Купер Джеймс Фенимор. «Морская волшебница», или Бороздящий Океаны

   — Я знал, что Алида с ее благородным сердцем не могла поступить иначе! — воскликнул в восхищении Ладлоу, поднося руку вспыхнувшей девушки к губам. — Потеряв состояние, она стала от этого только богаче, раскрыв сокровища своей души.
   — Молчите! — перебил его олдермен. — К чему говорить о каких-то потерях. Все, чего требует справедливость, мы, разумеется, сделаем, но нашей колонии вовсе не обязательно знать, какое приданое дается за невестой.
   — Утрата состояния вызовет множество толков, — возразил контрабандист. — Но вот в этих мешках золото. Приданое моей подопечной готово, стоит ей только сделать выбор.
   — Счастье и благоразумие! — воскликнул олдермен. — Это вновь доказывает твою похвальную предусмотрительность, сэр Бороздящий Океаны, и, каково бы ни было мнение экспертов казначейства о твоей кредитоспособности и исправности в платежах, я убежден, что даже в самом Английском банке можно найти людей, менее достойных доверия! Надеюсь, девушка имеет на эти деньги законное право как на наследство от деда?
   — Разумеется.
   — Мне кажется, сейчас самый подходящий случай, чтобы откровенно высказать то, что глубоко меня волнует и будет весьма уместно в столь счастливую минуту. Если не ошибаюсь, Олофф ван Стаатс, вы, разобравшись в своих чувствах к старому другу, решили, что узы более тесные, нежели те, которые связывали нас до сих пор, принесут вам счастье.
   — Признаться, холодность красавицы Барбери заставила и меня сильно охладеть к ней, — коротко отвечал владелец Киндерхука, который редко говорил более того, что требовали обстоятельства.
   — Однако, сэр, я слышал, что за две недели, проведенные вместе с моей дочерью, вы полюбили эту девушку, которая унаследовала свою красоту от матери, а состояние — от деда благодаря честности этого верного и храброго моряка.
   — Если я стану членом вашей семьи, олдермен ван Беверут, то счастливее меня не будет человека на свете.
   — Эудора, дитя мое, этот человек — мой лучший друг, я бы очень хотел, чтобы ты его полюбила. Вы не чужие друг другу, и все же, чтобы ты могла все хорошенько обдумать, вы проведете месяц здесь, на вилле, и ты сможешь спокойно, не торопясь сделать выбор…
   Дочь его, чье выразительное лицо то покрывалось румянцем, то бледнело, как вечернее небо Италии, хранила молчание.
   — Вы так искусно сорвали завесу, скрывавшую тайну, которая, правда, уже не доставляла мне страданий, — вмешался Ладлоу, обращаясь к контрабандисту. — Не можете ли вы теперь объяснить нам, откуда взялось письмо?
   Темные глаза Эудоры заблестели. Она взглянула на Бороздящего Океаны и звонко рассмеялась.
   — Это еще одна женская уловка из тех, что были пущены в ход у меня на бригантине. Расчет был прост: молодой капитан крейсера не сможет так бдительно следить за нами, если будет ломать себе голову, стараясь отгадать, кто написал письмо.
   — Вы прибегали к такой уловке и раньше?
   — Признаться, да. Но время не ждет. Через несколько минут начнется отлив, и выйти из бухты будет невозможно. Эудора, мы должны решить судьбу этого ребенка. Уйдет ли он снова в океан или останется жить на берегу?
   — Кто этот мальчик и откуда он? — сурово спросил олдермен.
   — Он дорог нам обоим, — отвечал контрабандист. — Его отец был моим ближайшим другом, а мать в детстве воспитывала Эудору. До сих пор мы заботились о нем оба, теперь же он должен выбрать между нами.
   — Он не покинет меня! — живо перебила его Эудора. — Ты мой приемный сын, Зефир, и лучше меня никто не сможет руководить твоим юным умом. Тебе нужна женская нежность. Скажи, Зефир, ведь ты меня не покинешь?
   — Пусть мальчик сам решит свою участь. Я верю в судьбу — по крайней мере, она всегда милостива к контрабандистам.
   — Что ж, пусть решает. Останешься ли ты здесь, на просторе этих приветливых полей, где можно бродить среди вон тех красивых, сладко пахнущих цветов, или вернешься в океан, где вокруг лишь унылая пустота?
   Мальчик задумчиво взглянул в ее встревоженные глаза, потом остановил нерешительный взгляд на спокойном лице контрабандиста.
   — Мы уйдем в море, — сказал он. — А когда снова вернемся, то привезем тебе, Эудора, много всяких диковин!
   — Но как знать, вдруг ты никогда больше не вернешься на землю твоих родителей. Вспомни, как ужасен океан в своем гневе и как часто бригантине грозила гибель!
   — Ну, это всего только женские страхи! Мне доводилось бывать в шквал на брам-рее, и я ни капельки не боялся.
   — Ах, ты еще дитя и ничего не понимаешь! Но взрослые хорошо знают, что жизнь моряка полна смертельных опасностей. Ты был на Средиземном море во время шторма и видел силу стихий!
   — Да, я штормовал вместе с бригантиной, а взгляните — она как игрушка и выдержала трепку как ни в чем не бывало!
   — Но ведь вчера ты сам видел, как мы плыли далеко от берега на утлом, непрочном плоту, который вот-вот грозил потонуть!
   — Но плот не потонул, и вы живы, а не то я бы горько плакал, Эудора.
   — Ты объездишь все страны и увидишь еще много прекрасного — реки и горы, пещеры и леса. Здесь столько разнообразия, а на океане нет ничего, кроме волн.
   — Право, Эудора, у тебя очень плохая память! Здесь куда ни глянь — всюду Америка. Вот эта гора — Америка; вон тот берег залива — Америка, и место, где вы вчера стояли на якоре, — тоже Америка. А мы вот уйдем в океан и пристанем уже к берегам Англии, или Голландии, или Африки; с попутным ветром мы можем за один день пройти мимо двух или трех стран.
   — Ты побываешь и там, легкомысленное дитя. А если сейчас Ты не послушаешься меня, вся твоя жизнь будет полна опасностей!
   — Прощай, Эудора! — сказал мальчуган и потянулся к ней, чтобы ее поцеловать.
   — Прощай же, Эудора, — раздался суровый и печальный голос контрабандиста. — Медлить больше нельзя, мои люди уже проявляют нетерпение. Если судьба не приведет меня больше к этим берегам, не забывай тех, с которыми ты так долго делила радость и горе!
   — Нет, нет, постой!.. Не покидай нас так быстро! Оставь мне мальчика… оставь хоть какую-нибудь память о прошлом кроме этой боли!
   — Час пробил. Ветер свежеет, а с этим шутить нельзя. Для твоего же счастья лучше, если никто не узнает о бригантина. А ведь если мы останемся, не пройдет и нескольких часов, как сотни любопытных из города будут глазеть на нас.
   — Что мне до них! Ты не можешь… не можешь покинут меня вот так!
   — Я бы с радостью остался с тобой, Эудора, но дом моряка — это его судно. И так слишком много драгоценного времени потеряно. Еще раз — прощай!
   Девушка в отчаянии озиралась вокруг. Казалось, он быстрым, торопливым взглядом своих темных глаз хотела разом окинуть все, что есть на земле прекрасного.
   — Куда ты поплывешь? — спросила она, понизив голос почти до шепота. — Куда поплывешь и когда вернешься?
   — Я плыву туда, куда ведет меня моя счастливая звезда. Быть может, я не вернусь долго, быть может — никогда! Прощай же, Эудора… Будь счастлива среди друзей, которых тебе дала судьба!
   Глаза девушки, вся жизнь которой прошла на море, заблестели еще ярче и тревожнее. Она схватила руку контрабандиста обеими руками и невольно стиснула ее изо всех сил. Потом она широко раскрыла объятия и порывисто прижала к себе неподвижного моряка.
   — Мы поплывем вместе! Я твоя и ничья больше!
   — Ты сама не понимаешь, что говоришь, Эудора! — произнес Бороздящий Океаны, тяжело дыша. — У тебя здесь отец… подруга… муж…
   — Нет, нет! — воскликнула обезумевшая девушка, махнув рукой в сторону Алиды и Олоффа, который сделал к ней несколько шагов, словно спешил спасти ее из пропасти. — Я твоя, твоя!
   Контрабандист высвободился из ее судорожных объятий и сильной рукой держал девушку, отстранив ее от себя, а сам пытался совладать с бурей страсти, бушевавшей в его душе.
   — Подумай, подумай еще, — сказал он. — Ты хочешь разделить судьбу отверженного, которого преследует закон, которого гонят и презирают люди!
   — Я твоя, твоя!
   — Корабль будет твоим домом, бурный океан — твоим миром!
   — Твой мир — это мой мир! Твой дом — мой дом! Твоя опасность — моя!
   Из груди контрабандиста вырвался ликующий возглас.
   — Ты моя! — воскликнул он. — Перед такими узами бледнеют права отца! Олдермен, прощай! Я буду обращаться с твоей дочерью лучше, чем ты поступил с дочерью моего благодетеля!
   Легко, как перышко, он подхватил Эудору на руки и, прежде чем Ладлоу и Олофф ван Стаатс успели помешать ему, перенес ее в шлюпку. В тот же миг шлюпка отчалила вместе с храбрым мальчуганом, который от радости подбрасывал шляпу в воздух. Бригантина, словно поняв, что произошло, стремительно развернулась, и, прежде чем люди на берегу опомнились от удивления, шлюпка уже висела на талях. Контрабандист появился на полуюте. Одной рукой он обнимал Эудору, другой махал онемевшим от неожиданности людям на берегу, а девушка, все еще не пришедшая в себя, едва могла прошептать прощальные слова, обращенные к Алиде и отцу. Бригантина выскользнула из бухты и заплясала на волнах прибоя. Потом, забрав всеми своими парусами ветер, дувший с юга, и слегка изогнув под его напором свой красивый и стройный рангоут, бригантина понеслась прочь, оставляя за собой пенящийся след.
   День уже клонился к вечеру, когда Алида и Ладлоу ушли с лужайки перед виллой. Еще час им был виден темный корпус бригантины, над которым белело облако парусов. Но вот низкий корпус скрылся из виду, а там и паруса один за другим исчезали вдали, и наконец на горизонте осталось лишь блестящее белое пятнышко. Оно помаячило там с минуту, а затем растаяло в воздухе.
 
   Свадьба Ладлоу и Алиды была слегка омрачена грустью. Обоих глубоко заботила судьба уплывших на бригантине; одна питала к ним нежную любовь, другой — уважение, которое ему подсказывали чувства моряка.
   Прошли годы, и не один месяц провели они на вилле, бросая тысячи тревожных взглядов на океан. В начале лета Алида каждое утро, проснувшись, спешила к окнам своего флигеля в надежде увидеть в бухте бригантину, стоящую на якоре. Но тщетно. Бригантина так и не вернулась; и хотя оскорбленный и раздосадованный олдермен тайно предпринял тщательные розыски по всему американскому побережью, он никогда больше не слышал ни о Бороздящем Океаны, ни о его несравненной «Морской волшебнице».