   – Я думал, что его ждут крупные неприятности, и не хотел, чтобы они задели и меня.
   – Вы – человек законопослушный, не ищете кривых путей.
   – Я не лучше любого другого, наверняка хуже некоторых, но воровать бы я никогда не стал.
   – Пока мы знаем о нем немного, но нам известно, что он арендовал дом в бухте Хантингтона за семь тысяч долларов в месяц.
   – В месяц?
   – Отличный дом, на самом берегу. И, судя по всему, он нигде не работал.
   – Джейсон всегда полагал, что работа – это не для него. Он считал, что жить стоит только ради того, чтобы кататься на волнах.
   – Митч, а вы в свое время тоже так думали?
   – В последнем классе средней школы и чуть позже. Но потом понял, что этого недостаточно.
   – А чего не хватало?
   – Удовлетворенности от работы. Стабильности. Семьи.
   – Теперь все это у вас есть. Жизнь идеальна, не так ли?
   – Хороша. Очень хороша. Так хороша, что иногда заставляет нервничать.
   – Но не идеальна. Чего не хватает теперь, Митч?
   Митч не знал. Думал об этом время от времени, но ответа не находил.
   – Вроде бы все есть. Мы бы хотели иметь детей. Может, тогда и достигнем идеала.
   – У меня две дочери, – заметил детектив. – Одной – девять лет, второй – двенадцать. Дети меняют жизнь.
   – Я жду этого с нетерпением.
   Митч осознал, что воспринимает Таггарта уже не с такой опаской. И напомнил себе, что расслабляться нельзя, соперничать с ним ему не под силу.
   – Если не считать обвинения в хранении наркотиков, – сменил тему Таггарт, – Джейсон все эти годы не попадал в поле зрения полиции.
   – Он всегда был везунчиком.
   – Не всегда. – Таггарт указал на фотографию.
   Митч более не хотел смотреть на нее. Вернул фотографию детективу.
   – У вас дрожат руки.
   – Дрожат, – согласился Митч. – Джейсон был мне другом. Мы столько смеялись вместе. Вот и нахлынули воспоминания.
   – Так вы не видели его и не разговаривали с ним десять лет.
   – Почти десять.
   Таггарт вернул фотографию в конверт.
   – Но теперь вы узнали его.
   – Крови нет, и видна большая часть лица.
   – Когда вы увидели его, идущего с собакой, до того, как его убили, у вас не возникла мысль: «Эй! А я ведь знаю этого парня!»
   – Он был на другой стороне улицы. Я только глянул на него, как раздался выстрел.
   – И вы разговаривали по телефону, что вас отвлекало. Мистер Барнс говорит, что вы разговаривали по телефону, когда раздался выстрел.
   – Совершенно верно. Я не присматривался к мужчине с собакой. Просто мельком глянул на них.
   – Как мне показалось, мистер Барнс не способен на обман. Если он солжет, его нос ярко вспыхнет.
   Митч не знал, намекает ли Таггерт, что вот ему, Митчу, полностью доверять нельзя. Поэтому улыбнулся:
   – Игги – хороший человек.
   Глядя на конверт, Таггарт спросил:
   – С кем вы разговаривали по телефону?
   – С Холли. Моей женой.
   – Она звонила вам, чтобы сообщить о мигрени?
   – Да. Чтобы сказать, что будет дома раньше.
   Таггарт бросил взгляд на входную дверь.
   – Надеюсь, ей уже лучше.
   – Иногда голова может болеть целый день.
   – Итак, оказалось, что мужчина, которого застрелили, раньше снимал с вами квартиру. Вы понимаете, почему я нашел это более чем странным.
   – Понимаю, – согласился Митч. – У меня у самого мурашки по коже бегут.
   – Вы не виделись с ним больше девяти лет. Даже не разговаривали по телефону.
   – У него появились новые друзья, другой мир. У меня не было желания общаться с ними. А он более не появлялся в тех местах, где мы бывали вместе.
   – Иногда совпадения – всего лишь совпадения. – Таггарт встал и направился к ступенькам.
   С облегчением, вытирая вспотевшие ладони о джинсы, поднялся и Митч.
   Остановившись на верхней ступеньке, по-прежнему не поднимая головы, Таггарт добавил:
   – Мы еще не провели тщательный обыск дома Джейсона. Только начали. Но уже обнаружили одну странность.
   Земля вращалась, уходя от медленно опускающегося солнца, яркий луч нашел щелку в листве перечного дерева, на мгновение ослепил Митча, заставил сощуриться.
   Таггарт же говорил из тени:
   – На кухне мы нашли ящик, в котором он держал мелочь, квитанции, ручки, запасные ключи; там же лежала одна визитная карточка. Ваша.
   – Моя?
   – «Биг грин», – процитировал Таггарт. – Декоративное садоводство, посадки, уход за растениями. Митчелл Рафферти».
   Вот что привело детектива сюда, на север, так далеко от побережья. Сначала он побеседовал с Игги, который совершенно не умел врать, и выяснил у него, что между Митчем и Джейсоном существовала связь.
   – Вы не давали ему визитную карточку? – спросил Таггарт.
   – Нет, во всяком случае, не помню. Какого цвета визитка?
   – Белая.
   – Белыми я пользуюсь последние четыре года. Раньше они у меня были светло-зеленые.
   – И вы не видели его больше девяти лет?
   – Да.
   – То есть, хотя вы потеряли след Джейсона, он, похоже, следил за тем, как идут ваши дела. Можете сказать почему?
   – Нет. Понятия не имею.
   Заговорил Таггарт после долгой паузы:
   – У вас серьезные неприятности.
   – Моя визитная карточка могла попасть к нему самыми разными путями, лейтенант. Это не означает, что он не упускал меня из виду.
   Не поднимая глаз, детектив указал на белый поручень ограждения крыльца, где уютно устроились два крылатых насекомых.
   – Термиты, – пояснил Таггарт.
   – Скорее, летающие муравьи.
   – В это время года термиты сбиваются в рои, не так ли? Вам надо бы внимательно осмотреть дом. На первый взгляд он крепкий и прочный, но, если потерять бдительность, термиты его сожрут и крыша рухнет вам на голову.
   Вот тут детектив поднял голову и встретился с Митчем взглядом.
   – Вы не хотите сказать мне что-нибудь еще, Митч?
   – Сейчас – нет.
   – Подумайте. Может, что и скажете.
   Если бы Таггарт был с похитителями заодно, он разыграл бы эту партию иначе. Не проявлял бы такой настойчивости, дотошности. По всему чувствовалось, что для него в этом деле слишком много неясного.
   «Если бы ты тогда раскололся, Митч, Холли уже была бы мертва».
   Их предыдущий разговор могли записать издалека. Техника подобное позволяла. Специальные направленные микрофоны улавливали каждое слово с расстояния в несколько сот футов. Он видел такое в кино. В фильмах, думал он, мало правды, но дистанционные направленные микрофоны действительно существуют. И Таггарт, как и Митч, мог не знать, что их разговор записывался на пленку.
   Разумеется, сделанное однажды не составляло труда повторить. Микроавтобус, которого Митч никогда раньше не видел, стоял напротив его дома на противоположной стороне улице. В кузове вполне хватало места для размещения подслушивающего оборудования.
   Таггарт оглядел улицу, возможно, пытаясь понять, что заинтересовало Митча.
   Дома тоже подпадали под подозрение. Митч не знал всех соседей. Один из домов пустовал, и его выставили на продажу.
   – Я вам не враг, Митч.
   – Никогда не считал вас своим врагом, – солгал он.
   – Все так думают.
   – Я предпочитаю думать, что у меня нет врагов.
   – У всех есть враги. Даже у святых.
   – Откуда у святого могут взяться враги?
   – Порочные ненавидят добродетельных только потому, что те добродетельны.
   – Полагаю, в вашей работе все выглядит черно-белым.
   – При всех оттенках серого, Митч, все у нас черное или белое.
   – Меня всегда учили обратному.
   – Знаете, мне тоже трудно верить в эту аксиому, пусть я каждый день получаю доказательства ее истинности. Оттенки серого менее контрастны, менее определенны, жить с ними куда как проще.
   Таггарт достал солнцезащитные очки из кармана рубашки, надел. Из того же кармана вытащил визитную карточку.
   – Вы уже дали мне визитку, – напомнил Митч. – Она в моем бумажнике.
   – На той только мой рабочий телефон. На эту я добавил номер моего мобильника. Я редко кому его даю. Можете звонить мне в любое время.
   Митч взял визитку и заверил детектива:
   – Я рассказал вам все, что знаю, лейтенант. Участие Джейсона в этой истории – для меня загадка.
   Таггарт молча смотрел на него, отгородившись солнцезащитными очками.
   Митч глянул на номер мобильника, сунул визитку в нагрудный карман рубашки.
   А детектив, похоже, снова кого-то процитировал:
   – «Память – это сеть. Человек вытаскивает ее из реки, полную рыбы, но двенадцать миль воды пробежали сквозь нее, не оставив следа»^[9].
   Таггарт спустился по ступенькам. По дорожке зашагал к улице.
   Митч знал, что все сказанное им поймано сетью детектива, каждое слово и каждая интонация, каждое ударение и каждая заминка, каждое выражение лица и каждый жест, не просто слова, но и контекст, в котором они произносились. И с этим богатым уловом детектив будет разбираться с мастерством настоящего цыгана, гадающего на заварке. Поэтому откроется ему многое, и он обязательно вернется с новыми вопросами.
   Таггарт миновал калитку, закрыл ее за собой.
   Солнце вновь сдвинулось, его лучи более не пробивались сквозь листву, лицо Митча оказалось в тени, но по-прежнему горело, потому что и с самого начала согревал его не солнечный свет.

Глава 11

   В семейной гостиной большой телевизор смотрел на него слепым глазом. Даже если бы Митч нажал кнопку на пульте дистанционного управления и заполнил экран яркими, идиотскими картинками, этот глаз увидеть его не мог. И, однако, он чувствовал, что за ним наблюдают, наблюдают с холодным пренебрежением.
   Автоответчик стоял на угловом столике. Единственное сообщение оставил Игги:
   «Извини, дружище. Мне следовало позвонить, как только он ушел. Но Таггарт, он как эта чертова гигантская волна, заслоняющая горизонт. Пугает до смерти, вызывает желание остаться на суше и просто наблюдать, как эта и ей подобные накатывают на берег».
   Митч сел за письменный стол, открыл ящик, в котором Холли хранила их чековую книжку и выписки с банковского счета.
   В разговоре с похитителем он переоценил свои финансовые возможности, потому что одиннадцати тысяч долларов у них не счету не было. Только 10 346 и еще пятьдесят четыре цента.
   Кроме того, предстояла оплата счетов. Они лежали в другом ящике стола. Их Митч просматривать не стал. Его интересовали только активы.
   Ежемесячный платеж по закладной снимался с банковского счета автоматически. Из выписки следовало, что за дом еще осталось заплатить 286 тысяч семьсот семьдесят долларов.
   Недавно Холли прикидывала, что их дом стоит 425 тысяч. Безумная цена за маленькое бунгало в старом районе, но реальная. Многие хотели здесь жить, и немалая часть этой суммы приходилась на большой участок.
   То есть, с учетом десяти тысяч на счету, в его распоряжении было порядка 150 тысяч долларов, гораздо меньше требуемых двух миллионов, а похититель, с которым он говорил, судя по голосу, не собирался торговаться.
   Да и потом, продать дом, даже если бы нашелся покупатель, который прямо сегодня выложит деньги, ему бы не удалось. Дом принадлежал им обоим, поэтому он не мог обойтись без подписи Холли под договором купли-продажи.
   У них не было бы дома, если бы Холли не унаследовала его от своей бабушки, Дороти, которая воспитала ее. На момент смерти Дороти сумма, которую оставалось выплатить за дом, была меньше, но с учетом налогов на наследство им пришлось взять больший кредит.
   Итого он располагал десятью с небольшим тысячами долларов.
   До этого момента Митч не полагал себя неудачником. Видел себя молодым мужчиной, который ответственно строит свою жизнь.
   Ему было двадцать семь лет. Нельзя быть неудачником в двадцать семь лет.
   И, однако, теперь сомневаться в этом не приходилось: хотя Холли составляла сердцевину его жизни и цены не имела, цену эту ему назначили, а заплатить он не мог.
   Его переполняла горечь, но кого он мог винить, кроме себя? А толку в этом не было. От признания собственной вины один шаг до жалости к себе, а жалость эта ни к чему хорошему привести не могла. У него опустились бы руки, и Холли ждала смерть, потому что рассчитывать она могла только на него.
   Даже если бы они уже выплатили кредит за дом, даже если бы на их банковском счету лежали полмиллиона долларов, то есть они добились бы невероятных успехов для молодой супружеской пары их возраста, этих денег не хватило бы, чтобы выкупить ее у похитителей.
   И вот тут ему открылась истина: деньги спасти Холли не могли. Спасти ее мог только он, если еще оставалась такая возможность: его выдержка, его находчивость, храбрость, любовь.
   Возвращая чековую книжку и выписку с банковского счета в ящик стола, Митч увидел конверт со своим именем, написанным почерком Холли, на лицевой стороне. В конверте лежала открытка с днем рождения, которую она купила за несколько недель до этого знаменательного события.
   Фотография на открытке изображала морщинистого старика. Митч прочитал подпись: «Даже в старости ты будешь мне нужен, дорогой».
   Митч раскрыл открытку и прочитал: «К тому времени мне останется наслаждаться только выращиванием овощей, а ты готовишь прекрасный компост».
   Он рассмеялся. Представил себе, как рассмеялась Холли, когда в магазине раскрыла открытку и прочитала последнюю фразу.
   Но смех внезапно перешел в слезы. За последние пять ужасных часов он не раз и не два мог расплакаться, но сдерживал себя. А вот открытка его добила.
   Под отпечатанным текстом она написала: «С днем рождения! Люблю, Холли». Своим уверенным, аккуратным почерком.
   Он буквально увидел ее кисть с зажатой в пальцах ручкой. Кисти ее выглядели такими миниатюрными, но обладали удивительной силой.
   И вот, вспоминая силу ее миниатюрных рук, Митч перестал плакать, собрал волю в кулак.
   Прошел на кухню, нашел ключи от автомобиля Холли. Они висели на гвоздике у двери черного хода. Ездила Холли на четырехлетней «Хонде».
   Сняв мобильник с зарядного устройства, стоящего рядом с тостером, Митч вышел из дома и отогнал пикап к гаражу.
   Открыл ворота. Белая «Хонда» сверкала: Холли мыла ее в воскресенье, во второй половине дня. Митч загнал пикап в гараж.
   Вышел из машины и захлопнул водительскую дверцу, постоял между автомобилями, оглядывая гараж. Если кто-то здесь и был, то они наверняка услышали шум приближающегося пикапа и сбежали.
   Если в гараже и пахло моторным маслом, то чуть-чуть. Потому что господствовали запахи земли и травы, идущие из кузова пикапа.
   Митч посмотрел на низкий потолок, который служил полом второму этажу, занимавшему две трети первого. Те окна второго этажа смотрели на дом и могли послужить отличным наблюдательным пунктом.
   Кто-то ведь знал, что Митч приехал домой раньше обычного, знал, когда он вошел на кухню. Телефон зазвонил через несколько секунд после того, как он увидел разбитую посуду и кровь.
   Хотя наблюдатель мог тогда находиться в гараже, он мог и сейчас быть здесь, Холли рядом с ним не было. Он мог знать, где держат Холли, а мог и не знать.
   Если наблюдатель, чье существование пока оставалось гипотетическим, и мог сказать, где найти Холли, Митчу тем не менее не следовало его искать. Эти люди поднаторели в насилии и не знали жалости. Что мог им противопоставить садовник?
   Над головой скрипнула доска. Конечно же, гараж мог скрипнуть сам по себе, под действием силы тяжести.
   Митч подошел к водительской дверце «Хонды», открыл ее. После короткой заминки сел за руль, оставив дверцу открытой.
   Завел двигатель. Ворота тоже оставались открытыми, так что отравиться окисью азота он не мог.
   Митч вышел из машины и захлопнул дверцу. Тот, кто находился наверху, если находился, наверняка бы решил, что дверцу захлопнули изнутри. Мог бы предположить, что Митч, перед тем как уехать, решил кому-то позвонить.
   На стене висели садовые инструменты, которыми Митч работал на своем участке. В том числе разнообразные секаторы и ножницы. Но на оружие они определенно не тянули.
   В итоге Митч остановил свой выбор на крепкой стальной лопатке с обтянутой резиной рукояткой.
   Лезвие было широким и не столь острым, как у ножа, но достаточно острым.
   Митч, однако, быстро понял, что противника, если он окажется наверху, надо бы не убить, а вывести из строя, скажем, оглушить. И даже если он и мог нанести человеку колющий удар, лопатка в сложившийся ситуации ему не годилась.
   На противоположной стене висели другие инструменты. Митч выбрал газовый ключ с удлиненной ручкой.

Глава 12

   Митч понимал, что на него нашло безумие, вызванное отчаянием. Бездействие стало невыносимым.
   С удлиненным газовым ключом в правой руке он двинулся в глубь гаража, где в углу находилась крутая лестница, уходящая на второй этаж.
   Продолжая реагировать, вместо того чтобы действовать самому, терпеливо ожидая шестичасового звонка (ждать оставалось один час и семь минут), он бы вел себя, как машина, чего и добивались похитители. Но даже «Феррари» иной раз заканчивали свой путь на свалке.
   Почему Джейсон Остин украл собаку и почему именно его застрелили похитители, чтобы показать Митчу серьезность своих намерений, оставалось для него загадкой.
   Интуиция, правда, подсказывала: похитители знали, что он знаком с Джейсоном, и это знакомство заставит полицию более пристально взглянуть на него. Они плели паутину косвенных улик, с тем чтобы свалить убийство Холли на Митча. И как знать, на суде, исходя из этих улик, присяжные могли признать его виновным и потребовать смертной казни.
   А может, они проделывали все это лишь для того, чтобы он не смог обратиться за помощью к властям. Одиночку контролировать куда как проще.
   Возможно, они и собирались возвращать ему жену в обмен на выкуп, если бы ему и удалось добыть два миллиона долларов только им ведомым способом. Если бы они смогли использовать его для ограбления банка или какого-то другого финансового учреждения, если бы они убили Холли после того, как получат деньги, и если бы им хватило ума не засветиться и не оставить следов, тогда Митчу (и, возможно, еще какому-нибудь козлу отпущения, пока ему незнакомому) пришлось бы держать ответ за оба преступления.
   Одинокий, горюющий, презираемый, брошенный в тюрьму, он так бы и не узнал, кто был его врагами. И ему оставалось бы лишь гадать, почему они выбрали его, а не какого-либо другого садовника, плотника или каменщика.
   Хотя отчаяние, которое гнало его вверх по лестнице, и заглушило страх, но тем не менее не лишило Митча здравого смысла. Он не взбежал по ступенькам, а поднимался медленно и осторожно, держа газовый ключ, как дубинку.
   Деревянные ступеньки наверняка поскрипывали, но монотонный гул двигателя «Хонды», работавшего на холостых оборотах, заглушал эти звуки. Второй этаж со стороны лестницы стены не имел. Ее заменяло ограждение, которое тянулось во всю ширину гаража.
   Свет, падавший из окон во всех трех стенах, освещал картонные коробки и другие вещи, которые хранились над гаражом по той простой причине, что в бунгало места им не хватило.
   Коробки стояли рядами, где-то высотой в четыре фута, где-то – в семь. В проходах между ними царил сумрак. В дальнем конце все ряды заканчивались в футе-другом от стены, то есть подход к каждому проходу обеспечивался с обеих сторон.
   Поднявшись по лестнице, Митч оказался напротив первого из проходов. Пара окон в северной стене давала достаточно света. Если бы между стеной и первым рядом коробок находился человек, Митч его бы увидел.
   Второй проход оказался темнее первого, хотя дальний его конец освещался невидимыми окнами в западной стене, которые смотрели на дом. И свет этот очертил бы силуэт человека, если бы тот стоял в проходе.
   Поскольку коробки были разных размеров, да и ставили их друг на друга не так чтобы аккуратно, в каждом проходе хватало ниш, где мог спрятаться даже взрослый мужчина.
   Поднялся Митч очень тихо. Внизу двигатель «Хонды» работал еще не так долго, чтобы вызвать подозрения. Поэтому человек, находящийся на втором этаже, мог насторожиться, но, скорее всего, еще не осознал, что ему пора прятаться.
   Третий проход заливал свет: окно находилось практически напротив него. Митч проверил четвертый проход, пятый и, наконец, шестой, который располагался у южной стены и освещался двумя запыленными окнами. Никого не обнаружил.
   Необследованным оставался только один проход, у западной стены, в который упирались все остальные проходы, вернее, его части, скрывающиеся за рядами коробок.
   Подняв газовый ключ еще выше, Митч двинулся вдоль южной стены. Добравшись до поперечного прохода у западной стены, увидел, что он пуст.