Кунин Владимир Владимирович. Кыся

   А у меня, надо признаться, слипались глаза и жутко хотелось только спать, спать и спать... Тут меня, наверное, еще и эта докторская пилюля доконала.
   Короче, к великому неудовольствию этой губернаторихи, трахнул я ее крайне некачественно и единожды. После чего уже вообще ни хрена не помню, - ни как она уходила, ни как я засыпал. Я будто провалился в какую-то черную яму и продрых до тех пор, пока не стал лопаться мой мочевой пузырь. А это начало происходить уже тогда, когда свежевыбритый Митя стоял на пороге моей комнаты и говорил мне:
   - Кончай ночевать, господин-товарищ Кыся! Подъем!.. "Утро красит нежным светом стены древнего Кремля..." Мать его за ногу... Вставай, вставай, Кыся!
   На завтрак всем Котам и Кошкам давали разные специальные заграничные витаминизированные концентраты, от одного вида которых мне становилось худо еще в Германии. Но так как в пансионе были только "иностранцы", то они лопали это за милую душу.
   Я же быстренько смотался к Мите и сказал ему, чтобы он попросил для меня кусок нормального оттаявшего хека, по которому я тосковал уже несколько месяцев. Пилипенко подозрительно посмотрел на Митю и спросил:
   - Ты-то откуда знаешь, что Они хека хотят?
   - С Мюнхеном согласовано, - не моргнув глазом, ответил Митя.
   - Где ж я Им оттаявшего хека сейчас достану? - задумался Пилипенко. Интересно, а свежую осетрину Они жрать будут?..
   - Будут! - уверенно сказал Митя. - Только сырую.
   И я получил замечательный шмат сырой осетрины. После завтрака, как только мы с Митей оказались в нашей черной "Волге" вдвоем, я сразу признался ему, что никакого плана действий выработать не успел - с вечера меня сломала докторская таблетка, но вот утренняя осетрина навела на одну забавную мысль...
   -Погоди, - прервал меня Митя. - Потом выскажешься. А счас послушай, чего я разнюхал. Я тут по утрянке одному знакомому мужику из транспортного отдела милиции позвонил. Он наш аэропорт обслуживает. Так он сказал, что Коты без сопровождающих лиц ни за какие бабки на борт самолета не допускаются! Или Кот летит с Хозяином, и тогда его нужно оформлять честь по чести - прививки разные, хуе-муе с бандурой, и тогда - пожалуйста. Нет Хозяина - сосите лапу! Ищите другой вид транспорта... Правда, есть еще один способ попасть в Америку - морем. Но в порту у меня никого знакомых нет и посоветоваться не с кем...
   - Зато у меня есть! - сказал я Мите. - Если он, конечно, сейчас не в плаванье, а на берегу.
   Когда я говорил, что осетрина навела меня на одну мысль - я имел в виду Барменского Кота - толстого, ленивого, вальяжного Рудольфа с того теплохода, на котором мы с Водилой плыли тогда в Германию.
   У меня Рудольф все время ассоциировался то со страсбургским паштетом, то с куском осетрины... Хотя под конец пути я обнаружил в нем массу других достоинств. Он мне тогда так помог своей информацией!
   - Давай, Митя, в порт, - сказал я. - Поищем одного моего приятеля. Не найдем - созвонимся с Мюнхеном, чего-нибудь да придумаем.
   Я вспомнил бесхвостого Кота-Бродягу и сказал его любимую фразочку:
   - Безвыходных положений, Митя, на свете не бывает!
   - Уважаю, - сказал Митя и мы поехали в порт.
   В порту, у причала не было ни одного русского судна. Стоял какой-то пароход, но Митя сказал, что это "чухонец". Так у нас в Питере называют финнов.
   - Наверное, Рудик в море, - расстроился я. - Плывет, наверное, сейчас толстожопый и страсбургский паштет трескает со своим подонком-Барменом!
   Митя почувствовал мое состояние и так успокоительно говорит:
   - Что на твоем Рудике свет клином сошелся? Во-первых, я могу кое-чего совершенно официально узнать, а во-вторых, сам оглянись, пошуруй глазками - нет ли какого другого местного Кота или Кошки? Их порасспрашивай...
   Я и оглянулся вокруг себя. И точно! Смотрю, так деловито и безбоязненно какая-то жутко грязная, тощая и клочкастая Кошка чешет. Явно местная, портовая. Но уж такая замызганная!.. Прямо какая-то АнтиКошка! Я б такую даже на необитаемом острове не стал бы...
   Ну как можно так не следить за собой?! Поразительно! Тем более в таком месте, как пассажирский порт Санкт-Петербурга. Морские ворота России, можно сказать! Вот по такой Кошке-грязнуле любой вшивый иностранец будет судить обо всей нашей стране...
   Но я превозмог свою брезгливость, догнал ее, а она, дура, сразу спину выгнула, уши прижала и свои грязные клыки мне показывает! Будто я собираюсь ее насиловать...
   - Ладно тебе, - говорю. - Не скалься. Ты местная?
   - А что? - говорит, но уши не поднимает и спину не выпрямляет.
   - Ты здесь такого Кота - Рудольфа не знаешь? Толстый такой, пушистый... В Германию со своим Барменом плавает. Может, встречала?
   - Может и встречала, - говорит эта портовая курва. - А тебе зачем?
   - Друг я его, - говорю. - Повидать хотел, покалякать...
   Она посмотрела на меня так подозрительно и спрашивает:
   - Ты - "Кыся", что ли?
   - Кыся... - говорю. А сам думаю: "Ни хрена себе, как я популярен! Ну, в Мюнхене - оно понятно: телевидение, газеты, фамилия фон Тифенбах... А здесь-то, в Питере, с каких дел?!"
   - Иди за мной, - говорит эта грязнуха. Привела она меня в какой-то теплый подвал - там по верху толщенные трубы шли. От них все тепло и было. И повела меня в самый конец подвала, к грязному маленькому окошечку. Чувствую - Котом пахнет! И Котятами. И пылью. И еще чем-то... Пригляделся - в тусклом свете крохотного окошка, действительно, Кот сидит. Худющий - прямо скелет один с хвостом и усами! От недоедания - шерсть без блеска, но лапы жилистые, мускулистые.
   А вокруг него четверо тощеньких Котят играют, напрыгивают на него, за облезлый хвост его таскают.
   Меня Кот не видит, я в полоску света не попадаю, но и не чувствует, вот что странно!
   - Достала что-нибудь? - спрашивает Кот Кошку.
   - Нет, - говорит Кошка. - Любка-буфетчица на склад поехала товар получать, буфет закрыла. Потом, попозже сбегаю еще разок...
   - Ох-хо-хо... - горестно так вздыхает Кот и с жалостью оглядывает Котят.
   А вокруг - нищета беспросветная! Подвал моего бесхвостого кореша Кота-Бродяги по сравнению с этим подвалом - просто Дворец роскоши и изобилия!
   Я жду в полутьме. Что тут скажешь?.. И вдруг эта грязнуха-Кошка говорит:
   - Рудольф! А к тебе твой друг явился не запылился. "Кыся" твой разлюбезный...
   Гляжу - батюшки, да ведь этот скелет с хвостом и ушами и впрямь - Рудольф!..
   - Рудик... - говорю я растерянно. - Это я - Кыся.
   ...На третий день после того, как мы с Водилой съехали с корабля в Киле, и после того, что с нами случилось по дороге в Мюнхен, когда пароходу оставалось всего несколько часов ходу до Санкт-Петербурга, ночью в закрывшийся уже бар вошли двое бычков - один русский и один немец, и сказали Бармену, что "товар" погиб под Мюнхеном. Поэтому Бармену тоже нечего делать на этом свете, и на глазах ошалевшего от ужаса Рудольфа в упор расстреляли Бармена из своих длинных и тихих пистолетов.
   Заперли бар изнутри и взломали все, что можно было взломать. Искали деньги и какие-то бумаги. Бумаги нашли и тут же их сожгли. А деньги только двухсуточную выручку бара. И все.
   Так и не купил Бармен домик на юге Франции. Лежат теперь три миллиона его долларов где-то без малейшего движения и пользы...
   - Жадность фрайера сгубила! - желчно вставила Кошка. Наутро уже в Петербургском порту был страшный шухер! Народу понаехало - из бывшего КаГэБэ, из милиции!.. Ходят по бару, прилипают подошвами к полузастывшим кровавым лужам, фотографируют, записывают, всех допрашивают, обыскивают..
   Перепуг на судне - ужаснейший! Все же контрабанду везут - и командный состав, и рядовые матросики... А ну как найдут и с корабля спишут?!. Как жить тогда?..
   Рудольф не стал дожидаться, пока и его за жопу возьмут, и смылился с судна. Но так как города не знал (практически уже сколько лет на берег не сходил!) то так и остался жить в порту.
   Хорошо вот Кошка Маня взяла его к себе... Теперь вот Котята у них. Живут, перебиваются. Маня жратву достает, Рудик Котят воспитывает...
   - Погоди, Рудик! - сказал я ему. - Я сейчас вернусь...
   Пулей промчался по подвалу на выход, рванул за рекордное время к нашей черной "Волге", говорю Мите:
   - У тебя деньги есть?
   - Есть, - говорит Митя. - Сколько тебе?
   - Мне-то они на кой?! - говорю. - Ты смотайся в лавочку, купи сосисок, рыбки какой-нибудь, и молока побольше. А потом скажешь Пилипенко, что на меня истратил. Он тебе эти деньги отдаст. Так в контракте договорено...
   - В гробу я видал этого Пилипенко! Жди, - Митя сел за руль, завел машину и рванул с места. Вернулся минут через десять с огромным пластиковым пакетом.
   Выскочил из "Волги", спрашивает:
   - Куда нести?
   - За мной, - говорю. - Сейчас я тебя с одним Котом познакомлю. Я с ним вместе из России в Германию плыл...
   Маня увидела, чту принес Митя и даже заплакала! Давай кормить Котят сосисками и молоком, сама стала приводить себя в порядок, умываться взялась, прилизываться.
   Митя ей помогает с Котятами управиться, мы с Рудиком беседуем. Рассказал я ему вкратце свою историю, и говорю:
   - Теперь мне в Америку надо, Рудик. В город Нью-Йорк.
   - Задачка... - говорит Рудик. - От нас, из Пассажирского порта, в Америку никто не ходит. Только из Торгового - за зерном. Но условия там, конечно, не такие. Попроще.
   - Черт с ними, с условиями, - говорю. - Как туда попасть?
   - Я ж и говорю - задачка. Торговый порт - это у черта на куличках! Через весь город...
   - Ничего, - говорю. - У нас с Митей машина есть. Раньше бы, точно, не удержался, сказал бы - черная "Волга"! А теперь, наездившись на "Вольво", "Опеле", на "Роллс-Ройсе", "Мерседесе" и "Чероки", даже и не заикнулся. Сказал просто - "машина", и все.
   - Тогда-то - запросто! - говорит Рудик. - То есть, конечно, не запросто, там еще нужно одного типа отловить и уговорить. От него в том Торговом порту очень многое зависит. Он и судно может хорошее подобрать, и капитана приличного, и команду - не хамскую. И рассказал мне Рудольф, что в Торговом порту есть один Кот без имени, который все и всех знает, крутит свои дела, как хочет, но в лапу берет со страшной силой, а без этого даже усом не шевельнет.
   А так как он, страшное дело как упакован и избалован, то с чем к нему соваться - Рудольф понятия не имеет. На что он клюнет - неизвестно...
   Тут Кошка Маня возьми да и подскажи:
   - Я помню, ему кто-то теплую попонку на зиму из Норвегии привез, так он из этой попонки до августа месяца не вылезал. Уже вся пропотевшая была, вонючая, а он все в ней выпендривался. Пижон, каких свет не видывал!.. И взяточник.
   Как только Маня это сказала, так я сразу понял - я уже одной лапой в Америке!
   - Поехали! - говорю. - Все поехали! Котят берите тоже. Мы вас обратно привезем в лучшем виде, а Котятам проехаться в автомобиле - одно удовольствие. Не возражаешь, Митя?
   - Ноу проблем, ребята! - отвечает Митя. - Вперед!!!
   Этот жлобяра, этот взяточник из Торгового порта, Котяра без имени - с меня ростом, за счет ожирения - раза в полтора тяжелее, как только увидел своим воровским глазом мою Рождественскую красно-золотую жилеточку так и выпал в осадок!
   Он от нее глаз не мог отвести! Он за нее готов был весь Торговый порт отдать, только бы заиметь ее в собственное пользование!
   Он даже хотел ее сразу же на себя и напялить, но тут Рудольф с Маней очень решительно ему воспрепятствовали:
   - Кыся - на борту судна, идущего в Нью-Йорк, ты - получаешь жилетку. А сейчас лапы прочь!
   И пока Митя в машине играл с Котятами, мы обо всем договорились с этим жучилой.
   Выяснилось, что времени у нас не так уж много. Ровно через два часа один наш грузовой пароход под свеженьким названием - "Академик Абрам Ф. Иоффе" (раньше он назывался "Заветы Ильича") уже загружен карельским лесом и отчаливает в Америку, именно в Нью-Йорк, в чем этот Котяра-жулябия клялся чем угодно.
   И капитан там - изумительный, и команда - двадцать семь Божьих ангелов, а кок - Человек с большой буквы!..
   И если уважаемый господин Кыся согласен отдать свою красно-золотую жилетку, то он господину Кысе устроит отплытие в Америку в ближайшие тридцать минут...
   Все переговоры с Котом Торгового порта происходили у нас в машине, что, не скрою, тоже сыграло свою положительную роль и произвело должное впечатление на этого жулика. Всем своим видом он показывал, как приятно иметь дело с серьезными и солидными Котами, даже если их просто зовут "Кыся". Ах, если бы он знал, что я теперь еще некоторым образом и "...фон Тифенбах!.."
   Так как времени до отплытия оставалось совсем мало, а судно стояло где-то на дальнем причале, я попросил Митю немедленно соединить меня с Мюнхеном.
   Рудик и Маня с трудом утихомирили всех своих Котят, чтобы они не мешали "телефонному разговору дяди Кыси с заграницей", и Митя нажал Мюнхенскую кнопку.
   При всей своей решительности и здоровом цинизме, взращенном в Мите службой в Государственной автомобильной инспекции, при телефонном соединении с другим государством Митя вдруг начинал чувствовать повышенную ответственность за свою страну, и это придавало его голосу оттенки благородного волнения. Вот и сейчас...
   - Доктор Кох? Здравия желаю! Младший лейтенант Сорокин Дмитрий Павлович! С вами тут господин Кыся поговорить хотят...
   - Здравствуйте, Димочка! - услышал я Танин голос в трубке. - А мы уж тут ждем-ждем вашего звонка. Дайте ему трубочку, пожалуйста!
   - Говори! - сказал Митя и подсунул трубку мне под ухо.
   - Танечка!.. Это я. Можешь подключить к разговору Фридриха?
   - Я уже подключен, - услышал я Фридриха фон Тифенбаха.
   - У меня новости... - сказал я упавшим голосом, совершенно не представляя себе, как я им сообщу о своем отъезде в Америку.
   - У нас тоже, - сказал Фридрих. - Выслушай их, пожалуйста. Как я полагаю, тебе потом будет легче сообщить нам свои новости. Мы разыскали твоего Александра Плоткина в Нью-Йорке через Конгресс Соединенных штатов. Помог мой вашингтонский приятель.
   - Ой... - сказал я, уж и не помню по-какому.
   - Мы также выяснили, что из Петербурга пассажирские суда в Америку не ходят. А на самолеты, вылетающие за пределы России, Котов без сопровождающих их Людей, почему-то не сажают. Может быть, ваши власти боятся, что Кот может угнать самолет в другую сторону? Так он и так вроде бы летит "ИЗ", а не "В"... Не знаю. Мы поняли только одно - тебе, наверное, придется плыть грузовым пароходом. Завтра у меня назначены телефонные переговоры с каким-то очень важным господином из Балтийского морского пароходства, и я надеюсь...
   - Не нужно, Фридрих! - прервал я его. - Через полтора часа я уже уплываю именно на таком пароходе.
   - Ах, Кыся! Я знал, что ты - гениальный Кот! Но то, что ты еще и такой администратор...
   - Это не я, - честно признался я Фридриху. - Тут очень помогли мои друзья и один новый знакомый Кот из Торгового порта.
   - Как называется судно? - тут же деловито спросила Таня.
   - Как называется судно? - переспросил я у Кота Торгового порта по-Животному, от волнения напрочь забыв название своего парохода.
   - "Академик Абрам Ф. Иоффе"... - почтительным шепотом подсказал мне этот жулик.
   - Судно называется "Академик Абрам Ф. Иоффе"! - повторил я уже в трубку по-Шелдрейсовски.
   - Записываю... - сказал Фридрих. - Странное, правда, название для российского флота, но... Времена меняются, и мы надеемся, что к лучшему. Итак, Кыся, слушай меня внимательно! Мы сейчас же снова свяжемся с твоим Плоткиным, и он будет встречать тебя в Нью-Йоркском грузовом порту. В регистровом отделе компании Ллойда я постараюсь точно выяснить сроки вашего прибытия в Штаты, чтобы твой Шура не бегал бы в порт каждый день. Так что плыви спокойно. И я позволю себе дать один небольшой совет - помоги своему Шуре, поддержи его... Первые год-полтора эмиграция - очень трудная штука. Важно, чтобы кто-то был все время рядом. Ты меня понял?
   - Я тебя очень люблю, Фридрих... - сказал я. - Я вас всех очень, очень люблю!
   Мой телефонный разговор с Мюнхеном прямо из машины окончательно добил Кота Торгового порта...
   Когда же после долгого пути к нужному причалу, потом проскок на судно по трапу при помощи разных отвлекающих маневров мимо вахтенного и пограничника, после поиска наиболее укромного и теплого местечка в машинном отделении, куда, как сказал Кот Торгового порта, "даже таможня не заглядывает", я был спрятан глубоко за пазухой этого "Академика...", и Кот Торгового порта получил мою Рождественскую красно-золотую жилетку из моих собственных лап, он мне выдал последние инструкции:
   - Полсуток - не высовываться! Почувствовал под собой открытое море, сразу же вылезай и иди представляться капитану. И постарайся ему понравиться. Как - это уже твое дело. Ну, а дальше, как говорится, - счастливого плавания... Чао!
   - Погоди, - спросил я его на прощание. - А почему ты сам сидишь на берегу, а не плаваешь на этих судах по всему свету? При твоих знакомствах, связях, возможностях.
   - А на хрена мне это?! - усмехнулся этот Кот, пытаясь напялить на себя мою жилетку. - Во-первых, я с детства боюсь воды, а во-вторых, зачем мне плавать, когда ко мне все само плывет? Как видишь, за такой жилеткой мне совсем не обязательно было плыть в Германию...
   А еще через полчаса я из своего теплого закутка услышал отрывистые команды, веселый мат, смех, разные технические крики, и резко усилившийся грохот корабельных двигателей.
   Затем сквозь все эти звуки - еле слышный плеск воды за бортом, кто-то, кажется, что-то запел, и я понял, что мы отошли от причала.
   Я лихорадочно стал вспоминать - все ли я сделал в Петербурге, обо всем ли сказал Мите - младшему лейтенанту милиции Дмитрию Павловичу Сорокину, по совместительству - водителю черной "Волги" и телохранителю высокопоставленных Котов дальнего зарубежья?
   То, что Митя выполнит все мои просьбы в лучшем виде, сомнений не было. Важно - не забыл ли я сам поручить ему что-то важное, вот в чем дело! Потому что прощание происходило в какой-то торопливой сумятице дел и чувств, при постороннем Коте Торгового порта, и я вполне мог что-либо упустить из виду!..
   Первое! Спутниковый телефон я оставил Мите. Вдруг нужны будут какие-нибудь лекарства для Водилы. Митя позвонит в Мюнхен и Таня все лекарства пришлет с "Люфтганзой".
   Второе. О Рудольфе и его семействе Митя сам обещал позаботиться. Я втихаря предложил было Рудику - давай, мол, вместе в Америку! А он показал глазами на Котят, на Маню, и только лапами развел...
   Третье. Моему бесхвостому корешу Коту-Бродяге передать привет! Ему помогать не надо. Очень самостоятельный Кот, тонко чувствующий и момент, и ситуацию...
   Четвертое. Спустя месяц позвонить в Мюнхен, узнать у Тани наш Нью-Йоркский адрес и прислать все свои данные, чтобы мы с Шурой могли бы выслать Мите приглашение в Америку. Хоть он и шутил, но, по-моему, шутил совершенно серьезно. Кажется, все... Вроде бы ничего не забыл.
   А вот уже и двигатели работают не так громко, и вода за бортом слышнее, и в моем закутке под ремонтным верстаком на дне инструментального ящика тепло и уютно, и спать хочется - сил нет! Видать, умудохался я за эти два петербургских дня, передергался.
   Я улегся на бок, прижал лапой свое рваное ухо и на секунду прикрыл глаза...
   ...И сразу же увидел своего любимого Шуру Плоткина! Шура стоял на сверкающем желтом берегу и смотрел в синюю океанскую даль, из которой я должен был приплыть к нему...
   А вокруг него сидели штук пятнадцать потрясающих, соблазнительных и не вероятно сексапильных АМЕРИКАНСКИХ КОШЕК!.. И все они, вместе с Шурой, ждал и меня!