Страница:
Можно вспомнить и слова Христа, обращённые к Израилю: Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели! Се, оставляется вам дом ваш пуст (Мф. 23, 37). Повзрослевший и обнаглевший подкидыш разрывает с Тем, Кто его взрастил…
Итак, религия Завета навязывается Израилю, а не творится им. Это видно не только из того, что говорят те или иные библейские тексты. Ещё более это заметно из их умолчаний. Для народно-языческой религии две темы важнее всего: рассказы о звёздах и повествования о посмертии. Но на месте этих сюжетов в Библии — зияющие лакуны…
О ЧЕМ МОЛЧИТ ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
ТРУД ПЕДАГОГА
КТО МОЖЕТ НЕ ИДТИ НА ВОЙНУ?
РАДИ ЧЕГО ВЕДЁТСЯ ВОЙНА?
Итак, религия Завета навязывается Израилю, а не творится им. Это видно не только из того, что говорят те или иные библейские тексты. Ещё более это заметно из их умолчаний. Для народно-языческой религии две темы важнее всего: рассказы о звёздах и повествования о посмертии. Но на месте этих сюжетов в Библии — зияющие лакуны…
О ЧЕМ МОЛЧИТ ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
«Об астрономии так мало говорится в Библии, что даже ни разу не названы все планеты», — подметил ещё Галилей[182]. Совершенно сознательно в Шестодневе Моисея солнце и луна не именуются. Зная языческую традицию («боги — это те самые Солнце и луна и планеты и неподвижные звезды» Цицерон. О природе богов 2,80), Моисей просто говорит «светило большое» и «светило малое», избегая слов «солнце» и «луна». Тем самым он профанирует языческие святыни. Солнце отныне просто солнце, а не Ра, и луна есть просто луна, а не Астарта-Селена-Танит-Иштар-Инанна-Сома[183]. На современном языке он мог бы сказать: «А ещё Бог создал две системы освещения: одну основную, а вторую аварийную». И результат был бы тот же: кланяться лампочкам, подвешенным над нашими головами, как гласит инструкция, ради помощи нам — уже нет желания.
Светила уже не планетарные боги. Они поставлены на службу земле. — «Дабы ты, взглянув на небо, и увидев солнце, луну и звезды, и все воинство небесное, не прельстился и не поклонился им и не служил им» (Втор. 4,19). Оттого в Библии отсутствуют звёздные мифы.
Библия расколдовывает мир, освобождает человека от астролатрии, пленения звёздами. «Ахуру чтим и Мазду, луне и звёздам молимся» — бормотали язычники[184]. А пророки возражали: «Солнце и луна, и звезды, будучи светлы и посылаемы ради потребности, благопослушны… Почему же можно подумать или сказать, что они боги, когда они не сильны ни суда рассудить, ни добра сделать людям? Итак, зная, что они не боги, не бойтесь их» (Послание Иеремии, 59-64)[185].
Ещё более разительна вторая библейская лакуна.
Повсюду развитые религии, религии, которые обрели нравственное измерение (а к числу таковых даже с самой что ни на есть «объективно-религиоведческой» точки зрения принадлежит и религия Древнего Израиля, религия Пророков), говорят о том, что человека за пределами этой жизни ждёт воздаяние: злом за содеянное им зло и добром за сотворённое благо. Религии весьма по-разному определяют, что благо и что худо для последующей судьбы души. У разных религий вполне разные ответы на вопрос, что именно в человеке может войти в будущее. Весьма различны и представления о том, какой будет эта грядущая, подлинная реальность. Религии могут по-разному представлять себе вообще эту будущую жизнь (растворение в Абсолюте, вхождение в Нирвану, лучшее перевоплощение, жизнь в мире богов и предков, телесное воскрешение и т. п.). Но все они говорят: то, что ты начал на земле, продолжится в будущем.
Так говорят все развитые религии, но не религия Ветхого Завета. Эта религия ничего не говорит своим адептам о выживании человека (его души, «атмана» и т. п.) после смерти тела.
Ветхозаветные книги не содержат обещания посмертной награды, не ожидают рая. Вспомни, что жизнь моя дуновение, что око моё не возвратится видеть доброе. Не увидит меня око видевшего меня; очи Твои на меня, — и нет меня. Редеет облако, и уходит; так нисшедший в преисподнюю не выйдет, не возвратится более в дом свой, и место его не будет уже знать его. Не буду же я удерживать уст моих; буду говорить в стеснении духа моего; буду жаловаться в горести души моей (Иов. 7, 7-11). Смерть в восприятии ветхозаветных авторов — не освобождение от тела и не шаг к воссоединению с Божественным Духом. Здесь, на земле, можно говорить с Богом. Смерть же есть та бездна, в которую даже взгляд Бога не опускается, и то пространство, которое не охватывается Божией памятью и Божиим Промыслом. Бог не может заботиться о том, чего нет…
Человеческое религиозное мышление естественно творит свои представления о грядущей судьбе человека. Цель любой религии — преодоление смерти. Именно это, а не вопрос о происхождении мироздания — главное, что интересует более всего любого человека в религии: «Господи, как мне умирать будет?».
Здесь же — средоточие египетской мудрости. Таинство погребения и мистерия «отверзения уст» усопшему, секреты бальзамирования и пирамид, советы по оправданию на загробных судах и предолению мытарств — вот где билось сердце египетской религии. Израиль в минуту своего исторического рождения выходит из Египта, выносит оттуда египетские богатства… Сам Моисей был научен «всей мудрости Египетской» (Деян. 7,22). Но именно из этой, танатологической[186] египетской сокровищницы евреи не взяли ничего. Ни одного погребального обряда, ни одной заупокойной молитвы нет на страницах Ветхого Завета. Только очень жёсткая цензура могла порвать вековое влияние Египта на мысль и верования евреев. Этот разрыв несомненно состоялся. Значит, и цензура была жёсткой, а перевоспитание суровым и систематическим. Народу не позволили создать свою мифологию.
Интерес к «космографии» и к посмертию, столь естественный и столь страстный у оккультистов всех времён, не был поощрён Библией. Естественные, слишком естественные порывы мифотворчества сдерживаются уздой Закона и огнём пророческих речей.
Молчание Слова Божия о посмертии страшит людей Ветхого Завета. Им хотелось бы иначе думать о смерти — но Откровение, получаемое ими, не согласно с чаяниями человеческого сердца и молчит о том, что хотелось бы услышать человеку[187]…
Я не случайно упомянул об Откровении. В том религиоведческом факте, что Ветхий Завет не отвечает на самые естественные вопросы человеческого разума и сердца, я вижу подтверждение его нечеловеческого, сверхъестественного происхождения.
Наконец, третий аргумент в пользу не-естественного происхождения религии Израиля даёт история этого народа. Слишком уж поразительная разница между тем, во что и как верили евреи во времена пророков, и тем, во что превратился иудаизм после отвержения им Нового Завета. Все то, что было запрещено Ветхим Заветом, есть в Каббале — магия и оккультизм, астрология и отрицание Единого Личного Бога Творца[188]. Даже языческая доктрина переселения душ в опустевшем доме Израиля прописалась одна из первых. Когда Израиль не принял Новый Завет, и остался в пустом доме, когда «старшие ушли» (ушли пророки и ушла Благодать Божия) — он наконец вполне предался желаниям своего сердца и создал себе ту религию, которую мешали ему сотворить пророки. Он создал религию самообожествления [189]. Он создал Каббалу.
В том, что Израиль увлёкся магией — в этом нет ничего странного. «Побыстрее, покрупнее и подешевле» — с этими привычными базарными требованиями любой народ переступает границу мира духов. С точки зрения истории религии странно было, что в истории Израиля это увлечение проявилось так поздно, а до того более тысячи лет Древний Израиль смог прожить с религией, которая — в отличие от язычествующих соседей — ничего не знала о «божественных браках»[190], не слагала мифов о происхождении созвездий и планет[191], не поклонялась звёздам и духам, не свершала культ предков, не молилась богине богатства и божествам загробного мира. Но «ставши на широкий путь ничем не стесняемого творчества, еврейский народ в своей старости взялся за сказки, которые другие народы любили слушать в своей молодости»[192].
В общем, пока Промысл Божий хранил и направлял религиозную жизнь Израиля, она была полна странностей.
Но было бы наивно ожидать, что народы, не слышавшие прямого гласа Божия, вдруг воспримут эту странную религию недавно невесть откуда взявшихся кочевников-евреев. Нет, не к миссионерству призван Израиль. Да и сам он ещё не вполне понимает, кто он, и зачем Бог так требовательно разговаривает с ним. Он ещё не знает того будущего, ради которого он создан, того будущего, ниточки которого рукой Промысла ткутся в истории еврейских патриархов. «Первенцу» ещё надо расти. И ему самому ещё не вполне ясно — что именно он должен подарить миру. Так что сначала Израиль должен просто выжить.
Светила уже не планетарные боги. Они поставлены на службу земле. — «Дабы ты, взглянув на небо, и увидев солнце, луну и звезды, и все воинство небесное, не прельстился и не поклонился им и не служил им» (Втор. 4,19). Оттого в Библии отсутствуют звёздные мифы.
Библия расколдовывает мир, освобождает человека от астролатрии, пленения звёздами. «Ахуру чтим и Мазду, луне и звёздам молимся» — бормотали язычники[184]. А пророки возражали: «Солнце и луна, и звезды, будучи светлы и посылаемы ради потребности, благопослушны… Почему же можно подумать или сказать, что они боги, когда они не сильны ни суда рассудить, ни добра сделать людям? Итак, зная, что они не боги, не бойтесь их» (Послание Иеремии, 59-64)[185].
Ещё более разительна вторая библейская лакуна.
Повсюду развитые религии, религии, которые обрели нравственное измерение (а к числу таковых даже с самой что ни на есть «объективно-религиоведческой» точки зрения принадлежит и религия Древнего Израиля, религия Пророков), говорят о том, что человека за пределами этой жизни ждёт воздаяние: злом за содеянное им зло и добром за сотворённое благо. Религии весьма по-разному определяют, что благо и что худо для последующей судьбы души. У разных религий вполне разные ответы на вопрос, что именно в человеке может войти в будущее. Весьма различны и представления о том, какой будет эта грядущая, подлинная реальность. Религии могут по-разному представлять себе вообще эту будущую жизнь (растворение в Абсолюте, вхождение в Нирвану, лучшее перевоплощение, жизнь в мире богов и предков, телесное воскрешение и т. п.). Но все они говорят: то, что ты начал на земле, продолжится в будущем.
Так говорят все развитые религии, но не религия Ветхого Завета. Эта религия ничего не говорит своим адептам о выживании человека (его души, «атмана» и т. п.) после смерти тела.
Ветхозаветные книги не содержат обещания посмертной награды, не ожидают рая. Вспомни, что жизнь моя дуновение, что око моё не возвратится видеть доброе. Не увидит меня око видевшего меня; очи Твои на меня, — и нет меня. Редеет облако, и уходит; так нисшедший в преисподнюю не выйдет, не возвратится более в дом свой, и место его не будет уже знать его. Не буду же я удерживать уст моих; буду говорить в стеснении духа моего; буду жаловаться в горести души моей (Иов. 7, 7-11). Смерть в восприятии ветхозаветных авторов — не освобождение от тела и не шаг к воссоединению с Божественным Духом. Здесь, на земле, можно говорить с Богом. Смерть же есть та бездна, в которую даже взгляд Бога не опускается, и то пространство, которое не охватывается Божией памятью и Божиим Промыслом. Бог не может заботиться о том, чего нет…
Человеческое религиозное мышление естественно творит свои представления о грядущей судьбе человека. Цель любой религии — преодоление смерти. Именно это, а не вопрос о происхождении мироздания — главное, что интересует более всего любого человека в религии: «Господи, как мне умирать будет?».
Здесь же — средоточие египетской мудрости. Таинство погребения и мистерия «отверзения уст» усопшему, секреты бальзамирования и пирамид, советы по оправданию на загробных судах и предолению мытарств — вот где билось сердце египетской религии. Израиль в минуту своего исторического рождения выходит из Египта, выносит оттуда египетские богатства… Сам Моисей был научен «всей мудрости Египетской» (Деян. 7,22). Но именно из этой, танатологической[186] египетской сокровищницы евреи не взяли ничего. Ни одного погребального обряда, ни одной заупокойной молитвы нет на страницах Ветхого Завета. Только очень жёсткая цензура могла порвать вековое влияние Египта на мысль и верования евреев. Этот разрыв несомненно состоялся. Значит, и цензура была жёсткой, а перевоспитание суровым и систематическим. Народу не позволили создать свою мифологию.
Интерес к «космографии» и к посмертию, столь естественный и столь страстный у оккультистов всех времён, не был поощрён Библией. Естественные, слишком естественные порывы мифотворчества сдерживаются уздой Закона и огнём пророческих речей.
Молчание Слова Божия о посмертии страшит людей Ветхого Завета. Им хотелось бы иначе думать о смерти — но Откровение, получаемое ими, не согласно с чаяниями человеческого сердца и молчит о том, что хотелось бы услышать человеку[187]…
Я не случайно упомянул об Откровении. В том религиоведческом факте, что Ветхий Завет не отвечает на самые естественные вопросы человеческого разума и сердца, я вижу подтверждение его нечеловеческого, сверхъестественного происхождения.
Наконец, третий аргумент в пользу не-естественного происхождения религии Израиля даёт история этого народа. Слишком уж поразительная разница между тем, во что и как верили евреи во времена пророков, и тем, во что превратился иудаизм после отвержения им Нового Завета. Все то, что было запрещено Ветхим Заветом, есть в Каббале — магия и оккультизм, астрология и отрицание Единого Личного Бога Творца[188]. Даже языческая доктрина переселения душ в опустевшем доме Израиля прописалась одна из первых. Когда Израиль не принял Новый Завет, и остался в пустом доме, когда «старшие ушли» (ушли пророки и ушла Благодать Божия) — он наконец вполне предался желаниям своего сердца и создал себе ту религию, которую мешали ему сотворить пророки. Он создал религию самообожествления [189]. Он создал Каббалу.
В том, что Израиль увлёкся магией — в этом нет ничего странного. «Побыстрее, покрупнее и подешевле» — с этими привычными базарными требованиями любой народ переступает границу мира духов. С точки зрения истории религии странно было, что в истории Израиля это увлечение проявилось так поздно, а до того более тысячи лет Древний Израиль смог прожить с религией, которая — в отличие от язычествующих соседей — ничего не знала о «божественных браках»[190], не слагала мифов о происхождении созвездий и планет[191], не поклонялась звёздам и духам, не свершала культ предков, не молилась богине богатства и божествам загробного мира. Но «ставши на широкий путь ничем не стесняемого творчества, еврейский народ в своей старости взялся за сказки, которые другие народы любили слушать в своей молодости»[192].
В общем, пока Промысл Божий хранил и направлял религиозную жизнь Израиля, она была полна странностей.
Но было бы наивно ожидать, что народы, не слышавшие прямого гласа Божия, вдруг воспримут эту странную религию недавно невесть откуда взявшихся кочевников-евреев. Нет, не к миссионерству призван Израиль. Да и сам он ещё не вполне понимает, кто он, и зачем Бог так требовательно разговаривает с ним. Он ещё не знает того будущего, ради которого он создан, того будущего, ниточки которого рукой Промысла ткутся в истории еврейских патриархов. «Первенцу» ещё надо расти. И ему самому ещё не вполне ясно — что именно он должен подарить миру. Так что сначала Израиль должен просто выжить.
ТРУД ПЕДАГОГА
А чтобы болезней роста у него было поменьше — ему даётся строгий «дядька». Апостол Павел говорит, что еврейский ветхозаветный закон — это “детоводитель ко Христу” (Гал.3,24). Это странное слово, присутствующее далеко не в каждом словаре русского языка, становится понятнее, если вспомнить его греческую основу. В греческом тексте апостола Павла стоит слово paedagwgoV. Но было бы ошибочно перевести его современным русским словом «педагог». Если в современном русском языке педагог означает учитель, то в античном мире это было не совсем так. Педагогом назывался раб, служение которого состояло в том, чтобы отвести мальчика от дома до гимназии, следя при этом, чтобы тот не шалил, не тратил силы и внимание попусту. Педагог смотрит за тем, чтобы ребёнок дошёл до класса в таком состоянии, чтобы смог слушать и слышать рассказ учителя. Сам же педагог — не учитель. Он — поводырь, именно дядька, смотрящий за мальцом и замолкающий, когда в классную комнату наконец-то входит господин учитель.
Так вот, еврейский закон — не столько учит, сколько предостерегает. Не случайно среди 613 заповедей Пятикнижия (Торы) 365 запретов и 248 повелений. Число негативных повелений, предостережений, гораздо больше, чем число позитивных заповедей, предписаний. Учитель придёт потом. Учитель уже знает по горькому опыту, что яркая мишура колдовства и магизма отвлекает детей, прельщает их и не позволяет им собрать своё внимание и сосредоточиться на том, что говорится Учителем. Знает Учитель и о том, что дети доверительнее слушают рассказы детей же. Поэтому Он берет одного ребёнка на воспитание. Берет подкидыша, найдёныша (Иез. 16,4-6).
Израиль, некогда созданный Богом чрез Авраама, оказавшись затем в египетском рабстве, забыл себя, забыл и о своём назначении, и о Боге. Но Бог снова находит его. И через Моисея поясняет, что делает это уже не в первый раз. Впервые Бог вышел на поиски человека ещё тогда, когда человек был только один, и звали его — Адам (Быт. 3,9).
Но — педагогом быть опасно. Ведь желания воспитанника и задачи, поставленные перед педагогом, могут расходиться. А, значит, педагог вынужден бывать строгим: "мы заключены были под стражею закона до того времени, как надлежало открыться вере… по пришествии веры мы уже не под руководством детоводителя" (Гал. 3, 23-25). «Педагоги, по свидетельству одного современника, — заботились обо всем, что касается жизненных нужд воспитанника, но они пеклись и о деле ещё более важном — о целомудрии; педагоги, стражи и охранители, стена цветущего возраста, они охраняли питомцев от злых искусителей, как лающие собаки от волков». Педагоги следили за приготовлением уроков учениками с вечера и чуть свет поднимали их с постели. Преподанное от учителя репетировалось при помощи педагога, причём он, поощряя ученика, «кричал на него, показывая розгу, и свистал ремнём и чрез эту работу приводил на память забытое учеником»[193].
Но дети подрастают, наполняются силами и начинают бунтовать против тех, перед кем смирялись ещё вчера. «Должность педагога сопряжена была с неприятностями. Иногда ученики самые злые шутки проделывали над бедным педагогом. Если педагог возбуждал ненависть в своих молодых питомцах, горе ему. Случалось, что дерзкие шалуны сажали бедного педагога на ковёр, какой обыкновенно постилался на полу, подбрасывали ковёр с сидящим на нем кверху, как можно выше, сами же отскакивали, так что педагог низвергался наземь; иногда он больно ушибался, причём сама жизнь его подвергалась опасности. Но педагоги должны были прощать ученикам, потому что они были рабского состояния…»[194].
Так и отношения Бога с Израилем складывались непросто. Само слово Израиль может быть переведено двояко: «видящий Бога» и «борющийся с Богом». Боговидец и — Богоборец[195]. “Я вспоминаю о дружестве юности твоей, о любви твоей, когда ты была невестою, когда последовала за Мною в пустыню… Какую неправду нашли во Мне отцы ваши, что удалились от Меня и пошли за суетою, и не сказали: “где Господь, который вывел нас из земли Египетской?”. Я ввёл вас в землю плодоносную, а вы вошли и осквернили землю Мою. Пастыри отпали от Меня, и пророки пророчествовали во имя Ваала и ходили во след тех, которые не помогают. Переменил ли какой народ богов своих, хотя они и не боги? Мой народ променял славу свою на то, что не помогает. Два зла сделал народ Мой: Меня, источник воды живой, оставили, и высекли себе водоёмы разбитые, которые не могут держать воды. Издавна Я сокрушил ярмо твоё, разорвал узы твои, и ты говорил: “не буду служить идолам ”, а между тем на всяком высоком холме и под всяким ветвистым деревом ты блудодействовал. Я насадил тебя как благородную лозу, — как же ты превратилась у Меня в дикую отрасль чужой лозы? Ты сказал: “люблю чужих и буду ходить во след их”. Со многими любовниками блудодействовала, — и однако же возвратись ко Мне. Возвратитесь, дети-отступники. Возвратитесь, мятежные дети: Я исцелю вашу непокорность” (Иер. 2,2 — 3,23).
Та школа, в которой воспитывался Израиль, необычна. В ней педагог строг не только по отношению к своему непосредственному воспитаннику. Ещё более он строг, вплоть до жестокости, по отношению к тем его «старшим товарищам», которые зазывают его принять участие в их игрищах.
Так вот, еврейский закон — не столько учит, сколько предостерегает. Не случайно среди 613 заповедей Пятикнижия (Торы) 365 запретов и 248 повелений. Число негативных повелений, предостережений, гораздо больше, чем число позитивных заповедей, предписаний. Учитель придёт потом. Учитель уже знает по горькому опыту, что яркая мишура колдовства и магизма отвлекает детей, прельщает их и не позволяет им собрать своё внимание и сосредоточиться на том, что говорится Учителем. Знает Учитель и о том, что дети доверительнее слушают рассказы детей же. Поэтому Он берет одного ребёнка на воспитание. Берет подкидыша, найдёныша (Иез. 16,4-6).
Израиль, некогда созданный Богом чрез Авраама, оказавшись затем в египетском рабстве, забыл себя, забыл и о своём назначении, и о Боге. Но Бог снова находит его. И через Моисея поясняет, что делает это уже не в первый раз. Впервые Бог вышел на поиски человека ещё тогда, когда человек был только один, и звали его — Адам (Быт. 3,9).
Но — педагогом быть опасно. Ведь желания воспитанника и задачи, поставленные перед педагогом, могут расходиться. А, значит, педагог вынужден бывать строгим: "мы заключены были под стражею закона до того времени, как надлежало открыться вере… по пришествии веры мы уже не под руководством детоводителя" (Гал. 3, 23-25). «Педагоги, по свидетельству одного современника, — заботились обо всем, что касается жизненных нужд воспитанника, но они пеклись и о деле ещё более важном — о целомудрии; педагоги, стражи и охранители, стена цветущего возраста, они охраняли питомцев от злых искусителей, как лающие собаки от волков». Педагоги следили за приготовлением уроков учениками с вечера и чуть свет поднимали их с постели. Преподанное от учителя репетировалось при помощи педагога, причём он, поощряя ученика, «кричал на него, показывая розгу, и свистал ремнём и чрез эту работу приводил на память забытое учеником»[193].
Но дети подрастают, наполняются силами и начинают бунтовать против тех, перед кем смирялись ещё вчера. «Должность педагога сопряжена была с неприятностями. Иногда ученики самые злые шутки проделывали над бедным педагогом. Если педагог возбуждал ненависть в своих молодых питомцах, горе ему. Случалось, что дерзкие шалуны сажали бедного педагога на ковёр, какой обыкновенно постилался на полу, подбрасывали ковёр с сидящим на нем кверху, как можно выше, сами же отскакивали, так что педагог низвергался наземь; иногда он больно ушибался, причём сама жизнь его подвергалась опасности. Но педагоги должны были прощать ученикам, потому что они были рабского состояния…»[194].
Так и отношения Бога с Израилем складывались непросто. Само слово Израиль может быть переведено двояко: «видящий Бога» и «борющийся с Богом». Боговидец и — Богоборец[195]. “Я вспоминаю о дружестве юности твоей, о любви твоей, когда ты была невестою, когда последовала за Мною в пустыню… Какую неправду нашли во Мне отцы ваши, что удалились от Меня и пошли за суетою, и не сказали: “где Господь, который вывел нас из земли Египетской?”. Я ввёл вас в землю плодоносную, а вы вошли и осквернили землю Мою. Пастыри отпали от Меня, и пророки пророчествовали во имя Ваала и ходили во след тех, которые не помогают. Переменил ли какой народ богов своих, хотя они и не боги? Мой народ променял славу свою на то, что не помогает. Два зла сделал народ Мой: Меня, источник воды живой, оставили, и высекли себе водоёмы разбитые, которые не могут держать воды. Издавна Я сокрушил ярмо твоё, разорвал узы твои, и ты говорил: “не буду служить идолам ”, а между тем на всяком высоком холме и под всяким ветвистым деревом ты блудодействовал. Я насадил тебя как благородную лозу, — как же ты превратилась у Меня в дикую отрасль чужой лозы? Ты сказал: “люблю чужих и буду ходить во след их”. Со многими любовниками блудодействовала, — и однако же возвратись ко Мне. Возвратитесь, дети-отступники. Возвратитесь, мятежные дети: Я исцелю вашу непокорность” (Иер. 2,2 — 3,23).
Та школа, в которой воспитывался Израиль, необычна. В ней педагог строг не только по отношению к своему непосредственному воспитаннику. Ещё более он строг, вплоть до жестокости, по отношению к тем его «старшим товарищам», которые зазывают его принять участие в их игрищах.
КТО МОЖЕТ НЕ ИДТИ НА ВОЙНУ?
Любой человек, раскрывавший исторические книги Ветхого Завета, знает, сколько там крови, сколько благословений на убийства и разграбление языческих городов: «а в городах сих не оставляй в живых ни одной души, дабы они не научили вас делать такие же мерзости, какие они делали для богов своих, и дабы вы не грешили пред Господом, Богом вашим» (Втор. 20,16-18).
Жестокость ветхозаветного мира столь поражала, что позднее люди «гуманистического» склада задались вопросом: полноте, действительно ли Бог Моисея — это благой Бог творец? Действительно ли это Творец Жизни? Или это некий дух смерти, сеющий смерть вокруг себя и вокруг своего Израиля?
Уже первым христианским апологетам (в т. ч. Клименту Александрийскому и Оригену) пришлось выступить с защитой священных книг Израиля. Для гностиков и язычников под именем Иеговы к людям обращался некий жестокий и неумный бог, носитель зла. Христиане же просили тех, кто хотел отождествить Бога и сатану: вслушайтесь в Библию. Посмотрите хотя бы на эти заповеди библейского Бога: “Когда будешь жать на поле твоём, и забудешь сноп на поле, то не возвращайся взять его; пусть он остаётся пришельцу, нищему, сироте и вдове. Когда будешь обивать маслину твою, то не пересматривай за собою ветвей; пусть остаётся пришельцу, сироте и вдове. Когда будешь снимать плоды в винограднике твоём, не собирай без остатков за собою; пусть остаётся пришельцу, сироте и вдове” (Втор. 24,19-21). “Не обижай наёмника, бедного и нищего, из братьев твоих или из пришельцев твоих, которые в земле твоей, в жилищах твоих. В тот же день отдавай плату его, чтобы солнце не зашло прежде того, ибо он беден, и ждёт её душа его; чтоб он не возопил на тебя к Господу, и не было на тебе греха” (Втор. 24,14-15). “Когда же приступаете к сражению, надзиратели пусть объявят народу, говоря: “Кто построил новый дом и не обновил его, тот пусть идёт и возвратится в дом свой, дабы не умер на сражении, и другой не обновил его; и кто насадил виноградник и не пользовался им, тот пусть идёт и возвратится в дом свой, дабы не умер на сражении, и другой не воспользовался им; и кто обручился с женою и не взял её, тот пусть идёт и возвратится в дом свой, дабы не умер на сражении и другой не взял её”. И ещё объявят надзиратели народу, и скажут: “кто боязлив и малодушен, тот пусть идёт и возвратится в дом свой, дабы он не сделал робкими сердца братьев его, как его сердце” (Втор. 20,2-8).
Разве могут такие повеления исходить из уст духа неумного и злобного? Но почему же тогда Тот, кто велит заботиться о нищих и пришельцах, повелевает избивать целые города?
Жестокость ветхозаветного мира столь поражала, что позднее люди «гуманистического» склада задались вопросом: полноте, действительно ли Бог Моисея — это благой Бог творец? Действительно ли это Творец Жизни? Или это некий дух смерти, сеющий смерть вокруг себя и вокруг своего Израиля?
Уже первым христианским апологетам (в т. ч. Клименту Александрийскому и Оригену) пришлось выступить с защитой священных книг Израиля. Для гностиков и язычников под именем Иеговы к людям обращался некий жестокий и неумный бог, носитель зла. Христиане же просили тех, кто хотел отождествить Бога и сатану: вслушайтесь в Библию. Посмотрите хотя бы на эти заповеди библейского Бога: “Когда будешь жать на поле твоём, и забудешь сноп на поле, то не возвращайся взять его; пусть он остаётся пришельцу, нищему, сироте и вдове. Когда будешь обивать маслину твою, то не пересматривай за собою ветвей; пусть остаётся пришельцу, сироте и вдове. Когда будешь снимать плоды в винограднике твоём, не собирай без остатков за собою; пусть остаётся пришельцу, сироте и вдове” (Втор. 24,19-21). “Не обижай наёмника, бедного и нищего, из братьев твоих или из пришельцев твоих, которые в земле твоей, в жилищах твоих. В тот же день отдавай плату его, чтобы солнце не зашло прежде того, ибо он беден, и ждёт её душа его; чтоб он не возопил на тебя к Господу, и не было на тебе греха” (Втор. 24,14-15). “Когда же приступаете к сражению, надзиратели пусть объявят народу, говоря: “Кто построил новый дом и не обновил его, тот пусть идёт и возвратится в дом свой, дабы не умер на сражении, и другой не обновил его; и кто насадил виноградник и не пользовался им, тот пусть идёт и возвратится в дом свой, дабы не умер на сражении, и другой не воспользовался им; и кто обручился с женою и не взял её, тот пусть идёт и возвратится в дом свой, дабы не умер на сражении и другой не взял её”. И ещё объявят надзиратели народу, и скажут: “кто боязлив и малодушен, тот пусть идёт и возвратится в дом свой, дабы он не сделал робкими сердца братьев его, как его сердце” (Втор. 20,2-8).
Разве могут такие повеления исходить из уст духа неумного и злобного? Но почему же тогда Тот, кто велит заботиться о нищих и пришельцах, повелевает избивать целые города?
РАДИ ЧЕГО ВЕДЁТСЯ ВОЙНА?
И вновь мы должны вернуться к той ситуации, которая была исходной для всей истории Израиля. Бог стал одинок на земле. «Нет человека праведного на земле» (Еккл. 7,20). Радиация греха и смерти разлетелась по всей земле после серии первых катастроф (от событий в Эдеме до Вавилонского столпотворения).
Представим, что на Земле произошла ядерная война. Некоторое количество людей выжило. Но они оказались в мире, в котором и бомбоубежища уже не могут спасти их от смерти. Вся земля, вода, воздух пронизаны смертоносной радиацией. Маленький шанс на спасение хотя бы горстки из будущих поколений есть в одном: Во время войны на орбите работала космическая станция. На ней проводились эксперименты по выращиванию растений в условиях невесомости. Поскольку она была вне Земли — бури ядерной войны её не затронули. На ней и только на ней остались здоровые семена, горстка незараженной земли и ёмкость с чистой водой. И вот эту станцию приземляют, чтобы воспользоваться её теперь уже уникальными ресурсами. Если те зёрнышки, что на ней есть, просто раздать — это никому не поможет.
Правительство, возглавляющее остатки человечества, принимает жёсткое решение. Избирается один небольшой участочек земли («шесть соток»). С него срезается верхний заражённый слой почвы. Обнажившаяся глубина земли выжигается и прокаливается огнём — чтобы никаких спор мутировавшей дури не осталось в этой земле.
На очищенное место высыпается здоровая земля с космической станции. В неё засеваются здоровые же семена. Они скупо поливаются здоровой водой. А по периметру ставится охрана — чтобы никто из людей или из зверей не ворвался и не растоптал эту уникальную делянку. Чтобы даже пыльца от мутантов не залетала сюда и чтобы ветры не приносили радиационную пыль — делянка обносится прозрачным шатром.
И все же с подпочвенными водами, через прорехи в куполе, с заходящими людьми, с фоновым излучением от соседних участков радиация проникает и сюда. Растения здесь болеют меньше, чем в незащищённых областях, но все же болеют. И здесь время от времени появляются мутанты. Когда тот или иной побег растения надежды проявляет склонность ко все тем же печальным мутациям — садовник безжалостно отрезает его и сжигает засохшие или мутировавшие колоски и ветви. Первый собранный урожай не раздаётся людям. Он весь высевается снова (вспомните, как создавал свой огородик Робинзон Крузо). Кто-то умирает от голода — но и ему не даётся ни горстки этих драгоценных зёрен. И так много поколений подряд. Пока, наконец, не будет создано семечко настолько устойчивое к радиации, из которого можно будет сделать противоядие и исцелить все растения — и под шатром, и за его пределами — на всей земле. В конце концов среди этих первоначально многотысячных побегов одна веточка принесла тот плод, ради которого и существовало это странное земледелие. Этот плод можно вынести за пределы опытной станции и раздать всем желающим, чтобы в них, больных уже во многих поколениях, прозошла новая, теперь уже добрая мутация.
Представим, что на Земле произошла ядерная война. Некоторое количество людей выжило. Но они оказались в мире, в котором и бомбоубежища уже не могут спасти их от смерти. Вся земля, вода, воздух пронизаны смертоносной радиацией. Маленький шанс на спасение хотя бы горстки из будущих поколений есть в одном: Во время войны на орбите работала космическая станция. На ней проводились эксперименты по выращиванию растений в условиях невесомости. Поскольку она была вне Земли — бури ядерной войны её не затронули. На ней и только на ней остались здоровые семена, горстка незараженной земли и ёмкость с чистой водой. И вот эту станцию приземляют, чтобы воспользоваться её теперь уже уникальными ресурсами. Если те зёрнышки, что на ней есть, просто раздать — это никому не поможет.
Правительство, возглавляющее остатки человечества, принимает жёсткое решение. Избирается один небольшой участочек земли («шесть соток»). С него срезается верхний заражённый слой почвы. Обнажившаяся глубина земли выжигается и прокаливается огнём — чтобы никаких спор мутировавшей дури не осталось в этой земле.
На очищенное место высыпается здоровая земля с космической станции. В неё засеваются здоровые же семена. Они скупо поливаются здоровой водой. А по периметру ставится охрана — чтобы никто из людей или из зверей не ворвался и не растоптал эту уникальную делянку. Чтобы даже пыльца от мутантов не залетала сюда и чтобы ветры не приносили радиационную пыль — делянка обносится прозрачным шатром.
И все же с подпочвенными водами, через прорехи в куполе, с заходящими людьми, с фоновым излучением от соседних участков радиация проникает и сюда. Растения здесь болеют меньше, чем в незащищённых областях, но все же болеют. И здесь время от времени появляются мутанты. Когда тот или иной побег растения надежды проявляет склонность ко все тем же печальным мутациям — садовник безжалостно отрезает его и сжигает засохшие или мутировавшие колоски и ветви. Первый собранный урожай не раздаётся людям. Он весь высевается снова (вспомните, как создавал свой огородик Робинзон Крузо). Кто-то умирает от голода — но и ему не даётся ни горстки этих драгоценных зёрен. И так много поколений подряд. Пока, наконец, не будет создано семечко настолько устойчивое к радиации, из которого можно будет сделать противоядие и исцелить все растения — и под шатром, и за его пределами — на всей земле. В конце концов среди этих первоначально многотысячных побегов одна веточка принесла тот плод, ради которого и существовало это странное земледелие. Этот плод можно вынести за пределы опытной станции и раздать всем желающим, чтобы в них, больных уже во многих поколениях, прозошла новая, теперь уже добрая мутация.