Неожиданный телефонный звонок застал его в кухне - он как раз вытаскивал из морозильника завтрак для пингвина. Бросив порезанную на куски рыбину в миску, Виктор прошел в гостинную и снял трубку.
- Приветствую! - прозвучал знакомый ему голос. - Как жизнь?
- Нормально.
- Я уже в Киеве, - сказал голос и Виктор сразу понял - это был главный. - Можешь считать свой отпуск оконченным...
- Так что, мне подъехать в редакцию? - спросил удивленный Виктор.
- Зачем же тратить время? Я пришлю курьера. Отдашь ему готовые тексты, а он тебе новую работу передаст. Ты будешь дома?
- Да.
- Ну вот и славно! Кстати, хоть ты и не член профсоюза, но отпуск у тебя был оплаченный! Пока!
Виктор варил кофе и радовался тишине в квартире - Нина с Соней уехали в Пущу-Водицу искать подснежники. В этой тишине можно было теперь присесть за стол с чашечкой кофе и спокойно подумать обо всем. В этой тишине можно было бы даже сидеть и не думать, а просто пить кофе, сосредотачиваясь на его вкусе и не подпуская близко к себе никакие мысли, способные нарушить состояние покоя души.
Но усевшись за стол и пригубив крепкий кофе, он тотчас почувствовал волнение.
Миша уронил кусок рыбы и Виктор нервно вздрогнул, отогнулся вправо, посмотрел на пингвина.
Вкус кофе отодвинулся на второй план. Волнение наростало. Нервные, испуганные мысли одолевали его вопросами.
Что теперь? Снова "крестики"? Снова подчеркнутые красным факты биографий людей, не знающих о том, что их "некролог" уже в работе? Редкие кофепития в кабинете у главного? Его доброе отношение к Виктору, дрожащие округлые буквы его почерка? Его письменная лаконичность, приверженность к одному единственному слову "отработан", аккуратно выведенному многократно на оригиналах "крестиков", уже сообщивших читателям газеты о закончившейся жизни очередного человека, заслужившего расширенный некролог?
Новый жанр, жанр изобретенный Виктором был жив. В отличие от многих героев этого жанра. Но Виктор уже не ощущал потребность в славе, он уже давно не хотел кричать: "Это я написал!". Его вполне устраивала анонимность "Группы Товарищей".
Он чувствовал, что в этой Группе он не одинок. Главный тоже был одним из Товарищей этой группы. Кто-то еще был членом Группы, может быть даже главным Товарищем. Этот кто-то одобрял "крестики", размашисто расписываясь поверх текста Виктора. Но что он одобрял, Виктору теперь было не совсем ясно. Одобрял ли он текст или же героя текста? И эти даты, очевидно определявшие день публикации некролога, но явно проставленные когда герои некролога были еще живы? Плановое хозяйство смерти?
Нет, понимал Виктор, этот некто одобрял не качество текста, не его философские отступления и удачные подачи неожиданных жизненных поворотов героев. Некто одобрял самих героев, определяя сколько им осталось жить. И главный редактор играл во всем этом процессе неожиданно мелкую роль. Он сам был своего рода смесью курьера и автобусного контролера. И хотя в его обязаности наверняка входила публикация "крестиков" в указанный день, но и эта роль не казалась теперь Виктору особенно значительной. Как и его собственная роль, которую он все-таки до конца не понимал.
Вопреки логическому движению мыслей, неожиданное воспоминание вдруг отвлекло Виктора и бросило его в дрожь. И хотя он, казалось, уже почти понимал происходящее, но это воспоминание словно отбросило его назад, оттолкнуло от попытки решить уравнение с одним неизвестным и двумя известными.
Он вспомнил последние слова главного, сказанные им в ответ на любопытство Виктора. Той ночью, когда Игоря Львовича внизу ждала машина, чтобы отвезти в аэропорт.
"Тебе расскажут обо всем только в том случае, если твоя работа, как впрочем и жизнь, больше не будет нужна..."
Тогда Виктору казалось, что он прощается с главным навсегда. И как-то естественно думалось, что и его работе пришел конец, хотя неожиданная загадка, обнаруженная им в сейфе у главного, все равно его тревожила. Но уже на следующий, кажется, день, эту загадку словно само время отодвинуло куда-то в прошлое. И возникшее в воображении Виктора расстояние времени между уже прошлой загадкой и самим собой, перешагнувшим через очередную линию своей жизни, будто бы притупило его интерес к этой тайне, соавтором которой он очевидно был. "Лучше ничего не знать, но быть живым. Особенно, когда все уже в прошлом." - думал тогда он.
И вот оказалось, что никакое это ни прошлое. И все продолжается. И он должен продолжать работать, обращая особое внимание на строчки, подчеркнутые красным карандашом.
- Стоит ли пытаться узнать, что происходит? - думал теперь он. Стоит ли? Стоит ли рисковать своим пусть даже странным, но все-таки уютом, своим спокойствием? Ведь все равно придется писать эти "крестики", придется быть нужным, чтобы оставаться живым.
Снова вспомнилась та последняя фраза главного.
Нет, решил Виктор, черт с ним, но гораздо спокойнее не думать обо всем этом.
Он взял с подоконника папку с давно уже готовыми "крестиками" на военных. Просмотрел фамилии и тексты.
"Какая мне разница, что произойдет с этими генералами, - подумал он. - Какая мне разница на какое число кто-то неизвестный запланирует их смерть с последующей публикацией некролога? Некролога, прочитав который можно подумать, что покойный честно заслужил свою смерть?..."
Если его жизнь так зависит от работы, то пускай эта работа продолжается. И тогда может действительно лучше всего просто как бы отодвинуться от происходящего. Нет, не делать никаких глупостей, не попытаться исчезнуть, затеряться в каком-нибудь другом городе, а поступить гораздо проще. Воплотить в жизнь мечту Нины - купить в селе домик, перебраться туда и счастливо жить там вчетвером. Писать эти "крестики" и отправлять их в город, как в какую-то другую страну, страну, в которой далеко не все в порядке.
Виктор все еще был поглощен своими мыслями, когда пингвин, положив голову ему на колено, заставил его вздрогнуть. Он посмотрел на Мишу, погладил его.
- Хочешь в деревню? - негромко спросил он пингвина и сам как-то горько улыбнулся - настолько нереальными показались ему все эти мечты.
56
И вот, словно действительно вчера закончился отпуск, Виктор сидел за печатной машинкой и попивая горячий кофе смотрел на с трудом выстраивающийся текст нового "крестика". Вторую половину кухонного стола занимала Соня, разложив там свои карандаши и фломастеры. Нина куда-то ушла утром, даже не оставив записки, но Виктора это не беспокоило. "Наверно, ненадолго", - решил он.
В папке с новыми материалами, которую принес вчера вечером курьер, кроме досье на нескольких представителей Министерства здравоохранения Виктор нашел конверт с отпускными. По крайней мере именно это единственное слово было напечатано на бумажке, вместе с пятьюстами долларами найденной им в конверте. Деньги немного подняли творческий дух Виктора, но все равно дело продвигалось страшно медленно. Слова не выстраивались в "боевой порядок", предложения рассыпались и Виктор нервно забивал их "иксами" и строил новые.
- Похоже? - спросила вдруг Соня, показывая свой рисунок.
- А что это? - Виктор присмотрелся.
- Это - Миша! - сказала Соня.
Виктор отрицательно замотал головой.
- Больше похоже на курицу... - задумчиво проговорил он.
Соня насупилась, посмотрела сама на рисунок и бросила его на пол.
- Не сердись! - попросил ее Виктор. - Надо учиться рисовать с натуры...
- А как это?
- Очень просто: садишся напротив Миши, смотришь на него и рисуешь. Тогда будет похоже.
Соне понравилась эта идея и она, собрав все карандаши и фломастеры и взяв у Виктора еще несколько листков бумаги, пошла искать Мишу.
Виктор вернулся к тексту. С грехом пополам закончил первый "крестик" и потер руками виски. Видно отвык он уже от этой работы.
В коридоре хлопнула дверь.
"Нина", - понял Виктор и посмотрел на будильник, стоявший на подоконнике.
Почти полдень.
Через минуту Нина зашла на кухню.
- Привет! - она почему-то радостно улыбалась.
Виктор не видел особенных причин для ответной радости.
- Привет, - довольно сухо сказал он.
- Ты ничего не замечаешь? - спросила Нина.
Виктор осмотрел ее. Те же джинсы, знакомый свитерок. Все то же.
Он пожал плечами, посмотрел ей в лицо с недоумением во взгляде и вдруг что-то действительно остановило его внимание. Что-то заставило его пристальнее всмотреться в лицо, в улыбку Нины.
- Ну что? - торопила она, улыбаясь.
- Зубы? - удивленно произнес Виктор.
Действительно, улыбка обнажила красивые белые зубы, никакой желтизны. Словно девушка, рекламирующая зубную пасту.
Виктор сам улыбнулся.
- Наконец-то увидел, - сказала довольная Нина и, подойдя, чмокнула Виктора в щечку. - Целый месяц пришлось ждать, - сказала она. - Там где без очереди, там четыреста долларов хотели, а так я за восемьдесят сделала...
- Нина, Нина! - забежала на кухню Соня с листком бумаги в руках. Посмотри! Я Мишу нарисовала!
И она показала Нине рисунок. Нина опустилась на корточки, посмотрела на рисунок и погладила Соню по головке.
- Молодец! - сказала она. - Мы его в рамку и на стенку повесим!
- Правда? - обрадовалась Соня.
- Конечно! Чтобы все на него смотрели!
Виктор тоже присмотрелся к рисунку. Что-то там, конечно, от пингвина было.
- Ладно! - Нина поднялась с корточек. - Кажется, сегодня мы все заслужили вкусный обед! Освобождайте кухню!
Соня понесла свой рисунок в комнату, а за ней следом вышел Виктор.
- Она уже совсем, как хозяйка тут распоряжается, - подумал он, но при этом нисколько не рассердился. Скорее эта мысль даже обрадовала его.
57
За окном накрапывал первый весенний дождик. Снег во дворе дома уже почти расстаял и только под кустами еще можно было видеть его смерзшиеся комки. Но это уже были обреченные остатки зимы. Пройдет еще несколько дней и свежие зеленые травинки выползут из прогревшейся земли.
Виктор сидел за кухонным столом, повернувшись к окну. Рядом остывала чашка чая, а он, забыв о ней, смотрел во двор. Не смотря ни на что, он с нетерпением ждал весеннего тепла. И хотя вряд ли оно могло изменить его жизнь, но какая-то смутная и ничем не оправданная надежда заставляла его улыбаться, замечая острые лезвия солнечных лучей, пробивающиеся через слабые тучи и облака.
На столе лежала папка с уже законченными текстами очередных "крестиков". Можно было уже звонить главному и докладывать ему о сделанной работе, а можно было подождать еще денек, оттягивая работу над следующей партией досье на попозже.
- Интересно, - подумал Виктор, отвлекшись от дождя. - Кем окажутся герои следующих некрологов?.. Космонавтами? Подводниками?
Он уже привык, что получаемые им для работы досье объединяли людей уже объединенных общими интересами или профессией. Военные, работники Минздрава, депутаты парламента... И это уже не казалось ему странным. Давно была забыта тетрадь, которую он завел только начав свою работу главный как-то сказал ему, что больше никакой самодеятельности при выборе героев не допустит. И с тех пор Виктор перестал читать газеты, перестал выискивать в них фамилии Очень Важных Персон. Теперь он работал исключительно над "полуфабрикатами", над подробными досье. Это было и легче, и подозрительнее. И чем больше он работал, тем больше подозрений у него возникало, пока они не превратились в полную уверенность, что все это дело с "крестиками" - часть явно криминальной операции. Но эта уверенность никак не повлияла на его ежедневную жизнь и работу. И хотя не думать об этом он теперь не мог, но и думалось ему с каждым днем легче, тем более, что он реально осознавал всю невозможность изменить свою жизнь. Раз уже оказался в такой упряжке - надо тянуть лямку до конца. И он ее тянул.
В комнате зазвонил телефон, а через мгновение в кухню заглянула Нина.
- Витя, тебя!
Виктор зашел в гостиную, поднял трубку.
- Алло, Витя? - спросил незнакомый мужской голос.
- Да.
- Это Леша, помнишь? Я тебя с кладбища подвозил...
- А-а, привет. - Сказал Виктор.
- Есть очень важное дело... Я подъеду минут через двадцать к твоему парадному. Увидишь, что машина внизу - выйдешь!
- Кто это? - спросила Нина, глядя на Виктора, застывшего в недоумении, все еще сжимая трубку в руке.
- Знакомый... - сказал он.
- А мы с Соней учимся читать, - сказала Нина. - Да, Соня?
- Да, - подтвердила девочка, сидевшая на диване с книжкой в руках.
Услышав подъехавшую к парадному машину, Виктор оделся и спустился вниз.
- Садись! - пригласил его внутрь Леша.
Хлопнула дверца. В машине было холодно.
- Как там зверь? - с подчеркнутой дружелюбностью спросил Леша, поглаживая свою бороду.
- Нормально, - ответил Виктор.
- Тут такое дело, - поменяв выражение лица на серьезное, продолжил Леша. - Я хотел тебя со зверем пригласить на одно дело... Не очень веселое, но... Во всяком случае не бесплатно.
- Какое дело? - сухо поинтересовался Виктор.
- У моих друзей шеф погиб. Завтра похороны. Ну знаешь, серьезные похороны. Гроб с бронзовыми ручками - за полторы штуки. Я им как-то про твоего пингвина рассказывал и они вот вспомнили... Они тебя и приглашают с ним на похороны.
- Зачем? - удивился Виктор, посмотрев Леше в лицо.
- Как тебе объяснить... - Леша поджал в раздумьи нижнюю губу. - Во всяком деле должен быть стиль... Они просто подумали, что похороны с пингвином - это стиль... Как бы по самому высокому классу. Он ведь сам по себе траурный, черно-белый... Понимаешь?
Виктор слушал Лешу и хоть он понимал, о чем тот говорил, но все это казалось ему похожим на глупую шутку. Он еще раз пристально посмотрел Леше в глаза.
- Ты серьезно? - спросил он, хотя выражение лица Леши было более, чем серьезным.
- А штука баксов за прокат пингвина - это несерьезно? - Леша напряженно улыбнулся.
- Мне это не очень нравится, - признался Виктор, окончательно удостоверившись, что Леша не шутит.
- Честно говоря, у тебя нет выхода, - сказал бородач. - Нельзя отказываться - друзья покойного могут обидеться... Не создавай себе проблемы. Я завтра заеду к десяти.
Виктор выбрался из машины. Проводил ее взглядом, пока она не исчезла за домом напротив, свернув в сторону дороги.
Вернувшись домой, он закрылся в ванной. Пока набиралась вода - стоял перед зеркалом и смотрел на себя, как на фотографию, которую хотел запомнить.
58
На следующий день они ехали в старой лешиной иномарке на Байковое кладбище. Леша сидел впереди, Виктор с Мишей - на задних сидениях. Ехали молча.
На въезде на кладбище их машину остановил парень в пятнистой военной униформе. Он наклонился со стороны водителя, кивнул Леше и махнул рукой, мол проезжай.
Мимо машины проезжали памятники и оградки. Виктор чувствовал себя паршиво.
Впереди показался застывший кортеж иномарок, перекрывший аллею.
- Придется немного пешком пройти, - сказал, обернувшись, Леша.
Он достал из бардачка бинокль, повесил себе на грудь и выбрался из машины.
Небо над кладбищем было безоблачное. Светило солнце и в воздухе звенели не к месту веселые птичьи трели. Виктор осмотрелся.
Потом они шли неспеша вдоль новеньких крутых иномарок вперед, туда, где уже толпился народ в ожидании похорон.
- Зачем тебе бинокль? - спросил на ходу Виктор.
Леша обернулся - он шел немного впереди.
- У каждого своя работа, - сказал он. - Моя - обеспечивать охрану и спокойствие, чтобы никто не испортил праз... - Леша вдруг запнулся, потом продолжил, - чтобы все было в порядке...
Виктор кивнул.
Они подошли к толпе. Аккуратно и траурно одетые люди расступились, пропуская их вперед.
Остановились у самой могилы, рядом с открытым гробом, в котором лежал мужчина лет сорока, уже седой, в очках с золотой оправой. Поверх стильного костюма лежали букеты цветов, закрывавшие его по грудь.
Виктор, остановившись, напряженно обернулся и вдруг понял, что Леша пропал. Они вдвоем с пингвином стояли среди совершенно незнакомых мрачных людей. И, казалось, никто совершенно не обращал на них внимания, ни на самого Виктора, ни на пингвина.
У изголовья покойника стоял священник с открытой библией. Что-то бурчал себе под нос. За его спиной стоял молодой парень в рясе - видимо помощник.
Виктору хотелось закрыть глаза и переждать все. Но в атмосфере этих похорон присутствовало какое-то напряжение, почти электрическое, и оно словно иголками покалывало кожу лица Виктора и руки, передавая ему нежеланную, раздражающую бодрость. Он стоял неподвижно - точно так же, как и пингвин. А перед ним происходил похоронный ритуал. И на лбу покойника уже лежала какая-то бумажка с нарисованным крестом и надписью на церковнословянском языке. И священник открыл свою книгу на очередной закладке и завел наигранным баритоном свой мрачный речетатив. Все склонили головы. И только пингвин не пошевелился - он и до того стоял, наклонив голову и глядя в могилу.
Виктор покосился на Мишу.
"Мы тоже часть этого ритуала" - подумал он.
Когда два чистеньких могильщика опустили гроб на веревках в могилу, участники похорон ожили. Земля застучала о крышку гроба.
Виктору показалось, что на них с Мишей первый раз обратили внимание. Просто косые взгляды, хотя и наполненные то ли любопытством, то ли печалью.
Подошел Леша.
- Родственники приглашают тебя на поминки, - сказал он. - В шесть вечера в ресторане гостиницы "Москва". И вот, передали тебе...
Он протянул Виктору конверт. Виктор машинально спрятал его в карман, ни слова не сказав.
- Идите к машине, я вас догоню. - Произнес Леша и отошел в сторону.
Виктор оглянулся и заметил невысоко пожилого мужчину, снимавшего все на видеокамеру. Отвернулся. Присел на корточки перед Мишей.
- Ну что, поехали домой? - сказал он, с грустной улыбкой заглядывая в безразличные глазки пингвина.
Потом они ехали домой. Так же молча.
- Не забудь про поминки! - сказал на прощанье Леша.
Виктор кивнул. Машина уехала.
- Какие к черту поминки! - думал Виктор, поднимаясь по лестнице с пингвином на руках.
59
Вечером, уже уложив Соню, Виктор с Ниной сидели на кухне. Пили вино и разговаривали. Виктор рассказал Нине про "похороны с пингвином".
- Ну и что? - спросила она игривым голоском. - Если за это заплатили тысячу долларов - чего переживать?
- Да нет, - после минутной паузы проговорил Виктор. - Я не переживаю... Это много денег... Просто странно.
- Может, раз пингвин тоже стал зарабатывать деньги, ты мне зарплату повысишь? - улыбаясь, но вполне серьезно сказала Нина. И тут же, смягчив интонацию, добавила. - Я ведь все равно все на нас трачу. Соне ботиночки купила...
- Ради бога, не называй это зарплатой! - Виктор тяжело вздохнул. - Я тебе дам утром деньги, закончатся - скажешь...
Он пристально посмотрел на Нину и покачал головой.
- Ты чего? - спросила она.
- Да так... Что-то в тебе иногда деревенское...
- А я в деревне родилась, - утвердительно произнесла Нина и снова улыбнулась.
- Ладно, пошли спать! - сказал Виктор, поднимаясь из-за стола.
Утром Нина растолкала его. Сонными глазами Виктор посмотрел на нее.
- Ты чего? - спросил он, не имея ни малейшего желания вставать.
- Там какой-то кулек на кухне, - взволнованно проговорила Нина. - Иди посмотри!
Виктор поднялся, набросил халат. Нетвердо ступая прошел на кухню.
На столешнице действительно лежал плотно набитый чем-то кулек. Виктор вздохнул. Опять эти фокусы, подумал он.
Сходил в коридор, проверил замки. Входная дверь была закрыта.
Вернулся на кухню. Осторожно потрогал кулек. Рука угадала форму бутылки и Виктор уже более смелыми движениями стал распаковывать.
- Нина! - позвал он минут через пять, разобравшись с содержимым кулька.
Нина вошла, остановилась в изумлении перед заставленным едой столом. Тарелка с заливной рыбой, закутанное тонкой полиэтиленовой пленкой блюдо с традиционным ресторанным мясным ассорти, свежие помидоры, отбивная, бутылка "Смирновской".
- Откуда это? - спросила она.
Виктор скривил губы и показал пальцем на ободок блюда, где синие буквы объединились в слово "Укрресторанторг".
- Вон записка! - Нина кивнула на бутылку водки.
Виктор действительно увидел свернутый кусочек бумаги, скочем приклеенный к горлышку бутылки. Оторвал скоч и развернул записку.
"Старик, больше так не делай - покойников надо уважать! Это тебе от родственников, помяни Сафронова Александра, когда будешь пить. До встречи, Леша."
- От кого? - спросила Нина.
Виктор протянул ей записку. Прочитав ее, она уставилась на Виктора в недоумении.
- А что ты такое сделал?
- Не пошел вчера на поминки...
- Надо было пойти, - негромко проговорила Нина.
Виктор бросил на нее раздраженный взгляд и вышел из кухни. Он проверил карманы своей дубленки, нашел там визитку Леши. В гостиной решительно снял трубку телефона, набрал его номер.
Трубку долго не брали.
- Алло... - Наконец прозвучал сиплый сонный голос.
- Это Леша? - сухо спросил Виктор.
- Ну... - промычал Леша, видимо перебравший на поминках.
- Это Витя. Что это за фокусы с кульком?
- Какие фокусы?.. Это ты, что ли? Вить? Как там зверь?
- Послушай, как этот кулек попал ко мне на кухню? - раздраженно спрашивал Виктор.
- Как? Родственники покойного попросили... А что тебя беспокоит?
- Меня беспокоит, как этот кулек мог попасть ко мне через закрытые двери! - чуть не выкрикнул в трубку Виктор.
- Успокойся! Я тебя слышу, но у меня болит голова... Что ты там спрашиваешь? Через закрытые двери? Да нет таких дверей, которые полностью закрытые! Ты что, маленький?.. Ты там за Сафронова выпей, помяни его... Мне счас тоже похмелиться надо будет, но я еще посплю. На хрена ты меня разбудил?..
И Леша положил трубку.
Виктор покачал головой. Горько было осознавать свое бессилие, свою незащищенность.
- Витя, - позвала его из кухни Нина.
Он зашел.
Нина уже "накрыла" стол. Возле двух тарелок поставила стопки.
- Садись, чего добру пропадать! Пока свежее... - сказала она, потом повернулась к двери в коридор и крикнула: - Соня! Иди кушать!
- Надо этого помянуть, нехорошо... - сказала она, снова повернувшись ко все еще стоявшему перед столом Виктору, и показала взглядом на бутылку "Смирновской".
Он открыл бутылку.
Зашла Соня с листком бумаги в руке.
- Посмотрите, что я нарисовала! - она протянула рисунок Нине.
Нина взяла рисунок и положила на холодильник.
- Сначала покушаем, потом посмотрим! - учительским тоном произнесла она.
60
Прошел день и Виктор, получив от курьера очередную папку с досье, засел за пишмашинку. За окном светило весеннее солнце, и хотя на улице было еще прохладно, но здесь, на кухне, солнце не только разливало по столу свои желтые лучи, но и нагревало воздух. Работа и долгожданное солнечное тепло отвлекали Виктора от тяжести прошедших дней. И хотя все происходившее словно оставалось рядом, но работая, снова и снова вкрапливая в свою философскую словесную вязь подчеркнутые красным факты, Виктор уходил от своих огорчений, от всех этих событий, напоминавших ему о его беспомощности.
Во время одного из своих кофейных перерывов неожиданное воспоминание оживило его - вспомнил он, что какое-то время назад писал он "крестик" на человека по фамилии Сафронов. Уже забылось все: и кем был этот Сафронов, и что из его жизненных достижений было подчеркнуто красным карандашом. Но Виктор был уверен, что именно этого Сафронова они с Мишей на днях хоронили. И хотя стопроцентной уверенности у него все-таки не было, но то, что похороны были явно достойны некролога, как бы косвенно подтверждало правильность его догадки.
Он даже улыбнулся тогда, думая, что и сам выступил в роли "контролера" - сначала написал некролог, а потом поприсутствовал на похоронах, словно проверяя - действительно ли закопают?
Нина уехала с Соней на Днепр погулять и ничто не отвлекало Виктора от работы. И писалось ему в этот день легко. Он перечитывал напечатанные абзацы и, довольный собою, продолжал импровизировать на тему чужой смерти.
Сделав четыре "крестика", он выглянул в окно, пощурился на солнце и подошел к плите. Поставив чайник на огонь, прошелся по квартире. Опустился на корточки возле Миши, стоявшего у балконной двери, словно в ожидании холодного сквознячка.
- Ну что, живем? - спросил он пингвина, заглядывая ему в глазки.
- Живем, живем! - не дождавшись ответа, ответил он сам за Мишу и поднялся с корточек.
Увидел на стене два рисунка в стеклянных рамках. Подошел. Первый рисунок был уже знакомым ему портретом пингвина Миши. На втором он увидел групповой портрет - три человечка и маленький пингвин. "Дядя Витя, я, Нина и Миша" - было написано ломанными дрожащими буквами, но потом очевидно рука Нины исправила "дядю" на "папу", а "Нину" на "маму". Почерк у Нины был аккуратным, учительским. И сама надпись внизу рисунка словно была исправлена учительницей. Не хватало только оценки под ней. Наверно "четверки", учитывая две исправленных ошибки.
Виктор застыл перед этим рисунком. Ему почему-то не понравились исправления Нины. Возникло ощущение насилия над словами, над самой ситуацией. Хотя рисунок висел довольно высоко и Соня могла бы его увидеть только забравшись на стул, а значит Нина сделала эти исправления для себя и Виктора.
- Приветствую! - прозвучал знакомый ему голос. - Как жизнь?
- Нормально.
- Я уже в Киеве, - сказал голос и Виктор сразу понял - это был главный. - Можешь считать свой отпуск оконченным...
- Так что, мне подъехать в редакцию? - спросил удивленный Виктор.
- Зачем же тратить время? Я пришлю курьера. Отдашь ему готовые тексты, а он тебе новую работу передаст. Ты будешь дома?
- Да.
- Ну вот и славно! Кстати, хоть ты и не член профсоюза, но отпуск у тебя был оплаченный! Пока!
Виктор варил кофе и радовался тишине в квартире - Нина с Соней уехали в Пущу-Водицу искать подснежники. В этой тишине можно было теперь присесть за стол с чашечкой кофе и спокойно подумать обо всем. В этой тишине можно было бы даже сидеть и не думать, а просто пить кофе, сосредотачиваясь на его вкусе и не подпуская близко к себе никакие мысли, способные нарушить состояние покоя души.
Но усевшись за стол и пригубив крепкий кофе, он тотчас почувствовал волнение.
Миша уронил кусок рыбы и Виктор нервно вздрогнул, отогнулся вправо, посмотрел на пингвина.
Вкус кофе отодвинулся на второй план. Волнение наростало. Нервные, испуганные мысли одолевали его вопросами.
Что теперь? Снова "крестики"? Снова подчеркнутые красным факты биографий людей, не знающих о том, что их "некролог" уже в работе? Редкие кофепития в кабинете у главного? Его доброе отношение к Виктору, дрожащие округлые буквы его почерка? Его письменная лаконичность, приверженность к одному единственному слову "отработан", аккуратно выведенному многократно на оригиналах "крестиков", уже сообщивших читателям газеты о закончившейся жизни очередного человека, заслужившего расширенный некролог?
Новый жанр, жанр изобретенный Виктором был жив. В отличие от многих героев этого жанра. Но Виктор уже не ощущал потребность в славе, он уже давно не хотел кричать: "Это я написал!". Его вполне устраивала анонимность "Группы Товарищей".
Он чувствовал, что в этой Группе он не одинок. Главный тоже был одним из Товарищей этой группы. Кто-то еще был членом Группы, может быть даже главным Товарищем. Этот кто-то одобрял "крестики", размашисто расписываясь поверх текста Виктора. Но что он одобрял, Виктору теперь было не совсем ясно. Одобрял ли он текст или же героя текста? И эти даты, очевидно определявшие день публикации некролога, но явно проставленные когда герои некролога были еще живы? Плановое хозяйство смерти?
Нет, понимал Виктор, этот некто одобрял не качество текста, не его философские отступления и удачные подачи неожиданных жизненных поворотов героев. Некто одобрял самих героев, определяя сколько им осталось жить. И главный редактор играл во всем этом процессе неожиданно мелкую роль. Он сам был своего рода смесью курьера и автобусного контролера. И хотя в его обязаности наверняка входила публикация "крестиков" в указанный день, но и эта роль не казалась теперь Виктору особенно значительной. Как и его собственная роль, которую он все-таки до конца не понимал.
Вопреки логическому движению мыслей, неожиданное воспоминание вдруг отвлекло Виктора и бросило его в дрожь. И хотя он, казалось, уже почти понимал происходящее, но это воспоминание словно отбросило его назад, оттолкнуло от попытки решить уравнение с одним неизвестным и двумя известными.
Он вспомнил последние слова главного, сказанные им в ответ на любопытство Виктора. Той ночью, когда Игоря Львовича внизу ждала машина, чтобы отвезти в аэропорт.
"Тебе расскажут обо всем только в том случае, если твоя работа, как впрочем и жизнь, больше не будет нужна..."
Тогда Виктору казалось, что он прощается с главным навсегда. И как-то естественно думалось, что и его работе пришел конец, хотя неожиданная загадка, обнаруженная им в сейфе у главного, все равно его тревожила. Но уже на следующий, кажется, день, эту загадку словно само время отодвинуло куда-то в прошлое. И возникшее в воображении Виктора расстояние времени между уже прошлой загадкой и самим собой, перешагнувшим через очередную линию своей жизни, будто бы притупило его интерес к этой тайне, соавтором которой он очевидно был. "Лучше ничего не знать, но быть живым. Особенно, когда все уже в прошлом." - думал тогда он.
И вот оказалось, что никакое это ни прошлое. И все продолжается. И он должен продолжать работать, обращая особое внимание на строчки, подчеркнутые красным карандашом.
- Стоит ли пытаться узнать, что происходит? - думал теперь он. Стоит ли? Стоит ли рисковать своим пусть даже странным, но все-таки уютом, своим спокойствием? Ведь все равно придется писать эти "крестики", придется быть нужным, чтобы оставаться живым.
Снова вспомнилась та последняя фраза главного.
Нет, решил Виктор, черт с ним, но гораздо спокойнее не думать обо всем этом.
Он взял с подоконника папку с давно уже готовыми "крестиками" на военных. Просмотрел фамилии и тексты.
"Какая мне разница, что произойдет с этими генералами, - подумал он. - Какая мне разница на какое число кто-то неизвестный запланирует их смерть с последующей публикацией некролога? Некролога, прочитав который можно подумать, что покойный честно заслужил свою смерть?..."
Если его жизнь так зависит от работы, то пускай эта работа продолжается. И тогда может действительно лучше всего просто как бы отодвинуться от происходящего. Нет, не делать никаких глупостей, не попытаться исчезнуть, затеряться в каком-нибудь другом городе, а поступить гораздо проще. Воплотить в жизнь мечту Нины - купить в селе домик, перебраться туда и счастливо жить там вчетвером. Писать эти "крестики" и отправлять их в город, как в какую-то другую страну, страну, в которой далеко не все в порядке.
Виктор все еще был поглощен своими мыслями, когда пингвин, положив голову ему на колено, заставил его вздрогнуть. Он посмотрел на Мишу, погладил его.
- Хочешь в деревню? - негромко спросил он пингвина и сам как-то горько улыбнулся - настолько нереальными показались ему все эти мечты.
56
И вот, словно действительно вчера закончился отпуск, Виктор сидел за печатной машинкой и попивая горячий кофе смотрел на с трудом выстраивающийся текст нового "крестика". Вторую половину кухонного стола занимала Соня, разложив там свои карандаши и фломастеры. Нина куда-то ушла утром, даже не оставив записки, но Виктора это не беспокоило. "Наверно, ненадолго", - решил он.
В папке с новыми материалами, которую принес вчера вечером курьер, кроме досье на нескольких представителей Министерства здравоохранения Виктор нашел конверт с отпускными. По крайней мере именно это единственное слово было напечатано на бумажке, вместе с пятьюстами долларами найденной им в конверте. Деньги немного подняли творческий дух Виктора, но все равно дело продвигалось страшно медленно. Слова не выстраивались в "боевой порядок", предложения рассыпались и Виктор нервно забивал их "иксами" и строил новые.
- Похоже? - спросила вдруг Соня, показывая свой рисунок.
- А что это? - Виктор присмотрелся.
- Это - Миша! - сказала Соня.
Виктор отрицательно замотал головой.
- Больше похоже на курицу... - задумчиво проговорил он.
Соня насупилась, посмотрела сама на рисунок и бросила его на пол.
- Не сердись! - попросил ее Виктор. - Надо учиться рисовать с натуры...
- А как это?
- Очень просто: садишся напротив Миши, смотришь на него и рисуешь. Тогда будет похоже.
Соне понравилась эта идея и она, собрав все карандаши и фломастеры и взяв у Виктора еще несколько листков бумаги, пошла искать Мишу.
Виктор вернулся к тексту. С грехом пополам закончил первый "крестик" и потер руками виски. Видно отвык он уже от этой работы.
В коридоре хлопнула дверь.
"Нина", - понял Виктор и посмотрел на будильник, стоявший на подоконнике.
Почти полдень.
Через минуту Нина зашла на кухню.
- Привет! - она почему-то радостно улыбалась.
Виктор не видел особенных причин для ответной радости.
- Привет, - довольно сухо сказал он.
- Ты ничего не замечаешь? - спросила Нина.
Виктор осмотрел ее. Те же джинсы, знакомый свитерок. Все то же.
Он пожал плечами, посмотрел ей в лицо с недоумением во взгляде и вдруг что-то действительно остановило его внимание. Что-то заставило его пристальнее всмотреться в лицо, в улыбку Нины.
- Ну что? - торопила она, улыбаясь.
- Зубы? - удивленно произнес Виктор.
Действительно, улыбка обнажила красивые белые зубы, никакой желтизны. Словно девушка, рекламирующая зубную пасту.
Виктор сам улыбнулся.
- Наконец-то увидел, - сказала довольная Нина и, подойдя, чмокнула Виктора в щечку. - Целый месяц пришлось ждать, - сказала она. - Там где без очереди, там четыреста долларов хотели, а так я за восемьдесят сделала...
- Нина, Нина! - забежала на кухню Соня с листком бумаги в руках. Посмотри! Я Мишу нарисовала!
И она показала Нине рисунок. Нина опустилась на корточки, посмотрела на рисунок и погладила Соню по головке.
- Молодец! - сказала она. - Мы его в рамку и на стенку повесим!
- Правда? - обрадовалась Соня.
- Конечно! Чтобы все на него смотрели!
Виктор тоже присмотрелся к рисунку. Что-то там, конечно, от пингвина было.
- Ладно! - Нина поднялась с корточек. - Кажется, сегодня мы все заслужили вкусный обед! Освобождайте кухню!
Соня понесла свой рисунок в комнату, а за ней следом вышел Виктор.
- Она уже совсем, как хозяйка тут распоряжается, - подумал он, но при этом нисколько не рассердился. Скорее эта мысль даже обрадовала его.
57
За окном накрапывал первый весенний дождик. Снег во дворе дома уже почти расстаял и только под кустами еще можно было видеть его смерзшиеся комки. Но это уже были обреченные остатки зимы. Пройдет еще несколько дней и свежие зеленые травинки выползут из прогревшейся земли.
Виктор сидел за кухонным столом, повернувшись к окну. Рядом остывала чашка чая, а он, забыв о ней, смотрел во двор. Не смотря ни на что, он с нетерпением ждал весеннего тепла. И хотя вряд ли оно могло изменить его жизнь, но какая-то смутная и ничем не оправданная надежда заставляла его улыбаться, замечая острые лезвия солнечных лучей, пробивающиеся через слабые тучи и облака.
На столе лежала папка с уже законченными текстами очередных "крестиков". Можно было уже звонить главному и докладывать ему о сделанной работе, а можно было подождать еще денек, оттягивая работу над следующей партией досье на попозже.
- Интересно, - подумал Виктор, отвлекшись от дождя. - Кем окажутся герои следующих некрологов?.. Космонавтами? Подводниками?
Он уже привык, что получаемые им для работы досье объединяли людей уже объединенных общими интересами или профессией. Военные, работники Минздрава, депутаты парламента... И это уже не казалось ему странным. Давно была забыта тетрадь, которую он завел только начав свою работу главный как-то сказал ему, что больше никакой самодеятельности при выборе героев не допустит. И с тех пор Виктор перестал читать газеты, перестал выискивать в них фамилии Очень Важных Персон. Теперь он работал исключительно над "полуфабрикатами", над подробными досье. Это было и легче, и подозрительнее. И чем больше он работал, тем больше подозрений у него возникало, пока они не превратились в полную уверенность, что все это дело с "крестиками" - часть явно криминальной операции. Но эта уверенность никак не повлияла на его ежедневную жизнь и работу. И хотя не думать об этом он теперь не мог, но и думалось ему с каждым днем легче, тем более, что он реально осознавал всю невозможность изменить свою жизнь. Раз уже оказался в такой упряжке - надо тянуть лямку до конца. И он ее тянул.
В комнате зазвонил телефон, а через мгновение в кухню заглянула Нина.
- Витя, тебя!
Виктор зашел в гостиную, поднял трубку.
- Алло, Витя? - спросил незнакомый мужской голос.
- Да.
- Это Леша, помнишь? Я тебя с кладбища подвозил...
- А-а, привет. - Сказал Виктор.
- Есть очень важное дело... Я подъеду минут через двадцать к твоему парадному. Увидишь, что машина внизу - выйдешь!
- Кто это? - спросила Нина, глядя на Виктора, застывшего в недоумении, все еще сжимая трубку в руке.
- Знакомый... - сказал он.
- А мы с Соней учимся читать, - сказала Нина. - Да, Соня?
- Да, - подтвердила девочка, сидевшая на диване с книжкой в руках.
Услышав подъехавшую к парадному машину, Виктор оделся и спустился вниз.
- Садись! - пригласил его внутрь Леша.
Хлопнула дверца. В машине было холодно.
- Как там зверь? - с подчеркнутой дружелюбностью спросил Леша, поглаживая свою бороду.
- Нормально, - ответил Виктор.
- Тут такое дело, - поменяв выражение лица на серьезное, продолжил Леша. - Я хотел тебя со зверем пригласить на одно дело... Не очень веселое, но... Во всяком случае не бесплатно.
- Какое дело? - сухо поинтересовался Виктор.
- У моих друзей шеф погиб. Завтра похороны. Ну знаешь, серьезные похороны. Гроб с бронзовыми ручками - за полторы штуки. Я им как-то про твоего пингвина рассказывал и они вот вспомнили... Они тебя и приглашают с ним на похороны.
- Зачем? - удивился Виктор, посмотрев Леше в лицо.
- Как тебе объяснить... - Леша поджал в раздумьи нижнюю губу. - Во всяком деле должен быть стиль... Они просто подумали, что похороны с пингвином - это стиль... Как бы по самому высокому классу. Он ведь сам по себе траурный, черно-белый... Понимаешь?
Виктор слушал Лешу и хоть он понимал, о чем тот говорил, но все это казалось ему похожим на глупую шутку. Он еще раз пристально посмотрел Леше в глаза.
- Ты серьезно? - спросил он, хотя выражение лица Леши было более, чем серьезным.
- А штука баксов за прокат пингвина - это несерьезно? - Леша напряженно улыбнулся.
- Мне это не очень нравится, - признался Виктор, окончательно удостоверившись, что Леша не шутит.
- Честно говоря, у тебя нет выхода, - сказал бородач. - Нельзя отказываться - друзья покойного могут обидеться... Не создавай себе проблемы. Я завтра заеду к десяти.
Виктор выбрался из машины. Проводил ее взглядом, пока она не исчезла за домом напротив, свернув в сторону дороги.
Вернувшись домой, он закрылся в ванной. Пока набиралась вода - стоял перед зеркалом и смотрел на себя, как на фотографию, которую хотел запомнить.
58
На следующий день они ехали в старой лешиной иномарке на Байковое кладбище. Леша сидел впереди, Виктор с Мишей - на задних сидениях. Ехали молча.
На въезде на кладбище их машину остановил парень в пятнистой военной униформе. Он наклонился со стороны водителя, кивнул Леше и махнул рукой, мол проезжай.
Мимо машины проезжали памятники и оградки. Виктор чувствовал себя паршиво.
Впереди показался застывший кортеж иномарок, перекрывший аллею.
- Придется немного пешком пройти, - сказал, обернувшись, Леша.
Он достал из бардачка бинокль, повесил себе на грудь и выбрался из машины.
Небо над кладбищем было безоблачное. Светило солнце и в воздухе звенели не к месту веселые птичьи трели. Виктор осмотрелся.
Потом они шли неспеша вдоль новеньких крутых иномарок вперед, туда, где уже толпился народ в ожидании похорон.
- Зачем тебе бинокль? - спросил на ходу Виктор.
Леша обернулся - он шел немного впереди.
- У каждого своя работа, - сказал он. - Моя - обеспечивать охрану и спокойствие, чтобы никто не испортил праз... - Леша вдруг запнулся, потом продолжил, - чтобы все было в порядке...
Виктор кивнул.
Они подошли к толпе. Аккуратно и траурно одетые люди расступились, пропуская их вперед.
Остановились у самой могилы, рядом с открытым гробом, в котором лежал мужчина лет сорока, уже седой, в очках с золотой оправой. Поверх стильного костюма лежали букеты цветов, закрывавшие его по грудь.
Виктор, остановившись, напряженно обернулся и вдруг понял, что Леша пропал. Они вдвоем с пингвином стояли среди совершенно незнакомых мрачных людей. И, казалось, никто совершенно не обращал на них внимания, ни на самого Виктора, ни на пингвина.
У изголовья покойника стоял священник с открытой библией. Что-то бурчал себе под нос. За его спиной стоял молодой парень в рясе - видимо помощник.
Виктору хотелось закрыть глаза и переждать все. Но в атмосфере этих похорон присутствовало какое-то напряжение, почти электрическое, и оно словно иголками покалывало кожу лица Виктора и руки, передавая ему нежеланную, раздражающую бодрость. Он стоял неподвижно - точно так же, как и пингвин. А перед ним происходил похоронный ритуал. И на лбу покойника уже лежала какая-то бумажка с нарисованным крестом и надписью на церковнословянском языке. И священник открыл свою книгу на очередной закладке и завел наигранным баритоном свой мрачный речетатив. Все склонили головы. И только пингвин не пошевелился - он и до того стоял, наклонив голову и глядя в могилу.
Виктор покосился на Мишу.
"Мы тоже часть этого ритуала" - подумал он.
Когда два чистеньких могильщика опустили гроб на веревках в могилу, участники похорон ожили. Земля застучала о крышку гроба.
Виктору показалось, что на них с Мишей первый раз обратили внимание. Просто косые взгляды, хотя и наполненные то ли любопытством, то ли печалью.
Подошел Леша.
- Родственники приглашают тебя на поминки, - сказал он. - В шесть вечера в ресторане гостиницы "Москва". И вот, передали тебе...
Он протянул Виктору конверт. Виктор машинально спрятал его в карман, ни слова не сказав.
- Идите к машине, я вас догоню. - Произнес Леша и отошел в сторону.
Виктор оглянулся и заметил невысоко пожилого мужчину, снимавшего все на видеокамеру. Отвернулся. Присел на корточки перед Мишей.
- Ну что, поехали домой? - сказал он, с грустной улыбкой заглядывая в безразличные глазки пингвина.
Потом они ехали домой. Так же молча.
- Не забудь про поминки! - сказал на прощанье Леша.
Виктор кивнул. Машина уехала.
- Какие к черту поминки! - думал Виктор, поднимаясь по лестнице с пингвином на руках.
59
Вечером, уже уложив Соню, Виктор с Ниной сидели на кухне. Пили вино и разговаривали. Виктор рассказал Нине про "похороны с пингвином".
- Ну и что? - спросила она игривым голоском. - Если за это заплатили тысячу долларов - чего переживать?
- Да нет, - после минутной паузы проговорил Виктор. - Я не переживаю... Это много денег... Просто странно.
- Может, раз пингвин тоже стал зарабатывать деньги, ты мне зарплату повысишь? - улыбаясь, но вполне серьезно сказала Нина. И тут же, смягчив интонацию, добавила. - Я ведь все равно все на нас трачу. Соне ботиночки купила...
- Ради бога, не называй это зарплатой! - Виктор тяжело вздохнул. - Я тебе дам утром деньги, закончатся - скажешь...
Он пристально посмотрел на Нину и покачал головой.
- Ты чего? - спросила она.
- Да так... Что-то в тебе иногда деревенское...
- А я в деревне родилась, - утвердительно произнесла Нина и снова улыбнулась.
- Ладно, пошли спать! - сказал Виктор, поднимаясь из-за стола.
Утром Нина растолкала его. Сонными глазами Виктор посмотрел на нее.
- Ты чего? - спросил он, не имея ни малейшего желания вставать.
- Там какой-то кулек на кухне, - взволнованно проговорила Нина. - Иди посмотри!
Виктор поднялся, набросил халат. Нетвердо ступая прошел на кухню.
На столешнице действительно лежал плотно набитый чем-то кулек. Виктор вздохнул. Опять эти фокусы, подумал он.
Сходил в коридор, проверил замки. Входная дверь была закрыта.
Вернулся на кухню. Осторожно потрогал кулек. Рука угадала форму бутылки и Виктор уже более смелыми движениями стал распаковывать.
- Нина! - позвал он минут через пять, разобравшись с содержимым кулька.
Нина вошла, остановилась в изумлении перед заставленным едой столом. Тарелка с заливной рыбой, закутанное тонкой полиэтиленовой пленкой блюдо с традиционным ресторанным мясным ассорти, свежие помидоры, отбивная, бутылка "Смирновской".
- Откуда это? - спросила она.
Виктор скривил губы и показал пальцем на ободок блюда, где синие буквы объединились в слово "Укрресторанторг".
- Вон записка! - Нина кивнула на бутылку водки.
Виктор действительно увидел свернутый кусочек бумаги, скочем приклеенный к горлышку бутылки. Оторвал скоч и развернул записку.
"Старик, больше так не делай - покойников надо уважать! Это тебе от родственников, помяни Сафронова Александра, когда будешь пить. До встречи, Леша."
- От кого? - спросила Нина.
Виктор протянул ей записку. Прочитав ее, она уставилась на Виктора в недоумении.
- А что ты такое сделал?
- Не пошел вчера на поминки...
- Надо было пойти, - негромко проговорила Нина.
Виктор бросил на нее раздраженный взгляд и вышел из кухни. Он проверил карманы своей дубленки, нашел там визитку Леши. В гостиной решительно снял трубку телефона, набрал его номер.
Трубку долго не брали.
- Алло... - Наконец прозвучал сиплый сонный голос.
- Это Леша? - сухо спросил Виктор.
- Ну... - промычал Леша, видимо перебравший на поминках.
- Это Витя. Что это за фокусы с кульком?
- Какие фокусы?.. Это ты, что ли? Вить? Как там зверь?
- Послушай, как этот кулек попал ко мне на кухню? - раздраженно спрашивал Виктор.
- Как? Родственники покойного попросили... А что тебя беспокоит?
- Меня беспокоит, как этот кулек мог попасть ко мне через закрытые двери! - чуть не выкрикнул в трубку Виктор.
- Успокойся! Я тебя слышу, но у меня болит голова... Что ты там спрашиваешь? Через закрытые двери? Да нет таких дверей, которые полностью закрытые! Ты что, маленький?.. Ты там за Сафронова выпей, помяни его... Мне счас тоже похмелиться надо будет, но я еще посплю. На хрена ты меня разбудил?..
И Леша положил трубку.
Виктор покачал головой. Горько было осознавать свое бессилие, свою незащищенность.
- Витя, - позвала его из кухни Нина.
Он зашел.
Нина уже "накрыла" стол. Возле двух тарелок поставила стопки.
- Садись, чего добру пропадать! Пока свежее... - сказала она, потом повернулась к двери в коридор и крикнула: - Соня! Иди кушать!
- Надо этого помянуть, нехорошо... - сказала она, снова повернувшись ко все еще стоявшему перед столом Виктору, и показала взглядом на бутылку "Смирновской".
Он открыл бутылку.
Зашла Соня с листком бумаги в руке.
- Посмотрите, что я нарисовала! - она протянула рисунок Нине.
Нина взяла рисунок и положила на холодильник.
- Сначала покушаем, потом посмотрим! - учительским тоном произнесла она.
60
Прошел день и Виктор, получив от курьера очередную папку с досье, засел за пишмашинку. За окном светило весеннее солнце, и хотя на улице было еще прохладно, но здесь, на кухне, солнце не только разливало по столу свои желтые лучи, но и нагревало воздух. Работа и долгожданное солнечное тепло отвлекали Виктора от тяжести прошедших дней. И хотя все происходившее словно оставалось рядом, но работая, снова и снова вкрапливая в свою философскую словесную вязь подчеркнутые красным факты, Виктор уходил от своих огорчений, от всех этих событий, напоминавших ему о его беспомощности.
Во время одного из своих кофейных перерывов неожиданное воспоминание оживило его - вспомнил он, что какое-то время назад писал он "крестик" на человека по фамилии Сафронов. Уже забылось все: и кем был этот Сафронов, и что из его жизненных достижений было подчеркнуто красным карандашом. Но Виктор был уверен, что именно этого Сафронова они с Мишей на днях хоронили. И хотя стопроцентной уверенности у него все-таки не было, но то, что похороны были явно достойны некролога, как бы косвенно подтверждало правильность его догадки.
Он даже улыбнулся тогда, думая, что и сам выступил в роли "контролера" - сначала написал некролог, а потом поприсутствовал на похоронах, словно проверяя - действительно ли закопают?
Нина уехала с Соней на Днепр погулять и ничто не отвлекало Виктора от работы. И писалось ему в этот день легко. Он перечитывал напечатанные абзацы и, довольный собою, продолжал импровизировать на тему чужой смерти.
Сделав четыре "крестика", он выглянул в окно, пощурился на солнце и подошел к плите. Поставив чайник на огонь, прошелся по квартире. Опустился на корточки возле Миши, стоявшего у балконной двери, словно в ожидании холодного сквознячка.
- Ну что, живем? - спросил он пингвина, заглядывая ему в глазки.
- Живем, живем! - не дождавшись ответа, ответил он сам за Мишу и поднялся с корточек.
Увидел на стене два рисунка в стеклянных рамках. Подошел. Первый рисунок был уже знакомым ему портретом пингвина Миши. На втором он увидел групповой портрет - три человечка и маленький пингвин. "Дядя Витя, я, Нина и Миша" - было написано ломанными дрожащими буквами, но потом очевидно рука Нины исправила "дядю" на "папу", а "Нину" на "маму". Почерк у Нины был аккуратным, учительским. И сама надпись внизу рисунка словно была исправлена учительницей. Не хватало только оценки под ней. Наверно "четверки", учитывая две исправленных ошибки.
Виктор застыл перед этим рисунком. Ему почему-то не понравились исправления Нины. Возникло ощущение насилия над словами, над самой ситуацией. Хотя рисунок висел довольно высоко и Соня могла бы его увидеть только забравшись на стул, а значит Нина сделала эти исправления для себя и Виктора.