Страница:
Если вы не можете одолеть тревогу с ходу, а это иногда непросто, то осознание, по крайней мере, поставит вас в равные позиции. Когда же силы равны, возможны переговоры, причем только они и дадут результат, а борьба в этом случае не эффективна. Не хотите же вы отдавать свои глаза и зубы за чьи-то, пусть даже и соответствующие, органы? "Капля за каплю" - это, на мой взгляд, не метод. В такой ситуации все зависит от того, на чьей стороне будет инициатива. Если вы отдадите ее в руки тревоги, то она может заманить вас в свои сети, поэтому нужно действовать самим, причем быстро, спокойно и четко.
Пригласите ее на чай. Я не иронизирую. Пусть она приходит к вам в гости, вы ее приглашаете - вы хозяин. Сыграйте на своем поле! Каждый спортсмен знает, что это значительно выгоднее, чем играть в гостях. Тут вы у себя дома, вы все знаете, вы владеете обстановкой, вы в силе. А она гость, она слаба и растеряна. Пусть она растеряется, пусть она, а не вы, чувствует себя неуютно. Если же вы растеряетесь, если она вас вытянет к себе, вы пропали. Но пока вы под защитой родных стен (а это ваша логика, ваш здравый смысл, ваши душевные силы и гармония вашего самосознания), вам совершенно нечего опасаться. Это она в таком случае должна вас бояться.
Обычно же имеет место обратная ситуация. Тревога вас заманивает, втягивает в себя. Вы теряетесь, начинаете опасаться, а опасение - это уже страх, а страх - это тревога. Возникает настоящая круговая порука: когда в вас возникает страх перед тревогой, когда вы начинаете побаиваться возникновения тревоги, когда вам становится страшно и неуютно, когда обстоятельства вас поджимают - вы уже тревожны!
Страх перед тревогой - это уже тревога. Испугались возможности появления тревоги - все, вы уже тревожны. Теперь можете не бояться ее появления - она уже пришла. Прохлопали, прозевали.
Страх тревоги - это сама тревога. Она еще не осознается вами как тревога, просто вы начинаете подумывать, что сейчас струсите, в вас только-только рождается желание сбежать. Стоп! Чем, скажите на милость, такое психологическое состояние отличается от самой тревоги? Только тем, что вы еще не поняли, что тревожны. И вам еще кажется, что вы можете все "переиграть", но, если вы перепугались возможности ее возникновения, вам уже просто нечего переигрывать - партия сдана. Разоружайтесь. Поэтому не доводите до греха. Не пугайтесь. Чувствуете дискомфорт - осознайте приближение тревоги и возьмите инициативу в свои руки. Скажите ей: "А! Привет! Это ты? Давно не виделись! Как насчет чайку?" И при этом ехидничайте, как только можете, от всего сердца. Это тот редкий случай, когда ехидство, злорадство, сознание своей силы необходимы как воздух и столь же продуктивны.
Если вы наберетесь наглости пригласить тревогу на чай, она струсит, как неуклюжие братья Иванушки-дурачка из русского фольклора, и даст деру. Поверьте! Только делайте это с юмором, вам должно быть смешно от того, как поспешно и стыдливо она ретируется. Тревога боится смелости и смеха. Вы это и по себе знаете. Иногда бывает так: вы чего-то испугались, а потом оказывается, что это был не леший, а старый пень, не маньяк-убийца, а серая мышка пяти сантиметров длиной, не посторонний, пробравшийся тайком в вашу квартиру, а собственный ребенок. Какова ваша реакция в таком случае? Вы облегченно выдохнете и рассмеетесь. Этот смех - смех вдогонку убегающему страху. Всякий раз, когда страх уходит быстро и неожиданно, у нас возникает желание смеяться. Смех - это проводы страха.
Вспомните знаменитую, почти хрестоматийную, полную глубокого психологического смысла сказку Корнея Ивановича Чуковского про "таракана-таракана-тараканище". Сколько этот деспот нагнал страху на всех от собак до слонов и крокодилов! "Рыжий и усатый та-ра-кан!" И как все они потешались после того, как он в одночасье был съеден маленьким воробушком! И дело не в том, что воробей был очень смелым или слоны и тигры слабыми, дело в том, что воробей не боялся "рыжего и усатого" таракана, а другие боялись. Ваша задача не бояться - тогда вам море по колено. Нет ничего более гнусного, чем страх. Ведь страх - это рабство, подчинение, покорность и безволие. Но если вы не хотите такой участи, если вы не хотите, подобно героям этой истории, "по канавам и дворам" разбегаться, действуйте, как воробей, то есть быстро, смело, спокойно и четко. "Раз, и съел он таракана! Вот и нету великана!"
Пригласите тревогу на чай, не жадничайте! И вы не пожалеете, поскольку нет более приятного и заразительного смеха, чем смех освобожденного от рабства и зависимости человека. "Кто в доме хозяин?" Я надеюсь, вы знаете ответ. Тогда не тушуйтесь.
* * *
Расскажу случай из жизни. Моя пациентка была совершенно измучена тревогой. Причем ее тревога отличалась завидным своеобразием. Ей казалось, что если она встанет, пойдет, выйдет на улицу, то ей непременно станет дурно, случится обморок и она умрет. От таких мыслей ей действительно становилось не по себе, она ощущала сильное головокружение, в глазах темнело, возникали слабость, тошнота и сердцебиение. Стоило ей только подумать о предстоящей тревоге, как что-то сжималось у нее в груди.
Так что нетрудно было заметить, что в большей степени мою пациентку беспокоила не сама тревога как таковая и даже не страх смерти, а предчувствие тревоги, страх ее возникновения. И уже одного этого оказалось вполне достаточно, чтобы полностью лишить эту молодую и красивую женщину радости жизни, способности работать и заниматься семьей. Когда же тревога действительно возникала, на мою подопечную становилось просто больно смотреть. Сердце сжималось, когда она, потерянная и ослабевшая, окидывала вас обреченным взором, словно бы из какого-то жестокого заточения. Ей и вправду казалось, будто она проваливается, будто ее уводят куда-то. Именно от этого слабели ноги, возникали головокружение и тошнота. Ее взгляд в эти минуты молил о помощи.
Плацдармы тревоги были в ней поистине огромны. А страх перед тревогой был несказанно велик, и она сдавала рубеж за рубежом. Она говорила без умолку, постоянно повторяясь. Она перечисляла все то, к чему, по ее мнению, должна была привести тревога. Она боялась, что из-за ее болезни от нее откажется муж. Она не знала, как воспитывать в таком состоянии ребенка. Она понимала, что она не сможет работать, она была уверена, что после госпитализации в клинику неврозов ей будет не устроиться на работу. Ей уже казалось, что теперь все ее называют не иначе как "сумасшедшая". Все это было проявлением подобострастного страха перед собственной тревогой. Война еще не была проиграна, но она уже представляла себе, какой будет жизнь в оккупации, и почти смирилась со своей воображаемой участью.
Интересная женщина с высшим образованием, она обладала замечательным чувством юмора. Когда в процессе наших занятий ей становилось легче и она переставала на время бояться появления своей тревоги, она с удовольствием рассказывала мне смешные истории из своей жизни и анекдоты, полные самоиронии и философского смысла. В такой ситуации, когда человек обладает чувством юмора и больше боится тревоги, чем ее испытывает, нужно, ни секунды не медля, приглашать тревогу на чашку чая. Этим мы и занялись.
<Потеряв серьезность, вы ничего не потеряете на самом деле, фактически станете более здоровым и целостным. - Бхагаван Шри Раджниш>
Сначала она внимательно выслушала все мои доводы относительно "страха перед тревогой" и согласилась с тем, что страх перед тревогой - это уже тревога. Потом я с невозмутимым спокойствием, ничего, впрочем, не подозревая, предложил ей "попить с тревогой чая". И тут она переменилась в лице. Я, сам того не желая, напугал ее своим предложением. Конечно же, я поспешил успокоить мою подопечную относительно метафоричности моего высказывания. "Ну, в переносном смысле, конечно", - сказал я. И тут случилось то, что и называется "попить с тревогой чая". Она засмеялась! "Ах, в переносном! - услышал я сквозь смех. - Надо же, а я подумала, что... Какой стыд! Ха-ха-ха! О боже, какая же я трусиха! Представляю, какое у меня было лицо, я вас так перепугала! Ха-ха-ха! - она смутилась, покраснела, как маленькая шкодница, и прикрыла лицо рукой. - Простите меня. Это надо же!" Потом сначала смущенно, а потом и с шутливой укоризной она повторяла словно бы про себя: "Попить с тревогой чая... Как я этого испугалась. Как нелепо!" Она осознала, что страх тревоги нелеп, и это избавило ее от покорности. После этого она смогла поднять голову и справиться со своей бедой.
* * *
Другой случай, значительно отличающийся от приведенного выше, произошел с одним молодым человеком. Однажды он видел, как пожилому мужчине стало в метро плохо. Тот пошатнулся, упал, кругом засуетились люди. С тех пор при поездках в метро моему будущему пациенту становилось дурно. Он чувствовал сердцебиение и боялся потерять сознание. Причем его не столько беспокоила собственная жизнь, сколько то, что "это неудобно". "Как это, - объяснял он мне, - молодой парень упадет, кругом люди. Что они подумают?"
Он был склонен к одиночеству, и в этом страхе выражалось его стремление к психологической изоляции. Ему было страшно, что на него обратят внимание, он боялся, что кто-то посягнет на его одиночество, нарушит его. "Публичность" - вот в чем состояла его проблема. Но он не считал себя одиноким и не хотел избавляться от своей закрытости.
По образованию он был математиком и больше привык работать с цифрами, чем с людьми. На фоне всплеска экономических реформ в нашем отечестве он решил попробовать себя в бизнесе, организовал собственную фирму. Это была сфера услуг, и потому он был вынужден работать с людьми, а это, к сожалению, противоречило всей его натуре. Он оказался, как говорят, "не в своей тарелке". Так что страх "публичного" сердечного приступа стал просто выражением того эмоционального дискомфорта, который был связан со всей его профессиональной деятельностью.
Он прошел полный цикл разнообразных медицинских обследований и убедился, что никакой патологии у него нет, но страх сердечного приступа его не оставил. Даже напротив, из-за столь пристального внимания к своему здоровью он вырос. Моему пациенту стало чудиться, что приступ может произойти где угодно: в метро, в наземном транспорте, в машине, на улице, в магазине. Он боялся теперь вообще отходить от дома.
<Мы заняты поисками причин нашей проблемы, а эти поиски - не что иное, как откладывание самой проблемы на будущее. - Джиджу Кришнамурти>
Когда он работал с другими психотерапевтами, ему долго объясняли, что причина в том "психотравмирующем событии", которое он пережил, когда оказался наблюдателем испугавшей его сцены с пожилым мужчиной. Он сам пытался внушить себе, что в его возрасте такого казуса случиться не может, но такого рода аутотренинг ему не помогал. И это не случайно, ведь проблема была не в самом приступе, а в страхе публичности. Дома он приступа не боялся, но при посторонних этот страх неизменно возникал.
Как я уже сказал, избавляться от своей природной замкнутости он не хотел в значительной степени потому, что она сама по себе его не тяготила и он считал ее нормальной. Я не настаивал, а зачем? На наших встречах первым делом мы попытались разделить его стремление к самодостаточности и страх перед сердечным приступом. Первое, мы договорились не тревожить, а просто заняться симптомом, который его пугал. Мы убедились в том, что это разные вещи - публичность, его отношения с другими людьми и состояние его здоровья.
Далее был осознан страх приступа. Мы разделили возможный сердечный приступ и страх перед ним. Стало понятно, что проблема не в приступе, а в страхе. Хорошей опорой стало понимание пациентом того факта, что его сердце в порядке, что тревожит его сам страх, а не здоровье как таковое. Действительно, от тех или иных проблем, и в том числе и от сердечного приступа, никто из нас не застрахован. Но можно провести всю жизнь в страхе перед этим и умереть в автомобильной катастрофе в 80-летнем возрасте. А можно, ничего не подозревая, обзавестись инфарктом миокарда в сорок лет. Как лучше жить - всю долгую жизнь в беспричинной тревоге или по-человечески, столько, сколько отведено тебе судьбой. Мой пациент, к счастью, выбрал второе.
<Страх смерти означает страх жизни. - Фредерик Пёрлз>
Я не предлагал ему пить с тревогой чай, поскольку он не был "компанейским" человеком. Но я предложил ему усилить свой страх, чтобы "лучше его рассмотреть". Мы начали с того, что он, прогуливаясь невдалеке от дома, представлял себе, что каждые пять минут падает, словно бы поскользнувшись. Поначалу это было непросто, ведь кругом люди. Но мы решили, что это его собственное дело: хочет он падать или нет. Он заставил себя захотеть. Постепенно он свыкся с мыслью, что "падать можно" и что в этом, по сути, нет ничего страшного. Но во время одной из своих прогулок он вдруг увидел падение случайного прохожего и сам из-за этого перепугался. Ему припомнились его страх и ощущение публичности произошедшего. Но развязка этой истории повергла его в хохот. Дело в том, что упавший бедолага, бывший, видимо, пьяным, не только не привлек ничьего внимания, но, встав, с таким "смаком" высказался по поводу своего падения, этой дороги и всей этой жизни, что не засмеяться было трудно.
<Смех вызывается ожиданием, которое внезапно разряжается. - Иммануил Кант>
После этого мой подопечный решил "пойти на таран" страха. Он намеренно упал и огляделся по сторонам - это ровным счетом никого не заинтересовало, кроме разве что одной сердобольной особы, которая попыталась заглянуть ему в глаза. Но, завидев на его устах улыбку, она сама как-то недоуменно заулыбалась, пожала плечами и поспешила прочь, словно бы увидела что-то сверхъестественное. Такая ее реакция оказалась как нельзя кстати, потому что эта ситуация опять заставила его рассмеяться. Он вдруг понял, что большинство, как и он сам, боится публичности (об этой особенности современного человека мы уже говорили) и сторонится ее, как только может. Отсюда он сделал замечательный вывод: "Нечего бояться публичности, поскольку остальные боятся оказаться публикой! Минус на минус дают плюс". Его любимая математика нашла наконец свое "жизненное" применение.
<Передай Господу дела свои, и предприятия твои свершатся. - Экклезиаст>
Настало время обратиться к сердечному приступу. Понятно, что, если сознательно желать появления сердечного приступа, он от этого не произойдет, как бы того ни жаждать. Скажи сто раз: "халва" - во рту слаще не станет. Поэтому мы стали приглашать не тревогу, а сердечный приступ. Мы как бы перешагивали через страх приступа к самому приступу. Хотя мой подопечный и пытался вызвать свой сердечный приступ десятки раз на дню, тот был неотзывчив, словно бы объявил ему бойкот. Причем не было и тревоги. Я просил его приглашать сердечный приступ как можно чаще, почти постоянно, в такой форме: "Пусть у меня сегодня случится 10, нет, 15, 20 сердечных приступов. Пусть я упаду и буду валяться, сколько мне заблагорассудится - здесь, на работе, на улице, в машине". Он так и делал, но ни сердцебиений, ни страха не возникало. Ему было только смешно - и все!
С тревогой мы справились другими способами, о которых уже шла и еще пойдет речь. Но страх приступа исчез сразу же, как только он стал сознательно желать наступления сердечного приступа. Скоро ему это развлечение даже понравилось. Страх потерял свою актуальность и казался теперь смешным и нелепым.
Мы все тревожны, а люди, склонные к самопогруженности и анализу, в особенности. Эту проблему решает открытость или полноценное и правильное использование изложенных здесь психотерапевтических методик. Тревога сильно укоренилась в нас. Если она сама по себе не поддается, то поддадутся те обстоятельства, которые нас пугают. А не будет "пугала", не будет и страха.
* * *
Я привел два непростых случая из своей практики. При подобных расстройствах следует обращаться к психотерапевту, поскольку они требуют профессиональной работы и помощи. Но ведь каждый из нас испытывает и тревогу, и страх, пусть даже и не столь яркие. Так что это правило будет полезно всем без исключения. Мы должны осознавать свои страхи. Нам должно быть стыдно за то, что мы боимся того, чего не следует бояться. Человек создает пугало, которого сам же и боится. Это нелепо и грустно. Пугало должно быть понято как пугало.
Почти все мы жертвы так называемого массового сознания. Но массовое сознание - это такое же заблуждение, как и страх перед сердечным приступом, который наблюдается у моих молодых и соматически совершенно здоровых пациентов. Телевидение и пресса, с одной стороны, индуцируют страх перед убийцами, насильниками, обманщиками, коррупционерами и т. д. А с другой стороны, нам рассказывают об этом так настойчиво и с таким равнодушием, что постепенно подобная информация просто перестает вызывать в нас должное душевное сопротивление. Мы начинаем привыкать к этому и готовы мириться с этой бедой. Наше сердце начинает с этим мириться. То, что привычно, мы считаем нормальным. Таким образом, хваленое "массовое сознание" само ведет к росту преступности и т. п. И эту систему сложно, если не невозможно, перестроить, ведь она закручена на человеческих слабостях. Наблюдая за сценами насилия на телеэкранах, мы компенсируем таким образом свои агрессивные тенденции, а потому готовы платить за это зрелище. Перемывая кости коррупционерам, журналисты словно бы говорят: "Жаль, что мне так не удалось". А значит, преступность в широком смысле становится желанной. А кто чего хочет, тот это и получает.
<Слова и символы так же относятся к миру реальности, как карта к территории, которую она представляет. Мы живем по воспринимаемой "карте", которая никогда не есть сама реальность. - Карл Роджерс>
Один знаменитый философ, а потом другой известный психолог высказали одну и ту же мысль: если вы всю жизнь стремились к чему-то, а пришли к прямо противоположному - знайте, вы именно к этому и стремились. Впрочем, об этом свидетельствует еще легенда о Вещем Олеге, который, как известно, сделал все от себя зависящее, чтобы страшное предсказание все-таки сбылось. С помощью наших страхов мы оказываемся именно в этой ловушке. Со стороны кажется, что человек специально взращивает в себе страхи. Зачем? Непонятно ни самому человеку, ни тому, кто за ним наблюдает.
Может быть, это повод укрыться от каких-то других проблем, например, невротическая попытка спрятаться от любви? Впрочем, даже поверхностный взгляд на наше общество объяснит эти попытки. Доступность того, что называют любовью, свела ее к порнографии, а принудительный по своей сути брак свел ее к "кухонным разборкам". Хороша же теперь перспектива любить. В любовь больше не верят, ее не ждут, с ней не связывают свое счастье. Вот и попытки избавиться от этой "муки". А многие говорят страшную фразу, пронзающую меня сильнее физической боли: "Может быть, я не способен на это чувство". Страшные слова... Впрочем, это путь в никуда.
Тревожность, поразившая общество, каждого человека, отсутствие любви, страх перед любовью - это невротическая попытка укрыться от истинных чувств, заменив их не менее сильными по интенсивности суррогатами страха и тревоги.
И слово "суррогат" - не простая метафора, ведь суррогат всегда искусственен, как искусственна и наша тревога, я не зря сравнил ее с огородным пугалом. Так, как следовало бы любить, люди предаются тревоге. Тревога, по сути, - протез любви. Мы все замкнуты, а это более чем явное доказательство страха перед любовью. Это-то и порождает тревогу. Случай с моим последним пациентом демонстрирует сказанное как нельзя более явно.
По опыту я знаю, что большинство моих подопечных, страдающих от тревоги, имеют огромный потенциал любви. Так что эта догадка относительно связи немотивированной тревоги с отказом от любви не кажется мне абсурдной. Посмотрите на себя. Вы любите? Может быть, вам мешает тревога? Не испытываете ли вы страх быть брошенным или разочароваться? Поверьте, тревога не мешает вам любить, напротив, вы защищаетесь с ее помощью от этого чувства. Если же быть более точным, вы защищаетесь от тех невзгод, которые, по вашему мнению (а это прогноз!), может принести с собой любовь. Так что здесь вы одним махом расправляетесь и с тем и с другим. Кто не рискует, тот не только не пьет шампанского, но еще и мучается от того, что не пьет этого самого шампанского.
<Недоверие к самому себе является условием всякого другого недоверия. Отто Вейнингер>
Поймите, пока вы не переступите через свою тревогу, вы не сможете любить. А если вы не любите, вам не избежать тревоги. От тревоги есть только одна панацея, и это не "таблетка от страха", которую так часто просят, - это любовь и еще, как я думаю, вера. Тревога - это наше собственное детище. Если мы не желаем с ней расставаться, она всегда будет с нами, даже если перерастет своего родителя (в этом случае тем более она не пожелает с нами расстаться). Тревога - это паразит, она паразитирует на всем, на наших желаниях, надеждах и чувствах. Она питается их силой, как пиявка, как кровососущее членистоногое.
Мы как полоумные кричим о том, что "человек - царь природы". Но кое-кто иногда несколько стыдливо замечает, что человек еще и ее ошибка. Нам бы следовало найти "точки соприкосновения" между этими двумя определениями, иначе мы погубим не только природу, чем занимаемся постоянно и с каким-то садомазохистическим восторгом, но и самих себя. В противном случае мы уподобимся всесильному Нерону, который своими поступками фактически уничтожал самого себя.
* * *
Подведем итоги. Я начал сегодняшний разговор не без патетики и примерно так же завершил его, а сейчас конкретизируем рассмотренный механизм возникновения тревоги и средство борьбы с ней.
Патологическим звеном, которое ведет к тревоге и которое первым делом нужно найти и вычленить, является страх возникновения тревоги. Здесь эта процедура должна быть проведена заранее, как можно раньше. При первых же предвестниках возникновения страха, в тот самый момент, когда в сознании только проскользнула первая шальная мысль о возможности возникновения тревоги, нужно разглядеть начало паники и отфиксировать возникающий страх.
Тревогу нужно поймать до того, как она вступит в силу, до того, как мы успеем испугаться ее возникновения, на уровне "прогнозируемой возможности" ее возникновения.
Это этап, который юристы охарактеризовали бы таким образом: нет не только "состава преступления" (тревоги), но и "события преступления" (нет даже страха возникновения тревоги). Это все равно что обвинить Ивана Ивановича в том, что он убил Петра Петровича, притом что последний жив-здоров и прекрасно себя чувствует.
Здесь нелишним будет расслабиться, войти в "здесь и сейчас", раздвинуть пространство, наладить дыхание и на корню избавиться от всех прогнозов посредством планирования.
Теперь, когда наша психика уличена в желании потревожиться, мы должны взглянуть на этот страх со стороны. Патологическое звено - страх возникновения тревоги - нужно отделить от прочих. Если мы посмотрим на свой страх перед тревогой со стороны, то поймем всю его абсурдность. Ведь тревога не только не наступила, она даже не заявила о себе! Мы просто сделали отрицательный прогноз и в соответствии с ним испугались (или попытались испугаться). Если мы не дистанцируемся от своего страха, не посмотрим на него со стороны, то непременно сразу же начнем искать ему основания, подтверждения, вместо того чтобы убедиться в ложности нашей тревоги (тревоги относительно возможности возникновения тревоги).
Третий обязательный этап процедуры: найти полноценное, нормальное звено, способное заменить патологическое. Страх тревоги - это бегство от тревоги, попытка скрыться, сбежать, поэтому сейчас вы должны взять на себя инициативу. Пригласите ее на чай. Захотите, чтобы она пришла и сделала все, что считает нужным. Пусть приходит, пусть делает что угодно - вы согласны. И вы посмотрите... В конце концов, смеется тот, кто смеется последним. Это должно быть не бегство, а наступление. Ведь не зря же говорят, что наступление - это лучшая "оборона".
Если вы опасаетесь чего-то определенного, чего-то неприятного и плохого, согласитесь на это, скажите себе: "Пусть!" Более того, решите для себя: "Пусть это случится сто, тысячу раз!" Скажите всем своим нелепым опасениям: "Валяйте, заводите свою шарманку, пожалуйста, сколько вам будет угодно!!! Я жду! Я даже хочу, чтобы все случилось именно так. Мне забавно будет на это посмотреть!" Не протестуйте перед лицом собственной тревоги, не размахивайте перед ней декларацией о правах человека - не нужны здесь эти ваши слабые "поперхивания". Не надо заявлять о своих правах на власть после того, как вы сами от нее отказались.
Вы утратили свою власть над собственными психическими процессами в тот самый миг, когда стали искать себе оправдание перед лицом страха. Вы капитулировали в тот момент, когда стали искать пути для отступления.
Однажды один из моих прежних начальников сказал (дословно), что я "виноват, потому что оправдываюсь". Тогда я посчитал это глупостью и хамством, но... Но теперь я просто не оправдываюсь - никогда. Не лишайтесь того, что принадлежит вам по праву, а это ваше достоинство и ваша правда, и тогда не придется комично поперхиваться. Если нечто должно случиться - оно случится, хотите вы этого или нет. Так зачем же лебезить и пытаться безуспешно предлагать свои тщедушные, пропитанные страхом компромиссы? Не бегите, примите удар, повернувшись к нему лицом (если он, конечно, вообще последует). Безусловно, при этом вам не следует забывать о всех тех средствах, которые делают вас сильными, как известно, береженого Бог бережет. Но ни в коем случае не теряйте инициативы, не сдавайтесь, вы должны быть на верху ваших песочных часов. Пусть будет так, как будет, вы не боитесь и уверенно смотрите в будущее. Уверенность дает силы, а именно это вам сейчас и нужно.
Пригласите ее на чай. Я не иронизирую. Пусть она приходит к вам в гости, вы ее приглашаете - вы хозяин. Сыграйте на своем поле! Каждый спортсмен знает, что это значительно выгоднее, чем играть в гостях. Тут вы у себя дома, вы все знаете, вы владеете обстановкой, вы в силе. А она гость, она слаба и растеряна. Пусть она растеряется, пусть она, а не вы, чувствует себя неуютно. Если же вы растеряетесь, если она вас вытянет к себе, вы пропали. Но пока вы под защитой родных стен (а это ваша логика, ваш здравый смысл, ваши душевные силы и гармония вашего самосознания), вам совершенно нечего опасаться. Это она в таком случае должна вас бояться.
Обычно же имеет место обратная ситуация. Тревога вас заманивает, втягивает в себя. Вы теряетесь, начинаете опасаться, а опасение - это уже страх, а страх - это тревога. Возникает настоящая круговая порука: когда в вас возникает страх перед тревогой, когда вы начинаете побаиваться возникновения тревоги, когда вам становится страшно и неуютно, когда обстоятельства вас поджимают - вы уже тревожны!
Страх перед тревогой - это уже тревога. Испугались возможности появления тревоги - все, вы уже тревожны. Теперь можете не бояться ее появления - она уже пришла. Прохлопали, прозевали.
Страх тревоги - это сама тревога. Она еще не осознается вами как тревога, просто вы начинаете подумывать, что сейчас струсите, в вас только-только рождается желание сбежать. Стоп! Чем, скажите на милость, такое психологическое состояние отличается от самой тревоги? Только тем, что вы еще не поняли, что тревожны. И вам еще кажется, что вы можете все "переиграть", но, если вы перепугались возможности ее возникновения, вам уже просто нечего переигрывать - партия сдана. Разоружайтесь. Поэтому не доводите до греха. Не пугайтесь. Чувствуете дискомфорт - осознайте приближение тревоги и возьмите инициативу в свои руки. Скажите ей: "А! Привет! Это ты? Давно не виделись! Как насчет чайку?" И при этом ехидничайте, как только можете, от всего сердца. Это тот редкий случай, когда ехидство, злорадство, сознание своей силы необходимы как воздух и столь же продуктивны.
Если вы наберетесь наглости пригласить тревогу на чай, она струсит, как неуклюжие братья Иванушки-дурачка из русского фольклора, и даст деру. Поверьте! Только делайте это с юмором, вам должно быть смешно от того, как поспешно и стыдливо она ретируется. Тревога боится смелости и смеха. Вы это и по себе знаете. Иногда бывает так: вы чего-то испугались, а потом оказывается, что это был не леший, а старый пень, не маньяк-убийца, а серая мышка пяти сантиметров длиной, не посторонний, пробравшийся тайком в вашу квартиру, а собственный ребенок. Какова ваша реакция в таком случае? Вы облегченно выдохнете и рассмеетесь. Этот смех - смех вдогонку убегающему страху. Всякий раз, когда страх уходит быстро и неожиданно, у нас возникает желание смеяться. Смех - это проводы страха.
Вспомните знаменитую, почти хрестоматийную, полную глубокого психологического смысла сказку Корнея Ивановича Чуковского про "таракана-таракана-тараканище". Сколько этот деспот нагнал страху на всех от собак до слонов и крокодилов! "Рыжий и усатый та-ра-кан!" И как все они потешались после того, как он в одночасье был съеден маленьким воробушком! И дело не в том, что воробей был очень смелым или слоны и тигры слабыми, дело в том, что воробей не боялся "рыжего и усатого" таракана, а другие боялись. Ваша задача не бояться - тогда вам море по колено. Нет ничего более гнусного, чем страх. Ведь страх - это рабство, подчинение, покорность и безволие. Но если вы не хотите такой участи, если вы не хотите, подобно героям этой истории, "по канавам и дворам" разбегаться, действуйте, как воробей, то есть быстро, смело, спокойно и четко. "Раз, и съел он таракана! Вот и нету великана!"
Пригласите тревогу на чай, не жадничайте! И вы не пожалеете, поскольку нет более приятного и заразительного смеха, чем смех освобожденного от рабства и зависимости человека. "Кто в доме хозяин?" Я надеюсь, вы знаете ответ. Тогда не тушуйтесь.
* * *
Расскажу случай из жизни. Моя пациентка была совершенно измучена тревогой. Причем ее тревога отличалась завидным своеобразием. Ей казалось, что если она встанет, пойдет, выйдет на улицу, то ей непременно станет дурно, случится обморок и она умрет. От таких мыслей ей действительно становилось не по себе, она ощущала сильное головокружение, в глазах темнело, возникали слабость, тошнота и сердцебиение. Стоило ей только подумать о предстоящей тревоге, как что-то сжималось у нее в груди.
Так что нетрудно было заметить, что в большей степени мою пациентку беспокоила не сама тревога как таковая и даже не страх смерти, а предчувствие тревоги, страх ее возникновения. И уже одного этого оказалось вполне достаточно, чтобы полностью лишить эту молодую и красивую женщину радости жизни, способности работать и заниматься семьей. Когда же тревога действительно возникала, на мою подопечную становилось просто больно смотреть. Сердце сжималось, когда она, потерянная и ослабевшая, окидывала вас обреченным взором, словно бы из какого-то жестокого заточения. Ей и вправду казалось, будто она проваливается, будто ее уводят куда-то. Именно от этого слабели ноги, возникали головокружение и тошнота. Ее взгляд в эти минуты молил о помощи.
Плацдармы тревоги были в ней поистине огромны. А страх перед тревогой был несказанно велик, и она сдавала рубеж за рубежом. Она говорила без умолку, постоянно повторяясь. Она перечисляла все то, к чему, по ее мнению, должна была привести тревога. Она боялась, что из-за ее болезни от нее откажется муж. Она не знала, как воспитывать в таком состоянии ребенка. Она понимала, что она не сможет работать, она была уверена, что после госпитализации в клинику неврозов ей будет не устроиться на работу. Ей уже казалось, что теперь все ее называют не иначе как "сумасшедшая". Все это было проявлением подобострастного страха перед собственной тревогой. Война еще не была проиграна, но она уже представляла себе, какой будет жизнь в оккупации, и почти смирилась со своей воображаемой участью.
Интересная женщина с высшим образованием, она обладала замечательным чувством юмора. Когда в процессе наших занятий ей становилось легче и она переставала на время бояться появления своей тревоги, она с удовольствием рассказывала мне смешные истории из своей жизни и анекдоты, полные самоиронии и философского смысла. В такой ситуации, когда человек обладает чувством юмора и больше боится тревоги, чем ее испытывает, нужно, ни секунды не медля, приглашать тревогу на чашку чая. Этим мы и занялись.
<Потеряв серьезность, вы ничего не потеряете на самом деле, фактически станете более здоровым и целостным. - Бхагаван Шри Раджниш>
Сначала она внимательно выслушала все мои доводы относительно "страха перед тревогой" и согласилась с тем, что страх перед тревогой - это уже тревога. Потом я с невозмутимым спокойствием, ничего, впрочем, не подозревая, предложил ей "попить с тревогой чая". И тут она переменилась в лице. Я, сам того не желая, напугал ее своим предложением. Конечно же, я поспешил успокоить мою подопечную относительно метафоричности моего высказывания. "Ну, в переносном смысле, конечно", - сказал я. И тут случилось то, что и называется "попить с тревогой чая". Она засмеялась! "Ах, в переносном! - услышал я сквозь смех. - Надо же, а я подумала, что... Какой стыд! Ха-ха-ха! О боже, какая же я трусиха! Представляю, какое у меня было лицо, я вас так перепугала! Ха-ха-ха! - она смутилась, покраснела, как маленькая шкодница, и прикрыла лицо рукой. - Простите меня. Это надо же!" Потом сначала смущенно, а потом и с шутливой укоризной она повторяла словно бы про себя: "Попить с тревогой чая... Как я этого испугалась. Как нелепо!" Она осознала, что страх тревоги нелеп, и это избавило ее от покорности. После этого она смогла поднять голову и справиться со своей бедой.
* * *
Другой случай, значительно отличающийся от приведенного выше, произошел с одним молодым человеком. Однажды он видел, как пожилому мужчине стало в метро плохо. Тот пошатнулся, упал, кругом засуетились люди. С тех пор при поездках в метро моему будущему пациенту становилось дурно. Он чувствовал сердцебиение и боялся потерять сознание. Причем его не столько беспокоила собственная жизнь, сколько то, что "это неудобно". "Как это, - объяснял он мне, - молодой парень упадет, кругом люди. Что они подумают?"
Он был склонен к одиночеству, и в этом страхе выражалось его стремление к психологической изоляции. Ему было страшно, что на него обратят внимание, он боялся, что кто-то посягнет на его одиночество, нарушит его. "Публичность" - вот в чем состояла его проблема. Но он не считал себя одиноким и не хотел избавляться от своей закрытости.
По образованию он был математиком и больше привык работать с цифрами, чем с людьми. На фоне всплеска экономических реформ в нашем отечестве он решил попробовать себя в бизнесе, организовал собственную фирму. Это была сфера услуг, и потому он был вынужден работать с людьми, а это, к сожалению, противоречило всей его натуре. Он оказался, как говорят, "не в своей тарелке". Так что страх "публичного" сердечного приступа стал просто выражением того эмоционального дискомфорта, который был связан со всей его профессиональной деятельностью.
Он прошел полный цикл разнообразных медицинских обследований и убедился, что никакой патологии у него нет, но страх сердечного приступа его не оставил. Даже напротив, из-за столь пристального внимания к своему здоровью он вырос. Моему пациенту стало чудиться, что приступ может произойти где угодно: в метро, в наземном транспорте, в машине, на улице, в магазине. Он боялся теперь вообще отходить от дома.
<Мы заняты поисками причин нашей проблемы, а эти поиски - не что иное, как откладывание самой проблемы на будущее. - Джиджу Кришнамурти>
Когда он работал с другими психотерапевтами, ему долго объясняли, что причина в том "психотравмирующем событии", которое он пережил, когда оказался наблюдателем испугавшей его сцены с пожилым мужчиной. Он сам пытался внушить себе, что в его возрасте такого казуса случиться не может, но такого рода аутотренинг ему не помогал. И это не случайно, ведь проблема была не в самом приступе, а в страхе публичности. Дома он приступа не боялся, но при посторонних этот страх неизменно возникал.
Как я уже сказал, избавляться от своей природной замкнутости он не хотел в значительной степени потому, что она сама по себе его не тяготила и он считал ее нормальной. Я не настаивал, а зачем? На наших встречах первым делом мы попытались разделить его стремление к самодостаточности и страх перед сердечным приступом. Первое, мы договорились не тревожить, а просто заняться симптомом, который его пугал. Мы убедились в том, что это разные вещи - публичность, его отношения с другими людьми и состояние его здоровья.
Далее был осознан страх приступа. Мы разделили возможный сердечный приступ и страх перед ним. Стало понятно, что проблема не в приступе, а в страхе. Хорошей опорой стало понимание пациентом того факта, что его сердце в порядке, что тревожит его сам страх, а не здоровье как таковое. Действительно, от тех или иных проблем, и в том числе и от сердечного приступа, никто из нас не застрахован. Но можно провести всю жизнь в страхе перед этим и умереть в автомобильной катастрофе в 80-летнем возрасте. А можно, ничего не подозревая, обзавестись инфарктом миокарда в сорок лет. Как лучше жить - всю долгую жизнь в беспричинной тревоге или по-человечески, столько, сколько отведено тебе судьбой. Мой пациент, к счастью, выбрал второе.
<Страх смерти означает страх жизни. - Фредерик Пёрлз>
Я не предлагал ему пить с тревогой чай, поскольку он не был "компанейским" человеком. Но я предложил ему усилить свой страх, чтобы "лучше его рассмотреть". Мы начали с того, что он, прогуливаясь невдалеке от дома, представлял себе, что каждые пять минут падает, словно бы поскользнувшись. Поначалу это было непросто, ведь кругом люди. Но мы решили, что это его собственное дело: хочет он падать или нет. Он заставил себя захотеть. Постепенно он свыкся с мыслью, что "падать можно" и что в этом, по сути, нет ничего страшного. Но во время одной из своих прогулок он вдруг увидел падение случайного прохожего и сам из-за этого перепугался. Ему припомнились его страх и ощущение публичности произошедшего. Но развязка этой истории повергла его в хохот. Дело в том, что упавший бедолага, бывший, видимо, пьяным, не только не привлек ничьего внимания, но, встав, с таким "смаком" высказался по поводу своего падения, этой дороги и всей этой жизни, что не засмеяться было трудно.
<Смех вызывается ожиданием, которое внезапно разряжается. - Иммануил Кант>
После этого мой подопечный решил "пойти на таран" страха. Он намеренно упал и огляделся по сторонам - это ровным счетом никого не заинтересовало, кроме разве что одной сердобольной особы, которая попыталась заглянуть ему в глаза. Но, завидев на его устах улыбку, она сама как-то недоуменно заулыбалась, пожала плечами и поспешила прочь, словно бы увидела что-то сверхъестественное. Такая ее реакция оказалась как нельзя кстати, потому что эта ситуация опять заставила его рассмеяться. Он вдруг понял, что большинство, как и он сам, боится публичности (об этой особенности современного человека мы уже говорили) и сторонится ее, как только может. Отсюда он сделал замечательный вывод: "Нечего бояться публичности, поскольку остальные боятся оказаться публикой! Минус на минус дают плюс". Его любимая математика нашла наконец свое "жизненное" применение.
<Передай Господу дела свои, и предприятия твои свершатся. - Экклезиаст>
Настало время обратиться к сердечному приступу. Понятно, что, если сознательно желать появления сердечного приступа, он от этого не произойдет, как бы того ни жаждать. Скажи сто раз: "халва" - во рту слаще не станет. Поэтому мы стали приглашать не тревогу, а сердечный приступ. Мы как бы перешагивали через страх приступа к самому приступу. Хотя мой подопечный и пытался вызвать свой сердечный приступ десятки раз на дню, тот был неотзывчив, словно бы объявил ему бойкот. Причем не было и тревоги. Я просил его приглашать сердечный приступ как можно чаще, почти постоянно, в такой форме: "Пусть у меня сегодня случится 10, нет, 15, 20 сердечных приступов. Пусть я упаду и буду валяться, сколько мне заблагорассудится - здесь, на работе, на улице, в машине". Он так и делал, но ни сердцебиений, ни страха не возникало. Ему было только смешно - и все!
С тревогой мы справились другими способами, о которых уже шла и еще пойдет речь. Но страх приступа исчез сразу же, как только он стал сознательно желать наступления сердечного приступа. Скоро ему это развлечение даже понравилось. Страх потерял свою актуальность и казался теперь смешным и нелепым.
Мы все тревожны, а люди, склонные к самопогруженности и анализу, в особенности. Эту проблему решает открытость или полноценное и правильное использование изложенных здесь психотерапевтических методик. Тревога сильно укоренилась в нас. Если она сама по себе не поддается, то поддадутся те обстоятельства, которые нас пугают. А не будет "пугала", не будет и страха.
* * *
Я привел два непростых случая из своей практики. При подобных расстройствах следует обращаться к психотерапевту, поскольку они требуют профессиональной работы и помощи. Но ведь каждый из нас испытывает и тревогу, и страх, пусть даже и не столь яркие. Так что это правило будет полезно всем без исключения. Мы должны осознавать свои страхи. Нам должно быть стыдно за то, что мы боимся того, чего не следует бояться. Человек создает пугало, которого сам же и боится. Это нелепо и грустно. Пугало должно быть понято как пугало.
Почти все мы жертвы так называемого массового сознания. Но массовое сознание - это такое же заблуждение, как и страх перед сердечным приступом, который наблюдается у моих молодых и соматически совершенно здоровых пациентов. Телевидение и пресса, с одной стороны, индуцируют страх перед убийцами, насильниками, обманщиками, коррупционерами и т. д. А с другой стороны, нам рассказывают об этом так настойчиво и с таким равнодушием, что постепенно подобная информация просто перестает вызывать в нас должное душевное сопротивление. Мы начинаем привыкать к этому и готовы мириться с этой бедой. Наше сердце начинает с этим мириться. То, что привычно, мы считаем нормальным. Таким образом, хваленое "массовое сознание" само ведет к росту преступности и т. п. И эту систему сложно, если не невозможно, перестроить, ведь она закручена на человеческих слабостях. Наблюдая за сценами насилия на телеэкранах, мы компенсируем таким образом свои агрессивные тенденции, а потому готовы платить за это зрелище. Перемывая кости коррупционерам, журналисты словно бы говорят: "Жаль, что мне так не удалось". А значит, преступность в широком смысле становится желанной. А кто чего хочет, тот это и получает.
<Слова и символы так же относятся к миру реальности, как карта к территории, которую она представляет. Мы живем по воспринимаемой "карте", которая никогда не есть сама реальность. - Карл Роджерс>
Один знаменитый философ, а потом другой известный психолог высказали одну и ту же мысль: если вы всю жизнь стремились к чему-то, а пришли к прямо противоположному - знайте, вы именно к этому и стремились. Впрочем, об этом свидетельствует еще легенда о Вещем Олеге, который, как известно, сделал все от себя зависящее, чтобы страшное предсказание все-таки сбылось. С помощью наших страхов мы оказываемся именно в этой ловушке. Со стороны кажется, что человек специально взращивает в себе страхи. Зачем? Непонятно ни самому человеку, ни тому, кто за ним наблюдает.
Может быть, это повод укрыться от каких-то других проблем, например, невротическая попытка спрятаться от любви? Впрочем, даже поверхностный взгляд на наше общество объяснит эти попытки. Доступность того, что называют любовью, свела ее к порнографии, а принудительный по своей сути брак свел ее к "кухонным разборкам". Хороша же теперь перспектива любить. В любовь больше не верят, ее не ждут, с ней не связывают свое счастье. Вот и попытки избавиться от этой "муки". А многие говорят страшную фразу, пронзающую меня сильнее физической боли: "Может быть, я не способен на это чувство". Страшные слова... Впрочем, это путь в никуда.
Тревожность, поразившая общество, каждого человека, отсутствие любви, страх перед любовью - это невротическая попытка укрыться от истинных чувств, заменив их не менее сильными по интенсивности суррогатами страха и тревоги.
И слово "суррогат" - не простая метафора, ведь суррогат всегда искусственен, как искусственна и наша тревога, я не зря сравнил ее с огородным пугалом. Так, как следовало бы любить, люди предаются тревоге. Тревога, по сути, - протез любви. Мы все замкнуты, а это более чем явное доказательство страха перед любовью. Это-то и порождает тревогу. Случай с моим последним пациентом демонстрирует сказанное как нельзя более явно.
По опыту я знаю, что большинство моих подопечных, страдающих от тревоги, имеют огромный потенциал любви. Так что эта догадка относительно связи немотивированной тревоги с отказом от любви не кажется мне абсурдной. Посмотрите на себя. Вы любите? Может быть, вам мешает тревога? Не испытываете ли вы страх быть брошенным или разочароваться? Поверьте, тревога не мешает вам любить, напротив, вы защищаетесь с ее помощью от этого чувства. Если же быть более точным, вы защищаетесь от тех невзгод, которые, по вашему мнению (а это прогноз!), может принести с собой любовь. Так что здесь вы одним махом расправляетесь и с тем и с другим. Кто не рискует, тот не только не пьет шампанского, но еще и мучается от того, что не пьет этого самого шампанского.
<Недоверие к самому себе является условием всякого другого недоверия. Отто Вейнингер>
Поймите, пока вы не переступите через свою тревогу, вы не сможете любить. А если вы не любите, вам не избежать тревоги. От тревоги есть только одна панацея, и это не "таблетка от страха", которую так часто просят, - это любовь и еще, как я думаю, вера. Тревога - это наше собственное детище. Если мы не желаем с ней расставаться, она всегда будет с нами, даже если перерастет своего родителя (в этом случае тем более она не пожелает с нами расстаться). Тревога - это паразит, она паразитирует на всем, на наших желаниях, надеждах и чувствах. Она питается их силой, как пиявка, как кровососущее членистоногое.
Мы как полоумные кричим о том, что "человек - царь природы". Но кое-кто иногда несколько стыдливо замечает, что человек еще и ее ошибка. Нам бы следовало найти "точки соприкосновения" между этими двумя определениями, иначе мы погубим не только природу, чем занимаемся постоянно и с каким-то садомазохистическим восторгом, но и самих себя. В противном случае мы уподобимся всесильному Нерону, который своими поступками фактически уничтожал самого себя.
* * *
Подведем итоги. Я начал сегодняшний разговор не без патетики и примерно так же завершил его, а сейчас конкретизируем рассмотренный механизм возникновения тревоги и средство борьбы с ней.
Патологическим звеном, которое ведет к тревоге и которое первым делом нужно найти и вычленить, является страх возникновения тревоги. Здесь эта процедура должна быть проведена заранее, как можно раньше. При первых же предвестниках возникновения страха, в тот самый момент, когда в сознании только проскользнула первая шальная мысль о возможности возникновения тревоги, нужно разглядеть начало паники и отфиксировать возникающий страх.
Тревогу нужно поймать до того, как она вступит в силу, до того, как мы успеем испугаться ее возникновения, на уровне "прогнозируемой возможности" ее возникновения.
Это этап, который юристы охарактеризовали бы таким образом: нет не только "состава преступления" (тревоги), но и "события преступления" (нет даже страха возникновения тревоги). Это все равно что обвинить Ивана Ивановича в том, что он убил Петра Петровича, притом что последний жив-здоров и прекрасно себя чувствует.
Здесь нелишним будет расслабиться, войти в "здесь и сейчас", раздвинуть пространство, наладить дыхание и на корню избавиться от всех прогнозов посредством планирования.
Теперь, когда наша психика уличена в желании потревожиться, мы должны взглянуть на этот страх со стороны. Патологическое звено - страх возникновения тревоги - нужно отделить от прочих. Если мы посмотрим на свой страх перед тревогой со стороны, то поймем всю его абсурдность. Ведь тревога не только не наступила, она даже не заявила о себе! Мы просто сделали отрицательный прогноз и в соответствии с ним испугались (или попытались испугаться). Если мы не дистанцируемся от своего страха, не посмотрим на него со стороны, то непременно сразу же начнем искать ему основания, подтверждения, вместо того чтобы убедиться в ложности нашей тревоги (тревоги относительно возможности возникновения тревоги).
Третий обязательный этап процедуры: найти полноценное, нормальное звено, способное заменить патологическое. Страх тревоги - это бегство от тревоги, попытка скрыться, сбежать, поэтому сейчас вы должны взять на себя инициативу. Пригласите ее на чай. Захотите, чтобы она пришла и сделала все, что считает нужным. Пусть приходит, пусть делает что угодно - вы согласны. И вы посмотрите... В конце концов, смеется тот, кто смеется последним. Это должно быть не бегство, а наступление. Ведь не зря же говорят, что наступление - это лучшая "оборона".
Если вы опасаетесь чего-то определенного, чего-то неприятного и плохого, согласитесь на это, скажите себе: "Пусть!" Более того, решите для себя: "Пусть это случится сто, тысячу раз!" Скажите всем своим нелепым опасениям: "Валяйте, заводите свою шарманку, пожалуйста, сколько вам будет угодно!!! Я жду! Я даже хочу, чтобы все случилось именно так. Мне забавно будет на это посмотреть!" Не протестуйте перед лицом собственной тревоги, не размахивайте перед ней декларацией о правах человека - не нужны здесь эти ваши слабые "поперхивания". Не надо заявлять о своих правах на власть после того, как вы сами от нее отказались.
Вы утратили свою власть над собственными психическими процессами в тот самый миг, когда стали искать себе оправдание перед лицом страха. Вы капитулировали в тот момент, когда стали искать пути для отступления.
Однажды один из моих прежних начальников сказал (дословно), что я "виноват, потому что оправдываюсь". Тогда я посчитал это глупостью и хамством, но... Но теперь я просто не оправдываюсь - никогда. Не лишайтесь того, что принадлежит вам по праву, а это ваше достоинство и ваша правда, и тогда не придется комично поперхиваться. Если нечто должно случиться - оно случится, хотите вы этого или нет. Так зачем же лебезить и пытаться безуспешно предлагать свои тщедушные, пропитанные страхом компромиссы? Не бегите, примите удар, повернувшись к нему лицом (если он, конечно, вообще последует). Безусловно, при этом вам не следует забывать о всех тех средствах, которые делают вас сильными, как известно, береженого Бог бережет. Но ни в коем случае не теряйте инициативы, не сдавайтесь, вы должны быть на верху ваших песочных часов. Пусть будет так, как будет, вы не боитесь и уверенно смотрите в будущее. Уверенность дает силы, а именно это вам сейчас и нужно.