В общем и целом, хотя этого не понял бы ни Джереми, ни настоящий хозяин этого тела, он не был злым. Просто этот человек страдал шизофренией, был полностью, абсолютно не в своем уме.
Глава 14
Глава 15
Глава 14
Несмотря на боль в горле и близкую угрозу, висевшую над домом как черное облако, Соня смогла уснуть почти сразу же после того, как ее голова коснулась подушки. Она проспала без сновидений всю ночь напролет и проснулась в девять часов утра в понедельник, чувствуя себя слабой и разбитой, но все-таки заметно лучше, чем вечером. Тогда девушка ощущала себя столетней старухой; теперь же она сбросила с плеч лет семьдесят и стала почти что прежней. Головная боль прошла, глаза перестали краснеть и слезиться. Горло саднило меньше, чем накануне вечером, но в нем по-прежнему было сухо – Соня знала, что придется потерпеть еще несколько дней, прежде чем это ощущение исчезнет окончательно. Как сиделка, она разбиралась во многих вещах и вполне справедливо сказала вчера Петерсону, что вполне может судить о тяжести своего состояния. Работы для доктора здесь не было – большое количество жидкости и отдых сделают свое дело, горло пройдет и силы восстановятся. Главное, чтобы не произошло ничего более неприятного.
Она не была в этом уверена.
Шторы на окнах все еще были плотно задвинуты и пропускали в мрачную комнату лишь самые тонкие лучики солнечного света. Она лежала в тени, уставившись в потолок, желая обдумать нынешнюю ситуацию, прежде чем встать и начать новый день.
Теперь самым главным вопросом, беспокоившим ее, был один: стоит ли и дальше оставаться в должности гувернантки и учительницы детей Доггерти?
Первоначально она взялась за эту работу потому, что работать на миллионера, жить в частном доме на его собственном острове в Карибском архипелаге казалось заманчивым... Соня всегда готова была отступить, чтобы не столкнуться на своем жизненном пути с неприятностями, унынием, печалью... Она была уверена, что здесь, на Дистингью, встретит только счастливых людей, находящихся на вершине жизни, знающих, как наилучшим образом распорядиться удовольствиями, которые им предлагает богатство. Ей виделись впереди радость, веселье, много новых интересных знакомств, возможно, несколько вечеринок, развлечений (из тех, о которых можно прочесть на светских страницах самых лучших, самых модных газет большого города). Конечно, она понимала, что едет не ради удовольствия, что ей придется много работать, но все же, все же... Что ни говори, наверняка жизнь на тропическом острове не похожа на унылое существование в больничной палате, рядом с какой-нибудь умирающей старухой, за которой ей пришлось бы ухаживать, останься она сиделкой. Это другой мир с другими правилами, и Соня думала, что ей наверняка что-нибудь перепадет на празднике жизни, что она сможет чувствовать себя в новом окружении по-настоящему счастливой...
Собственно говоря, сразу по приезде на остров она нашла здесь все, о чем мечтала.
Может быть, после того, как вся эта ужасная история с детьми закончится раз и навсегда, все будут гораздо веселее, с ними станет намного приятнее общаться, чем сейчас. На каждого обитателя Дистингью ужасно давила сама атмосфера возможного преступления, ожидание худшего и подсознательные молитвы о лучшем, все жили будто под уже нависшим ножом мясника. После того как эта тяжесть спадет с плеч, они, возможно...
Нет, думала Соня, намного лучше не станет даже тогда, когда пройдет нынешний кризис. Даже если потенциального убийцу схватят, закуют в наручники и препроводят в тюрьму или сумасшедший дом, как можно дальше отсюда, на острове все равно останется более чем достаточно неприятных вещей: Генри Далтон и его периодические приступы угрюмости; странная, молчаливая, почти что таинственная манера поведения Лероя Миллза, которая заставляла ее думать, будто он задумал что-то, чего сам же стыдится; живущие на другом конце острова Блендуэллы, которые ненавидят всех остальных, говорят об убийстве попугаев, сидят в затемненной гостиной, будто существа, которые сгниют и рассыплются в прах, стоит им только попасть под прямые солнечные лучи...
Нет, с этим местом уже было связано слишком много плохих воспоминаний, которые будут преследовать ее до конца жизни. Лучше всего уехать.
На первых порах ее отъезд их разочарует.
Но они должны понять.
Она напишет письмо с просьбой об отставке прямо сегодня после обеда и отдаст его Джою Доггерти, когда они с Хелен вернутся из Калифорнии. Значит, сегодня вечером.
Потом – свобода.
В конце концов они поймут, что нельзя жить в доме, полном неприятных воспоминаний, запаха смерти и угроз. С самого начала лучше было бы уехать, отправиться в другое место, бежать от проклятого прошлого. Невозможно быть счастливой, не стряхнув с себя все плохое, не загнав это в самый дальний угол мозга. Это каждый может понять.
Решение хорошо обдумано и принято, она будет твердо стоять на своем. Определившись с этим, по крайней мере про себя, Соня позволила себе праздные раздумья о том, кто из обитателей Дистингью мог бы претендовать на роль убийцы. Она поняла, что подозревает почти что всех, от Миллза до Генри Далтона, от Сэйна до Петерсона. По-видимому, каждый из них имел возможность совершить преступление, хотя о мотивах она не могла даже догадываться. Девушке казалось, что даже сумасшедший должен иметь какие-то причины для своих действий вне зависимости от того, насколько у него плохо с головой, ведь что-то же должно его направлять, вызывая причину ненависти. Таким образом, конечно же Кеннет Блендуэлл становился главным подозреваемым: он хотел заполучить "Морской страж" и весь остров целиком. Она спокойно и по порядку припомнила свою первую встречу с Кеннетом и его дедушкой и бабушкой и еще больше уверилась в своей правоте. Они очень странные. Одни разговоры в той загадочной комнате у телевизора могли бы вызвать подозрения... Она теперь лучше знала телохранителя и очень сомневалась, что он стал бы откровенничать с незнакомыми людьми, рассказывать им самые интимные подробности домашней жизни семьи Доггерти, тем более учитывая, что эти люди были их врагами и даже не пытались скрывать этого факта. Он ничего не говорил. Блендуэлл знал о том, что сказал маньяк по телефону, из другого источника. Значит, придется поговорить об этом с Рудольфом, убедить его более серьезно отнестись к возможности того, что Блендуэлл может быть виновен во всем, что произошло и грозило произойти. Нельзя пренебрегать такими явными указаниями. У соседа был серьезный мотив, о котором знали все. Он вел себя подозрительно. Если Сэйн по какой-то непонятной причине считает его невиновным, то пусть хотя бы скажет, что это за причина. Она имеет право это знать как гувернантка детей, ответственная за их безопасность не меньше, чем телохранитель.
В конце концов мысли в голове стали повторяться, образовав замкнутый круг, и Соня поняла, что пора вставать.
Она приняла душ, оделась, расчесала волосы щеткой до тех пор, пока они не начали блестеть, и примерно в десять с небольшим отправилась вниз завтракать.
В маленькой столовой, непосредственно примыкавшей к кухне, Рудольф Сэйн сидел перед большой тарелкой яичницы с беконом, неотрывно наблюдая за Алексом и Тиной: дети самозабвенно трудились над горками оладий, почти утопающими в голубичном сиропе. Вокруг рта и на пальцах у обоих синели пятна сока, но каким-то образом они ухитрились не запачкать снежно-белую скатерть. Соня в очередной раз поразилась тому, насколько ясно видно хорошее воспитание: ребята были замечательными, просто замечательными. Нельзя было допустить, чтобы с ними что-то случилось. Она сделает все, чтобы они встретили своих родителей целыми и невредимыми.
Соня сказала:
– Должно быть, оладьи хороши. В противном случае мне остается только подумать, что с завтрашнего дня еду объявили вне закона.
Тина хихикнула и вытерла рот.
Алекс одним движением проглотил оладью, которой набил себе рот, и ответил:
– Привет, Соня! Вы знаете, кто-то поломал "Леди Джейн"? – Глаза мальчика лихорадочно блестели, он говорил быстро и возбужденно.
Девушка нахмурилась:
– Поломал?
– Пробил в ней дыру, – объяснила Тина.
– Прямо в днище, – добавил Алекс, – она затонула.
– Немножко еще видно, – продолжала его сестра, – но большая часть уже под водой.
– То же самое случилось с двумя соседскими лодками. – Алекс болтал как сорока, не в силах остановиться. – Кто-то пробил в них дырки.
– Утопил, – сказала Тина.
– Эй, там, – произнесла Соня. – Вы двое слишком быстро говорите для меня. Не могу за вами угнаться.
Она взглянула на Сэйна.
Вид у него был не слишком-то довольный.
– Это правда? – спросила девушка.
– Даже чересчур.
Соня подошла к кухонной двери, открыла ее и увидела, что Хельга за центральным столом возится с коркой пирога.
– Когда у вас будет время, не могли бы подать мне кофе и, может быть, пару сладких рулетов?
– Конечно, прямо сейчас, – ответила кухарка.
– Смотрите, когда вам будет удобно.
Соня закрыла дверь и вернулась к столу, села наискосок от Сэйна.
– Это очень плохо?
– Прошлой ночью, – отозвался гигант, – я сказал, что Билл собирается доплыть до Гваделупы и привезти сюда полицию. Ну что ж, он этого не сделал. Кто-то открыл кингстоны и уничтожил корабль.
– Уничтожил?
– Затопил его, полностью. – Он подцепил вилкой яйца и отправил их в рот, продолжая: – Он лежит килем на дне океана, кабина рулевого едва виднеется над водой.
– В днище тоже дыра?
– Нет, Алекс сильно преувеличивает.
– Пре... что? – спросил мальчик.
Сэйн улыбнулся:
– Ешь свои оладьи, пока не свалился от истощения.
– Разве воду нельзя выкачать? – спросила Соня.
– Билл именно этим и собирался заняться, пока не обнаружил, что электрическая помпа сломана.
– В таком случае, ручная...
– Он работает над этим, – прервал Сэйн, – однако выкачать ручной помпой сотни галлонов воды из кают – это займет не меньше двух дней. За это время может случиться все, абсолютно все.
Бесс принесла Соне кофе и рулеты:
– Сегодня утром вы выглядите намного лучше.
– И чувствую себя тоже.
Бесс нежно дотронулась до испещренной синяками шеи Сони:
– Сильно болит?
– Не слишком. По крайней мере, до тех пор, пока я не пытаюсь слишком резко повернуть голову.
– Лучше всего в таких случаях помогает примочка из лука.
– Да?
– Я сама ее делаю, – объяснила Бесс.
– Никогда о таком не слышала.
– Самое лучшее средство от растяжения мышц, а у вас в конечном счете почти то же самое. Растяжение мышц. Единственная разница в том, что в нашем случае кто-то растянул их за вас.
– Примочка из лука, – повторила девушка, – думаю, я лучше откажусь от этой чести.
– Я все равно сделаю, – откликнулась Бесс. – Может быть, вы передумаете. Она и в самом деле хорошо помогает. Начисто снимает боль.
– Как? – с улыбкой спросил Рудольф. – Запах настолько силен, что пациент забывает о боли?
– Фома неверующий, – ответила Бесс, – но увидим, будет ли она действовать. – Женщина повернулась к Соне: – Это займет всего час или около того.
– В самом деле... – откликнулась она.
Бесс дотронулась до ее плеча:
– Потом вы будете меня благодарить. – С этими словами она повернулась и ушла обратно на кухню.
– Некоторые женщины... – начал Рудольф.
Алекс перебил его:
– Один раз она делала луковую примочку Тине.
– Я плохо пахла, – вмешалась его сестра.
– Несколько дней.
– Как печенка в обед, – закончила Тина.
Соня расхохоталась в голос, одинаково обрадованная и чувством юмора девочки, и присутствием духа в преддверии грядущей опасности.
Дети вернулись к своим оладьям.
– А что это здесь говорили о лодках Блендуэллов? – спросила Соня.
– Обе погибли, – ответил телохранитель. – С катером получилось так же, как и с "Леди Джейн", а в баллонах катамарана Кена дыра. Собственно говоря, целых три дыры. Прошлым вечером Билл пошел занять у них одну лодку, и таким образом обнаружились повреждения.
Он прекратил есть, несмотря на то что половина завтрака так и осталась на тарелке. Казалось, у мужчины начисто пропал аппетит. Он выглядел не на шутку встревоженным, думая, что события вышли из-под контроля и в ближайшее время могли пойти таким образом, о каком не хочется даже и думать. Девушка решила, что так оно и есть. Без связи с внешним миром исчезает надежда на помощь полиции, не говоря уже о приезде Доггерти. Придется справляться самостоятельно. Ей не хотелось даже думать, что маньяк уже на острове и выжидает нужный момент, чтобы сделать свое черное дело. И все же было совершенно очевидно, что так оно и есть.
Соня мечтала о том, чтобы отвернуться от телохранителя совсем и разговаривать только с детьми, потому что с этими невинными созданиями ей все еще могло быть весело. Со своей стороны Сэйн как будто нарочно старался погрузить ее в уныние. Сопя никогда не любила слушать рассказы о неприятных вещах и всеми силами стремилась их избежать. Она считала, что и без того довольно натерпелась, чтобы еще обсуждать то, что может случиться. Но телохранитель не собирался оставлять ее в покое. Понимая, что он рассчитывает на ее помощь и потому знакомит с создавшейся ситуацией, Соня все же не могла отделаться от мысли, что новости могли бы подождать хотя бы для того, чтобы она смогла спокойно позавтракать.
– В таком случае как вы дадите знать Джою и Хелен о том, что здесь происходит? – спросила она.
Девушка еще не прикасалась к завтраку и теперь поняла, что на самом деле вовсе не хотела есть. Чувство облегчения, которое она испытывала с утра от того, что хотя бы одно кошмарное событие закончилось благополучно, куда-то улетучилось, и ее обуревали дурные предчувствия, с которыми никак не совмещался здоровый аппетит.
– Мы собирались воспользоваться телефоном Блендуэллов, – ответил он, – однако он поврежден точно так же, как наши.
Соня почувствовала головокружение.
– У них телефон стоял внизу, в изолированной комнатке в задней части дома. Любой мог без труда выдавить оконное стекло, влезть и сделать свое дело, – добавил Сэйн.
– Это не понадобилось бы в том случае, если бы преступник уже жил в "Доме ястреба", – заметила Соня.
– Вы полагаете, что Кен Блендуэлл стал бы запирать себя на острове вместе с нами, портить свою лодку и топить наши?
– Я забыла, – ответила она, – вы с Кеном добрые друзья, не правда ли? Вы и пальцем не можете тронуть своего лучшего друга.
Сэйн покраснел.
– Не сказал бы, что мы в таких уж прекрасных отношениях.
– Это сказал Кеннет Блендуэлл.
– Да?
– Он вас очень уважает. Не помню точных выражений, в которых это было сказано, по он утверждал, что симпатизирует вам и что это чувство взаимно.
– Это так, – подтвердил телохранитель, – он очень уравновешенный человек, хороший человек.
– Который хочет перебить всех попугаев.
Сэйн выглядел ошеломленным. Он сказал:
– Что это должно значить?
– В точности то, что я сказала.
– Убить попугаев? – нахмурился собеседник.
Она ответила:
– И может быть, убить д... убить кого-нибудь другого.
– Нас, да? – спросил Алекс.
– Не тебя, – ответила Соня.
Она не хотела пугать ребятишек. Чем дольше они будут рассматривать всю эту ситуацию как одну большую игру, тем лучше. Она знала, что это значит – быть юной и беззащитной и бояться смерти, – и не хотела, чтобы на долю этих двоих выпали кошмары, которые ей самой пришлось пережить в далеком детстве.
– Конечно нас, – продолжал мальчик, – кого же еще?
– Ешь свои оладьи, – ответила Соня.
– Я почти закончил.
– Почти – еще не все.
– Ешь оладьи, глупышка, – подтолкнула брата Тина, – тебе полезно.
– Итак, мы отрезаны, – сказала девушка телохранителю.
– И очень эффективно.
Она пыталась не дать страху, который испытывала, выразиться в ее голосе, но он все равно присутствовал, независимо от желания.
– Может быть, рано или поздно Джой позвонит сюда узнать, все ли в порядке, не сможет дозвониться и поймет, что что-то неладно. Позвонит на Гваделупу...
– Он подумает, что это из-за шторма, – ответил Сэйн.
– Из-за шторма?
Казалось, что мужчина удивлен.
– Вы не смотрели на небо?
– Сегодня утром мне не хотелось отдергивать шторы.
– Подойдите сюда.
Он встал, подошел поближе к окну, рывком отдернул портьеры и показал ей потемневшее от туч небо. Коричнево-багровые облака, массивные и уродливые, такие низкие, что до них, казалось, можно достать рукой, быстро проплывали в северо-западном направлении, плотные, переполненные водой. По тому небольшому кусочку моря, который можно было разглядеть внизу, за пляжем, ходили высокие, злые волны, густо покрытые пеной.
– Сюда идет ураган; он начал формироваться еще два дня назад, но заметной величины достиг только прошлой ночью. В нынешнем сезоне это уже седьмой – синоптики назвали его Грета, – но нынешний впервые за все время собирается так близко от острова.
– Вы имеете в виду, что мы находимся у него на пути?
– Может быть, и нет, – ответил он.
– Но точно вы не знаете?
– Еще нет. Сейчас ураган идет прямо на нас, но, может быть, прежде, чем дойти сюда, он сильно ослабнет. В таком случае у нас здесь не будет самой бури – только неприятные побочные эффекты в виде сильного ветра и дождя. Насколько все будет плохо, зависит от того, как скоро Грета изменит курс. Чем ближе она подойдет к нам до того, как двинется в другом направлении, тем хуже нам придется.
– Может быть, стоило перебраться на Гваделупу, на остров побольше?
– Может быть, но мы не сможем этого сделать. Вспомните, лодки неисправны.
Она ничего не сказала. Просто не могла придумать, что сказать.
Сэйн отпустил портьеры, позволив им вернуться на свое место, и отвернулся от окна. Потом сказал тихо, чтобы дети ничего не услышали:
– Может быть, крепкий сон хоть немного освежил вашу память?
– В каком смысле?
– Вы вспомнили еще что-нибудь о человеке, который пытался вас убить в саду?
– Нет, – ответила девушка.
Он вздохнул:
– Скорее всего, ближайшие несколько дней покажутся нам длинными, как сама жизнь.
– Может быть, еще длиннее, – согласилась она.
Она не была в этом уверена.
Шторы на окнах все еще были плотно задвинуты и пропускали в мрачную комнату лишь самые тонкие лучики солнечного света. Она лежала в тени, уставившись в потолок, желая обдумать нынешнюю ситуацию, прежде чем встать и начать новый день.
Теперь самым главным вопросом, беспокоившим ее, был один: стоит ли и дальше оставаться в должности гувернантки и учительницы детей Доггерти?
Первоначально она взялась за эту работу потому, что работать на миллионера, жить в частном доме на его собственном острове в Карибском архипелаге казалось заманчивым... Соня всегда готова была отступить, чтобы не столкнуться на своем жизненном пути с неприятностями, унынием, печалью... Она была уверена, что здесь, на Дистингью, встретит только счастливых людей, находящихся на вершине жизни, знающих, как наилучшим образом распорядиться удовольствиями, которые им предлагает богатство. Ей виделись впереди радость, веселье, много новых интересных знакомств, возможно, несколько вечеринок, развлечений (из тех, о которых можно прочесть на светских страницах самых лучших, самых модных газет большого города). Конечно, она понимала, что едет не ради удовольствия, что ей придется много работать, но все же, все же... Что ни говори, наверняка жизнь на тропическом острове не похожа на унылое существование в больничной палате, рядом с какой-нибудь умирающей старухой, за которой ей пришлось бы ухаживать, останься она сиделкой. Это другой мир с другими правилами, и Соня думала, что ей наверняка что-нибудь перепадет на празднике жизни, что она сможет чувствовать себя в новом окружении по-настоящему счастливой...
Собственно говоря, сразу по приезде на остров она нашла здесь все, о чем мечтала.
Может быть, после того, как вся эта ужасная история с детьми закончится раз и навсегда, все будут гораздо веселее, с ними станет намного приятнее общаться, чем сейчас. На каждого обитателя Дистингью ужасно давила сама атмосфера возможного преступления, ожидание худшего и подсознательные молитвы о лучшем, все жили будто под уже нависшим ножом мясника. После того как эта тяжесть спадет с плеч, они, возможно...
Нет, думала Соня, намного лучше не станет даже тогда, когда пройдет нынешний кризис. Даже если потенциального убийцу схватят, закуют в наручники и препроводят в тюрьму или сумасшедший дом, как можно дальше отсюда, на острове все равно останется более чем достаточно неприятных вещей: Генри Далтон и его периодические приступы угрюмости; странная, молчаливая, почти что таинственная манера поведения Лероя Миллза, которая заставляла ее думать, будто он задумал что-то, чего сам же стыдится; живущие на другом конце острова Блендуэллы, которые ненавидят всех остальных, говорят об убийстве попугаев, сидят в затемненной гостиной, будто существа, которые сгниют и рассыплются в прах, стоит им только попасть под прямые солнечные лучи...
Нет, с этим местом уже было связано слишком много плохих воспоминаний, которые будут преследовать ее до конца жизни. Лучше всего уехать.
На первых порах ее отъезд их разочарует.
Но они должны понять.
Она напишет письмо с просьбой об отставке прямо сегодня после обеда и отдаст его Джою Доггерти, когда они с Хелен вернутся из Калифорнии. Значит, сегодня вечером.
Потом – свобода.
В конце концов они поймут, что нельзя жить в доме, полном неприятных воспоминаний, запаха смерти и угроз. С самого начала лучше было бы уехать, отправиться в другое место, бежать от проклятого прошлого. Невозможно быть счастливой, не стряхнув с себя все плохое, не загнав это в самый дальний угол мозга. Это каждый может понять.
Решение хорошо обдумано и принято, она будет твердо стоять на своем. Определившись с этим, по крайней мере про себя, Соня позволила себе праздные раздумья о том, кто из обитателей Дистингью мог бы претендовать на роль убийцы. Она поняла, что подозревает почти что всех, от Миллза до Генри Далтона, от Сэйна до Петерсона. По-видимому, каждый из них имел возможность совершить преступление, хотя о мотивах она не могла даже догадываться. Девушке казалось, что даже сумасшедший должен иметь какие-то причины для своих действий вне зависимости от того, насколько у него плохо с головой, ведь что-то же должно его направлять, вызывая причину ненависти. Таким образом, конечно же Кеннет Блендуэлл становился главным подозреваемым: он хотел заполучить "Морской страж" и весь остров целиком. Она спокойно и по порядку припомнила свою первую встречу с Кеннетом и его дедушкой и бабушкой и еще больше уверилась в своей правоте. Они очень странные. Одни разговоры в той загадочной комнате у телевизора могли бы вызвать подозрения... Она теперь лучше знала телохранителя и очень сомневалась, что он стал бы откровенничать с незнакомыми людьми, рассказывать им самые интимные подробности домашней жизни семьи Доггерти, тем более учитывая, что эти люди были их врагами и даже не пытались скрывать этого факта. Он ничего не говорил. Блендуэлл знал о том, что сказал маньяк по телефону, из другого источника. Значит, придется поговорить об этом с Рудольфом, убедить его более серьезно отнестись к возможности того, что Блендуэлл может быть виновен во всем, что произошло и грозило произойти. Нельзя пренебрегать такими явными указаниями. У соседа был серьезный мотив, о котором знали все. Он вел себя подозрительно. Если Сэйн по какой-то непонятной причине считает его невиновным, то пусть хотя бы скажет, что это за причина. Она имеет право это знать как гувернантка детей, ответственная за их безопасность не меньше, чем телохранитель.
В конце концов мысли в голове стали повторяться, образовав замкнутый круг, и Соня поняла, что пора вставать.
Она приняла душ, оделась, расчесала волосы щеткой до тех пор, пока они не начали блестеть, и примерно в десять с небольшим отправилась вниз завтракать.
В маленькой столовой, непосредственно примыкавшей к кухне, Рудольф Сэйн сидел перед большой тарелкой яичницы с беконом, неотрывно наблюдая за Алексом и Тиной: дети самозабвенно трудились над горками оладий, почти утопающими в голубичном сиропе. Вокруг рта и на пальцах у обоих синели пятна сока, но каким-то образом они ухитрились не запачкать снежно-белую скатерть. Соня в очередной раз поразилась тому, насколько ясно видно хорошее воспитание: ребята были замечательными, просто замечательными. Нельзя было допустить, чтобы с ними что-то случилось. Она сделает все, чтобы они встретили своих родителей целыми и невредимыми.
Соня сказала:
– Должно быть, оладьи хороши. В противном случае мне остается только подумать, что с завтрашнего дня еду объявили вне закона.
Тина хихикнула и вытерла рот.
Алекс одним движением проглотил оладью, которой набил себе рот, и ответил:
– Привет, Соня! Вы знаете, кто-то поломал "Леди Джейн"? – Глаза мальчика лихорадочно блестели, он говорил быстро и возбужденно.
Девушка нахмурилась:
– Поломал?
– Пробил в ней дыру, – объяснила Тина.
– Прямо в днище, – добавил Алекс, – она затонула.
– Немножко еще видно, – продолжала его сестра, – но большая часть уже под водой.
– То же самое случилось с двумя соседскими лодками. – Алекс болтал как сорока, не в силах остановиться. – Кто-то пробил в них дырки.
– Утопил, – сказала Тина.
– Эй, там, – произнесла Соня. – Вы двое слишком быстро говорите для меня. Не могу за вами угнаться.
Она взглянула на Сэйна.
Вид у него был не слишком-то довольный.
– Это правда? – спросила девушка.
– Даже чересчур.
Соня подошла к кухонной двери, открыла ее и увидела, что Хельга за центральным столом возится с коркой пирога.
– Когда у вас будет время, не могли бы подать мне кофе и, может быть, пару сладких рулетов?
– Конечно, прямо сейчас, – ответила кухарка.
– Смотрите, когда вам будет удобно.
Соня закрыла дверь и вернулась к столу, села наискосок от Сэйна.
– Это очень плохо?
– Прошлой ночью, – отозвался гигант, – я сказал, что Билл собирается доплыть до Гваделупы и привезти сюда полицию. Ну что ж, он этого не сделал. Кто-то открыл кингстоны и уничтожил корабль.
– Уничтожил?
– Затопил его, полностью. – Он подцепил вилкой яйца и отправил их в рот, продолжая: – Он лежит килем на дне океана, кабина рулевого едва виднеется над водой.
– В днище тоже дыра?
– Нет, Алекс сильно преувеличивает.
– Пре... что? – спросил мальчик.
Сэйн улыбнулся:
– Ешь свои оладьи, пока не свалился от истощения.
– Разве воду нельзя выкачать? – спросила Соня.
– Билл именно этим и собирался заняться, пока не обнаружил, что электрическая помпа сломана.
– В таком случае, ручная...
– Он работает над этим, – прервал Сэйн, – однако выкачать ручной помпой сотни галлонов воды из кают – это займет не меньше двух дней. За это время может случиться все, абсолютно все.
Бесс принесла Соне кофе и рулеты:
– Сегодня утром вы выглядите намного лучше.
– И чувствую себя тоже.
Бесс нежно дотронулась до испещренной синяками шеи Сони:
– Сильно болит?
– Не слишком. По крайней мере, до тех пор, пока я не пытаюсь слишком резко повернуть голову.
– Лучше всего в таких случаях помогает примочка из лука.
– Да?
– Я сама ее делаю, – объяснила Бесс.
– Никогда о таком не слышала.
– Самое лучшее средство от растяжения мышц, а у вас в конечном счете почти то же самое. Растяжение мышц. Единственная разница в том, что в нашем случае кто-то растянул их за вас.
– Примочка из лука, – повторила девушка, – думаю, я лучше откажусь от этой чести.
– Я все равно сделаю, – откликнулась Бесс. – Может быть, вы передумаете. Она и в самом деле хорошо помогает. Начисто снимает боль.
– Как? – с улыбкой спросил Рудольф. – Запах настолько силен, что пациент забывает о боли?
– Фома неверующий, – ответила Бесс, – но увидим, будет ли она действовать. – Женщина повернулась к Соне: – Это займет всего час или около того.
– В самом деле... – откликнулась она.
Бесс дотронулась до ее плеча:
– Потом вы будете меня благодарить. – С этими словами она повернулась и ушла обратно на кухню.
– Некоторые женщины... – начал Рудольф.
Алекс перебил его:
– Один раз она делала луковую примочку Тине.
– Я плохо пахла, – вмешалась его сестра.
– Несколько дней.
– Как печенка в обед, – закончила Тина.
Соня расхохоталась в голос, одинаково обрадованная и чувством юмора девочки, и присутствием духа в преддверии грядущей опасности.
Дети вернулись к своим оладьям.
– А что это здесь говорили о лодках Блендуэллов? – спросила Соня.
– Обе погибли, – ответил телохранитель. – С катером получилось так же, как и с "Леди Джейн", а в баллонах катамарана Кена дыра. Собственно говоря, целых три дыры. Прошлым вечером Билл пошел занять у них одну лодку, и таким образом обнаружились повреждения.
Он прекратил есть, несмотря на то что половина завтрака так и осталась на тарелке. Казалось, у мужчины начисто пропал аппетит. Он выглядел не на шутку встревоженным, думая, что события вышли из-под контроля и в ближайшее время могли пойти таким образом, о каком не хочется даже и думать. Девушка решила, что так оно и есть. Без связи с внешним миром исчезает надежда на помощь полиции, не говоря уже о приезде Доггерти. Придется справляться самостоятельно. Ей не хотелось даже думать, что маньяк уже на острове и выжидает нужный момент, чтобы сделать свое черное дело. И все же было совершенно очевидно, что так оно и есть.
Соня мечтала о том, чтобы отвернуться от телохранителя совсем и разговаривать только с детьми, потому что с этими невинными созданиями ей все еще могло быть весело. Со своей стороны Сэйн как будто нарочно старался погрузить ее в уныние. Сопя никогда не любила слушать рассказы о неприятных вещах и всеми силами стремилась их избежать. Она считала, что и без того довольно натерпелась, чтобы еще обсуждать то, что может случиться. Но телохранитель не собирался оставлять ее в покое. Понимая, что он рассчитывает на ее помощь и потому знакомит с создавшейся ситуацией, Соня все же не могла отделаться от мысли, что новости могли бы подождать хотя бы для того, чтобы она смогла спокойно позавтракать.
– В таком случае как вы дадите знать Джою и Хелен о том, что здесь происходит? – спросила она.
Девушка еще не прикасалась к завтраку и теперь поняла, что на самом деле вовсе не хотела есть. Чувство облегчения, которое она испытывала с утра от того, что хотя бы одно кошмарное событие закончилось благополучно, куда-то улетучилось, и ее обуревали дурные предчувствия, с которыми никак не совмещался здоровый аппетит.
– Мы собирались воспользоваться телефоном Блендуэллов, – ответил он, – однако он поврежден точно так же, как наши.
Соня почувствовала головокружение.
– У них телефон стоял внизу, в изолированной комнатке в задней части дома. Любой мог без труда выдавить оконное стекло, влезть и сделать свое дело, – добавил Сэйн.
– Это не понадобилось бы в том случае, если бы преступник уже жил в "Доме ястреба", – заметила Соня.
– Вы полагаете, что Кен Блендуэлл стал бы запирать себя на острове вместе с нами, портить свою лодку и топить наши?
– Я забыла, – ответила она, – вы с Кеном добрые друзья, не правда ли? Вы и пальцем не можете тронуть своего лучшего друга.
Сэйн покраснел.
– Не сказал бы, что мы в таких уж прекрасных отношениях.
– Это сказал Кеннет Блендуэлл.
– Да?
– Он вас очень уважает. Не помню точных выражений, в которых это было сказано, по он утверждал, что симпатизирует вам и что это чувство взаимно.
– Это так, – подтвердил телохранитель, – он очень уравновешенный человек, хороший человек.
– Который хочет перебить всех попугаев.
Сэйн выглядел ошеломленным. Он сказал:
– Что это должно значить?
– В точности то, что я сказала.
– Убить попугаев? – нахмурился собеседник.
Она ответила:
– И может быть, убить д... убить кого-нибудь другого.
– Нас, да? – спросил Алекс.
– Не тебя, – ответила Соня.
Она не хотела пугать ребятишек. Чем дольше они будут рассматривать всю эту ситуацию как одну большую игру, тем лучше. Она знала, что это значит – быть юной и беззащитной и бояться смерти, – и не хотела, чтобы на долю этих двоих выпали кошмары, которые ей самой пришлось пережить в далеком детстве.
– Конечно нас, – продолжал мальчик, – кого же еще?
– Ешь свои оладьи, – ответила Соня.
– Я почти закончил.
– Почти – еще не все.
– Ешь оладьи, глупышка, – подтолкнула брата Тина, – тебе полезно.
– Итак, мы отрезаны, – сказала девушка телохранителю.
– И очень эффективно.
Она пыталась не дать страху, который испытывала, выразиться в ее голосе, но он все равно присутствовал, независимо от желания.
– Может быть, рано или поздно Джой позвонит сюда узнать, все ли в порядке, не сможет дозвониться и поймет, что что-то неладно. Позвонит на Гваделупу...
– Он подумает, что это из-за шторма, – ответил Сэйн.
– Из-за шторма?
Казалось, что мужчина удивлен.
– Вы не смотрели на небо?
– Сегодня утром мне не хотелось отдергивать шторы.
– Подойдите сюда.
Он встал, подошел поближе к окну, рывком отдернул портьеры и показал ей потемневшее от туч небо. Коричнево-багровые облака, массивные и уродливые, такие низкие, что до них, казалось, можно достать рукой, быстро проплывали в северо-западном направлении, плотные, переполненные водой. По тому небольшому кусочку моря, который можно было разглядеть внизу, за пляжем, ходили высокие, злые волны, густо покрытые пеной.
– Сюда идет ураган; он начал формироваться еще два дня назад, но заметной величины достиг только прошлой ночью. В нынешнем сезоне это уже седьмой – синоптики назвали его Грета, – но нынешний впервые за все время собирается так близко от острова.
– Вы имеете в виду, что мы находимся у него на пути?
– Может быть, и нет, – ответил он.
– Но точно вы не знаете?
– Еще нет. Сейчас ураган идет прямо на нас, но, может быть, прежде, чем дойти сюда, он сильно ослабнет. В таком случае у нас здесь не будет самой бури – только неприятные побочные эффекты в виде сильного ветра и дождя. Насколько все будет плохо, зависит от того, как скоро Грета изменит курс. Чем ближе она подойдет к нам до того, как двинется в другом направлении, тем хуже нам придется.
– Может быть, стоило перебраться на Гваделупу, на остров побольше?
– Может быть, но мы не сможем этого сделать. Вспомните, лодки неисправны.
Она ничего не сказала. Просто не могла придумать, что сказать.
Сэйн отпустил портьеры, позволив им вернуться на свое место, и отвернулся от окна. Потом сказал тихо, чтобы дети ничего не услышали:
– Может быть, крепкий сон хоть немного освежил вашу память?
– В каком смысле?
– Вы вспомнили еще что-нибудь о человеке, который пытался вас убить в саду?
– Нет, – ответила девушка.
Он вздохнул:
– Скорее всего, ближайшие несколько дней покажутся нам длинными, как сама жизнь.
– Может быть, еще длиннее, – согласилась она.
Глава 15
Соня решила придерживаться обычного распорядка дня, как будто ничего необычного не произошло и не должно было вот-вот произойти, – как будто сломанные радиотелефоны, затопленные лодки и приближающийся шторм считались частью какого-то чудовищного спектакля, который, по общему мнению, слегка выводил людей из равновесия, но являлся чистейшим порождением фантазии. До двух часов она занималась с Алексом и Тиной; Рудольф Сэйн сидел рядом и напоминал ребенка-переростка, по ошибке выбравшего себе не тот класс. После этого они съели легкий ленч, и Соня спросила детей, чем бы им хотелось заняться для развлечения.
– Мы можем пойти на пляж? – спросил Алекс.
– Погода совсем неподходящая для плавания.
– Мы не будем плавать, просто посмотрим.
– На что?
– На волны. В плохую погоду волны просто громадные, это так здорово!
– Разве вы не хотите поиграть в какую-нибудь игру дома? – спросила девушка.
– Я хочу посмотреть на огромные волны, – ответила Тина.
Соня посмотрела на Сэйна в поисках поддержки. Ей не хотелось выходить из дому. С некоторых пор прогулки в здешних местах сделались довольно-таки опасными. Девушка понимала, что ее страхи совершенно иррациональны, что днем, в двух шагах от дома, да еще и в сопровождении гиганта телохранителя, ничего не должно случиться, но отделаться от страха все-таки не могла. Ей хотелось забраться с головой под одеяло и проспать до тех пор, пока все это не закончится, пока не вернутся Доггерти, не приедет полиция, не пройдет гроза... Вряд ли это возможно. Дети находятся на ее попечении, и нужно быть сильной, очень сильной. Почти как Сэйн.
Великан поднялся:
– Если они хотят именно смотреть на огромные волны, можно им это обеспечить.
– Возьмите куртки, – сказала девушка.
Под присмотром телохранителя они пересекли холл, достали из шкафа куртки и через секунду вернулись.
– Не отходите от меня, – предупредила Соня.
Алекс взял сестру за руку, и малышка не стала возражать, хотя в обычное время сделала бы это непременно. Она прижалась к брату, то и дело посматривая на него так, будто мальчик мог защитить ее, как будто он был силачом, а не просто-напросто слабым девятилетним ребенком. Наверное, для нее все выглядело именно так. Алекс всегда был заводилой в совместных играх, и Тина привыкла обращаться к нему за помощью. В любой ситуации. Это были удивительно дружные дети, искренне привязанные друг к другу. Девочка явно чувствовала себя в безопасности рядом с братом.
Соня не упустила из виду этот жест и подумала, что, несмотря на веселое расположение духа и игривость, дети на самом деле осознавали всю тяжесть сложившейся ситуации в большей степени, чем показывали это взрослым. Может быть, они это чувствуют, и их настороженность проявляется на примитивном, физическом уровне, являясь результатом сильной тревоги, которую они бессознательно ощущают вокруг себя. Во всяком случае, трудно представить, что в таком возрасте у них достаточно терпения и самообладания, чтобы не показывать взрослым своих настоящих чувств, не заставлять их волноваться еще больше. Нет, конечно нет. Дети, как маленькие зверьки, чувствуют приближение опасности и жмутся друг к другу, но природная беззаботность помогает им преодолевать это чувство. Хорошо, что так, – возможно, весь этот кошмар, если думать о нем как можно реже, в меньшей степени отразится на их дальнейшей жизни.
С юга дул довольно сильный бриз; на земле он казался не таким быстрым, как в небе, где гнал к северу большие облака. Под ветром пальмы издавали мягкий, хрустящий шелест, легкое шипение, но не двигались. Трудно было себе представить, что ураган может достигнуть такой силы, чтобы вырвать деревья с корнем и заставить волны перехлестывать через маленький островок. Соня читала о таких вещах, ужасалась, но не очень верила. Даже теперь, более или менее познакомившись с окрестностями и убедившись в том, что Дистингью и в самом деле очень мал, она не хотела думать о том, что газетные репортажи могут оказаться правдой: островок был настолько прекрасен, что просто не мог оказаться беспомощной жертвой стихии.
Маленькая группа направилась вдоль края ухоженного сада и прошла рядом с тем местом, где накануне лежала без сознания Соня, потом спустилась к посеревшему пляжу.
– Смотрите! – воскликнул Алекс, показывая пальцем на разгулявшиеся волны.
В точности как он и говорил, они были огромными, восемь или девять футов в высоту, накатывали на пляж с чудовищной, жестокой силой. Дикая картина просто завораживала, заставляла забыть обо всем. Море совсем не походило на ту ласковую синюю колыбель, которой Соня любовалась в день приезда; это было самое настоящее чудовище, неуправляемая сила, с которой человеку не справиться никакими средствами.
– Там корабль! – воскликнул мальчик.
– Где? – спросила Тина.
Он показал.
Соня взглядом проследила направление, которое указывала протянутая рука мальчика, и далеко-далеко на бушующих просторах моря увидела длинный танкер, переваливающийся вместе с волнами то вверх, то вниз, как живое существо, не привыкшее к буре и ищущее спасения. Даже с этого расстояния ей удалось разглядеть огромные пласты пены, которые окутывали борта корабля каждый раз, когда он миновал очередную стену воды.
Она вдруг поняла, что дикая природа может быть гораздо опаснее человека, даже если речь идет о законченном безумце. Она лихорадочно молилась, чтобы ураган по имени Грета миновал Дистингью... Страшно представить, что он может сотворить с островом, если сумел поднять эти невероятные волны, играющие с огромным кораблем, как с детской игрушкой. Значит, дальше будет еще хуже. Может быть, даже роскошный особняк Доггерти не устоит перед буйством стихий, может быть, произойдет самая настоящая катастрофа, может быть, Линда Спольдинг в конечном счете была права и ей не стоило сюда приезжать... Соня прогнала прочь эти мысли. Что сделано, то сделано, – теперь нужно держаться, другого выхода нет. Они уже не могут уехать с острова, значит, надо забыть об этом и вести себя так, как будто ничего особенного не происходит. По крайней мере, не пугать детей...
Компания подошла ближе к краю воды; дети бежали на пять шагов впереди. Говорить было в общем-то не о чем, но и идти молча неудобно. Любая, хотя бы самая банальная фраза могла бы заполнить образовавшуюся пустоту.
– Зябко, – сказала Соня, так и не придумав ничего более подходящего.
– Плохой знак.
Еще несколько замечаний полностью исчерпали тему погоды, и взрослые замолчали. Манеры Сэйна вообще не слишком располагали к праздным беседам; казалось, что он настолько поглощен выполнением своих обязанностей, что просто не позволяет себе отвлекаться. Со своей стороны девушка не слишком-то горела желанием вступать в разговор. Ее одолевали мрачные мысли, а этот собеседник явно не мог их развеять, разве что добавить новые поводы для тревог. Она знала, что уж этого долго ждать не придется.
– Мы можем пойти на пляж? – спросил Алекс.
– Погода совсем неподходящая для плавания.
– Мы не будем плавать, просто посмотрим.
– На что?
– На волны. В плохую погоду волны просто громадные, это так здорово!
– Разве вы не хотите поиграть в какую-нибудь игру дома? – спросила девушка.
– Я хочу посмотреть на огромные волны, – ответила Тина.
Соня посмотрела на Сэйна в поисках поддержки. Ей не хотелось выходить из дому. С некоторых пор прогулки в здешних местах сделались довольно-таки опасными. Девушка понимала, что ее страхи совершенно иррациональны, что днем, в двух шагах от дома, да еще и в сопровождении гиганта телохранителя, ничего не должно случиться, но отделаться от страха все-таки не могла. Ей хотелось забраться с головой под одеяло и проспать до тех пор, пока все это не закончится, пока не вернутся Доггерти, не приедет полиция, не пройдет гроза... Вряд ли это возможно. Дети находятся на ее попечении, и нужно быть сильной, очень сильной. Почти как Сэйн.
Великан поднялся:
– Если они хотят именно смотреть на огромные волны, можно им это обеспечить.
– Возьмите куртки, – сказала девушка.
Под присмотром телохранителя они пересекли холл, достали из шкафа куртки и через секунду вернулись.
– Не отходите от меня, – предупредила Соня.
Алекс взял сестру за руку, и малышка не стала возражать, хотя в обычное время сделала бы это непременно. Она прижалась к брату, то и дело посматривая на него так, будто мальчик мог защитить ее, как будто он был силачом, а не просто-напросто слабым девятилетним ребенком. Наверное, для нее все выглядело именно так. Алекс всегда был заводилой в совместных играх, и Тина привыкла обращаться к нему за помощью. В любой ситуации. Это были удивительно дружные дети, искренне привязанные друг к другу. Девочка явно чувствовала себя в безопасности рядом с братом.
Соня не упустила из виду этот жест и подумала, что, несмотря на веселое расположение духа и игривость, дети на самом деле осознавали всю тяжесть сложившейся ситуации в большей степени, чем показывали это взрослым. Может быть, они это чувствуют, и их настороженность проявляется на примитивном, физическом уровне, являясь результатом сильной тревоги, которую они бессознательно ощущают вокруг себя. Во всяком случае, трудно представить, что в таком возрасте у них достаточно терпения и самообладания, чтобы не показывать взрослым своих настоящих чувств, не заставлять их волноваться еще больше. Нет, конечно нет. Дети, как маленькие зверьки, чувствуют приближение опасности и жмутся друг к другу, но природная беззаботность помогает им преодолевать это чувство. Хорошо, что так, – возможно, весь этот кошмар, если думать о нем как можно реже, в меньшей степени отразится на их дальнейшей жизни.
С юга дул довольно сильный бриз; на земле он казался не таким быстрым, как в небе, где гнал к северу большие облака. Под ветром пальмы издавали мягкий, хрустящий шелест, легкое шипение, но не двигались. Трудно было себе представить, что ураган может достигнуть такой силы, чтобы вырвать деревья с корнем и заставить волны перехлестывать через маленький островок. Соня читала о таких вещах, ужасалась, но не очень верила. Даже теперь, более или менее познакомившись с окрестностями и убедившись в том, что Дистингью и в самом деле очень мал, она не хотела думать о том, что газетные репортажи могут оказаться правдой: островок был настолько прекрасен, что просто не мог оказаться беспомощной жертвой стихии.
Маленькая группа направилась вдоль края ухоженного сада и прошла рядом с тем местом, где накануне лежала без сознания Соня, потом спустилась к посеревшему пляжу.
– Смотрите! – воскликнул Алекс, показывая пальцем на разгулявшиеся волны.
В точности как он и говорил, они были огромными, восемь или девять футов в высоту, накатывали на пляж с чудовищной, жестокой силой. Дикая картина просто завораживала, заставляла забыть обо всем. Море совсем не походило на ту ласковую синюю колыбель, которой Соня любовалась в день приезда; это было самое настоящее чудовище, неуправляемая сила, с которой человеку не справиться никакими средствами.
– Там корабль! – воскликнул мальчик.
– Где? – спросила Тина.
Он показал.
Соня взглядом проследила направление, которое указывала протянутая рука мальчика, и далеко-далеко на бушующих просторах моря увидела длинный танкер, переваливающийся вместе с волнами то вверх, то вниз, как живое существо, не привыкшее к буре и ищущее спасения. Даже с этого расстояния ей удалось разглядеть огромные пласты пены, которые окутывали борта корабля каждый раз, когда он миновал очередную стену воды.
Она вдруг поняла, что дикая природа может быть гораздо опаснее человека, даже если речь идет о законченном безумце. Она лихорадочно молилась, чтобы ураган по имени Грета миновал Дистингью... Страшно представить, что он может сотворить с островом, если сумел поднять эти невероятные волны, играющие с огромным кораблем, как с детской игрушкой. Значит, дальше будет еще хуже. Может быть, даже роскошный особняк Доггерти не устоит перед буйством стихий, может быть, произойдет самая настоящая катастрофа, может быть, Линда Спольдинг в конечном счете была права и ей не стоило сюда приезжать... Соня прогнала прочь эти мысли. Что сделано, то сделано, – теперь нужно держаться, другого выхода нет. Они уже не могут уехать с острова, значит, надо забыть об этом и вести себя так, как будто ничего особенного не происходит. По крайней мере, не пугать детей...
Компания подошла ближе к краю воды; дети бежали на пять шагов впереди. Говорить было в общем-то не о чем, но и идти молча неудобно. Любая, хотя бы самая банальная фраза могла бы заполнить образовавшуюся пустоту.
– Зябко, – сказала Соня, так и не придумав ничего более подходящего.
– Плохой знак.
Еще несколько замечаний полностью исчерпали тему погоды, и взрослые замолчали. Манеры Сэйна вообще не слишком располагали к праздным беседам; казалось, что он настолько поглощен выполнением своих обязанностей, что просто не позволяет себе отвлекаться. Со своей стороны девушка не слишком-то горела желанием вступать в разговор. Ее одолевали мрачные мысли, а этот собеседник явно не мог их развеять, разве что добавить новые поводы для тревог. Она знала, что уж этого долго ждать не придется.