— Смотри, мой друг, как мы их напугали, все стадо разбежалось! — весело заметил Марк.
   — Нет, дорогой мой! Взгляни туда, вон на том конце луга их еще много; там они даже не тронулись с места.
   — Не может быть! Наверно, ты ошиблась!
   — А разве ты не видишь их, вон там, — на берегу того канала?
   — Во-первых, это вовсе не канал, — это залив, а во-вторых… Ах, Боже! Да ведь это туземцы, Бриджит!
   Действительно, ошибиться было невозможно: то, что молодая женщина приняла за спящее стадо свиней, — были головы и плечи человек двадцати туземцев, залегших для того, чтобы удобнее наблюдать за маленькой шлюпкой. При них были и две значительного размера лодки, других же лодок или людей нигде не было видно.
   Открытие было чрезвычайно важное. Марк надеялся, что существование Рифа навсегда останется тайной для туземцев; доступ к нему со всех сторон был совершенно открыт и удобен, и оборона этого острова представляла немало затруднений. Беда нагрянула так неожиданно, и теперь надо было немедленно принять какие-нибудь меры.
   Так как туземцы все равно успели заметить судно, тем более что на нем были паруса, то менять направление было бесполезно. Кратер также был отлично виден туземцам; что же касается «Ранкокуса» и строящегося судна, то и они, вероятно, были видны им, хотя, быть может, и не совсем ясно, так как находились приблизительно в двух милях от того места, где сейчас расположились туземцы.
   День угасал, когда Марк с Бриджит и ребенком вернулись на Риф. Прошел час после того, как они впервые увидели туземцев. Переселенцы наши только что закончили свои дневные работы и сели ужинать под палаткой неподалеку от верфи. Не желая нарушать их мирную трапезу, Марк обождал, когда они окончат ужин, и затем, отозвав в сторону Боба Бэтса, сообщил ему важную весть.
   — Так уж, верно, нам сегодня ночью придется их ожидать, — заметил Боб.
   — Не думаю, — возразил Марк. — Ведь тот канал, куда они забрались в своих лодках, никоим образом не может привести их к Рифу; им придется вернуться к западной окраине нашего архипелага, чтобы выбраться в открытое море и затем отыскать один из тех проливов, которые ведут сюда. Сделать это ночью им, конечно, не удастся, потому что они, наверно, заблудятся в этом лабиринте каналов, проливов и заливов; я убежден, что они не сделают этой попытки.
   — Беда, право, что они нашли сюда дорогу!
   — Это действительно беда! — Я совсем не ожидал ее; до этой минуты нам с вами, Боб, больше везло, чем кому-либо из всех наших бедных товарищей. Быть может, и на этот раз судьба еще будет к нам милостива.
   — Вот, кстати, вы упомянули о наших товарищах: хотите, я скажу вам о них нечто, что я узнал недавно от Джонса? Вы, конечно, знаете, что он долгое время жил среди этих дикарей; так вот, он говорит, что года три тому назад к островам, называемым у них землей Ваальли, пристала шлюпка, в которой находилось семь бледнолицых. Кто они были такие, — этого Джонс не знал, и сам он их никогда не видел, потому что жестокий Ваальли заставлял этих несчастных день и ночь работать; но все же Джонсу удалось собрать кое-какие сведения о них, а также и о той шлюпке, на которой они прибыли.
   — Неужели вы думаете, Боб, — что эти люди наши бывшие товарищи?
   — Да, мистер Марк, я в этом даже убежден; по словам туземцев, на корме шлюпки есть изображение птицы, а ведь вы, наверное, помните, что на нашей шлюпке был изображен орел с распростертыми крыльями. Затем, по слухам, дошедшим до Джонса, один из этих людей имеет красный шрам на щеке; вы, наверное, не забыли, что Билль Броун имел именно такой шрам. По-моему, мистер Марк, это, вне всякого сомнения, наши товарищи.
   Марк призвал Джонса и стал подробно расспрашивать его обо всем, касающемся тех людей. По его ответам он узнал, что половина людей, бывших на шлюпке, погибла от голода прежде, чем они добрались до этой группы островов; что все они представляли собою уцелевшую часть экипажа коммерческого судна, потерпевшего крушение; что человек со шрамом на лице весьма искусен в кораблестроении и что ему Ваальли поручил изготовить для себя шлюпку, которая не боялась бы ни бури, ни ветров.
   И эта последняя подробность подтверждала уверения Боба, так как Билль Броун был корабельным плотником на «Ранкокусе». Все очевидно говорило в пользу того, что некоторые из матросов «Ранкокуса» уцелели и что они находились в неволе у жестокого предводителя туземцев, грозившего теперь погибелью и всей колонии переселенцев. Но сейчас не время было рассуждать, как освободить этих людей из плена, так как в данную минуту все внимание Марка должно было быть обращено на способы самозащиты и на средства к обороне Рифа и его обитателей.

ГЛАВА XVIII

   Бог создал тебя для меня, восхитительная долина, молчаливая, как дитя у груди матери.
Вильсон

   Когда весть о приближении туземцев распространилась среди переселенцев, ими вдруг овладел какой-то безотчетный ужас; однако вскоре они настолько оправились, что стали прилагать все свои старания к тому, чтобы обеспечить себе некоторую безопасность хотя бы на первое время. Кратер со своими неприступными с внешней стороны стенами являлся естественной цитаделью Рифа. Легче всего, конечно, было отстоять «Ранкокус», но кратер, являвшийся, так сказать, житницей и сокровищницей наших переселенцев, Марк никогда не согласился бы оставить на произвол судьбы.
   Слабейшим местом кратера являлось, безусловно, входное отверстие. На эту точку направили одно из более крупных орудий «Ранкокуса» с тем, чтобы преградить вход в кратер; со всех остальных сторон кратер спускался отвесными скалами вниз, и потому являлся неприступным для дикарей.
   Две каронады были подняты на вершину и весьма остроумно установлены здесь. Две другие находились на только что достроенном судне «Друг Авраам», а остальные орудия, кроме трех, отвезенных на Пик, оставались на старом судне.
   На «Ранкокусе», в его удобной каюте остались Бриджит с ребенком и семьи Сократа и Биглоу, а в качестве экипажа и защитников этого форта — Биглоу и Сократ. Бобу Бэтсу было поручено командование на кратере, причем ему был дан в помощники Джонс.
   Так как Риф представлял собою остров, то было ясно, что никто не мог приблизиться к нему иначе как морем, или же посредством того моста, который был перекинут через маленький пролив, отделявший луговину от Рифа. Кроме того, Марк был уверен, что лодки туземцев никоим образом не могут добраться до Рифа раньше рассвета. Но ни Бобу, ни Марку не спалось, и они, сойдясь вместе у судна, предпочитали задушевную беседу, прислушиваясь в то же время к малейшему шуму, доносившемуся до их слуха.
   — Воля ваша, сударь, а только мне кажется, что маловато у нас народа, чтобы тягаться с этими негодяями: ведь их-то, точно саранчи, целая туча налетела; как смотрел я на это войско тогда, с Пика, так их, наверное, было до полутора тысячи рож, да и судов-то более ста я тогда насчитал.
   — Да, правда. Боб, но что нам делать? Если бы даже их было не полторы тысячи, а целых пятнадцать, тогда нам все равно пришлось бы вызвать их на бой; ведь в этом наше спасение.
   — Да, да, подраться надо, а главное, надо их порядком побить! — воскликнул Бэте — Вот оно, как времена-то переменчивы! Вчера здесь были мир и тишина, а сегодня война, тревога; недавно здесь царили полнейшее спокойствие и беззаботность, а вот теперь суматоха и страх, и опасения…
   — Алло!.. Судно!.. — раздался в нескольких шагах от разговаривавших чей-то голос. Эти слова были произнесены на прекрасном английском языке, да еще с ударением, свойственным только морякам.
   Возглас раздался со стороны узенького пролива, отделявшего Риф от луговины, почти с того самого места, где был перекинут дощатый мостик.
   — Боже милосердый! — воскликнул Боб. — Что это значит?
   — Мне этот голос как будто знаком, — возразил Марк, — мне кажется, что я его узнал… Кто окликает «Ранкокус»?
   — Как! Это судно — «Ранкокус»?! — воскликнул голос.
   — Да, «Ранкокус», а вы не Билль Броун, корабельный плотник?
   — Он самый! Спаси вас Господь, да это никак мистер Вульстон! Ведь я вас узнал по голосу. Не можете ли вы мне указать, как перебраться через этот пролив?
   — А вы одни, Билль Броун? Кто еще с вами?
   — Нас двое, мистер Вульстон, Джим Уатгельс и я; нас было девять человек в шлюпке, но Хильсон и наш суперкарг умерли с голоду в пути, а семеро из нас остались живы.
   — Тут с вами нет никого из этих темнокожих?
   — Нет, никого! Мы им откланялись уже часа два назад; как только мы увидели мачты судна, то сговорились тотчас же удрать от них. Сейчас вам нечего их бояться, а завтра поутру вам того не миновать! Теперь примите нас на ваше судно, мистер Вульстон, сжальтесь над беднягами, примите прежних своих товарищей, вызвольте из беды!
   После такого разговора Марк, не задумываясь, указал пришельцам то место, где находился мост. Вновь прибывшие старые матросы «Ранкокуса» были действительно одни. Марк тотчас же свел их в палатку и предложил им кое-что оставшееся после ужина, а затем заставил их пересказать ему все свои приключения.
   Рассказ их во всем согласовался со сведениями, полученными Марком от Джонса. В последнее время Билль Броун настолько сумел завладеть расположением свирепого Ваальли, что тот позволил ему сопровождать его в походе вместе с Джимом Уатгельсом, считавшимся его помощником в качестве корабельного подмастерья.
   Броун и Уатгельс находились в одной лодке с Ваальли в тот момент, когда с Пика вдруг раздался пушечный выстрел, так поразивший всех краснокожих. Даже Броун, и тот не сразу сообразил, в чем дело, а потом, хотя и понял, что белые дали выстрел из орудия, причем воспользовались для своих целей и горным эхо, но, будучи в душе сторонником неизвестных бледнолицых, он умолчал о своей догадке и задумал направить Ваальли в противоположную от Пика сторону. Имея некоторое представление о направлении тех рифов, о которые разбился «Ранкокус», он решил завести его в эту сторону, рассчитывая там найти необходимый материал для сооружения хотя бы небольшого судна, при помощи которого он рассчитывал вырваться из рук краснокожего тирана. Ваальли, прельстившись добычей от остатков большого судна, на другой же день поутру вышел в море со своим флотом. Вскоре они достигли Пика, а двадцать четыре часа спустя уже очутились под ветром у Рифа. Эта удача наполнила сердце честолюбивого завоевателя Ваальли гордостью и радостью. Здесь не было ни неприступных скал, ни тех таинственных грозных утесов, и ничто, очевидно, не могло здесь служить преградой его завоевательным целям. Правда, природа этих мест не представляла ничего заманчивого: всюду виднелись лишь голые скалы, песчаные мели да залежи морского ила; но при всем том он здесь надеялся на нечто лучшее. Главная честь открытия земли в этом направлении принадлежала Броуну, и как Колумб в свое время был великим человеком при дворе Фердинанда и Изабеллы, точно так же и Билль Броун немного уступал ему в своем влиянии на особу краснокожего предводителя островитян. Ваальли с этой минуты во всем следовал исключительно его советам и указаниям. По его мнению, надо было плыть вдоль всей линии островов, до тех пор, пока не найдется удобного места для стоянки, чего-нибудь вроде гавани или порта для всей его флотилии. Согласно этому плану, лодки туземцев вошли в первый достаточно обширный залив, и так как тут была большая песчаная мель, на которой били ключи пресной воды, то дикари и решили расположиться здесь лагерем на всю ночь. Затем Броун предложил Ваальли послать на рекогносцировку две самые ходкие лодки, что и было исполнено. Именно этих-то людей, отправленных на разведку, и видел Марк со своей шлюпки, что и послужило ему своевременным предостережением.
   Но замечательнее всего было то, что Броуну ни разу даже в голову не приходило, что эти мачты, которые он видит там вдали, могли быть мачтами их бывшего судна «Ранкокус». Для них довольно было знать, что тут, наверное, они встретят белых и, вероятно, людей, принадлежащих к их родной англо-саксонской расе. И едва только Броун и Уатгельс успели убедиться в том, что туземцы, посланные на разведку, попали не туда, куда им было надо, а заблудились среди этих бесчисленных проливов и заливов, так что не могли двинуться дальше, как они тотчас же приняли решение бежать и укрыться у обитателей кратера. Они, понятно, рассчитывали встретить прекрасно вооруженное судно, вполне снаряженное и готовое каждую минуту выйти в море при первом же известии о грозившей ему опасности.
   Таковы были объяснения, данные двумя прибывшими матросами их бывшему офицеру. Узнав от него, в свою очередь, о настоящем положении судна и о средствах обороны, имеющихся теперь в распоряжении колонии, они как будто приуныли и опечалились. Кроме того, и Марк, и Боб заметили, что они были очень высокого мнения о военных талантах и способностях туземного вождя.
   Броун сообщил Марку, что число воинов, сопровождавших Ваальли, едва ли более девятисот человек, во всяком случае не превышает тысячи, как то предполагали наши друзья. Ошибка эта, вероятно, произошла оттого, что на лодках находилось много женщин. Затем он предостерег Марка, сообщив, что Ваальли имеет в своем распоряжении и кое-какое огнестрельное оружие, в том числе и одну четырехфунтовую пушку, но что снарядов к ней всего лишь только три. К тому же, по совести говоря, Броун знал, что ядра эти большого вреда принести никому не могут, так как обращаться с орудием и навести его надлежащим образом туземцы не умели. Узнав о том, что судно уже почти готово и с минуты на минуту может быть спущено на воду, Броун стал упрашивать Марка разрешить ему тотчас же приняться вместе с Биглоу за работу, чтобы спустить судно теперь же, до рассвета. Все необходимое, в том числе даже съестные припасы и вода, уже имелось на «Аврааме»; спустить его намеревались с полной оснасткой и со всеми парусами, так что, очутившись на воде, судно это становилось весьма значительным пособником при обороне, а на худой конец оно могло стать и убежищем для всех переселенцев. Выбравшись же в открытое море, они могли быть совершенно в безопасности от преследования Ваальли и всего его флота.
   Но Марк Вульстон смотрел на это дело иначе. Прежде всего, он очень любил Риф, где столько выстрадал и столько пережил; он положительно не мог расстаться с ним, отдав его в распоряжение врага. Дорог был ему также и старый «Ранкокус»; отдать его туземцам, и отдать без боя, он никак бы не решился, а потому не мог и согласиться на постыдное бегство от врага. Решено было отложить спуск судна до рассвета. Дело было немаловажное, и в ночной темноте легко могло случиться несчастье или недосмотр, который мог вконец испортить все дело. Приняв затем все меры предосторожности, доблестные защитники Рифа отправились на покой, а женщины были расставлены в качестве часовых: одна — на вершине кратера, другая же — на судне.
   Едва только забрезжил день, как все население Рифа было уже на ногах. За ночь ничего не случилось. Лишь только Марк с вершины успел убедиться, что неприятель еще далеко, он тотчас же распорядился спуском судна «Друг Авраам». Двух часов было вполне достаточно, чтобы успеть окончить все необходимые работы; тем временем никто на Рифе не сидел без дела, не исключая и женщин: одни из них занялись приготовлением завтрака, другие усердно подвозили на тачках и тележечках необходимые снаряды, складывая их возле орудий, а Боб заряжал их одно за другим.
   Для большей надежности Марк решил преградить вход в кратер сетками, защищающими от неприятельского огня, которых на «Ранкокусе» имелось очень много и с помощью которых он мог надеяться удержать туземцев от вторжения в долину кратера.
   Работа эта живо была исполнена, затем все обитатели Рифа собрались к завтраку. «Авраам» был уже совсем готов, но все еще не спущен на воду; некоторых это обстоятельство немало волновало. Марк, однако, объявил, что спешить со спуском не было никакой надобности, так как неприятельских лодок еще не видно на горизонте. Все, кроме тех, кто находился на сторожевых постах, сидели за завтраком в палатке, которая была раскинута около верфи, вблизи моста, соединявшего Риф с большой луговиной, служившей пастбищем скоту. Мост этот, как, вероятно, помнят наши читатели, состоял просто-напросто из двух длинных досок, так как пролив в этом месте сужался до шестидесяти футов.
   Позавтракав в каюте на «Ранкокусе» вместе с женой и ребенком, Марк едва только успел вернуться в палатку, как вдруг воздух огласился страшными криками, и банда дикарей выбежала из-за расщелины скалы на луговину и устремилась к кратеру.
   Однако Марк не растерялся: он тотчас же призвал Джонса и Биглоу и приказал им скорее снять мост, что было тотчас же исполнено, так что осаждающие оказались отделенными от кратера проливом; хотя для островитян этих южных морей было бы сущей безделицей переплыть пролив, все же ими вдруг овладело какое-то смущение; по-видимому, они не предполагали существования здесь пролива и потому бежали к верфи напрямик.
   В этот момент Ваальли дал залп изо всех имевшихся у него ружей, и в то же время с пироги, являвшейся плавучей батареей, раздался пушечный выстрел. В результате от него получился лишь страшный шум и больше ничего, но этот шум играет огромную роль во всех войнах дикарей.
   Теперь настал черед переселенцев. При первых звуках тревоги они кинулись к оружию и в мгновение ока все, в том числе и женщины, уже были на своих местах.
   Находившаяся на корме судна пушка, заряженная крупной картечью, была наведена так, чтобы преградить доступ к мосту, а две другие каронады на вершине были направлены на луговину, как раз туда, где теперь толпилась масса туземцев. Сам Ваальли был во главе своих боевых войск; теперь он, очевидно, отряжал уже людей, которые должны были вплавь перебраться па Риф. Защитникам нельзя было терять ни минуты.
   Юнона, держа в руках дымящийся фитиль, стояла у затравки пушки, на корме «Ранкокуса»; Дидона с таким же фитилем ждала условленного знака у каронады на вершине кратера. Марк подал сигнал, и выстрел прогремел; картечь ударила в кучку толпившихся на берегу туземцев; одни из них упали замертво, другие были ранены; в тот же момент один молодой вождь кинулся вплавь через пролив с пронзительным криком, воодушевляя им своих товарищей; его примеру последовали еще около сотни молодых воинов.
   Марк снова подал знак, и негритянка невозмутимо поднесла дымящийся фитиль к запалу; раздался новый выстрел; и на этот раз снаряд попал в самую середину бесчисленной толпы осаждающих, из коих оказалось несколько убитых и очень много раненых. Ваальли понял, что наступил критический момент; как разъяренный зверь, он сам рванулся вперед и одним мановением своей руки двинул вперед толпы своих воителей; сотни пловцов кинулись в воду, а он все не переставал возбуждать их и голосом, и жестами.
   Переселенцы все до одного были на своих постах: Джонс и Биглоу стояли на палубе «Авраама», где тоже находились две каронады. которые были наведены на ту же луговину. Очевидно, этот пункт должен был стать главным театром сражения, так как луговина была ближайшим к Рифу островом, и только оттуда можно было подойти к кратеру почти по суше. Между тем Марк в сопровождении двух хорошо вооруженных людей изображал собою резервный корпус своей армии, который по мере надобности переносил свои действия с одного боевого поста на другой. При виде грозной толпы туземцев, запрудившей почти весь пролив между Рифом и луговиной и готовой с минуты на минуту достигнуть берега и кинуться на кратер, Марка вдруг осенила блестящая мысль: ведь , Авраам» был готов и мог быть спущен в любой момент.
   Подставы еще поддерживали киль судна, ожидая лишь приказания пасть и двинуть судно вперед. Марк и Броун стояли как раз около подстав. Марк скомандовал: «Вали подставу, руби канаты! Эй, вы там, берегитесь. Мы вас спускаем в воду!». С этими словами он сам схватился за подставу, возле которой стоял, и свалил ее.
   Едва успел он выговорить последние слова, как «Авраам» колыхнулся. Все переселенцы приветствовали первое его движение громкими радостными возгласами, и в тот же миг «Авраам», с плеском и шумом рассекая волны, врезался в самую середину ошеломленных и напуганных пловцов и преградил им путь к берегу Рифа. Одновременно с этим Биглоу и Джонс открыли огонь из обеих каронад «Авраама», и под свистящими ударами градом рассыпавшейся кругом картечи все водное пространство вокруг запенилось и забурлило. Этот маневр решил исход битвы. Поражение туземцев было полное. Все воины Ваальли, как обезумевшие, кинулись к бухтам, где они оставили свои пироги, между тем как пловцы, ныряя и топя друг друга, спасались, кто как мог. Тем временем, не теряя ни секунды, колонисты тотчас же поспешили причалить судно обратно к берегу при помощи каната, и Марк с Броуном и Уатгельсом вошли на судно; на «Аврааме» образовался экипаж уже из пяти опытных моряков, умевших прекрасно управлять судном. Боб остался главнокомандующим на Рифе, во главе остальных боевых сил колонии. Для установки парусов потребовалось лишь две минуты, и «Авраам» с решимостью двинулся в бой, направляясь к тому месту, где Ваальли сумел уже собрать вокруг себя главные силы; то был достаточно широкий морской проход, в котором можно было маневрировать даже и большому судну. Однако Марк в тот момент был далек от мысли атаковать врага и сначала удовольствовался тем, что проделал различные предварительные маневры, во время которых экипаж беспрерывно обстреливал туземцев. Выстрел за выстрелом следовали с необычайной быстротой. Туземцами овладел панический ужас, так что даже всей силы и авторитета Ваальли оказалось недостаточно для того, чтобы остановить всеобщее смятение.
   Осторожность требовала от Марка, чтобы он не очень теснил своих врагов до той минуты, пока они не выйдут в открытое море, а потому он решился преследовать их на некотором расстоянии. Между тем как «Авраам», подгоняемый ветром, шел плавно на своих парусах, туземцы принуждены были без отдыха работать своими длинными пагайями. У них, конечно, были паруса, но они, будучи сотканы из кокосовых волокон, были весьма неплотны и не представляли собою достаточного сопротивления ветру, а потому мало могли способствовать быстроте хода; вот почему их лодки в этом отношении, конечно, не могли соперничать с «Авраамом». Выбравшись наконец в открытый океан, Ваальли полагал, что здесь погоня должна прекратиться, но оказалось как раз наоборот: теперь-то только она и начиналась; нагнав три лодки, богаче разукрашенные и ходкие, Марк захватил их в плен вместе со всем их экипажем: в числе тех пленных оказался, между прочим, и некий юный воин, в котором Билль Броун и Уатгельс тотчас же признали любимого сына Ваальли. Добыча оказалась чрезвычайно удачной, и Марк решил ею воспользоваться как можно лучше. Выбрав одного из своих военнопленных, он послал его к Ваальли с оливковой ветвью и предложением обмена пленных. С помощью Броуна и Уатгельса Марку нетрудно было вести переговоры с туземцами, так как за три года пленения эти матросы прекрасно изучили родной язык островитян.
   Ваальли не сразу согласился довериться честности своих непобедимых врагов. Однако родительское чувство взяло верх, и вождь туземцев, сам безоружный явился на судно. Перед Марком стоял теперь его свирепый враг. То был, бесспорно, умный, хитрый туземец. Он предложил было для выкупа и лодки, и одеяния из цветных перьев, китовые зубы — веши весьма ценные для этих народов. Но не такого выкупа требовал Марк; в обмен он потребовал пятерых своих товарищей, бывших в плену у туземцев. В противном случае он грозил возобновить против туземцев военные действия.
   В душе Ваальли происходила сильнейшая борьба, ему очень не хотелось упустить из своих рук бледнолицых пленников, но большая любовь к сыну взяла верх.
   После двухчасовых переговоров и препирательств, всевозможных хитростей и изворотов между двумя воюющими сторонами был заключен такого рода договор: «Авраам» будет сопровождать туземный флот до группы островов Бэтто; по прибытии Ваальли должен будет послать кого-нибудь из своих приближенных за вышеупомянутыми пятью матросами, а сам остаться на «Друге Аврааме» до той минуты, пока не состоится обмен пленных. Хитрый Ваальли хотел включить в этот же договор еще один пункт относительно того, что его бывшие враги обязуются содействовать ему в его намерениях низвергнуть окончательно ненавистного соперника его, Урууни (последний был скорее лишь временно принижен, чем покорен), но Марк, конечно, отказался принять на себя такое обязательство, так как был гораздо более расположен оказать Урууни посильную поддержку, нежели содействовать его окончательной погибели. Марк даже намеревался повидаться с этим благородным изгнанником перед своим отплытием с островов Бэтто.
   Пускаясь в путь вслед за туземным флотом, Марк, вероятно, не сумел бы даже известить свою жену о своем отъезде на дальние острова, если бы ему в этом не помог заботливый Боб Бэте.
   Заметив, что «Авраам» скрылся из виду под ветром, Боб поспешно снарядил «Нэшамони» и издали последовал за «Другом Авраамом», рассчитывая в случае беды быть ему чем-нибудь полезным. А в тот момент, когда договор уже был заключен, Боб подошел к судну и, повидавшись с Марком, успел получить от него все сведения и затем как раз вовремя двинуться вновь в обратный путь, чтобы поспеть до ночи на Риф и сообщить там радостные вести.