Минут через двадцать экспедиция достигла берегов ледяной реки Шатоги, которую благополучно преодолела, хотя, лошади жалобно ржали, переступая тонкими ногами в холодной воде. Оказавшись на противоположном берегу, отряд направился на юг. Густые сосновые рощицы постепенно сменялись голыми скалами, путь становился все труднее и труднее.
Часа через четыре после восхода Рихтер дал команду сделать привал. Лошадей напоили и накормили овсом, а еще битыми яблоками — излюбленным лошадиным лакомством. Потрясатель послал Мэйса переговорить с главнокомандующим — надо было сопоставить наблюдения, которые Рихтер и Потрясатель вели на первом этапе пути. Сэндоу ровным счетом ничего подозрительного не заметил и справедливо сомневался, что главнокомандующий разглядел нечто ускользнувшее от пристального ока мага, хотя Рихтер несомненно был умен.
Грегор же получил задание присматривать в дороге за ритуальными приспособлениями Потрясателя, которые сложены были в переметные сумы, притороченные к седлам.
Сэндоу прохаживался вдоль шеренги солдат, с одобрением отметив, что все они сменили пышные яркие одеяния на незамысловатые походные костюмы — кожаные бриджи, заправленные в высокие сапоги, рубашки с длинными рукавами из грубой холстины и мягкие теплые шерстяные шарфы. Из рюкзака у каждого виднелась тщательно сложенная теплая куртка из промасленной кожи. Да, теперь они и впрямь выглядели опытными скалолазами.
— Ведь вы и есть Потрясатель Сэндоу, а?
Светловолосый и голубоглазый человек неожиданно преградил Потрясателю путь. Было ему чуть за тридцать. Сэндоу, глядя на его льняные волосы и светлую кожу, подумал, что они подошли бы человеку гибкому и стройному. Однако собеседник его был вовсе не таков — под обтягивающей плечи рубашкой вырисовывались мощные мускулы, а в небесно-голубых глазах ясно читался характер.
— Да, это я, — признался Сэндоу. — Но, увы, к прискорбию моему, не могу похвастаться осведомленностью насчет вашего имени.
— О, прошу меня извинить...
Человек хмыкнул, но улыбка, озарившая его лицо, явно призванная изобразить сердечность, куда больше походила на комическую театральную маску. Блеснув крупными белыми зубами, он представился:
— Меня зовут Фремлин, я ответствен здесь за птиц — за тех самых скальных голубей, которые станут нашими глазами в горах.
— Слыхал я, будто голубятники — люди таинственные и мрачные и умеют разговаривать со своими питомцами.
— Разумеется, мы с ними беседуем, но только не прибегая к словам, — ответил Фремлин. — Однако остальное — чистейший вымысел.
— А птицы ваши где-то поблизости?
— В двух шагах, господин. Желаете взглянуть на этих таинственных горных духов?
— С превеликим удовольствием, — ответил Потрясатель.
И это была не просто вежливость — Сэндоу всегда мечтал поближе познакомиться со странными пернатыми существами, которых издревле использовали во время войны в качестве разведчиков, засылая в тыл противника.
Фремлин направился к мощному гнедому жеребцу, груженному двумя сплетенными из лозы клетками, заботливо привязанными к седлу, чтобы избежать лишней тряски. В каждой клетке сидело по две птицы — каждая величиной с два мужских кулака. Сквозь прутья на людей глядели черные глаза, блестящие и необыкновенно умные. Потрясателю почудилось, будто птицы с любопытством изучают его. Более всего они походили на воронов, только с макушки вниз, к оранжевому клюву, сбегала малиновая полоска перьев да на груди красовались по два белых пятнышка.
— Не правда ли, красавчики? — спросил Фремлин с нескрываемой гордостью за своих питомцев.
— Выше всяческих похвал. И наверняка весьма ценные помощники. Когда мы пересечем Заоблачный хребет, нам особенно важно будет знать, что ждет нас впереди...
Фремлин тотчас перестал улыбаться, и, хотя сумел сдержаться, все же было видно, как он напрягся.
— Да, они ценные помощники, однако Потрясателю не чета. Ведь вы легко можете прочесть мысли любого и наверняка сумеете увидеть, что ждет нас впереди, лучше любого голубя.
— Возможно, — пожал плечами Потрясатель. — Но для этого требуются сложные ритуалы да и немало энергии. Боюсь, у нас не всегда найдется достаточно времени, или сил моих на это не хватит...
— Смею надеяться, вы позволите моим питомцам первыми отрапортовать обо всем, что они увидят. Это гордые создания, причем понимают куда больше, нежели полагают непосвященные. Если их запереть в клетках и заставить глядеть на то, как Потрясатель выполняет их работу, они зачахнут и заболеют.
— Этого можете не опасаться, — успокоил Фремлина Потрясатель. — Не забывайте и еще кое о чем: даже если у меня будут и время, и силы, власть моя далеко не беспредельна. Порой у меня просто-напросто ничего не получается.
Голубятник не скрывал облегчения:
— Стало быть, вы такой же, как и все прочие Потрясатели... Я много слышал о вас и опасался, что вы прямо-таки всемогущи...
Потрясатель Сэндоу наклонился к одной из клеток и коснулся пальцем прутьев.
— Что скажете, приятели?
Птицы затанцевали на жердочке, приблизились к Потрясателю и, склонив головы, принялись придирчиво рассматривать его то одним, то другим глазом. Но не отвечали.
— А я надеялся послушать их...
— В первую же встречу? — изумился Фремлин. — Что вы! Прежде они должны привыкнуть к вам. Но и тогда, когда станут вам доверять и заговорят, вы ничего не поймете — ведь вы не знаете их языка.
— Слыхал я, — сказал Сэндоу, — что не только голубятник овладевает птичьим наречием, но и питомцы его обучаются человеческому языку.
— Так оно на самом деле и есть, но они мало говорят по-человечьи. Клювы их не приспособлены для этого, хотя голуби далеко не попугаи и все говорят к месту, а порой обнаруживают даже чувство юмора.
— В седла! — скомандовал Рихтер. — Все в седла!
— Надеюсь, позднее мы повидаемся, и я смогу послушать ваших птичек, — сказал Потрясатель, прощаясь с Фремлином, и направился к своему коню.
— Все упаковано на совесть, — доложил учителю Грегор, который уже сидел в седле.
Мэйс, ехавший позади Сэндоу, сказал:
— Главнокомандующий Рихтер не видел и не слышал ровным счетом ничего подозрительного, как мы и полагали.
— Да, как мы и полагали... — эхом откликнулся Потрясатель.
Покачиваясь, он размышлял о новом своем знакомце, голубятнике. А вдруг именно он один из убийц? Странный человек! Прикидывается застенчивым и робким, притом тщательно скрывает свою физическую силу, напускает на себя вид беспечного мальчишки... Неужели птицы — всего лишь предлог и руки его обагрит новая кровь?
Ну, а остальные? Почему бы не предположить, что двое убийц — это Рихтер и Бельмондо? Нет, это не лезло ни в какие ворота. Если двадцать четыре трупа в гостинице их рук дело, то главнокомандующему логично было бы ухватиться за этот предлог, чтобы возвратиться назад. Но Рихтеру, казалось, трагедия лишь прибавила решимости двигаться вперед.
И все же... Если допустить, что убийцы именно эти двое офицеров, что это сулит экспедиции? В любой точке пути они могут расправиться с отрядом, возможно даже, в самом конце путешествия. Чего они этим добьются? Вынудят генерала Дарка спешно снаряжать вторую экспедицию, теряя драгоценное время. Как ни крути, а эти двое все еще оставались у Потрясателя под подозрением.
А сержант Кроулер? Если верить Мэйсу, то он искренне и глубоко опечалился, увидев, что стряслось в гостинице. Но разве шпиону не полагается быть еще и хорошим актером? Ладно, допустим, один из убийц — сержант, кто же тогда его напарник? Увы, и у сержанта не было убедительного алиби... Хоть он и спал в комнате один, но сообщником его мог быть кто угодно из рядовых. Но все рядовые спали по двое, и каждый присягнул, что сосед его никуда не выходил... Впрочем, не исключено, что шпионов трое: сержант и двое рядовых...
Тут Потрясатель приказал себе не ломать больше головы — бесплодные раздумья такого рода могли привести разве что к умопомешательству. Не хватало еще видеть демонов и убийц за каждым углом... Демонов? Спору нет, в магическом зеркале ему предстало зрелище в высшей степени странное. Кто же эти существа, которых видел он у себя дома в предрассветные часы?
Над головами у людей громыхнуло. Серые тучи стремительно неслись на запад, похоже было, что ночная гроза замыслила возвратиться. Неужели в ночи снова прольется кровь?
И Потрясатель решил ночью вместе с Грегором втайне от всех повторить ритуал чтения мыслей. Надо использовать любую возможность предотвратить трагедию, воспрепятствовать хладнокровным убийцам...
Часа через четыре после восхода Рихтер дал команду сделать привал. Лошадей напоили и накормили овсом, а еще битыми яблоками — излюбленным лошадиным лакомством. Потрясатель послал Мэйса переговорить с главнокомандующим — надо было сопоставить наблюдения, которые Рихтер и Потрясатель вели на первом этапе пути. Сэндоу ровным счетом ничего подозрительного не заметил и справедливо сомневался, что главнокомандующий разглядел нечто ускользнувшее от пристального ока мага, хотя Рихтер несомненно был умен.
Грегор же получил задание присматривать в дороге за ритуальными приспособлениями Потрясателя, которые сложены были в переметные сумы, притороченные к седлам.
Сэндоу прохаживался вдоль шеренги солдат, с одобрением отметив, что все они сменили пышные яркие одеяния на незамысловатые походные костюмы — кожаные бриджи, заправленные в высокие сапоги, рубашки с длинными рукавами из грубой холстины и мягкие теплые шерстяные шарфы. Из рюкзака у каждого виднелась тщательно сложенная теплая куртка из промасленной кожи. Да, теперь они и впрямь выглядели опытными скалолазами.
— Ведь вы и есть Потрясатель Сэндоу, а?
Светловолосый и голубоглазый человек неожиданно преградил Потрясателю путь. Было ему чуть за тридцать. Сэндоу, глядя на его льняные волосы и светлую кожу, подумал, что они подошли бы человеку гибкому и стройному. Однако собеседник его был вовсе не таков — под обтягивающей плечи рубашкой вырисовывались мощные мускулы, а в небесно-голубых глазах ясно читался характер.
— Да, это я, — признался Сэндоу. — Но, увы, к прискорбию моему, не могу похвастаться осведомленностью насчет вашего имени.
— О, прошу меня извинить...
Человек хмыкнул, но улыбка, озарившая его лицо, явно призванная изобразить сердечность, куда больше походила на комическую театральную маску. Блеснув крупными белыми зубами, он представился:
— Меня зовут Фремлин, я ответствен здесь за птиц — за тех самых скальных голубей, которые станут нашими глазами в горах.
— Слыхал я, будто голубятники — люди таинственные и мрачные и умеют разговаривать со своими питомцами.
— Разумеется, мы с ними беседуем, но только не прибегая к словам, — ответил Фремлин. — Однако остальное — чистейший вымысел.
— А птицы ваши где-то поблизости?
— В двух шагах, господин. Желаете взглянуть на этих таинственных горных духов?
— С превеликим удовольствием, — ответил Потрясатель.
И это была не просто вежливость — Сэндоу всегда мечтал поближе познакомиться со странными пернатыми существами, которых издревле использовали во время войны в качестве разведчиков, засылая в тыл противника.
Фремлин направился к мощному гнедому жеребцу, груженному двумя сплетенными из лозы клетками, заботливо привязанными к седлу, чтобы избежать лишней тряски. В каждой клетке сидело по две птицы — каждая величиной с два мужских кулака. Сквозь прутья на людей глядели черные глаза, блестящие и необыкновенно умные. Потрясателю почудилось, будто птицы с любопытством изучают его. Более всего они походили на воронов, только с макушки вниз, к оранжевому клюву, сбегала малиновая полоска перьев да на груди красовались по два белых пятнышка.
— Не правда ли, красавчики? — спросил Фремлин с нескрываемой гордостью за своих питомцев.
— Выше всяческих похвал. И наверняка весьма ценные помощники. Когда мы пересечем Заоблачный хребет, нам особенно важно будет знать, что ждет нас впереди...
Фремлин тотчас перестал улыбаться, и, хотя сумел сдержаться, все же было видно, как он напрягся.
— Да, они ценные помощники, однако Потрясателю не чета. Ведь вы легко можете прочесть мысли любого и наверняка сумеете увидеть, что ждет нас впереди, лучше любого голубя.
— Возможно, — пожал плечами Потрясатель. — Но для этого требуются сложные ритуалы да и немало энергии. Боюсь, у нас не всегда найдется достаточно времени, или сил моих на это не хватит...
— Смею надеяться, вы позволите моим питомцам первыми отрапортовать обо всем, что они увидят. Это гордые создания, причем понимают куда больше, нежели полагают непосвященные. Если их запереть в клетках и заставить глядеть на то, как Потрясатель выполняет их работу, они зачахнут и заболеют.
— Этого можете не опасаться, — успокоил Фремлина Потрясатель. — Не забывайте и еще кое о чем: даже если у меня будут и время, и силы, власть моя далеко не беспредельна. Порой у меня просто-напросто ничего не получается.
Голубятник не скрывал облегчения:
— Стало быть, вы такой же, как и все прочие Потрясатели... Я много слышал о вас и опасался, что вы прямо-таки всемогущи...
Потрясатель Сэндоу наклонился к одной из клеток и коснулся пальцем прутьев.
— Что скажете, приятели?
Птицы затанцевали на жердочке, приблизились к Потрясателю и, склонив головы, принялись придирчиво рассматривать его то одним, то другим глазом. Но не отвечали.
— А я надеялся послушать их...
— В первую же встречу? — изумился Фремлин. — Что вы! Прежде они должны привыкнуть к вам. Но и тогда, когда станут вам доверять и заговорят, вы ничего не поймете — ведь вы не знаете их языка.
— Слыхал я, — сказал Сэндоу, — что не только голубятник овладевает птичьим наречием, но и питомцы его обучаются человеческому языку.
— Так оно на самом деле и есть, но они мало говорят по-человечьи. Клювы их не приспособлены для этого, хотя голуби далеко не попугаи и все говорят к месту, а порой обнаруживают даже чувство юмора.
— В седла! — скомандовал Рихтер. — Все в седла!
— Надеюсь, позднее мы повидаемся, и я смогу послушать ваших птичек, — сказал Потрясатель, прощаясь с Фремлином, и направился к своему коню.
— Все упаковано на совесть, — доложил учителю Грегор, который уже сидел в седле.
Мэйс, ехавший позади Сэндоу, сказал:
— Главнокомандующий Рихтер не видел и не слышал ровным счетом ничего подозрительного, как мы и полагали.
— Да, как мы и полагали... — эхом откликнулся Потрясатель.
Покачиваясь, он размышлял о новом своем знакомце, голубятнике. А вдруг именно он один из убийц? Странный человек! Прикидывается застенчивым и робким, притом тщательно скрывает свою физическую силу, напускает на себя вид беспечного мальчишки... Неужели птицы — всего лишь предлог и руки его обагрит новая кровь?
Ну, а остальные? Почему бы не предположить, что двое убийц — это Рихтер и Бельмондо? Нет, это не лезло ни в какие ворота. Если двадцать четыре трупа в гостинице их рук дело, то главнокомандующему логично было бы ухватиться за этот предлог, чтобы возвратиться назад. Но Рихтеру, казалось, трагедия лишь прибавила решимости двигаться вперед.
И все же... Если допустить, что убийцы именно эти двое офицеров, что это сулит экспедиции? В любой точке пути они могут расправиться с отрядом, возможно даже, в самом конце путешествия. Чего они этим добьются? Вынудят генерала Дарка спешно снаряжать вторую экспедицию, теряя драгоценное время. Как ни крути, а эти двое все еще оставались у Потрясателя под подозрением.
А сержант Кроулер? Если верить Мэйсу, то он искренне и глубоко опечалился, увидев, что стряслось в гостинице. Но разве шпиону не полагается быть еще и хорошим актером? Ладно, допустим, один из убийц — сержант, кто же тогда его напарник? Увы, и у сержанта не было убедительного алиби... Хоть он и спал в комнате один, но сообщником его мог быть кто угодно из рядовых. Но все рядовые спали по двое, и каждый присягнул, что сосед его никуда не выходил... Впрочем, не исключено, что шпионов трое: сержант и двое рядовых...
Тут Потрясатель приказал себе не ломать больше головы — бесплодные раздумья такого рода могли привести разве что к умопомешательству. Не хватало еще видеть демонов и убийц за каждым углом... Демонов? Спору нет, в магическом зеркале ему предстало зрелище в высшей степени странное. Кто же эти существа, которых видел он у себя дома в предрассветные часы?
Над головами у людей громыхнуло. Серые тучи стремительно неслись на запад, похоже было, что ночная гроза замыслила возвратиться. Неужели в ночи снова прольется кровь?
И Потрясатель решил ночью вместе с Грегором втайне от всех повторить ритуал чтения мыслей. Надо использовать любую возможность предотвратить трагедию, воспрепятствовать хладнокровным убийцам...
Глава 7
К четырем часам пополудни отряд достиг самой середины водопада Шатога. Яростный белопенный поток, падающий сверху, ударялся о мощный скальный выступ и, разбиваясь, стремился к истоку реки Шатоги, в трех тысячах футах внизу. Запрокинув головы, люди глядели на стену шипящей и пенящейся воды высотой еще в три тысячи футов. Именно это расстояние и предстояло им преодолеть методами традиционного скалолазания — лошади тут были совершенно бесполезны. Но даже преодолев эти три тысячи футов, они окажутся лишь в самом, начале пути к тому самому перевалу, по которому и намеревались они пересечь Заоблачный хребет...
Эта затея казалась немыслимой. Невыполнимой.
Но об этом никто не хотел думать.
Участники экспедиции стояли под холодными струями дождя, глядя, как конюхи ведут лошадей в поводу вниз по склону, чтобы привязать животных на ночь в том месте, откуда поутру они пустятся в обратный путь, в Фердайн. Когда последняя лошадь скрылась вдали., людям волей-неволей пришлось остаться лицом к лицу с суровой реальностью — отвесными каменными стенами, по которым и предстояло им подняться.
В тысяче футов вверху виднелась скальная расщелина, приблизительно футов восемнадцать глубиной и около сотни длиной. Над этой расщелиной нависал гранитный карниз, обещавший защиту от ночной непогоды. Главнокомандующий Рихтер, невзирая на сгущающиеся сумерки, приказал отряду подняться и расположиться на ночлег в расщелине.
Водопаду Шатога было уже много веков от роду. Поток все глубже и глубже вгрызался в скалы, образовав каньон глубиной футов двадцать пять, на дне которого шипела и пенилась темная вода. Скальные стены кое-где растрескались от постоянной вибрации. Поток ревел столь оглушительно, что разговаривать тут было совершенно невозможно, а команды приходилось отдавать, надрываясь от крика.
Первыми стали взбираться по отвесной скале шестеро солдат. С их промасленных курток потоками струилась вода, и уже нельзя было понять, что это — струи дождя или брызги водопада. Тут туман перемешивался с водяной пылью, и, поднявшись на несколько сот футов, группа отважных первопроходцев скрылась из виду. Некоторое время слышно еще было, как они вбивают крюки в скалу, чтобы подготовить дорогу для тех, кто пойдет следом, но вот и звуки ударов стихли...
Их товарищи, стоящие внизу, напряженно ждали — не покажутся ли внезапно камнем падающие вниз тела, не исчезнут ли в беснующейся внизу пучине, не разобьются ли вдребезги о камни...
Но вот все с облегчением вздохнули, увидев спущенную сверху веревку, к концу которой привязан был красный шарф. Это значило, что все шестеро благополучно добрались до скальной расщелины.
Люди, неискушенные в скалолазании — Потрясатель, Грегор и Мэйс, — поднимались, заботливо поддерживаемые со всех сторон горцами, и вскоре очутились в убежище. У каждого за спиной был рюкзак, но основную часть поклажи поднимали на отдельной веревке, предусмотрительно спущенной шестерыми первопроходцами. Невзирая на то, что и сам Потрясатель, и оба его приемных сына пребывали в безопасности, Сэндоу не успокоился до тех самых пор, пока драгоценные его реликвии не были подняты и переданы ему из рук в руки.
Здесь, в глубокой расщелине, шум водопада звучал приглушенно, и вновь можно было побеседовать, хотя все равно приходилось повышать голос. Когда, оберегаемые предпоследней группой скалолазов, наверх поднялись главнокомандующий Рихтер и Бельмондо, старый вояка позволил себе улыбнуться и перекинуться парой слов с Сэндоу.
— Пока все идет даже лучше, чем я ожидал, — признался он.
— И никто не погиб. Но эта расщелина как нельзя более подходящее место для очередного злодейства...
— О, на пути нашем таких мест будет предостаточно! — мрачно заявил командующий. — И демоны не преминут воспользоваться удобным случаем. Хорошо, хорошо — пусть не демоны. Кстати, недурно было бы вам подсказать мне подходящее название для этих подонков! Подле меня целый день толчется молодой Бельмондо, и я волей-неволей начинаю говорить его словами.
Потрясатель собрался было спросить старика, как затесался этот трусоватый офицер в отряд бравых банибальских горцев, но вздрогнул, заслышав вдруг приглушенные крики. Мгновение — и все смолкло.
— Командир! — подал голос Барристер, рядовой, который сейчас наблюдал за подъемом и помогал лидеру каждой группы ступить в расщелину. Это был рослый молодой человек, возможно, не слишком умный, но прекрасный скалолаз и исполнительный солдат.
— Что стряслось? Кто кричал? — спросил Рихтер, вместе с Потрясателем и остальными бросаясь к краю пропасти.
— Последняя команда... Они.., они...
— Что — они? Что с ними? Говори, парень!
— Я помогал им подниматься, — забормотал Барристер, нервно проводя ладонью по лицу, словно надеясь пробудиться и обнаружить, что просто видел дурной сон. — И вот, прежде чем я успел что-либо понять, из скальной стены вместе с камнем вылетел крюк... Знаете, все они висели на этом крюке — так все вместе и полетели вниз...
— Их было там семеро, — сказал Рихтер. Он повернулся к Потрясателю и вполголоса прибавил:
— Подонок расправился еще с семью солдатами и, возможно, подонок этот — Барристер...
Сэндоу взглянул на юношу, который, припав к краю обрыва, напряженно вглядывался в туман. Пальцы его побелели, да и все тело, казалось, свело судорогой.
— Он совершенно не похож на хладнокровного убийцу. Может, это все-таки несчастный случай?
— Не исключено, — согласился Рихтер. — Ближайшие к водопаду скалы могли растрескаться изнутри из-за постоянной вибрации, но тогда крюк вырвался бы гораздо раньше, а не во время подъема последней группы...
— Командир! — вновь раздался голос Барристера. Юноша перегнулся через край обрыва, рискуя свалиться. Казалось, он разглядел что-то внизу.
— Ну, что на сей раз? — спросил Рихтер.
— Там, внизу... Кто-то поднимается! — выкрикнул Барристер.
На лице его отразилось величайшее облегчение и искренняя радость, если, разумеется, все это не было искусным лицедейством.
"Нельзя подозревать всех и каждого, — подумал Потрясатель, — ведь это кратчайший путь к нервному срыву”.
Футах в пятнадцати внизу показались голова и плечи скалолаза, едва различимые в густом тумане. Он осторожно передвигался вверх от крюка к крюку, не желая рисковать теперь, когда страховочной веревки уже не было. Командующий не мог разглядеть лица уцелевшего скалолаза, но незамедлительно приказал спустить вниз крепкую веревку с петлей на конце.
Все напряженно следили за тем, как скалолаз, держась одной рукой за крюк и поставив на другой правую ногу, схватил брошенную веревку. Совершив настоящий акробатический трюк, он умудрился при-, стегнуть петлю к карабину, закрепленному у него на поясе, — теперь он уже не боялся поскользнуться.
У наблюдателей вырвался вздох облегчения. Через какую-нибудь минуту скалолаз достиг расщелины и во весь рост растянулся на камнях, усталый до изнеможения, но невредимый.
— Картье! — Рихтер опустился на колени подле распростертого скалолаза. — Что случилось? Где остальные?
Картье потребовалось некоторое время, чтобы отдышаться. Когда мертвенная бледность на лице его сменилась слабым румянцем, он с трудом сел, держась за плечо командира, и огляделся. Лицо его выражало одновременно и бессильную злобу, и искреннее горе.
— Всем крышка... Погибли все до единого. Упали вниз. Те, кто не разбился, утонул...
— Но что произошло? — настойчиво тормошил его Рихтер.
Картье затряс головой, словно отгоняя навязчивые видения.
— Я шел последним. Когда это случилось, я держался за только что вбитый крюк — это меня и спасло. Я услышал, как закричал Беннингс — он возглавлял нашу группу. Потом вскрикнул кто-то еще, и я тотчас понял, что происходит. Тут мимо меня пролетел Беннингс. Никогда не забуду его лица... Еще один солдат пытался удержаться, но тоже сорвался. Надо мной оставались двое, Кокс и Виллард. Я услышал, как сорвался Кокс, и понял, что сейчас упадет и Виллард... Он просто не мог удержать тех, кто уже падал. Хвала богам, я не растерялся — выхватил нож и перерезал веревку, связывавшую меня с Виллардом. В тот же миг он полетел в пропасть. Они летели мимо меня, словно камни, все, все...
— Уложите-ка его и укройте хорошенько, — приказал Рихтер. — Миска горячего супа должна его успокоить.
Когда дрожащего Картье увели, Потрясатель наклонился к старому офицеру:
— Чувствую, что ваши подозрения побуждают вас исключить возможность несчастного случая.
— Я не могу этого исключить, многоуважаемый Потрясатель. Но кое-что заставляет меня всерьез усомниться. — И Рихтер многозначительно взглянул на обрывок веревки, снятый с Картье вместе с его рюкзаком.
— Позвольте поинтересоваться — почему?
— А вот из-за этого.
— Но ведь, по его словам, он перерезал веревку, а про то, что она оборвалась, не говорил...
— Однако возможно, — настаивал Рихтер, — что Картье дождался, когда Беннингс, идущий первым, выпустил из рук основную веревку, и она провисла. В этот момент Картье мог схватиться за веревку и натянуть ее. Ну, а почувствовав, что Беннингс, сойдя с крюка, вновь взялся за основную веревку, мог со всей силы дернуть за нее и вырвать крюк, на котором она держалась, из скалы. Веревка, как известно любому мало-мальски толковому скалолазу, способна выдержать огромный вес, но если резко дернуть за нее, якорный крюк вырывается в пяти случаях из десяти. Это очень большой риск.
— Думаете, Картье мог такое сделать? И не исключаете, что он перерезал свою связку еще до этого?
— Не исключаю. Я считаю подобный трюк маловероятным, но возможным. Надо быть полным идиотом, чтобы так рискнуть, даже предварительно перерезав шнур, удерживающий тебя в связке. Ведь он шел последним, и хотя бы один из шести падающих, а может, и не один, вполне мог свалиться прямо на него, и тогда... Нет, все же это скорее всего просто несчастный случай. Надо быть безумцем, чтобы намеренно сделать такое...
— Вполне возможно, нам противостоят именно безумцы, — сказал вдруг Потрясатель.
Рихтер словно сразу состарился на пару десятков лет.
— Похоже на то, очень похоже...
Он произнес эти слова с великой неохотой, ведь всякий разумный человек, руководствующийся в своих действиях логикой, досадует, если противник его попирает все ее нормы. Это очень осложняет борьбу...
— Нас осталось семьдесят, — тем временем вслух размышлял Потрясатель.
— И все же я не могу допросить с пристрастием каждого, тем самым дав понять, что всех подозреваю. Я сблизился с этими людьми, Потрясатель. Многих из тех, кого зарезали вчера, я знал как родных... Да и на этой злополучной веревке... Парнишка по имени Виллард — мой племянник, сын моей старшей и самой любимой сестры. Какое счастье, что ее уже нет в живых, да упокоят боги ее душу! Генерал — единственный, кому мне предстоит доложить о его гибели...
— Может, нынче ночью удвоить стражу? — предложил Потрясатель.
— Да я уже и сам решил отдать такой приказ. Ну, а поскольку самое ценное, что у нас есть, — это вы, предлагаю, Сэндоу, чтобы при вас по очереди дежурили ваши мальчики.
Потрясатель кивнул, соглашаясь, а потом долго глядел вслед Рихтеру. Командующий подходил к ближайшим друзьям только что погибших солдат и о чем-то подолгу беседовал с ними. Поистине это был прирожденный командир — умение вести за собой сочеталось в нем с добротой и сердечностью. Да, за таким командиром солдаты пойдут хоть на край света, хоть в пасть самого дьявола... Потрясателю уже приходилось видеть подобных людей, но случалось это нечасто.
А вдруг это лишь искусное лицедейство, и убийца — сам Рихтер? И Потрясатель клятвенно пообещал себе, что если и вправду окажется так, то злодей умрет ужасной смертью... К учителю подошел Грегор:
— Я воспользовался суматохой, чтобы обследовать расщелину. В северной ее части, в самой глубине, обнаружил узкую скальную тропку, ведущую в небольшую пещерку — она невелика, размером с чулан. Света оттуда не будет видно, и заклинаний никто не услышит. Там вполне можно провести новый сеанс чтения мыслей.
— После ужина, — только и сказал Потрясатель.
— И, смею надеяться, прежде, чем убийцы доберутся до очередной жертвы... — откликнулся Грегор.
В сгустившейся темноте, под рев водопада и раскаты грома, озаряемые вспышками молний, Потрясатель и двое его учеников осторожно пробирались по потаенной тропе. Они несли с собой ритуальные приспособления, тщательно пряча их под кожаными плащами. Один за другим вошли они под свод естественного тоннеля и вскоре оказались в пещерке, обнаруженной Грегором. Мэйс зажег свечу, поставил ее на камень и встал на страже у входа.
Грегор положил на пол в самом центре пещерки серебряный квадрат — точь-в-точь такой же, как вправленный в дубовую столешницу в доме Сэндоу. На зеркальной поверхности тотчас замерцало отражение пламени свечи. Потом юноша достал из небольшой оловянной коробочки тонкую палочку благовония и бережно зажег ее. Из очередного ларчика он извлек два кольца с крупными сапфирами — одно надел себе на палец, другое протянул учителю.
— Не понимаю, — пробормотал Мэйс, — к чему такая таинственность?
— Мускулов у тебя в избытке, но ты не маг, — ответил Грегор. — Тобою управляют духи земли, покровители лесов — но вовсе не те духи, которые покровительствуют Потрясателю.
— Пусть так, но не пойму пока, кто покровительствует тебе, о великий Потрясатель!
Оба юноши улыбались, не в силах совладать с собой.
— Мы должны совершить ритуал втайне, Мэйс, из опасения, что враги наши могут нам помешать, а именно это они, вполне возможно, проделали прошлой ночью у нас дома. Они прознали, что главнокомандующий Рихтер собирается прибегнуть к нашей помощи, и воспротивились. Не исключаю, что они и сами маги. Если же о нынешнем нашем опыте никто не будет даже подозревать, то, возможно, нам удастся увидеть наконец лица убийц.
— Тогда начинайте, учитель: счет времени, возможно, идет на минуты... Нас могут в любой момент хватиться!
И под сводами пещеры зазвучал высокий голос Потрясателя, выпевавший ритмичные заклинания, ему вторил более низкий и приглушенный голос Грегора.
— Есть! — воскликнул Мэйс, подавшись вперед и вглядываясь в серебряную пластину.
На ней снова виден был смутный абрис двух лиц, словно подернутый туманной пленкой. Черт все еще нельзя было рассмотреть.
— Сосредоточьтесь! — выдохнул Грегор.
Потрясатель с учеником удвоили усилия, но голоса их по-прежнему звучали глухо — они боялись привлечь внимание тех, кто отдыхал в расщелине.
Лица на серебряном квадрате постепенно вырисовывались все четче, но черт, как и накануне, разглядеть было нельзя. И вот на глазах троих изумленных людей эти призрачные лица стала обволакивать проволочная сеть, испещренная прямоугольничками транзисторов. Она расползалась по щекам, по лбам, обрисовывая полушария мозга...
Потрясатель откинулся назад и слегка расслабился.
— В точности то же, что и вчера...
— Тогда надо поскорее убираться отсюда, покуда никто ничего не заподозрил. Мы ведь в тупике — тут легче легкого с нами расправиться.
— Погоди-ка, Мэйс, — прервал ученика Потрясатель. — Нам надо предпринять еще одну попытку — последнюю. Ведь кое-кого из отряда мы уже знаем, их и следует проверить. Если хотя бы один из них окажется искомым призраком в проволочной сетке — значит, дело сделано. Иными словами, вместо того чтобы двигаться от общего к частному, пойдем от частного к общему.
— Я ничего не понял, — признался Мэйс. — Но действуйте побыстрее, умоляю!
— Сперва проверим Рихтера и Бельмондо, — сказал Грегору Потрясатель.
Произнеся эти имена, он вновь сосредоточился. На лбу его ученика выступили капельки пота, но учитель оставался невозмутимым.
— Что-то появляется... — прошептал Мэйс. На серебряной пластине и впрямь появились лица Рихтера и Бельмондо, они делались все отчетливее — и вдруг словно под кожей у обоих замерцала проволочная сетка!
Грегор ахнул — он был и потрясен и удовлетворен одновременно:
— Это они!
Потрясатель ослабил волевое усилие, и верхний слой молекул телепатической пластины померк, превратившись в обыкновенное зеркало. Пластина тотчас же перестала светиться изнутри, теперь в ней отражалась лишь мерцающая свеча да слезы расплавленного воска, сбегавшие по серому камню, на котором она стояла.
— Что же нам теперь предпринять? — спросил Грегор. — Надо что-то делать, притом быстро, покуда они не совершили очередного злодейства!
— Но сперва я хотел бы провести контрольный опыт, — сказал Потрясатель.
Его определенно что-то беспокоило. Белки его темных глаз налились кровью — отчасти от дневной усталости, но в основном из-за напряжения, неизбежно сопровождавшего подобные эксперименты. Сэндоу поморгал и прикрыл глаза ладонями.
Эта затея казалась немыслимой. Невыполнимой.
Но об этом никто не хотел думать.
Участники экспедиции стояли под холодными струями дождя, глядя, как конюхи ведут лошадей в поводу вниз по склону, чтобы привязать животных на ночь в том месте, откуда поутру они пустятся в обратный путь, в Фердайн. Когда последняя лошадь скрылась вдали., людям волей-неволей пришлось остаться лицом к лицу с суровой реальностью — отвесными каменными стенами, по которым и предстояло им подняться.
В тысяче футов вверху виднелась скальная расщелина, приблизительно футов восемнадцать глубиной и около сотни длиной. Над этой расщелиной нависал гранитный карниз, обещавший защиту от ночной непогоды. Главнокомандующий Рихтер, невзирая на сгущающиеся сумерки, приказал отряду подняться и расположиться на ночлег в расщелине.
Водопаду Шатога было уже много веков от роду. Поток все глубже и глубже вгрызался в скалы, образовав каньон глубиной футов двадцать пять, на дне которого шипела и пенилась темная вода. Скальные стены кое-где растрескались от постоянной вибрации. Поток ревел столь оглушительно, что разговаривать тут было совершенно невозможно, а команды приходилось отдавать, надрываясь от крика.
Первыми стали взбираться по отвесной скале шестеро солдат. С их промасленных курток потоками струилась вода, и уже нельзя было понять, что это — струи дождя или брызги водопада. Тут туман перемешивался с водяной пылью, и, поднявшись на несколько сот футов, группа отважных первопроходцев скрылась из виду. Некоторое время слышно еще было, как они вбивают крюки в скалу, чтобы подготовить дорогу для тех, кто пойдет следом, но вот и звуки ударов стихли...
Их товарищи, стоящие внизу, напряженно ждали — не покажутся ли внезапно камнем падающие вниз тела, не исчезнут ли в беснующейся внизу пучине, не разобьются ли вдребезги о камни...
Но вот все с облегчением вздохнули, увидев спущенную сверху веревку, к концу которой привязан был красный шарф. Это значило, что все шестеро благополучно добрались до скальной расщелины.
Люди, неискушенные в скалолазании — Потрясатель, Грегор и Мэйс, — поднимались, заботливо поддерживаемые со всех сторон горцами, и вскоре очутились в убежище. У каждого за спиной был рюкзак, но основную часть поклажи поднимали на отдельной веревке, предусмотрительно спущенной шестерыми первопроходцами. Невзирая на то, что и сам Потрясатель, и оба его приемных сына пребывали в безопасности, Сэндоу не успокоился до тех самых пор, пока драгоценные его реликвии не были подняты и переданы ему из рук в руки.
Здесь, в глубокой расщелине, шум водопада звучал приглушенно, и вновь можно было побеседовать, хотя все равно приходилось повышать голос. Когда, оберегаемые предпоследней группой скалолазов, наверх поднялись главнокомандующий Рихтер и Бельмондо, старый вояка позволил себе улыбнуться и перекинуться парой слов с Сэндоу.
— Пока все идет даже лучше, чем я ожидал, — признался он.
— И никто не погиб. Но эта расщелина как нельзя более подходящее место для очередного злодейства...
— О, на пути нашем таких мест будет предостаточно! — мрачно заявил командующий. — И демоны не преминут воспользоваться удобным случаем. Хорошо, хорошо — пусть не демоны. Кстати, недурно было бы вам подсказать мне подходящее название для этих подонков! Подле меня целый день толчется молодой Бельмондо, и я волей-неволей начинаю говорить его словами.
Потрясатель собрался было спросить старика, как затесался этот трусоватый офицер в отряд бравых банибальских горцев, но вздрогнул, заслышав вдруг приглушенные крики. Мгновение — и все смолкло.
— Командир! — подал голос Барристер, рядовой, который сейчас наблюдал за подъемом и помогал лидеру каждой группы ступить в расщелину. Это был рослый молодой человек, возможно, не слишком умный, но прекрасный скалолаз и исполнительный солдат.
— Что стряслось? Кто кричал? — спросил Рихтер, вместе с Потрясателем и остальными бросаясь к краю пропасти.
— Последняя команда... Они.., они...
— Что — они? Что с ними? Говори, парень!
— Я помогал им подниматься, — забормотал Барристер, нервно проводя ладонью по лицу, словно надеясь пробудиться и обнаружить, что просто видел дурной сон. — И вот, прежде чем я успел что-либо понять, из скальной стены вместе с камнем вылетел крюк... Знаете, все они висели на этом крюке — так все вместе и полетели вниз...
— Их было там семеро, — сказал Рихтер. Он повернулся к Потрясателю и вполголоса прибавил:
— Подонок расправился еще с семью солдатами и, возможно, подонок этот — Барристер...
Сэндоу взглянул на юношу, который, припав к краю обрыва, напряженно вглядывался в туман. Пальцы его побелели, да и все тело, казалось, свело судорогой.
— Он совершенно не похож на хладнокровного убийцу. Может, это все-таки несчастный случай?
— Не исключено, — согласился Рихтер. — Ближайшие к водопаду скалы могли растрескаться изнутри из-за постоянной вибрации, но тогда крюк вырвался бы гораздо раньше, а не во время подъема последней группы...
— Командир! — вновь раздался голос Барристера. Юноша перегнулся через край обрыва, рискуя свалиться. Казалось, он разглядел что-то внизу.
— Ну, что на сей раз? — спросил Рихтер.
— Там, внизу... Кто-то поднимается! — выкрикнул Барристер.
На лице его отразилось величайшее облегчение и искренняя радость, если, разумеется, все это не было искусным лицедейством.
"Нельзя подозревать всех и каждого, — подумал Потрясатель, — ведь это кратчайший путь к нервному срыву”.
Футах в пятнадцати внизу показались голова и плечи скалолаза, едва различимые в густом тумане. Он осторожно передвигался вверх от крюка к крюку, не желая рисковать теперь, когда страховочной веревки уже не было. Командующий не мог разглядеть лица уцелевшего скалолаза, но незамедлительно приказал спустить вниз крепкую веревку с петлей на конце.
Все напряженно следили за тем, как скалолаз, держась одной рукой за крюк и поставив на другой правую ногу, схватил брошенную веревку. Совершив настоящий акробатический трюк, он умудрился при-, стегнуть петлю к карабину, закрепленному у него на поясе, — теперь он уже не боялся поскользнуться.
У наблюдателей вырвался вздох облегчения. Через какую-нибудь минуту скалолаз достиг расщелины и во весь рост растянулся на камнях, усталый до изнеможения, но невредимый.
— Картье! — Рихтер опустился на колени подле распростертого скалолаза. — Что случилось? Где остальные?
Картье потребовалось некоторое время, чтобы отдышаться. Когда мертвенная бледность на лице его сменилась слабым румянцем, он с трудом сел, держась за плечо командира, и огляделся. Лицо его выражало одновременно и бессильную злобу, и искреннее горе.
— Всем крышка... Погибли все до единого. Упали вниз. Те, кто не разбился, утонул...
— Но что произошло? — настойчиво тормошил его Рихтер.
Картье затряс головой, словно отгоняя навязчивые видения.
— Я шел последним. Когда это случилось, я держался за только что вбитый крюк — это меня и спасло. Я услышал, как закричал Беннингс — он возглавлял нашу группу. Потом вскрикнул кто-то еще, и я тотчас понял, что происходит. Тут мимо меня пролетел Беннингс. Никогда не забуду его лица... Еще один солдат пытался удержаться, но тоже сорвался. Надо мной оставались двое, Кокс и Виллард. Я услышал, как сорвался Кокс, и понял, что сейчас упадет и Виллард... Он просто не мог удержать тех, кто уже падал. Хвала богам, я не растерялся — выхватил нож и перерезал веревку, связывавшую меня с Виллардом. В тот же миг он полетел в пропасть. Они летели мимо меня, словно камни, все, все...
— Уложите-ка его и укройте хорошенько, — приказал Рихтер. — Миска горячего супа должна его успокоить.
Когда дрожащего Картье увели, Потрясатель наклонился к старому офицеру:
— Чувствую, что ваши подозрения побуждают вас исключить возможность несчастного случая.
— Я не могу этого исключить, многоуважаемый Потрясатель. Но кое-что заставляет меня всерьез усомниться. — И Рихтер многозначительно взглянул на обрывок веревки, снятый с Картье вместе с его рюкзаком.
— Позвольте поинтересоваться — почему?
— А вот из-за этого.
— Но ведь, по его словам, он перерезал веревку, а про то, что она оборвалась, не говорил...
— Однако возможно, — настаивал Рихтер, — что Картье дождался, когда Беннингс, идущий первым, выпустил из рук основную веревку, и она провисла. В этот момент Картье мог схватиться за веревку и натянуть ее. Ну, а почувствовав, что Беннингс, сойдя с крюка, вновь взялся за основную веревку, мог со всей силы дернуть за нее и вырвать крюк, на котором она держалась, из скалы. Веревка, как известно любому мало-мальски толковому скалолазу, способна выдержать огромный вес, но если резко дернуть за нее, якорный крюк вырывается в пяти случаях из десяти. Это очень большой риск.
— Думаете, Картье мог такое сделать? И не исключаете, что он перерезал свою связку еще до этого?
— Не исключаю. Я считаю подобный трюк маловероятным, но возможным. Надо быть полным идиотом, чтобы так рискнуть, даже предварительно перерезав шнур, удерживающий тебя в связке. Ведь он шел последним, и хотя бы один из шести падающих, а может, и не один, вполне мог свалиться прямо на него, и тогда... Нет, все же это скорее всего просто несчастный случай. Надо быть безумцем, чтобы намеренно сделать такое...
— Вполне возможно, нам противостоят именно безумцы, — сказал вдруг Потрясатель.
Рихтер словно сразу состарился на пару десятков лет.
— Похоже на то, очень похоже...
Он произнес эти слова с великой неохотой, ведь всякий разумный человек, руководствующийся в своих действиях логикой, досадует, если противник его попирает все ее нормы. Это очень осложняет борьбу...
— Нас осталось семьдесят, — тем временем вслух размышлял Потрясатель.
— И все же я не могу допросить с пристрастием каждого, тем самым дав понять, что всех подозреваю. Я сблизился с этими людьми, Потрясатель. Многих из тех, кого зарезали вчера, я знал как родных... Да и на этой злополучной веревке... Парнишка по имени Виллард — мой племянник, сын моей старшей и самой любимой сестры. Какое счастье, что ее уже нет в живых, да упокоят боги ее душу! Генерал — единственный, кому мне предстоит доложить о его гибели...
— Может, нынче ночью удвоить стражу? — предложил Потрясатель.
— Да я уже и сам решил отдать такой приказ. Ну, а поскольку самое ценное, что у нас есть, — это вы, предлагаю, Сэндоу, чтобы при вас по очереди дежурили ваши мальчики.
Потрясатель кивнул, соглашаясь, а потом долго глядел вслед Рихтеру. Командующий подходил к ближайшим друзьям только что погибших солдат и о чем-то подолгу беседовал с ними. Поистине это был прирожденный командир — умение вести за собой сочеталось в нем с добротой и сердечностью. Да, за таким командиром солдаты пойдут хоть на край света, хоть в пасть самого дьявола... Потрясателю уже приходилось видеть подобных людей, но случалось это нечасто.
А вдруг это лишь искусное лицедейство, и убийца — сам Рихтер? И Потрясатель клятвенно пообещал себе, что если и вправду окажется так, то злодей умрет ужасной смертью... К учителю подошел Грегор:
— Я воспользовался суматохой, чтобы обследовать расщелину. В северной ее части, в самой глубине, обнаружил узкую скальную тропку, ведущую в небольшую пещерку — она невелика, размером с чулан. Света оттуда не будет видно, и заклинаний никто не услышит. Там вполне можно провести новый сеанс чтения мыслей.
— После ужина, — только и сказал Потрясатель.
— И, смею надеяться, прежде, чем убийцы доберутся до очередной жертвы... — откликнулся Грегор.
В сгустившейся темноте, под рев водопада и раскаты грома, озаряемые вспышками молний, Потрясатель и двое его учеников осторожно пробирались по потаенной тропе. Они несли с собой ритуальные приспособления, тщательно пряча их под кожаными плащами. Один за другим вошли они под свод естественного тоннеля и вскоре оказались в пещерке, обнаруженной Грегором. Мэйс зажег свечу, поставил ее на камень и встал на страже у входа.
Грегор положил на пол в самом центре пещерки серебряный квадрат — точь-в-точь такой же, как вправленный в дубовую столешницу в доме Сэндоу. На зеркальной поверхности тотчас замерцало отражение пламени свечи. Потом юноша достал из небольшой оловянной коробочки тонкую палочку благовония и бережно зажег ее. Из очередного ларчика он извлек два кольца с крупными сапфирами — одно надел себе на палец, другое протянул учителю.
— Не понимаю, — пробормотал Мэйс, — к чему такая таинственность?
— Мускулов у тебя в избытке, но ты не маг, — ответил Грегор. — Тобою управляют духи земли, покровители лесов — но вовсе не те духи, которые покровительствуют Потрясателю.
— Пусть так, но не пойму пока, кто покровительствует тебе, о великий Потрясатель!
Оба юноши улыбались, не в силах совладать с собой.
— Мы должны совершить ритуал втайне, Мэйс, из опасения, что враги наши могут нам помешать, а именно это они, вполне возможно, проделали прошлой ночью у нас дома. Они прознали, что главнокомандующий Рихтер собирается прибегнуть к нашей помощи, и воспротивились. Не исключаю, что они и сами маги. Если же о нынешнем нашем опыте никто не будет даже подозревать, то, возможно, нам удастся увидеть наконец лица убийц.
— Тогда начинайте, учитель: счет времени, возможно, идет на минуты... Нас могут в любой момент хватиться!
И под сводами пещеры зазвучал высокий голос Потрясателя, выпевавший ритмичные заклинания, ему вторил более низкий и приглушенный голос Грегора.
— Есть! — воскликнул Мэйс, подавшись вперед и вглядываясь в серебряную пластину.
На ней снова виден был смутный абрис двух лиц, словно подернутый туманной пленкой. Черт все еще нельзя было рассмотреть.
— Сосредоточьтесь! — выдохнул Грегор.
Потрясатель с учеником удвоили усилия, но голоса их по-прежнему звучали глухо — они боялись привлечь внимание тех, кто отдыхал в расщелине.
Лица на серебряном квадрате постепенно вырисовывались все четче, но черт, как и накануне, разглядеть было нельзя. И вот на глазах троих изумленных людей эти призрачные лица стала обволакивать проволочная сеть, испещренная прямоугольничками транзисторов. Она расползалась по щекам, по лбам, обрисовывая полушария мозга...
Потрясатель откинулся назад и слегка расслабился.
— В точности то же, что и вчера...
— Тогда надо поскорее убираться отсюда, покуда никто ничего не заподозрил. Мы ведь в тупике — тут легче легкого с нами расправиться.
— Погоди-ка, Мэйс, — прервал ученика Потрясатель. — Нам надо предпринять еще одну попытку — последнюю. Ведь кое-кого из отряда мы уже знаем, их и следует проверить. Если хотя бы один из них окажется искомым призраком в проволочной сетке — значит, дело сделано. Иными словами, вместо того чтобы двигаться от общего к частному, пойдем от частного к общему.
— Я ничего не понял, — признался Мэйс. — Но действуйте побыстрее, умоляю!
— Сперва проверим Рихтера и Бельмондо, — сказал Грегору Потрясатель.
Произнеся эти имена, он вновь сосредоточился. На лбу его ученика выступили капельки пота, но учитель оставался невозмутимым.
— Что-то появляется... — прошептал Мэйс. На серебряной пластине и впрямь появились лица Рихтера и Бельмондо, они делались все отчетливее — и вдруг словно под кожей у обоих замерцала проволочная сетка!
Грегор ахнул — он был и потрясен и удовлетворен одновременно:
— Это они!
Потрясатель ослабил волевое усилие, и верхний слой молекул телепатической пластины померк, превратившись в обыкновенное зеркало. Пластина тотчас же перестала светиться изнутри, теперь в ней отражалась лишь мерцающая свеча да слезы расплавленного воска, сбегавшие по серому камню, на котором она стояла.
— Что же нам теперь предпринять? — спросил Грегор. — Надо что-то делать, притом быстро, покуда они не совершили очередного злодейства!
— Но сперва я хотел бы провести контрольный опыт, — сказал Потрясатель.
Его определенно что-то беспокоило. Белки его темных глаз налились кровью — отчасти от дневной усталости, но в основном из-за напряжения, неизбежно сопровождавшего подобные эксперименты. Сэндоу поморгал и прикрыл глаза ладонями.