Страница:
Так как было еще не поздно, то Марк не мог отказать себе в удовольствии теперь же предпринять маленькую прогулку вокруг острова. На всякий случай он снес туда немного провианта и, отвязав судно, вступил под паруса. Как только «Бриджит» стала набирать ход, охотно повинуясь рулю, душой Марка овладело такое радостное чувство, как будто он нашел нового друга и товарища. Его новое судно живо напоминало ему его любимое занятие в дни юности, когда на Делаваре у него тоже было свое небольшое судно. Сколько приятнейших прогулок он совершил на нем!
Пользуясь благоприятным ветром, Марк прошел между Рифом и «утесом ила», обогнул остров и вошел в ту бухту, где стоял на якоре «Ранкокус». Затем он обошел вокруг этого судна, как будто желая похвастать перед этим старым другом своим новеньким судном, и, держась круче к ветру, вышел в тот проход, которым он когда-то вместе с Бобом прошел на Риф.
Оказалось, что обойти те рифы, которые могли бы представлять собою некоторую опасность для «Бриджит», было весьма нетрудно, тем более что белевшая на поверхности моря пена прекрасно обозначала их. Впрочем, для «Бриджит» даже и над рифами было довольно глубины. А вот и то опаснейшее место, означенное двумя буйками, которое так счастливо прошел тогда «Ранкокус». «Бриджит», конечно, оказалась не менее счастливою; миновав это место, Марк стал держать в том направлении, где он надеялся найти столь памятный ему роковой утес, который был виновником злоключений с тех пор, как о него так неожиданно ударился «Ранкокус».
Якорный буек все еще был на своем месте, точно бессменный часовой на вверенном ему посту; Марк ухватился за его канат и притянулся к якорю, убрав, конечно, предварительно все паруса.
Теперь «Бриджит» стояла на прежней якорной стоянке «Ранкокуса», или в двух шагах от рокового места, а быть может, и над ним; подобные места обыкновенно изобилуют всякой рыбой, и Марку вздумалось попытать здесь счастья; с ним было, кстати, рыболовное снаряжение; он закинул уду и тотчас же вытащил великолепную рыбу. И каждый раз опять повторялось то же. Заметим, что здесь рыба была гораздо лучше и крупнее, чем там, поблизости от Рифа. За какие-нибудь полчаса нетрудно было убедиться, что за один день здесь можно было наловить так много рыбы, что даже его судно будет не в состоянии свезти ее всю. На этот раз Марк довольствовался десяточком-другим этой прекрасной рыбы; отвязав свое судно, он поднял паруса и стал маневрировать, чтобы выбраться на ветер. Вскоре он очутился уже в десяти милях на ветре у острова. Мачты «Ранкокуса» служили ему маяком, так как вершина кратера скрылась за горизонтом. Даже и мачты трудно было различать вследствие отсутствия на них всех парусов, и если бы не компас, то едва ли Марк мог безошибочно определить отсюда направление, в котором находился Риф.
Что же касается подводных скал и камней, то, хотя ни один из них не возвышался над поверхностью моря, но, тем не менее, судя по явным признакам, доказывавшим несомненно повсюду их присутствие, Марк мог сказать, что они занимают пространство приблизительно до двадцати миль в окружности. Он уже сделал более чем пятнадцать миль, а все еще не мог выбраться из их заколдованного круга. Тут Марк лег в дрейф и приступил к своему скромному обеду. День начал клониться к вечеру, и потому он счел за лучшее вернуться к кратеру.
«Бриджит» шла очень ходко, и полчаса спустя Марк вновь уже стал различать верхушки мачт «Ранкокуса», а спустя еще немного стала довольно ясно вырисовываться на горизонте вершина кратера.
Наш молодой моряк намеревался было сначала провести всю ночь в открытом море, но в том случае, если погода будет благоприятная. Ему хотелось узнать, как его новенькое судно будет держаться на море во время его сна, и вместе с тем он уже давно желал дойти до крайнего предела рифов.
Все огородные работы были теперь окончены, и Марк свободно мог располагать всем своим временем. К тому же в распоряжении его находилось и подходящее судно. И он задумал выбраться когда-нибудь подальше за пределы рифов и там крейсировать несколько суток кряду в надежде повстречать какое-нибудь судно, которое могло бы принять его к себе на борт.
Он сознавал, конечно, что, быть может, прождет этого счастья напрасно целых триста дней, но что же из того, если на триста первый все его страстные желания и надежды осуществятся?
Но этот раз погода вовсе не благоприятствовала его намерениям и замыслам.
Когда кратер вновь показался на горизонте, то небо уже приняло угрожающий вид, а сама атмосфера — какой-то зловещий красноватый оттенок, не на шутку испугавший Марка. Ему хотелось скорее добраться до острова, чтобы успеть загнать своих свиней и кур вовнутрь кратера. Все предвещало бурю, сопровождаемую здесь почти всегда сильнейшими наводнениями, о которых Марк уже имел понятие.
В момент, когда «Бриджит» спокойно проходила между двумя буйками, паруса ее стали вдруг полоскаться, — то был, несомненно, зловещий признак перемены ветра. До Рифа оставалось около двух миль. Спустя немного подул противоположный ветер; морские чайки и другие птицы с тревожными, резкими криками целыми стаями сновали в воздухе взад и вперед или описывали над головой Марка круги, спускаясь постепенно все ниже и ниже к воде. Солнце садилось в густых облаках огненно-красного цвета, обнимавших весь горизонт. Теперь до Рифа уже оставалось немногим меньше мили, но, несмотря на то, в душе Марка родилось новое опасение: если буря вдруг разразится и ветер повернет к западу, что было весьма возможно, то его легко могло унести прямо в открытое море. Даже и в этом случае, если «Бриджит» устоит против напора волн, и тогда грозившая ему опасность была бы велика: его могло загнать так далеко, что само возвращение на Риф, пожалуй, сделалось бы невозможным. Тут только он почувствовал, каким великим счастьем являлось для него то, что судьба забросила его на этот остров, где теперь все способствовало лишь его благополучию. Он понял, как было бы ужасно лишиться вдруг всего того, что он имел на Рифе, и быть оторванным от него навеки.
Как бы охотно отдал он теперь большую половину всех своих плантаций и урожаев, доставшихся ему без труда, лишь бы очутиться на Рифе в полной безопасности от бури и других невзгод! Но вот, благодаря той ловкости и опытности, которыми он обладал в управлении судном, Марку удалось наконец счастливо достигнуть Рифа, не понеся при этом никаких потерь.
Часу в десятом вечера «Бриджит» вновь вошла в свою бухту; Марк позаботился о своем стаде и поспешил скорее укрыться в каюте старого «Ранкокуса». Первым движением его души было стать на колени, воздать благодарение Богу за то, что Он вернул его сюда.
Эти места стали ему столь близкими и дорогими: и с мыслью о них в его душе сливалось понятие о полной его личной безопасности. Утомленный трудами и впечатлениями этого богатого для него событиями дня, Марк поспешил раздеться, лег в постель и заснул крепким сном.
Наутро, пробудившись, он вдруг почувствовал, что задыхается, и вслед за тем, раскрыв глаза, был поражен каким-то странным светом, наполнявшим всю его каюту. Сначала он думал, что горит «Ранкокус»; вскочив с кровати, Марк прислушался, но треска горящего дерева нигде не было слышно; он стал смотреть — огня нигде не видно! Одевшись, он выбежал на палубу и тут вдруг ощутил такой толчок, что лишь с большим трудом мог удержаться на ногах; сотрясение прошло по всему судну. Море кругом бурлило и шумело, точно готовясь выйти из берегов. До слуха Марка доносился какой-то небывалый резкий свист, а в воздухе носились зловещие зигзаги пламени вроде громадных молний. Момент был до того ужасен, что все слилось в один хаос.
Марк Вульстон сразу понял, что тут происходит; это было не что иное, как землетрясение; не подлежало сомнению, что вулкан вдруг пробудился и заговорил; пресыщенная смрадом атмосфера мешала видеть и дышать. Марк инстинктивно посмотрел в сторону, где находился кратер, но там все было тихо и спокойно. Очевидно, извержение происходило не там, а где-то в другом месте. Но при всем том была минута, когда Марку казалось, что он совсем задыхался. Вдруг налетевший порыв ветра развеял и разнес все эти смрадные, зловонные испарения и почти сразу вновь очистил воздух.
Марк с нетерпением ждал рассвета; минуты казались ему вечностью. Вот показались первые признаки постепенно нарождавшегося утра. Марк поспешил на бушприт; глаза его были обращены на восток, и едва только солнце послало первые свои лучи на горизонт, как наш моряк был поражен происшедшей там переменой, ясно свидетельствовавшей о тех невероятных силах незримых недр земли, которые породили ее. Повсюду, где еще вчера красиво расстилалась морская гладь, торчали голые утесы; а та подводная гряда, что оцепляла водяной бассейн, служивший стоянкой «Ранкокуса», и возвышавшаяся над поверхностью моря едва на несколько лишь дюймов, теперь местами достигала десяти и пятнадцати футов вышины. Природа вновь сделала несколько потуг и усилий и, так сказать, в одно мгновение ока создала и народила новые утесы, скалы и острова.
Едва успел Марк убедиться в этом, как тотчас же поспешил на корму, чтобы посмотреть, какие перемены произошли на кратере. Оказалось, что весь он был как будто выпучен наверх, подобно большинству скал и островков, окружавших его на протяжении нескольких миль. Его поверхность не претерпела между тем никаких изменений. Только сходня, ведущая с кормы «Ранкокуса» на берег, вместо своего прежнего, сильно наклонного положения, получила горизонтальное.
Сгорая от нетерпения увидеть, что могло произойти за это время на его острове, Марк побежал туда. К этому времени уже рассвело совсем; он посмотрел вовнутрь кратера, затем поднялся на вершину; здесь ровно ничто не изменилось. Стадо его беспечно разбрелось в разные стороны и преспокойно паслось на лугу. Однако вся поверхность Рифа была осыпана пеплом, на котором каждый шаг его оставлял глубокий след, точно на мягком снегу. Долина кратера также была засыпана все тем же пеплом на целый дюйм, не исключая сада, пастбищ и огорода. Но это нисколько не беспокоило Марка; он знал, что первый дождь прибьет этот тонкий слой серовато-беловатого пепла к земле, смешает его с почвой и превратит его в источник еще большего плодородия. Взобравшись на самую вершину, Марк вдруг увидел, что вместо прежних пенящихся белых пятен все море вокруг усеяно скалами, рифами и песчаными мелями. Более всего преобладали песчаные мели; некоторые из них находились даже близ Рифа, как мы будем продолжать называть остров кратера, хотя теперь его уже, собственно говоря, нельзя было называть островом. Положение его среди моря теперь настолько изменилось, что Марк мог, не прибегая к лодке или шлюпке, не замочив даже ног, прогуливаться целыми часами, а — как знать! — быть может, и целыми днями по суше, перебираясь с одного островка на другой, с одной песчаной мели или гряды на другую; со всех сторон на протяжении многих миль поднимались из воды эти островки, отделенные друг от друга маленькими проливчиками.
Остров Кратера являлся как бы центром этого вновь возникшего архипелага. Хотя сквозь густое облако, которое, точно туманом, заволакивало горизонт, нельзя было рассмотреть ничего, тем не менее Марк был убежден, что среди этого густого тумана на небольшом расстоянии от Рифа подземные силы нашли себе новый выход, то есть, пробив земную кору, образовали новый кратер; существование последнего казалось Марку столь же несомненным, как если бы он видел его своими глазами. С первого взгляда Марку было довольно трудно определить характер всех тех маленьких озер и прудков, которые образовались вокруг и которые, по его мнению, неминуемо должны были испариться в силу того, что между ними и морем не было никакого связующего звена, тогда как некоторые проливы и бухты являлись уже несомненными морскими рукавами. К числу таковых принадлежало, очевидно, и водное пространство, опоясывавшее Риф. Кругом ли оно опоясывало его или нет, об этом Марк теперь еще не мог судить, так как с той точки, на которой он в настоящую минуту находился, ему невозможно было видеть, примыкает ли Риф непосредственно к той бесконечной цепи скал и мелей, которая тянулась по направлению к западу, или нет. Острова Гуано и Ила, очевидно, примыкали к этой сплошной массе; это были уже не одиночные островки, а нераздельные части большой вулканической горы. Тем не менее рукав, который омывал и Риф, и эти два важных склада удобрений, остался, и это было весьма приятно Марку, потому что позволяло ему продолжать перевозить эти удобрения прежним способом — при помощи лодки или плота.
Затем Марк озаботился положением «Ранкокуса» Он еще, очевидно, держался на воде, находясь посреди бассейна, но, чтобы вполне удостовериться в настоящем положении дела, Марк вошел в свою лодку и с целью наблюдений объехал вокруг судна. Вода здесь была столь чиста и прозрачна, что легко видно было дно на глубине нескольких саженей, потому Марк мог видеть, что между дном бассейна и килем корабля оставалось не более двух или трех футов воды. Но в данную минуту еще продолжался прилив, и прибыль воды в такое время выражалась обыкновенно повышением уровня на целых двадцать дюймов, а потому было ясно, что при известных ветрах доброе старое судно сильно рискует сесть на мель. Что же касалось возможности вывести его из бассейна, то о ней и речи быть не могло, ввиду того, что судно стояло над глубокой впадиной дна, где воды было на шесть-восемь футов больше, чем повсюду. Установив все эти факты, Марк отправился пешком, с ружьем за спиной, осматривать свои новые владения, так значительно увеличившие его территорию.
Прежде всего он направился к западной части острова, где, как ему казалось, тянувшиеся в этом направлении мели и рифы стали слитной, нераздельной частью его. Дойдя до одной из этих песчаных отмелей, он заметил, что по песку бежит небольшая струя воды, вытекавшая, по-видимому, из-под лавовых слоев кратера. Марк вздумал попробовать ее на вкус и, зачерпнув воду рукой, поднес ее к своим губам. Какова же была его радость и удивление, когда вода оказалась не только пресной, но и чрезвычайно вкусной. Так вот он, этот ключ живой, о котором он так часто вздыхал! И как неожиданно Небо даровало его ему! Скупец, нашедший слиток золота в земле, не испытал бы радости, подобной той, какую испытал молодой моряк при этом своем открытии. Марк тотчас вырыл небольшое углубление и обложил его камнем. Не прошло и десяти минут, как ямка наполнилась чистой и светлой водой самого приятного вкуса. Марк положительно не мог оторваться от этого божественного напитка, но пить его слишком много было опасно для здоровья, и, сделав над собою усилие, он решил продолжать свой путь.
Дойдя до самой узкой и выдающейся части Рифа, лежавшей ближе всего к соседним утесам, Марк убедился, что предположение его было ошибочно. Риф остался по-прежнему островом, хотя пролив, отделявший его от утесов, не имел и двадцати футов ширины, но, наверное, был вдвое глубже. Вернуться к верфи, захватить там подходящую доску, перекинуть ее через пролив и с помощью этого импровизированного моста перебраться в свои новые владения было делом нескольких минут. В углублениях утесов он нашел множество рыбы, выброшенной на берег морем. Кроме того, он сделал еще одно, несравненно более важное открытие: вблизи моста он нашел второй родник, гораздо более обильный. Этот родник давал начало ручью или, вернее, речке, орошавшей целую отмель на протяжении двадцати акров (около семи русских десятин). Встретив на своем пути значительной величины бассейн, этот ручей, или река, образовал небольшое озеро, а весь избыток вод нес затем уже прямо в море. Обрадованный Марк не захотел быть эгоистом; он еще раз вернулся на Риф за своим стадом; дойдя до моста, он перебросил с берега на берег другую доску, захваченную по дороге с той же верфи, и перевел по этим двум доскам все свое стадо. И птицы, и четвероногие так знали голос Марка, что даже утки слушались его; о козочке и говорить не стоит, — та бегала за ним, как собачонка, и была счастлива, когда ей разрешалось сопровождать его в прогулках. Оставив всех своих животных наслаждаться нежданными благами, посланными Небом, Марк приступил к более серьезной части своей экскурсии, которая продолжалась целый день. Пока Марк отошел всего лишь на две мили от своего жилья, если считать по прямой линии, но если принять в соображение, сколько ему пришлось обходить стороною встречавшиеся на его пути значительной величины озера морской воды, то он, без всякого сомнения, сделал уже добрых четыре мили. Эти озера часто имели более мили в окружности и отличались причудливыми контурами берегов, но вскоре все они должны были бесследно испариться под непосредственным влиянием палящих лучей солнца. Марк шел теперь вдоль узкого длинного канала, впадавшего в пролив, который омывал весь кратер. Достигнув предела, заранее намеченного им для этой первой прогулки, молодой человек поднялся на вершину одного утеса, который возвышался футов на сто над морем. Отсюда открывался обширный обзор, и Марк невольно обратил свой взор на океан, который был ему теперь прекрасно виден на расстоянии нескольких миль на северо-восток.
Далее к западу виднелось множество водных пространств различной величины: бухт, заливов и проливов, весьма излучистых и живописных по своим очертаниям. И это множество внезапно и повсеместно образовавшихся кратковременных речек, озер и ручейков сильно затрудняло наблюдение: на известном расстоянии весьма и весьма трудно было отличить проточные воды от вод стоячих, или, что то же самое, постоянные от временных. Но самое интересное и привлекательное зрелище ожидало Марка в южной части горизонта. Туманная завеса, скрывавшая до настоящего момента всю эту часть горизонта, стала теперь постепенно приподниматься; стройный столб дыма, как бы выходивший прямо из воды, продолжал медленно и плавно выходить кверху, где упирался в густое облако, подобно шатру нависшее над этим местом. Вначале Марк мог различить лишь темную бесформенную массу. Когда же туман понемногу начал рассеиваться, он ясно увидел перед собою гигантскую, сильно изрытую скалу, имевшую не менее тысячи футов вышины и занимавшую пространство около одной мили. Это новое доказательство могущества великих сил природы вдруг наполнило душу молодого моряка благоговением и вместе умилением перед Всесильным, Всемогущим Божеством, которое могло и создавать, и рушить в одно мгновение единым мановением своей руки.
Не следовало ли ему, в самом деле, от всей души благодарить Творца за то, что Он, по своей благости, направил эти просившиеся наружу грозные подземные силы в иную сторону и дал им выход вдали от Рифа? То расстояние, которое разделяло этот новый кратер от потухшего кратера на Рифе, Марк определил приблизительно в пятнадцать или двадцать миль — но, в сущности, оно равнялось полным пятидесяти милям. Невдалеке от той скалы густой тяжелый темный дым все продолжал спиралью подыматься к небу; но иногда Марку казалось, и он был в том почти уверен, что видит перед собой огромный кратер нового вулкана в той части океана.
Налюбовавшись вволю на происшедшие повсюду перемены, Марк наконец спустился со своего утеса и тронулся в обратный путь той же дорогой.
ГЛАВА XII
В продолжение десяти последующих дней Марк Вульстон занялся изучением и исследованием своих новых владений.
Переправившись через пролив, омывавший остров кратера и названный Марком Браслет, наш приятель добрался до той лавовой стены, которая заграждала бассейн, избранный для стоянки «Ранкокуса». Отсюда Марк отправился пешком вдоль тех самых утесов, между которыми он еще так недавно плавал на «Бриджит». Впрочем, тот узкий проход, через который Марку некогда удалось провести «Ранкокус», существовал еще и теперь, но буйки, обозначавшие это роковое место, были теперь на суше, на двух торчавших над водою небольших утесах.
Два дня подряд Марк продолжал подвигаться вперед все в том же направлении. И здесь изменения рельефа носили тот же характер чередующихся между собою водяных пространств, песчаных мелей и зубчатых гребней скал.
На пятые сутки Марк снова предпринял маленькое путешествие на своей «Бриджит». Выйдя из Браслета через узенький проход, он вошел в небольшой пролив, направлявшийся прямо на северо-восток. Пролив этот, шириною около полумили, имел на всем своем протяжении достаточно глубины, чтобы поднять даже большое судно. И не было ничего невозможного в том. что какое-нибудь из проходивших мимо судов могло зайти этим путем на
Риф. Нет нужды говорить, что на подобное счастье было, конечно, мало надежды; но бедный Марк охотно ухватился за эту мысль и находил в ней для себя большое утешение и самый пролив этот назвал каналом Доброй Надежды. В трех милях от кратера канал раздваивался: один из рукавов его шел к северу, а другой уходил куда-то вдаль, теряясь в юго-восточном направлении. Чтобы воспользоваться благоприятным ветром, Марк избрал последний путь.
Проплыв по каналу некоторое время, он вошел в другой канал, ведший на северо-восток. Этот канал имел значительную глубину и при входе достигал более полумили ширины; затем он немного сужался и потом вливался в овальной формы бассейн, диаметр которого равнялся целой миле. Этот бассейн был огражден с восточной стороны как бы поясом, состоящим из гряды непрерывных скал, местами достигавших высоты в двадцать футов и более. Дно его было совершенно чистое, песчаное, а лот почти повсюду показывал глубину в двадцать брасов5.
Это был прекраснейший природный порт, и, право, руки человека едва ли бы могли создать что-либо лучшее и более удобное, чем этот самобытный закрытый рейд.
Марк плавал уже более часа в Овальной Гавани, как он мысленно назвал этот порт, когда заметил, наконец, что зеркальная гладь этих покойных вод кое-где слегка рябится чуть приметной зыбью, идущей от северо-восточной стороны бассейна. Марк тотчас же направил свое судно в ту сторону, откуда шла зыбь, и убедился, что там, в одном месте, скалы расступились, как бы нарочно для того, чтобы оставить здесь удобный выход. Ветер был попутный, и Марк, войдя в проход, вдруг очутился, сам того не ожидая, в открытом море. Он это понял, почувствовав тотчас же. что «Бриджит» качается на мерных сильных волнах океана. Проплыв еще немного, Марк очутился в полумиле на ветре у бесконечной каменной гряды. Поставив «Бриджит» в дрейф, Марк бросил лот, но и на сорока брасах он не достал дна. Везде под ветром виднелись рифы, скалы, мели, тогда как
Определить в точности протяжение канала, ведшего от кратера в Овальную Гавань, было довольно трудно. Но, судя по времени, которое пришлось затратить на этот путь, Марк полагал его длину миль в двадцать пять.
«Бриджит» уже более часа находилась в открытом океане; между тем ветер начал свежеть, и Марк стал подумывать о возвращении на Риф. К сожалению, он не позаботился запомнить на берегу какие-нибудь приметные точки, по которым можно было найти тот путь, которым он шел сюда. Ему это казалось совершенно лишним. Но вышло иначе — тот выход из бассейна, которым «Бриджит» прошла в океан, снаружи был замаскирован скалами. Ему не оставалось теперь ничего другого, как только попытаться найти то место, где эта бесконечная цепь рифов прерывалась и открывала доступ к архипелагу. Подойдя к берегу насколько можно ближе, он все-таки нигде не мог найти желанного прохода; более часа он искал его в различных направлениях, но поиски его остались безуспешны. Провести ночь в открытом море да еще на ветре столь неприветливых берегов не представляло ничего приятного для Марка, и он решил идти на север, покуда не наткнется там на какой-нибудь другой проход.
В течение целых четырех часов «Бриджит», не останавливаясь, шла на север, вдоль бесконечной каменной гряды; угрюмое однообразие этих скал нарушалось лишь бурной белой пеной ударявшихся о них морских волн. Но и на всем этом громадном протяжении Марк не нашел не только прохода, но даже и такого места, где скалы расступались бы настолько, чтобы среди них могла укрыться хоть самая простая лодка. За это время, по расчету Марка, «Бриджит'« прошла не менее тридцати миль; сообразуясь с этим, он мог определить до некоторой степени величину своих владений. Часов около пяти вечера Марк наконец достиг небольшого мыса, или косы, вслед за которым берег вдруг круто заворачивал на запад. Марку стало ясно, что он достиг северной границы этой подводной группы вулканических гор. Мыс этот наш моряк назвал Кап-Норд-Эстом, или Северо-Восточным мысом, и, обогнув его, пошел на запад, держась как можно ближе к берегам.
Было уже слишком поздно, чтобы еще думать о возможности сегодня же вернуться на Риф; к тому же отважиться идти впотьмах этими вовсе незнакомыми еще ему проливами, каналами и рукавами было бы непростительным безумием; поэтому Марк счел за лучшее, выбрав небольшую бухту, стать в ней на якорь и переночевать, чтобы поутру как можно раньше отправиться в обратный путь.
Пользуясь благоприятным ветром, Марк прошел между Рифом и «утесом ила», обогнул остров и вошел в ту бухту, где стоял на якоре «Ранкокус». Затем он обошел вокруг этого судна, как будто желая похвастать перед этим старым другом своим новеньким судном, и, держась круче к ветру, вышел в тот проход, которым он когда-то вместе с Бобом прошел на Риф.
Оказалось, что обойти те рифы, которые могли бы представлять собою некоторую опасность для «Бриджит», было весьма нетрудно, тем более что белевшая на поверхности моря пена прекрасно обозначала их. Впрочем, для «Бриджит» даже и над рифами было довольно глубины. А вот и то опаснейшее место, означенное двумя буйками, которое так счастливо прошел тогда «Ранкокус». «Бриджит», конечно, оказалась не менее счастливою; миновав это место, Марк стал держать в том направлении, где он надеялся найти столь памятный ему роковой утес, который был виновником злоключений с тех пор, как о него так неожиданно ударился «Ранкокус».
Якорный буек все еще был на своем месте, точно бессменный часовой на вверенном ему посту; Марк ухватился за его канат и притянулся к якорю, убрав, конечно, предварительно все паруса.
Теперь «Бриджит» стояла на прежней якорной стоянке «Ранкокуса», или в двух шагах от рокового места, а быть может, и над ним; подобные места обыкновенно изобилуют всякой рыбой, и Марку вздумалось попытать здесь счастья; с ним было, кстати, рыболовное снаряжение; он закинул уду и тотчас же вытащил великолепную рыбу. И каждый раз опять повторялось то же. Заметим, что здесь рыба была гораздо лучше и крупнее, чем там, поблизости от Рифа. За какие-нибудь полчаса нетрудно было убедиться, что за один день здесь можно было наловить так много рыбы, что даже его судно будет не в состоянии свезти ее всю. На этот раз Марк довольствовался десяточком-другим этой прекрасной рыбы; отвязав свое судно, он поднял паруса и стал маневрировать, чтобы выбраться на ветер. Вскоре он очутился уже в десяти милях на ветре у острова. Мачты «Ранкокуса» служили ему маяком, так как вершина кратера скрылась за горизонтом. Даже и мачты трудно было различать вследствие отсутствия на них всех парусов, и если бы не компас, то едва ли Марк мог безошибочно определить отсюда направление, в котором находился Риф.
Что же касается подводных скал и камней, то, хотя ни один из них не возвышался над поверхностью моря, но, тем не менее, судя по явным признакам, доказывавшим несомненно повсюду их присутствие, Марк мог сказать, что они занимают пространство приблизительно до двадцати миль в окружности. Он уже сделал более чем пятнадцать миль, а все еще не мог выбраться из их заколдованного круга. Тут Марк лег в дрейф и приступил к своему скромному обеду. День начал клониться к вечеру, и потому он счел за лучшее вернуться к кратеру.
«Бриджит» шла очень ходко, и полчаса спустя Марк вновь уже стал различать верхушки мачт «Ранкокуса», а спустя еще немного стала довольно ясно вырисовываться на горизонте вершина кратера.
Наш молодой моряк намеревался было сначала провести всю ночь в открытом море, но в том случае, если погода будет благоприятная. Ему хотелось узнать, как его новенькое судно будет держаться на море во время его сна, и вместе с тем он уже давно желал дойти до крайнего предела рифов.
Все огородные работы были теперь окончены, и Марк свободно мог располагать всем своим временем. К тому же в распоряжении его находилось и подходящее судно. И он задумал выбраться когда-нибудь подальше за пределы рифов и там крейсировать несколько суток кряду в надежде повстречать какое-нибудь судно, которое могло бы принять его к себе на борт.
Он сознавал, конечно, что, быть может, прождет этого счастья напрасно целых триста дней, но что же из того, если на триста первый все его страстные желания и надежды осуществятся?
Но этот раз погода вовсе не благоприятствовала его намерениям и замыслам.
Когда кратер вновь показался на горизонте, то небо уже приняло угрожающий вид, а сама атмосфера — какой-то зловещий красноватый оттенок, не на шутку испугавший Марка. Ему хотелось скорее добраться до острова, чтобы успеть загнать своих свиней и кур вовнутрь кратера. Все предвещало бурю, сопровождаемую здесь почти всегда сильнейшими наводнениями, о которых Марк уже имел понятие.
В момент, когда «Бриджит» спокойно проходила между двумя буйками, паруса ее стали вдруг полоскаться, — то был, несомненно, зловещий признак перемены ветра. До Рифа оставалось около двух миль. Спустя немного подул противоположный ветер; морские чайки и другие птицы с тревожными, резкими криками целыми стаями сновали в воздухе взад и вперед или описывали над головой Марка круги, спускаясь постепенно все ниже и ниже к воде. Солнце садилось в густых облаках огненно-красного цвета, обнимавших весь горизонт. Теперь до Рифа уже оставалось немногим меньше мили, но, несмотря на то, в душе Марка родилось новое опасение: если буря вдруг разразится и ветер повернет к западу, что было весьма возможно, то его легко могло унести прямо в открытое море. Даже и в этом случае, если «Бриджит» устоит против напора волн, и тогда грозившая ему опасность была бы велика: его могло загнать так далеко, что само возвращение на Риф, пожалуй, сделалось бы невозможным. Тут только он почувствовал, каким великим счастьем являлось для него то, что судьба забросила его на этот остров, где теперь все способствовало лишь его благополучию. Он понял, как было бы ужасно лишиться вдруг всего того, что он имел на Рифе, и быть оторванным от него навеки.
Как бы охотно отдал он теперь большую половину всех своих плантаций и урожаев, доставшихся ему без труда, лишь бы очутиться на Рифе в полной безопасности от бури и других невзгод! Но вот, благодаря той ловкости и опытности, которыми он обладал в управлении судном, Марку удалось наконец счастливо достигнуть Рифа, не понеся при этом никаких потерь.
Часу в десятом вечера «Бриджит» вновь вошла в свою бухту; Марк позаботился о своем стаде и поспешил скорее укрыться в каюте старого «Ранкокуса». Первым движением его души было стать на колени, воздать благодарение Богу за то, что Он вернул его сюда.
Эти места стали ему столь близкими и дорогими: и с мыслью о них в его душе сливалось понятие о полной его личной безопасности. Утомленный трудами и впечатлениями этого богатого для него событиями дня, Марк поспешил раздеться, лег в постель и заснул крепким сном.
Наутро, пробудившись, он вдруг почувствовал, что задыхается, и вслед за тем, раскрыв глаза, был поражен каким-то странным светом, наполнявшим всю его каюту. Сначала он думал, что горит «Ранкокус»; вскочив с кровати, Марк прислушался, но треска горящего дерева нигде не было слышно; он стал смотреть — огня нигде не видно! Одевшись, он выбежал на палубу и тут вдруг ощутил такой толчок, что лишь с большим трудом мог удержаться на ногах; сотрясение прошло по всему судну. Море кругом бурлило и шумело, точно готовясь выйти из берегов. До слуха Марка доносился какой-то небывалый резкий свист, а в воздухе носились зловещие зигзаги пламени вроде громадных молний. Момент был до того ужасен, что все слилось в один хаос.
Марк Вульстон сразу понял, что тут происходит; это было не что иное, как землетрясение; не подлежало сомнению, что вулкан вдруг пробудился и заговорил; пресыщенная смрадом атмосфера мешала видеть и дышать. Марк инстинктивно посмотрел в сторону, где находился кратер, но там все было тихо и спокойно. Очевидно, извержение происходило не там, а где-то в другом месте. Но при всем том была минута, когда Марку казалось, что он совсем задыхался. Вдруг налетевший порыв ветра развеял и разнес все эти смрадные, зловонные испарения и почти сразу вновь очистил воздух.
Марк с нетерпением ждал рассвета; минуты казались ему вечностью. Вот показались первые признаки постепенно нарождавшегося утра. Марк поспешил на бушприт; глаза его были обращены на восток, и едва только солнце послало первые свои лучи на горизонт, как наш моряк был поражен происшедшей там переменой, ясно свидетельствовавшей о тех невероятных силах незримых недр земли, которые породили ее. Повсюду, где еще вчера красиво расстилалась морская гладь, торчали голые утесы; а та подводная гряда, что оцепляла водяной бассейн, служивший стоянкой «Ранкокуса», и возвышавшаяся над поверхностью моря едва на несколько лишь дюймов, теперь местами достигала десяти и пятнадцати футов вышины. Природа вновь сделала несколько потуг и усилий и, так сказать, в одно мгновение ока создала и народила новые утесы, скалы и острова.
Едва успел Марк убедиться в этом, как тотчас же поспешил на корму, чтобы посмотреть, какие перемены произошли на кратере. Оказалось, что весь он был как будто выпучен наверх, подобно большинству скал и островков, окружавших его на протяжении нескольких миль. Его поверхность не претерпела между тем никаких изменений. Только сходня, ведущая с кормы «Ранкокуса» на берег, вместо своего прежнего, сильно наклонного положения, получила горизонтальное.
Сгорая от нетерпения увидеть, что могло произойти за это время на его острове, Марк побежал туда. К этому времени уже рассвело совсем; он посмотрел вовнутрь кратера, затем поднялся на вершину; здесь ровно ничто не изменилось. Стадо его беспечно разбрелось в разные стороны и преспокойно паслось на лугу. Однако вся поверхность Рифа была осыпана пеплом, на котором каждый шаг его оставлял глубокий след, точно на мягком снегу. Долина кратера также была засыпана все тем же пеплом на целый дюйм, не исключая сада, пастбищ и огорода. Но это нисколько не беспокоило Марка; он знал, что первый дождь прибьет этот тонкий слой серовато-беловатого пепла к земле, смешает его с почвой и превратит его в источник еще большего плодородия. Взобравшись на самую вершину, Марк вдруг увидел, что вместо прежних пенящихся белых пятен все море вокруг усеяно скалами, рифами и песчаными мелями. Более всего преобладали песчаные мели; некоторые из них находились даже близ Рифа, как мы будем продолжать называть остров кратера, хотя теперь его уже, собственно говоря, нельзя было называть островом. Положение его среди моря теперь настолько изменилось, что Марк мог, не прибегая к лодке или шлюпке, не замочив даже ног, прогуливаться целыми часами, а — как знать! — быть может, и целыми днями по суше, перебираясь с одного островка на другой, с одной песчаной мели или гряды на другую; со всех сторон на протяжении многих миль поднимались из воды эти островки, отделенные друг от друга маленькими проливчиками.
Остров Кратера являлся как бы центром этого вновь возникшего архипелага. Хотя сквозь густое облако, которое, точно туманом, заволакивало горизонт, нельзя было рассмотреть ничего, тем не менее Марк был убежден, что среди этого густого тумана на небольшом расстоянии от Рифа подземные силы нашли себе новый выход, то есть, пробив земную кору, образовали новый кратер; существование последнего казалось Марку столь же несомненным, как если бы он видел его своими глазами. С первого взгляда Марку было довольно трудно определить характер всех тех маленьких озер и прудков, которые образовались вокруг и которые, по его мнению, неминуемо должны были испариться в силу того, что между ними и морем не было никакого связующего звена, тогда как некоторые проливы и бухты являлись уже несомненными морскими рукавами. К числу таковых принадлежало, очевидно, и водное пространство, опоясывавшее Риф. Кругом ли оно опоясывало его или нет, об этом Марк теперь еще не мог судить, так как с той точки, на которой он в настоящую минуту находился, ему невозможно было видеть, примыкает ли Риф непосредственно к той бесконечной цепи скал и мелей, которая тянулась по направлению к западу, или нет. Острова Гуано и Ила, очевидно, примыкали к этой сплошной массе; это были уже не одиночные островки, а нераздельные части большой вулканической горы. Тем не менее рукав, который омывал и Риф, и эти два важных склада удобрений, остался, и это было весьма приятно Марку, потому что позволяло ему продолжать перевозить эти удобрения прежним способом — при помощи лодки или плота.
Затем Марк озаботился положением «Ранкокуса» Он еще, очевидно, держался на воде, находясь посреди бассейна, но, чтобы вполне удостовериться в настоящем положении дела, Марк вошел в свою лодку и с целью наблюдений объехал вокруг судна. Вода здесь была столь чиста и прозрачна, что легко видно было дно на глубине нескольких саженей, потому Марк мог видеть, что между дном бассейна и килем корабля оставалось не более двух или трех футов воды. Но в данную минуту еще продолжался прилив, и прибыль воды в такое время выражалась обыкновенно повышением уровня на целых двадцать дюймов, а потому было ясно, что при известных ветрах доброе старое судно сильно рискует сесть на мель. Что же касалось возможности вывести его из бассейна, то о ней и речи быть не могло, ввиду того, что судно стояло над глубокой впадиной дна, где воды было на шесть-восемь футов больше, чем повсюду. Установив все эти факты, Марк отправился пешком, с ружьем за спиной, осматривать свои новые владения, так значительно увеличившие его территорию.
Прежде всего он направился к западной части острова, где, как ему казалось, тянувшиеся в этом направлении мели и рифы стали слитной, нераздельной частью его. Дойдя до одной из этих песчаных отмелей, он заметил, что по песку бежит небольшая струя воды, вытекавшая, по-видимому, из-под лавовых слоев кратера. Марк вздумал попробовать ее на вкус и, зачерпнув воду рукой, поднес ее к своим губам. Какова же была его радость и удивление, когда вода оказалась не только пресной, но и чрезвычайно вкусной. Так вот он, этот ключ живой, о котором он так часто вздыхал! И как неожиданно Небо даровало его ему! Скупец, нашедший слиток золота в земле, не испытал бы радости, подобной той, какую испытал молодой моряк при этом своем открытии. Марк тотчас вырыл небольшое углубление и обложил его камнем. Не прошло и десяти минут, как ямка наполнилась чистой и светлой водой самого приятного вкуса. Марк положительно не мог оторваться от этого божественного напитка, но пить его слишком много было опасно для здоровья, и, сделав над собою усилие, он решил продолжать свой путь.
Дойдя до самой узкой и выдающейся части Рифа, лежавшей ближе всего к соседним утесам, Марк убедился, что предположение его было ошибочно. Риф остался по-прежнему островом, хотя пролив, отделявший его от утесов, не имел и двадцати футов ширины, но, наверное, был вдвое глубже. Вернуться к верфи, захватить там подходящую доску, перекинуть ее через пролив и с помощью этого импровизированного моста перебраться в свои новые владения было делом нескольких минут. В углублениях утесов он нашел множество рыбы, выброшенной на берег морем. Кроме того, он сделал еще одно, несравненно более важное открытие: вблизи моста он нашел второй родник, гораздо более обильный. Этот родник давал начало ручью или, вернее, речке, орошавшей целую отмель на протяжении двадцати акров (около семи русских десятин). Встретив на своем пути значительной величины бассейн, этот ручей, или река, образовал небольшое озеро, а весь избыток вод нес затем уже прямо в море. Обрадованный Марк не захотел быть эгоистом; он еще раз вернулся на Риф за своим стадом; дойдя до моста, он перебросил с берега на берег другую доску, захваченную по дороге с той же верфи, и перевел по этим двум доскам все свое стадо. И птицы, и четвероногие так знали голос Марка, что даже утки слушались его; о козочке и говорить не стоит, — та бегала за ним, как собачонка, и была счастлива, когда ей разрешалось сопровождать его в прогулках. Оставив всех своих животных наслаждаться нежданными благами, посланными Небом, Марк приступил к более серьезной части своей экскурсии, которая продолжалась целый день. Пока Марк отошел всего лишь на две мили от своего жилья, если считать по прямой линии, но если принять в соображение, сколько ему пришлось обходить стороною встречавшиеся на его пути значительной величины озера морской воды, то он, без всякого сомнения, сделал уже добрых четыре мили. Эти озера часто имели более мили в окружности и отличались причудливыми контурами берегов, но вскоре все они должны были бесследно испариться под непосредственным влиянием палящих лучей солнца. Марк шел теперь вдоль узкого длинного канала, впадавшего в пролив, который омывал весь кратер. Достигнув предела, заранее намеченного им для этой первой прогулки, молодой человек поднялся на вершину одного утеса, который возвышался футов на сто над морем. Отсюда открывался обширный обзор, и Марк невольно обратил свой взор на океан, который был ему теперь прекрасно виден на расстоянии нескольких миль на северо-восток.
Далее к западу виднелось множество водных пространств различной величины: бухт, заливов и проливов, весьма излучистых и живописных по своим очертаниям. И это множество внезапно и повсеместно образовавшихся кратковременных речек, озер и ручейков сильно затрудняло наблюдение: на известном расстоянии весьма и весьма трудно было отличить проточные воды от вод стоячих, или, что то же самое, постоянные от временных. Но самое интересное и привлекательное зрелище ожидало Марка в южной части горизонта. Туманная завеса, скрывавшая до настоящего момента всю эту часть горизонта, стала теперь постепенно приподниматься; стройный столб дыма, как бы выходивший прямо из воды, продолжал медленно и плавно выходить кверху, где упирался в густое облако, подобно шатру нависшее над этим местом. Вначале Марк мог различить лишь темную бесформенную массу. Когда же туман понемногу начал рассеиваться, он ясно увидел перед собою гигантскую, сильно изрытую скалу, имевшую не менее тысячи футов вышины и занимавшую пространство около одной мили. Это новое доказательство могущества великих сил природы вдруг наполнило душу молодого моряка благоговением и вместе умилением перед Всесильным, Всемогущим Божеством, которое могло и создавать, и рушить в одно мгновение единым мановением своей руки.
Не следовало ли ему, в самом деле, от всей души благодарить Творца за то, что Он, по своей благости, направил эти просившиеся наружу грозные подземные силы в иную сторону и дал им выход вдали от Рифа? То расстояние, которое разделяло этот новый кратер от потухшего кратера на Рифе, Марк определил приблизительно в пятнадцать или двадцать миль — но, в сущности, оно равнялось полным пятидесяти милям. Невдалеке от той скалы густой тяжелый темный дым все продолжал спиралью подыматься к небу; но иногда Марку казалось, и он был в том почти уверен, что видит перед собой огромный кратер нового вулкана в той части океана.
Налюбовавшись вволю на происшедшие повсюду перемены, Марк наконец спустился со своего утеса и тронулся в обратный путь той же дорогой.
ГЛАВА XII
Я изгоняю из моего государства черную измену, интриги, кинжалы, мушкеты, пушки; щедрая на дары природа дает их моему простодушному народу, не заботясь об их отделке
«Буря»
В продолжение десяти последующих дней Марк Вульстон занялся изучением и исследованием своих новых владений.
Переправившись через пролив, омывавший остров кратера и названный Марком Браслет, наш приятель добрался до той лавовой стены, которая заграждала бассейн, избранный для стоянки «Ранкокуса». Отсюда Марк отправился пешком вдоль тех самых утесов, между которыми он еще так недавно плавал на «Бриджит». Впрочем, тот узкий проход, через который Марку некогда удалось провести «Ранкокус», существовал еще и теперь, но буйки, обозначавшие это роковое место, были теперь на суше, на двух торчавших над водою небольших утесах.
Два дня подряд Марк продолжал подвигаться вперед все в том же направлении. И здесь изменения рельефа носили тот же характер чередующихся между собою водяных пространств, песчаных мелей и зубчатых гребней скал.
На пятые сутки Марк снова предпринял маленькое путешествие на своей «Бриджит». Выйдя из Браслета через узенький проход, он вошел в небольшой пролив, направлявшийся прямо на северо-восток. Пролив этот, шириною около полумили, имел на всем своем протяжении достаточно глубины, чтобы поднять даже большое судно. И не было ничего невозможного в том. что какое-нибудь из проходивших мимо судов могло зайти этим путем на
Риф. Нет нужды говорить, что на подобное счастье было, конечно, мало надежды; но бедный Марк охотно ухватился за эту мысль и находил в ней для себя большое утешение и самый пролив этот назвал каналом Доброй Надежды. В трех милях от кратера канал раздваивался: один из рукавов его шел к северу, а другой уходил куда-то вдаль, теряясь в юго-восточном направлении. Чтобы воспользоваться благоприятным ветром, Марк избрал последний путь.
Проплыв по каналу некоторое время, он вошел в другой канал, ведший на северо-восток. Этот канал имел значительную глубину и при входе достигал более полумили ширины; затем он немного сужался и потом вливался в овальной формы бассейн, диаметр которого равнялся целой миле. Этот бассейн был огражден с восточной стороны как бы поясом, состоящим из гряды непрерывных скал, местами достигавших высоты в двадцать футов и более. Дно его было совершенно чистое, песчаное, а лот почти повсюду показывал глубину в двадцать брасов5.
Это был прекраснейший природный порт, и, право, руки человека едва ли бы могли создать что-либо лучшее и более удобное, чем этот самобытный закрытый рейд.
Марк плавал уже более часа в Овальной Гавани, как он мысленно назвал этот порт, когда заметил, наконец, что зеркальная гладь этих покойных вод кое-где слегка рябится чуть приметной зыбью, идущей от северо-восточной стороны бассейна. Марк тотчас же направил свое судно в ту сторону, откуда шла зыбь, и убедился, что там, в одном месте, скалы расступились, как бы нарочно для того, чтобы оставить здесь удобный выход. Ветер был попутный, и Марк, войдя в проход, вдруг очутился, сам того не ожидая, в открытом море. Он это понял, почувствовав тотчас же. что «Бриджит» качается на мерных сильных волнах океана. Проплыв еще немного, Марк очутился в полумиле на ветре у бесконечной каменной гряды. Поставив «Бриджит» в дрейф, Марк бросил лот, но и на сорока брасах он не достал дна. Везде под ветром виднелись рифы, скалы, мели, тогда как
Определить в точности протяжение канала, ведшего от кратера в Овальную Гавань, было довольно трудно. Но, судя по времени, которое пришлось затратить на этот путь, Марк полагал его длину миль в двадцать пять.
«Бриджит» уже более часа находилась в открытом океане; между тем ветер начал свежеть, и Марк стал подумывать о возвращении на Риф. К сожалению, он не позаботился запомнить на берегу какие-нибудь приметные точки, по которым можно было найти тот путь, которым он шел сюда. Ему это казалось совершенно лишним. Но вышло иначе — тот выход из бассейна, которым «Бриджит» прошла в океан, снаружи был замаскирован скалами. Ему не оставалось теперь ничего другого, как только попытаться найти то место, где эта бесконечная цепь рифов прерывалась и открывала доступ к архипелагу. Подойдя к берегу насколько можно ближе, он все-таки нигде не мог найти желанного прохода; более часа он искал его в различных направлениях, но поиски его остались безуспешны. Провести ночь в открытом море да еще на ветре столь неприветливых берегов не представляло ничего приятного для Марка, и он решил идти на север, покуда не наткнется там на какой-нибудь другой проход.
В течение целых четырех часов «Бриджит», не останавливаясь, шла на север, вдоль бесконечной каменной гряды; угрюмое однообразие этих скал нарушалось лишь бурной белой пеной ударявшихся о них морских волн. Но и на всем этом громадном протяжении Марк не нашел не только прохода, но даже и такого места, где скалы расступались бы настолько, чтобы среди них могла укрыться хоть самая простая лодка. За это время, по расчету Марка, «Бриджит'« прошла не менее тридцати миль; сообразуясь с этим, он мог определить до некоторой степени величину своих владений. Часов около пяти вечера Марк наконец достиг небольшого мыса, или косы, вслед за которым берег вдруг круто заворачивал на запад. Марку стало ясно, что он достиг северной границы этой подводной группы вулканических гор. Мыс этот наш моряк назвал Кап-Норд-Эстом, или Северо-Восточным мысом, и, обогнув его, пошел на запад, держась как можно ближе к берегам.
Было уже слишком поздно, чтобы еще думать о возможности сегодня же вернуться на Риф; к тому же отважиться идти впотьмах этими вовсе незнакомыми еще ему проливами, каналами и рукавами было бы непростительным безумием; поэтому Марк счел за лучшее, выбрав небольшую бухту, стать в ней на якорь и переночевать, чтобы поутру как можно раньше отправиться в обратный путь.