Они не доверяли ей, потому что они не знали ее. Они не знали ее, потому что, когда Морган был далеко, что случалось гораздо чаще, чем ему хотелось бы, она оставалась предоставлена сама себе, не имея в отсутствие Моргана никакой власти. Он не мог дать ей власть, потому что люди ей не доверяли, поскольку не имели возможности убедиться в ее лояльности своему новому господину. Это был замкнутый круг, и Морган не мог найти способ разорвать его.
   Таким образом, Риченда просто жила в его замке в Короте, придворные герцога обращались с ней учтиво, но к делам не допускали. Вначале это все объяснялось очень просто, Риченда сначала плохо знала Корот, а потом была беременна из первым ребенком — и то, и другое были хорошими поводами для того, чтобы сенешаль Моргана и командир замкового гарнизона продолжали в отсутствие Моргана управлять от его имени, как это было в прежние года, но сейчас Бриони было уже одиннадцать месяцев, а Риченда была герцогиней Корвинской уже почти два года. Старые отговорки стали неубедительными, но Морган не мог заставить себя признать, что настоящая причина крылась в его жене. Неудивительно, что умная и одаренная Риченда все больше раздражалась неразумными ограничениями ее роли.
   «Дерри, ты же знаешь, в чем проблема,» — тяжело вздохнув, сказал Морган. — “А у меня не было времени, чтобы что-то сделать с этим. Я не хочу расстраивать ее.»
   Дерри потупил глаза и, покусывая губу, заложил большие пальцы обеих рук за пояс.
   «А Вы думаете, что ее не травмирует то, что Вы не допускаете ее к делам, не сказав ей почему?» — сказал он, вновь поднимая глаза на Моргана. — “Простите, сэр, но за прошедший год я провел с вашей женой гораздо больше времени чем Вы. Она слишком хорошо воспитана, чтобы допытываться о причинах этого, хотя для нее это не составило бы труда, но она чувствует, что ей многие не доверяют. И если Вы не скажете ей, что не разделяете это недоверие…» — Он сглотнул. — “Сэр, я… думал, что такие вопросы гораздо легче решить, будучи Дерини.»
   «Иногда, это только усложняет проблемы, Дерри,» — прошептал Морган. — “Но не тебе упрекать меня за это.»
   «Извините, милорд.»
   «Это не твоя вина,» — сказал Морган через несколько секунд. — “Может быть, ее приезд даже к лучшему. Поскольку весенняя кампания стала практически неизбежной, я уже подумывал о том, чтобы попросить тебя привезти ее ко двору, как только позволит погода. Келсон ясно дал понять, что он хотел бы видеть ее, как регента Брендана, в своем Совете, я думаю, что ее присутствие вдвойне желательно теперь, когда у нас в заложниках есть Сидана Меарская.»
   «Сидана?» — удивился Дерри. — «Здесь? Как Вы умудрились? Он собирается жениться на ней?»
   Морган усмехнулся, несмотря на беспокойство, вызванное таким поворотом дел. — “Странно, что это приходит в голову всем, кроме самого Келсона. Может быть, он женится на ней. Все зависит от ответа, который мы получим от Меары завтра.»
   «А-а».
   «Я расскажу тебе подробно обо всем после завтрашнего приема, если к тому времени ты уже не узнаешь все сам,» — продолжил Морган. — “Уверен, что, как только мы получим ответ от Меары, мы узнаем об этом. А пока, я думаю, тебе стоит немного поспать, а мне пойти поприветствовать свою жену. Да, кстати, Хамильтон и Хиллари справляются с делами?»
   «Да, милорд. А мелочами занимается моя мать.»
   «Отлично. Сколько с Вами людей?»
   «Полдюжины… и горничная для Ее Светлости. Надеюсь, сэр, вы не сердитесь.»
   «Нет, не сержусь.» — Морган вздохнул, и, взявшись за дверную ручку, свободной рукой хлопнул Дерри по плечу.
   «Ладно, иди поспи. Увидимся утром. И, Шон, спасибо за то, что привез мою жену целой и невредимой.»
   «Рад услужить Вам, милорд.»
   Когда Дерри, явно успокоившись, слега поклонился и повернулся, чтобы уйти, Морган поднял засов и проскользнул в свое жилище, тихонько закрыв за собой дверь.
   Поначалу только свет от камина встретил его. Около закрытого портьерой входа в гардеробную он заметил несколько сундуков и чемоданов, которые раньше там не было, подбитый мехом плащ разложенный перед камином для просушки, но ни малейших признаков служанки, присматривающей за ними. Пройдя в смежную с комнатой спальню, он заметил свет свечи, пробивающийся из-за балдахина его кровати. Подойдя поближе, он, прибегнув к своим способностям Дерини, убедился, что в кровати именно Риченда, а не прячущийся убийца, и тщательно скрыл свои мысли о том, что он совершенно не желал обсуждать сейчас, в первую ночь, которую они проведут вместе после того, как не видели друг друга несколько месяцев.
   «Было слишком поздно идти на мессу,» — прошептал тихий неуверенный голос, когда Морган обеими руками раздвинул занавески, — «но я помолилась самостоятельно. Не хотите ли прилечь, милорд?»
   Риченда лежала посредине широкой кровати, натянув меховое одеяло до самого подбородка, ее лицо казалось красным в свете свечей, установленных в головах ложа. Ее волосы, отливавшие золотом, полностью скрывали подушку под ее головой, а когда она поглядела на него, в ее глазах, которые были синее любого озера, отразилась смесь боли и неуверенности. Когда она подтянула одеяло, на руке у нее холодным огнем сверкнуло обручальное кольцо. Она явно нервничала. Он знал, что она ожидала увидеть его рассерженным.
   «Так что Вы делаете здесь, как Вы думаете?» — спросил он, его слова звучали холодно, но, по мере того, как ее ласкающая мысль касалась его разума, его глаза теплели. “И хватит думать, что я собираюсь ругать Вас.»
   Скромно потупив глаза, она повиновалась, но, когда он приподнялась на локтях, чтобы опять посмотреть на него, одеяло немного соскользнуло, выпростав обнаженное плечо и поколебав его самообладание.
   «Я приехала, чтобы провести Рождество с моим господином и моим мужем,» — пробормотала она, еще раз касаясь его разума. — “Мне не надо было приезжать?»
   После столь долгой разлуки контакт разумов вызвал удовольствие, которое было почти мучительным. Шумно выдохнув, Морган заставил свои экраны опуститься и рухнул на кровать, обнимая ее и жадно прижавшись своими губами к ее, когда она обняла его в ответ. Прикосновение ее плоти, усиленное прикосновением ее разума, казалось, заставило пылать каждый нерв Моргана. Когда она отстранилась от него, чтобы расстегнуть его пояс, он застонал, а когда она одной рукой отложила в сторону его меч, одновременно отстегнув его плащ, они оба застонали, ее губы осыпали жадными поцелуями его шею и горло.
   «Всю одежду, милорд,» — прошептала она, оторвавшись от поцелуев и развязывая шнурки его туники. — “Прежде всего, ботинки. Я привезла из Корота наше белье и постелила его, так что мне не хотелось бы, чтобы Вы порвали его своими шпорами.»
   Удивленный, он приподнялся, опираясь на локти, а, услышав ее, рассмеялся, вызвав тем самым ее ответное хихиканье, потом покачал головой и сел на кровати, продолжая улыбаться, огонь в его чреслах утих, но не угас, когда он подогнул колени, чтобы расстегнуть ботинки.
   «К счастью, я сегодня не ездил верхом, так что на мне нет шпор, и я могу сам справиться со своими ботинками.,» — сказал он, расстегнув все застежки. — “Для того, чтобы позвать оруженосца, пришлось бы потратить много времени.»
   «О, да,» — согласилась она, покорная и удивленная.
   Усмехнувшись, он стряхнул оба ботинка в направлении открытой портьеры и удовлетворенно услышал звук кожи, ударившейся о камень где-то за пределами спальни. Вскоре за ботинками последовала его туника. Она села, чтобы помочь ему справиться с кольчугой, но тут одеяло соскользнуло ей на талию, и это было чересчур даже для Дерини, привыкшего контролировать свои чувства, так что ему пришлось закрыть глаза и сделать несколько глубоких, дрожащих вдохов, пока она сдирала металл с его торса и плеч. Когда она попыталась снять с него одновременно тунику и кольчугу, то и другое запуталось, и он почувствовал ее веселье, когда его голова застряла.
   «Не двигайся, пока я не разберусь с этим,» — прошептала она.
   Когда она встала на колени, чтобы освободить его от одежды, он почувствовал прикосновение ее теплого тела к своей спине, а от прикосновения ее волос к плечу, казалось, заныл каждый нерв. Она потянула его тунику и что-то проворчала, когда раздался звук рвущейся ткани. Когда она чуть не оторвала ему ухо, он вскрикнул..
   Еще немного возни со спутанной одеждой, ворчание, когда она, наконец, сняла с него кольчугу, и он освободился от одежды. Глубоко вздохнув, он сбросил кольчугу и скомканную тунику с кровати и повернулся к ней, глядя ей в глаза и стараясь подавить дурацкую ухмылку.
   «Спасибо,» — тихо сказал он.
   Когда она кивнула ему в ответ, ее улыбка все еще была слегка неуверенной, но, когда ее рука скользнула вниз, расстегивая его штаны, ее глаза уже не отрывались от него.
   «Милорд, Вы уверены, что не сердитесь?» — тихонько спросила она.
   «Ты же знаешь, что я должен был бы рассердиться,» — сказал он, обнимая ее и нежно прижимая к постели. “Но я не сержусь. Это прошло, как только я увидел тебя здесь. Все, о чем я могу думать, это как же долго мы не спали вместе. Наверное, ты ведьма — может быть, даже ведьма-Дерини.»
   При этих словах она довольно рассмеялась и притянула его к себе, чтобы поцеловать, поначалу только слегка, а затем, когда их речь вышла за пределы просто слов — медленно и страстно.
   Яведь ведьма, не так ли? — мысленно прошептала она ему. — И, наверное, я околдовала тебя, любимый?
   Полностью и окончательно, — сумел ответить он прежде, чем полностью отвлечься на действия ее рук, расстегивающих его штаны. — Боже, как я тосковал без тебя, Риченда!
   Несмотря на то, что их умы слились вместе, как и тела, он не был полностью околдован. Она понимала, что он знает кое-что, доверенное ему другими, и он не мог позволить узнать это даже своей жене без разрешения тех, кто доверил ему свои тайны.
   Но сам факт того, что он что-то скрывал от нее, раздражал Риченду, несмотря на то, что Морган старался не думать об этом. Чтобы дать ей немного расслабиться, он передал ей свое восприятие событий, случившихся после их последней встречи: общий фон и интриги, сопровождавшие заседание синода в Кулди, побег Лориса, покушение на Дункана, путешествие Келсона в Траншу, и Дугал со своими экранами.
   «Экраны ?» — прошептала Риченда, отодвигаясь, чтобы посмотреть ему в глаза, несмотря на ментальный контакт между ними. — «Он один из нас?»
   «Мы так считаем,» — ответил Морган,. — «но мы не уверены. Никто не может пробиться через эти экранов, а он не знает, как опустить их. Большинство попыток считать его мысли были настолько болезненны, что он стал бояться всех… кроме Дункана. Прикосновение разума Дункан не делает ему больно, но даже Дункан не может пройти через экраны.»
   «А Дугал хочет , чтобы его мысли считали?» — спросила Риченда.
   Морган пожал плечами. — “Он говорит , что хочет, но не дает нам попробовать. Не у всех из нас была возможность попробовать. Может, ты придумаешь какой-нибудь новый подход к этому вопросу. Самым логичным выбором кажется Дункан, но он занят не меньше, чем любой из нас.»
   Постепенно он рассказал ей остальное, что он знал про Дугала — пленение Лорисом, смертельная опасность, нависшая над Истелином, отважный побег из Ратаркина, приведший к захвату заложников, и совершенно неожиданная реакция Дугала на посвящение Дункана — и Риченда поняла, почему юный лорд из Приграничья вызвал столько проблем.
   «У меня уже есть кое-какие соображения,» — задумчиво сказала она. — “Сделай так, чтобы завтра я встретила его при дворе.»
   «Ты вряд ли сможешь избежать этого,» — хохотнул Морган. — “Завтра его официально объявят графом Траншским. Вот когда начнется настоящая забава.»
   «И завтра же мы получим ответ Кайтрины на ультиматум Келсона,» — предположила Риченда.
   Морган вздохнул и кивнул. — “Да. Поскольку никто не ждет, что она подчинится, это значит практически неизбежную войну весной и королевский брак между Келсоном и Сиданой накануне Крещения. «
   При этих словах Риченда напряглась и отвернулась, и Моргану оставалось только прижать ее к себе, пытаясь утешить, и, сожалея о необдуманности своих последних слов, подождать, пока она не успокоится. Он никогда не расспрашивал ее о первом замужестве, но он знал, что она хотела его не больше чем Сидана. Для дочерей из знатных семей замужество, продиктованное государственными интересами, было почти неизбежно, если только они не уходили в монастырь. Риченде было всего шестнадцать, когда ее выдали замуж за Брэна Кориса и даже не видела своего будущего мужа до дня свадьбы.
   «Да, я понимаю, чем вызван брак Гвинедда и Меары,» — сказала она наконец, снова поворачиваясь к нему. “Они воевали друг с другом несколько поколений. А свадьба может положить конец старому спору.»
   Она тяжело вздохнула, прежде чем продолжить.
   «Но, Аларик, и Келсон, и Сидана — люди, а не королевства. Я совсем не знаю эту девочку, но я знаю Келсона. Он — добрый и великодушный парень, и я знаю, что он постарается сделать брак чем-то большим, чем просто формальный способ получения наследников, но… но…»
   «Но на самом деле ни у кого из них нет выбора,» — сказал Морган, произнося то, на что она не решилась. — “Я знаю. Мне это тоже не нравится. К сожалению, вместе с короной люди получают и такие вот обязанности.»
   «Надо думать.» — Она долго молчала, спрятав свои мысли в дальних уголках ее разума, куда Морган даже и не подумал бы проникнуть, потом опять вздохнула.
   «Ладно, если свадьбе быть, то тебе придется позаботиться о Келсоне,» — сказала она. — “Я не знаю, как мужчина воспринимает такие вещи, но очень хорошо знаю, что чувствует женщина. Сидана Меарская скорее всего станет нашей следующей королевой вне зависимости от того, хочет она этого или нет. В любом случае, она будет испугана, расстроена и несчастна, но я не вижу причин для того, чтобы она страдала от этого так, как это может быть. Я сама была в схожей ситуации, и, может быть, мне удастся помочь ей увидеть положительные стороны этого брака. Если Вы не против, я бы хотела стать ее фрейлиной… а если получится, то и подругой. Мне очень жаль эту девочку, Аларик.»
   «Моя милая Риченда,» — прошептал Морган, обнимая ее. — “Я так рад, что нашел тебя.»
   Засыпая, он подумал, что заодно нашел и способ погасить раздражение своей жены, по крайней мере, на то время, пока она будет в Ремуте.
***
   Ранним рождественским утром дозорные доложили о меарском герольде, сопровождаемом латником, примерно в двух часах езды от Ремута. Паж сообщил об этом Келсону, сидевшему в комнатах Дугала, где король и лорд из Приграничья как раз обсуждали предполагаемый ответ Меары, пока Дугал одевался для утверждения его титула. Король был одет в придворную малиновую мантию, отороченную на запястьях и внизу горностаем, и с большими разрезами спереди и сзади, но не успел надеть ни корону, ни прочие символы своей королевской власти.
   «Лично мне это не нравится, а тебе?» — спросил Келсон, отпустив пажа и оруженосца и наблюдая как Дугал перетягивает свою тунику из серой шерсти узким ремешком. — “Герольд и один рыцарь. Даже не делегация. Как ты думаешь, что это значит?»
   Фыркнув, Дугал встряхнул свой клетчатый плащ клана Мак-Ардри и накинул его себе на плечи, придерживая плащ одной рукой, другой он рылся в деревянной шкатулке, подыскивая подходящую застежку. Желто-черно-серый плащ резко контрастировал с грубой серой шерстью туники под ним.
   «Уверен, что не сдачу. Но мы ведь на самом деле и не ожидали ее, так ведь? Ты сам примешь ответ?»
   «Да… после того, как мы закончим с утверждением твоего титула. Думаю, им не повредит немного остыть. Ведь именно за герольдам и платят.»
   «Думаю, что так.»
   Когда Дугал продел через обе полы его плаща булавку тяжелой круглой застежки, Келсон вздернул бровь и наклонился, чтобы рассмотреть ее поближе, осторожно взяв покрытое гравировкой серебро двумя пальцами и поворачивая застежку к свету.
   «Изумительная вещь. Серебро Приграничья?»
   Дугал кивнул и вернул застежку на место, торопливо расправляя складки плаща на плечах.
   «Да. Это одна из реликвий клана Мак-Ардри. Она принадлежит нашему семейству уже несколько поколений. Думаю, что мне надо надеть еще и знак предводителя. Сайард сказал, что положил его на дно шкатулки. Посмотри, может, ты сможешь найти его?»
   Буркнув в ответ, Келсон обратил свое внимание на шкатулку. Он помнил этот знак. Он был на старом Колее, когда тот во время коронации Келсона вышел вперед, чтобы принести ему присягу верности. Внизу, под несколькими пряжками и перстнями, он нашел что-то, завернутое в кусочек белого кроличьего меха, что по размеру и форме было похоже на знак, который он искал. Когда Келсон вынул это из-под остальных вещей, из меха показались украшенные гравировкой головы лошадей, но Келсон передал это Дугалу, даже не посмотрев на них и продолжая рыться в шкатулке, рассматривая остальные вещицы.
   «Похоже, что Сайард привез тебе всю казну Транши,» — сказал он, вытаскивая кольцо, инкрустированное золотом. — “А это что, печать Транши?»
   «Это? А, да. Транши, но не Мак-Ардри.» — Дугал потер знак об рукав своей туники и надел его на шею, высвобождая свою косичку и поправляя плащ и воротник, чтобы они не перепутались. — “Наверное, мне надо будет надеть кольцо вместе с остальными регалиями. Я думаю, что вместе с короной. У кого она?»
   «Наверное, у Сайарда,» — ответил Келсон. — “В любом случае, у кого-то из твоих людей.» — Он одел перстень на свой собственный палец, чтобы не потерять, и снова порылся в шкатулке. — “А вот, посмотри, это очень даже неплохо — пряжка с головой льва. Почему ты не надел ее вместе этой круглой застежки?»
   «Это?» — Дугал, взяв у Келсона застежку, небрежно глянул на нее, потом покачал головой и положил застежку обратно в шкатулку.
   «Думаю, что сегодня неподходящий день для этой застежки, но обещаю одеть ее на твою свадьбу, если ты, в конце концов женишься на Сидане.» — Он с глухим стуком закрыл крышку шкатулки. — “Говорят, что мой отец подарил ее моей матери в день их свадьбы, так что она больше подходит для праздника любви чем для назначения военачальника, или ты не согласен?»
   «Хм-м, пожалуй. Но все-таки она нравится мне больше, чем круглая застежка.»
   Дугал, затыкая за пояс кинжал, усмехнулся и слегка поклонился.
   «Говоря по правде, мне тоже. Но если я не одену все знаки, подтверждающие, что я — предводитель клана, особенно на свой первый официальный прием при дворе, то члены моего клана могут счесть себя оскорбленными. Они считают, что мой ранг их предводителя гораздо выше, чем титул графа. Ты же знаешь, как это бывает в Приграничье.»
   «О, да,» — сказал Келсон, подражая приграничному говору Дугала и улыбаясь, когда тот обернулся, чтобы оглядеть себя.
   Когда Дугал закончил крутиться, Келсон уже успокоился, но в его серых глазах Халдейна были заметны мучавшие его дурные предчувствия.
   «Что-то не так?» — спросил Келсон.
   Вздыхая, Келсон поглядел на свои ботинки. — «Мне хочется, чтобы сегодня утром я должен был бы только сделать тебя графом, и все,» — сказал он спокойно. — «Я не хочу всего остального.»
   «Как и все остальные,» — ответил Дугал.
   «Тогда зачем мы это делаем
   «Я думаю, потому что мы должны.»
   «Мы должны,» — повторил Келсон.
   Глубоко вдохнув, он шумно выдохнул и несколько натянуто улыбнулся.
   «Ну, раз так , то, по-моему, мне пора надеть знаки моего ранга, как ты думаешь? Не могу же я сделать тебя графом без них.»
   «Конечно!» — ответил Дугал.
   Они продолжили подшучивать друг над другом все время, пока Келсон не закончил одеваться и даже по пути в главный зал.

Глава 18

   И обручу тебя Мне в верности…
Осия 2:20

   Рождественский Прием. Запах ели и кедра, острый запах сосновых шишек, положенных в светильники, освещавшие путь Келсона через галдящий, набитый битком зал. Серебряные звуки труб, рокот барабанов. Ярко одетые люди, почтительно расступающиеся перед ним, ряды празднично одетых придворных, некоторые из них с оружием, дамы, яркие и изящные, как певчие птицы.
   Как и на большинстве торжеств, на Келсоне была украшенная драгоценными камнями корона, а не простой золотой обруч, который он предпочитал. Его черные волосы свободно падали ему на плечи. На поясе из позолоченной кожи висел отцовский меч; на согнутой левой руке покоился украшенный драгоценными камнями скипетр. Прежде, чем подняться на помост, на котором был установлен трон, он прошел налево, где стояли епископы и ненадолго опустился на колени перед Брейденом, чтобы получить благословение, и, стараясь быть терпеливым, поднялся к трону.
   Похоже, его трон был единственным островком тишины. Выждав, чтобы он сел, барабаны зарокотали, требуя внимания к герольду, возвестившему о начале Рождественского Приема. За этим последовали заверения вассалов в преданности — обычно просто быстрое бормотание. Он склонял голову, отвечая на их поклоны, протягивал руку, чтобы по ней мазнули губами в знак преданности, бормотал слова благодарности, спрашивал о их семьях и землях, один человек быстро сменял другого.
   Когда он неожиданно увидел приближающегося Дерри, лицо его прояснилось — он не знал о прибытии молодого лорда ко двору — потом встал, чтобы поцеловать руку улыбающейся Риченды, когда Морган вывел ее вперед и внезапно понял, чем было вызвано присутствие Дерри. Но люди продолжали быстро меняться, представляясь, происходящее несколько замедлилось только когда Дугал вышел вперед, чтобы быть утвержденным в своем титуле. Но даже это событие произошло слишком быстро, чтобы насладиться им.
   Приграничные пледы и косички, посеребренные кинжалы, звуки волынки. Дугал, опустившийся перед ним на колени. Соболезнования по поводу смерти старого графа, приветствие нового. Присяга на верность, руки Дугала в его собственных.
   Возложение большого меча на плечо Дугала, яркий росчерк серебра, сверкнувший между ними — и опоясывание Дугала другим мечом, собственным мечом Дугала, висящем на позолоченном поясе, свидетельствующем о его графском титуле… “Этим мечом защищай беззащитных и карай зло, всегда помня ту честь, которая, подобно мечу, имеет две грани: правосудие и милосердие…»
   Наделение знаменем и котлом как символами права Дугала вести войну и его обязанности кормить и поддерживать его вассалов… вручение ему перстня и короны.
   «Пусть они и сделаны из драгоценного металла, чтобы указать на твой ранг и достоинство, пусть их тяжесть напоминает тебе и о твоих обязанностях и об ответственности, которую ты теперь делишь с Нами. Встань, Дугал Мак-Ардри, граф Траншский, и станьте справа от Нас, среди Наших возлюбленных и заслуживающих доверия советников.»
   Волынщики выдали энергичную мелодию, когда сородичи Дугала торжественно пронесли его через зал на своих плечах, распевая приграничные приветственные песни, но вскоре круговерть началась заново.
   Меарский герольд, вышедший вперед, его учтиво произносимые от имени его госпожи слова отказа — презрительный отказ от предложенного монашества, оставление королевских пленников на произвол судьбы.
   Окровавленная голова Истелина, как будто сделанная из воска, высоко поднятая за спутанные волосы, свидетельствуя об участи каждого, кто выступит против Меары.
   Но даже тогда это не остановилось. Зал взорвался гневными криками и требованиями возмездия. Несколько дам упало в обморок. Нескольких человек еле оттащили от герольда, на которого они пытались излить свой гнев, прежде чем того увели прочь. Когда король и его главные советники удалились в зал Совета, страсти разгорелись даже с большей силой. Келсон обхватил голову руками и, будучи слишком сильно шокированным, чтобы хотя бы подумать о своих дальнейших действиях, на несколько минут закрылся от всех, давая им излить свою ярость, и только когда Брейден, сидевший рядом с ним, несколько раз окликнул его, он поднял голову.
   «Сир? Сир, я прошу Вас! Я не мстителен, Сир, но это — непростительное оскорбление,» — сказал Брейден, возбужденно теребя свой нагрудный крест руками, дрожащими от волнения. — “Само собой, вопрос о женитьбе на меарке больше не стоит!»
   «Если я не женюсь на ней, то мне придется убить ее,» — устало сказал Келсон. — “И Вы позволите мне обратить мой гнев на невинных пленников?»
   «Невинных?» — фыркнул Джодрелл. — “С каких это пор невинность заложников влияет на их судьбу? Извините, Сир, но Генри Истелин был куда более невинен, чем любой из князьков Меары. Его участь требует возмездия!»
   «Да, но если моими поступками будет управлять месть, то какой тогда из меня король?» — возразил Келсон. — “Я поклялся, Джодрелл! Поклялся защищать закон — справедливо судить и миловать — но не мстить!»
   «Я не вижу в этом никакой справедливости,» — чуть слышно пробормотал Джодрелл, возмущенно ерзая на своем стуле.
   «Что Вы имеете в виду, Джодрелл?»
   «Я сказал, что, похоже, Вы собираетесь позволить изменникам безнаказанно продолжать свое дело, Сир!» — сказал Джодрелл, повышая голос, его красивое лицо исказилось гримасой, — «и отдать одному из них корону, которую их мать пытается отнять у Вас! В данном случае милосердие — это признак слабости , Сир. Меарская сука убила пленника, захваченного ею; мы же вправе убить тех, кого захватили мы.»