Сашка огляделся. Дым и человеческий шум. В стороне, заняв столик, сидели вшестером рыбаки – обветренные ребята. Сидели молча, смотрели перед собой, и каждый зажимал кружку рыбацкой рукой, красной от соли, ледяной воды и сизаля.
   – У меня, Вась, мечта. И чтоб ты не мучился… В дымной пивной, наполненной людьми физического труда, Сашка рассказал вновь обретенному другу о дальней вятской деревне, о розовой чайке, о горнолыжном спорте и о странном человеке Шаваносове, который отправился искать птицу, потому что котел дать людям новую религию, основанную на «живой красоте». Методика поисков розовой чайки в дневнике Шаваносова была описана с чрезвычайной краткостью. "Держись все время к Востоку".
   Средь запаха пива, еды, человеческих тел и опилок шел спотыкающийся рассказ Сашки Ивакина. Васька Прозрачный – весь внимание, только беззвучно усмехался, восхищенно крутил головой. Сашка смолк. С минуту Прозрачный рисовал пальцем по мокрому столу пивные узоры, потом твердо глянул
   Сашке в зрачки.
   – Слышь, Сань! А у тебя там, случайно, не баба? Любовь там, разные великие чувства.
   – Нет, – Усмехнулся Сашка. – Все так, как– я рассказал.
   – Тогда Васька с тобой. Значит, что? Перво-наперво капитально решим денежную проблему. Руки-ноги при нас, получается что? Получается заработаем. Как заработаем, таки рванем. Осуществим капитальную твою мечту. Эх, специальности у тебя человеческой нет! Лыжи и прочее – это все несерьезно. А счас топаем к пирсу, малая навигация нас ожидает.
   По-весеннему пригревало солнце. Доски причала были сухи и теплы. Сашка Ивакин и Вася Прозрачный лежали и курили.
   – Надо еще работу найти,– сказал Сашка.– Чувствую, что надо спешить. Так мы долго рубли сколачивать будем.
   – А знаешь, Сань, у меня тоже мечта есть,– доверительно заговорил Вася Прозрачный.– Мечтаю быть в Антарктиде. Сегодня во сне пингвина видел. Стоит пингвин и хохочет. Чего, говорит, Васька, долго не ехал. Где шлялся? Да так, говорю, в пределах родной державы. От Чукотки до Балтики. Пингвин так махнул рукой, крылом то есть, пошел прочь. А понимаешь,– Прозрачный мечтательно улыбнулся,– приедешь в свою деревню, или кореша встретишь знакомого. Где был, где калымил, будет, конечно, вопрос. А я гордо так отвечаю: никак не калымил, браток. Осваивал шестой континент на пользу советской науки… А пингвин, правду, хохотал сегодня во сне. Надо же такому присниться…– Прозрачный замолчал, затянулся, выпустил к небу дым.– А работу найдем,– другим голосом добавил Васька.– На лесной бирже люди нужны. Через месяц двинем в сторону, противоположную Антарктиде. Шестой кон-ти-нент! Да-а!
   Сашка Ивакин в компании с двумя телогреечными личностями разгружал машину на пирсе. Складывал в штабель огромные папиросные ящики. Внимательный снабженец стоял с блокнотом, делал пометки. Время от времени Сашка поглядывал на дальний конец причала, ждал Васю Прозрачного.
   – Папиросы все! – сказал наконец снабженец.– Сейчас пойдут две машины сгущенки. Ты за старшего,– обратился он к Сашке.
   – Ага! – Сашка отодвинул в сторону ящик. Сел. Вытащил из кармана пачку сигарет. Прикурил, сгорбился на ящике. Телогреечные личности отошли в сторонку. Снабженец сел в машину и укатил.
   В сторонке стоял, покачивался на волне катер. Вышел морячок, развесил на тросике постирушку. Постоял, закурил, глянул на причал. Неторопливо ушел в рубку.
   По причалу бегом бежал Вася Прозрачный.
   – Капитально! – издали крикнул он.
   Но все больше замедлялся его бег, потом он перешел на шаг и подошел вовсе уж грустный.
   – Вот! – он извлек из кармана газету.
   «Новая советская экспедиция отправляется к берегам Антарктиды»,– гласил крупный заголовок.
   – Вот,– сказал Васька убитым голосом.– Везет же людям!
   Сашка откинул окурок и закурил новую сигарету.
   – А ты рискни,– тихо предложил он.
   – Что ты! Там же очередь с километр, наверное. Все же хотят.
   – Не все, Вась. Это ты по ошибке.
   – Ну, у кого вместо мозгов квартира там или ресторан. Вдвоем бы! Почему я тебя раньше не встретил, Саня?
   Сашка молча затянулся раз, другой, третий. Искоса посмотрел на Прозрачного.
   – Едем! – сказал Сашка.
   – Не шути, Саня. Горестно Ваське сегодня.
   – Едем! Я не шучу.
   – А как же…
   – Обойдется! Так едем?
   – Куда, Саня?
   – В Ленинград, естественно. Антарктиду там формируют.
   – Эй вы! – крикнул Сашка телогреочным личностям.– Постерегите ящики.
   – Дождись. Деньги получишь,– не отрываясь от созерцания небесных высот, прохрипел один.
   – Дарю! Ты и получишь. Идем!
   – Циркач! – изумленно сказал ему вслед бич.

АНТАРКТИДА

   Было раннее ленинградское утро. Они шли по совершенно пустынной улице. Прозвякал и прокатил мимо утренний, тоже пустой трамвай. Вдали показалась поливочная машина.
   – Постоим,– сказал Вася Прозрачный.
   Они закурили. Поливочная машина прокатила по улице, paзбрызгивая воду. Вася проводил ее взглядом.
   – Не работал на такой. Наверное, в жару интересно.
   Едешь и вроде бога выдаешь дождик.
   – Ты что хитришь? – спросил Сашка.
   – Знаешь, Саш. Ты иди один.
   – Разумеется,– поспешно сказал Сашка.
   …Они стояли у чугунной ограды. Сашка нервно прикурил, затянулся, бросил сигарету, посмотрел на часы.
   – Вот что. Начальник экспедиции – человек занятой. Пойду прямо сейчас. Займу очередь. Буду первым.
   – Капитально! Я – напротив,– Вася кивнул через улицу,– Буду там ждать.
   Сашка прошел двор, нашел стеклянную вывеску. Потянул на себя тяжелую дверь.
   Вахтер за столом поднял голову.
   – К кому?
   – В Антарктиду,– сказал Сашка.
   – Второй этаж,– буркнул вахтер.
   Сашка поднялся на второй этаж. Коридор был длинен и пуст. Одна дверь была приоткрыта. Сашка заглянул, прочел фамилию на двери. Вошел в приемную. Стол. Зачехленная машинка. Три стула. Напротив дверь кабинета. Сашка потрогал ее. Дверь открылась.
   – Входите,– сказал мужской голос. Сашка вошел.
   В увешанном картами кабинете сидел пожилой человек в летной кожаной куртке. Огромное окно раскрыто. Ветер шевелил занавески.
   – Слушаю,– человек взглянул на Сашку.
   Но Сашка, как завороженный, смотрел на то, чем человек занимался. Перед ним лежала толстая стопка листов географических карт, и он перекладывал листы, сверяя их номенклатуру.
   – Желаете попасть в Антарктиду? – не отрываясь от карт, сказал человек за столом.
   – Нет, не желаю. То есть желаю, но не могу.
   Человек поднял голову и внимательно посмотрел на Сашку. Взгляд был усталый, но в глазах явно проглядывал интерес.
   – А что же? Что привело вас сюда?
   – Там, за окном, стоит парень, который видит во сне пингвинов. Между прочим, он вам просто необходим. Две руки, семь специальностей. Не считая побочных. Я географ и кое-что понимаю. Он действительно необходим в Антарктиде.
   – Садитесь! – человек кивнул на стул.– Первый случай в моей практике, когда в вашем возрасте просят не за себя…
   – Просить именно не за себя гораздо естественнее,– усмехнулся Сашка.
   – Согласен. Но в чем все-таки дело?
   И Сашка Ивакин второй раз вынужден был повторить свой неправдоподобный рассказ, где детство смешалось с прошлым веком, розовая чайка е горными лыжами и мечта о неоткрытых землях с угрожающей слепотой. Он старался рассказать все это сдержанно, отодвинуть себя и свои недуги на дальний план, а вперед выдвинуть странную судьбу Шаваносова и птицу, которая есть все-таки на самом деле.
   – Завидую,– сказал начальник экспедиции.– Двадцать лет в Арктике, но я ее не видел. Изумительная все-таки птица. А с этим Шаваносоным разберитесь. Зайдите к деду Монякину. Он главный историограф Арктики. А эта записка для вашего друга. Его проверит… если все так, то, безусловно, возьмут.
   Начальник встал. Посмотрел Сашке в глаза.
   – А из вас, возможно, будет географ, Ивакин. Институт вы зря бросили. Но впрочем…
   – Ладно,– без улыбки сказал Сашка.
 
   ПРОДОЛЖЕНИЕ ДНЕВНИКА НИКОЛАЯ ШАВАНОСОВА
   Любовь натолкнула меня на мысль о красоте, которая возвышает душу человека. Говорят, что Гете плакал перед прекрасной статуей Венеры Милосской.
   Я думаю, что чем больше будет открыто в мире живой красоты, тем меньше останется в нем места для жестокостей и бед.
   Такова общественная основа моего решения.
   На фактический план меня натолкнуло чтение сочинений покойного академика Крашенинникова. Читая выполненное им с. величайшим тщанием описание природы и животного мира Камчатки, я вдруг подумал, что розовая чайка, будь она им Камчатке, не ускользнула бы от тщательного ума этого натуралиста.
   Естественное любопытство привело меня к чтению отчетов экспедиции Беринга, Лаптевых, Прончищева, Ласиниуса, славного Миддендорфа.
   Упоминаний о розовой чайке в их трудах я не встретил. Но перед взором моим развернулись необъятные пространства полярной России. Дальнейшие мои доводы должны быть поняты каждым: англичане встретили розовую чайку на восточных наших пределах, потомки норвежских викингов встречали ее на западных. Возможно ли в этом случае представить себе, чтобы эта птица миновала, оставила в стороне тысячеверстные земли между чукчами и Архангельском.
   Изучение путешествий по русскому северу с времен Ермака до изысканий последних лет указывает с ясностью, что наименее известным местом в России является пространство между дикими реками Индигиркой и Колымой. Можно сказать, что это один из самых глухих мест в мире. Туда не забирались путешественники, не заходили миссионеры. О животном мире тех мест, о племенах и географии ничего не известно. Предполагается только, что там лежит огромная равнина, покрытая тундрой, озерами, по-видимому, лишенная леса.
   А может быть, есть племена, которые молятся розовой птице. Я присоединился бы к их вере…

ПРОЩАНИЕ

   Как ни крути, но пришел все-таки этот момент, и отодвинуть его уже невозможно. Скверик был мокрый, лавочки блестели под весенним дождем. Вася Прозрачный рассовывал по карманам бумажки, прятал глаза и говорил чепуху:
   – Командировочное предписание – раз! Талон на спецодежду-два! С ума сойти – три теплых костюма. Письмо к главному механику – три. Капитально! Получается итог: снова Васька при деле.
   – Антарктиде – привет,– сказал Сашка.
   – Передам. Пожму лапу пингвину. А как же? Может, передумаешь?
   – Не судьба.
   – Насчет судьбы – это все разговоры больше. Ее гусеничным траком надо давить. Действовать на нее упорной силой. Что будешь делать, Саня? Как применять упорную силу?
   – От Качуга вниз по Лене. Потом все время к востоку.
   – Ты держись за людей. Не за всех, а которые наши ребята. Ребята везде есть… Эх, Санек, может, тебе неизвестно это: много ребят настоящих есть…
   Сашка вынул из кармана пачку денег. Разделил пополам.
   – Наши с тобой капиталы.
   – Не пойдет,– твердо сказал Вася.– Прими как мой вклад. В получку кину перевод «Якутск, до востребования». Договорились? Или в другое место. Ты в клинике будешь?
   – Наверное, в клинике. Давай к поезду. Пора.
   Они стояли у чистеньких пригородных вагонов. Была середина дин, и перрон был почти пуст.
   – Саш!– с усилием сказал Вася Прозрачный.– Если у тебя серьезное что… я слышал, глаза пересаживают. Ты не унывай. Васька тебе свой глаз даст. Будут ходить два корешка одноглазых. Один с Арктики, второй с Антарктики. Умора! Правда, умора, Сань.
   – Возьми адрес,– Сашка вырвал листок из блокнота.– Тут все написано. Это мой тренер. В крайнем случае… через него.
   – Ты к птице не очень стремись. Полежи, верно, в больнице.
   – Давай прощаться. Иди в вагон.
   – Будь, Саня.
   – Будь. Антарктиде привет.
   Сашка, не оглядываясь, неторопливо пошел по перрону. Дверь электрички зашипела и начала закрываться. Васька сунул ногу, руку, раздвинул дверь и держал открытой, смотрел вслед Сашке. Сашка свернул за угол. Электричка двинулась.
   Сашка вскочил в трамвай. Стоял, держась за ручку. Лица пассажиров вдруг расплылись, стали серыми, Сашка тряхнул головой, потер глаза. Ничего не изменилось. Он долго стоял, зажмурив глаза, задерживая дыхание. Открыл. Все было нормально.
   …Сашка выскочил из трамвая. Пошарил глазами. Такси шло свободным. Он поднял руку.
   – В аэропорт,– сказал он таксисту и отвалился на заднее сидение. Сидел, кусая губы.
   В аэропорту Сашка долго стоял у расписания самолетов, пересчитывал деньги. Самолеты взлетали как мечта о краях, где мы не бывали, и уходили в светлое небо как подтверждение тезиса о том, что побывать в тех краях стоит, и когда-нибудь, черт возьми, это исполнится.
   Прижимая руки к груди, Сашка что-то объяснял кассирше и показывал тощенькую пачку денег.
   Наконец кассирша дала билет. Сашка сунул его в карман, посмотрел на часы и пошел к зданию вокзала.
 
   ПИСЬМО НИКОЛАЯ ШАВАНОСОВА, ВКЛЕЕННОЕ КЕМ-ТО В ДНЕВНИК
   «Вы, конечно, уже почитаете меня, Государыня моя, в царстве мертвых, не получая так давно от меня, ни обо мне ни малейшего известия. Я начну сие письмо тем, что постараюсь оправдаться перед Вами в моем долговременном молчании, и донесу Вам тому причины…»
   Вот так, «Государыня моя», начиналась занимательная книга некоего Дела Порта «Всемирный путешествователь», написанная около ста лет назад. Свои путевые записки славный «путешествователь» излагал в виде писем некой прекрасной даме.
   Я тоже сейчас «путешествователь». Большую часть зимы я провел в Иркутске в сборах и подготовке. В Иркутске же мне сказали! «Мы знаем о тех краях только то, что там жить нельзя».
   Ехать же мне надо было от Иркутска до Качуга по зимнему пути. От Качуга после весеннего паводка сплавиться вниз по Лене до Якутска. От Якутска начиналось незнаемое.
   В качестве основной карты я взял карту, составленную известным капитаном Гаврилой Андреевичем Сарычевым. Карта эта была составлена им во время путешествия Биллингса, то есть много десятилетий тому назад, но позднейшие путешественники мало что к ней прибавили.
   Якутск – деревянный городок, заброшенный в дебри приполярной Азии. На приезжего он производит гнетущее впечатление вследствие полной заброшенности своей после героических деяний землепроходцев.
   Больше добавить нечего.
   В этом не так уж древнем городе много развалин. Развалины крепости, выстроенной казаками, остовы домов, покосившиеся колокольни. Я же надеялся, что найду здесь сильный и гордый край, сохранивший энергию и предприимчивость основателей.
   Если по улицам Якутска пройдет живой мамонт,– по-моему, в Европе об этом узнают лет через сто.
   Ближайшей моей целью является отдаленное стойбище Сексурдах.

ДОРОГА

   По раскисшей от грязи сибирской дороге с натужным ревом двигалась машина. Был пейзаж из черных сопок с белыми пятнами не сошедшего еще снега, с зеленым пушком лиственниц и с дальними хребтами, на которых лежали низкие темные облака. Низкие облака, грязь и весенняя бесприютность были в этом пейзаже.
   Шофер в ватнике с круглым лицом, нос пипочкой, с многодневной: небритостью, коренной сибиряк одним словом, перекатывал руль. Модный приемник ВЭФ-12 шпарил мелодии «Маяка». Рядом сидел Сашка.
   – Так как же тебя занесло сюда? – продолжал беседу шофер.
   – Билет кончился,– хмуро ответил Сашка.
   – А надобно тебе дальше?
   – Надобно.
   – А деньги, выходит, кончились?
   – Кончились.
   – Ну, положим, проедем мы восемьсот километров. Я машину сдам. Буду ждать вертолета. А ты?
   – А я дальше.
   – Там трасса кончилась, куда я еду.
   – Как-нибудь,– сказал Сашка.– Раз надо, как-нибудь доберусь.
   – Интересное «надо» у тебя получается, – шофер повернул к Сашке лицо, усмехнулся, показал прокуренные зубы, покачал головой. – Первый раз такое интересное «надо» вижу.
   Дорогу окружал мокрый кустарник– Дальше шел мелкий лиственничный лес. и поднимался полускрытый туманом бок сопки. Накатный луч солнца прорвался сквозь этот туман, и тайга вспыхнула розовым светом, и молодой пушок лиственниц заиграл изумрудной расцветкой.
   Машина тяжко забуксовала. Шофер переключал скорости, но машина садилась все глубже.
   – Обожди,– сказал Сашка. Он выскочил из кабины.-Сейчас что-нибудь подброшу.
   – Плащ сними, шофер вытащил из-под сидения телогрейку, кирзовые сапоги. -Надевай сибирскую форму.
   …Пламя костра металось, вырывая из темноты то автомобильный скат, то древесные стволы, то задумчивое усталое лицо шофера, то Сашку.
   Шофер взял веточку, прикурил и долго смотрел на огонь. Сашка, задумавшись, смотрел куда-то в темноту за костром.
   – За морем телушка полушка, сказал, продолжая беседу, шофер, – Все едут. Кто за рублем, кто от жены, кто приключения на свою голову ищет. У меня, между прочим, тоже мечта была в твоем возрасте.
   Сашка повернулся к нему.
   – Верблюдов водить. Караваны. Накладную подписал, груз принял и дуй полгода в одном направлении. Ни штрафов тебе, ни дырок в талонах, ни правил движения. Через полгода груз этот сдал, полежал на ковре, винца выпил и снова в другую сторону. Другие места. Другие люди. Только звезды одинаковые. А звезды зачем одинаковые? Чтобы себя, что ты есть, не забыть. Понял почему?
   – Мечта что надо,– сказал Сашка.
   – Светать скоро будет,– шофер зевнул.– Пойду, посплю.
   – Я посижу.
   И остался Сашка один у дымящегося костра.
   Догорающие ветки изредка вспыхивали и освещали сгорбленным Сашкин силуэт и стволы деревьев за ним, а дальше, за деревьями, глушь, пугающий мрак.

ШАВАНОСОВ

   Лет семьдесят назад с Шаваносовым происходило следующее.
   Костер горел дымно и плохо. На тайгу давно уже опустился вечер. Верхушки деревьев еще краснели в закате, а внизу уже ложился легкий ночной туман.
   Шаваносов перестал дуть на огонь, разогнулся, потер слезящиеся глаза. Он был худ и грязен. Голова в войлочной шляпе, на шею, затылок и уши опускалась тряпка от комаров.
   Он подбросил в костер остатки дров, взял топор и пошел в сгущавшиеся сумерки леса. Взгляд его остановился на сухой лиственнице, торчащей на маленькой, заросшей травой прогалинке. Он перехватил топор и пошел через прогалину. Неожиданно дерн стал оседать. Шаваносов сделал несколько больших шагов и провалился.
   Он медленно погружался в трясину.
   – Господи! Яви волю твою,– тихо сказал Шаваносов.
   – Своевременное обращение,– раздался насмешливый голос.
   Шаваносов вскинул глаза. Человек в добротном парусиновом костюме, меховой дошке как будто вырос из тумана. Крепкие сапоги, бородка, в руке он держал короткий винчестер. Незнакомец насмешливо смотрел на Шаваносова.
   – Кто вы? – спросил Шаваносов.
   – Господь явил свою волю. Но господу надо помочь. Топор можете кинуть?
   Шаваносов размахнулся и швырнул топор. Незнакомец ловко поймал его. В два удара он срубил лиственницу. Кинул ее Шаваносову.
   – Держите, любезный. Сейчас я вас вытащу! Вот уж не думал быть посланцем господа.
   Он срубил еще несколько тонких березок и снес их к краю болотца.
   – Вы кто? Не дьявол ли? – спросил Шаваносов. Он держался теперь за лиственничный ствол.
   – Хо-хо! Узнаю российского интеллигента. Мистика заедает. И главное: отсутствие логики. Что в Якутии, что на Тверской.
   Говоря все это, незнакомец ловко выкладывал на трясине дорожку из срубленных стволов.
   Облепленный грязью, вздрагивающий от холода Шаваносов доставал из мешка сухую одежду. Незнакомец подперев голову локтем, насмешливо смотрел на него.
   – И все-таки, гоподин Шавоносов, я и который раз прошу объяснить цель вашего путешествия. Все-таки я ангел-спаситель.
   – Я ищу местожительство чудеснейшей птицы. Розовой чайки, – устало сказал Шаваносов.
   – Жар-птица! Поднял голову незнакомец.– Оставьте, милейший, эти небылицы для якутов. Они всему верят.
   – Она есть. Просто люди забыли, что она существует в яви.
   – Допустим, есть. Зачем она вам?
   – Испокон веку человек ищет прекрасное Прикоснувшись к таинству красоты, люди становятся лучше.
   – Хотите переделать человечество с помощью птички?
   Старо как мир! И куда вы денете купца первой гильдии Шалимова?
   – Откуда вы знаете про Шалимова?
   – Заглянул в ваш дневник пока вы спали. Я иду за вами неделю. Я от природы,знаете, любопытен. Из любопытства, знаете, торчал в Сорбонне, затем в Гойдельберго. Искал россыпи знаний, но вовремя понял, что рациональнее искать другие россыпи, настоящие. У здешних людей я закончил еще один университет – таежный. Профессура его не знает бритвы и мыла в отличие от Сорбонны и Гейдельберга здесь твердо знают предмет. Я авантюрист, Шаваносов! Рассорился с проводниками. И вижу, топаете вы. По виду босяк-старатель, что само по себе интересно. Кстати, совет: нельзя так опускаться. Вас могут легко пристрелить. Лоток в сочетании с рваной одеждой – это в тайге опасно. Я решил последить. Может быть, вы идете не с места, а к месту. Потом заглянул в дневник и понял, что ошибся. У вас в роду не было казаков?
   – Каких?
   – Крепких ребят, покорявших Сибирь порохом и крестом. Может быть, у вас карта предка? С человечками и крестиком в нужном месте. Я ее не нашел. Хотя, признаться, искал. Держите в голове?
   – Я ищу розовую чайку. Целей иных у меня нет.
   – И именно под эту птичку Шалимов дал вам деньги на экспедицию.
   – Если я что-нибудь найду, Шалимову отходят права первооткрывателя.
   – Вы пропадете без меня, господин Шаваносов. Ружье вы потеряли. Кстати, я его подобрал. И спрятал. Вам оно ни к чему, пока я здесь. Я хочу посмотреть… гнездовье. Из любопытства. И… можете не опасаться меня. Кстати, три года назад в верховьях Вачыгана эвенк нашел гнездовье. Ветер выдул песок, и остались желтые камушки. Как яички. Эвенк сгинул. Кое-кто… Почему не я? Где логика? Нет, я должен вас охранять, Шаваносов.

ВНИЗ ПО РЕКЕ

   Облепленная грязью машина въехала в таежный поселок. Вперемежку с потемневшими от времени домиками стояли новые двухэтажные деревянные дома, и улицы были засыпаны стружкой, щепками – обломками досок.
   Машина остановилась у новенького двухэтажного здания с вывеской на фанере: «Хангарское геологическое управление».
   – Прибыли, – сказал шофер.
   – Это что? – спросил Сашка.
   – Хангар. Поселок, неизвестный на картах.
   – А Буюнда? Ты же у отвилки на Буюнду обещал меня высадить.
   – Это, парень, двести километров отсюда. Проспал ты отвилок.
   Шофер достал бумажки из ящичка.
   – Пойду машину сдавать.
   Сашка вышел из кабины. Обогнул машину, вплотную подошел к шоферу.
   – Ты что, шутишь? – Он остановил за телогрейку собравшегося было уходить шофера. – Ты объясни все-таки.
   – Дорогу видел? Одному по ней можно ездить? А такие, как ты, не спешат.
   Шофер резко вырвал телогрейку и пошел прочь.
   – Эй, постой! – крикнул Сашка.
   – Сапоги и ватник оставь себе… путешественник. – Шофер вошел в управление.
   Сашка двинулся за ним. Длинные коридоры были пусты и тихи.
   Сверху слышался треск машинки. Сашка поднялся наверх по деревянной скрипучей лестнице. В крохотном кабинете сидела женщина.
   – Вам кого?
   – Начальник есть? – спросил Сашка.
   – На связи. По коридору направо.
   Сашка пошел. В комнате по коридору направо пищала морзянка, хрипел динамик, и на двери висела краткая вывеска: «Посторонним! В радиорубку! Категорически!»
   Сашка остановился у двери.
   – Сорок пятая. Сорок пятая. Как слышите? Прием. Кто на рации? Здравствуйте. Хавелев! Да, Хавелев! Прием. Принято. Двенадцатая. Хавелев, вызываем двенадцатую. Прием.
   Сашка отошел к стенке, закурил.
   – Что? – взорвалось за дверью. – Как ушли? Всех каюров на поиск. Сколько пропало? Оленей сколько? Все? Третьи сутки? Под суд! Под суд тебя отдам, Димитренко!
   Радиошум и энергичный голос Хавелева бушевали за стенкой, куда вход был категорически…
   Сашка прислонился к стене, решил ждать.
   – …Ничем не могу помочь, – выслушав Сашку, сказал товарищ Хавелев, свирепого облика грузный мужчина. – Весной! Весной я тебя ждал, дорогой товарищ. Весной были люди нужны.
   – Не так меня поняли. Я спрашиваю совета: как проще выбраться, чтобы попасть на восток.
   – Ты что: странник? – изумился Хавелев.
   – Сексурдах. Мне надо на Сексурдах.
   – Сек-сур-дах! Значит, не просто странник. Завтра наш бот идет вниз по реке. Там порт. Попробуй оттуда.
   – Спасибо, – сказал Сашка.
   – Я за спасибо бродягам не помогаю.
   – А за что вы им помогаете?
   – Поможешь завхозу. Доплыть. Получить. Погрузить.
   – Договорились.
   – Ночевать в общежитии. Разыщете сами. Пока!
   – Спасибо все-таки, – сказал Сашка.
   – Весной приходи, – буркнул вслед Хавелев. – Весной мы странников хорошо встречаем.
   Сашка шел по улице, поглядывая по сторонам. Увидел вывеску: «Смешанный магазин». Зашел. В магазине, где справа консервы, а слева ситцы, было пусто. Потом откуда-то из-за стенки медленно выплыла продавщица.
   – Новенький! – удивилась она. – Новый человек, убей меня гром. И сразу же за спиртом пришел, а?
   – Нет.
   – Тогда что же?
   – Сапоги, – сказал Сашка. – Размер сорок три. И рюкзак. Вон тот за семь пятьдесят.
   Прямо на крыльце он снял кирзовые разбитые сапоги и натянул болотные резиновые. Поставил старые сапоги рядом с крыльцом. И возле примостил опустевший чемодан.
   В свитере, болотных сапогах он превратился сразу в видного парня, каким и был когда-то во времена соревнований и тренировок.