Куртц Кэтрин. Адепт (Адепт - 1)

   - Очень хорошо, сэр, - сказал Хэмфри. - Я приготовлю все к вечеру.
   Глава 2
   Ровно через двадцать минут, освежившись под душем и побрившись, Адам выплыл из своих апартаментов. Костюм для верховой езды сменился белоснежной сорочкой и строгим костюмом-тройкой - своего рода парадной формой врача.
   От зеркала к зеркалу вестибюля Стратмурн-Хауса за ним перемещалось отражение высокого, темноволосого джентльмена лет сорока пяти, двигавшегося с целеустремленностью человека, для которого время слишком дорого и его вечно не хватает. В молодости он неплохо фехтовал и ездил верхом, но затем медицина и другие интересы направили его энергию в другую сторону. Впрочем, изящество и точность движений, характерные для обоих этих видов спорта, сохранились с естественностью не приобретенных, но врожденных привычек. Седина на висках чуть смягчала патрицианский профиль, который у другого мог бы производить и впечатление жесткости.
   Однако для человека, ожидающего от себя больше, чем от окружающих, естественна твердость характера. Более всего это проявлялось в целеустремленности, казавшейся у Адама Синклера такой же естественной, как одежда. Даже в минуты спокойствия в глубине его темных глаз теплился скрытый огонь - огонь, который, разгоревшись, мог обогреть, а мог и вспыхнуть уничтожающей яростью. Правда, последнее случалось крайне редко и обыкновенно уравновешивалось холодным, ясным разумом, справлявшимся почти с любой сложной ситуацией.
   Он отличался и неплохим чувством юмора: когда он спустился в вестибюль, оно как раз преобладало в его настроении. Хэмфри уже подогнал к дверям строгий и даже чопорный темно-синий "рейнджровер", на котором Адам обыкновенно ездил в город, когда правил сам. Дворецкий распахнул дверцу и стоял, готовый вручить хозяину плащ, шляпу и портфель. День, однако, обещал выдаться погожим. Адам тряхнул головой и направился к гаражу.
   - Я передумал, Хэмфри, - сказал он, жестом предлагая ему убрать портфель, шляпу и плащ под крышу темно-синего кабриолета "Ягуар XJ-S", последнего и любимого его приобретения. - Сегодня идеальный день для "яга". Если я выеду из Джорданберна вовремя, я буду в Перте еще засветло. Даже не верится, что епископ еще не видел этого красавца. Если он выкажет к нему должное почтение, я даже дам ему порулить перед ужином.
   Хэмфри усмехнулся и помог Адаму отстегнуть чехол над водительским местом и убрать его за спинку кожаного сиденья.
   - Епископу это понравится, сэр.
   - Еще как понравится. Славная машина. - Адам улыбнулся в ответ, сел за руль и натянул водительские перчатки. - Вот когда я съем епископский ужин и отведаю превосходного портвейна, я вручу ему чек на круглую сумму для фонда реставрации монастыря - чтобы его преосвященство не чувствовал себя слишком уж обязанным. Мне кажется, крыше собора Святого Ниниана не помешает ремонт.
   - Вы можете назвать мне собор, которому бы он помешал, сэр? - с улыбкой отозвался Хэмфри. Адам повернул ключ в замке зажигания, и мощный двигатель ожил.
   Через несколько минут он уже выводил машину из ворот конюшни на трехполосное шоссе. Он не надел шляпу и наслаждался треплющим волосы ветерком. Медные буки стояли во всей своей октябрьской красе, и за первым же поворотом готический фасад Стратмурна в зеркале заднего вида растворился в дымке ало-оранжевой листвы.
   Возле коттеджей, принадлежавших поместью, он сбросил скорость. Полосатые, желто-коричневые поля заломами были утыканы круглыми копнами сена. Выше по склону холма один из трех фермеров-арендаторов Адама вспахивал поле под озимый ячмень. Над плугом кружилась стайка белых чаек - птицы с криком ныряли к самой земле за червяками, вывернутыми с комьями земли.
   Примерно в миле от дома дорога миновала еще одни ворота, обычно открытые, после чего вливалась во второстепенное шоссе, неширокое, но с хорошим покрытием. Вместо того чтобы свернуть направо, в сторону Эдинбурга, Адам повернул налево и, сменив несколько местных дорог категории "В", добрался наконец до главного въезда в поместье Кинтулов. Около ворот красовался бело-синий знак со стилизованным замком.
   Шурша шинами по гравию, он направил свой "яг" под арку ворот и дальше, по длинной аллее. Осенние краски Кинтула, так любимые леди Лорой, были яркими, как в Стратмурне. По дороге Адам гадал, зачем его пригласили, но так и не пришел к определенному мнению.
   Поскольку он знал леди Лору всю свою жизнь, поводов к этому могло быть предостаточно - как профессионального, так и личного характера. Ее короткое письмо он получил вечером в пятницу. Тон письма, приглашавшего его навестить Кинтул в понедельник, был спокойный и чуть шутливый - как и обычно у леди Лоры, - но у Адама сложилось впечатление, что помимо удовольствия от его общества она преследует и какую-то другую, неизвестную ему, цель.
   За воротами поместья лес сменился пастбищем, открыв наконец вид на большой сказочный дворец, каким представлялся издалека Кинтул-Хаус: нагромождение башен, башенок и бастионов. Поддерживающие парапет карнизы, так же как обрамляющие окна каменные наличники, были дымчато-серого цвета, перекликавшегося с кровельными пластинами из сланца. Над одной из самых высоких башен на флагштоке реял сине-белый шотландский флаг - знамя Святого Андрея, или, говоря проще, "синее одеяло". Знамени Кинтулов на флагштоке не было; это означало, что граф Кинтул, старший сын леди Лоры, находится в отъезде.
   Это не удивило Адама, поскольку Кинтул, как и большинство других исторических построек Шотландии, сделался не столько фамильной резиденцией, сколько музеем и выставочным комплексом. Летом граф открывал территорию поместья и двадцать из двадцати восьми комнат для посетителей. Причина этого была чисто финансовой. Все продолжало поддерживаться в образцовом порядке, хотя лужайка для гольфа и крокета была занята теперь столами для пикников, информационным павильоном и детской площадкой. Это несколько огорчало Адама, и все же это было лучше, чем превращение такого исторического места, как Кинтул, в отель или жилой комплекс. Он надеялся, что сможет уберечь Стратмурн от подобной участи.
   Вспоминая щеголей и крокетные костюмы времен своего давно прошедшего детства, Адам проехал мимо стоянки для машин посетителей - совершенно пустой, ибо туристический сезон уже закончился. Булыжная дорога привела его через еще одни ворота, вокруг восточного крыла здания к еще одной стоянке, поменьше, примыкающей к входу в личные покои владельцев усадьбы.
   Он припарковал свой "ягуар" рядом с машиной, которую он не видел в Кинтул-Хаусе еще ни разу: "моррисом-мини-трэвеллером" темно-зеленого цвета, с совсем еще свежей деревянной отделкой на боковинах. Заднее сиденье было сложено, а рядом с ним стояло несколько больших холстов, натянутых на подрамники, - насколько Адам мог разглядеть, чистых. Пока Адам стягивал перчатки и наскоро приглаживал волосы расческой, он гадал, чья бы это могла быть машина, но все же отбросил любопытство и зашагал к боковому крыльцу Кинтулов.
   Дверь отворил незнакомый слуга в ливрее. Он проводил Адама в вестибюль, где их ждала Анна Ирвин, личная горничная, а порой и секретарь леди Лоры.
   - Сэр Адам, я очень рада вас видеть, - сказала она, приветствуя его крепким рукопожатием и несколько озабоченной улыбкой. - Леди Лора в длинной галерее. Я провожу вас туда.
   Галерея тянулась на всю длину северного крыла - узкое вытянутое помещение со сквозняками, напоминающее скорее коридор, чем комнату. Пол был устлан симпатичным персидским ковром - розовым с голубым, - но поскольку использовали галерею редко, ее меблировка свелась к ряду изящных кресел, расставленных вдоль стен; цепочка кресел то и дело прерывалась случайным шкафчиком или сервировочным столом. В былые времена галерея предназначалась для активного отдыха обитателей дома в непогоду. Теперь она служила преимущественно проходом, соединявшим гостиные первого этажа, за исключением случаев, когда летние посетители заходили в нее посмотреть коллекцию портретов семьи Кинтул.
   Впрочем, сегодня дальний конец галереи преобразился в нечто, напоминающее сценическую площадку. Подойдя ближе, Адам узнал несколько предметов мебели из других частей дома: канапе, кресло со спинкой в форме крыльев, богато украшенную ширму... Составленные вместе, они создавали иллюзию небольшой комнаты. В самом центре этой декорации стояла пожилая женщина в белом бальном платье, величественная, словно фарфоровая статуэтка. Шелковый шарф в традиционную клетку, прикрепленный брошью к плечу, наискось пересекал грудь, а на высоко взбитых седых волосах сияла алмазная диадема.
   Еще через несколько шагов Адам заметил в нескольких ярдах от заботливо выстроенного антуража большой холст на мольберте. Ноздри его уловили смолистый запах скипидара; за холстом кто-то пошевелился. Прежде чем он смог разглядеть художника, женщина в диадеме повернула голову и увидела его. Лицо ее осветилось довольной улыбкой.
   - Адам, дорогой! - воскликнула она. - Постойте там, сейчас я освобожусь.
   Сделав извиняющийся жест рукой в сторону художника, она сошла со своего места перед ширмой и поспешила ему навстречу. Глядя на нее профессиональным взглядом врача, Адам, к своему облегчению, не заметил никаких признаков слабости или душевного смятения. Она протянула ему худые, со вздувшимися венами руки. Пожимая их, Адам чуть склонил голову и удостоился легкого материнского поцелуя в щеку.
   - Право же, Адам, не могу передать вам, как я рада видеть вас, произнесла леди Лора, когда он в свою очередь поцеловал обе ее руки. Спасибо, что заглянули.
   - Уж не считаете ли вы, что я могу игнорировать приглашение любимой дамы? - улыбнулся он и тут же посерьезнел. - Как вы, дорогая?
   Леди Лора отмахнулась от этого вопроса легким пожатием плеч, одновременно отпуская горничную.
   - Настолько хорошо, насколько можно ожидать с учетом моего возраста, безмятежно ответила она. - Обо мне не беспокойтесь. Как дела у ВАС с вашим последним курсом?
   - Не так уж и плохо. Впрочем, жизнь была бы много проще, если бы я мог убедить людей не гоняться за модными теориями, а больше руководствоваться здравым смыслом, - печально улыбнулся Адам. - Случаются дни, когда я ощущаю себя этакой овчаркой.
   - Но вам ведь самому это нравится! - усмехнулась леди Лора, понимающе подмигнув ему.
   - Да, пожалуй, иначе я не занимался бы этим. - Адам отступил на шаг, с восхищением глядя на хозяйку. - Но вы... Лора, вы потрясающе выглядите во всех этих регалиях! Вам просто необходимо почаще позировать для портретов.
   - Только не это! - Вдовствующая графиня Кинтул закатила глаза в наигранном отчаянии. - Это всего лишь второй сеанс позирования, и признаюсь, новизна ощущений уже почти выветрилась. Я надеюсь только, что Перегрин не будет настаивать на слишком больших исправлениях.
   - Перегрин? - Адам заинтригованно склонил голову набок. - Но это же не может быть Перегрин Ловэт, правда?
   - Ну почему же? - Леди Лора казалась вполне довольной произведенным эффектом. - Насколько я понимаю, вы уже знакомы с его работами?
   - Конечно, знаком, - утвердительно кивнул Адам. - Некоторые его портреты висели в Королевской шотландской академии, когда я был там в последний раз. Они произвели на меня большое впечатление. Его стиль отличается, как бы это сказать, внутренним светом, особым художественным видением. Кажется, будто он пишет нечто большее, чем можно разглядеть простым взглядом. Мне было бы крайне интересно лично познакомиться с ним.
   - Рада это услышать, - сказала она, - поскольку мне тоже очень хочется познакомить вас с ним.
   Это замечание заставило Адама пристальнее вглядеться ей в лицо.
   - Уж не ради этого ли вы пригласили меня сегодня?
   Прикусив губу, леди Лора вздохнула и потупила взгляд.
   - Ему нужна ваша помощь, Адам, - тихо произнесла она, беря его за руку и отводя подальше от холста. - Возможно, это меня и не касается, но... Перегрин для меня - больше, чем просто знакомый. Возможно, вы не помните, но он дружил с Элистером. Они познакомились в Кембридже. Элистер привозил его к нам в Баллатер половить форель... до несчастного случая.
   Адам слушал ее не перебивая. Ободренная таким вниманием, леди Лора продолжала рассказ. Элистер был ее младшим и любимым сыном.
   - Когда это случилось, Перегрин был на этюдах в Вене, - продолжала она чуть быстрее, - но он прилетел на похороны. После этого я довольно долго не видела его, хотя он часто писал мне, где он и как у него дела. Порой мне казалось, что он почти заменил мне сына.
   - Поэтому вы можете представить, как я обрадовалась, когда узнала, что он снял себе студию в Эдинбурге, - продолжала она. - Я сразу же пригласила его к нам, чтобы написать детей. Он приехал спустя неделю после приглашения. Если бы я сама... Если бы это не я пригласила его, я вряд ли узнала бы его в лицо.
   Она сделала вид, что рассматривает одну из кистей на пледе.
   - Он всегда был довольно тихим юношей, - продолжала она чуть медленнее. - Возможно, даже сдержаннее, чем стоило бы. Но когда он изредка забывал о своей серьезности, у него была такая славная улыбка! А теперь... теперь в нем почти совсем не осталось жизни. Такое впечатление, словно он пытается отрезать себя от всего остального мира. И если кто-нибудь не придет ему на помощь, - устало договорила она, - боюсь, этим все и кончится.
   Леди Лора подняла взгляд на Адама - в глазах ее была мольба. Адам легонько сжал ее хрупкую руку.
   - Что бы там ни говорили про вашего молодого человека, - с мягкой улыбкой заметил он, - с друзьями ему повезло. Почему бы вам теперь не познакомить нас?
   Перегрин Ловэт стоял за своим мольбертом, нервно тыча в палитру кистью с изжеванным кончиком. Всем своим видом он выражал предельное напряжение. Вблизи он производил впечатление классически привлекательного молодого человека лет тридцати, среднего роста, хорошо сложенного, с красивыми, сильными пальцами. Светловолосый, бледный, он был к тому же одет в легкие шерстяные брюки и кашемировый джемпер - и то и другое светло-серых оттенков. Рукава джемпера были закатаны, манжеты светло-бежевой рубашки - аккуратно отвернуты. Туго повязанный галстук свидетельствовал об Оксфорде; похоже, он не ослаблял его никогда, даже во время работы. Правильное лицо могло бы послужить моделью Леонардо, если бы не очки в тонкой проволочной оправе. Толстые линзы не позволяли разглядеть цвет глаз.
   Пока леди Лора представляла их друг другу по всей форме, Адам пытался сформулировать свои первые впечатления, стараясь не ограничиваться только внешностью. То, что он увидел при втором, более внимательном взгляде, подтверждало опасения, высказанные графиней.
   Все в молодом живописце выдавало состояние крайней эмоциональной подавленности. Густая шевелюра светло-бронзового цвета была небрежно зачесана назад, а холодная гамма одежды словно высасывала последние краски из лица, и без того слишком бледного и худого. Плотно сжатые бесцветные губы, казалось, давно уже разучились улыбаться.
   Голос леди Лоры заставил его на время прекратить профессиональные наблюдения. Впрочем, обращалась она не к нему, а к художнику.
   - Адам - психиатр, Перегрин, но пусть это вас не пугает, - говорила она. - Он еще и старый, добрый друг - и большой поклонник ваших работ.
   - Именно так, мистер Ловэт, - подтвердил Адам, не упустив поданного ему паса. - Я очень рад познакомиться с вами.
   Он улыбнулся и протянул руку, но не очень удивился, когда Перегрин нашел способ уклониться от рукопожатия.
   - Извините меня, сэр Адам, - пробормотал молодой человек, демонстрируя ему перепачканные краской пальцы. - Боюсь, я не могу ответить вам как подобает. - С этим несколько натянутым извинением он вернулся на свое место у мольберта и принялся вытирать руки тряпкой. Пальцы его слегка дрожали. Когда Адам подошел к нему чуть ближе, словно для того, чтобы посмотреть на холст, Перегрин быстро протянул руку и закрыл неоконченное полотно мешковиной.
   - Ничего страшного, мистер Ловэт, - заявил Адам, сделав вид, будто ничего не заметил. - Прошу меня простить, если я помешал вашей работе. Судя по тому, что мне посчастливилось видеть в прошлом, у вас редкий талант портретиста. Меня особенно тронула ваша работа, изображающая леди Дуглас Маккей с детьми. На мой взгляд, это один из лучших экспонатов последней выставки Королевской шотландской академии.
   Перегрин быстро глянул на Адама исподлобья, а потом притворился, будто всецело поглощен отмыванием своей кисти.
   - Весьма признателен вам за комплимент, сэр, - неловко пробормотал он.
   - Особенно мастерски удаются вам изображения детей, - спокойно продолжал Адам. - Всего неделю назад я гостил у Гордон-Скоттов и не мог не обратить внимания на выполненный вами портрет их сына и дочери. Я понял, что это ваша работа, даже не глядя на подпись. Ваша способность разглядывать за каждым лицом душу, право же, потрясает.
   Молодой человек пробормотал какую-то невнятную фразу, которую можно было расценить как вялое возражение на столь высокую оценку его творчества, и отложил тряпку в сторону. Он снова покосился на Адама, потом резким движением снял очки и недовольно уставился на них. Без очков его глаза оказались тускло-карими, усталыми.
   - Ладно, Адам, - вмешалась в их разговор леди Лора, стоявшая за спиной Адама. - Если вы с Перегрином намерены и дальше обсуждать творческие вопросы, я уверена, это гораздо удобнее делать где-нибудь в другом месте, не на сквозняке. С вашего позволения я пойду и попрошу Анну приготовить нам кофе в утренней гостиной.
   Она вышла прежде, чем Перегрин успел возразить, а Адам вовсе не собирался упускать те возможности, которые она ему предоставила. Художник поспешно нацепил очки обратно на нос и посмотрел вслед графине с видом близким к полному отчаянию. "Интересно почему?" - подумал Адам.
   - Ну что ж, - с улыбкой заметил Адам, потирая застывшие на сквозняке руки, - леди Лора, как всегда, практична. Кофе нам не помешает, особенно сейчас. Я поражаюсь, как ваши пальцы еще не закоченели от работы. Разрешите?
   Прежде чем Перегрин успел остановить его, Адам в два шага оказался у мольберта и потянулся к мешковине. Это движение застало Перегрина врасплох; тот инстинктивно поднял руку, словно чтобы ухватить Адама за рукав, но в последнее мгновение опомнился.
   - Нет... прошу вас! - выпалил он, нелепо вскинув руку, пока Адам осторожно приподнимал мешковину за край. - Я... право же, не стоит пока... я хочу сказать, я никому не показываю своих картин, пока они не...
   Адам смерил молодого человека неожиданно твердым взглядом, отчего тот осекся на полуслове. Адам перевел взгляд на холст. Все так же осторожно он снял мешковину, чтобы разглядеть все полотно.
   То, что он увидел, напоминало почти сюрреалистическое смешение сюжетов, как будто взятых с двух разных картин. Адам хорошо знал всех трех внуков Кинтул. На переднем плане весело смотрели в мир светлыми, смеющимися глазами Уолтер, Марджори и Питер-Майкл. Эта часть полотна словно излучала тепло, жизнь и краски. Невинно-шаловливое выражение круглого лица Питера заставило Адама невольно улыбнуться, однако эта улыбка тут же погасла, когда он перевел взгляд на другую половину портрета.
   Величественная фигура на заднем плане принадлежала леди Лоре. Сходство с оригиналом было несомненным, но если изображения детей были яркими и четкими, леди Лора казалась бледной и нематериальной, словно отпечаток на воде. Выражение ее глаз было скорбным; губы словно шептали слова прощания. В окне за ее спиной виднелся заснеженный сад.
   Долгое мгновение Адам молча смотрел на картину. Потом он осторожно опустил мешковину.
   - Теперь я понимаю, - мягко произнес он, не отводя взгляда от мольберта. - Вы это видите. Правильно?
   Стоявший за его спиной Перегрин издал странный сдавленный звук. Адам удивленно повернулся и посмотрел ему прямо в лицо. Взгляд художника был полон боли и смятения. Перегрин Ловэт совершенно явно не имел ни малейшего представления о том, что заставило его написать то, что он написал.
   - Я прошу прошения, - все так же мягко продолжал Адам, сочувственно глядя на своего собеседника. - Теперь я понимаю, что вам это было неизвестно. Но это так, мистер Ловэт, она и правда умирает. Вряд ли наберется и дюжина людей, которым это известно - она сама не желает этого, но вы видите это. Или скорее, - тихо добавил он, - вы не можете не видеть этого, как бы вам ни хотелось обратного.
   Глаза Перегрина расширились. Он отступил на пару шагов и остановился. Он дрожал, губы его беззвучно шевелились.
   - Мой дорогой мальчик, все в порядке, - прошептал Адам. - Видеть можно по-разному; порой это равносильно познанию истины. Эта ваша способность дар, а не проклятие. Вы способны научиться пользоваться этим, а не позволять использовать вас.
   Перегрин сделал вялое движение рукой, словно отмахиваясь от этих слов, и с усилием сглотнул.
   - Я не понимаю, о чем вы говорите, - хрипло произнес он.
   - Конечно, не понимаете, по крайней мере пока, - согласился Адам. - Но ради вашего же собственного блага, надеюсь, вы обдумаете то, что я вам сказал.
   Движение в восточном конце галереи не позволило им больше ничего сказать. Горничная леди Лоры подошла к ним и объявила, что кофе готов и графиня ждет их в утренней гостиной. Идти вместе с Адамом Перегрин отказался, сославшись на необходимость сначала смыть с рук краску. Адам не стал возражать и направился в утреннюю гостиную, оставив молодого человека, чтобы тот пришел в себя, хотя бы частично.
   По контрасту с более официальной галереей утренняя гостиная была отделана жизнерадостными оттенками зеленого с золотым. Адам застал графиню удобно устроившейся на обитом ситцем диванчике у камина, в котором весело потрескивал огонь. Напротив дивана, по другую сторону от небольшого столика с кофейным сервизом, стояло кресло из того же гарнитура.
   - Весьма любопытный молодой человек, - сказал Адам в ответ на вопросительный взгляд графини, усаживаясь рядом с ней. - Вы были правы, обратив на него мое внимание.
   - Но с ним все будет в порядке? - спросила она, все еще встревоженно. Адам, что с ним не так? Вам это известно?
   Адам погладил ее по руке и ободряюще улыбнулся.
   - При таком недолгом общении я мог только строить предположения, но мне кажется, я сказал ему кое-что, над чем можно поразмыслить. Давайте просто подождем, ладно?
   Присоединившийся к ним через несколько минут Перегрин, казалось, был скован и ощущал себя крайне неловко, хотя монохромная серая гамма его одежды была теперь нарушена элегантным синим пиджаком с блестящими золотыми пуговицами. Он принял у леди Лоры чашку кофе и сел напротив нее, но есть отказался. Ободренная взглядом Адама, леди Лора уверенно приняла на себя руководство дальнейшей беседой, поведав им несколько забавных историй о наиболее эксцентричных персонажах из числа запечатленных в фамильной портретной галерее. В конце концов Адам отставил чашку в сторону и посмотрел на свои серебряные карманные часы.
   - Прошу прощения, Лора, но боюсь, мне пора спешить, - произнес он, убирая часы обратно в жилетный карман. - Через полчаса меня уже ждут на обходе, и одному Богу известно, куда заведут моих славных студентов новые доктрины, если я не буду присматривать за ними. Порой мне даже жаль, что психиатрия не принадлежит к числу точных наук.
   - Так уж и быть, я вас прощаю, мой дорогой, - с улыбкой отвечала леди Лора. - Кто я такая, чтобы занимать ваше время в ущерб вашему долгу?
   Адам легко поднялся.
   - Не могу даже выразить, как бы мне хотелось задержаться, - улыбнулся он. - Большое спасибо за кофе. С вашего позволения, я постараюсь позвонить в среду.
   - Вы прекрасно знаете, что вам здесь будут рады в любое время, ответила она, подставляя щеку для поцелуя. - Спасибо за то, что заглянули, Адам.
   - Всегда с удовольствием, моя прекрасная леди.
   Он повернулся к Перегрину, продолжавшему с отсутствующим видом сидеть с противоположной стороны стола.
   - Мистер Ловэт, - сказал Адам, - я был очень рад познакомиться с вами. - Он порылся в грудном кармане пиджака и достал оттуда карточницу с монограммой.
   - Вот вам моя карточка, - сказал он Перегрину, протягивая ему визитку. - Звоните мне без стеснения. После того, что я видел сегодня, мне очень хотелось бы обсудить возможность работы над моим портретом.
   Глава 3
   Следующие два дня прошли без новостей о Перегрине Ловэте. Во вторую половину дня в среду Адам, как и обещал, заехал в Кинтул-Хаус. К своему удивлению, Перегрина Ловэта он там не застал. Удостоверившись в том, что леди Лора в хорошем настроении и чувствует себя, насколько возможно, неплохо, Адам поинтересовался, куда исчез молодой человек.
   - Честно говоря, не знаю, Адам, - ответила она. Они пили чай в утренней гостиной. - Он не показывался весь вчерашний день, а сегодня утром позвонил и сказал, что у него какое-то срочное дело с агентом одной из лондонских галерей. Если бы я не знала вас лучше, я бы обвинила вас в том, что вы напугали его.
   - Ну, он и впрямь изрядно напуган, - рассудительно согласился Адам. - К несчастью, я мало чем могу ему помочь, пока он не испугается самого себя больше, чем боится меня.
   После этого он сменил тему разговора, ибо не хотел открывать причины своего интереса к Перегрину Ловэту - тем более леди Лоре Кинтул, чью надвигающуюся смерть увидел Перегрин. Адам поболтал с ней еще час и уехал, получив обещание позвонить, если она ощутит потребность в нем - в качестве врача или друга.