Кунин Владимир Владимирович. Ребро Адама

   - Нет! Нет! Нет! - в отчаянии кричит Лида. - Это ошибка! Этого не может быть!
   Все сильнее раскачивается мальчик.
   - Она вылетела вчера. Вслед за ним.
   - В Адлер? - зачем-то спрашивает Лида.
   - В Ялту. Он в последний момент поменял билет на Симферополь.
   Мальчик раскачивается все сильнее и сильнее. Обе женщины уже еле стоят на ногах…
   - Лидочка… Вы не могли бы как-нибудь с ней связаться? Попросите ее не делать этого! Двое детей… Второму - десять месяцев. Он с моей мамой сейчас… Костя! Отпусти тетину руку! Ты же видишь, как ей тяжело!
   - Ничего, ничего… Он легкий, - говорит Лида.
   - Если он от нас уйдет… У меня даже специальности никакой. Помогите мне, Лидочка! Умоляю вас… - плачет Надя.
   За внутренней стеклянной дверью военизированная охранница с булыжным рылом проверяет пропуска у служебного люда… А за внешней - бежит, торопится, плетется, едет, мчится, тормозит и снова срывается с места осенняя утренняя Москва…
   После курсов Евгений Анатольевич прибегает в свой гостиничный номер переодеться. В руках у него уже поздравительный тортик.
   Вместо пожилого туркмена с «Панасониками» соседом его оказывается здоровенный молодой мужик в одних кальсонах.
   - О! У меня новый сосед? - радушно говорит Евгений Анатольевич. -Здравствуйте, здравствуйте.
   Сосед внимательно смотрит на Евгения Анатольевича:
   - Слава богу! Я-то думал, придет сейчас какой-нибудь старый хрыч - с ним и каши не сваришь. Здоров! - он протягивает руку. - Дмитрий Иванович! Можно просто - Митя.
   - Евгений Анатольевич.
   - Порядок! Значит так… Тебе сколько, Жека?
   - Чего?
   - Лет.
   - А… Пятьдесят четыре.
   - Ладно. Скажем - сорок пять. Ты выглядишь - зашибись! Обьясняю: заклеил двух телок. Придут к пяти. У меня - две бутылки самогона, баночка килек и… вот твой тортик. Одна, чернявенькая, тебе. Не то евреечка, не то армянка. Они, знаешь, какие заводные? Только туда рукой, а ее уже всю трясет! А вторая, беленькая, мне. Годится? После захочешь - махнемся. Они, по-моему, на что хошь подпишутся! И главное - потом не надо три дня на конец заглядывать. Одна в судомойке, вторая на раздаче в каком-то пищеблоке. А там, сам знаешь, осмотр за осмотром. Так что и тут порядок в танковых войсках! Учись!
   - Видите ли, Митя, дело в том, что я вряд ли смогу…
   - Главное, не тушуйся, Женька! Я ж с тобой! Сели, по стакану, килечка-шмилечка, две-три дежурные хохмы, гасим свет и… понеслась по проселочной!
   - Вы меня не поняли, Дмитрий Иванович. Я сегодня приглашен в гости. На день рождения.
   - Вот так уха из петуха! - растерянно чешет в затылке Митя. - Что ж мне с двумя-то делать?..
   Евгений Анатольевич оглядывает здоровенного Митю и говорит:
   - Да вы и с двумя справитесь.
   - Я не за себя боюсь. Я и троих до мыльной пены загоню. Лишь бы они из-за меня не перецарапались… Мне сейчас эта гласность совершенно ни к чему.
   - А вы надолго? - вежливо спрашивает Евгений Анатольевич и начинает переодеваться.
   - Да нет! Всего-то на пару дней. Специально на сутки раньше выехал -погулять…
   - Командировка?
   - На партактив вызвали, будь он неладен! Будто мы там у себя в горкоме все пальцем деланные! Да, Евгений, подвел ты меня. Сильно подвел!
   От холодного ветра Мишка прячется в телефонной будке, стоящей неподалеку от Настиного дома, и неотрывно следит за проездом, откуда должна появиться Настя.
   Но вот и Настя. Тащит тяжеленную сумку.
   С перевязанной головой под «адидасовской» шапочкой Мишка выползает из своего укрытия и неверными шагами идет Насте навстречу.
   Увидев Мишку, Настя останавливается у своего подъезда, улыбается и приветливо говорит ему:
   - А я уж думаю, куда ты подевался! Хорошо, что встретила…
   И тогда Мишка бежит к ней радостно и раскрепощенно.
   - Тихо, тихо, тихо, - останавливает его Настя. - Я тут для тебя одну любопытную книжечку достала. Как будущему юристу…
   Настя вытаскивает из накладного кармана продуктовой сумки небольшую книжку с бумажной закладкой в середине.
   - Называется «Уголовный кодекс РСФСР». Вот слушай… - Настя открывает кодекс в месте закладки и начинает читать вслух: - «Статья сто девятнадцатая. Половое сношение с лицом, не достигшим половой зрелости, наказывается лишением свободы до трех лет. Те же действия, сопряженные с удовлетворением половой страсти в извращенных формах…» На это у тебя, слава богу, ума не хватило, так что, думаю, трех лет вполне достаточно. Держи!
   Она сует Мишке за пазуху кодекс и добавляет без всяких улыбок:
   - И учи это наизусть, сволочь. Если еще ко мне хоть один раз приблизишься -сидеть тебе от звонка до звонка! Понял, дерьмо собачье? И вали отсюда, чтобы я тебя больше никогда в жизни не видела! «Малыш»…
   И Настя входит в свой подъезд.
   Бабушка лежит под свежим пододеяльником. На ней какой-то пестрый, праздничный халатик, головка тщательно причесана.
   В комнату входит Нина Елизаровна:
   - Мамочка, я хочу прикрыть к тебе дверь. Там на кухне такое! Настя, дуреха, во все чеснок сует. Шурует - просто загляденье! Я ее, по-моему, такой еще в жизни не видела!
   Бабушка в упор, не мигая, смотрит в лицо дочери.
   - Тебе что-то нужно? - не понимает Нина Елизаровна.
   Но старуха отводит глаза, и Нина Елизаровна закрывает дверь.
   Теперь взгляд Бабушки скользит по стене с фотографиями и останавливается на старом снимке начала пятидесятых. Бабушка тех лет сидит на гнутом венском стуле, а сзади, обняв ее за плечи, стоит двенадцатилетняя Нина с ровненькой челочкой над бровями.
   Бабушка все вглядывается и вглядывается в эту фотографию, и лицо дочери заполняет остатки ее сознания…
 
   (i)…Плохо и скудно одетая девочка Нина - самая старшая среди полутора десятка маленьких ребятишек, закутанных в какое-то немыслимое тряпье.(/i)
   (i)Нина учит малышей играть в «классы», сама скачет с ними на одной ноге, кого-то утешает, кому-то вытирает нос, помогает крутить скакалку…(/i)
   (i)Вокруг ни деревца, ни кустика - только вытоптанный сотнями ног земляной плац… А потом бабушкино сознание расширяется, и она уже видит за плацем бараки, а впереди - высокий бетонный забор с металлическими штангами, загнутыми внутрь зоны…(/i)
   (i)И туго натянутую колючую проволоку между этими штангами…(/i)
   (i)И вышки с часовыми по углам забора… Вот и сама Бабушка… Она стоит в общем сером замершем строе женщин-зэков. А за спиной этого строя играют в «классы», прыгают, смеются и плачут их дети. Дети, живущие в лагере со своими заключенными матерями…(/i)
   (i)Но вот строй по команде поворачивается и становится колонной.(/i)
   (i)Конвой берет оружие наизготовку. Распахиваются ворота зоны, и женскую колонну уводят на работы за пределы лагеря. Девочка Нина, с челкой из-под платка, смотрит вслед колонне - ждет, оглянется мать или нет…(/i)
   (i)Оглянулась! Да еще и рукой помахала!.. И счастливая улыбка озаряет лицо голодной одиннадцатилетней Нины.(/i)
   (i)Остаются на плацу только Нина да десятка полтора заключенных ребятишек - от трех до восьми лет…(/i)
 
   На Ленинградском проспекте, в аэровокзале, Лида протаптывается к кассовому окошку и робко спрашивает:
   - Вы знаете, у меня на завтра, шесть десять утра, билет «Москва - Адлер»… Я не могла бы его поменять?
   - На что? - слегка раздраженно спрашивает кассирша.
   Лида вздыхает, проглатывает комок, собирается с силами и говорит:
   - На деньги…
   Она открывает дверь квартиры, когда Нина Елизаровна и Настя уже вовсю готовят на кухне разную еду к бабушкиному дню рождения.
   - Ой, как здорово! - в восторге кричит Настя. - Лидуня пришла!
   - Тебя пораньше отпустили? - радуется Нина Елизаровна.
   - Да, мои родные! Да, мои хорошие! - Лида выгружает из сумки бутылку водки, бутылку коньяка, роскошную яркую бутылку «Чинзано». - Оказывается, меня еще вчера отпустили и вообще заменили!
   Несмотря на то что последнюю фразу Лида произносит с очаровательной ироничной непосредственностью, Настя и Нина Елизаровна успевают тревожно переглянуться.
   - Откуда это, Лидочка? - осторожно спрашивает Нина Елизаровна.
   Но Лида пропускает вопрос матери мимо ушей и звонко, чуточку излишне нервно предлагает:
   - Девушки вы мои любимые! Давайте, пока никого нет, шлепнем по-разминочному рюмашу просто так - друг за друга! Я - водку.
   - Я - коньяк, - говорит Нина Елизаровна.
   - Я - капельку этой штуки… - Настя показывает на «Чинзано».
   - Это «Чинзано», дурашка! - кричит Лида.- Италия! Напиток богов!
   Каждая открывает «свою» бутылку, наливает, чокаются, и Лида одним махом выпивает полную рюмку водки, Нина Елизаровна - половину рюмки коньяку, Настя отпивает самую малость.
   Она видит на бутылочных этикетках чернильные печати:
   - Ресторанные?
   - Сколько же это стоит?! - пугается Нина Елизаровна.
   - Девочки! Кисаньки вы мои! - в голосе Лиды уже появились хмельные интонации. - Плюньте! Какая разница - сколько? Откуда? Пусть наш дом будет полная чаша!
   Тут Лида не выдерживает нервно-веселого напряжения и, разрыдавшись, падает на стул, обхватив руками голову.
   Нина Елизаровна и Настя бросаются к ней, но в эту секунду раздается звонок в дверь.
   - Боже мой! Кого черт несет раньше времени?! - Нина Елизаровна силой поднимает Лиду, тащит ее в ванную: - Доченька… Любимая, успокойся, маленькая моя… Успокойся, девочка… Настя!!! Открой дверь! Займи как-нибудь…
   …Без пиджака, в женском фартуке с оборочками, Евгений Анатольевич сидит на кухне и чистит картошку.
   Настя нарезает хлеб, великосветски прихлебывает «Чинзано»:
   - Ах, Евгений Анатольевич! Вы уж извините, что я вас так напрягаю, но когда собираются, как сказала мама, т о л ь к о с в о и…
   - Что вы, Настенька! Наоборот, мне очень приятно…
   Шумит вода в ванной, доносятся до кухни всхлипы, какое-то неясное бормотание. Настя осторожно прикрывает ногой застекленную дверь кухни и говорит с преувеличенной экзальтацией:
   - Обожаю «Чинзано»! Италия… Напиток богов! Правда, сейчас, когда я готовлюсь стать матерью…
   - Как? - улыбается Евгений Анатольевич.
   - Я говорю, приходится ограничивать себя перед родами.
   - А-а! - Евгений Анатольевич весело смеется и тут же включается в игру: - И когда же это должно произойти?
   - Месяцев через семь, через семь с половиной…
   Шум воды прекращается, и слышен голос Нины Елизаровны:
   - Настюша, у нас кто-нибудь есть?
   - Все нормально, мамуля! Только с в о и.
   - Иди, Лидочка, одевайся, я пол подотру, - слышится голос Нины Елизаровны.
   Дверь ванной распахивается, и оттуда с мокрой головой, почти голая, выходит зареванная Лида.
   Увидев незнакомого мужчину в фартуке с оборочками, Лида взвизгивает, прикрывает грудь руками и скрывается в комнате с криком:
   - Идиотка малолетняя!!!
   Настя спокойно приканчивает рюмку с «Чинзано» и спрашивает у смущенного и растерянного Евгения Анатольевича:
   - Как, по-вашему, Евгений Анатольевич, Бермудский треугольник действительно существует или это так - трепотня, чушь собачья?..
   Намазанные, приодетые и причесанные Нина Елизаровна, Лида и Настя, а также Евгений Анатольевич, в фартуке с оборочками, заканчивают накрывать праздничный стол в большой комнате.
   - Ты почему в джинсах? - шипит Нина Елизаровна на Настю.
   - Мне так удобнее, мам. Евгений Анатольевич, будьте добры, принесите, пожалуйста, блюдо с языком. Оно в кухне на подоконнике.
   - Один момент! - и Евгений Анатольевич с удовольствием бежит в кухню.
   - Какой еще язык? Откуда у нас язык? - удивлена Лида.
   - Анастасия - добытчица. Волчица! - отвечает Нина Елизаровна.
   - Ох, как я не люблю этого! Все эти дела торгашеские…
   - А жрать любишь? - в упор спрашивает Настя.
   - Очень. Но…
   - Вот и заткнись, - говорит ей Настя.
   - Девочки! - Нина Елизаровна показывает глазами на входящего с блюдом Евгения Анатольевича. - Девочки!
   Раздается несмелый короткий звонок.
   - Твой пришел, - говорит Нина Елизаровна Насте.
   Настя бросается в переднюю. Евгений Анатольевич поспешно снимает фартук, но запутывается в завязках на спине. Нина Елизаровна подходит к нему сзади, помогает развязать тесемки:
   - Да не нервничайте вы так, Женя…
   В прихожей Настя повисает на отце:
   - Папуля! Ура!.. А я тебе киндзу купила!
   Александр Наумович смущенно улыбается - руки у него заняты кларнетом в футляре, огромным букетом цветов, туго набитой сумкой. Он чмокает Настю в макушку:
   - Ну, погоди, погоди, дочура…
   Через голову Насти он печально-влюбленно смотрит на Нину Елизаровну, видит рядом с ней незнакомого мужчину и тут же говорит быстро и сбивчиво:
   - Лидочка! Здравствуй, детка… Настюхочка, возьми пакет… Тут тебе ужасно семитские кроссовки и… Нинуля! Ниночка, поздравляю тебя с днем рождения мамы! Мои прислали еще и лекарства для нее из Тель-Авива… Самое эффективное средство для послеинсультников! Буквально чудодейственное! Патент на это лекарство у Израиля закупили буквально все страны мира. Ну, кроме нас, естественно…
   Лида и Нина Елизаровна целуют Александра Наумовича, Настя помогает отцу снять пальто.
   - Сашенька, познакомься, пожалуйста, это Евгений Анатольевич - мой друг. Евгений Анатольевич, а это мой второй муж - отец Насти.
   - Гольдберг, - представляется Александр Наумович. - Не против?
   - Что?.. - не понимает Евгений Анатольевич.
   - Это папа так бездарно шутит, Евгений Анатольевич. Не обращайте внимания, -говорит Настя. - Неудавшийся вундеркинд, вечная запуганность, три класса церковно-приходского хедера…
   - Что же вы так о папе, Настенька, - огорчается Евгений Анатольевич.
   Но Александр Наумович весело смеется, удивленно и гордо разглядывая Настю, и говорит:
   - Девочки, распатроньте сумку до конца. Я там ухватил какой-то продуктовый заказик в нашем театре. Ничего особенного. Вы же знаете, оркестру, как всегда, в последнюю очередь и что останется. Но все-таки… Вдруг вам пригодится.
   Но тут раздается второй звонок. Он совершенно не похож на звонок Александра Наумовича - долгий, требовательный и, кажется, даже в другой тональности.
   - А это - твой, - говорит Лиде Нина Елизаровна.
   Появление Виктора Витальевича категорически отличается от прихода Александра Наумовича.
   Никакой суетливости, никакого смущения. Каждое движение его крупного тела, облаченного в дорогой костюм, исполнено самоуважения и достоинства.
   - Здравствуй, Лида, - он подает дочери горшочек с цикламенами и небольшой электрический самовар, расписанный хохломскими узорами. - Это бабушке. Как она?
   - Спасибо, папа.
   - Как жизнь, Настя? - и, не ожидая ответа, протягивает Нине Елизаровне бутылку дорогого коньяка: - Здравствуй, Нина. Поставь на стол, пожалуйста.
   - Здравствуй, Витя, раздевайся.
   Виктор Витальевич еле кивает Александру Наумовичу и вопросительно поднимает брови, глядя на Евгения Анатольевича.
   - Это мой близкий друг Евгений Анатольевич, - с легким вызовом говорит Нина Елизаровна. - Познакомьтесь, Женя. Виктор Витальевич - мой первый муж. Отец Лидочки.
   - Очень приятно, - радушно улыбается Евгений Анатольевич.
   Но Виктор Витальевич сразу же делает попытку определить разницу положений:
   - М-да… Забавно. Ну что ж. Вы знаете, я только что с заседания президиума коллегии…
   - Это наверняка безумно интересно, - безжалостно прерывает его Нина Елизаровна. - Но если ты поможешь расставить стулья…
   Сильно хмельной Мишка сидит в детском «Кафе-мороженом».
   А вокруг - мамы с маленькими ребятишками, бабушки с внуками, за угловым столиком - здоровый парняга с двухлетним сынишкой на руках, с женой и детенышем в складном креслице на колесиках.
   Допивает Мишка шампанское, отыскивает мутным глазом официантку:
   - Еще фужер!..
   - Уже четвертый, - говорит официантка и кладет Мишке счет.
   - Не считай. Неси! - Мишка бросает двадцать пять рублей на стол и неожиданно для самого себя говорит: - Я за вас кровь в Афгане проливал!
   Официантка приписывает к счету, дает сдачу и приносит Мишке шампанское.
   Отхлебывает Мишка полфужера, обводит соловым взглядом столики, и начинает ему казаться, что за каждым столом сидит Настя!..
   За одним - Настя кормит с ложечки годовалого…
   За другим - Настя с двумя близнецами!.. За третьим - Настя с грудным младенцем на руках!..
   За четвертым, в углу, - Настя с малышом в складном креслице, а рядом с Настей - молодой, здоровый парняга с двухлетним сынишкой на руках…
   Мишка залпом допивает фужер и кричит истошно на все кафе:
   - Настя!!! Настя!.. - и роняет голову на стол.
   В испуге начинают плакать дети.
   Молодой, здоровенный парень передает жене сына и…
   …выезжает из-за стола в инвалидной коляске. Он подкатывает к Мишке и трогает его за плечо:
   - Не шуми, браток. Дети пугаются.
   Мишка поднимает тяжелую голову, тупо смотрит на парня:
   - А ты кто такой?
   - Да никто я. Не шуми.
   - Я Афганистан прошел! - кричит Мишка и начинает сам верить в то, что воевал в Афганистане.
   - Один? - спрашивает парень.
   - Чего «один»?..
   - Один прошел что ли?
   - Я душу свою там оставил!
   - А я - ноги. Чего же теперь, детей пугать? Уходи отсюда.
   - Извини… Извини, корешок, - лепечет Мишка.
   В большой комнате за накрытым столом все сидят полукругом, лицом к распахнутой двери бабушкиной комнаты, а Виктор Витальевич стоя произносит тост:
   - «…коня на скаку остановит, в горящую избу войдет!..» - настоящая русская женщина, прошедшая вместе со своей страной, своей Родиной, тяжелый и славный путь, сумевшая сохранить и твердость характера, и нравственную чистоту своей души. Да, да! Души!.. «Души прекрасные порывы» старейшины этой семьи в трудные годы стагнации дали возможность ее дочери, моей бывшей жене, закончить исторический факультет университета имени Михайлы Васильевича Ломоносова, а нашей дочери Лидии получить диплом института Плеханова! Смею надеяться, что и младшая ее внучка - Анастасия, если сумеет избежать нынешнего тлетворного и разлагающего влияния некоторых, «родства не помнящих» сил, пытающихся сегодня ошельмовать и принизить весь пройденный нами более чем семидесятилетний путь, тоже станет полезным членом общества. И перефразируя строки одного из лучших поэтов нашей эпохи, так и хочется пожелать вам, уважаемая виновница сегодняшнего торжества: лет до ста расти Вам без старости! Год от года цвести Вашей бодрости!..
   Виктор Витальевич заглядывает в бабушкину комнату и приветственно поднимает рюмку:
   - Стоя! Стоя! За бабушку все пьем стоя!
   Все послушно встают. Лида бросает взгляд на отца и даже глаза прикрывает от стыда и злости…
   Евгений Анатольевич, ошарашенный тостом Виктора Витальевича, смотрит на Нину Елизаровну. Та успокоительно берет его за руку и говорит прямо в маленькую комнату:
   - С днем рождения тебя, мамочка! Поправляйся!
   - Привет, бабуля! - кричит Настя и толкает отца коленом.
   С трудом сдерживая смех, Александр Наумович подмигивает Насте и залпом выпивает рюмку водки.
   Все, стоящие у стола, тянутся бокалами в сторону бабушкиной комнаты…
   …а Бабушка неподвижно лежит в своей старинной кровати красного дерева и очень смахивает сейчас на покойницу: глаза закрыты, количество и расположение поздравительных цветов, окружающих ее сухонькое, бездыханное тельце, совершенно соответствует погребальному.
   Так как это приходит в голову одновременно всем - то и оцепенение тоже становится всеобщим и жутковатым…
   Длится оно, к счастью, всего несколько секунд, потому что Бабушка вдруг приоткрывает один глаз и чуть подрагивает пальцами правой руки.
   Все облегченно вздыхают, шумно садятся за стол и начинают быстро закусывать…
   - Неужели это настоящий язык?! - в восторге восклицает Александр Наумович. -Откуда?! Я уже забыл, как он выглядит!
   В вагоне метро пьяный Мишка нависает над сидящим молоденьким сержантом милиции. У сержанта слипаются глаза от усталости:
   - Слушай, друг… Я с дежурства. Сутки не присел. Понял? Отвяжись ты от меня, ради Христа!
   - А если она скажет, что мы… это самое… Вернее, она… Так сказать, добровольно? - спрашивает Мишка.
   - Все едино - сидеть тебе как кролику.
   - А если я люблю ее?
   - Вот и люби. Сидя. И тебя там, в колонии… любить будут.
   - Как это?
   - Как, как! Через задницу - вот как! Там, кто за малолетку попал - сразу оприходуют!
   - Так я и дался!
   - Спрашивать тебя будут. Ножик к глотке и… Как ее звали?
   - Настя.
   - Вот и ты у них весь свой срок будешь - «Настя»!
   Поезд замедляет ход. Милиционер видит название станции, вскакивает, продирается к выходу. Мишка придерживает его за рукав:
   - Погоди… Я еще спросить хотел…
   - Пошел ты! - вырывается от него сержант. - Из-за тебя остановку свою проехал! Нашкодят, сволочи, а потом…
   И выскакивает из вагона. А поезд увозит Мишку далеко.
   На кухне Нина Елизаровна держит поднос с чайной посудой и спрашивает Евгения Анатольевича:
   - Донесем?
   У него руки заняты чайником, заваркой, тортиком…
   - Вдвоем-то? - улыбается Евгений Анатольевич.- Да запросто!
   Они осторожно выбираются из кухни:
   - Знаете, Женя… Может быть, мне действительно съездить к вам ненадолго? Я так давно не была на море! Вы мне завод покажете…
   Евгений Анатольевич счастливо прикрывает глаза, наклоняется и целует Нине Елизаровне руку, держащую поднос.
   - А дом пока возглавит Лида, - шепчет ему Нина Елизаровна. - Так сказать, пробный шар…
   Когда они садятся за стол, Виктор Витальевич поднимает рюмку:
   - А теперь - за Лидочкин отпуск! За Лидочкин Адлер!
   Нина Елизаровна, Настя и Евгений Анатольевич переглядываются.
   - Нет, - решительно говорит Лида. - За отпуск мы пить не будем. Тем более, за Адлер.
   - Но тебе же на работе дали отпуск?!
   - Да. И я постараюсь использовать его на поиски другой работы.
   - Я прошу объяснений! - требует Виктор Витальевич.
   - Ну не хочет Лидочка ехать в этот вонючий Адлер! - резко говорит Нина Елизаровна. - Наверно, у нее есть свои соображения.
   - Какие еще соображения?! Пусть скажет!
   - «А из зала кричат - давай подробности!» - поет Настя. - Действительно! Какие у простого советского человека секреты от коллектива?! Общественное превыше личного! Да, Виктор Витальевич?
   - Тебя вообще пока никто не спрашивает, сопливка!
   Александр Наумович шлепнул рюмку водки, жестко сузил глаза:
   - Я попросил бы вас, Виктор Витальевич, разговаривать с м о е й дочерью в ином тоне.
   - Все, все, все! - вскакивает Лида. - Сашенька! Не обращайте внимания… А ты, папа, не смей цепляться к Насте! К вопросу об отложенном отпуске!
   Лида достает из комодика пятьдесят рублей и яркий пакет с купальником. Проходит в комнату Бабушки, кладет пятидесятку на столик у кровати:
   - Бабуля! Милая… Я возвращаю тебе эту дотацию, которую наверняка у тебя выпросила для меня мама… Это раз! Второе. - Лида подходит к столу, обнимает сзади Настю за плечи: - Настюха! Прими в дар купальничек. Не обессудь, старушка, Гонконг, дешевка, всего пятьдесят рэ. Но от чистого сердца.
   - Что ты, Лидуня, - растроганно произносит Настя. - Купальник - прелесть! О таком мечтать и мечтать… Просто он мне сейчас совсем ни к чему.
   - К лету, Настюшка. Бери!
   - К лету - тем более… Не нужно, Лидуня. Оставь себе, родная.
   - Почему? - огорчается Лида.
   - Да потому, что я уже месяца полтора-два как беременна. Представляешь, как я буду выглядеть летом? - улыбается ей Настя. Над столом нависает жуткая тишина…
   …Бабушка смотрит в большую комнату. Тревожно вздрагивает правый уголок беззубого рта. Она поднимает руку, цепляется за веревку от рынды и…
   Бом-м-м!!! - медный гул тревожно заполняет квартиру.
   Настя бросает взгляд на часы и включает телевизор.
   Неподалеку от Настиного дома из уличной урны валит дым, вырываются языки пламени. Продрогший и нетрезвый Мишка методично вырывает из уголовного кодекса страницу за страницей, бросает их в полыхаюшую урну.
   - Хулиган! - несется из форточки на третьем этаже. - Вот я сейчас в милицию позвоню!
   Мишка поднимает печальные глаза, бормочет себе под нос:
   - Вали, тетка… Звони. Я уже в тюрьме…
   На экране телевизора Хрюша склочничает со Степашкой, а «дядя Володя» сладким голосом изрекает тоскливые дидактические истины…
   Со своего ложа Бабушка неотрывно следит за экраном.
   Теперь за столом все сидят так, чтобы не перекрывать Бабушке телевизор. Первый шок от Настиного сообщения прошел, и в комнате стоит дикий гам. Только Евгений Анатольевич испуганно помалкивает, не считая себя вправе вмешиваться в чужие семейные дела…
   - Я сейчас же звоню прокурору района - это мой старый товарищ - и мы этого мерзавца изолируем минимум лет на десять! - говорит Виктор Витальевич.
   - Так я его вам и отдам! Держите карман шире! - заявляет ему Настя. - И про десять лет не смейте врать! Статья сто девятнадцатая, часть первая - до трех лет! И все!
   - А мы оформим это как изнасилование!
   - А я на вас - в суд за клевету! И не лезьте не в свое дело!
   - Но он же тебя предал!!! - кричит Нина Елизаровна. - Он посмел усомниться…
   - Он перетрусил, мама! Испугался, и от страха, как дурак…
   - Нужно немедленно организовать аборт! - заявляет Виктор Витальевич. - Лида, у тебя есть свой доктор по этому профилю?
   - Откуда?!
   - Но ты же взрослая женщина…
   - У меня хахаль был достаточно опытный и осторожный!
   - Хорошо. Достанем. Аборт необходим!
   Александр Наумович выпивает рюмку водки, складывает из своих длинных музыкальных пальцев выразительную фигу и сует ее под нос Виктору Витальевичу.