— В первый раз он переспал с девчонкой еще в средней школе, в последний день учебы. За одну ночь он превратился из застенчивого подростка, у которого был один спорт на уме, в... в общем, в кобеля. Вы понимаете, наверное, встречали таких людей?
   — Да, — подтвердил Чейз.
   — Мы даже советовали ему поумерить свой пыл, дабы не истощить себя преждевременно.
   Поскольку вопрос о мужской потенции Майкла Карнса они уже выяснили, похоже, наступил подходящий момент спросить о главном, но только так, чтобы парень не замкнулся:
   — А он никогда не говорил тебе, что к нему... пристает мужчина?
   — Голубой?
   — Ну да.
   Он снова взглянул на Гленду, потом на Чейза, раздумывая, и сказал:
   — А вы не представились. Чейз представил себя и Гленду.
   — Чем же объясняется столь пристальный интерес к Майку?
   — Мне кажется, — стал объяснять Чейз, — полиция ничего не делает. Вы же знаете, я связан с этим делом и мне совершенно не улыбается мысль о том, что на свободе бегает псих, который здорово на меня зол.
   Кейбл понимающе кивнул. Минуту спустя он заговорил быстро и невнятно, точно обманывал чье-то доверие и хотел побыстрее отделаться:
   — Два года назад Майк в первый раз переспал с девчонкой и после этого будто сдвинулся... Знай вы его родителей, все бы поняли. Они никогда не разрешали ему ничего лишнего, никаких развлечений, не говоря уж о сексе. И он как с цепи сорвался. Даже учиться стал плохо.
   — Когда это произошло?
   — Где-то в середине второго семестра старшего класса. Он хотел учиться в университете, но у него бы ничего не вышло, закончил он второй семестр так же плохо, как первый. Хуже всего дело обстояло с физикой, и кончилось тем, что ему пришлось заниматься с репетитором.
   — А с кем именно? — спросил Чейз.
   — Учитель, который по субботам давал частные уроки. Я не знаю, как его фамилия, и никогда его не видел.
   — И этот самый учитель приставал к Майку?
   — Ага. Я только спустя год об этом узнал. Майк подтянулся и таки влез в университет на дневное, а я уехал в Питтсбург. Мы редко переписывались, но всегда встречались, если я приезжал на выходные и на каникулы. В феврале у нас было свидание с рыжими двойняшками, с которыми Майк познакомился в университете, очень кстати, милыми. По дороге домой, после того как мы проводили девчонок, он и рассказал мне об этом типе, который преследовал его, куда бы он ни пошел.
   — Это и был учитель физики?
   — Ну да.
   — А что Майк о нем рассказывал? Даже самая мелкая деталь может оказаться важной. Кейбл скосил глаза и облизнул губы:
   — Он прекратил брать уроки по субботам, потому что преподаватель пытался убедить его, будто ничего плохого не случится, если они лягут в постель. Это было почти год назад, когда мы еще учились в старшем классе. Потом, по словам Майка, этот тип продолжал надоедать ему, периодически пытался заговорить с ним. Но когда он звонил, Майк вешал трубку. Тогда он стал преследовать Майка повсюду — жуть, да и только.
   — Но ты не помнишь его фамилии?
   — Нет.
   — И даже имени?
   — Даже имени.
   — Может, прозвище?
   — Майк конечно же не называл его прозвищем.
   — Да, наверное.
   — Вот и все, — сказал Кейбл. Он стиснул руки и захрустел суставами. — Жаль, что так мало.
   — Думаю, вполне достаточно, как раз то, что надо, — возразил Чейз.
   — Ну, тогда хорошо. — Кейбл отвернулся от Чейза, тряхнул головой, отбрасывая с лица густые волосы, улыбнулся Гленде и сказал:
   — У вас обалденные ноги!
   — Спасибо, — поблагодарила она.
   Из-за палящего солнца Гленда казалась миражем в волнах марева, поднимавшегося от тротуара, в то время как она шла к машине. Красавица, подумал Чейз, и Кейбл прав насчет ее ног. Сумеет ли он помочь ей исполнить обещание, заключенное в ее теле, стать для нее мужчиной? Он быстро прогнал эти мысли и сел в машину.
   — Ты красивая, — сказал он.
   — Боже, что за комплимент! — произнесла она с притворным удивлением. — Я думала, что буду выслушивать их по крайней мере через день.
   — Я плохо формулирую, но, признаться, приревновал к этому парню. Я же видел, как ты засияла в ответ на его похвалу твоим ногам.
   — Может быть, я и эмансипированная женщина, но у меня тоже есть эго.
   — Я буду стараться, — пообещал он, дотрагиваясь до ее голого колена. Оно было прохладным и крепким. Прикосновение вызвало такую волну желания и вины одновременно, что он тут же убрал руку. — Достала?
   Она открыла конверт и вытащила шесть отпечатанных на мимеографе страничек:
   — Список всех учителей, преподающих в старших, младших и выпускных классах.
   — С адресами и телефонами, — одобрительно заметил он. — Как тебе это удалось?
   — Фокус, которому научилась, постоянно крутясь среди репортеров. — Она наклонилась вперед, щелкнула зажигалкой на щитке, достала сигарету и закурила. Затянулась один раз, а потом довольствовалась тем, что держала ее в руке. — Я встретилась со школьным инспектором и назвалась представителем коммерческой фирмы, рассылающей по почте запросы. Он пребывал в таком отчаянии, что приходится работать летом, когда все учителя в отпуске, и так обрадован возможностью пообщаться с милой молодой женщиной в мини-юбке, что даже не спросил, почему мы запрашиваем информацию лично, а не по почте. К тому же я выписала ему чек со своего собственного счета в качестве платы за список, и мне даже не пришлось объяснять этого. Двадцать пять тысяч долларов за имя, адрес и телефон почти трех тысяч сотрудников — а они, наверное, уже не раз продавали этот список за гораздо большие деньги.
   Он восхищенно покачал головой:
   — При такой голове тебе даже не обязательно иметь такие ноги.
   — Не правда.
   — Не правда?
   — Если бы он не пялился на ноги, то наверняка более здраво мыслил. И задал бы массу всяких неудобных вопросов.
   Чейз вернул ей список:
   — Что ж, благодаря твоим ногам мы приближаемся к месту назначения.
   — Ты действительно думаешь, что он учитель физики?
   — Многое сходится. Включая даже глушитель для пистолета. Обладая профессиональными знаниями, он запросто мог смастерить его сам. Я помню, он говорил, что плохо стреляет именно из-за глушителя.
   Чейз остановил машину у ее дома. Они поднялись в квартиру и вместе просмотрели список, обводя фамилии учителей физики — их оказалось всего трое. Он обзвонил их всех за десять минут и с каждым перемолвился несколькими словами. Ни один из них, похоже, не был Судьей. Оставался еще один шанс: совсем не обязательно, чтобы репетитор по физике преподавал в школе именно физику; теперь они обвели фамилии учителей естествознания в старших и младших классах и позвонили всем тридцати девяти. Двенадцать номеров не ответили, еще четверых не было дома, но они должны были прийти после обеда. Среди остальных двадцати трех Судьи не оказалось.
   К половине седьмого у них остался только один человек. Чарльз Шинблут, учитель естествознания в начальной школе. Но когда Чейз набрал его номер в седьмой раз, он ответил:
   — Шинблут у телефона.
   — Вы мистер Шинблут, учитель естествознания в младших классах уолтерсонской школы? — спросил Чейз.
   — Да, это я.
   — Чарльз Шинблут?
   — Да. Кто это?
   Чейз повесил трубку.
   — Ну? — спросила Гленда.
   — Это не Судья, — сказал он. — Мы идем по ложному следу.

Глава 12

   Анна и Гарри Карнс жили в скромном белом деревянном доме на Винклер-стрит, в одном из старейших жилых районов города, населенном людьми среднего достатка. На подъездной дорожке, усыпанной гравием, стоял трехлетний “рамблер”; в окнах нижнего этажа горел свет. Плотные желтые шторы скрывали от Чейза внутренний интерьер комнат, но он полагал, что они так же уродливы, как сам дом и весь квартал. Тишину нарушали только шум грузовиков, проезжающих по шоссе в трех кварталах отсюда, да телевизор, включенный на полную громкость в соседнем доме.
   — Ну что, идем? — спросила Гленда.
   — Я уж думаю, — сказал Чейз, — может быть, гомосексуализм здесь ни при чем?
   — Но человек, который преследовал их, ездил на красном “фольксвагене”, как говорит Луиза Элленби. И когда ты обвинил его по телефону, реакция, как тебе показалось, была слишком бурной.
   — Но считается, что голубые не так склонны к насилию, как обычные люди. И те, с которыми я общался, вполне подтверждают это мнение. Не могу представить, чтобы хоть один из геев, которых я знал, взял нож и пошел убивать.
   — Отвергнутый любовник, — предположила Гленда.
   — Слишком банально, чтобы быть правдой. Она скользнула поближе к нему, не обращая внимания на панель между сиденьями.
   — В чем дело, Бен? По-моему, ты просто ищешь отговорку, лишь бы не идти и не говорить с родителями Майкла.
   Он посмотрел на освещенные окна и вздохнул:
   — Они, чего доброго, начнут благодарить меня за попытку спасти их сына, и я снова сделаюсь героем. Знала бы ты, как мне это надоело.
   — А может быть, и не начнут, — возразила она. — Они и не знают, кто ты такой.
   Он распахнул дверцу машины и поставил ногу на край тротуара:
   — Ну, пойдем, покончим с этим.
   Дверь открыла Анна Карнс, седая женщина, не пользовавшаяся косметикой; но и пользуйся она ею, вряд ли это бы помогло. Слишком резкими были черты ее лица — сплошные углы и плоскости, глаза чрезмерно близко посажены, губы тонкие и поджатые. На ней бесформенно висело домашнее платье, доходившее до середины толстых икр. Нет, она вовсе не заботилась о стиле, просто платья такой длины, по-видимому, носила всегда.
   — Входите, пожалуйста, — пригласила она. — Рада вас видеть.
   Серость. Все в доме выглядело серым, грустным и обыденным. Мебель в гостиной темная и тяжелая: на спинках кресел и диванов — белые чехлы. Горели две лампы, причем обе тусклые, какие-то подслеповатые. Телевизор работал, но казалось, никто его не смотрит. Стены комнаты окрашены в унылый коричневый цвет — такими обычно бывают стены в общественных учреждениях — в школах или в коридорах мэрии. На стенах висело с полдесятка табличек с девизами, полностью соответствующими вкусам хозяев.
   Гарри Карнс оказался таким же серым, как его жена и их комната, человеком низенького роста и хилого сложения. Руки его дрожали, если только он не клал их на подлокотники кресла; он избегал смотреть на Чейза и устремил свой взгляд куда-то за его левое плечо.
   Чейз и Гленда сели на диван, не прислоняясь к спинке; им было явно не по себе в этой комнате с чехлами, лозунгами и выставленными напоказ библиями. Миссис Карнс то и дело бросала неодобрительные взгляды на голые ноги Гленды, едва прикрытые мини-юбкой, а мистер Карнс усердно притворялся, будто вообще не знает, что Гленда женщина. Общее настроение было как на похоронах.
   Когда наконец покончили с благодарностями, Чейз сменил тему разговора:
   — Я пришел, чтобы задать несколько вопросов о Майкле. Видите ли, я не уверен, что полиция тщательно занимается этим делом, а мне очень хочется, чтобы оно побыстрее решилось, учитывая, что убийца может быть зол на меня.
   — Что за вопросы? — спросила миссис Карнс. Где-то в коридоре на втором этаже пробили старинные часы. Звук показался Чейзу глухим и далеким, как обрывки кошмарного сна.
   — В основном о школе, — ответил Чейз.
   — Он был хороший мальчик, — сказал мистер Карнс. — Старательно учился в школе, а потом в колледже.
   — Давай не будем лгать мистеру Чейзу, — заявила Анна куда более решительно, чем ее муж. — Мы же знаем, что это не так.
   — Но он был хороший мальчик, — упорно повторил старик; казалось, он пытается убедить не столько жену, сколько самого себя.
   — Он свихнулся, — отрезала миссис Карнс. — И год от года становился все более неузнаваемым.
   — Как это свихнулся? — не понял Чейз.
   — Стал гулять, — принялась объяснять миссис Карнс. — Приходил среди ночи, и обычно с девушкой. Вы же знаете, где его убили, в этом греховном месте, которое они называют парком.
   Не желая продолжать разговор на эту тему, Чейз сказал:
   — Я пришел в основном для того, чтобы спросить о репетиторе, с которым Майкл занимался физикой в выпускном классе.
   — Он гулял каждую ночь и плохо учился, — продолжала гнуть свое миссис Карие. — Мы уже все перепробовали. Его бы выпороть как следует, но где там, он был сильнее и меня и отца. Когда мальчик вырастает и теряет уважение к старшим, что тут поделаешь? Он работал и скопил денег на машину. И вот тогда удержать его стало и вовсе невозможно.
   Мистер Карнс молчал; отвернувшись, он уставился в телевизор, где показывали состязания дрессированных собак, до тошноты предсказуемые.
   — С кем он занимался физикой? — настойчиво спросил Чейз.
   Миссис Карнс тоже посмотрела на экран: собака прыгнула через обруч, другой пудель перекувырнулся назад. Под аплодисменты невидимой публики она сказала:
   — Я не помню его фамилии. А ты, отец? Муж отвел взгляд от телевизора и, как раньше, вновь устремил его за левое плечо Чейза.
   — Я с ним не встречался, — сказал он.
   — А вы платили по чекам? Должны же вы были записывать чеки на чье-то имя?
   — Мы платили наличными, — уточнила миссис Карнс, — восемь долларов за два часа каждую субботу, и Майк брал деньги с собой. Через некоторое время учитель заметил способности Майка к физике и предложил заниматься с ним бесплатно.
   — Майк был способным мальчиком, — вступил в разговор мистер Карнс. — Из него могло бы что-то получиться.
   — Если бы он не свихнулся, — почти согласилась жена. — Но он свихнулся и никак не желал угомониться и взяться за ум.
   Чейз почувствовал, что Гленда слегка прикоснулась ногой к его ноге, и понял: ее тоже раздражает этот завуалированный непрекращающийся спор между мужем и женой и их враждебность к слабостям единственного сына — если это были слабости.
   Он спросил:
   — А как вы нашли частного репетитора — или он занимался с учителем из своей школы?
   — Его фамилию нам сообщили в школе, — сказала она. — У них есть список рекомендуемых репетиторов. Но он не преподавал там. По-моему, он работал в католической школе.
   — Это была частная школа, — подал голос Гарри Карнс, — однако не католическая. Какая-то академия в городе.
   — Школа для мальчиков? — уточнил Чейз.
   — Кажется, да.
   — А по-моему, именно приходская школа, — возразила его жена. Она смотрела на мужа так, будто хотела, чтобы он взял свои слова обратно.
   — А вы, случайно, не помните названия школы? — спросил Чейз старика — этого усталого старика.
   — Нет, — сказал Гарри Карнс. — Но она точно не приходская. Я помню, Анна тогда еще опасалась, как бы он не оказался католиком. Она не хотела, чтобы Майк брал частные уроки у католика.
   — Нужно соблюдать осторожность, — заявила старуха. — Я всегда старалась соблюдать осторожность, когда дело касалось Майка. Это ты уделял ему недостаточно внимания. Может быть, если бы оба бдели, он бы не свихнулся.
   — И последнее, — сказал Чейз. — Правда, это может вас расстроить. Если вы не захотите отвечать, так и скажите.
   Анна Карнс покосилась на голые ноги Гленды, нахмурилась, перевела взгляд на Чейза. Гарри смотрел через плечо Чейза, словно манекен со стеклянными глазами.
   — Похороны состоялись в четверг. Вы, случайно, не заметили, — спросил Чейз, — во время церемонии незнакомых людей?
   — Там было много народу, — сказала Анна.
   — В основном его приятели, — добавил Гарри. Старуха продолжила:
   — Мы почти не знали его друзей. Пару раз он приводил на вечер или на ночь каких-то подвыпивших мальчишек. Но я не велела ему делать этого впредь, если они не знают меры и не умеют вести себя как взрослые. И конечно, на похороны пришли девушки, с которыми он... был знаком, девушки из школы и из колледжа.
   Чейз повторил им описание Судьи со слов Брауна.
   — Такого человека там не было?
   — Не помню, — вздохнула Анна. — Пришло много народу.
   — А вы, мистер Карнс?
   — Тоже не припомню.
   Старик плакал. Слезы еще не скатились по щекам, а только собирались в уголках глаз большими каплями.
   Жена увидела его состояние и примирительно сказала:
   — Я, наверное, слишком строга к мальчику. Он ведь Не был таким уж пропащим. Нельзя обвинять ребенка в его недостатках, ведь правда? Все дело в родителях, в нас. Если у Майка были какие-то плохие черты, если он не был идеальным, то лишь потому, что мы сами не идеальны. Нельзя же воспитать праведного ребенка, если сам грешишь. Так что мы сами виноваты. Правда, папа?
   — Да, — согласился он. — Мы сами грешили, и нельзя обвинять мальчика.
   Чейзу стало слишком тошно, чтобы дольше оставаться там. Он резко поднялся и взял Гленду за руку.
   — Спасибо, что уделили нам время, и извините за беспокойство, — сказал он. — Извините, что напомнил вам все это.
   — Ничего, — произнесла мать Майка. — Мы рады помочь.
   Гленда в первый раз подала голос. Она взяла со столика вечернюю газету и спросила:
   — Это сегодняшняя газета?
   — Да, — ответила Анна.
   — Если вы прочитали ее, нельзя ли мне взять? Я сегодня не сумела купить газету.
   — Пожалуйста, — сказала Анна, провожая их по коридору к двери. — Там все равно ничего интересного.
   — Вы служили в армии, — сказал им вслед Гарри Карнс. Он повернулся вполоборота в своем кресле и смотрел на расстегнутый воротник Чейза.
   — Да, — ответил Чейз.
   — Думаю, именно это и нужно было Майку. Если бы мы убедили его отслужить в армии, а потом уж пойти в колледж, может быть, все сложилось по-другому. Там его привели бы в чувство, научили уму-разуму. Возможно, ему не помешало бы год-другой побыть там, где вы.
   — Меньше всего на свете, — резко возразил Чейз.
   — Может быть, вы правы, а может быть, и нет.
   — Уж поверьте мне, — сказал Чейз: теперь он окончательно перестал сочувствовать старику, разозлившись из-за легкости, с которой тот готов был послать своего сына в самое пекло. В дверях миссис Карнс снова поблагодарила его и сказала, что рада была познакомиться с Глендой. А затем спросила:
   — Милая, а вам не холодно в этом вашем платьице?
   — Вовсе нет, — ответила Гленда. — Сейчас ведь лето.
   — Да, но все-таки...
   — К тому же, — перебила Гленда, — я нудистка. Если бы закон позволял, предпочла ходить совсем без платья.
   — Ну, до свидания, — произнесла Анна Карнс. Она деланно улыбнулась и закрыла дверь.
   — Ты кажешься такой мягкой, нежной и милой — пока не выпускаешь ядовитые коготки, — сказал Чейз. — С тобой не соскучишься.
   Гленда взяла его под руку, и они пошли к машине.
   — Черт бы их побрал, меня от этой пары чуть не стошнило. Им совсем не жалко своего сына — только себя. Если бы он отправился воевать и его убили, они бы наверняка лопнули от гордости.
   — Вот именно, — согласился Чейз. — Я с такими уже встречался.
   Он усадил Гленду в машину, обошел вокруг и сел за руль.
   — Посмотри, это тебя заинтересует, — сказала она, развертывая газету, которую взяла на кофейном столике у Карнсов.
   — Да, кстати, зачем она тебе понадобилась? Гленда прочитала вслух заголовок:
   — “Хозяин таверны застрелен”.
   — Ну и что?
   — Это Эрик Бренц, — объяснила она. — На первой полосе его фотография. — Девушка протянула Чейзу газету.
   Он принялся читать при свете уличного фонаря.
   — Расскажи, что там, — попросила Гленда.
   — В него выстрелили пять раз. Дважды в голову и трижды в грудь, причем с близкого расстояния.
   — Боже мой, — воскликнула она, дрожа всем телом, и машинально потянулась за сигаретой, которую зажгла, но курить не стала.
   — Сегодня в десять минут первого его обнаружила сестра.
   — Это последний, вечерний выпуск, — заметила Гленда. — Он недавно вышел, и, наверное, там только короткая информация.
   — Так и есть. Почти ничего не сказано, только как его нашли и где он жил — в городской квартире на Галасио, там прежде были поля для гольфа.
   — Я знаю этот район. Дома там стоят впритык друг к другу. И никто ничего не слышал?
   — Нет.
   — А улики?
   — О них ни слова, — сказал он.
   — Что ты об этом думаешь, Бен?
   — Это Судья, — сказал Чейз, абсолютно уверенный в этом, хотя подобный вывод его мало радовал.
   — Ты не можешь так безапелляционно утверждать.
   — И все-таки это он. Выходя в субботу днем из таверны, я был уверен, что Бренц знает человека, которого я описал, но мне так ничего и не удалось из него выудить. Он, наверное, пытался дозвониться Судье в субботу, когда тот караулил возле твоего дома. Но, похоже, не смог связаться с ним по меньшей мере до воскресенья, возможно даже, до воскресного вечера. Он, вероятно, попросил Судью зайти к нему сегодня утром и, видимо, намекнул о причине. У него было вполне достаточно времени сообразить, кто я такой, и он соединил все обрывки информации воедино. Может быть, он собрался шантажировать Судью. Судя по виду Бренца, это явно не противоречит его принципам.
   Гленда загасила сигарету в пепельнице:
   — Все, не выношу больше даже запаха.
   — А я уж удивлялся, почему целый день нас никто не преследует и не досаждает нам, — произнес Чейз. — Теперь, кажется, понял. Если Бенц позвонил Судье вчера и попросил зайти сегодня утром, при этом намекнув, для чего, то ему пришлось бодрствовать почти всю ночь. Возможно, Бренц позвонил ему как раз после того, как он подложил гранату в мою машину. Убив Бренца, он, вероятно, отправился домой и улегся отсыпаться. Я где-то читал, что сумасшедшие, совершив убийство, спят без задних ног от эмоционального перенапряжения.
   — Если он весь день спал, — предположила Гленда, — то вскоре встанет и объявится.
   — Да, — согласился Чейз. — Поэтому мы едем к тебе и запираемся до утра. Все равно раздобыть в школе список репетиторов по физике мы сможем не раньше девяти часов. Так что пока отдохнем.
   — Да, поехали домой, — сказала она. — А то здесь, на улице, меня прямо-таки мороз по коже продирает.
   — Ты же нудистка, — напомнил он, — и должна быть привычной к таким вещам.
   — Это же мороз совсем другого рода. И вообще, Бен, прекрати острить. Я хочу, чтобы меня отвезли домой и поили виски, пока я не усну.
   — Заметано, — пообещал он. По пути от дома, где прежде жил Майкл Карнс, их никто не преследовал.

Глава 13

   Во вторник утром Гленда позвонила на работу и взяла второй отгул подряд. После того как они позавтракали, Чейз набрал номер школы и представился отцом мальчика, которому нужен репетитор по физике, чтобы подготовить его к экзамену в физическом колледже. Секретарша оказалась милой и услужливой. Через десять минут он получил фамилии четверых преподавателей, заинтересованных в такой работе.
   — Двое из них фигурировали в прежнем списке, — заметила Гленда. — Значит, это либо Монро Каллинз, либо Ричард Лински.
   — Не обязательно, — возразил Чейз. — Может быть, год назад школа рекомендовала других педагогов.
   — Мы все сейчас узнаем, правда?
   Он кивнул и снова снял трубку. Он набрал номер Монро Каллинза и стал ждать, представляя себе, что почувствует Судья, когда услышит голос Чейза и поймет: роли поменялись. Точнее, их поменяли, причем не случайно, а в результате упорного поиска, напряженных размышлений.
   Никто не отвечал.
   — Может быть. Судья торчит здесь, следит за домом?
   — А если этот тип просто пошел покупать газету или отправился по другим делам? Попробуй позвонить другому.
   Он отставил телефон, посмотрел на номер Ричарда Лински, затем снял трубку.
   Снова никто не ответил на его звонок.
   — Черт! — взорвалась Гленда. Чейз вытер вспотевшие ладони о джинсы, которые она час назад погладила для него.
   — Давай наберемся терпения. Мы попробуем позвонить еще раз около полудня, может быть, кто-нибудь из них явится домой на обед. — На джинсах Чейза остались темные полосы пота.
   В течение следующего часа Гленда пыталась читать, усевшись с ногами в одно из кресел с плюшевой обивкой. Чейз тоже решил почитать, но только бродил вдоль книжных полок в коридоре, вынимал то один томик, то другой и тут же ставил на место. Казалось, он ищет какую-то конкретную книжку, на определенную тему, хотя ни о чем таком он не думал. Ему пришло в голову, уж не разыскивает ли он стеклянных собачек, спрятанных за книгами.
   В одиннадцать зазвонил телефон.
   — Я подойду, — сказал Чейз.
   — А если это не он?
   — Кто же еще?
   — Ну, например, моя мама. Или кто-нибудь с работы. — Она встала, подошла к телефону, но не сняла трубку, а только смотрела на него, в бездействии слушая, как он звонит. Наконец решилась:
   — Нет, все-таки я сама.
   — Ну, давай.
   — Алло! — Гленда улыбнулась и прикрыла трубку рукой. Улыбка ее выглядела так, будто она отчеканена молотком на куске жести, твердом и начавшем ржаветь. — Мама, — прошептала она.
   Чейз вернулся к книжным полкам и в конце концов выбрал иллюстрированную историю эротического искусства. Он не думал, что это возбудит его прямо сейчас, но там по крайней мере хоть читать было почти нечего.
   Мать Гленды продержала ее у телефона минут пятнадцать. Положив трубку, Гленда сказала:
   — Мама спрашивала, не слишком ли серьезно я заболела.
   — А откуда она знает, что ты сказалась больной?
   — Позвонила на работу, чтобы что-то мне рассказать, там ей и сообщили. — Она вернулась в свое кресло, взялась было за книжку, но тут же предложила:
   — Может, позвоним этим субъектам?
   Он посмотрел на стенные часы в коридоре:
   — Еще немного подождем.
   — Пожалуй, ты прав, — согласилась Гленда. В следующие полчаса она зажгла и погасила четыре сигареты, хотя не сделала ни одной затяжки.
   В полдень, когда они позвонили, ни одного из мужчин по-прежнему не было дома.