Страница:
Лил сильный дождь. Бесчисленные капли разбивались об асфальт, и дорога в свете фар искрилась мириадами брызг.
Открылась дверца водителя, и камера 01 дала крупный план высокого, крепкого сложения мужчины, вылезающего из кабины. В черной непромокаемой ветровке. Лицо пряталось в тени капюшона.
Если только Рольф Райнерд не одолжил «Хонду» кому-то из приятелей, Этан в этот самый момент видел
на экране знаменитого волка. Габариты совпадали с указанными в регистрационном бланке.
Рольф захлопнул водительскую дверцу, открыл заднюю, достал что-то большое и белое с заднего сиденья. Вроде бы тот самый мешок для мусора, в котором и лежала черная подарочная коробка с разрезанным, а потом сшитым яблоком.
Райнерд захлопнул и эту дверцу, двинулся к воротам, находящимся от него в сотне ярдов. Резко остановился, повернулся, чтобы посмотреть на темную, залитую дождем полоску шоссе, готовый прыгнуть за руль и удрать.
Возможно, ему послышалось перекрывающее шум дождя урчание мощного двигателя. Камеры наблюдения звуков не фиксировали.
Если бы на этой дороге в столь поздний час появился еще один автомобиль, скорее всего, за рулем сидел бы один из сотрудников «Бел-Эр пэтрол», частной охранной фирмы, которая помогала обеспечивать порядок в этом районе, населенном исключительно богачами.
Но патрульная машина не появилась, и мужчина в капюшоне вновь обрел уверенность. Поспешил на восток, к воротам.
Камера 02 подхватила его, как только он покинул сектор обзора камеры 01. А когда он приблизился к воротам, камера 03 взяла его под наблюдение с другой стороны улицы-дороги, выхватывая крупным планом.
Добравшись до ворот, Райнерд попытался перебросить мешок через этот бронзовый барьер. С первого раза не получилось: мешок вернулся к нему.
Вторая попытка оказалась успешной. Когда он отворачивался от ворот, капюшон сдвинулся, и камера 03 четко зафиксировала его лицо в свете фонарей, которые горели по обе стороны ворот.
Такие классические черты — необходимое условие успеха для официанта, работающего в самых модных ресторанах Лос-Анджелеса, где и обслуживающий персонал, и посетители свято верят в легенду о том, что юноши и девушки, во вторник таскающие тарелки из кухни к столикам, в среду могут получить заветную
роль в следующем блокбастере Тома Круза с бюджетом в сотню миллионов долларов.
Доставив яблоко по назначению и повернувшись спиной к воротам, Рольф Райнерд улыбался.
Возможно, если бы Этан не знал, что означает имя этого человека, улыбка не показалась бы ему волчьей. Скорее напомнила бы крокодила или гиену.
Расплескивая черные лужи воды, посеребренные сверху светом фар, Райнерд возвратился к автомобилю.
Когда «Хонда» выезжала с обочины на полосу движения, камера 01 повернулась и взяла машину крупным планом. Потом то же самое проделала камера 02, уже с набравшей ход «Хондой». Обе четко зафиксировали номерной знак над задним бампером.
Растворяясь в ночи, автомобиль на короткое время оставлял после себя призраков, срывающихся с выхлопной трубы.
А потом дорога-улица вновь опустела, погрузилась в темноту, если не считать светлого пятна у ворот поместья Манхейма. Черный дождь лил, лил и лил из прохудившегося неба, наполняя вселенской тьмой всемирно известное поместье в Бел-Эре.
Этан знал, что не пройдет и пяти минут, как миссис Макби, более эффективная, чем любая машина, более надежная, чем законы физики, верная, как любой архангел, направит в его квартиру одну из шести горничных, которые находились в ее подчинении. Семь дней в неделю горничные выносили мусор и меняли полотенца. Дважды в неделю в комнатах проводилась уборка, после которой они становились идеально чистыми. Окна мыли дважды в месяц.
Жизнь в особняке, который обслуживали двадцать пять человек, имела свои преимущества.
Возглавляя службу, обеспечивавшую личную безопасность Лица и охрану поместья, Этан имел право на многие из них, включая бесплатное питание. Блюда, которые ставились на его стол, готовили или мистер Хэчетт, шеф-повар поместья, или мистер Баптист, домашний повар. Мистер Баптист не учился, как его босс, в лучших кулинарных школах, но на качество его готовки жалоб не поступало.
Еду подавали в просторной и уютной столовой, где сотрудники могли не только позавтракать, пообедать и поужинать, но поговорить о делах, выпить кофе, спланировать подготовку к многочисленным вечеринкам, которые устраивал хозяин поместья. Сам шеф или повар могли по просьбе Этана приготовить тарелку с сандвичами или что-то еще, если он хотел поесть у себя.
Конечно же, будь у него такое желание, он и сам мог бы готовить себе на своей кухне. Миссис Макби забивала холодильник и кладовку в полном соответствии с полученным от него списком продуктов. Опять же, это не стоило ему ни цента.
Кроме понедельника и четверга, когда горничная меняла постельное белье (мистеру Манхейму, если он находился в резиденции, белье меняли ежедневно), Этану приходилось застилать кровать самому. Тяжелая жизнь, ничего не скажешь. И теперь, надев куртку из мягкой кожи, Этан вышел из своей квартиры в коридор первого этажа западного крыла. Дверь оставил незапертой, точно так же, как не запирал бы ее, будучи владельцем всего особняка. С собой он взял папку с материалами, касающимися дела черных коробок, зонт и книгу в кожаном переплете: роман «Лорд Джим» Джозефа Конрада. Роман он дочитал прошлым вечером и намеревался вернуть книгу в библиотеку.
Широкий, более двенадцати футов, коридор выложили плитками известняка, как и на первом, главном этаже здания. Стены были украшены персидскими коврами, вдоль коридора выстроилась антикварная французская мебель, только периода Империи: стулья, комоды, стол, сервант.
И пусть мебель стояла с обеих сторон, Этан мог бы проехать по коридору на автомобиле, не задев ни единого предмета старины.
И он бы с удовольствием проехался, если б потом не пришлось объясняться с миссис Макби.
По ходу воображаемой поездки в библиотеку он встретил двух горничных и уборщика, с которыми обменялся приветствиями. Поскольку он занимал, согласно классификации миссис Макби, высокий пост, то обратился ко всей троице, стоявшей на куда более низкой ступеньке иерархической лестницы, по именам, а его они называли не иначе, как мистер Трумэн.
Каждому новому сотруднику перед первым рабочим днем миссис Макби вручала книжицу «Нормы и правила поведения», которые сама же и составила. И оставалось только пожалеть тех, кто не заучил содержание книжицы назубок и не подстраивался под эти самые нормы и правила.
В библиотеке пол был паркетным, из орехового дерева. А персидские ковры — старинными, и росли они в цене быстрее, чем акции самых лучших компаний на бирже.
Удобные кресла чередовались с полками из красного дерева, на них стояло более тридцати шести тысяч томов. Часть книг занимала полки второго уровня, вдоль которых шла узкая, огороженная дорожка. К дорожке вела лесенка с золочеными стальными перилами.
И если не смотреть на потолок, чтобы определиться с истинными размерами этого огромного помещения, могло создаться ощущение, что оно уходит в необозримую даль. Может, так оно и было. Этану часто казалось, что здесь возможно все.
Середину потолка занимал купол из цветного стекла, диаметром в 32 фута. Густые цвета, алый, изумрудный, темно-желтый, синий, полностью отфильтровывали естественный свет, так что даже в самый ясный день солнечные лучи не представляли угрозы для корешков книг.
Дядя Этана, Джо, который заменял мальчику отца в те частые моменты, когда настоящий отец крепко напивался и не мог выполнять положенные обязанности, работал шофером в пекарне. Развозил хлеб в супермаркеты и рестораны, шесть дней в неделю, восемь часов в день. И по большей части совмещал первую работу со второй: ночным уборщиком, трижды в неделю.
Если сложить заработки дяди Джо за его лучшие мять лет, этих денег, конечно же, не хватило бы, чтобы оплатить стоимость стеклянного купола.
Начав получать жалованье полицейского, Этан почувствовал себя богатым. В сравнении с Джо он просто купался в деньгах.
Но всех его заработков за шестнадцать лет работы в ДПЛА не хватило бы, чтобы оплатить стоимость одной этой комнаты.
— Для этого надо быть кинозвездой, — вынес он свой вердикт, входя в библиотеку, чтобы поставить «Лорда Джима» на то самое место, откуда он и взял книгу.
Все книги в библиотеке стояли в алфавитном порядке, по фамилии автора. Треть в кожаных переплетах, остальные — в суперобложках. Часто встречались редкие и дорогие издания.
Лицо не прочитал ни одной и всех тридцати шести тысяч.
Две трети книг он приобрел вместе с особняком. Следуя инструкциям своего работодатели, миссис Макби покупала наиболее обсуждаемые и расхваливаемые произведения, как романы, так и документальные. Они вносились в каталог и расставлялись по полкам.
Собственно, новые книги приобретались лишь с одной целью: продемонстрировать широту интеллектуальных интересов Ченнинга Манхейма и произвести должное впечатление на всех, кто попадал в поместье, то ли погостить, то ли повеселиться на вечеринке, то ли по другим делам.
Когда у Лица спрашивали, что он может сказать о той или иной книге, он прежде всего интересовался мнением гостя, а потом соглашался с ним в обаятельной манере, не оставляющей никаких сомнений в его эрудированности и близости образа мыслей с собеседником.
Когда Этан ставил «Лорда Джима» между двумя другими романами Конрада, за его спиной послышался пронзительный голосок: «Там есть магия?»
Повернувшись, он увидел десятилетнего Эльфрика Манхейма, практически «утонувшего» в одном из больших кресел.
Согласно Лауре Мунвс, Эльфрик (произносимое как эльф-рик) — староанглийское слово, означающее elf-ruled или ruled by elves[3], которое сначала использовалось для обозначения мудрых и умелых действий, а со временем так стали называть тех, кто действовал мудро и умело.
Эльфрик.
Мать мальчика, Фредерика «Фредди» Найлендер, супермодель, успевшая в течение года выйти замуж за Лицо и развестись с ним, за свою жизнь прочитала по меньшей мере три книги. Трилогию «Властелин колец». Собственно, эти книги она читала постоянно.
И собиралась назвать мальчика Фродо. К счастью или нет, но за месяц до родов ее ближайшая подруга, актриса, наткнулась на имя Эльфрик в сценарии какого-то фильма — фэнтези, в котором согласилась сыграть роль трехгрудой амазонки-алхимика.
Если бы подруга Фредди получила роль второго плана в «Молчании ягнят», Эльфрика, скорее всего, нарекли бы Ганнибалом.
Мальчик предпочитал, чтобы его называли Фриком, и никто, кроме матери, не настаивал на том, чтобы обращаться к нему полным именем. К счастью или нет, она не так часто пользовалась возможностью помучить его.
Вот и в последние семнадцать месяцев Фредди ни разу не виделась с Фриком. Даже у стареющей супермодели карьера отнимала все свободное время.
— Так где должна быть магия? — переспросил Этан.
— В книге, которую вы только что поставили на полку.
— Магия в ней, несомненно, есть, но только не та, о которой ты говоришь.
— В этой вот книге целый мешок говняной магии, — Фрик продемонстрировал книгу в обложке с нарисованными на ней колдунами и драконами.
— Должен ли мудрый и умелый изъясняться такими выражениями? — полюбопытствовал Этан.
— А что тут такого? Все приятели моего старика выражаются куда как хлеще. Да и мой старик тоже.
— Если не знает, что ты в пределах слышимости. Фрик склонил голову.
— Вы называете моего отца лицемером?
— Если бы я так назвал твоего отца, то тут же откусил бы себе язык.
— Злой маг в этой книге использовал бы ваш язык для изготовления отвара. Одна из его самых серьезных проблем — найти язык честного человека.
— А почему ты думаешь, что я — честный?
— Да ладно. В вас три говняных мешка честности.
— А как ты поведешь себя, если мисс Макби услышит, что ты выражаешься подобным образом?
— Она сейчас где-то еще.
— А ты уверен? — спросил Этан таким тоном, будто у него имелась некая информацию о местопребывании домоправительницы и он сожалеет о том, что мальчик дал волю языку.
На лице Фрика тут же появилось виноватое выражение, мальчик приподнялся над креслом, оглядел библиотеку.
Невысокого росточка, худенький. И когда он шел по широким коридорам или пересекал комнаты, которые размером не уступали тронным залам, издалека казалось, что это не мальчик, а призрак.
— Я думаю, у нее есть потайные ходы, — прошептал Фрик. — Вы понимаете, проходы в стенах.
— У миссис Макби? Мальчик кивнул.
— Мы живем здесь только шесть лет, а она — вечность.
Миссис Макби и мистер Макби, обоим уже перевалило за пятьдесят, работали у прежнего владельца поместья и остались здесь по требованию Лица.
— Трудно, знаешь ли, представить себе миссис Макби, крадущуюся между стен. Подглядывание — не ее стиль.
— Да, но если б она любила подглядывать, жизнь здесь могла быть интереснее.
В отличие от золотистых локонов отца, которые, стоило тому тряхнуть головой, ложились идеальными
волнами, каштановые волосы Фрика торчали во все стороны. Такие волосы не поддавались щеткам и ломали расчески.
Возможно, со временем внешность Фрика могла измениться к лучшему, и он встал бы вровень с родителями, но пока он ничем не отличался от любого другого десятилетнего мальчишки.
— Почему ты не на занятиях? — спросил Этан.
— Вы — атеист или как? Разве не знаете, что у нас предрождественская неделя? Так что каникулы даже у тех голливудских отпрысков, которые учатся дома.
Учителя приезжали в поместье пять дней в неделю. В частной школе, которую Фрик посещал какое-то время, продолжать обучение он не смог.
С таким отцом, как знаменитый Ченнинг Манхейм, и с такой матерью, как знаменитая и известная своими похождениями Фредди Найлендер, Фрику завидовали, а потому стремились поиздеваться над ним даже дети других знаменитостей. А тот факт, что щуплый мальчик ничем не напоминал отца, которого обожали за героические роли, добавлял жестокости их выходкам. Все это, а также астма привели к тому, что Фрик учился дома, где все находилось под контролем.
— Знаешь, что тебе подарят на Рождество? — спросил Этан.
— Да. Список я подготовил и передал миссис Макби десятого декабря, как было велено. Я сказал ей, что заворачивать ничего не нужно, но она завернет. Всегда заворачивает. Говорит, что Рождество без таинственности — не Рождество.
— В этом я должен с ней согласиться.
Мальчик пожал плечами и вновь откинулся на спинку кресла.
Хотя в данный момент Лицо находился на съемках, он намеревался вернуться из Флориды накануне Рождества.
— Хорошо, что отец будет дома на каникулах. Вы с ним решили, что будете делать?
Мальчик вновь пожал плечами, пытаясь продемонстрировать полное безразличие, но вместо этого открыв, до чего же он несчастен, и Этан прекрасно понимал, что тут он бессилен чем-нибудь помочь.
Фрик унаследовал знаменитые зеленые глаза матери. И в глубинах этих глаз читалось одиночество, которого хватило бы, чтобы заполнить одну, а то и две библиотечные полки.
— Что ж, возможно, на это Рождество тебя будет ждать пара сюрпризов.
Чуть наклонившись вперед, жаждущий некой таинственности, которую совсем недавно отметал как что-то несущественное, Фрик спросил:
— А что… вы что-то слышали?
— Если бы я что-нибудь слышал, а я не говорю, слышал я или нет, то не сказал бы тебе, что я слышал, если допустить, что я вообще что-то слышал и при этом хочу, чтобы сюрприз остался сюрпризом, но это не значит, что я знаю наверняка, ждет тебя на Рождество какой-то сюрприз или нет.
Мальчик несколько мгновений молча смотрел на него.
— Сейчас вы говорите не как честный коп, сейчас вы говорите, как директор киностудии.
— Так ты знаешь, как говорят директора киностудий?
— Они иногда приходят сюда, — ответил Фрик, и в голосе мальчика слышалась житейская мудрость. — Так что их манера мне знакома.
«Экспедишн» входил в парк автомобилей, которыми могли пользоваться, как в деловых поездках, так и для личных нужд, восемь сотрудников, постоянно проживающих на территории поместья. В гараже в тот день стоял и другой внедорожник, «Мерседес-ML500», но такой автомобиль привлек бы слишком много внимания, если бы пришлось следить за объектом.
Трехэтажному дому определенно требовался косметический ремонт. Штукатурка нигде не отвалилась и не потрескалась, но покрасить стены следовало еще в прошлом году. Да и табличку с номером дома перекосило.
Вокруг дома цвели красные камелии, росли какие-то кусты, пальмы с густыми кронами, но садовник давно уже к ним не подходил. А неровность газона говорила о том, что траву косят не еженедельно, а лишь два раза в месяц.
Хозяин экономил на расходах, но тем не менее выглядел дом вполне пристойно.
И человек, живущий на пособие, не смог бы арендовать в нем квартиру. Следовательно, Райнерд где-то работал. При этом он развозил свои угрожающие послания в половине четвертого утра, то есть ему, скорее всего, не приходилось идти на работу с утра пораньше. Возможно, он и сейчас был дома.
Если бы Этан узнал место работы подозреваемого и стал наводить справки у сослуживцев и соседей, Райнерду обязательно дали бы об этом знать. И тогда он бы насторожился, что исключило бы непосредственный контакт.
Этан предпочел начать сразу с подозреваемого, а потом уже отслеживать его связи.
Он закрыл глаза, откинулся на подголовник, обдумывая следующий шаг.
Рев приближающегося автомобиля нарастал так быстро, что Этан открыл глаза, ожидая услышать рев сирены и увидеть классическую полицейскую погоню. Но по тихой, застроенной жилыми домами улице промчался вишнево-красный «Феррари Тестаросса». И скорость машины говорила о том, что в этот день водитель поставил целью превратить в лепешку ребенка, вдруг выскочившего на проезжую часть, или старушку в ортопедической обуви и с клюкой, медленно переходящую улицу.
Волна брызг от бешено вращающихся колес окатила «Экспедишн». Лобовое стекло застлалось облаком капель грязной воды.
На другой стороне улицы многоквартирный дом, казалось, замерцал, начал растворяться в воздухе, словно мираж. И вот это странное искажение пропорций вдруг вызвало воспоминание о давно забытом кошмаре,
а потому от одного только вида дома, лишившегося четких очертаний и монолитности, волосы на затылке Этана встали дыбом.
Потом последние брызги скатились с ветрового стекла. Продолжающийся дождь смыл грязь. И многоквартирный дом стал прежним, каким Этан увидел его и первый миг: удобным для проживания.
Рассудив, что дождь недостаточно сильный, чтобы раскрывать зонт, он выскочил из внедорожника и перебежал улицу.
В Южной Калифорнии поздней осенью и ранней весной мать-природа страдала непредсказуемыми переменами настроения. От года к году, даже ото дня к дню предрождественской недели погода могла меняться радикально, от сказочно теплой до пробирающей до костей. В этот день воздух был холодным, дождь — еще холоднее, а небо — мертвенно-серым, каким бывает гораздо севернее, где зима по-настоящему вступает в свои права.
На входной двери замок-домофон отсутствовал. Район считался достаточно благополучным, и подъезды не приходилось оборонять от вандалов.
В каплях воды, скатывающихся с куртки, Этан вбежал на крохотный пятачок, выложенный мексиканской плиткой. На верхние этажи жильцы могли попасть как на лифте, так и по лестнице.
В подъезде пахло канадским беконом, поджаренным пару часов тому назад, и «травкой». Дым от нее отличался специфическим запахом. Кто-то постоял здесь, докуривая «косяк», прежде чем выйти в этот серый, дождливый день.
Посмотрев на почтовые ящики, Этан насчитал четыре квартиры на первом этаже, шесть на втором и шесть на третьем. Райнерд жил на втором, в квартире 2Б.
На почтовых ящиках значились только фамилии жильцов. Этану требовалась более подробная информация, чем та, что предоставляли наклейки на ящиках.
У ящиков стоял столик, один на весь дом, на тот случай, когда почтальон не мог положить журналы или другую корреспонденцию в квартирные ящики, скажем, потому, что какие-то из них и без того были забиты до отказа.
На столике лежали два журнала. Оба адресовались Джорджу Киснеру из квартиры 2Д.
Этан постучал по алюминиевым дверцам нескольких ящиков, куда опускали корреспонденцию жильцов, которые его не интересовали. По звуку чувствовалось, что они пусты. Этан предположил, что утреннюю почту еще не разносили.
А вот удары костяшки пальца по ящику квартиры 2Д показали, что он забит под завязку. Вероятно, хозяин квартиры как минимум пару дней находился в отъезде.
Этан поднялся по лестнице на второй этаж. Один коридор, три квартиры по одну сторону, три — по другую.
Квартира Райнерда, 2Б, находилась напротив квартиры 2Д.
Этан позвонил в квартиру Киснера, не получив ответа, позвонил снова. Выдержав паузу, громко постучал.
В каждой из дверей был глазок, позволяющий жильцу разглядеть гостя и решить, открывать дверь или нет. Возможно, в этот самый момент Райнерд изучал спину Этана.
Не получив ответа и на стук, Этан отвернулся от двери Киснера, изобразив крайнее раздражение. Провел рукой по мокрому от дождя лицу, потом по волосам. Покачал головой. Посмотрел направо, налево.
Когда Этан позвонил в квартиру 2Б, яблочный человек распахнул ее сразу, даже не воспользовался предохранительной цепочкой.
В жизни Райнерд оказался даже симпатичнее, чем на видеозаписи камеры наружного наблюдения, сделанной ночью и в дождь. Чем-то он напоминал Бена Эффлека, киноактера.
А многочисленные поклонники Энтони Перкинса сказали бы, что в нем есть кое-что и от их кумира. Скажем, напряженность уголков рта, пульсирующая жилка на правом виске, а особенно мрачный блеск глаз, предполагающий, что их обладатель может сидеть на метамфетамине, во всяком случае, использовать этот препарат для поднятия настроения.
— Сэр, — начал Этан, когда дверь только открывалась, — извините, что беспокою вас, но мне просто необходимо связаться с Джорджем Киснером из квартиры 2Д. Вы знаете Джорджа?
Райнерд покачал головой. Шея у него была бычья. Должно быть, он проводил немало времени на силовых тренажерах.
— Мы с ним здороваемся и спрашиваем друг друга, какая будет погода, — ответил Райнерд. — Не более того.
Поверив Райнерду на слово, Этан продолжил:
— Я — его брат. Рики Киснер.
Ложь могла сойти за правду, при условии, что Киснеру было от двадцати до пятидесяти.
— Наш дядя умирает в медицинском центре Калифорнийского университета, — продолжал лгать Этан. — Врачи говорят, что долго он не протянет. Я звоню Джорджу по всем номерам. Он мне не отзванивается. И теперь вот не открывает дверь.
— Думаю, он в отъезде, — ответил Райнерд.
— В отъезде? Он мне ничего такого не говорил. Вы знаете, куда он мог поехать?
Райнерд покачал головой.
— Позавчера вечером, когда я возвращался домой, он выходил из подъезда с небольшим чемоданом в руке.
— Он сказал вам, когда вернется?
— Я только сказал ему, что, похоже, будет дождь, и на том мы расстались.
— Он очень любит дядю Гарри, мы оба любим, и расстроится, узнав, что не смог попрощаться с ним. Может, я смогу оставить ему записку, чтобы он увидел ее сразу по приезде?
Райнерд просто смотрел на Этана. Теперь артерия запульсировала у него на шее. Мозг, подхлестнутый мегом, усиленно думал, но метамфетамин, ускоряя мысленные процессы, отнюдь не помогал ясности мышления.
— Дело в том, что у меня нет ручки, — добавил Этан. — Да и бумаги тоже.
— О, конечно, у меня все есть, — ответил Райнерд.
— Мне не хотелось бы доставлять вам лишние хлопоты…
— Пустяки, — и Райнерд отвернулся от открытой двери, пошел за ручкой и бумагой.
Оставленный в дверях, Этан решил заглянуть в квартиру. Ему хотелось побольше узнать о гнезде Райнерда.
И в тот самый момент, когда Этан уже поднял ногу, чтобы нарушить право собственности и переступить порог, Райнерд остановился, оглянулся.
— Заходите. Присядьте.
Получив приглашение, Этан счел возможным проявить нерешительность.
— Благодарю, но я с улицы, а там дождь…
— Эту мебель водой не испортишь, — заверил его Райнерд.
Оставив дверь распахнутой, Этан вошел.
Гостиная и столовая составляли одну большую комнату. Кухню отделял бар с двумя стульями.
Райнерд прошел на кухню, к столику под настенным телефонным аппаратом, тогда как Этап устроился на краешке кресла в гостиной.
Мебели в квартире было по минимуму. Один диван, одно кресло, кофейный столик и телевизор. В столовой — стол с двумя стульями.
Открылась дверца водителя, и камера 01 дала крупный план высокого, крепкого сложения мужчины, вылезающего из кабины. В черной непромокаемой ветровке. Лицо пряталось в тени капюшона.
Если только Рольф Райнерд не одолжил «Хонду» кому-то из приятелей, Этан в этот самый момент видел
на экране знаменитого волка. Габариты совпадали с указанными в регистрационном бланке.
Рольф захлопнул водительскую дверцу, открыл заднюю, достал что-то большое и белое с заднего сиденья. Вроде бы тот самый мешок для мусора, в котором и лежала черная подарочная коробка с разрезанным, а потом сшитым яблоком.
Райнерд захлопнул и эту дверцу, двинулся к воротам, находящимся от него в сотне ярдов. Резко остановился, повернулся, чтобы посмотреть на темную, залитую дождем полоску шоссе, готовый прыгнуть за руль и удрать.
Возможно, ему послышалось перекрывающее шум дождя урчание мощного двигателя. Камеры наблюдения звуков не фиксировали.
Если бы на этой дороге в столь поздний час появился еще один автомобиль, скорее всего, за рулем сидел бы один из сотрудников «Бел-Эр пэтрол», частной охранной фирмы, которая помогала обеспечивать порядок в этом районе, населенном исключительно богачами.
Но патрульная машина не появилась, и мужчина в капюшоне вновь обрел уверенность. Поспешил на восток, к воротам.
Камера 02 подхватила его, как только он покинул сектор обзора камеры 01. А когда он приблизился к воротам, камера 03 взяла его под наблюдение с другой стороны улицы-дороги, выхватывая крупным планом.
Добравшись до ворот, Райнерд попытался перебросить мешок через этот бронзовый барьер. С первого раза не получилось: мешок вернулся к нему.
Вторая попытка оказалась успешной. Когда он отворачивался от ворот, капюшон сдвинулся, и камера 03 четко зафиксировала его лицо в свете фонарей, которые горели по обе стороны ворот.
Такие классические черты — необходимое условие успеха для официанта, работающего в самых модных ресторанах Лос-Анджелеса, где и обслуживающий персонал, и посетители свято верят в легенду о том, что юноши и девушки, во вторник таскающие тарелки из кухни к столикам, в среду могут получить заветную
роль в следующем блокбастере Тома Круза с бюджетом в сотню миллионов долларов.
Доставив яблоко по назначению и повернувшись спиной к воротам, Рольф Райнерд улыбался.
Возможно, если бы Этан не знал, что означает имя этого человека, улыбка не показалась бы ему волчьей. Скорее напомнила бы крокодила или гиену.
Расплескивая черные лужи воды, посеребренные сверху светом фар, Райнерд возвратился к автомобилю.
Когда «Хонда» выезжала с обочины на полосу движения, камера 01 повернулась и взяла машину крупным планом. Потом то же самое проделала камера 02, уже с набравшей ход «Хондой». Обе четко зафиксировали номерной знак над задним бампером.
Растворяясь в ночи, автомобиль на короткое время оставлял после себя призраков, срывающихся с выхлопной трубы.
А потом дорога-улица вновь опустела, погрузилась в темноту, если не считать светлого пятна у ворот поместья Манхейма. Черный дождь лил, лил и лил из прохудившегося неба, наполняя вселенской тьмой всемирно известное поместье в Бел-Эре.
***
Прежде чем покинуть свои апартаменты в западном крыле, Этан позвонил домоправительнице, миссис Макби, чтобы сообщить, что будет отсутствовать практически весь день.Этан знал, что не пройдет и пяти минут, как миссис Макби, более эффективная, чем любая машина, более надежная, чем законы физики, верная, как любой архангел, направит в его квартиру одну из шести горничных, которые находились в ее подчинении. Семь дней в неделю горничные выносили мусор и меняли полотенца. Дважды в неделю в комнатах проводилась уборка, после которой они становились идеально чистыми. Окна мыли дважды в месяц.
Жизнь в особняке, который обслуживали двадцать пять человек, имела свои преимущества.
Возглавляя службу, обеспечивавшую личную безопасность Лица и охрану поместья, Этан имел право на многие из них, включая бесплатное питание. Блюда, которые ставились на его стол, готовили или мистер Хэчетт, шеф-повар поместья, или мистер Баптист, домашний повар. Мистер Баптист не учился, как его босс, в лучших кулинарных школах, но на качество его готовки жалоб не поступало.
Еду подавали в просторной и уютной столовой, где сотрудники могли не только позавтракать, пообедать и поужинать, но поговорить о делах, выпить кофе, спланировать подготовку к многочисленным вечеринкам, которые устраивал хозяин поместья. Сам шеф или повар могли по просьбе Этана приготовить тарелку с сандвичами или что-то еще, если он хотел поесть у себя.
Конечно же, будь у него такое желание, он и сам мог бы готовить себе на своей кухне. Миссис Макби забивала холодильник и кладовку в полном соответствии с полученным от него списком продуктов. Опять же, это не стоило ему ни цента.
Кроме понедельника и четверга, когда горничная меняла постельное белье (мистеру Манхейму, если он находился в резиденции, белье меняли ежедневно), Этану приходилось застилать кровать самому. Тяжелая жизнь, ничего не скажешь. И теперь, надев куртку из мягкой кожи, Этан вышел из своей квартиры в коридор первого этажа западного крыла. Дверь оставил незапертой, точно так же, как не запирал бы ее, будучи владельцем всего особняка. С собой он взял папку с материалами, касающимися дела черных коробок, зонт и книгу в кожаном переплете: роман «Лорд Джим» Джозефа Конрада. Роман он дочитал прошлым вечером и намеревался вернуть книгу в библиотеку.
Широкий, более двенадцати футов, коридор выложили плитками известняка, как и на первом, главном этаже здания. Стены были украшены персидскими коврами, вдоль коридора выстроилась антикварная французская мебель, только периода Империи: стулья, комоды, стол, сервант.
И пусть мебель стояла с обеих сторон, Этан мог бы проехать по коридору на автомобиле, не задев ни единого предмета старины.
И он бы с удовольствием проехался, если б потом не пришлось объясняться с миссис Макби.
По ходу воображаемой поездки в библиотеку он встретил двух горничных и уборщика, с которыми обменялся приветствиями. Поскольку он занимал, согласно классификации миссис Макби, высокий пост, то обратился ко всей троице, стоявшей на куда более низкой ступеньке иерархической лестницы, по именам, а его они называли не иначе, как мистер Трумэн.
Каждому новому сотруднику перед первым рабочим днем миссис Макби вручала книжицу «Нормы и правила поведения», которые сама же и составила. И оставалось только пожалеть тех, кто не заучил содержание книжицы назубок и не подстраивался под эти самые нормы и правила.
В библиотеке пол был паркетным, из орехового дерева. А персидские ковры — старинными, и росли они в цене быстрее, чем акции самых лучших компаний на бирже.
Удобные кресла чередовались с полками из красного дерева, на них стояло более тридцати шести тысяч томов. Часть книг занимала полки второго уровня, вдоль которых шла узкая, огороженная дорожка. К дорожке вела лесенка с золочеными стальными перилами.
И если не смотреть на потолок, чтобы определиться с истинными размерами этого огромного помещения, могло создаться ощущение, что оно уходит в необозримую даль. Может, так оно и было. Этану часто казалось, что здесь возможно все.
Середину потолка занимал купол из цветного стекла, диаметром в 32 фута. Густые цвета, алый, изумрудный, темно-желтый, синий, полностью отфильтровывали естественный свет, так что даже в самый ясный день солнечные лучи не представляли угрозы для корешков книг.
Дядя Этана, Джо, который заменял мальчику отца в те частые моменты, когда настоящий отец крепко напивался и не мог выполнять положенные обязанности, работал шофером в пекарне. Развозил хлеб в супермаркеты и рестораны, шесть дней в неделю, восемь часов в день. И по большей части совмещал первую работу со второй: ночным уборщиком, трижды в неделю.
Если сложить заработки дяди Джо за его лучшие мять лет, этих денег, конечно же, не хватило бы, чтобы оплатить стоимость стеклянного купола.
Начав получать жалованье полицейского, Этан почувствовал себя богатым. В сравнении с Джо он просто купался в деньгах.
Но всех его заработков за шестнадцать лет работы в ДПЛА не хватило бы, чтобы оплатить стоимость одной этой комнаты.
— Для этого надо быть кинозвездой, — вынес он свой вердикт, входя в библиотеку, чтобы поставить «Лорда Джима» на то самое место, откуда он и взял книгу.
Все книги в библиотеке стояли в алфавитном порядке, по фамилии автора. Треть в кожаных переплетах, остальные — в суперобложках. Часто встречались редкие и дорогие издания.
Лицо не прочитал ни одной и всех тридцати шести тысяч.
Две трети книг он приобрел вместе с особняком. Следуя инструкциям своего работодатели, миссис Макби покупала наиболее обсуждаемые и расхваливаемые произведения, как романы, так и документальные. Они вносились в каталог и расставлялись по полкам.
Собственно, новые книги приобретались лишь с одной целью: продемонстрировать широту интеллектуальных интересов Ченнинга Манхейма и произвести должное впечатление на всех, кто попадал в поместье, то ли погостить, то ли повеселиться на вечеринке, то ли по другим делам.
Когда у Лица спрашивали, что он может сказать о той или иной книге, он прежде всего интересовался мнением гостя, а потом соглашался с ним в обаятельной манере, не оставляющей никаких сомнений в его эрудированности и близости образа мыслей с собеседником.
Когда Этан ставил «Лорда Джима» между двумя другими романами Конрада, за его спиной послышался пронзительный голосок: «Там есть магия?»
Повернувшись, он увидел десятилетнего Эльфрика Манхейма, практически «утонувшего» в одном из больших кресел.
Согласно Лауре Мунвс, Эльфрик (произносимое как эльф-рик) — староанглийское слово, означающее elf-ruled или ruled by elves[3], которое сначала использовалось для обозначения мудрых и умелых действий, а со временем так стали называть тех, кто действовал мудро и умело.
Эльфрик.
Мать мальчика, Фредерика «Фредди» Найлендер, супермодель, успевшая в течение года выйти замуж за Лицо и развестись с ним, за свою жизнь прочитала по меньшей мере три книги. Трилогию «Властелин колец». Собственно, эти книги она читала постоянно.
И собиралась назвать мальчика Фродо. К счастью или нет, но за месяц до родов ее ближайшая подруга, актриса, наткнулась на имя Эльфрик в сценарии какого-то фильма — фэнтези, в котором согласилась сыграть роль трехгрудой амазонки-алхимика.
Если бы подруга Фредди получила роль второго плана в «Молчании ягнят», Эльфрика, скорее всего, нарекли бы Ганнибалом.
Мальчик предпочитал, чтобы его называли Фриком, и никто, кроме матери, не настаивал на том, чтобы обращаться к нему полным именем. К счастью или нет, она не так часто пользовалась возможностью помучить его.
Вот и в последние семнадцать месяцев Фредди ни разу не виделась с Фриком. Даже у стареющей супермодели карьера отнимала все свободное время.
— Так где должна быть магия? — переспросил Этан.
— В книге, которую вы только что поставили на полку.
— Магия в ней, несомненно, есть, но только не та, о которой ты говоришь.
— В этой вот книге целый мешок говняной магии, — Фрик продемонстрировал книгу в обложке с нарисованными на ней колдунами и драконами.
— Должен ли мудрый и умелый изъясняться такими выражениями? — полюбопытствовал Этан.
— А что тут такого? Все приятели моего старика выражаются куда как хлеще. Да и мой старик тоже.
— Если не знает, что ты в пределах слышимости. Фрик склонил голову.
— Вы называете моего отца лицемером?
— Если бы я так назвал твоего отца, то тут же откусил бы себе язык.
— Злой маг в этой книге использовал бы ваш язык для изготовления отвара. Одна из его самых серьезных проблем — найти язык честного человека.
— А почему ты думаешь, что я — честный?
— Да ладно. В вас три говняных мешка честности.
— А как ты поведешь себя, если мисс Макби услышит, что ты выражаешься подобным образом?
— Она сейчас где-то еще.
— А ты уверен? — спросил Этан таким тоном, будто у него имелась некая информацию о местопребывании домоправительницы и он сожалеет о том, что мальчик дал волю языку.
На лице Фрика тут же появилось виноватое выражение, мальчик приподнялся над креслом, оглядел библиотеку.
Невысокого росточка, худенький. И когда он шел по широким коридорам или пересекал комнаты, которые размером не уступали тронным залам, издалека казалось, что это не мальчик, а призрак.
— Я думаю, у нее есть потайные ходы, — прошептал Фрик. — Вы понимаете, проходы в стенах.
— У миссис Макби? Мальчик кивнул.
— Мы живем здесь только шесть лет, а она — вечность.
Миссис Макби и мистер Макби, обоим уже перевалило за пятьдесят, работали у прежнего владельца поместья и остались здесь по требованию Лица.
— Трудно, знаешь ли, представить себе миссис Макби, крадущуюся между стен. Подглядывание — не ее стиль.
— Да, но если б она любила подглядывать, жизнь здесь могла быть интереснее.
В отличие от золотистых локонов отца, которые, стоило тому тряхнуть головой, ложились идеальными
волнами, каштановые волосы Фрика торчали во все стороны. Такие волосы не поддавались щеткам и ломали расчески.
Возможно, со временем внешность Фрика могла измениться к лучшему, и он встал бы вровень с родителями, но пока он ничем не отличался от любого другого десятилетнего мальчишки.
— Почему ты не на занятиях? — спросил Этан.
— Вы — атеист или как? Разве не знаете, что у нас предрождественская неделя? Так что каникулы даже у тех голливудских отпрысков, которые учатся дома.
Учителя приезжали в поместье пять дней в неделю. В частной школе, которую Фрик посещал какое-то время, продолжать обучение он не смог.
С таким отцом, как знаменитый Ченнинг Манхейм, и с такой матерью, как знаменитая и известная своими похождениями Фредди Найлендер, Фрику завидовали, а потому стремились поиздеваться над ним даже дети других знаменитостей. А тот факт, что щуплый мальчик ничем не напоминал отца, которого обожали за героические роли, добавлял жестокости их выходкам. Все это, а также астма привели к тому, что Фрик учился дома, где все находилось под контролем.
— Знаешь, что тебе подарят на Рождество? — спросил Этан.
— Да. Список я подготовил и передал миссис Макби десятого декабря, как было велено. Я сказал ей, что заворачивать ничего не нужно, но она завернет. Всегда заворачивает. Говорит, что Рождество без таинственности — не Рождество.
— В этом я должен с ней согласиться.
Мальчик пожал плечами и вновь откинулся на спинку кресла.
Хотя в данный момент Лицо находился на съемках, он намеревался вернуться из Флориды накануне Рождества.
— Хорошо, что отец будет дома на каникулах. Вы с ним решили, что будете делать?
Мальчик вновь пожал плечами, пытаясь продемонстрировать полное безразличие, но вместо этого открыв, до чего же он несчастен, и Этан прекрасно понимал, что тут он бессилен чем-нибудь помочь.
Фрик унаследовал знаменитые зеленые глаза матери. И в глубинах этих глаз читалось одиночество, которого хватило бы, чтобы заполнить одну, а то и две библиотечные полки.
— Что ж, возможно, на это Рождество тебя будет ждать пара сюрпризов.
Чуть наклонившись вперед, жаждущий некой таинственности, которую совсем недавно отметал как что-то несущественное, Фрик спросил:
— А что… вы что-то слышали?
— Если бы я что-нибудь слышал, а я не говорю, слышал я или нет, то не сказал бы тебе, что я слышал, если допустить, что я вообще что-то слышал и при этом хочу, чтобы сюрприз остался сюрпризом, но это не значит, что я знаю наверняка, ждет тебя на Рождество какой-то сюрприз или нет.
Мальчик несколько мгновений молча смотрел на него.
— Сейчас вы говорите не как честный коп, сейчас вы говорите, как директор киностудии.
— Так ты знаешь, как говорят директора киностудий?
— Они иногда приходят сюда, — ответил Фрик, и в голосе мальчика слышалась житейская мудрость. — Так что их манера мне знакома.
***
Приехав в Западный Голливуд, Этан нашел нужный ему адрес, по нему находился многоквартирный дом, и припарковался на другой стороне улицы. «Дворники» выключил, двигатель глушить не стал, чтобы обогреватель продолжал работать. Какое-то время посидел в «Форде Экспедишн», наблюдая за домом, размышляя над тем, как лучше подобраться к Рольфу Райнерду.«Экспедишн» входил в парк автомобилей, которыми могли пользоваться, как в деловых поездках, так и для личных нужд, восемь сотрудников, постоянно проживающих на территории поместья. В гараже в тот день стоял и другой внедорожник, «Мерседес-ML500», но такой автомобиль привлек бы слишком много внимания, если бы пришлось следить за объектом.
Трехэтажному дому определенно требовался косметический ремонт. Штукатурка нигде не отвалилась и не потрескалась, но покрасить стены следовало еще в прошлом году. Да и табличку с номером дома перекосило.
Вокруг дома цвели красные камелии, росли какие-то кусты, пальмы с густыми кронами, но садовник давно уже к ним не подходил. А неровность газона говорила о том, что траву косят не еженедельно, а лишь два раза в месяц.
Хозяин экономил на расходах, но тем не менее выглядел дом вполне пристойно.
И человек, живущий на пособие, не смог бы арендовать в нем квартиру. Следовательно, Райнерд где-то работал. При этом он развозил свои угрожающие послания в половине четвертого утра, то есть ему, скорее всего, не приходилось идти на работу с утра пораньше. Возможно, он и сейчас был дома.
Если бы Этан узнал место работы подозреваемого и стал наводить справки у сослуживцев и соседей, Райнерду обязательно дали бы об этом знать. И тогда он бы насторожился, что исключило бы непосредственный контакт.
Этан предпочел начать сразу с подозреваемого, а потом уже отслеживать его связи.
Он закрыл глаза, откинулся на подголовник, обдумывая следующий шаг.
Рев приближающегося автомобиля нарастал так быстро, что Этан открыл глаза, ожидая услышать рев сирены и увидеть классическую полицейскую погоню. Но по тихой, застроенной жилыми домами улице промчался вишнево-красный «Феррари Тестаросса». И скорость машины говорила о том, что в этот день водитель поставил целью превратить в лепешку ребенка, вдруг выскочившего на проезжую часть, или старушку в ортопедической обуви и с клюкой, медленно переходящую улицу.
Волна брызг от бешено вращающихся колес окатила «Экспедишн». Лобовое стекло застлалось облаком капель грязной воды.
На другой стороне улицы многоквартирный дом, казалось, замерцал, начал растворяться в воздухе, словно мираж. И вот это странное искажение пропорций вдруг вызвало воспоминание о давно забытом кошмаре,
а потому от одного только вида дома, лишившегося четких очертаний и монолитности, волосы на затылке Этана встали дыбом.
Потом последние брызги скатились с ветрового стекла. Продолжающийся дождь смыл грязь. И многоквартирный дом стал прежним, каким Этан увидел его и первый миг: удобным для проживания.
Рассудив, что дождь недостаточно сильный, чтобы раскрывать зонт, он выскочил из внедорожника и перебежал улицу.
В Южной Калифорнии поздней осенью и ранней весной мать-природа страдала непредсказуемыми переменами настроения. От года к году, даже ото дня к дню предрождественской недели погода могла меняться радикально, от сказочно теплой до пробирающей до костей. В этот день воздух был холодным, дождь — еще холоднее, а небо — мертвенно-серым, каким бывает гораздо севернее, где зима по-настоящему вступает в свои права.
На входной двери замок-домофон отсутствовал. Район считался достаточно благополучным, и подъезды не приходилось оборонять от вандалов.
В каплях воды, скатывающихся с куртки, Этан вбежал на крохотный пятачок, выложенный мексиканской плиткой. На верхние этажи жильцы могли попасть как на лифте, так и по лестнице.
В подъезде пахло канадским беконом, поджаренным пару часов тому назад, и «травкой». Дым от нее отличался специфическим запахом. Кто-то постоял здесь, докуривая «косяк», прежде чем выйти в этот серый, дождливый день.
Посмотрев на почтовые ящики, Этан насчитал четыре квартиры на первом этаже, шесть на втором и шесть на третьем. Райнерд жил на втором, в квартире 2Б.
На почтовых ящиках значились только фамилии жильцов. Этану требовалась более подробная информация, чем та, что предоставляли наклейки на ящиках.
У ящиков стоял столик, один на весь дом, на тот случай, когда почтальон не мог положить журналы или другую корреспонденцию в квартирные ящики, скажем, потому, что какие-то из них и без того были забиты до отказа.
На столике лежали два журнала. Оба адресовались Джорджу Киснеру из квартиры 2Д.
Этан постучал по алюминиевым дверцам нескольких ящиков, куда опускали корреспонденцию жильцов, которые его не интересовали. По звуку чувствовалось, что они пусты. Этан предположил, что утреннюю почту еще не разносили.
А вот удары костяшки пальца по ящику квартиры 2Д показали, что он забит под завязку. Вероятно, хозяин квартиры как минимум пару дней находился в отъезде.
Этан поднялся по лестнице на второй этаж. Один коридор, три квартиры по одну сторону, три — по другую.
Квартира Райнерда, 2Б, находилась напротив квартиры 2Д.
Этан позвонил в квартиру Киснера, не получив ответа, позвонил снова. Выдержав паузу, громко постучал.
В каждой из дверей был глазок, позволяющий жильцу разглядеть гостя и решить, открывать дверь или нет. Возможно, в этот самый момент Райнерд изучал спину Этана.
Не получив ответа и на стук, Этан отвернулся от двери Киснера, изобразив крайнее раздражение. Провел рукой по мокрому от дождя лицу, потом по волосам. Покачал головой. Посмотрел направо, налево.
Когда Этан позвонил в квартиру 2Б, яблочный человек распахнул ее сразу, даже не воспользовался предохранительной цепочкой.
В жизни Райнерд оказался даже симпатичнее, чем на видеозаписи камеры наружного наблюдения, сделанной ночью и в дождь. Чем-то он напоминал Бена Эффлека, киноактера.
А многочисленные поклонники Энтони Перкинса сказали бы, что в нем есть кое-что и от их кумира. Скажем, напряженность уголков рта, пульсирующая жилка на правом виске, а особенно мрачный блеск глаз, предполагающий, что их обладатель может сидеть на метамфетамине, во всяком случае, использовать этот препарат для поднятия настроения.
— Сэр, — начал Этан, когда дверь только открывалась, — извините, что беспокою вас, но мне просто необходимо связаться с Джорджем Киснером из квартиры 2Д. Вы знаете Джорджа?
Райнерд покачал головой. Шея у него была бычья. Должно быть, он проводил немало времени на силовых тренажерах.
— Мы с ним здороваемся и спрашиваем друг друга, какая будет погода, — ответил Райнерд. — Не более того.
Поверив Райнерду на слово, Этан продолжил:
— Я — его брат. Рики Киснер.
Ложь могла сойти за правду, при условии, что Киснеру было от двадцати до пятидесяти.
— Наш дядя умирает в медицинском центре Калифорнийского университета, — продолжал лгать Этан. — Врачи говорят, что долго он не протянет. Я звоню Джорджу по всем номерам. Он мне не отзванивается. И теперь вот не открывает дверь.
— Думаю, он в отъезде, — ответил Райнерд.
— В отъезде? Он мне ничего такого не говорил. Вы знаете, куда он мог поехать?
Райнерд покачал головой.
— Позавчера вечером, когда я возвращался домой, он выходил из подъезда с небольшим чемоданом в руке.
— Он сказал вам, когда вернется?
— Я только сказал ему, что, похоже, будет дождь, и на том мы расстались.
— Он очень любит дядю Гарри, мы оба любим, и расстроится, узнав, что не смог попрощаться с ним. Может, я смогу оставить ему записку, чтобы он увидел ее сразу по приезде?
Райнерд просто смотрел на Этана. Теперь артерия запульсировала у него на шее. Мозг, подхлестнутый мегом, усиленно думал, но метамфетамин, ускоряя мысленные процессы, отнюдь не помогал ясности мышления.
— Дело в том, что у меня нет ручки, — добавил Этан. — Да и бумаги тоже.
— О, конечно, у меня все есть, — ответил Райнерд.
— Мне не хотелось бы доставлять вам лишние хлопоты…
— Пустяки, — и Райнерд отвернулся от открытой двери, пошел за ручкой и бумагой.
Оставленный в дверях, Этан решил заглянуть в квартиру. Ему хотелось побольше узнать о гнезде Райнерда.
И в тот самый момент, когда Этан уже поднял ногу, чтобы нарушить право собственности и переступить порог, Райнерд остановился, оглянулся.
— Заходите. Присядьте.
Получив приглашение, Этан счел возможным проявить нерешительность.
— Благодарю, но я с улицы, а там дождь…
— Эту мебель водой не испортишь, — заверил его Райнерд.
Оставив дверь распахнутой, Этан вошел.
Гостиная и столовая составляли одну большую комнату. Кухню отделял бар с двумя стульями.
Райнерд прошел на кухню, к столику под настенным телефонным аппаратом, тогда как Этап устроился на краешке кресла в гостиной.
Мебели в квартире было по минимуму. Один диван, одно кресло, кофейный столик и телевизор. В столовой — стол с двумя стульями.